"Тени Бога" - читать интересную книгу автора (Киз Грегори)

2 Вера

Усилием мысли и движением руки Адриана де Морней де Моншеврой нагрела воду в ванне настолько, что пошел легкий пар. Она задернула занавеску, отделявшую ее от остальной части каюты, отсутствующим взглядом уставилась в окно и начала расстегивать платье. Ее корабль летел среди облаков, сквозь одно из них, полупрозрачное, она увидела «Добрыню», второй корабль ее воздушной флотилии. Он походил на большой плоскодонный военный корабль, только вместо мачт и парусов его несли восемь сверкающих красных шаров, с заключенными в них ифритами, благодаря им корабль летел вопреки законам гравитации. Она остановилась на пятой пуговице и подняла вверх правую руку, ту самую, которую даровал ей Уриэль. Мгновенно корабли и облака исчезли, появились силовые линии, притяжение и эфирные шаблоны, составлявшие основу материальных объектов и предметов.

Ифриты в отличном состоянии, значит, люди на «Добрыне» в безопасности. И это хорошо.

Она прижалась лицом к стеклу, пытаясь чувствами проникнуть вглубь эфира: «Мой сын, где ты?»

Она ощущала его, словно тонкая ниточка оторвалась от ее платья и ее унесло прочь. Где бы он ни был, сейчас он ее не слышал.

Кто-то легонько поскребся в дверь.

— Кто там?

— Это я, Вероника.

— Входи.

Вошла Креси, высокая и стройная, с рыжими волосами, заплетенными в длинную косу, стянутую черной лентой, на ней был костюм личного телохранителя Адрианы — серебристо-синий камзол, жилет и бриджи в обтяжку. Фактически она возглавляла ее личную охрану.

— Я не вовремя?

— Я собиралась принять ванну, — ответила Адриана и вынула из волос гребень, черные волосы рассыпались по плечам. — Что-то важное?

Креси пожала плечами:

— Я просто пришла поздравить тебя с днем рождения.

Удивление на лице Адрианы сменилось улыбкой.

— Правда? А я и забыла. Сколько же мне? Тридцать два?

— А выглядишь моложе.

— Ты очень любезна, но я чувствую все свои прожитые годы.

— По виду не скажешь, — пробормотала Креси. — Вот, это тебе. — Она протянула Адриане маленький сверток.

— Вероника! Ну что за глупости!

— Просто возьми, пожалуйста, и не надо так истерически протестовать.

Адриана взяла сверток, развернула и от удивления лишилась дара речи. У нее перехватило горло.

— Это… это мой самый первый научный трактат, я написала его, когда мне было восемнадцать.

— Все верно, сеньор ла Монте.

— Под женским именем они бы никогда его не опубликовали, — смущенно призналась Адриана. — Где ты его раздобыла?

— В библиотеке Санкт-Петербурга, где же еще.

— Но зачем?

Креси подошла к ней вплотную и пристально посмотрела ей в лицо:

— Чтобы напомнить тебе, Адриана, кто ты есть.

Дрожь пробежала по телу Адрианы, на глаза навернулись слезы.

— Вероника! — выдохнула она. — Это самый дорогой подарок, который я только могла пожелать. Как тебе удается угадывать мои самые сокровенные желания?

— К сожалению, мне не всегда это удается. На этот раз повезло.

— Спасибо тебе большое. — Адриана открыла книгу и перелистнула несколько страниц, улыбнувшись предложениям, составлять которые она почти разучилась. — Спасибо тебе большое, — повторила она.

— Не за что.

— Как обстановка? — спросила Адриана, с нежностью закрыв книжку.

— Неприятностей нет, если ты это имеешь в виду. Твои студенты жаждут видеть тебя, но понимают, что тебе нужно оправиться от тяжелых испытаний.

— Эркюль?

— Как нельзя лучше, если учесть, что он в течение одного месяца потерял и любовницу, и жену. Но в нем все еще теплится жизнь. В нем все еще есть силы. Он все еще Эркюль.

— Я не должна была позволять нашему роману тянуться так долго, — чуть слышно произнесла Адриана. — Он не заслуживает того, чтобы с ним так поступали.

Креси промолчала. Роман с Эркюлем был не самой удачной темой для разговора.

— А как идут поиски убийцы Ирины? — снова спросила Адриана.

— Я думаю, это дело рук ее тайного любовника, но вычислить, кто это может быть, никак не удается. — Креси помолчала. — Многие продолжают думать, что это я ее убила.

— Какая глупость.

— Даже Эркюль так думает, — добавила Креси.

— Зато я так не думаю, и никогда не думала, — сказала Адриана. — Надо найти убийцу и прекратить все эти разговоры.

— Разумеется. — Креси потупила взгляд и откашлялась. — Не буду мешать тебе, Адриана, принимать ванну. С днем рождения.

Адриана придержала ее за локоть и поцеловала в щеку:

— Спасибо, Вероника. Тебя есть за что любить.

Креси улыбнулась, в этот момент корабль качнуло, и она подхватила Адриану, не дав ей упасть.

— Мы снижаемся, — сказала Адриана. — Интересно почему.

— Сейчас выясню, — пообещала Креси.

— Подожди, — остановила ее Адриана, застегивая платье. — Я пойду с тобой.

Цесаревна Елизавета взвизгнула от восторга, когда мушкет в ее руках дернулся и выплюнул облачко черного дыма. Она пошатнулась, но глаз от вспышки пороха не закрыла, и прицел держала твердо. Она была дочерью царя Петра, и этим все сказано. Такая же горячая кровь текла в ее жилах.

Насколько метким оказался ее выстрел, судить было трудно. Одно из огромных животных упало, но в него было выпущено не менее сотни пуль, и одна достигла цели. Чья?

Елизавета не сомневалась, что это была именно ее пуля.

— Я убила его! — победно выкрикнула юная темноволосая красавица.

Адриана рассеянно поздравила цесаревну, все ее внимание было приковано к разыгравшейся внизу сцене. Корабли кружили на высоте нескольких десятков футов над землей, и до огромной туши бизона, казалось, можно было дотронуться рукой. Далее за горами, обрамлявшими Западное побережье Америки, земля была плоской, как доска, ни холмика, за которым могла бы спрятаться вражеская артиллерия. Воздушному кораблю не за что было зацепиться днищем и сесть на мель, но стада бизонов внушали страх и лишали чувства безопасности.

Адриана и раньше видела бизона, в вольере Людовика XIV, когда была любовницей короля. Тогда ее поразили размеры и свирепость дикого животного. Но она и представить не могла стада из тысячи бизонов; грохот копыт оглушал, казалось, бьют в барабан невероятных размеров, от дикого рева птицы пугались и меняли направление полета. Земля содрогалась, как при землетрясении, тонул в грохоте и реве не то, что выстрел ружья, сотни выстрелов.

Крайне возбужденная Елизавета, вскрикнув, выхватила у слуги заряженный мушкет и снова выстрелила.

— Бог создает странных, невиданной силы животных, не правда ли?! — раздался слева от Адрианы мужской голос. Мужчина тоже наблюдал за охотой и, хотя стоял всего в нескольких футах от нее, вынужден был кричать.

— Добрый день, отец Кастильо. Да, это Он умеет! — прокричала в ответ Адриана.

Иезуит ослепил ее улыбкой и смахнул упавшую на лоб седую прядь:

— Вот смотрю на вас и вижу ту маленькую девочку, что сидела на моих уроках математики. Какое бы задание я ни дал, эта девочка никогда не терялась и не пугалась, чувствовалось только внутреннее волнение.

Адриана не стала с ним спорить, хотя от его замечания вдруг ощутила себя легкомысленной девчонкой.

— Я что-то сказал не так. Если бы вы видели, как изменилось выражение вашего лица. Уверен, вы можете иногда позволить себе развлечься.

— Я не знаю, что я могу, и кто я есть. У меня нет времени, чтобы подумать об этом.

— Думаю, у вас есть время, чтобы вспомнить, за что вы боретесь? Разве этот прекрасный мир не заслуживает спасения?

С удивлением Адриана всматривалась в худое лицо иезуита, пытаясь найти там следы иронии.

— Вы это серьезно говорите? — спросила она. — Мне кажется, такие разговоры не в чести у иезуитов. Разве не к приходу царствия Божия вы должны меня готовить? А вместо этого вы призываете меня любить земной мир.

— А земной мир и есть царствие Божие, или одно из Его царств. Не могу поверить, что Господь создал этот мир исключительно для того, чтобы искушать нас соблазнами.

— И снова вы говорите не как истинный иезуит.

Отец Кастильо криво усмехнулся:

— Уверен, если бы я вынужден был сейчас вернуться в Рим, и открыл там рот, то в следующую же минуту меня изгнали бы из ордена.

— Вы потеряли веру?

Монах в задумчивости поскреб подбородок:

— Когда я был в Пекине, мой орден вступил в дебаты с императором. Честно говоря, это и дебатами-то назвать трудно: император в Китае — безусловный авторитет, и когда он по какому-то вопросу говорит свое последнее слово, это действительно последнее слово. Однако мой орден никак не мог согласиться с таким положением дел, и все время поднимал одну и ту же тему. А тема эта касалась обращения в новую веру и языческих ритуалов. Императора ни в малейшей степени не интересовало, обратим мы буддистов в христиан или нет, но он настаивал на том, что ритуал почтительного поклона перед троном обязателен и для христиан. Он заявлял, что, несмотря на свое чисто религиозное содержание, ритуал носит светский характер. Мы спорили с ним в течение нескольких лет, но император оставался непреклонен. Я думаю, понимание вопроса у императора, хоть он и не христианской веры, было глубже, чем у нас: цель этого ритуала была действительно чисто светской, он заставлял своих подданных неизменно выказывать ему свое подчинение. Мы, иезуиты, не могли принять это, потому что в таком случае должны были бы согласиться с тем, что и у христиан есть подобные обряды, мы притворяемся, что такие чисто светские церемонии, как коронация короля, имеют в своей основе сакральный смысл. И это заставило меня задуматься над тем, а не слишком ли много догматов Церкви порождено социальной необходимостью. Эта мысль мучила меня до той поры, пока не породила еще более ужасающую мысль. Сколько церковных ритуалов и обрядов было порождено не столько верой, сколько попыткой скрыть недостаток веры? Часто дети, чтобы заставить себя поверить, повторяют: «Это правда. Это правда».

— Подобные мысли причиняют неудобства?

Иезуит кивнул:

— И, конечно же, это не новые мысли, они обуревают каждого неофита. Но разве они так уж далеки от истины? Виденное и слышанное мною в Китае открыло мне, что у меня никогда не было истинной веры, только страстное желание веры и страх никогда ее не обрести. И вот какая странная вещь, одна из многих, что нас окружают: я не потерял веру, я ее обрел. Отказавшись от позы проповедника божественных истин, я приблизился к постижению истинного Бога. Так что моя вера со мной.

— В таком случае, быть может, вы подскажете, где в этом хаосе мне найти Его? — спросила Адриана. — Его ангелы снизошли в мир и свободно разгуливают здесь, и невозможно разобраться, кто из них падшие ангелы, а кто благословенные, если такая разница между ними вообще существует. Мерзкие существа разрушают Его творение, оскверняют Его красоту, повсюду пожар войны. Я не вижу Его. Где Он?

На мгновение Адриане показалось, что во взгляде отца Кастильо промелькнула жалость, и она чуть не послала его к черту, если он в него верил. Но в следующее мгновение она поняла: взгляд иезуита выражал более сложное чувство, лишенное оскорбительной снисходительности. Отец Кастильо легонько постучал по своей груди, затем по ее и сказал:

— Он здесь. Ты не можешь увидеть Его, думаю, это противоречит Его целям. Он не виден ни для глаза безоружного, ни для вооруженного очками, телескопами, микроскопами, ни для твоей волшебной руки. Ньютон и прочие ученые ввели всех в заблуждение, заставив поверить, что, препарировав Вселенную, можно найти Бога. Бога нельзя увидеть, Его можно только почувствовать.

Адриана отступила от иезуита, ее охватило подозрение. Не так давно во сне она слышала подобные слова от существа, назвавшего себя Софией, матерью ангелов. Неужели перед ней стоит тот самый священник, который много лет назад учил ее математике? Или он не тот, за кого себя выдает?

И Адриана подняла правую руку и посмотрела, сняв внешние покровы с отца Кастильо, препарировав его, как те ученые, которых он только что упомянул, выявив невидимые вихревые движения и узлы, которые составляют суть мироздания. Ничего необычного она не увидела, ни одного тайно присутствующего ифрита или ангела.

Но Адриана больше не полагалась на свою силу. Сверхвидение ей давала рука, дарованная Уриэлем, ангелом, которому она не доверяла и которого, может быть, уже нет в живых, поскольку после сражения за Новую Москву он больше не являлся ей.

Отец Кастильо не заметил ее манипуляций, он продолжал свои рассуждения, устремив взор к горизонту:

— Некоторые из видимых вещей и событий могут открыть нам Бога, но только если при этом откроется наше сердце. Когда вы смотрите на это, разве вы ничего не чувствуете? — Он повел рукой в сторону огромного стада бизонов. — Ни восторга, ни ужаса, ни восхищения, ни благоговения? Я чувствую, думаю, что и вы тоже. Я уже говорил: сейчас вы похожи на маленькую девочку. А разве не сказано, что только чистая душа ребенка способна узреть Бога? Именно это я и хочу выразить, мадемуазель: когда я был в роли иезуита, я никогда не чувствовал себя ребенком.

От этих слов у Адрианы сдавило горло и на глаза готовы были навернуться слезы. Совершенно неожиданно случилось то, чего она избегала много лет: глаза наполнились слезами. Она отвернулась, чтобы отец Кастильо не заметил ее слабости, но его не так-то легко можно было обмануть. Теплой и грубой рукой он сжал ее руку, и ей стало легче. Но тут же она почувствовала себя подлой, потому что совсем недавно сомневалась в его человечности и доброте.

— Вы принимаете покаяние? — тихо спросила Адриана.

— Теперь уже нет, — ответил иезуит. — Но я готов поговорить о том, что вас тревожит. Вам не обязательно изливать мне душу для того, чтобы Бог услышал вас и простил.

— Мне не прощение нужно. Скорее совет.

— Если смогу, дам вам совет, хотя я не источник универсальной мудрости.

— Вы знаете, сейчас мы ищем царя.

— Я знаю, что вы следуете за пророком и его армией, — осторожно сказал отец Кастильо. — Вы полагаете, что царь может быть в плену. — Его брови слегка дернулись. — Но есть еще кое-что. Вы хотите поговорить об этом мальчике, о пророке.

Адриана кивнула:

— Когда я вас встретила, вы сказали мне, что считаете его Антихристом, пришедшим разрушить мир. Так в Библии написано, да? И если верить Библии, пришло время, предписанное Богом. Но вы только что призывали меня спасти этот прекрасный мир, созданный Господом. Но если Он сам желает, чтобы этот мир был разрушен, какой же смысл мешать Ему в том?

— Извините, я выразился недостаточно ясно. Я говорил языком Библии, его нельзя понимать буквально. «Апокалипсис» довольно спорная книга, и для того есть основания. Я не верю тому, что там сказано. А если бы верил, то должен был бы согласиться с утверждением, что никому не дано знать, когда наступит конец света. Никому. А что касается предзнаменований, то я не знаю, все ли знамения были явлены человечеству. И мои слова означают лишь одно: можно допустить, что этот пророк — Антихрист. И он пришел разрушить мир.

— И вы полагаете, его нужно остановить.

— То чудовище, что мы видели под Новой Москвой? Вы назвали его angelos keres, так греки величали ангелов смерти. Это было ужасно. И если то чудовище было сотворено пророком, то да, его нужно остановить. В этом случае мы инструменты в руках Бога.

— Но зачем Богу «инструменты»?

— Я не знаю. Зачем демонам нужны армии и магические машины? Я не буду отрицать, у Бога есть свои тайны и загадки, Адриана. Такова Его природа. — Отец Кастильо тряхнул головой. — Давайте разберемся. Ваша экспедиция организована якобы для того, чтобы найти царя Петра, который исчез, объезжая свои непокорные Американские колонии. Ходят также слухи, что при помощи этих необычных летающих кораблей вы намерены вступить в бой с пророком и его армией.

— Да, я хочу вступить с ним в бой, но я не знаю, удастся ли мне его победить.

— Почему не удастся?

— Потому что он мой сын.

Отец Кастильо растерянно заморгал, поджал губы и ничего не сказал.

— Теперь вы понимаете, перед какой дилеммой я стою.

— Но как такое могло случиться? — Иезуит выпустил руку Адрианы и нервно потер руки.

— Это мой сын от короля Людовика Четырнадцатого, его у меня украли, когда мальчику было всего два года. Десять лет о нем не было никаких вестей, иногда я думала, что его уже нет в живых. Но оказалось, что они сделали из него нечто. Нечто опасное, как вы сказали. Расстояние сокращается, и с каждой минутой я чувствую его все сильнее. В часовне в Новой Москве я видела изображение пророка — это был Николас, мой сын. И если, чтобы спасти мир, я должна убить его, я не смогу этого сделать.

— Нужно найти иное решение.

— Я не разделяю вашего оптимизма, отец Кастильо.

— Вы спрашивали моего мнения. Так вот, я не думаю, что Бог требует от вас убить сына. Я думаю, это некий ключ, и здесь нужно найти иное решение.

Адриана пожала плечами:

— А знаете ли вы, отец Кастильо, что мне сказал о Боге некий ангел?

— Интересно, что же?

— Для того чтобы создать этот мир, Бог должен был его покинуть, только так Он мог создать мир конечным.

От удивления брови отца Кастильо дернулись вверх.

— Ересь, известная с древних времен, — пробормотал он. — Гностическая ересь. Утверждалось, что Бог Ветхого Завета на самом деле Сатана, надевший личину Бога.

— Все именно так. Не имея возможности присутствовать в созданном Им мире, Бог посылает сюда ангелов для исполнения Его воли. Но однажды ангелы вышли из-под Его подчинения и начали вытворять все, что им вздумается.

— И это вам сказал ангел?

— Ангел он был или нет, но одно из эфирных существ, которые выдают себя за ангелов.

— А по опыту, они всегда говорят правду?

Адриана горько рассмеялась:

— По моему опыту — очень редко.

Отец Кастильо на минуту задумался.

— Не вижу здесь противоречия, — возобновил разговор иезуит. — Бог может не присутствовать в этом мире, но присутствовать в наших сердцах. В нас должна быть Его искра, иначе наше существование было бы невозможно.

— Но если этот мир извечно был миром падших ангелов, мы не можем ждать от них ни честности, ни справедливости. И тогда получается, что убить моего сына — единственно правильное решение.

— Я не верю в это, — спокойно сказал отец Кастильо. — Но, если хотите, я над этим поразмыслю.

— Я буду вам признательна, отец Кастильо. — Адриана посмотрела вниз: корабль разворачивался.

— Мы возвращаемся? — спросил иезуит.

— Собрать трофеи. Мясо и шкуры могут нам пригодиться.

— Как скоро мы можем добраться до вашего сына?

— Думаю, меньше чем за месяц.

Погрузив на борт убитых бизонов, корабли продолжили полет. Лишь с наступлением глубоких сумерек в небольшой рощице у какой-то речушки они приземлились впервые после того, как перелетели горы. Солдаты просто чудом где-то нарубили достаточно сухих деревьев для костров, и скоро над лагерем поплыл запах жареного мяса. Для Адрианы разбили палатку, поставили стол и стулья с высокими спинками, так что она со своими офицерами могла приступить к трапезе в весьма цивилизованных условиях. Подали вино и водку.

Эркюль д'Аргенсон, главнокомандующий военных сил Адрианы, наполнил бокал.

— За удачную охоту, — провозгласил он, указав на стоящее перед ним мясо. — Такое впечатление, что в Америке не только расстояния огромны, но даже быки невероятных размеров.

— На мой вкус, у мяса не очень приятный аромат, — заметила Креси, подняв бокал. — Но надо отдать должное этому славному парню, он погиб, чтобы своей плотью наполнить наши желудки. — В свете костра ее глаза загадочно поблескивали, а рыжие волосы и вино в бокале были одинакового рубинового цвета.

— И за новые чудеса, что ждут нас впереди, — сказал Эркюль и сделал следующий глоток.

Было приятно видеть Эркюля в приподнятом настроении. Он улыбался, улыбка делала его моложе, и Адриана вспомнила, как впервые встретила его двенадцать лет назад в диких окрестностях Лоррейна. Тогда он всегда был веселым, раскованным и полным жизни, был добрым и любил шутить. В нынешнем Эркюле мало, что осталось от того, прежнего. И Адриана знала, что сыграла в этой перемене большую роль.

Может ли она что-то исправить? Так многое в ее жизни нуждалось в исправлении.

Адриана наполнила свой бокал:

— За вас, господин д'Аргенсон. Вы душа нашей экспедиции, столько трудностей мы преодолели благодаря вам. И за то, что вы всегда были мне преданным другом.

Речь Адрианы заставила всех сидящих за столом ошеломленно замолчать. Неужели она так давно не говорила подобных слов?

Очевидно. Эркюль даже покраснел.

Конечно, ничего нельзя изменить одним тостом, но это может стать хорошим началом.

Бокалы, встретившись, звякнули, Эркюль до дна осушил свой бокал. А мог бы привычно цедить его целый час.

— Водки! — потребовала Креси.

Сергеич, артиллерийский капитан, рассмеялся:

— Этот русский напиток может быть слишком крепким для французского желудка.

— Неужели? А может, все дело в том, что я женщина? — саркастически заметила Креси.

— Не надо обижаться. Вы у меня числитесь в мужских списках. Вы и одеваетесь по-мужски, и сражаетесь, и в седле сидите, как настоящий мужчина. Но что касается водки, вы здесь любой русской женщине уступите. Они купают в водке своих новорожденных младенцев.

— А не хотите ли проверить, сударь? — спросила Креси. — Спорим, я вас перепью. Если я первой отдамся во власть Морфея, то вы получите возможность убедиться, что я все-таки не мужчина. Ну а если вы первым свалитесь, то подарите мне свою венгерскую саблю, ту самую, которой вы так гордитесь.

— По рукам, Бог свидетель.

— Я с вами! — выкрикнула Елизавета. — Хочу показать, на что способна русская женщина.

— Нужен четвертый для полноты пари, — услышала Адриана собственный голос.

— Вы к нам присоединяетесь, мадемуазель? — Елизавета не могла скрыть удивления.

— Конечно. — И уже громко Адриана крикнула: — Водку на стол. Две, нет, три бутылки!

Креси наклонилась к Адриане так близко, что почти коснулась губами ее уха.

— Что за бес в вас вселился, дорогая? — прошептала она.

— Не гаси моего порыва, — тихо попросила Адриана, — пожалуйста.

— Никаких секретов! — потребовала Елизавета. — И никаких магических трюков!

— Разумеется! — пообещала Креси. — Нам не нужна магия, когда мы имеем дело с такими людьми. Начнем. — И она осушила свой бокал.

Вскоре в пари участвовали все сидевшие за столом, и уже через час суть его была забыта. Креси и Сергеич сидели, обнявшись и, фальшивя, пели какую-то русскую песню, которой Сергеич пытался обучить всех присутствовавших. Эркюль тихо похрапывал, запрокинув назад голову.

Чувствуя приятную расслабленность во всем теле, Адриана решила, что пора возвращаться в каюту, пока она не наделала еще больших глупостей.

По дороге она столкнулась с троицей своих учеников, они тоже не совсем твердо держались на ногах.

— Мадемуазель! — воскликнул высокий юноша, Михайло Ломоносов. — Мы так рады вас видеть!

— И я рада, — ответила Адриана. По крайней мере, ей показалось, что она ответила: собственный голос раскатистым эхом отдавался в ушах.

— Нам так много нужно с вами обсудить, мадемуазель, — сказала девушка.

Адриане казалось, что даже в темноте она видит зеленые глаза девушки и ее задорную улыбку. И Карл фон Линней стоял рядом с ней. С момента ее приезда они, наверное, так и держатся за руки. Адриана подозревала, что они влюблены друг в друга.

— Мы можем возобновить наши занятия, — предложила Адриана.

— А мы все это время старались держаться вместе и обнаружили кое-что весьма удивительное.

— Мы можем прямо сейчас вам об этом рассказать! — воскликнул Ломоносов.

— Ну…

— Ах, вот вы где, — раздался сзади голос Елизаветы. — Господин Линней, я то… точно помню, что у нас с вами сегодня вечером свидание. Как вы смеете раз… разочаровывать цесаревну?

— Я… но я…

— Не из-за этой ли толстухи? — Перст Елизаветы устремился в сторону Эмили.

— Что?! — возмущенно вскрикнула Эмили. — Что она сказала?

Но Эмили для Елизаветы, словно не существовала, она подошла к Линнею, отвесила ему звонкую пощечину и, рассмеявшись, спотыкаясь, направилась туда, откуда пришла.

— Не важно, — крикнула она, удаляясь, — здесь есть и другие мужчины!

Линней откашлялся:

— Я…

Эмили тоже дала ему пощечину и, не сказав ни слова, рыдая, убежала.

— О господи, — вздохнул Ломоносов.

— Думаю, мы отложим нашу дискуссию до более подходящего момента, — сказала Адриана.

— Хорошо, мадемуазель, — ответил Ломоносов.

И вдруг Адриану охватило озорное настроение.

— Поскольку вы лишились своих компаньонов, — обратилась она к Ломоносову, — не хотите ли вы попросить мадемуазель де Креси дать вам еще один урок фехтования?

Адриана надеялась, что в отблесках костров ей удастся увидеть краску смущения на лице Ломоносова. Он делался очень симпатичным, когда краснел.

— Спокойной ночи, — сказала она и направилась к своему кораблю.

Адриана чувствовала легкое головокружение, и ей не хотелось ложиться в постель в таком состоянии, поэтому она направилась к реке в надежде, что идущая от воды свежесть ее отрезвит. Она постояла, глядя на огромный оранжевый диск восходившей на востоке луны.

«Лу-у-у-уна!» — зазвучал в сердце детский голос, голос ее ребенка. Она вспомнила, как показывала луну Николасу и учила его произносить это слово.

«Николас!» — беззвучно крикнула она в ночь.

«Я же просил никогда не называть меня так. Ты же обещала называть меня Аполлон».

— Да, да, конечно, — вслух пробормотала Адриана, сердце у нее выпрыгивало из груди. — Ты смотришь на луну, Аполлон?

«Да, так же, как и ты».

«Она красивая, не правда ли?»

«Да. — И вдруг голос его прозвучал смущенно: — Я никому о тебе не рассказывал. Ты по-прежнему остаешься моим тайным другом?»

«Я всегда им буду. Что… Как ты?»

Казалось, на луне появились очертания лица полуюноши-полумужчины, глаза темные, как у Адрианы, и крупный нос Бурбонов.

«У меня есть враги. Дьявольские создания, они чинят мне и моим доблестным воинам препятствия. Но это не имеет значения. Мои учителя говорят, что это не имеет значения».

«Ты очень сильный, — осторожно сказала Адриана. — Я видела keres, которых ты сделал».

«Это ничего не стоило. — В его голосе звучала гордость. — У меня есть секрет. Keres, мои герои, осуществляют великое очищение… это только начало. Моя цель простирается дальше».

«Правда?»

«Да. Но… но я допустил какой-то промах. Какой, пока не знаю. Я не могу кое-что сделать».

«Что именно?»

«Я не знаю. — Сейчас в его голосе слышалась паника. — Что, если…»

Голос стих.

«Что, Аполлон? Ты чем-то сильно расстроен?»

«Что, если я не смогу это сделать? Они говорят, я избранный, я пророк, Солнечный Мальчик, но иногда… иногда мне кажется, что они не правы. Они знают, что допущен какой-то промах. И у меня есть враги, которые хотят меня убить. И иногда мне кажется, что у меня совсем нет друзей. Настоящих. Они говорят, что они мои друзья, но…»

«Я твой друг, — сказала Адриана. — Я хочу от тебя только одного — чтобы ты разговаривал со мной».

«Да. Но и ты тоже можешь быть моим врагом. Ты тоже можешь обманывать меня. Ты говорила, что раньше была моей матерью».

Водка бурлила в крови и заставляла Адриану кричать и доказывать, что она его мать, что все, чему его научили, — ложь. Но Адриана знала, что тогда всему конец. Тонкая связь разорвется, как она однажды уже чуть не разорвалась при их самом первом разговоре.

«Я не могу развеять твои сомнения, — тихо сказала Адриана. — Если ты думаешь, что я твой враг, я не могу тебя в этом разубедить. Я могу лишь заверить, что беспокоюсь о тебе».

«Почему? Потому что я Солнечный Мальчик? Потому что я держу в своих руках жизнь и смерть?»

«Нет».

«Тогда почему?»

«Потому что ты поешь колыбельную луне».

Голос не отвечал.

«Аполлон…»

Прошло, наверное, минут пять, но молчание длилось.

«Мне не надо было пить, — подумала Адриана. — Не нужно было терять контроль над собой. Я сказала что-то не то».

Слезы застили глаза, и она повернулась, чтобы идти к кораблю, и в этот момент что-то сильно ударило ее в грудь, очень сильно.

— Умри, сука! — сказал мужской голос.

Адриана прижала руку к груди и с тупым ужасом почувствовала, как что-то теплое заструилось меж пальцев, ноги у нее подкосились.

Неизвестный рванул ее за волосы так, что голова запрокинулась вверх, и она снова увидела луну.