"Ухаживания на скорую руку" - читать интересную книгу автора (Делински Барбара)

Глава 4

Струи воды, стекавшие по лицу, помогли Нии до определенной степени скрыть свое изумление при виде этого высоченного нарушителя ее спокойствия, стоявшего у порога дома, где она, Ния, мирно проживала в соседстве с доктором Максом до этого момента. Однако ей понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя и заговорить.

– Дэниэл! – воскликнула она, опомнившись. – Вы меня испугали.

Тусклый свет уличного фонаря осветил его длинное пальто цвета хаки.

– Извините. Я уже собрался было уходить, когда увидел, как вы во всю прыть несетесь по улице. Где же ваш зонтик, позвольте узнать?

Ния мотнула головой в сторону двери.

– Внутри. Хранится в холле в шкафу на случай, если потолок вдруг станет протекать.

Его лицо находилось в тени нависавшего у него прямо над головой козырька крыши, но Нии удалось рассмотреть появившуюся у него на губах улыбку.

– В этом есть смысл. Скажите, а ключ у вас имеется?

Ния порылась в карманах и протянула ему целую связку, стянутую большим медным кольцом.

– К этой двери подходит желтый.

– Вы его даже в темноте различаете?

– Да.

Он тоже без помех обнаружил искомый ключ и открыл дверь, пропустив вперед Нию. Она ворвалась в дом и сразу же принялась отряхиваться от дождя, после чего включила в прихожей свет. Когда Ния двинулась по лестнице наверх, Дэниэл молча последовал за ней.

– А теперь дайте мне зеленый ключ, – скомандовала она через плечо. Стоявший у нее за спиной Дэниэл, осмотрев связку, нашел требуемое, что позволило им наконец войти в квартиру. Швырнув сумку и покупки на стул и повесив мокрое пальто на его спинку, Ния взбила руками мокрые волосы, после чего повернулась к Дэниэлу. Действуя точно таким же образом, он перебросил свое пальто через спинку стула, чтобы дать ему просохнуть. Теперь он стоял в центре гостиной, в которой свободно располагались софа, два стула и стеклянный кофейный столик, находившийся между ними, словно буфер. В темно-сером двубортном пиджаке и черного цвета брюках Стрэйхен выглядел великолепно, хотя сам скорее всего не подозревал об этом. Треугольный вырез его черного свитера подчеркивал белизну рубашки оксфордского фасона, и вместе они подчеркивали удивительно ласковое выражение его лица.

Некоторое время Ния не знала, что и сказать. То ли это был деловой визит… то ли дружеский – кто знает?

– Я… я никак не ожидала застать вас здесь, – наконец выдавила она из себя, чтобы как-то нарушить прочно установившуюся в комнате звенящую тишину.

– Я несколько раз пытался до вас дозвониться, но никто не брал трубку, вот я и решил заехать.

Ния застенчиво улыбнулась и попыталась заправить прядку мокрых волос за ухо.

– Хорошую же погоду вы с собой привезли.

– Далеко ли вам пришлось идти?

При упоминании о том, что она шла пешком под таким ливнем, Ния вздрогнула и обратила внимание на свои ноги, которые, конечно, промокли насквозь. Не думая ни о чем дурном, она сбросила туфли и нагнулась, чтобы их поднять. Лишь распрямившись снова, она поняла, в какое неудобное положение себя поставила. В ней было пять футов и восемь дюймов роста, и она считалась высокой женщиной, но теперь, без каблуков, стоя рядом с этим гигантом, она показалась себе крошечной.

– Уф… Да нет, недалеко. От начала улицы.

– Извините. – Дэниэл снова попросил прощения, но продолжал стоять перед ней, как стоял, и глаз не отвел. – Если бы я знал, я бы встретил вас там и привез сюда.

– Пустяки. – Она сморщила носик, привычно отметая этой гримаской мелочи жизни, и тут же мысленно задала себе вопрос о том, как в дальнейшем может сложиться этот странный вечер. – Как… как вы узнали, где я живу?

Он пожал плечами:

– Я нашел ваш адрес в книге.

– В телефонной книге? Там числится по крайней мере восемь А. Филлипс.

Уголок его рта слегка пополз вверх.

– Шесть. Трое в Кембридже, двое – в Бостоне и один – в Чарлзтауне.

Он стоял перед ней, небрежно засунув одну руку в карман, и сдержанно жестикулировал другой. На вид он был спокоен и даже чуточку игрив, но внутри у него – Ния это чувствовала – постепенно копилась тревога. Неужели он тоже вспоминал их встречу и в особенности ее финал?

– Вы, стало быть, проведали еще и двух других моих однофамильцев в Кембридже? – спросила она, поддерживая этот довольно бессмысленный разговор, поскольку не знала, как быть дальше. Когда дело касалось Дэниэла Стрэйхена, она чувствовала себя беспомощной.

По мере того как он приближался к ней, улыбка на его лице становилась все более дружелюбной.

– Нет, – пробормотал он, огибая диванчик и оказываясь в непосредственной близости к ней. – Я сверился со своей собственной адресной книгой.

Его приближение заставило ее еще больше задрать голову вверх.

– С вашей адресной книгой?

– С той, что хранится у нас в комплексе на случай всяческих оказий. Туда мы заносим, помимо всего прочего, имена и адреса спортивных комментаторов и обозревателей. Конечно, ваш адрес мог измениться, но, как выяснилось, этого не произошло.

– Понятно. – Вот, значит, кому она обязана его приходом. Дэвиду! Какое потрясающее совпадение! В нем есть даже что-то зловещее!

– Сегодня вечером у вас нет игры? – холодно осведомилась она, в определенном смысле пытаясь таким образом защититься от его слишком близкого соседства, которое постоянно ощущала.

Дэниэл в шутливом изумлении приподнял бровь.

– Мы же не можем играть каждый вечер. Расписание и без того чрезвычайно насыщенное.

– Какой ужас, – промурлыкала она, но никакого сочувствия к бедным игрокам в тот момент не испытывала. Ее куда больше занимало другое – как увеличить дистанцию между Стрэйхеном и ею. Уж больно он был хорош. Она вновь, как тогда, чувствовала, с какой непреодолимой силой воздействовала на нее его мужская стать, и боялась этого воздействия. – Послушайте, вы меня извините, ладно? – Она с легкой гримасой отвращения взглянула на свои мокрые чулки. – Мне срочно требуется переодеться в сухое. – Если в этих словах заключался намек, что ему пора уходить, то он благополучно пропустил его мимо ушей.

– Я хотел пригласить вас на обед.

– Правда хотели? – Она смерила его взором, в котором вместе со скепсисом отлично уживалось приятное удивление. Пульс у Нии зачастил, поскольку она никак не могла уяснить себе – шутит он или говорит серьезно.

К тому времени на лице у Дэниэла прочно утвердилось непроницаемое выражение, не дававшее ей ключа к разгадке.

– Ну так как же?

– Нет.

– Нет? – Ее мгновенный отказ, должно быть, весьма озадачил Дэниэла. – Но почему же? – спросил он, впрочем, без малейшего недовольства в голосе.

– Потому что у меня уже есть свои планы насчет обеда. – Она на секунду отвернулась и нашла глазами стул, куда перед этим побросала свои пожитки. Дэниэл посмотрел на часы.

– А… У вас, наверное, свидание?

– Нет. Я остаюсь дома. Никто и ничто не заставит меня высунуть нос на улицу в такую погоду. – Естественная реакция на проливной дождь заставила ее на минуту забыть об осторожности. – Я собираюсь пообедать здесь.

– Ага, – произнес он, не совсем еще понимая, что она задумала. – Вы, значит, имеете привычку обедать в одиночестве?

В его голосе совершенно неожиданно для женщины прозвучало сожаление, которое окончательно ее успокоило. Представив перед собой на тарелке дымящийся розовый кусок омара, она улыбнулась.

– Сегодня у меня было такое желание.

Он молча кивнул и посмотрел туда, где на стуле лежало его мокрое пальто, словно давая ей понять, что у него тоже нет ни малейшего желания ехать куда бы то ни было в такую непогоду. В этот момент нечто в его поведении поразило Нию – во всей повадке Стрэйхена вдруг проступил облик очень одинокого человека. Что и говорить, она была тронута.

– Если вы не против, можете ко мне присоединиться, – скороговоркой произнесла она, подчиняясь воздействию момента. В ее голосе появилась та самая женская интонация, по поводу которой за день до этого успел пройтись Билл. За ней угадывались искренность и сердечность – ей хотелось, чтобы он остался.

Темноволосая голова гостя медленно повернулась в ее сторону.

– А у вас на двоих хватит?

Ния широко улыбнулась, поскольку еще до его вопроса начала прикидывать, что и как приготовить.

– Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. Но прежде… – она притворно нахмурилась, – мне все-таки надо переодеться. – Не сказав больше ни слова, она прошла в спальню, затворила за собой дверь и, сняв блузку и юбку, натянула на себя джинсы, свитер и мокасины. Сквозь раздиравшие ее душу самые противоречивые чувства на первое место вдруг выступило обыкновенное упрямство. Ежели Дэниэл Стрэйхен решил у нее отобедать, ему придется принять ее условия игры. Прежде всего ей до чертиков надоели официальные костюмы и высокие каблуки – она носила все это в течение рабочего дня, но вечером может себе позволить более легкомысленный наряд.

Накинув на голову полотенце, она принялась старательно вытирать волосы, а затем не спеша прошлась по ним несколько раз щеткой, укладывая высушенные прядки в безупречную прическу роскошного, каштанового с рыжинкой, цвета. Добавив немного румян на щеки и бледно-розового блеска на губы, она отошла на шаг от зеркала, чтобы полюбоваться на результат.

Зеркало послушно отразило вполне достойный облик современной деловой женщины. Ния была стройна, но имела округлые формы там, где нужно. Ее бюст говорил о уже вполне сложившейся зрелой красоте, но стройные ноги были по-девичьи длинными, и тесные джинсы лишь подчеркивали их безупречную форму и отсутствие малейших жировых отложений на бедрах. Ее волосы ниспадали до плеч, сглаживая легкой волной локонов почти скульптурные очертания лица. Главным же ее украшением были огромные глаза фиалкового цвета, которые на этот раз смотрели на мир довольно весело, что уже давно с ними не случалось.

Ния, подметив лукавые искорки у себя в глазах, старательно нахмурилась. С чего это она так развеселилась, спрашивается? «Но, черт возьми, – ответила она себе, – мне ведь временами бывает так одиноко… Почему бы не пообедать с… с… другом?»

Когда Ния, причесавшись и переодевшись, вернулась в гостиную, выяснилось, что Дэниэла там нет. Она потянулась за пакетом с вареным омаром, но, услышав шум на кухне, мгновенно настроилась на весьма воинственный лад. В памяти возникли весьма мрачные мысли. Раздраженная донельзя, она помчалась на кухню, где и застала гостя, занятого поисками штопора в кухонном шкафу. Стрэйхену потребовалось открыть бутылку вина, которую он обнаружил на полке.

– Ох, – перевела дух Ния, мгновенно успокаиваясь и опуская руку, которую прижала было к груди, чтобы унять с силой заколотившееся сердце. – А я уж думала, вы уселись смотреть телевизор. – Глаза ее хищно сощурились. – Если у вас появилось намерение посмотреть баскетбольный матч в этом доме, то сразу же выкиньте это из головы. – Когда он затворил дверцу шкафчика и направился к ней, она торопливо заговорила, пытаясь обосновать свое требование: – Здесь нет места баскетболу – ни любительскому, ни профессиональному. Вы меня понимаете?

Прежде чем Ния успела понять, что происходит, и привести в порядок свои растрепанные чувства, Дэниэл коснулся ее лица. Его пальцы сразу же запутались в ее волосах и легонько сжали голову. В его глазах полыхнул огонь, который мог бы сравниться по силе только с пламенем, полыхавшим в ее взгляде. Правда, источники этого огня – как секундой позже сообразила Ния – были разные.

– Что вы делаете? – прошептала женщина, забыв про свой гнев, как только он нежно коснулся ее. Но уже слишком близко к ней оказалось его бесконечно длинное тело, его руки с длинными гибкими пальцами и кожа, источавшая аромат его лосьона после бритья. У нее перехватило дыхание, и она едва оказалась в состоянии закончить вопрос.

– Я вас целую, – произнес он, но медлил, вбирая в себя взглядом каждую черточку ее взволнованного его близостью лица. Если он ожидал встретить с ее стороны сопротивление, то просчитался – она была слишком поражена случившимся, чтобы пошевелить хотя бы пальцем. И вот наконец он склонился к ней и, прежде чем коснуться ее рта, ощутил на губах ее теплое дыхание. Затем последовал и сам поцелуй – нежный и сильный. Этот поцелуй ничего от нее не требовал, но был восхитительным и пьянил, как вино.

Ния, задыхавшаяся под целым водопадом чувств, едва ли имела достаточно силы, чтобы ответить на его ласку или сказать хоть слово в ответ. Она продолжала стоять перед ним, принимая все, чем он находил нужным ее одарить. Его рот был щедрым, а губы твердыми и умелыми. Поцелуи все длились и длились, лишая ее последних сил. Его длинные ласковые пальцы нежно сжимали ее голову, слегка массируя кожу.

По мере того как его напор нарастал, в Нии просыпалось ответное желание. Она постепенно выходила из охватившего ее поначалу ступора. Это освобождение давало ей возможность полностью включиться в эту сладостную игру со всей страстью женщины, у которой после столь долгого периода безразличия пробудилась чувственность. Какими бы недостатками Стрэйхен ни обладал в сфере своих привязанностей и антипатий, он был единственным мужчиной за последние несколько лет, которому удалось взволновать ее женское начало. Он тоже ощутил – чисто интуитивно – ее возвращение к радостям плоти и удвоил свои усилия. Его губы сделались жадными, но она, подставляя ему свой рот для поцелуев, тоже собирала свою долю удовольствий. Постепенно она заманивала его язык в глубокие странствия, побуждая к ласкам более откровенным и пылким. Их поцелуи стали столь изысканны, что она замерла, охваченная острым, как сердечная боль, желанием – всепоглощающим и страстным.

Когда Дэниэл оторвался от ее губ, Ния испытала горечь настоящей потери. Разочарование ее было тем сильнее, словно речь шла о вновь обретенном качестве – чувственности, благополучно забытой ею среди всех неурядиц неудавшегося брака. Ее лишили лакомства, к которому она вновь обретала вкус! Впрочем, глядя на Дэниэла и вслушиваясь в его тяжелое прерывистое дыхание, можно было сделать вывод, что он испытывал те же чувства. Чуточку отстранив ее от себя, он всмотрелся в ее лицо, пылавшее от жаркого румянца и оттого еще более прекрасное. Потом, будто до конца осознав, что именно она испытала в эти минуты, он крепко обнял ее, пожалуй, впервые с момента их знакомства. Это был в значительной степени символический жест, означавший, что он готов принять ее в тот мир, в котором существует сам. Он разрушил для нее стену, которую обычно возводят вокруг себя люди духовной жизни, чтобы иметь возможность отдохнуть от внешнего мира. Ния же ощущала близость с ним, не вдаваясь в рассуждения и покоренная его силой. Значимость момента еще больше подчеркивала дрожь, исходившая от его рук, крепко сжимавших ее. Но все когда-нибудь кончается: он освободил ее из нежного плена и отступил на шаг.

Первой пришла в себя Ния, которой удалось выдавить из себя несколько слов шепотом.

– Как это все случилось? – В ее фиалковых глазах, затуманившихся от только что пережитого, искрой вспыхнул вопрос.

– Наверное… от голода… – высказал он предположение самым невинным голосом.

Помотав головой, чтобы прийти в себя, Ния засмеялась:

– Мы опять, стало быть, возвращаемся к этой излюбленной теме?

– Не скажите, – произнес он уже более серьезно. – У меня такое чувство, что вы его стимулируете. Как, к примеру, излишек сахара в крови. Я о вас без конца думаю со вчерашнего дня.

– Именно что со вчерашнего дня, – быстро отреагировала Ния, – вечером вы обо мне даже, наверное, и не вспоминали – у вас же была игра.

– Вы смотрели?

У нее на лице появилось виноватое выражение, которое несколько поубавило его пыл.

– Я… почти что…

– Как прикажете вас понимать?

– Очень просто, – вздохнула женщина. – Я так долго уговаривала себя включить телевизор, что опоздала. – Однако это было только начало истории. Куда проще было бы сказать, что ее не было дома! Но нечто в характере Дэниэла заставляло ее говорить ему правду. Словно в ответ на его безмолвную команду: «Дальше!» – она принялась разоблачать себя еще больше. – Ну вот… я продержалась весь первый куплет…

– Первый куплет? – с изумлением переспросил он.

– Ну да – тот самый: «Ты скажи, разве ты не видишь, как…»

– Ах, – он закинул голову вверх и засмеялся над своей непонятливостью, – тот первый куплет… – Потом нахмурился: – Вы, кажется, сказали, что не могли заставить себя посмотреть игру?

Она пожала плечами, признавая собственную вину, и отвела глаза. В следующую минуту, правда, она уже снова была полна энергии и потребовала, чтобы он открыл холодильник.

– Вы на меня сердитесь? – спросила она, отодвигая в сторону несколько пакетов с овощами, чтобы добраться до заветного бифштекса, который она столь прозорливо вчера помиловала.

– Нет.

– А ведь могли бы… – предположила она в чисто экспериментальных целях.

– Нет, Антония. – Он взял ее за руку и привлек к себе, одновременно закрывая дверцу холодильника. – Я не мог. Вы мне ничего не должны и уж тем более не обязаны обожать эту игру. Более того, – его темные глаза взывали к полному вниманию с ее стороны, – зная о вас то немногое, что мне посчастливилось узнать, я начинаю понимать, что вы чувствуете. Верно вы поступаете или нет, но вы связываете баскетбол со всеми своими прошлыми горестями. Хотя мне, разумеется, не слишком приятно это осознавать, я уважаю ваши чувства. И еще, – тут он коротко улыбнулся, от чего ее лицо засветилось тоже, – я бы разозлился на вас при одном только условии – если бы вы сказали мне, что вчера вечером вас не было дома…

Теперь у Нии на губах тоже появилась широкая улыбка. «Слава создателю, – подумала она, – что я не соврала ему, как хотела было сделать». Потом ей пришло на ум, что в его словах скрывалось еще что-то. Она не была в этом уверена, но такой возможности не отвергала.

– Я была дома. И я знаю, что ваша команда победила. Так что примите мои поздравления.

Пожав плечами, он отошел в сторону.

– Куда это подевался штопор?

Но если Ния решила, что тема баскетбола была оставлена до лучших времен, она ошиблась. Поскольку стоило только Дэниэлу откупорить бутылку и разлить вино по бокалам, как он немедленно уселся на высокий кухонный табурет, вытянул перед собой бесконечные свои ноги и задумался, созерцая известные одному только ему дали. Ния положила кусочек масла на сковородку и принялась резать лук.

– А вы хоть когда-нибудь были болельщицей? – неожиданно задал он ей вопрос тихим и совершенно невоинственным голосом.

– Нет. – Нож, занесенный над луком, дрогнул в ее руке.

– Вам с самого начала не полюбилась эта игра?

– Хм. Признаться, я даже сейчас не знаю всех ее правил. – Тяжелый нож аккуратно отрезал от луковицы одно колечко за другим.

– Дэвид с вами о баскетболе не разговаривал, не так ли?

– Я слышала, как он беседовал о нем со своими приятелями, но со мной – крайне редко. – Третье, четвертое и пятое колечко аккуратно легли на деревянную доску. Поморщившись от едкого запаха, Ния протянула руку и взяла новую луковицу.

– Но как такое могло происходить? Вы были женаты пять лет. Если баскетбол играл в его жизни такую важную роль – а я предполагаю, что это было так, – о чем же он с вами разговаривал?

Кожица луковицы с шуршанием отделилась.

– В жизни существует не один только…

– Я знаю. – Он извинился, вспомнив, что ей было неприятно обсуждать эту тему. – Это как-то само собой получилось. Я просто хотел узнать, как вам удавалось не касаться в своих разговорах этого предмета, когда он являлся для вашего мужа жизненно важным?

Когда четвертованию подверглась и вторая луковица, запах сделался еще более резким.

– Мы с Дэвидом говорили на другие темы. Наши взаимоотношения представляли поначалу огромный неисследованный мир. Теперь я понимаю, что нас большей частью он привлекал только благодаря новизне. Меня притягивала зрелость Дэвида, а его – моя юность. В первое время. А потом… а потом… – У Нии на глаза навернулись слезы, и она чихнула.

Пальцы Дэниэла сошлись в кольцо на ее запястье – он молил о снисхождении.

– Извините, Ния. Я не хотел причинить вам боль. Если воспоминания вызывают у вас слезы, я больше на эту тему говорить не стану.

– Да это же от лука! – запротестовала она и подняла к лицу свободную руку, чтобы смахнуть слезинки. – Может быть, я еще испытываю неприятные чувства, когда вспоминаю свой неудавшийся брак, но уж слезы лить по этому поводу прекратила давно. – Когда он отпустил ее руку, она потянулась за последней луковицей. – Скажите, зачем вы меня все время расспрашиваете?

– Из любопытства.

– Вас что, Дэвид интересует? – Она отвернулась и снова занялась луком, так что заметить выражение ее лица не представлялось возможным.

– Нет, Антония. Меня интересуете вы. Я пытаюсь вас понять.

– О боже, это ужасно! – воскликнула она и чихнула снова. – Из-за этих проклятых слез я совсем не вижу, что делаю.

– Послушайте, позвольте, я завершу этот процесс.

«Интересно, справится ли он с заданием?» – спросила себя Ния и сразу же отбежала в дальний конец кухни – подальше от резкого запаха, предварительно вручив нож Стрэйхену. Она едва успела промокнуть от слез глаза, когда шипение сковородки довело до ее сведения, что Дэниэл работу закончил.

– Благодарю. – Она вернулась к стойке и взяла стакан с вином, который ей предложил Стрэйхен. – Знаете что? Вы отлично справились с луком. А еще говорили, что не умеете готовить.

Блеснувшая в его шоколадного цвета глазах искорка не прошла для нее незамеченной и вызвала внутри если не пожар, то заметное потепление.

– Я сказал, что не слишком хороший повар, но такую черновую работу, как шинковка лука, делать умею.

Ободренная установившейся на кухне доверительной атмосферой, Ния решила взять быка за рога. Пора уже было кое-что узнать и о самом Дэниэле. Лучше было начать с его излюбленной темы, а потом плавно перейти на то, что интересовало ее.

– Насколько я понимаю, вы держите в кулаке всю команду. А ведь это дело непростое!

Дэниэл уставился на яркую жидкость, рубиново отсвечивавшую в его бокале.

– Ненавижу, когда ребята работают на износ. А вчера они из кожи вон лезли…

– Тем не менее разве вас не вдохновляет удача?

– Она может отвернуться в любой момент.

– Вы всегда такой пессимист?

– Я бы сказал, что я всегда реалист.

– Но Крис говорил мне, что вы великолепно провели сезон. Неужели вас нисколько не волнует возможность выйти в финал?

– А Крис – это кто?

Если это было проявлением ревности со стороны Стрэйхена, то оно лишь потешило женское самолюбие Нии.

– Он – старший редактор в «Истерн Эдж». И без ума от ваших брейкеров. Он считает, что вы… «гений» – вот то самое слово, которое он употребил.

– Очень приятно. – Поднеся бокал к губам, он принялся медленно потягивать его содержимое.

– Неужели признание не доставляет вам радости?

– Хм…

– Дэниэл. – Она выпрямилась на стуле, почувствовав себя не в своей тарелке. – Что-то я вас не понимаю. Ваша команда успешно проводит одну серию игр за другой. Ваши болельщики от вас без ума, а вы даже не изволите изобразить по этому поводу улыбку.

В следующий момент он изобразил-таки улыбку – для нее, – но в этой улыбке с избытком хватало печали.

– Это ведь всего-навсего игра, Ния. Выигрыши, известность, слава – все преходяще. Сегодня толпа вас превозносит, а завтра, стоит вам только им не потрафить – изберут себе другого кумира. Так что мой путь не усыпан розами, как, должно быть, считают многие. В успехе всегда присутствует и негативная сторона.

Ния бросила взгляд на начинавший подрумяниваться лук и, взяв деревянную ложку на длинной ручке, помешала его.

– Расскажите мне об этом, я хочу сказать – о негативной стороне успеха.

Прежде чем он заговорил, прошло довольно много времени. По-видимому, он пытался привести в порядок свои мысли, чтобы ответить основательно и с толком.

– Трудно непрестанно переезжать с места на место. Я, помнится, и раньше об этом говорил. Все эти перемещения – большей частью на самолетах – нарушают режим, заставляют игроков питаться чем попало, жить в неудобных гостиничных номерах. Ну и главное зло – это статус самого игрока. Если игрок ценный, то одной-единственной травмы довольно, чтобы изменить лицо всей команды.

– А травмы случаются часто?

– Чрезвычайно. Возьмите хоть брейкеров. Мы провели последние шесть матчей без центра и форварда. Уолкер получил удар локтем в лицо, и теперь ему требуется помощь хирурга. Барнс упал не так, как следовало, и повредил колено. А ведь это наши ведущие игроки – и мы лишились их в самый разгар сезона. Мы удачно провели пять матчей в Филадельфии, но, чтобы не вылететь, надо играть еще лучше.

Ния обратила внимание на глубокую морщину, прорезавшую лоб Стрэйхена. Раньше она ее не замечала. Говорят, что если высказать то, что тебя мучает, другому человеку, то станет легче. Что ж, она готова обсудить с ним его проблемы.

– Ну и как же вы обойдетесь без Уолкера и Барнса?

– А что я могу сделать? Немногое. Их-то не будет как минимум еще месяц. Ну, я попытался реорганизовать оборону. Это сработало – и неплохо. – Его взгляд просветлел. – В центр я поставил Раковского. Он парень здоровый – сумеет и за себя постоять, и мяч передать, когда требуется. На месте Барнса теперь Флагг. Он еще молод, но с каждым разом играет все лучше и лучше. – Стрэйхен замолчал и, покрутив головой, чему-то улыбнулся.

Ния тоже улыбнулась.

– Вас что-то развеселило?

– Ребята зовут его «мешок с песком» – Флагга то есть. Он очень спокойный и может спать где угодно. В прямом смысле слова – спит где придется.

Взгляд Нии посуровел.

– А как они зовут того здорового? Раковского, кажется?

Улыбка на лице Дэниэла сделалась еще шире.

– Мордоворот. А еще – Рокки.

– Я так и думала. – Она вернулась к плите и положила на сковородку бифштекс, после чего продемонстрировала содержание принесенного из закусочной пакета.

– Матерь божья! Омар! – Глаза Дэниэла радостно заблестели. – Нет, вы, литературные дамочки, знаете, чем кормить мужчину.

– Это мой омар! Личный! И вы должны об этом помнить. Я бегала за ним в ресторанчик под проливным дождем – хотела себя побаловать чем-нибудь вкусненьким.

– Что, тяжелый выдался день?

Поморщившись, она вспомнила, что основным источником ее проблем был именно он. А теперь он стоял рядом с ней собственной персоной.

– Весьма тяжелый.

– А над чем вы работаете теперь?

– Э нет, Дэниэл Стрэйхен. Так дело не пойдет. Сначала вам придется закончить ваше повествование.

– Мое повествование? – Он протянул руку и снял сковородку с плиты. Пока она выкладывала на тарелку мясо и украшала его луком, Дэниэл непрестанно оглядывал ее хозяйство. – Хотите, я сделаю салат?

– Салат? Полагаете, вам и это удастся?

– Я готовлю хорошие салаты, – заметил он не без гордости.

Она ухмыльнулась.

– Согласна. Делайте. – Она выдала ему глубокую миску. – Все, что вам может понадобиться, находится вон там, – проинформировала его Ния и ткнула пальцем в холодильник, после чего принялась разделывать омара.

– Вы здесь давно живете? – спросил он, спрятав голову за дверцей холодильника. Она представила себе его хитрую улыбку и решила быть поосторожней, чтобы не наговорить лишнего.

– Что еще вас волнует? – спросила она строго.

– Волнует? Меня?

– Это я по поводу вашей работы…

– Хм. – Он помолчал. – Мне казалось, что всякое упоминание о баскетболе вызывает у вас отрицательную реакцию.

– Пока еще вызывает, это верно. Но ведь все это имело отношение прежде всего к Дэвиду. А теперь я проявляю интерес к вашей жизни. Я рассказала вам все о своем неудачном браке, и самое меньшее, что вы можете сделать, – это поведать мне хотя бы о своей работе.

Ния была удивлена, когда он помрачнел и замкнулся.

– Это вам для дела нужно?

– Вы хотите сказать, для очерка, который я собираюсь написать?

Дэниэл утвердительно кивнул. Потом маска суровости, которую он на себя напялил, довольно быстро стала уступать место привычной уже доброжелательности.

– Нет, это не для дела. Прежде всего вы ведь не дали согласия на интервью? Ну и, во-вторых, я не очень-то жажду писать эти глупости!

Теперь суровое выражение полностью покинуло лицо Дэниэла.

– Вот оно! – произнес он с улыбкой, посмеиваясь над ее эмоциональным порывом. – В таком случае скажите мне, что именно вам хотелось бы узнать?

– О ваших невзгодах. Что еще, помимо упомянутого вами, вас тревожит?

Дэниэл заговорил, продолжая вынимать из холодильника все хранившиеся в нем овощи.

– О вечных скитаниях и травмах у игроков я уже говорил. Следующим пунктом следует записать болельщиков. Они не просто бывают временами надоедливыми, иногда они оказывают прямо-таки деморализующее влияние на команду.

– Как же это? – спросила озадаченная Ния. – Я-то думала, что они готовы с вас пылинки сдувать.

– Позвольте заметить вам, мадам, что, когда двенадцатилетний юнец, который сидит на каком-нибудь там тридцатом ряду, заявляет вам с полной уверенностью в своей правоте, что и как вам следует делать, это воспринимается без всякого энтузиазма. Или когда ваш центровой из кожи вон лезет на последних секундах матча, чтобы вырвать заветное очко, а из зала кричат, что вы идиот, доверивший важнейшую миссию абсолютно непригодному игроку, невольно проникаешься неприязнью к таким вот советчикам.

– Я была уверена, что вы успели привыкнуть к такого рода эксцессам.

– До определенной степени, разумеется, да. Но далеко не всегда такая привычка выручает. Конечно, когда твоя команда выигрывает, ты имеешь полное право задирать нос и поплевывать на непрошеных консультантов, не обращая на них внимания. Но когда дело идет плохо, от них не так уж легко избавиться. Вот почему я стараюсь более-менее спокойно воспринимать и взлеты, и падения. Главное – сознавать, что ты делаешь свое дело в меру отпущенных тебе способностей, что же до всего остального – то здесь ни в чем нельзя быть уверенным.

– Даже в своей работе?

– Особенно в работе.

– Но разве… разве вы не подписываете контракт?

В его смехе прозвучали неприятные, циничные нотки, которые не смогло заглушить даже равномерное постукивание ножа о доску – он резал кружочками морковь.

– Контракт в любой момент может быть разорван или опротестован.

– Но это же ужасно! – воскликнула Ния, сраженная наповал мрачной картиной вечной нестабильности положения тренера, которую живописал Стрэйхен. – И что же? Это вас ни капельки не трогает? Никак не сказывается на вашей тренерской работе?

Он поднес разделочную доску к миске и ссыпал в нее нарезанные ломтиками морковь, зеленый перец и редиску.

– Как я уже говорил, я реалист. Стараюсь видеть вещи в перспективе. Кроме того, должен вам заметить, хотя вы и не склонны в это верить, что в моей жизни тоже есть кое-что, кроме баскетбола.

– Ну почему же, – сказала она, бросив в его сторону скептический взгляд. – Я всегда знала, что жизнь – не один только баскетбол. Я просто немного удивлена, что вы, оказывается, тоже так считаете.

– Никогда не судите о книге по ее обложке, Ния, – наставительно произнес Дэниэл, высвобождая листья салата из пакета и подставляя их под холодную воду.

Ния следила за его манипуляциями с некоторой долей изумления.

– Как, однако, у вас это ловко получается, – засмеялась она. – Если вы еще не забудете после мытья насухо протереть листья, то я, пожалуй, решу, что…

– Не волнуйтесь. Разве я не предупреждал, что хорошо готовлю салаты?

– Хм… – Это был единственный ответ, который она была способна дать при сложившихся обстоятельствах.

Этот человек вовсе не был тем Дэниэлом Стрэйхеном, которого она себе нафантазировала. Ния чувствовала, что он начинает интересовать ее все больше и больше. К сожалению, пока она накрывала на стол и поджаривала до нужной готовности мясо, серьезный разговор прервался и возобновился лишь в тот момент, когда они уселись за стол немного наискосок друг от друга. Увидев то, что лежало перед ней на тарелке, Ния, не сдержавшись, сказала:

– У меня то, что вы, баскетболисты, назвали бы полной корзиной.

– Верно, корзина – да еще какая! Я, к примеру, готов есть бифштексы и омаров хоть каждый день.

– Если вам их будут поставлять почитатели?

– Если… – тут он понизил голос, – найдется человек, с которым я смог бы разделить такую трапезу. Обед великолепный. Спасибо, Антония. – Их взгляды встретились, погрузившись друг в друга, а потом разошлись снова.

– Да, это прекрасно, – тихо произнесла Ния, соглашаясь с Дэниэлом, что встретиться с близким человеком за обедом очень приятно. Только вряд ли подобный праздник будет происходить каждый день. Такие люди, как Стрэйхен, долго на одном месте не задерживаются. – Итак, каковы ваши планы на будущее? Наверное, на следующей неделе вы опять будете бог знает где?

– Точно, будем. Правда, на этот раз турне предстоит короткое. Слетаем в Нью-Йорк, оттуда – в Нью-Джерси, потом в Пенсильванию – и домой.

– В Пенсильванию! – воскликнула Ния. – На следующей неделе я тоже там буду.

– Да что вы?

– Правда. Там я собираюсь подготовить к печати статью. В течение двух дней я буду раскатывать по сельскохозяйственным угодьям, что между Ридингом и Ланкастером.

– Вы поедете туда на машине?

– Вряд ли. Это слишком долго. Я думаю отправиться самолетом, а уже там нанять машину. Для этого мне нужно сделать несколько звонков.

Стрэйхен кивнул:

– Понятно… Вы едете одна?

– Похоже на то. Тот, в чьих интересах я буду работать, не скупится на командировочные, но и не собирается швырять деньги на ненужный антураж. – Она подняла вилку. – Признаться, я даже рада, что все складывается именно таким образом.

– Любите путешествовать сами по себе?

– По делу – да. Так мне лучше работается. Кроме того, покончив с делами, я смогу сразу же вернуться домой. – В этом состояло преимущество выездов «в поле» в одиночестве. Но имелась и обратная сторона медали – в такой командировке не с кем было слова молвить.

– Вам часто приходится отлучаться из Бостона?

– И да, и нет. Сейчас период «да». Я даже надеюсь получить задание и поехать в командировку на Западное побережье.

– На Западное побережье? По заданию «Истерн Эдж»?

С терпеливой улыбкой на лице она рассказала ему, что у журнала имеется аналог на Западе, для которого она, Ния, надеется написать весьма серьезную статью.

– Кстати, мои родители обитают как раз на Западном побережье, в Сан-Франциско.

– Не может быть! Вот, значит, где вы росли.

– Угу. Мои родители, братья и сейчас там живут. Кроме того, моя сестра, выйдя замуж, живет в Сиэтле. Я единственная из всех нарушила эту схему. – На ее лице проступила задумчивость. Она вспомнила жестокие споры со своими близкими по поводу переезда на Восток.

– Вы перебрались сюда после замужества?

– До. Я бы сказала, даже задолго до. – Она виновато улыбнулась и поторопилась объяснить свои слова: – Я, видите ли, была очень непослушным подростком и, вероятно, до сих пор хорошенько не знаю, когда лучше промолчать, а когда ввязываться в спор. Несмотря на это, в школе я училась хорошо, и после мне предоставили выбор – продолжить образование в Стэнфорде или Редклиффе. Когда я решила отправиться на Восточное побережье, мои родители были от этого далеко не в восторге. – Она особенно подчеркнула голосом два последних слова. – Ну вот. А потом я встретила Дэвида, и мы обвенчались – тоже против их желания. Они объявили мне временный бойкот.

– Временный?

– Угу, – сказала она, отправляя в рот кусочек омара. – Потом-то я поняла, что кровь – это не какая-нибудь там водица. Со временем они успокоились и даже приезжали сюда, в Бостон. Еще бы немного – и все бы утряслось, но к тому времени мы с Дэвидом уже успели развестись.

Дэниэл первый съел свою порцию омара и совсем уж собрался отрезать теперь кусочек мяса, но так с ножом в руке и замер.

– И как они к этому отнеслись?

Ния пожала плечами, но в пожатии этом явным образом отразилось уважение.

– Что на это сказать? Они вели себя очень мило. Я ведь ожидала бесконечного «мы же тебя предупреждали…», но все обошлось. Надо сказать, что в то время мне было очень скверно, и они, кажется, отлично это поняли. Моя мать даже прилетела сюда и пробыла со мной неделю. Так что мы с ней познакомились поближе – уже как взрослые люди. Получилось очень неплохо.

– Вы часто их навещаете?

– Раз или два в год. В последний раз я летала к ним в ноябре – на День благодарения. Если мне удастся выбить командировку в «Вестерн Эдж», то я получу возможность увидеть их снова уже в следующем месяце.

– В следующем месяце? – переспросил он и окинул ее настороженным взглядом. – Вы и в самом деле легки на подъем.

Несколько минут они ели в молчании, занятые собственными мыслями. Ния чувствовала себя на удивление легко, и причиной тому было соседство Дэниэла. Потом ее снова стало разбирать любопытство, и она заговорила:

– Если бы сегодня у вас был свободный день, что бы вы тогда стали делать? И вообще, чем занимаются тренеры, когда игры не проводятся? – Тот же самый вопрос она уже задавала себе вчера вечером, после игры, которую так и не удосужилась посмотреть. Теперь, когда Дэниэл находился рядом и, по-видимому, пребывал в отличном расположении духа, можно было переадресовать вопрос ему лично.

Поначалу он молчал, опустив глаза и водя вилкой по пустой тарелке. Неужели он все еще в ней сомневался – даже после объятий на кухне – и не хотел хоть немного приподнять таинственную завесу, скрывающую все, что относилось к его личной жизни? Это задевало Нию, поскольку она полагала, что вполне заслужила несколько откровенных слов с его стороны – или ей это просто казалось?

Судя по выражению его лица, решение наконец было принято – и в ее пользу. Глаз он, однако, не поднял, а продолжал с улыбкой на губах созерцать носки ее туфель.

– Меня забавляет, что некоторые люди искренне считают, что «свободный день» – значит, день, свободный от всех забот. Для игроков подобная свобода, к примеру, означает, что им придется три или четыре часа провести на тренировке. Бывают еще собрания всех членов команды, во время которых мы обсуждаем предстоящие матчи или смотрим кино. У меня же – помимо всего этого – бывают встречи с менеджерами…

– Вы сказали «кино»? Вы смотрите фильмы? Это что же – Голливуд проник и в мир спорта?

Дэниэл рассмеялся:

– Я говорю не о субботних вечеринках, когда и я, бывает, смотрю новый фильм вместе со всеми. Нет, «кино», о котором я упомянул, – особенное. Оно, так сказать, нашего собственного изготовления. Обыкновенно мы снимаем на видео моменты игры наших будущих соперников или даже наши с ними матчи, которые уже состоялись, а потом прокручиваем пленку в спокойной обстановке. Это помогает нам определить силу наших противников, их стратегию и в соответствии с этим построить оборону.

Ния кивнула в знак того, что понимает.

– Так какова же роль тренера во время всех командных сборищ и мероприятий?

– Прежде всего эти – как вы говорите – мероприятия и сборища я сам и провожу. Я руковожу тренировками, выступаю на собраниях и комментирую учебные фильмы в процессе их демонстрации. Вся команда смотрит фильм один раз, а я – дважды.

– В самом деле? Но зачем?

– А затем, что я – как тренер – обязан знать не только свою команду, но и команду будущих соперников как свои пять пальцев. Я должен иметь представление, как каждый игрок той или иной команды проявляет себя в определенных ситуациях и как он действует против того или иного игрока другой команды. – Его глаза заблестели от удовольствия. – По моему мнению, хорошего тренера отличает вдумчивый подход к тому, какими средствами команда добивается успеха и обеспечивает себе победу. – Дэниэл вдруг понял, что его монолог является продолжением давнего спора с самим собой и приоткрывает некоторые особенности его характера. Поэтому он замолчал и улыбнулся, чтобы разрядить атмосферу. – Кроме того, Харлан любит кино. Но не любит смотреть его в одиночестве. Он предпочитает находиться в компании трех или четырех членов клуба.

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, слышала ли она уже это имя.

– Харлан… Кто такой Харлан?

– Харлан Маккей. Президент и генеральный менеджер нашей команды.

– Харлан Маккей… – задумчиво протянула Ния. – Харлан Маккей… ну конечно.

– Вы с ним знакомы?

– Его знал Дэвид. Что же касается меня лично, то я с ним не встречалась.

Покончив с едой, Дэниэл откинулся на спинку стула и положил на стол руку с длинными нервными пальцами.

– Харлан – если так можно выразиться – наш эксперт. – Блеск в глазах Стрэйхена свидетельствовал, что ему этот человек нравился. – Ему около шестидесяти лет, он вдовец и живет один, поэтому все члены команды «Нью-Ингленд Брейкерз» для него все равно что родные.

– С ним легко иметь дело?

– Легко? – Он повторил это слово, словно пробуя его на вкус. – «Легко» – термин, имеющий относительное значение. Я с ним уживаюсь, поскольку знаю, что делаю, и ему меня своими подчас невероятными предложениями с толку не сбить. Зато я обязан ему тем, что потерял двух своих помощников и вынужден был на протяжении четырех лет самостоятельно разбираться со своими птенчиками, которые, надо сказать, любят продемонстрировать характер. – Он улыбнулся с чувством той самой уверенности, которая, как он говорил, была ему свойственна. – Тем не менее мне в конце концов удалось его приструнить.

У Нии от любопытства расширились глаза.

– А чем, собственно, этот человек так прославился?

Дэниэл хмыкнул:

– Он только и живет что баскетболом. Причем двадцать четыре часа в сутки. Я хочу этим сказать, что, когда он звонит мне в шесть часов утра, чтобы обсудить стратегию того или иного матча, я…

– Нет, это невозможно…

– Очень даже возможно! Он вечно занят мыслями об игре. Анализирует, знаете ли, каждую секунду игрового времени. А потом рассказывает мне обо всем, что надумал. Временами это бывает крайне утомительно – слушать его измышления.

– Просто не верится в такое – да и только! Но как же вы с ним справляетесь?

– Я пытаюсь вникнуть в его требования и по возможности их удовлетворить. Ну разумеется, таким образом, чтобы это устроило обе стороны.

– То есть победить? – спросила она.

– Нет, я пытаюсь понять Харлана как человека. Ведь он очень одинокий старик, ему не с кем обсудить свои страхи и сомнения. Он всем сердцем желает команде успеха – оттого и волнуется без конца. Но не поймите меня неправильно – у него особый нюх на молодые таланты, и он умеет закреплять их за нашим клубом. К тому же он отлично знает, как добиться материальных выгод – брейкеры под его мудрым руководством стали получать самые значительные доходы за всю свою историю. Но все-таки он… чума. Его бы воля, он не отпускал бы меня от себя ни на минуту. Поэтому мне приходится самому назначать время наших командных сборищ. В противном случае – как вот сегодня – он собрал бы всех с первыми лучами солнца. – Помолчав, чтобы перевести дух, он добавил: – Как бы то ни было, мне удалось его убедить, что я знаю свое дело.

– Убедить? Но ведь победы брейкеров говорят сами за себя. Какие ему еще нужны доказательства вашей компетентности?

– Туше́, – произнес Стрэйхен и скромно улыбнулся.

– Дэниэл, скажите мне: что же вам все-таки нравится в вашей работе? – тихим голосом продолжала допытываться Ния. – Пока что вы говорили только о ее минусах. Каковы же плюсы?

Дэниэл ответил со всей решимостью.

– Игра, – коротко бросил он, и на его губах появилась беспомощная, почти детская улыбка. – Я люблю эту игру. И всегда любил. Когда я еще был ребенком… – начал было он, но сразу же замолчал, заметив, как Ния подалась вперед. В первый раз за время их знакомства он собрался хоть что-то сообщить о своем детстве, и вот…

Впрочем, ее разочарование стало рассеиваться, когда он послал в ее сторону взволнованный, полный скрытого значения взгляд, от которого его лицо осветилось изнутри.

– Да что об этом говорить! Это нужно чувствовать. Когда все в игре получается, она приобретает особый ритм, который не спутаешь ни с чем. – Его рука изобразила движение, сходное с движением морской волны. – Вы ведь знаете, как это бывает, когда вдруг происходит, как ты задумал.

Он заговорил тише, но с еще большим чувством. Его речь стала приобретать драматический оттенок:

– Ты хватаешь мяч, который тебе передали, и делаешь быстрый рывок, а потом сам отдаешь пас – и бежишь следом за своими в штрафную площадку соперников, пронизываешь центр их порядков, отражаешь попытку блокировать тебя и наконец снова принимаешь мяч, который возникает словно из воздуха… А потом одним-единственным верным движением бросаешь его в корзину.

Ния внимала каждому его слову будто зачарованная, пораженная тем мальчишеским энтузиазмом, который проглядывал в каждом его слове и жесте.

– Ух! – воскликнул он и покачал головой, словно пробуждаясь от крепкого сна. – Словами всего не выразить. Но это великолепно!

Из всего этого страстного монолога Ния смогла сделать только один вывод: Дэниэл Стрэйхен и в самом деле обожал баскетбол, хотя он затратил куда меньше времени, описывая достоинства игры, нежели перечисляя, что его в ней не устраивает.

– Извините, – закончил он, смущаясь. – Иногда меня заносит. Но я ни в коем случае не хотел вас утомить.

– Утомить?! Меня? Ваш рассказ был изумителен! – Оказалось невозможным слушать Дэниэла и не заразиться его энтузиазмом.

Взгляд Стрэйхена сделался колючим.

– Так он, стало быть, вас не опечалил?

– Вы… хотите сказать… из-за Дэвида? – Стрэйхен кивнул, и она попыталась объяснить свои чувства ему, да и себе заодно: – У вас все звучало по-другому… ваш рассказ так эмоционален. Теперь я понимаю, что заставляет вас мириться с дурными номерами в гостиницах и телефонными звонками на рассвете – не говоря уже о ваших гуннах, которые имеют обыкновение орать: «Эй, Профессор…» – Она внезапно замолчала. – Кстати, почему этот парень назвал вас Профессор?

Он пожал плечами, давая понять, что вряд ли стоит обсуждать еще и его прозвище.

– Меня так прозвали, когда я играл за основной состав. Вы же знаете, каковы эти журналисты. – Он намеренно сделал ударение на последнем слове. – Они любят швыряться прозвищами направо-налево. Это создает им ореол знатоков человеческих душ. У нас в команде бытует шутка, что новичка принимают в команду, лишь когда прозвище окончательно к нему прилипает. Одного парня у нас в этом году приняли.

– Правда? – Она ответила улыбкой на улыбку Стрэйхена. – Расскажите, прошу вас.

Дэниэл с большим воодушевлением пустился в объяснения:

– Люк Уолкер – так его зовут. Он родом из Индианы. Его конек – хук. И не просто хук, а верхний. При этом Уолкер взмывает чуть не под потолок. Ну его и прозвали «хукер из поднебесья».

Опершись локтем о столешницу, Ния положила подбородок на ладонь.

– Это что же получается? Люк Уолкер – «хукер из поднебесья»? Вы, часом, не шутите? – Дэниэл отрицательно покачал головой. – Ну тогда это явный перебор… Впрочем, мы отвлеклись. Давайте вернемся к Профессору. Каким образом вы заполучили это прозвище?

Дэниэл внимательно на нее посмотрел. Если эта женщина думает, что ей удастся – прикрываясь баскетбольной тематикой – вытянуть из него сведения личного характера, то она ошибается. Однако что-то объяснить все же было надо – и он заговорил, тщательно подбирая слова:

– Я, видите ли, всегда любил читать – и читал везде: в самолете, в ожидании автобуса, и всегда, когда у меня было свободное время. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, я часто сбегал от всех в местную библиотеку. Существует и такой способ, чтобы побыть в одиночестве.

Это Ния понимала. Она и сама временами искала убежища от суеты в стенах библиотеки или читального зала.

– Мне знакомо подобное чувство. Но… мне кажется, что за этой кличкой скрывается нечто большее.

Прежде чем продолжить свое повествование, Дэниэл некоторое время колебался, но потом скороговоркой произнес:

– Это правда. Я еще и посещал лекции в Гарварде – когда мне удавалось скоординировать расписание лекций со своим собственным распорядком дня. Ребята часто заставали меня с учебниками в руках.

Лицо Нии просветлело, стоило ей представить себе сценку такого рода.

– Вот как? Но это же здорово! И что же вы изучали? – Ния была заинтригована до крайности. Это был совершенно неожиданный поворот в карьере профессионального спортсмена.

Дэниэл понял, что зашел слишком далеко, поэтому снова помолчал с минуту, чтобы перевести дух. Потом очень медленно он выложил главное:

– Психологию. Человеческое поведение. – Сказал – и пристально на нее посмотрел, желая узнать, какая будет реакция. Потом добавил: – Мне хотелось знать, что побуждает человека совершать те или иные поступки.

Ния была не в силах скрыть улыбку, которая помимо ее воли появилась у нее на лице.

– Так вот почему вы задавали мне столько вопросов по поводу моей личной жизни… и о наших с Дэвидом отношениях. Вы подвергали меня анализу! – В ее голосе, правда, можно было при желании расслышать нотки осуждения, но она при этом не испытывала ни досады, ни неловкости.

– Нет, Антония, – он с удовольствием произносил ее имя, – я просто хотел вас понять.

Ния слышала, что он говорил, но ее тревожили не столько слова, сколько то, что за ними скрывалось. С какой это, спрашивается, стати ему понадобилось ее «понимать»? Чего ему хотелось от нее добиться? Кем она была для него – другом или врагом? Просто женщиной – или писательницей, журналисткой? Неужели он тоже боялся выявить свою истинную сущность, как этого боялась она?

По мере того как Ния задавала себе все эти вопросы, взгляд ее становился все больше и больше отсутствующим. Глаза Дэниэла тоже делались непроницаемыми, что косвенно подтверждало опасения Нии. Хотя за обедом они вели себя вполне раскованно, но, когда дело касалось личного, каждый из них норовил замкнуться в своей скорлупе.

Установившееся напряженное молчание первым прервал Дэниэл. Он, кашлянув, сказал:

– Знаете что, давайте я помогу вам убрать посуду. – После чего поднялся на ноги, нависая над столом, словно пожарная каланча.

Ния, заряженная нервной энергией от только что завершившегося разговора, отреагировала моментально.

– Благодарю вас, не надо. Я сама об этом позабочусь – попозже. – Интуитивно она понимала, что ей очень понадобится это время, в течение которого она будет делать уборку и думать о Дэниэле. После того, разумеется, как он уйдет. Гость, однако, оставил ее слова без внимания и принялся составлять тарелки одна в другую, а потом отправился на кухню.

– Дэниэл… прошу вас! – запротестовала Ния. – В этом нет никакой необходимости.

Поставив поднос с посудой на стойку маленького кухонного бара, Дэниэл закатал рукава свитера, расстегнул манжеты на рубашке и поддернул рукава вверх.

– Я займусь мытьем сковородки, – прокричал он из кухни, – а посуду вы помоете сами – потом, когда на вас найдет такой стих.

Если бы Ния могла нормально говорить в тот момент, когда она вошла на кухню, она, конечно же, стала бы возражать. Но у нее вдруг перехватило горло. Она увидела обнаженные руки Дэниэла – сильные, без капли жира на мышцах, поросшие темными волосами – как это и полагалось мужчине. Дэниэл в этот момент как раз потянулся, чтобы включить в раковине воду. Глаза Нии проследили за его движением – руки Дэниэла притягивали ее внимание, словно магниты. Какая, интересно, женщина в здравом уме отказалась бы от того, чтобы эти руки ее ласкали и прижимали к крепкой, такой же мускулистой груди?

Ах, эти руки – такие надежные, теплые, сильные… Она шумно вздохнула – так ее взволновало это зрелище. Тряхнув головой, она сбежала из кухни в гостиную. Усевшись на диванчик и обложив себя со всех сторон подушками, она стала думать о Дэниэле Стрэйхене. Как ему удалось создать у нее такое странное ощущение, воображение буквально рисовало ей самые страстные сцены. Право, она и не помнит, чтобы такое случалось с ней хоть когда-нибудь. В чем природа его власти над ней, которая чуть ли не повергла ее к его стопам? Даже сейчас, когда она находилась от него на почтительном расстоянии, одно только воспоминание о его теплой обнаженной коже вызывало у нее мурашки. Дэниэл возбуждал ее, даже когда она просто о нем думала. Это чувство одновременно было приятным и ужасало ее. Как ей было примирить в себе то и другое?

Бездумно разглядывая длинные, словно выточенные из слоновой кости пальцы и не замечая ничего вокруг, она вдруг ощутила у себя на шее теплое дыхание и мгновенно очутилась в нежных объятиях.

– С вами все в порядке, Ния? – прошептал он, присаживаясь на край дивана и вглядываясь в ее лицо. Что он делал там, на кухне? Каких демонов выпустил на волю, шаркая скребком по тефлоновому днищу ее сковородки?

Она кивнула, продолжая молить провидение о том, чтобы оно заставило Дэниэла убрать руку с ее плеча и тем самым спасти их обоих от греха. Сама она никак не могла попросить Стрэйхена об этом – у нее просто не было для этого сил. Тем временем его пальцы задвигались и начали массировать ей шею долгими, сильными поглаживаниями, изгоняя напряжение и пробуждая желание, которое горячими волнами стало растекаться по ее телу. Она прикрыла глаза и неожиданно услышала протяжный стон – или, кто знает, может, это был призывный возглас – и лишь мгновением позже поняла, что это был ее собственный голос.

Дэниэл придвинулся к ней ближе.

– Ния?

Она распахнула веки и некоторое время молча смотрела ему прямо в глаза, не умея – да и не пытаясь скрыть снедавшее ее чувство, которое его умелые движения только подхлестнули. Руки Дэниэла все еще были обнажены, и ей безумно захотелось коснуться их, но она не посмела. Дэниэл прочитал все по ее глазам, но продолжал смирно сидеть рядом, не пытаясь ускорить события. Он просто любовался ее порозовевшими от желания щеками, правильной формы носиком и полными влажными губами. Когда же его взгляд упал на твердые холмики ее грудей, Ния почувствовала, что у нее вот-вот остановится сердце. Он мог бы сию минуту раздеть ее донага, и она не стала бы ему мешать – настолько интенсивным сделался жар, сжигавший ее изнутри.

Когда он наконец позволил себе внять ее немым мольбам, ее имя, произнесенное им, прозвучало в его устах стоном. Он впился в ее губы, зарывшись пальцами в ее каштановые волосы. Свободной рукой он покрепче прижал ее тело к своей широкой груди. Ния страстно отозвалась на его ласки, поскольку сопротивляться на такой стадии сближения было бы смешно – да и невозможно. Кажущаяся невинность предшествовавшего этому дружеского разговора за столом уже несла в себе семена чувственности, и – как выяснилось – нужно было совсем немного, чтобы она восторжествовала.

Дэниэл покрывал поцелуями ее губы, глаза, щеки, шею. Он наслаждался прикосновениями к ее нежной, чувствительной коже. Когда поцелуй прерывался и она имела возможность на короткое время прийти в себя – ощущение подлинного счастья не оставляло ее, счастья снова чувствовать себя женщиной в полной мере. Она не хотела противиться его желаниям – любым, какие бы только ни пришли в его голову – и молила судьбу только об одном, чтобы ее чудесное перевоплощение длилось как можно дольше. Да, это было достойное завершение их первого совместного обеда, великолепный, упоительный десерт, который она была готова поглощать в любых количествах и в любое время.

Тем временем его поцелуи делались все более страстными, даже, пожалуй, яростными, но Ния не замечала этого, поскольку ее собственное возбуждение нарастало невероятными темпами. Она с восторгом возвращала ему каждую ласку, каждый поцелуй, отдаваясь всем своим существом вновь обретенной физической радости, которая, заполняя всю ее без остатка, не оставляла в сознании места для любых мыслей иного свойства.

Но вот Дэниэл неожиданно остановился, и процесс изгнания лишних мыслей оборвался так некстати. Слегка касаясь губами то мочки уха, то жилки на шее, – Дэниэл хрипло забормотал:

– Господи, Ния! Так нельзя! Я знаю, что поступаю дурно. Ты заслуживаешь лучшего, чем то, что я смогу тебе дать. – Он заглянул ей в глаза, и ее поразило мрачное пламя, бушевавшее в его взоре. – Но я не в силах от тебя оторваться. Просто взять – и уйти. И позабыть про то чувство, которое… Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?

Его лихорадочно блестевший, чуть ли не безумный взгляд лишил Нию дара речи, точно так же, как его сильные руки лишали ее возможности двигаться. Ей уже приходилось сталкиваться в его поведении с такой же вот яростной страстностью – раньше, когда он рассказывал ей за столом о своей любви к баскетболу. Неужели ей, Нии, всю жизнь суждено иметь в качестве соперницы эту проклятую игру?

Тем не менее она никак не могла разозлиться на этого человека – таким прекрасным казалось ей лицо, дышавшее в этот момент искренностью. Более того, она решила про себя, что не отдаст без боя этой злодейке-игре того, что ей уже хотелось заполучить больше всего на свете. Касаясь нежным взглядом своих фиалковых глаз каждой черточки его лица, она наконец нашла в себе достаточно сил, чтобы шепотом ему ответить:

– Я бы очень хотела тебя понять – все, все, что есть в твоей душе. Но существуют вещи, которые я понять не в силах. Я могу лишь рассказать, что чувствую – в каждый отдельный момент… – В данный момент, надо сказать, она более всего желала к нему прикоснуться.

Медленно подняв руку к его лицу, она провела пальцем по его лбу, глазам, носу, а затем – набравшись храбрости, и по гордой колонне его шеи – до того места, где искрился белизной расстегнутый воротник. Это место, этот треугольный вырез на его груди, смущал и мучил ее весь вечер. Теперь же она поддалась искушению узнать, какова на ощупь кожа в том месте, где в слиянии ключиц находилась заветная ямочка. Она была горячей и трепетала всякий раз, когда к ней прикасались ее, Нии, пальцы.

Скользнув рукой за ворот рубашки, Ния обрела еще большую свободу действий. Повинуясь инстинкту, она коснулась поцелуем того места, где только что была его рука.

– Как ты хорошо пахнешь… – пробормотала она, вдыхая в себя его напоенный мускусом пряный мужской аромат.

Нетвердой от волнения рукой он взял ее за подбородок. Он, как и Ния, уже твердо знал, что ему в настоящий момент нужно. Приподняв ее голову, он снова припал к ее рту поцелуем, но на этот раз в дело уже пошел язык, который затеял весьма чувствительную игру с языком Нии. Теперь и его рука начала совершать путешествие сверху вниз по лицу женщины и дальше – по ее шее. Дэниэла не остановил вырез ее одеяния. Наоборот, он заставил его еще упорнее продвигаться к холмикам ее грудей и наконец завладеть ими. Почувствовав, как она рефлекторно выгнула под его прикосновениями спину, он возобновил нападение на ее прелестные выпуклости с еще большим напором, поскольку стоны наслаждения, которые Ния при этом издавала, придали ему уверенности.

– Ох, Дэниэл, ты даже представить себе не можешь, что ты со мной делаешь!

– Говори, говори об этом, Ния, – прошептал ей в ухо Стрэйхен, поглощенный процессом ласк в не меньшей, чем Ния, степени.

– Ты разжег во мне огонь, – простонала она. – И он все больше и больше захватывает меня, он разливается по всему телу и уходит вглубь, я не в силах загасить это пламя.

– Это хорошо, детка, – пробормотал Стрэйхен, проверяя ладонями ее груди на упругость и чувствуя, как они трепещут даже сквозь одежду. Женщина вскрикнула и снова приоткрыла рот, требуя новых поцелуев – сколько бы Дэниэл ее ни целовал, ей все время было мало.

Да, что и говорить, мистер Дэниэл Стрэйхен перестал быть занозой в одном ее весьма чувствительном месте. Вместо этого он превратился для нее в близкого человека, а его физическое совершенство сделалось вечным источником ее восторгов, от которых она бы теперь не отказалась ни за что на свете.

Ее руки безостановочно двигались, исследуя монолит его плеч, и сама она выгибалась дугой под его ласками. Теперь ей хотелось знать о нем все – до самой последней мелочи, – и в особенности – интимную сторону его жизни. Тот факт, что он когда-то был звездой баскетбола, был важен для нее только потому, что он мастерски умел доставлять удовольствие ее телу. В этом ему не было равных, и это выгодно отличало его от других мужчин, которые звездами баскетбола не были. Он отлично понимал ее желания и знал, где нужно ущипнуть, где погладить, а где посильнее нажать. В его ласках присутствовал некий ритм, который вполне согласовывался с тем внутренним ритмом, который всегда жил в теле Нии. Наконец Дэниэл заставил ее соскользнуть вниз. Теперь она лежала на диване, и его руки и губы получили еще большую, чем прежде, свободу. Дэниэл ласкал ее тело с удвоенной силой. Она только коротко вздохнула, когда, зацепив пальцем резинку ее свитера, он потащил его вверх, минуя солнечное сплетение и заострившиеся кончики смотревших в потолок грудей.

Потом не меньше минуты он смотрел на то, что открылось его затуманившемуся от страсти взору. Вид ее белоснежных грудей, прикрытых лишь крошечным кружевным бюстгальтером, заставил все его крупное тело содрогнуться от возбуждения.

– Какая ты красивая, – шепотом произнес он, прикасаясь пальцем к ее напряженному до боли соску. Это прикосновение было как ожог, и она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

– Дэниэл… – Она потянулась к нему, стараясь пригнуть его голову, чтобы снова ощутить его поцелуи. Но он пребывал в нетерпении, и после короткого, но крепкого поцелуя губы его скользнули по ее нежной коже вниз, чтобы на вкус оценить теплую, душистую плоть ее груди. – Мммммм… Дэниэл… – вскрикнула Ния, изогнувшись. Потом резкими движениями помогла ему стянуть с себя кружевные чашки бюстгальтера. Когда с этим было покончено, он вобрал в себя ее напряженный сосок и розовую юбочку, которая его окружала. В полном молчании он умело работал губами и языком, раздувая бушевавший в ней огонь желания до ослепительной белизны пламени в самом центре горнила. Так что когда его рука, покоившаяся на ее колене, вдруг поползла вверх по бедру, а потом коварно скользнула в промежность, общее возгорание стало казаться неизбежным.

Неожиданно они достигли высшего уровня – конечной цели всякой игры страстей. Ния со всей очевидностью поняла, что хочет заняться со Стрэйхеном любовью. Неожиданно ей стало на все наплевать: на его и на ее работу, на его и на свое прошлое – даже на то, что такого рода мысли, учитывая ее незаконченное задание для журнала, многие могли бы посчитать некорректными. Абсолютно все отошло на второй план, и теперь ею всецело владело одно: страстное желание полной близости с Дэниэлом. Ничто другое не в силах было бы ослабить тупой боли от выросшего до небывалых размеров напряжения.

Осознание того, что должно было неминуемо последовать, завладело всем существом Дэниэла почти тогда же, когда и Нией. Когда он поднял голову, чтобы встретиться вопрошающим взглядом с ее широко раскрытыми глазами, рука Нии, запутавшаяся пальцами в его волосах, соскользнула ему на плечо, потом ниже по руке. «Его сильные руки, – подумала Ния, – с легкостью могли бы поддерживать его тело на весу… если бы мы последовали естественному течению страсти».

Но ведь тренером был он – и он объявлял о ходе игры, и он устанавливал правила. Дрожащими руками он вдруг потянул ее свитер вниз, снова занавешивая им ее трепещущие груди. Если Ния и испытала при этом горечь потери, ей достаточно было услышать его хриплое бормотание, чтобы понять, что в этот момент испытывал он.

– Извини, Ния. Я не могу. – На нее излился ледяной душ разочарования, мгновенно вызвавший к жизни не самые добрые ее чувства. Он что, с ума сошел? О чем это он рассуждает? Да еще с такой уверенностью в собственной правоте?

Дэниэл между тем продолжал:

– Я очень тебя хочу, но знаю, что наша близость не принесет радости ни тебе, ни мне. Твоя работа, моя работа – это несовместимо. Я – фанатик баскетбола, ты ненавидишь баскетбол. Я терпеть не могу журналистов, а ты работаешь в «Истерн Эдж». Так что ничего хорошего у нас не выйдет.

Изумление Нии было настолько велико, что она продолжала лежать без движения, не имея возможности выдавить из себя хотя бы слово. Что именно у них не выйдет? Что он имел в виду – ночь в постели вдвоем или нечто большее? Да, кое-что из высказанного им можно было бы и обсудить – но позже. Почему он сделал это сейчас, так и не доставив ни себе, ни ей удовольствия? Она ясно видела, как сильно он возбужден – так что же его остановило? Неужели один только глупый принцип?

До сих пор они играли вместе на одной площадке, но неожиданно инициатива была у них вырвана. С силой как минимум десяти судейских свистков в темноте проревел клаксон, и его неумолчный рев заставил усомниться в душевном здоровье водителя.

Дэниэл замер.

– Это кто же, к черту, так дудит? У вас что, по соседству живут подростки?

Ния вскочила, словно подброшенная пружиной, и он посторонился, чтобы дать ей пройти. Все мысли о только что бушевавшей страсти мигом вылетели у нее из головы, поскольку первое место заняли чувство ответственности домовладелицы и страх за здоровье жильца.

– Господи! Это, должно быть, доктор Макс!