Глава VI. Один ребенок, две матери и ни одного отца

1750 году юный представитель старинного русского дворянского рода Сергей Салтыков женился по любви на красивой молодой фрейлине двора. Хотя жена и боготворила его, она ему через год надоела. Он пустился на поиски новых приключений и нашел их сколько душе его было угодно. Он был молод, красив как бог, обладал достаточным умом для того, чтобы пустить пыль в глаза, и, кроме того, одним качеством, которому женщины менее всего способны противостоять: будучи по природе склонен к измене, он все же относился к любви чрезвычайно серьезно. Добиваясь какой-нибудь женщины, он бывал всецело захвачен страстью, развивал решимость полководца, хитрость дипломата, смелость казака и настойчивость ученого, ни пред чем не отступал, брал в союзники небо и ад, всякое сопротивление утраивало его страсть – словом, это был идеальный тип соблазнителя.

Такого человека легкие победы не прельщали. Когда Салтыков в 1752 году возвращается ко двору, Елизавета как раз охладела к Разумовскому и восходила звезда Шувалова. Елизавета дает понять Салтыкову, что ему будет стоить не слишком много усилий одержать верх над Шуваловым. Но красавец Сергей делает все возможное, чтобы не понять намеков Елизаветы: он не из тех людей, которые приходят, когда их зовут. Кроме того, Елизавете уже сорок семь лет.

Екатерине же в ту пору двадцать три года, и она достигла полного расцвета своей красоты. Салтыков, как и все, знает, что ее день и ночь караулят и что запрещено даже разговаривать с ней вполголоса. Он знает, что каждая попытка приблизиться к великой княгине сопряжена с опасностями и что ссылка в Сибирь является еще самой безобидной из этих опасностей. На всем пространстве необъятной России нельзя, без сомнения, найти ни одной женщины, желание вступить с которой в любовную связь представлялось бы столь безнадежным, как с Екатериной, и любовная связь с которой представлялась бы делом более рискованным. Но именно это обстоятельство и соблазняет Салтыкова, именно потому влюбляется он в Екатерину.

Он появляется при великокняжеском дворе так часто, как это только представляется возможным, и притом, разумеется, не один, ибо это слишком бросилось бы в глаза. Вместе с ним неизменно приходит еще и другой знатный кавалер – Лев Нарышкин, большой шутник, остроумный оригинал, приятный молодой человек, к которому все относятся с большой симпатией, но которого никто не берет всерьез. Салтыков демонстративно старается снискать дружбу великого князя, что не составляет особого труда: Петр очень любит красивых молодых людей. Слабый, поддающийся внушениям человек, он скоро подпадает всецело под влияние Салтыкова и не может обойтись и дня без своего нового друга, что весьма радует его царственную тетушку, предпочитающую видеть его в обществе двух знатных русских аристократов, чем в компании гольштинских офицеров.

Салтыков и Нарышкин не упускают также ни одного дня, чтобы не навестить Чоглокову. Та опять в интересном положении и не покидает своей комнаты. Ее подопечная, Екатерина, разумеется, неизменно находится в ее обществе. Госпожа Чоглокова чрезвычайно признательна за трогательное внимание, оказываемое ей двумя столь блестящими кавалерами, никогда и ничем не нарушающими иллюзий, будто их визиты относятся исключительно к ней. Под влиянием такого избытка любезности недоверчивость Чоглоковой и ее кислое настроение рассеиваются, уморительные выходки Нарышкина ее не шокируют, она разрешает, чтобы молодежь веселилась, смеялась, даже сама вместе с нею смеется.

По вечерам собираются у великого князя. Здесь не дремлет зоркое око господина Чоглокова, этот страж проявляет даже сугубую бдительность, так как сам влюблен в Екатерину. Салтыков делает гениальное открытие – по его мнению Чоглоков, несомненно, поэт. Он заставляет его каждый вечер сочинять какое-нибудь длинное стихотворение на определенную тему, и все общество – для этого не требуется даже предварительного уговора – восторженно восхваляет это стихотворение, а Нарышкин сочиняет для него музыку. Поэтическая слава опьяняет глуповатого Чоглокова, немедленно по окончании одного стихотворения он дает себя уговорить засесть за сочинение второго, а в то время, как Нарышкин музицирует за клавесином, Салтыков находит наконец возможность объяснить Екатерине, почему он катается верхом с великим князем, почему делает визиты Чоглоковой и восхваляет поэтический дар Чоглокова. Наконец-то он может, хоть и в присутствии полудюжины людей, но все же не будучи никем подслушан, сказать Екатерине о своей к ней любви. Он делает это шепотом, но с жаром и повторяет каждый вечер наново.

Екатерина утверждает, что сделала все возможное, чтобы выбить у него из головы эту любовь, что она оказала упорнейшее сопротивление его ухаживаниям. Это весьма вероятно, так как она ведь отлично знала, чем рискуют и она сама, и Салтыков. Но ее сопротивление имело своим . источником только рассудок, а не сердце. Человек, ежевечерне нашептывающий ей пламенные речи, прекрасен собой, любит ее, ставит ради нее на карту свою жизнь. Стоит ей поглядеть в сторону, и она видит своего уродливого рябого супруга, открыто компрометирующего ее своей страстью к фрейлине Шафировой. Невозможно быть только благоразумной. Уста ее, правда, говорят всякие разумные вещи – напоминают Салтыкову об его жене, о его положении в свете, – но в устах любящей женщины каждое "нет" звучит как "да". А Салтыков мастер разбираться в интонациях любви. Он не относится серьезно ни к одному из ее возражений.

Однажды Чоглоков приглашает всю компанию поохотиться на одном из островов Невы. В то время как все скачут в погоню за удирающим зайцем, Салтыков с Екатериной умудряются отстать в густых зарослях камыша. Они впервые остаются наедине. В первый раз он имеет возможность говорить о своей любви, не заглушая голоса, не меняя выражения своего лица в угоду чужим взорам. Екатерина не в состоянии скрыть своего чувства. Она не святая, она нормальная здоровая молодая женщина, которая на протяжении восьми лет была несказанно одинока.

Великий князь далеко не так глуп, как Чоглоков. При своем извращенном сексуальном любопытстве он скоро начинает чуять, что что-то произошло, и уже через несколько дней после вышеописанной охоты он говорит Шафировой:

– Сергей Салтыков и моя жена надувают Чоглокова. Они убеждают его в чем хотят и смеются над ним.

Характерен этот подход к делу: обманут не он – супруг, а бдительность влюбленного по уши Чоглокова! Петр не возмущен происшедшим, а только усматривает в нем повод для пикантных разговоров. Шафирова, разумеется, не упускает случая передать всем слова великого князя, они доходят до ушей императрицы, и бедной Чоглоковой приходится выслушать от последней, что ее муж болван, позволивший двум молокососам провести себя за нос. Опасность слишком велика, и Салтыков с Нарышкиным скрываются на несколько месяцев в свои поместья. Лето и осень проходят в тоске и скуке. Зимой двор переезжает в Москву, и тут только Салтыков возвращается из своего добровольного изгнания.

При первой же встрече он убеждается в том, как мучительно она по нему тосковала. Его пылкая страсть встречает столь же пылкую взаимность. Но как удовлетворить эту страсть? В московском дворце Екатерина еще меньше свободна, чем в летней резиденции великого князя. Здесь нет охот, нет никакой возможности побыть с глазу на глаз. Только теперь Салтыкову приходит в голову блестящая идея, и эта идея разрешает не только проблему интимных встреч, но и мучительную проблему трона и изменяет единым взмахом положение Екатерины. Дело идет о ее примирении с Бестужевым. Салтыков правильно сообразил, что подлинным тюремщиком Екатерины является не Чоглокова, не Петр, даже не Елизавета, а один Бестужев. Это ясно и Екатерине, и она немедленно соглашается протянуть врагу руку. Здесь играет, конечно, большую роль ее страстное увлечение, но миролюбие является и вообще типичной чертой характера Екатерины. Бестужев стал относиться к ней враждебна с первого же момента ее появления в России, она обязана ему бесконечными неприятностями, и все же без колебания она хватается за первую возможность превратить своего заклятого врага в друга. Она немедленно отправляет к Бестужеву некоего Бремзе и поручает ему сказать канцлеру, что она относится к нему теперь значительно лучше, чем прежде.

Бестужеву это примирение как нельзя больше на руку. Его положение по целому ряду причин теперь не так прочно, как несколько лет тому назад. Здесь играет главным образом роль новый фаворит Шувалов, который далеко не так ленив и чужд честолюбия, как Разумовский. Да и здоровье Елизаветы начинает пошаливать. Что если она умрет? Ведь тогда править будет этот ребячливый дурень Петр, обожающий Фридриха II и готовый продать Россию за Гольштинию. Невзирая на свою антипатию к Екатерине, Бестужев давно понял, что она гораздо умнее своего супруга и что ей интересы России дороги.

Бестужев принимает посланца Екатерины с распростертыми объятиями. Он велит передать, что всецело к услугам великой княгини и просит ее сообщить ему, как можно бы с ней обо всем необходимом переговорить. На следующий день Салтыков является с визитом к канцлеру. Мужчины обо всем подробно договариваются.

Несколько дней спустя Чоглокова говорит Екатерине:

– Я должна с вами серьезно поговорить.

Она произносит длинную и как будто неясную речь. Распространяется на тему о супружеской верности, о священных заветах религии и добрых нравах, о своей добродетели.

– Но, – добавляет она, – бывают случаи столь важные, что ради них можно и должно отступить от правил.

Затем говорит о любви к отечеству, которая стоит выше любви к супругу и в заключение вдруг выпаливает:

– Вы можете выбрать между Нарышкиным и Салтыковым. Если не ошибаюсь, вы предпочитаете первого?

Екатерина молча выслушивает речь Чоглоковой, стараясь уяснить себе, нет ли тут западни, но при последних словах восклицает:

– Нет, нет.

– Ну, в таком случае это, значит, Салтыков, – отвечает Чоглокова, – вы убедитесь в том, что я не стану чинить препятствий.

Она держит свое слово, потому что получила новые указания. Бестужев все подготовил, он скомбинировал интересы Екатерины с интересами Елизаветы. Запор с тюремной двери сбивается. Под протекторатом всесильного канцлера, с попустительства ее величества, сопровождаемый Чоглоковой, на глазах камеристки Владиславы Салтыков входит в опочивальню Екатерины. Два раза надежды на появление продолжателя династии не оправдываются: в первый раз Екатерина рожает преждевременно, вследствие излишнего увлечения верховой ездой, а во второй раз вследствие того, что во время поездки на охоту в Люберцы ей приходится переночевать под открытым небом, в промокшей от дождя палатке. Вторые преждевременные роды чуть даже не стоят ей жизни.

Но где же госпожа Чоглокова, которая родила уже семерых детей и чья опытность впервые и действительно пригодилась бы? Чоглокова окончательно потеряла голову во всей этой аморальной неразберихе. Она, этот образец добродетели, воспылала запоздалой, но от этого еще более безудержной страстью к князю Репнину и под всеми возможными предлогами манкирует своей службой. Екатерина уже более не находящаяся под ее стражей узница, а ее наперсница, единственная особа, которой она может довериться.

Господин же Чоглоков не перестает тем временем вздыхать по великой княгине. Благодаря своей глупости он дает Салтыкову уговорить себя в том, будто тот отстаивает перед Екатериной его интересы и что это предательство и составляет предмет его интимных с нею собеседований. И на этот раз раскрывает всю комедию великий князь, руководимый не ревностью, а желанием доказать Чоглокову, каков в действительности его "истинный друг". Но Салтыкову, этому настоящему "демону интриги", немедленно приходит в голову новая блестящая идея: он убеждает Чоглокова в том, что сама императрица им увлечена. Чоглоков верит в это свое счастье так же быстро, как уверовал раньше в свой поэтический дар, он увивается подле Елизаветы на маскарадных балах, и его ухаживания действительно принимаются чрезвычайно милостиво.

Но тут Салтыков не принял в расчет бдительной ревности братьев Шуваловых, которые дрожат за свое привилегированное положение и в конце концов до того настраивают императрицу против бедняги Чоглокова, что открыто, за столом, обзывает его дураком и предателем. Чоглоков до того близко принимает к сердцу эту обиду, что заболевает разлитием желчи. К постели больного приглашается всецело преданный братьям Шуваловым врач, и Екатерина утверждает, что именно этот врач по поручению своих благодетелей отправил его на тот свет. "Приглашенные впоследствии новые врачи заявили, что, во всяком случае, его лечили так, словно хотели убить". Через несколько дней после смерти Чоглокова устраняют от должности и его жену. Екатерина в это время как раз в третий раз в положении.

Чоглокова жестоко разочарована. Она того мнения – и не совсем безосновательно, – что оказала крупные услуги отечеству и сохранению династии. Но с точки зрения Шуваловых она только дала возможность Екатерине проявить свое легкомыслие. И императрица поступает в соответствии со взглядами Шуваловых. Она либо настолько умна, что скрывает истину даже от своих фаворитов, либо сама не хочет открыто посмотреть истине в глаза.

Отношения между Екатериной и Елизаветой с каждым годом ухудшаются, но все же связь между этими двумя женщинами необычайного положения и темперамента не носит характера взаимного отталкивания. Десять лет тому назад Елизавета горячо полюбила чисто материнской любовью маленькую Цербстскую принцессу, а Екатерина восхищалась красавицей-императрицей, усматривая в ней свой идеал. С той поры многое изменилось: стареющая Елизавета начала видеть в Екатерине соперницу, выросшая Екатерина познакомилась с отрицательными сторонами своего идеала.

Когда десять лет тому назад Екатерина приехала в Россию, чтобы выйти замуж за Петра, Елизавете мерещилась нежная идиллия. Она мечтала о том, что великокняжеская чета будет жить бок о бок с ней идеальной супружеской жизнью, рожать одного ребенка за другим, отвлечет своим поведением глаза света от эксцессов и распущенности ее личной жизни, удовлетворит как ее материнский инстинкт, так и потребности династии. Все вышло по-иному.

Наконец-то после десяти лет ожидания, разочарования, нетерпения, злобы и отчаяния (Елизавета уже стала подумывать об освобождении Иоанна, которого она так опасалась, и назначении его престолонаследником), наконец-то предстоят роды Екатерины. Как бесконечно далека эта действительность от сентиментальных мечтаний Елизаветы. Кто отец ожидаемого ребенка? Елизавета не хочет углубляться в расследование этого вопроса.

Если она и знала план Бестужева и из соображений государственной необходимости была вынуждена его одобрить, то он все же был глубоко противен ее религиозной душе и ее романовской фамильной гордости. Со времени принятия этого плана прошло как-никак два года. Но вправе ли Елизавета надеяться на то, что за эти два года Петр все же стал настоящим мужчиной, подлинным супругом? Она имеет основание считаться с такой возможностью, потому что Петр достаточно благоразумен или слеп, или циничен, чтобы молчать. Но многие из придворных подшучивают над этой внезапной плодовитостью несомненно неудачного брака, и Шуваловы доводят все эти сплетни до сведения Елизаветы.

Ощущения императрицы чрезвычайно двойственного характера, и в соответствии с этим ее действия исполнены противоречий. Однажды она внезапно появляется в частных покоях Екатерины в отсутствие великого князя с очевидным намерением застать великую княгиню врасплох наедине с Салтыковым; это ей не удается только благодаря счастливой случайности. Но с другой стороны, она не принимает никаких мер для того, чтобы удалить Салтыкова от Екатерины.

Двадцатого сентября ночью у Екатерины начинаются предродовые схватки. Одновременно с акушеркой об этом оповещают и Елизавету. Императрица появляется в два часа ночи и в течение двенадцати часов не отходит от ложа Екатерины, которое, согласно обычаям того времени, устроено на полу, на низком матраце, рядом с постелью. Едва только долгожданный мальчик появился на свет божий, как Елизавета велит повивальной бабке отнести го в ее личные покои. Великий князь, который приличия ради бросил взгляд на новорожденного, следует за нею, а ним удаляются и все придворные дамы; роженица остается совершенно одна.

Над дворцом взвивается императорский штандарт, с крепостных валов раздаются салюты пушек, возвещающие о счастливом рождении престолонаследника. Екатерина лежит одинокая и всеми забытая на своем матраце между двумя окнами, из которых дует. В то время как во всех церквах звонят в колокола, тысячи верующих склоняют колени, чтобы помолиться за своего будущего монарха, в то время как весь город охвачен радостным возбуждением, а великий князь опрокидывает одну рюмку за другой "за здоровье своего сына" – в это время Екатерина, вся покрытая потом и измученная жаждой, валяется на полу, как кусок мяса, исполнивший свое назначение, и Чоглокова даже не осмеливается подать ей стакан воды без разрешения повивальной бабки. А где же эта повивальная бабка? Она у Елизаветы, сама не своя от радости, всецело поглощена ребенком и совершенно забыла о его матери.

Елизавета забрала ребенка к себе и не возвращает его больше. Забыты государственные дела, забыты фавориты, забыты все прочие увлечения ради этой долгожданной радости: прижать к сердцу ребенка, возиться с ним, баловать его, заботиться о нем. Маленький Павел спит в ее собственной спальне; стоит ему закричать, как она сама бежит к нему; если нужно перепеленать его, то так тщательно его укутывает, что он чуть не задыхается под пуховыми одеялами и шубами. Елизавета до того охвачена нежностью к этому крошечному существу, что при дворе возникает и долго не глохнет слух, будто она подменила ребенка Екатерины своим собственным, рожденным приблизительно в то же время. Французский посол д'Эон доносит в Париж, что эти сведения считаются вполне достоверными. В Париже к этому слуху относятся чрезвычайно скептически: Елизавете уже почти пятьдесят лет.

Но эта фанатическая любовь к ребенку другой женщины, к ребенку, в жилах которого, по всем вероятиям, нет ни капли романовской крови, представляет собой странную психологическую загадку, которая едва ли может быть объяснена только неудовлетворенным материнским инстинктом. Не желает ли Елизавета своей чрезмерной нежностью к ребенку заглушить вполне основательные поения злых языков, утверждающих, что Павел сын Салтыкова? Весьма вероятно. Салтыков был первым мужчиной, от которого она понесла поражение как женщина, который предпочел ей Екатерину – не хочет ли она отомстить тем, что отнимает у Екатерины этого ребенка? И это соображение может играть известную роль. Почему Елизавета не относится более сердечно к Екатерине теперь, когда та исполнила ее заветное желание? Почему все ее поведение по отношению к Екатерине построено на желании показать той, что она лишь нечто вроде рабыни выполнившей свою функцию и не имеющей права претендовать ни на особенную благодарность, ни на особое внимание?

Ребенок пробудил в ней чувство ревности к Екатерине, и ревность принимает при ее неудержимом деспотическом характере совершенно безграничные размеры.

Екатерина более одинока, чем была когда-либо. В то время как Елизавета упивается всеми радостями материнства, в то время как весть о рождении престолонаследника разносится тысячами гонцов в отдаленнейшие уголки исполинского государства, настоящая мать ни разу не видит своего сына. Проходит сорок дней до тех пор, пока по случаю официального приема поздравлений ребенка приносят на несколько минут в ее комнату и сейчас же уносят обратно в покои царицы. Екатерина не смеет даже осведомляться о том, как чувствует себя ее дитя, потому что это может быть сочтено как проявление ею недоверия к Уходу за ним со стороны императрицы. Медленно начинает она понимать, что у нее отняли ее ребенка навсегда.

Удрученная горем, она поправляется очень медленно, тем более что и уход за ней оставляет желать много лучшего. Ее лишили не только всех радостей материнства, не только ребенка, но и Салтыкова. Императрица командировала его в Швецию, чтобы известить тамошний королевский двор о рождении российского престолонаследника Причины этой командировки совершенно ясны: Елизавета не имеет больше никаких оснований терпеть прошение скандальной связи, она имеет, наоборот, все основания положить этой связи возможно скорее конец, Салтыков не чинит препятствий, – ситуация являлась для него уже давно тягостной и опасной.

Но если Елизавета думает, что откомандированием Салтыкова она пресечет сплетни, то жестоко ошибается – сплетня только распространяется по всей Европе. Салтыков чувствует себя за границей в безопасности, а волнующие слухи о его любовном приключении с великой княгиней придают ему в глазах шведских дам неотразимое обаяние. Сведения о его недостаточной сдержанности в разговорах и его новых амурных приключениях доходят и до Екатерины. Она невыразимо страдает от стыда, от ревности и… несмотря на все, от тоски по нему. Так как у нее нет ни одного человека, которому она могла бы довериться, ей становится противно смотреть на людей. Она зарывается в свою постель, в свои книги, в свои мысли.

Великий князь редко нарушает ее одиночество. Со времени рождения ребенка, которого назвали Павлом Петровичем, он все больше отдаляется от своей жены. Он, правда, никогда, ни одним словом не выражает сомнений насчет законности рождения ребенка. Когда он узнает, что Екатерина получила сто тысяч рублей по случаю крестин ребенка, то даже требует уплаты и причитающихся на его долю ста тысяч. Так как опасаются, что он может начать обосновывать свое право на получение этой суммы, то торопятся исполнить его требование, а так как в казне в тот момент нет денег, то у Екатерины отнимают подаренные ей сто тысяч. Петр циник, но не бесчувственный человек. Он принимает поднесенные ему по случаю рождения "сына" сто тысяч, но с этого момента окончательно избегает брачной постели. Девять лет он спал каждую ночь в комнате Екатерины, но теперь он напивается по вечерам со своими гольштинскими офицерами и засыпает в своей комнате, а к Екатерине заходит только днем за каким-нибудь советом.

У нее нет ни ребенка, ни мужа, ни возлюбленного. Исполненные безграничного одиночества месяцы, последовавшие после рождения ребенка, имеют огромное значение для всего ее дальнейшего развития. В эти месяцы бесчеловечного унижения и тяжелого горя рождается, в сущности, новая Екатерина: женщина с железной, несокрушимой и неуклонной волей к власти. Посредственная натура погибла бы, растратила бы свои силы на бесполезную бессильную ненависть, а Екатерина претворяет энергию своей неиспользованно-накапливающейся любви в новую духовную активность. Никогда не читала, не размышляла, не думала она больше, чем за это время. Она начинает видеть все вещи в совершенно ином свете. Начинает понимать, что необходимо иметь друзей, на которых можно безусловно положиться, надо иметь в своем распоряжении средства для борьбы с врагами, надо иметь могущественных союзников, надо изменить свою прежнюю тактику уступчивости, устранения от политики, беспартийности.

Проходит зима – зима, полная балов, празднеств и развлечений в честь новорожденного престолонаследника, в которых главная, в сущности, персона – "счастливая мать" – не принимает никакого участия. Только к концу масленицы возвращается из Швеции Салтыков. При содействии Владиславы организуется встреча. Но тщетно ждет Екатерина после шестимесячной разлуки своего возлюбленного до трех часов утра. На следующий день он извиняется под каким-то благовидным предлогом. Екатерине приходится послать ему исполненное упреков письмо, чтобы заставить его прийти наконец к ней.

Подобно всякой влюбленной и одинокой женщине, она легко поддается в присутствии своего возлюбленного его нежным заверениям. Но в глубине своей души она знает, что его любовь – мимолетная любовь прирожденного соблазнителя – ушла навсегда. Она не хочет, однако, отдать себе ясный отчет в происшедшем, не может перенести в данный момент еще и этого последнего мучительного разочарования. Ей нужны теперь силы, и она черпает их в притворных заверениях охладевшего любовника. В день Рождения великого князя она впервые вновь показывается в свете.

Елизавета похитила у нее сына и все радости материнства. На это у нее власти хватило. Но даже деспотизм всемогущественной царицы не может помешать тому, чтобы молодая женщина, опять появляющаяся 10 февраля 1755 года в свете после долгих месяцев безысходного отчаяния предстала взорам всех не в образе робкой уступчивости великой княгини, а свидетельствовала каждым жестом о том, что она мать будущего наследника престола.