"Тени Бога" - читать интересную книгу автора (Киз Грегори)

8 Пуп Земли

Существовало два Наних Вайя. Один, поменьше, представлял собой небольшой плоский холм. Некогда здесь находилось капище чокто, где поклонялись огню, но огонь давно погас, и никто не смог его снова зажечь. Само капище со временем разрушилось, а холм остался. Сюда поднимались только вожди, чтобы обсудить законы и другие важные дела. Красные Мокасины надеялся, что они разместятся здесь.

Но нет, они пошли дальше, по сырому дну озера, которое постепенно перешло в болото, а затем в Лансу — землю мрака, топи Наних Вайя. Из Лансы поднимался огромный холм. Если первый был рукотворным, второй возвышался здесь с сотворения мира.

— Гаштали, которому солнце служит глазом, — речитативом произнес один из Охраняющих Кости. — Когда весь мир был болотом, когда весь мир был водой мрака, Гаштали спустился вниз, зачерпнул рукой грязь и разбросал ее. Он разбросал ее над царством змей и белыми людьми воды, над рыбами и червями. Гаштали зачерпнул здесь, и Наних Вайя — след его руки. Отверстие открылось, как нора рака, и там, внутри, он нашел существ, сотворенных из грязи. Существа увидели свет и, гонимые любопытством, поползли наверх. Многие из них не выдерживали света и возвращались вниз, другие продолжали ползти вверх, их кожа постепенно высыхала и трескалась. И к солнцу они выползали, уже сделавшись людьми. Много людей вышло на поверхность, а вместе с ними, спрятавшись среди них, проклятые, с дьявольской душой. И тогда Гаштали вновь опустил руку и закрыл выход, так образовался Наних Вайя. Это все, что я хотел сказать.

И Охраняющий Кости замолчал, так и не рассказав историю до конца. Молчание тянулось до тех пор, пока Красные Мокасины не догадался, что все ждут, когда он что-то скажет.

— Там, внизу, те, кто не стали людьми, — наши предки.

— И наступает время, — продолжил Охраняющий Кости, — когда мы должны выбрать одного из нас, чтобы он задал им вопрос и услышал ответ. Разве не ты сегодня выбран для этого, Красные Мокасины?

— Так он заявил, — ехидно вставил Кровожадное Дитя. — Если ты избранный, то ты сможешь спуститься вниз и вернуться назад. Стражи входа Наних Вайя не тронут тебя, но если ты лжешь…

— Ты ничего не знаешь о таинственных путешествиях! — неожиданно и резко оборвал его жрец Онкала. — Только мы знаем, что случится, если Красные Мокасины совершит ошибку.

Кровожадное Дитя опустил голову и замолчал, но раскаяние на его лице так и не появилось.

— Вы уверены, что я должен это сделать? — спросил Красные Мокасины. — Война приближается. Что бы со мной ни случилось, вам ее не избежать.

— Но мы должны решить, что нам делать, — сказал Минко Чито. — Я должен сделать выбор, присоединиться нам к Солнечному Мальчику или вступить с ним в бой. Я должен направить свой народ по одной из этих дорог. Ты утверждаешь, что ты наш провидец на тропе войны. Ты утверждаешь, что говоришь правду. Иди в Наних Вайя. Вернись оттуда. И мы будем знать, что нам делать. Если ты не вернешься, мы прислушаемся к совету Охраняющих Кости.

«Не делай этого», — хотелось сказать Красным Мокасинам, в памяти которого всплыла картина пылающей деревни уичита, когда злобная сила, сидящая внутри, заставила его убивать.

«Я змей, который пытается не забыть, что он человек, — хотел сказать им Красные Мокасины. — Я проклятое существо, которое пытается делать добро, пока его душа не истончилась и не исчезла. Этот спуск ускорит мой конец, если не погубит меня окончательно. И тогда не будет войны, поскольку то, кем я стану, поглотит вас и огнем сожжет весь ваш народ».

Но Красные Мокасины не мог говорить. Узнай они то, что он думает и кем он может стать, они, скорее всего, попытались бы убить его прямо сейчас. И он промолчал, повернулся лицом к огромному холму, справа от которого простирались воды мрака, и кроны кипарисов закрывали небо, слева стоял стеной сумрачный лес. У самого подножия холма зияло кромешной тьмой маленькое отверстие, пролезть туда мог только один человек.

Красные Мокасины согнулся и протиснулся в него. Лаз вел вниз, это был не вырубленный в камне туннель, а нора в твердой, липкой на ощупь, глиняной глыбе. На дне была вода, вначале она доходила до колен, затем быстро поднялась до пояса, стала по плечи, и вот над поверхностью осталась лишь голова. Тусклый свет за спиной угас, потолок глиняной пещеры сомкнулся с водой.

Красные Мокасины набрал в легкие воздуха и нырнул. Скоро потолок вновь поднялся, и он вынырнул глотнуть воздуха.

Но ни лучика, ни проблеска света… густая тьма.

Сотворить детей Тени, чтобы они освещали путь? Нет. Здесь он не должен привлекать к себе внимание. Он должен держать детей Тени при себе и соблюдать тишину.

Лаз тянулся вперед и постепенно сужался. И хотя казалось, что потолок здесь довольно высокий, Красным Мокасинам пришлось развернуться плечом вперед, чтобы протиснуться.

Он остановился перевести дух и где-то в темноте услышал шорох, словно перебирали по стене лапы огромного паука.

И… доносилась музыка. Издалека, тихое «пам, пам, пам» — барабанили капли воды. Переливчатый звук голосов.

Кольца змея внутри него распрямились, и Красные Мокасины почувствовал, как его кости превратились в раскаленные прутья, готовые, разорвав кожу, огнем вырваться наружу. Долго в темноте его била дрожь, он напряженно пытался удержать в памяти, кто он есть, и твердил: «Я Красные Мокасины. Я чокто. Я не проклятый. Я не пернатый змей».

Он вспомнил своего друга Тага, который в Венеции спас ему жизнь, последние десять лет они были неразлучны. Дружище Таг.

«Таг, который сбежал от меня, который до сих пор прячется от меня».

И на то были причины.

Красные Мокасины вспомнил Горе, ее страдания, ее страстную любовь.

Он вспомнил старика, которого знал в детстве. Всю жизнь старик сражался с духами — и проиграл. Он вспомнил его глаза, пустые, бессмысленные, как семечки тыквы, слюнявый рот, не способный даже пережевывать пищу.

«Я Красные Мокасины. Я не проклятый. Я не проклятый».

Дрожь прекратилась, и он двинулся дальше.

Потолок снова опустился, и ему опять пришлось набрать в легкие воздуха и нырнуть в непроницаемо-черную воду. На этот раз потолок так долго не поднимался, что у него заболело в груди, и он вдруг понял, что плывет вниз, опускается на дно Земли, туда, откуда вышли люди, туда, где некоторые из них остались жить.

Неожиданно он почувствовал поверхность и вынырнул в темноту.

Но не кромешную. Он снова слышал пение и увидел слабые проблески света, он был в пещере, такой огромной, что она не могла вместиться в Наних Вайя. Песня эхом обвивала его, а звон капель оглушал.

Из темноты вышла женщина. Не молодая и не старая, в волосах серебристые пряди. Она походила на женщин чокто, но кожа ее была такой белой, словно она провела в пещере слишком много времени. Тело ее покрывали давно забытые татуировки: лицо и плечи пересекали напряженно перекрученные кольца змей и угрей, тела пантер и панцирных рыб. На ней была юбка-передник и белая накидка из перьев. Женщина перестала петь и посмотрела на Красные Мокасины.

— Ты нырнул слишком глубоко, — сказала она.

— Мне нужно было глотнуть воздуха, — ответил Красные Мокасины.

— Почти никто не может добраться до этого места. Некоторые находят его быстро, но касаются только поверхности, так глубоко проникают очень немногие.

Женщина подошла ближе, и Красные Мокасины вновь почувствовал внутри змея — неожиданный всплеск нечеловеческой злобы, яркая вспышка всепожирающей ненависти.

— А-а, — протянула женщина, — вокруг тебя витает запах одного из моих детей. Я не знала, что смертные умеют это делать. Будь осторожен с ним, он спит в тебе, но он не умер.

— Твои дети? Как тебя зовут?

— Сам дай мне имя. Я мать многих. Я рожаю их в темноте. Говорят, я и вас, людей, родила. Здесь, в темной матке мира. Наверное, так оно и было, а потом Гаштали забрал вас и одел в глину. Мать Мертвых — так меня называют.

— Ты призвала меня сюда.

— Возможно. Я чувствовала, что ты идешь. Мне было любопытно. Сейчас странное время даже для меня. Я здесь слишком долго, и я уже не знаю, что реально, а что нет.

— Кто ты?

— Что значит «кто»?

— Я разговаривал с шаманами из многих племен. Я разговаривал с философами в Европе. Нам известно: когда мы спускаемся сюда, в подземный мир, мы видим здесь не то, что есть, а то, что наши глаза привыкли видеть.

— Да, ваши глаза из глины и могут видеть только глину и все, что из нее сотворено. Но у тебя есть наша искра, иначе ты бы никогда не смог добраться сюда. Кто я? Я же сказала — мать. Но я не из плоти и крови, как и змей, мой сын, которого ты проглотил. Мы были самыми первыми, которых Гаштали послал в мир, чтобы сотворить его. И когда мы оказались здесь, мы отняли у него этот мир. И Гаштали создал тебя, чтобы вернуть его. Вот поэтому мы по-настоящему боимся тебя, он одел тебя в глину, чтобы забрать от нас, чтобы ты мог делать то, что нам не под силу, он вывернул мир наизнанку и превратил нас в бесплотных духов.

— Я должен драться с тобой, как дрался с твоим сыном?

— Нет. Пусть Гаштали забирает мир себе. Я хочу освободиться. Я хочу… У людей есть слово «искупление». Я хочу искупления. Но ты должен знать, Красные Мокасины, что я одна так думаю. Мой брат — враг мне, и его дети — враги. И мои собственные дети против меня. Мне очень плохо.

— Солнечный Мальчик?

— Да. Он ключ. Но даже я не знаю, как этот ключ повернуть. Он либо гибель, либо спасение.

— Враг ли он мне? Друг ли ты мне?

Женщина пожала плечами:

— Я не знаю. Я хочу, чтобы чокто жили и множились числом. Я хочу, чтобы человечество сохранилось во всем своем многообразии.

— Но как же его сохранить?

— Небо должно быть разбито и составлено заново. И мир, вывернутый наизнанку, нужно вернуть в его изначальное состояние.

— Солнечный Мальчик хочет именно этого. Этого хотел и твой сын, Рогатый Змей, находящийся сейчас внутри меня.

— И, да и нет. Я не знаю конечного ответа, Красные Мокасины. Я лишь надеюсь. И надежда моя огромна. Вы, существа из глины, единственные, кому под силу найти ответ.

— Я найду его. Но ты… ты в опасности, Мать Мертвых?

— Я спряталась там, где меня никто не может найти. Я жду. Только ты и еще один нашли меня. Вы оба смертные. Пройдет время, и враги выследят меня по моим следам, и я умру. Я живу здесь тихо и жду, надеюсь, наблюдаю. Помогаю, чем могу. Некоторые из моих детей сохранили мне верность, но они погибают даже сейчас, когда мы говорим с тобой. Они падают с небес, как погасшие звезды, и мне остается только оплакивать их.

Женщина повернулась к нему спиной.

— Уходи. Не оставляй следов.

— Ты больше ничего мне не скажешь?

— Когда время придет, я буду там, если смогу. Это все. Уходи.

Красные Мокасины неохотно нырнул в воду. Обратный путь показался значительно длиннее. Когда, наконец, он вновь оказался в темном глиняном туннеле, он дрожал и чувствовал себя смертельно усталым, словно ровно семь дней и ночей бежал без остановки.

С трудом, превозмогая усталость, он направился к выходу, туда, где его ждали. Проход сузился, как и раньше, и потолок опустился, сомкнувшись с поверхностью темной воды.

Когда он вынырнул, было по-прежнему темно, хотя должен был быть виден тусклый свет выхода.

Верно, наступила ночь, пока он разговаривал с Матерью Мертвых.

Красные Мокасины пробирался на ощупь, и вдруг руки его коснулись влажной глины, и он все понял. Пока он находился внизу, его товарищи не теряли времени даром. Они замуровали выход.