"Как выжить в тюрьме" - читать интересную книгу автора (Кудин Андрей Вячеславович)

Глава 16. О тех, кто остался на воле

Сколько можно болтать о том, что в окружающем мире есть место дружбе наподобие той, в какую мы верили в детстве? Что существуют какието там друзья и что для когото из тех, кто имеет возможность свободно беседовать с любовницами по радиотелефону, опустив задницу в мягкое кресло, ты можешь представлять какуюто ценность? Бред. Как могла такая очевидная глупость попасть в твою умную голову? Неужели ты так до сих пор и не понял, что друзей не бывает? Что же касается ценности… Не зря говорят: «Незаменимых людей нет». К счастью, ты не настолько наивен, чтобы думать, будто бы замену тебе на свободе всё ещё не нашли.

В юности, читая старинные рукописи, в главах, посвященных восприятию человеком окружающего мира, я нередко сталкивался с понятием «иллюзия». Древние писали не о том, что Вселенной вне нас не существует, а о том, что реально существующая Вселенная имеет мало общего с её отражением в человеческих головах. Люди, трезво и беспристрастно воспринимающие окружающую действительность и самих себя, в этой самой действительности встречаются до обидного редко. Кого из homo sapiens ни возьми — каждый норовит построить свой собственный (обязательно выше, чем у других) воздушный замок, твердо верит во всевозможную чушь и настойчиво утверждает, что именно он, а не сосед по камере, является центром мироздания. Невольно убеждаешься, что людям, в частности, и народам, в целом, больше нужен главврач, а не президент или, скажем, секретарь Организации Объединенных Наций.

В первые дни заключения никто из сокамерников не мог поверить, что это таки именно он угодил за решетку. Затем в голове назойливо кружилась мысль, что это всё, может быть, ненадолго (?!). Покружив над руинами дурацких иллюзий на тему законности и справедливости в украинском государстве, данная мысль, как правило, успокаивается, перестает будоражить воображение и, нажужжавшись, словно пчела, окончательно кудато пропадает, заблудившись внутри черепной коробки.

Мда… С иллюзиями расставаться всегда нелегко. Больнее всего поверить, что там, за тюремным забором, ты совершенно никому не нужен (а это как раз то, что пытаются внушить подследственным служители правопорядка, чтобы сломить их волю) и всем глубоко плевать на то, что ты влип не в самую лучшую в своей жизни историю. Мне неприятно об этом говорить, но зачастую такое положение вещей соответствует истине. Если же твои родители, жена, дети и ещё дватри близких человека почемуто продолжают бороться за твою свободу и отчегото тебя любят и ждут, поверь мне — ты счастливейший человек на земле. У тебя есть максимум из того, о чем только можно мечтать.

На свободе и в заключении совершенно разное восприятие не только времени и пространства, но и, казалось бы, самых заурядных и понятных вещей. Не знаю почему (быть может, насмотрелись западных фильмов?), но те, кто остался на воле, свято верят, что ты спишь на белоснежной простыне в теплой постели и тебя неплохо (?!), но умеренно кормят, а тюремщики обращаются к тебе исключительно на «вы» и «будьте любезны». Эти наивные существа уверены, что тебе не хватает только свободы, а всё остальное — как дома. Только чуточку хуже. У них тупо не хватает фантазии представить, в каких условиях можешь ты находиться на самомто деле, и что первобытнообщинный строй может существовать в самом центре, пусть только географически, но всё же Европы. Впрочем, объяснять живущим на свободе, чем в корне отличается их бытие от нашего, зачастую глупое и бесперспективное занятие. Как говорится, городским трудно проникнуться проблемами сельского хозяйства.

Когда ты был свободен и у тебя всё шло хорошо, вокруг вертелось неимоверное количество разнокалиберных друзей, знакомых, коллег по работе и ещё Бог знает кого. Однако, как только запахло жареным, все кудато испарились, словно по мановению волшебной палочки.

Ауу! Уаа!

Тихо. Никого не докличешься. Не удивляйся. Ничего необычного в поведении окружающих нет. С тобой общались, перед тобой заискивали и дарили подарки исключительно ради собственной выгоды, а вовсе не потому, что ты такой хороший и приятный в общении человек. Один человек достаточно быстро забывает о другом, как только тот, второй, перестает быть ему нужен.

Впрочем, это ещё не самое плохое из того, что может произойти. О тебе могут помнить. Кто даст гарантию, что твое имущество сейчас не делят между собой бывшие соратники в борьбе за денежные знаки, а на твою скромную персону не продолжают вешать дохлых собак? Представляю, как ты будешь приятно удивлен, когда всё узнаешь! Что интересно — никто не станет задумываться над тем, как это может отразиться на твоей дальнейшей судьбе. Мол, какая для него разница — всё равно сгниет за решеткой…

У одного из бывших сокамерников, назовем его Степой, осталось на свободе в обороте фирмы сто двадцать тысяч долларов США, не считая всевозможной чепухи, вложенной в оргтехнику и ремонт офиса. На воле остались два компаньона. По совместительству — друзья детства. Партнеры по бизнесу, погрустив некоторое время и изрядно поволновавшись, дабы волна неприятностей не коснулась их самих, распорядились деньгами следующим образом:

— десять тысяч передали семье арестованного друга. Естественно, от своего имени и в виде бескорыстной помощи, чтобы ни у кого не возникали сомнения по поводу их порядочности;

— десять тысяч дали следователю, чтобы он засадил приятеля по принципу «чем на дольше — тем лучше»;

— оставшиеся сто тысяч поделили поровну, а так как освобождение бывшего коллеги планировалось не ранее, чем через пятнадцать лет, никто особо не торопился технично и красиво обыграть данную комбинацию.

Степа, однако, не собирался долго засиживаться в местах «не столь отдаленных». Тюремное движение его напрочь не интересовало, а всевозможные воровские приколы местного производства он считал форменным идиотизмом, чем приводил в бешенство отдельных поклонников тюремного быта. Учитывая тот факт, что отдых на Средиземноморском побережье Степе нравился значительно больше, чем сон на казенных нарах, для меня нет ничего удивительного в том, что этот целеустремленный и волевой человек всё же вышел на свободу, не дожидаясь ни суда, ни приговора. Дело в отношении Степы было поначалу выделено в отдельное делопроизводство, а затем и вовсе прекращено.

Не знаю, насколько сильно обрадовались друзья детства, увидев Степу на свободе, но один из них через некоторое время кудато делся. Второму повезло больше — он бросил всё и успел смотаться в Израиль. Добросовестный следователь и коекто из чиновников, помогавших упрятать Степу за решетку, вынуждены были поменять место работы, а зная Степин характер, я думаю, что это только начало.

В который раз прихожу к выводу, что люди довольно наивные и глупые существа. Им почемуто кажется, что всё забудется и затрется. Что можно безнаказанно врываться с обыском в чужие квартиры, размахивая перед носом постановлением прокурора, и ломать чьито судьбы в угоду собственной карьере и, конечно же, ради наживы. Упиваясь собственной безнаказанностью, они забывают простейшую, как забор, истину — ничто не проходит бесследно. Любое слово, любое действие, любой импульс обязательно возвращаются и в самый неожиданный момент бьют с удвоенной, с утроенной силой. Всему своё время.

Впрочем, хватит о слугах правопорядка. С ними и так полная ясность — они свою судьбу выбрали сами. Поговорим лучше о тех, с кем приходилось сталкиваться на воле, в обыденной жизни. Как они отреагировали на арест?

Больше всего меня взбесили обыватели, топтавшиеся со своими малолетними отпрысками на детской площадке, где обычно гуляют мои дети. Странно, правда? Ведь если объективно смотреть на вещи, как раз их отношение к происходящим событиям ну никак не могло ни на что повлиять. Очевидно, так устроен человек, что порой ничтожные мелочи ранят сильнее, чем целенаправленные удары.

Некоторые из тех, кто совсем еще недаво лез из кожи вон, стремясь завести знакомство с моими малышами, и расхваливал их во весь голос, вдруг демонстративно перестали с ними здороваться. Дети этого не почувствовали — они так и не поняли, отчего приветливые дяди и тети в один прекрасный день превратились в молчаливых, угрюмых прохожих. Я же отчетливо ощутил, что испытали семьи «врагов народа» во времена сталинизма. Палачи делали только часть работы, расстреливая и бросая в концлагеря, где люди умирали «естественной смертью». Остальную часть работы выполняла толпа, создавая своеобразный вакуум вокруг родных заключенного, втихомолку отравляя им жизнь. Эта же самая толпа, когда стало модным говорить о реабилитации, кричала до хрипоты, что надо бы наказать виновных. (Только я вот чтото не помню ни одного громкого процесса, хотя некоторые из исполнителей всё ещё живы и получают за «добросовестный труд» персональные пенсии).

Те, кто так и не научился мыслить самостоятельно, живут, руководствуются в повседневной жизни так называемым общественным мнением. Другого им, увы, не дано. Пишут в газетах, что человек хороший — значит хороший. Пишут — «плохой» — значит плохой. Хотя человек совершенно не меняется от того, что конкретно скажет о нем (или не скажет) купленный журналист. Я вот смотрю на соседей по камере — общество как общество. Немного колоритнее, но, вместе с тем, ничем не хуже, чем по ту сторону тюремных ворот.

Что за решеткой, что на свободе — толпа не способна самостоятельно думать, как не способны думать люди, её составляющее. Толпа никогда не сможет разумно проанализировать ситуацию и дать ей должную оценку, не говоря уж об объективной характеристике живущего по соседству человека. Толпе нужен хозяин, ей нужен пряник и хлыст. Вот почему толпа всегда презираема мыслящими людьми.

Серенькие среднестатистические граждане сами по себе не представляют ни малейшей опасности. Они становятся опасными, лишь когда как овцы сбиваются в кучу и начинают судорожно метаться из стороны в сторону, пока не появится опытный провокатор, способный, стоя за чужими спинами, как дедушка Ленин, направить безмозглую массу в нужное ему русло. Спустя некоторое время сексапильная дикторша передаст в новостях, что ещё одна революция произошла на планете Земля, а затем (наблюдая со стороны, как разворачиваются события) хочешь — не хочешь, а вспомнишь пословицу: «Пока дураки дерутся, умные зарабатывают деньги».

Однако мы отвлеклись. Чтобы понять причины, побудившие поступить хорошо знакомого тебе человека именно так, как он поступил, а не так, как тебе бы хотелось, следует прежде всего выяснить: а каковы главные мотивы, лежащие в основе поведения homo sapiens? Может быть, ответ звучит не вполне романтично, но чаще всего поступки людей логически вытекают из их трусости и эгоизма.

Подлинных смельчаков единицы (альтруистов и того меньше), о них пишут книги, на их примерах учатся дети. В реальной жизни, как только запахнет жареным, окружающие спешат откреститься от тебя, действуя по принципу: «Чем дальше в лес — тем своя рубашка ближе к телу». Явление хоть и неприятное, но для человеческого общества весьма заурядное. Так что не советую тебе биться головой о тюремный кафель, переживая, куда делись закадычные друзья, с которыми «столько было выпито». Никуда они не делись. Как жили себе, так и живут. Главное, правильно сделай выводы. Выйдешь на свободу — разберешься со всеми, а лучше всего — вычеркни это дерьмо раз и навсегда из своей жизни. Лучше жить в одиночестве, чем остаться в таком окружении.

Достаточно часто случается так, что те засранцы, которых ты по какимто причинам покрываешь, спасая их от тюрьмы, совершенно этого не достойны. Эти твари заботятся исключительно о том, чтобы ты, утопая сам, не утащил их вслед за собой. На всё прочее им глубоко плевать с Эйфелевой башни. Они будут подпрыгивать, словно их усадили на раскаленную сковородку, до тех пор, пока будут верить, что на допросах ты можешь ляпнуть лишнее. При этом им совершенно безразлично, как именно ты замолчишь — то ли оттого, что на твой западный счет благодарственно упадет определенная сумма денег, то ли оттого, что ктото случайно воткнет тебе заточку под сердце. Им необходим результат, каким путем он будет достигнут — значения не имеет.

В этом отношении мне запомнился один не в меру проворный умник из категории приблатненных. Ему отчегото привиделось, что приятели на воле недостаточно заботятся о его скромной персоне. Решил для профилактики пощекотать друзьям нервы — сделал вид, будто бы собирается чистосердечно во всем признаться. Друзья поверили. На следующий день на тюремный счет «знакомая» положила деньги, в оговоренный день передачу царскую передали, а через адвоката — многообещающее письмо. Ликовал, правда, дурачок недолго — спустя пару недель нашли задушенным под одеялом.

Другая история вышла чемто похожая на первую — вечно угрюмый земляк батьки Махно утвердился в мысли, что о нем забыли на воле. Шантажировать он никого не стал (какникак воспитание не позволяло), а тупо решил восстановить справедливость. С настойчивостью, достойной восхищения, он своего таки добился — его ближайшего друга и соратника завалили возле подъезда вместе с женой и её несовершеннолетним ребенком. Идиотизм ситуации заключался как раз в том, что убитый уже собрал деньги и договорился, кому из прокурорских дать взятку, дабы приятелю изменили меру пресечения на подписку о невыезде. Угрюмый этого, естественно, не знал и был прилично озадачен, узнав, что он сам, за свои же деньги, подрезал сук, на котором сидел. На следственке, куда его привели знакомиться с очередным томом уголовного дела, подельники в бешенстве чуть было не разорвали парня на части:

— Ты хоть понимаешь, падло, что ты наделал? Да мы ведь теперь все сгнием изза тебя. Кто нас теперь вытаскивать станет?

Угрюмый удрученно развел руками:

— Ну ошибся… С кем не бывает?..

Было видно, что его самого сложившаяся ситуация прилично выбила из колеи, и он расстроен не меньше других в связи с тем, что отсидеть свое всё же придется. С какой стороны ни заходи, а будущее ничего хорошего не предвещало. Что же касается гибели «не тех», то этой проблемы для него, судя по всему, простонапросто не существовало. Когда разговор затрагивал данную тему, он равнодушно отмахивался, мол: «Дело прошлое,»— и замыкался в себе. Угрюмый относился к числу тех людей, которые привыкли считать — раз прошлого не вернуть, то нечего изза него и горевать, не говоря уже о том, чтобы портить себе самобичеванием нервы.

К слову сказать, случившееся — яркий пример того, к каким непоправимым последствиям могут привести поспешные выводы, построенные на отрывочных и неверно истолкованных сведениях.

В тюрьме, как и на воле, присутствуют одни и те же законы человеческого общества (или стаи — кому как приятней для слуха). И там, и здесь информация является наиценнейшим товаром. От нее зависит если не всё, то многое, очень многое… Не понимать этого могут только бараны, послушно бредущие впереди палачей по дороге на бойню.

Для человека действия, готового голыми руками рвать железные прутья, лишь бы выйти на волю, информация сродни воздуху. Мысли и дела таких арестантов направлены не на то, как бы лучше отсидеть и поудобнее устроиться за решеткой, а на то, как побыстрее выйти на волю. Несмотря на то, что подавляющее число арестантов — это опустившиеся homo sapiens и наркоманы, в тюремной среде время от времени встречаются весьма любопытные экземпляры. Так, один пассажир умудрился, сидя на тюремных нарах, взять кредит в банке. Всю свою неуемную энергию он направил на составление всевозможных программ, бизнеспланов, документов и ещё Бог знает чего. На свободе его творения, нелегально переданные через адвокатов, грамотно распечатывали на компьютере, приводя в божеский вид арестантские мысли, и, опятьтаки — через адвокатов заносили в тюрьму на подпись, затем ставили печать и пускали бумаги в дело. Кстати, за решетку М. попал как раз за невозврат кредитов, неуплату налогов и финансовые махинации, а его афера с паровозами достойна того, чтобы занять почетное место в учебниках по рыночной экономике в период перехода страны из эпохи развитого социализма в эпоху зарождающегося капитализма.

Все знали, что М. чтото регулярно вывозит за границу и успешно там это чтото продает, но что именно он вывозит и что продает, не знал никто. Когда в очередной раз паровоз с несколькими пустыми вагонами подъезжал к границе, таможенники вместе с представителями всевозможных спецслужб ощупывали каждый винтик, но ровным счетом ничего найти не могли, за что и получали по голове от начальства.

Искали золото, бриллианты, иконы, антиквариат — одним словом, всё, что можно было бы както спрятать. Тщетно. Ни в паровозе, ни в болтающихся позади него вагонах ничего не было. Других каналов перевоза чегото там за границу у гражданина М. в упор не просматривалось. Однако чтото он таки вывозил! Это загадочное чтото не давало многим покоя. Ведь за какието деньги М. купил роскошную квартиру в центре столицы и новенький «Мерседес», не говоря уже о том, что поезда(!) за товаром уходили регулярно и достаточно часто. Другое дело, что ни один из этих поездов не вернулся обратно. И только когда количество покинувших Родину паровозов превысило все разумные и неразумные нормы, до таможенников начало доходить, что эти самые паровозы вместе с пустыми вагонами и были предметом куплипродажи. Правда, тут же возник новый вопрос: кому в развитых западных странах нужны эти устаревшие и неудобные во всех отношениях железные советские монстры? Ответ оказался весьма банальным и прозаичным. М. отгонял их на переплавку и продавал как металлолом, не особо переживая по поводу того, что паровозы были вовсе не его, а взятые у государства в аренду. Такой наглости украинская Фемида стерпеть не смогла, и на новоиспеченного предпринимателя надели наручники как раз в тот момент, когда он со слезами на глазах прощался с Родиной, пробиваясь к трапу самолета в Бориспольском аэропорту.

Вне сомнения, М. выгодно выделялся на фоне опустившихся наркоманов, бесцельно ворочающихся на нарах, тупо уставившись в почернелый от копоти потолок. Я ещё не видел, чтобы ктолибо, сидя в тюрьме, так активно занимался делами на воле. По сути, он продолжал успешно управлять своей маленькой империей, нарезая тасы в тесной тюремной камере.

Вместе с тем, случай с М. во всех отношениях является редчайшим исключением. Находясь на свободе, далеко не всегда удается полноценно и насыщенно жить и работать, а когда ты в тюрьме… Нет, это практически невозможно. М. удалось достичь своей цели, в первую очередь, благодаря тому, что у него была четко налажена связь с партнерами по бизнесу, оставшимися на свободе.

Анализируя поведение сокамерника, у меня время от времени возникало ощущение, что не М. сидит в тюрьме, а тюрьма сидит у него. М. получал необходимую информацию, продукты питания и всевозможные вещи чуть ли не от каждого, с кем сталкивался по дороге от камеры до следственки и обратно. Особенно забавно было наблюдать за тем, как следователи и оперативники (не говоря уже о рядовых надзирателях) пытаются выслужиться(!) перед ним. Наблюдение за этими гуманоидами доставляло невероятное удовольствие, не сравнимое с просмотром любого, пусть даже самого грандиозного, шоу. Они в буквальном смысле извивались вокруг М., как проститутки вокруг щедрого клиента. Он был выгоден им во всех отношениях. Как человек, имеющий деньги и умеющий грамотно ими делиться. Как осведомитель, готовый идти на любой компромисс ради спасения собственной шкуры.

Впервые увидев М., я невольно вспомнил о Юстасе, с которым познакомился в камере предварительного заключения. В чемто эти парни были похожи. Быть может, активной позицией по отношению к окружающему миру, нежеланием плыть по волнам и быть послушным винтиком в машине, именуемой государством?

Вместе с тем сравнивать их друг с другом я бы не стал. Юстас был человеком с большой буквы, а не млекопитающим, как большинство из ныне живущих людей. Что же касается тюремной жизни, то у Юстаса и близко не могло быть таких возможностей, как у М., хотя бы потому, что Юстас ненавидел представителей правоохранительных органов и принципиально не шел с ними ни на какие контакты. Тюремщики относились к нему ничуть не лучше, стараясь всячески унизить при каждом маломальски удобном случае и называли его не иначе как «высокомерным, зажравшимся бизнесменом». На что Юстас мог рассчитывать — так это только на помощь извне, на связь с внешним миром, налаженную через нанятых им адвокатов.

Кто бы что ни говорил, а адвокаты в тюремной жизни играют далеко не последнюю роль. Они — главное и, как правило, единственное звено, связывающее нас со свободой. В их власти улучшить (или ухудшить) условия твоего содержания под стражей, от их порядочности и профессионализма зависит то, насколько объективная информация будет поступать к тебе и от тебя на свободу. И то, и другое, и третье в совокупности влияют на то, как долго тебе предстоит отсидеть за решеткой. На худой конец, разговор с адвокатом на отвлеченные, не тюремные темы снимает напряжение, которое, накапливаясь в тюремной камере, разрушительно влияет на психику.

Подобрать хорошего адвоката так же тяжело, как откопать останки динозавра гденибудь в предгорьях Памира. С первых дней заключения следователь и иже с ним пытаются навязать своего, так называемого мусорского адвоката. Адвокатто он натуральный, с соответствующим свидетельством и дипломом, но вот только задачи его явно не совпадают с твоими. Мусорской адвокат работает в тесной спайке с органами дознания, его цель — выудить максимум полезной для следствия информации и засадить тебя за решетку, руководствуясь принципом: «Чем на дольше — тем лучше», желательно, на всю оставшуюся жизнь. Собственно говоря, как раз за это он и получает зарплату и прочие льготы, причем независимо от того, возьмет такой деньги у твоих родных или нет.

Все знают о том, что в Украине люди время от времени отправляются за решетку независимо от того, виновны они или нет. Прописная истина, не понимать которую, казалось бы, невозможно в стране, где практически всё население прошло через тюрьмы и лагеря. Вместе с тем, каждый отдельно взятый гражданин почемуто глубоко убежден, что неприятности могут случиться с кем угодно, но именно с ним — никогда. Что как раз его никогда не собьет машина, на голову не упадет случайный кирпич и вообще — он будет жить вечно, а тюрьму построили для кого угодно, но только не для него. Странно, правда? Однако люди думают именно так, и когда с ними или с их близкими случается нечто подобное, они оказываются совершенно не подготовленными к ударам судьбы. Вместо того, чтобы принять разумное решение, они или впадают в глубокую кому, или мечутся, как угорелые, совершая массу ошибок. Вот и выходит, что зачастую впопыхах нанятый адвокат приносит больше вреда, нежели пользы.

Для того, чтобы подобрать хорошего профессионала, нужно обладать как минимум двумя вещами — связями в определенных слоях общества и деньгами. Услуги хорошего адвоката всегда недешево стоят, поэтому очень маленький процент заключенных может позволить себе такую роскошь. Это вопервых. Вовторых, наличие хорошего, дорогостоящего адвоката вовсе не гарантирует, что он будет работать на результат, а не заниматься, подобно пылесосу, высасыванием денег из карманов твоих родных.

И, наконец, где гарантия того, что адвокат, в силу обстоятельств узнавший больше того, что ему положено знать, не додумается до какогонибудь хитроумного шантажа после твоего выхода на свободу? Думаю, ему не составит большого труда подтасовать факты и создать для своего клиента некоторые неудобства опятьтаки с однойединственной целью — снять с него немножечко денег.

В некотором смысле, подобрать подходящую кандидатуру ничуть не легче, чем отыскать иголку в стогу сена, но предположим, тебе повезло — твой адвокат не рвач, а порядочный человек, профессионал, работающий на результат и искренне стремящийся помочь твоей семье. В таком случае его интересы и интересы правоохранительных органов будут прямо противоположны. Вряд ли добросовестное отношение адвоката к своим служебным обязанностям обрадует тех, кто так бесцеремонно вломился в твою жизнь. Им такой адвокат сто лет снился.

Вначале слуги закона проведут с ним профилактическую беседу, стремясь склонить на свою сторону. Если не удастся — приложат максимум усилий для того, чтобы заставить уйти из дела и отказаться от своего подзащитного. На основании анонимного доноса (или без такового) по месту жительства адвоката и его близких будет произведен обыск (дабы потрепать как следует нервы), а затем (если не поймет) его арестуют на суток эдак пятнадцать. К примеру, за препирательство с сотрудниками милиции или за нецензурную брань в общественном месте. Достаточно распространенный, примитивный, но действенный прием. Что характерно для украинского государства — вышесказанное происходит даже в тех случаях, когда адвокат сам в недалеком прошлом вышел из лона правоохранительных органов, занимая в них далеко не маленький пост. (Из рядов бывших борцов с преступностью чаще всего и появляются трезвомыслящие адвокаты, которые прекрасно понимают, что в стране, где о законности и порядке никто понятия не имеет, можно выиграть дело, только основываясь на сугубо личных связях вне зависимости от того, виновен подзащитный или нет. Чточто, а степень виновности подследственного украинскую Фемиду беспокоит меньше всего).

Я это пишу вовсе не для того, чтобы посеять у тебя в душе уныние и окончательно испортить и без того испорченное настроение. Как раз наоборот. Судьбе было угодно, чтобы ты ввязался в борьбу, в которой слабым нет места. В застенках выживает сильнейший, в тюрьме господствуют законы дикой природы в её самой отвратительной форме. Если хочешь выжить, то, прежде всего, необходимо отчетливо понимать, с чем приходится сталкиваться лицом к лицу и тебе, и всем тем, кто остался рядом с тобой.

Я уже писал, что в так называемой «независимой» Украине правоохранительные органы являются наиболее криминализированной частью общества. Преступления, совершаемые теми, кто по долгу службы обязан защищать Закон, не идут ни в какие сравнения с преступлениями тех, кого принято называть уголовными элементами. Истерия, раздуваемая средствами массовой информации по поводу придуманного ими же разгула преступности на Украине, не отражает истинного положения дел, а служит удобным прикрытием для настоящих преступников в милицейских мундирах, чье место на скамье подсудимых, а не в мягких креслах дворца «Украина», где они любят принимать поздравления в честь своего профессионального праздника.

Впрочем, если бы пламенные «борцы» с преступностью умели хоть иногда анализировать собственные (а не чужие) поступки, они, быть может, задумались бы над тем, что стало с теми, кто развязал геноцид против собственного народа в тридцатых годах уходящего века. (Помнится, в те годы было немало громких процессов над «врагами народа»). В конечном итоге те, кто расстреливал соотечественников, сами были поставлены к стенке «коллегами по работе». Я имею в виду не только Ягоду, Берию или Ежова, а всех лакеев Фемиды — разного уровня и калибра. Жаль, что сотрудники правоохранительных органов не любят о таком вспоминать. Может быть, безвинно замученных под пытками во время предварительного следствия было бы значительно меньше…

Собственно говоря, для воспоминаний у них нет времени, они невероятно спешат, пока сверху им ещё потакают и дают возможность прятать собственные преступления за красивыми и лживыми лозунгами борьбы с организованной преступностью взамен на вполне конкретные услуги. Докопаться же до истины человеку со стороны, даже в тех случаях, когда слуги Закона прокололись по полной программе, практически невозможно — истина надежно похоронена под так называемой «тайной следствия».

Сотрудники правоохранительных органов постоянно жалуются на то, что они «незащищены»(?!), что ходят без охраны (?!), жалуются на слабое техническое оснащение, на отсутствие денег. Журналисты, стремящиеся выслужиться перед режимом, услужливо упаковывают весь этот бред в мозги запуганных среднестатистических граждан. Почемуто никто из них не пишет о том, что ни одна маломальски серьезная преступная группировка не работает без благословения и соответствующего прикрытия со стороны правоохранительных органов, получающих неслабую долю от прибыли.

Не является секретным и тот факт, что сотрудники правоохранительных органов приложили руку к созданию многих стай, которые потом сами же и разоблачили. Приверженцев уголовной романтики вслепую используют как пушечное мясо, а затем без сожаления убирают, когда они перестают быть нужны, ведь для отчета время от времени нужна раскрываемость, а толпе нужны жертвы.

Интересно, о какой борьбе с преступностью идет речь? Кто станет искать самих себя? А если вдруг и надо когото найти, то зачем усложнять себе жизнь погоней за призраками? Значительно проще заставить тех, кто уже сидит, взять на себя ответственность за преступления, которых они никогда не совершали.

…Я невероятно устал. Не от тюрьмы, нет. Я всю жизнь прожил в стране, которая сама по себе была тюрьмой, а если я чегото и достиг, то исключительно вопреки, а не благодаря государству, в котором родился и вырос. Я устал от лжи, которую ежедневно, ежеминутно слышу по радио, вижу по телевизору, читаю в газетах. Вспомните Джорджа Оруэлла! Его роман «1984» написан для нас, а партийный лозунг Старшего Брата «Война — это мир» перекочевал со страниц книги на экраны наших с вами телевизоров! Элементарные человеческие понятия перевернуты с ног на голову, а сознание людей искалечено настолько, что они не в состоянии задуматься над вопросом: с кем и с чем на самом деле собирается бороться многомиллионная армия вооруженных гуманоидов, и почему население Украины только за первые три года правления нынешнего режима, в период с 1995 по 1998 гг., сократилось по официальным данным с 52 миллионов до 50 миллионов (по неофициальным и с учетом выехавших за границу — до 48 миллионов 700 тысяч человек)?

Сознание рядовых граждан уже полностью подготовлено к тому, что диктатура лучше, чем демократия, что смертная казнь, за отмену которой ратуют все страны Европейского Содружества, необходима для Украины, что «дыма без огня не бывает», и если когото вдруг арестовали и он скончался за тюремной решеткой, не дожив до суда, — значит, так нужно. Предварительная работа закончена. Осталось сделать один только шаг…

Слышишь глухое, неторопливое шарканье сапог надзирателя в глубине тюремного коридора? Он проходит мимо нашей камеры. Останавливается. Не исключено, что через мгновение откроется кормушка, и одного из нас закажут с вещами на выход. Мы когдато слышали эту фразу на воле: «с вещами на выход», но только здесь, в тюрьме, понастоящему поняли её скрытый смысл. Что нас ждет впереди? Другая камера, другая тюрьма или (я боюсь вслух произносить это слово), быть может, свобода?

Нервы напряжены до предела.