ГЛАВА 2

Бак не знал, как ему ответить на теплое приветствие Рейфорда Стила. Он высоко ценил теплоту и открытость своих новых друзей, но все же еще испытывал какое-то чувство неловкости и держался чуть отчужденно. С этим чувством у него было связано острое ощущение внутреннего дискомфорта. Чему же будет посвящена эта встреча? Ведь было принято решение, что Отряд скорби будет собираться регулярно, через определенные промежутки времени, так что уже сам факт экстренного созыва говорил, что за этим стоит что-то очень важное.

Поздоровавшись, Хлоя выжидательным взглядом посмотрела на него, но не обняла, как Стил и Брюс Варне. Было очевидно, что вина за ее сдержанность лежала на нем. Они еще мало знали друг друга, но их явно связывала симпатия. Они уже выказали по отношению друг к другу достаточно знаков внимания, чтобы началось их сближение. Глядя на Хлою, Бак признался себе, что его тянет к ней. И все же им следовало проявлять осторожность. Они были еще новичками в вопросах веры. Они только начали постигать, что сулит им будущее. Только идиот может позволить себе думать о серьезных отношениях в подобное время.

А может быть, он как раз и был таким идиотом? Сколько времени ему понадобилось, чтобы начать познавать Христа, притом, что он был блестящим студентом, журналистом международного класса и по праву считался интеллектуалом.

А что происходит с ним сейчас? Ему стало стыдно, когда он подслушивал, как его боссы говорили о нем по телефону. Раньше он никогда не испытывал угрызений из-за того, что подслушивал чужие разговоры. Разнообразных трюков, интриг и способов беззастенчивого вранья, к которым он прибегал, чтобы получить нужную информацию, хватило бы на целую книгу. Может ли он быть по-прежнему хорошим журналистом теперь, когда Бог вошел в его душу, и он стал чувствовать укоры совести даже в мелочах?

Рейфорд ощущал и неуверенность Бака, и колебания Хлои. Но больше всего его поразило почти мгновенное изменение в выражении лица Брюса. Брюс улыбался, когда Рейфорд рассказывал о своих неприятностях по работе, он улыбнулся при появлении Бака, и вдруг, совершенно неожиданно, его лицо омрачилось, улыбка исчезла. Ему явно стало трудно держать себя в руках.

Рейфорду такая чувствительность была в новинку. До исчезновения жены и сына годами он вообще не плакал, считая сентиментальность слабостью, которая не к лицу мужчине. Но после того как начались исчезновения, он видел множество плачущих мужчин. Рейфорд уже убедился, что это глобальное явление было восхищением Церкви Христовой, но для оставленных оно стало катастрофой.

Даже для них с Хлоей, которые, благодаря этим событиям, стали верующими людьми, ужас утраты близких был настоящей мукой. Случались дни, когда Рейфорд так сильно чувствовал горе и одиночество из-за потери жены и сына, что задавал себе вопрос, в состоянии ли он жить дальше. Как же он мог быть таким слепым? Как муж и отец Рейфорд оказался полным банкротом!

Брюс был мудрым советником. Он тоже потерял жену и детей, но на нем, в отличие от других людей, лежала еще обязанность приготовиться к приходу Христа. При поддержке Брюса и благодаря помощи находящихся в этой комнате друзей Рейфорд почувствовал, что еще в состоянии жить. Он даже настроился на большее, чем просто выживание. Он начинал верить, что он — и все они должны действовать, хотя бы и с риском для жизни.

Все сомнения и колебания капитана улетучились, когда Брюс Варне, наконец, заговорил. Молодой пастор сжал губы, чтобы они не дрожали, глаза его блестели.

— Я должен сказать вам, — начал он, наклонившись вперед и собравшись с духом, — что в последние дни я все время смотрел передачи Си-эн-эн. Рейфорд, вы сказали мне, что не слышали последних новостей. А вы, Хлоя?

Она отрицательно покачала головой.

— Но вы-то, Бак, узнаете обо всех заявления Карпатиу, как только их оглашают?

— Только не сегодня, — ответил Бак. — Сегодня я добрался до офиса только к концу дня и совсем ничего не слышал.

Брюс снова нахмурился, на лице появилась извиняющаяся улыбка.

— Пока это не самые тревожные новости, — сказал Брюс. — Но я чувствую огромную ответственность за всех вас. Конечно, я руковожу этой церковью, но это такая малость по сравнению с моими исследованиями пророчеств. Дни и ночи я провожу в сосредоточенном изучении Библии и комментариев к ней. Я чувствую, что Бог призывает меня послужить Ему…

— Бог призывает послужить? — эхом отозвался Рейфорд.

Неожиданно для всех Брюс разразился слезами. Хлоя перегнулась через стол и взяла его руку в свои, Рейфорд и Бак дружески похлопали его по плечу.

— Это так тяжело, — произнес Брюс, с трудом подыскивая нужные слова. Я хочу сказать, что дело не во мне, а в вас, во всех тех, кто приходит в церковь. Все мы травмированы. Все утратили истину. Все — потерянные люди.

— Но теперь-то мы обрели ее, — сказала Хлоя, — и Бог использовал для этого вас.

— Да, но меня переполняют противоречивые чувства, так что я совершенно не представляю, что буду переживать в следующую минуту, — продолжал Брюс. У меня большой холодный дом. В нем так пусто и одиноко, что частенько я даже не прихожу туда на ночлег. Иногда я так долго и напряженно работаю, что тут же, на месте, и засыпаю, и прихожу домой только для того, чтобы принять душ, сменить белье и снова вернуться сюда.

Рейфорд огляделся по сторонам. Он чувствовал себя неловко. Если бы такой оборот принял разговор с кем-либо из его товарищей по работе, он тотчас предложил бы ему сменить тему, обратиться к тому, из-за чего собственно и собрались. Но Брюс был человеком особого сорта. Он всегда общался с людьми в своей собственной манере, как и когда находил это возможным или нужным.

Брюс всех задел за живое. Они расслабились, откинулись на спинки стульев. Когда пастор заговорил снова, голос у него все еще был хриплый:

— Я чувствую, что на меня возложено тяжкое бремя. Одна из моих прошлых ошибок состояла в том, что я не читал Библию ежедневно. Я был так называемым освобожденным христианским служителем и производил на всех впечатление глубоко верующего человека, но не придавал серьезного значения изучению Библии. Теперь мне этого очень не хватает.

Наконец-то у Бака появилась возможность разобраться в самом себе. Он очень хотел понять все то, что Бог пытался внушить ему в течение многих лет. И это, помимо Хлои, было еще одной причиной, по которой он не стал возражать против перевода в Чикаго. Он захотел стать прихожанином этой церкви, захотел слушать, как Брюс изъясняет Библию, захотел приходить сюда всякий раз, когда двери были открыты. Он хотел погрузиться в прозрения и уроки Брюса в качестве члена этой небольшой группы. Конечно, у него была своя работа, он писал большие статьи, но высшей целью ему стало теперь представляться научиться слушать и понимать Бога. Все остальное — лишь средства для этой цели.

Брюс огляделся по сторонам.

— Теперь я понимаю, что люди имели в виду, когда говорили, что испытывают наслаждение, проникаясь словами Священного Писания. Иногда я сижу, буквально впитывая их, часами: перестаю замечать время, забываю про еду, плачу и молюсь. Иногда сползаю со своего кресла и становлюсь на колени, моля Бога, чтобы Он просветил меня. Но самое потрясающее, что Он и вправду делает это.

Бак заметил, что Рейфорд и Хлоя согласно кивают. Для него это было внове в большей степени, чем для них, но и он ощутил такую же жажду Священного Слова. Но к чему же клонит Брюс? Не собирается ли он сказать, что Бог открыл ему нечто? Брюс сделал глубокий вздох и встал, затем он подошел к краю стола и сел на него, возвышаясь над остальными.

— Мне нужны ваши молитвы, — сказал он. — Бог открывает мне истины, которые трудно держать в себе. Но если я буду высказывать их публично, то буду осмеян и, может быть, подвергнусь опасности.

— Разумеется, мы будем молиться, — сказал Рейфорд, — но какое отношение это имеет к сегодняшним новостям?

— Все это имеет самое прямое отношение к ним, Рейфорд.

Брюс покачал головой.

— Разве вы сами не видите? Мы знаем, что Николае Карпатиу — Антихрист. Допустим даже, что рассказ Бака о сверхъестественной гипнотической силе Карпатиу и убийстве двух человек — нелепость. Но даже в этом случае он полностью соответствует описаниям этой зловещей фигуры пророками: он лгун, он умеет очаровывать людей, к нему стекаются толпы. Он жаждет власти, хотя кажется, что все это происходит помимо его воли. Наконец, выдвигает идею единого мирового правительства, единой мировой валюты, договора с Израилем и переноса ООН в Вавилон. Уже одного этого достаточно, чтобы убедиться, что он и есть Антихрист. Есть ли хоть малейшие шансы, что человек добьется всех этих целей, не будучи им?

— Мы знали, что дело идет к этому, — сказал Бак, — но выступил ли он со всем этим публично?

— Да, сегодня он сделал это. Бак присвистнул.

— И что же конкретно сказал Карпатиу?

— С заявлением выступил его пресс-секретарь, ваш бывший босс, как его фамилия?

— Планк.

— Да, Стив Планк. Он выступил на пресс-конференции с сообщением, что Карпатиу не будет показываться на людях в течение нескольких дней, потому что проводит стратегические совещания на самом высоком уровне.

— Он сказал, чему посвящаются эти совещания?

— Он сказал, что Карпатиу, не стремясь к лидерству, чувствует себя тем не менее обязанным сделать быстрые шаги к утверждению мира на земле. Он отдал приказ специальным подразделениям провести разоружение всех стран мира и доложить ему о выполнении. Он сосредотачивает десять процентов не уничтоженного оружия в Вавилоне, который уже переименован в Новый Вавилон. На Международное финансовое сообщество, представители которого уже собрались в Нью-Йорке, возложена ответственность за введение единой мировой валюты.

— Я никогда не верил в возможность этого, — нахмурился Бак. — Хотя один мой друг давно говорил об этом.

— Но и это еще не все, — продолжал Брюс. — Можете ли вы считать случайным совпадением, что, когда Карпатиу приехал на прошлой неделе в Нью-Йорк, там уже находились лидеры основных мировых религий? Чем еще это может быть, как не исполнением пророчеств? Карпатиу призывает их объединиться, проявив максимум терпимости и уважения к тем убеждениям, которых они не разделяют.

— Общая вера? — не удержалась от вопроса Хлоя. — Да некоторые из этих религий так далеки друг от друга, что они никогда не смогут договориться.

— Но они уже договариваются, — сообщил Брюс. — Карпатиу явно добивается успеха. Я не знаю, что он там им предложил, но к концу недели ожидается, что религиозные деятели сделают важные заявления. Я предполагаю, что скоро мы услышим о единой всемирной религии.

— Но кто же пойдет на это?

— Священное Писание указывает, что многие.

У Рейфорда голова пошла кругом. С тех пор как начались исчезновения, ему трудно было на чем-либо сосредоточиться. Временами капитану казалось, что он видит безумный кошмар, который должен закончиться с пробуждением, и тогда сможет измениться и он сам. Не подобен ли он Скруджу,[6] которому нужно было увидеть такой вот ужасный сон, чтобы понять, какой он грубый, жестокий человек? Или Джоржу Бейли, персонажу из книги Джимми Стюарта «Жизнь прекрасна», все желания которого исполнялись, но потом ему приходилось жалеть об этом.

Рейфорд был знаком с двумя людьми — Баком и Хетти — которым довелось лично общаться с Антихристом. Проникаясь этой идеей во всей ее невероятной значимости, капитан содрогался от ужаса. Космическая битва между Богом и сатаной вторглась в его личную жизнь: из недоверчивого циника, нерадивого отца, неверного мужа с постреливающими по сторонам глазами он стал убежденным приверженцем Христа.

— Брюс, почему вы считаете, что новости, о которых вы нам сегодня рассказали, имеют такое большое значение? — спросил Рейфорд. — Я думаю, что никто из нас не сомневался в правдивости рассказа Бака и давно уже не терзается вопросом, не Антихрист ли Карпатиу.

— Не знаю, Рейфорд. Брюс снова сел.

— Чем ближе я становлюсь к Богу, чем глубже постигаю Библию, тем более тяжким становится бремя на моих плечах. Люди должны узнать, что их обманывают. Я чувствую потребность проповедовать Христа повсюду, а не только здесь. Да, эта церковь полна повергнутых в ужас людей, которые жаждут приобщиться к Богу, и мы стараемся помочь им в их нуждах. Но грядут еще более тревожные времена. Самое сильное впечатление произвело на меня сообщение о том, что очередными крупными проблемами станет для Карпатиу то, что он именует «пониманием», которое должно быть достигнуто между глобальным сообществом и Израилем, а также то, что он называет специальной договоренностью между ООН и Соединенными Штатами.

Бак выпрямился.

— Что вы имеете в виду?

— Я ничего не могу сказать по поводу того, что сейчас представляют собой Соединенные Штаты, поскольку в своих исследованиях так и не сумел понять, какую роль предназначено играть Америке в этот период истории. Но мы знаем, чем обернется соглашение с Израилем. Я не знаю, в какой форме оно будет заключено, какое преимущество получит Святая земля, но очевидно это и будет семилетний договор.

Хлоя подняла голову:

— Тогда это означает начало семилетнего периода скорби.[7]

— Вот именно, — Брюс посмотрел на собравшихся. — Если в заявлении Карпатиу будут содержаться обещания гарантий для Израиля в течение ближайших семи лет, это станет действительным началом периода скорби.

Бак делал для себя заметки.

— Таким образом, семилетний период следует отсчитывать не от дней исчезновения, не от восхищения.

— Да, это так, — ответил Брюс. — Я еще надеюсь, что что-то может отсрочить договор с Израилем. Ничто в Писании не указывает на то, что это должно произойти прямо сейчас, но если это случится, отсчет времени начнется.

— Но ведь тем самым начнется также и отсчет времени установления Царства Христова на земле, не так ли? — спросил Бак.

Рейфорда поразило, как быстро ориентируется Бак.

Брюс кивнул.

— Верно. Именно по этой причине мы и собрались. Я Должен вам кое-что сказать. Я собираюсь ввести двухчасовые собрания здесь, в этом зале, специально для вас.

Они будут проходить каждый вечер с понедельника по пятницу от восьми до десяти.

— Но у меня будет много разъездов, — сказал Бак.

— У меня тоже, — добавил Рейфорд. Брюс поднял руку.

— Я не могу обязать вас приходить на каждую встречу, но прошу делать это каждый раз, когда вы будете в городе. В наших исследованиях мы попытаемся сформулировать то, что Бог открыл мне в Священном Писании. Некоторые из вас уже слышали, что я рассказывал об этом. Но если договор с Израилем будет заключен в течение ближайших нескольких дней, мы не должны терять времени. Мы должны будем основывать новые церкви, создавать новые группы верующих. Я хочу отправиться в Израиль и поговорить там с теми двумя, которые свидетельствовали у Стены Плача. Библия говорит о ста сорока четырех тысячах евреев, которые поднимутся в это время и станут действовать по всему миру. Это будет величайшая духовная жатва, миллионы и миллионы людей придут к Христу.

— Фантастические перспективы, — загорелась Хлоя. — Нам следует преисполниться энтузиазмом.

— Я уже в нетерпении, — согласился Брюс. — Но имейте в виду, что у нас не будет времени ни для веселья, ни для отдыха. Помните, о чем говорят семь запечатанных судов Откровения?[8]

Она кивнула.

— Если я прав, то все начнется немедленно. Сначала будет восемнадцатимесячный период мира, но уже через три месяца остальные из запечатанных прежде судов обрушатся на Землю. Будет истреблена четверть населения планеты. Не хочу быть сентиментальным, но посмотрите в глаза ваших друзей в этом помещении и подумайте, что это значит лично для вас.

Рейфорд не стал оглядываться. Он знал, что здесь находятся трое самых близких для него людей. Может случиться, что меньше чем через два года он потеряет еще одного любимого человека.

Бак закрыл свой блокнот. Ему не хотелось вносить туда запись о том, что кого-то из присутствующих здесь, в этом помещении, вскоре унесет смерть. Уильямсу припомнилось, как в день начала занятий в колледже профессор попросил их оглядеться по сторонам, а потом сказал:

— Учтите, через год вы не увидите здесь и трети присутствующих.

По сравнению со сказанным теперь здесь то была просто милая шутка.

— Но мы ведь не собираемся просто выживать, — сказал Бак, — мы хотим действовать.

— Да, — ответил Брюс. — Просто я уже загодя испытываю скорбь. Нас ждет долгая, трудная дорога. Нам придется много работать, и мы должны заранее планировать свои действия.

— Я-то думала снова поступать в колледж, — задумчиво произнесла Хлоя. — Конечно, не в Стэнфорд, а где-нибудь поближе. Есть ли какие-нибудь возражения против этого?

— Вы можете поступить в колледж прямо здесь, — ответил Брюс, — каждый вечер в восемь. Есть еще кое-что.

— Я так и думал, — отозвался Бак.

— Я считаю, что нам нужно убежище.

— Убежище? — спросила Хлоя.

— Подземное сооружение, — ответил Брюс. — Мы можем, не вызывая никаких подозрений, соорудить его в мирный период. Когда наступит судное время, мы уже не сможем достать ничего нужного.

— Что вы имеете в виду? — спросил Бак.

— Я говорю о землеройной машине, чтобы вырыть нишу для помещения, где мы могли бы спрятаться. Придут война, голод, мор и смерть.

Рейфорд поднял руку.

— Но я — то думал, что мы не собираемся поджимать хвост и прятаться.

— Никто и не думает делать этого, — ответил Брюс. — Но если мы не будем планировать все заранее, если у нас не будет места для временного отступления, для перегруппировки, для того, чтобы скрыться от радиации или эпидемии, мы бессмысленно умрем просто для того, чтобы доказать, какими мы были храбрецами.

На Бака произвело впечатление, что у пастора есть вполне реальный план. Брюс добавил, что он уже заказал большую цистерну для воды. В течение долгого времени она будет располагаться на краю стоянки для машин, и люди будут считать, что это какое-то хранилище. Затем при помощи экскаватора выроют яму, куда ее можно будет поместить.

Тем временем они вчетвером подготовят стены, проведут электричество и водопровод, чтобы получилось настоящее убежище. В определенный момент Брюс увезет цистерну. Люди подумают, что это была емкость неподходящего размера или с дефектами. А те, кто не увидит, как увозят цистерну, будут считать, что ее врыли в землю. Подземное убежище соединят с церковью потайным ходом, но пока в этом не возникнет необходимости, пользоваться им не начнут, а все собрания будут проходить в комнате Брюса.

Это вечернее собрание окончилось молитвой. Трое новообращенных молились за Брюса и возложенное на него бремя руководства.

Бак посоветовал Брюсу отправиться домой и поспать. На выходе Камерон повернулся к Хлое.

— Я хотел было показать вам мой новый автомобиль, но теперь мне это уже не кажется таким важным.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — улыбнулась она, — он выглядит великолепно. Не хотите ли поужинать с нами?

— Спасибо, я не голоден. Я собирался отправиться на мою новую квартиру.

— Вы уже обзавелись мебелью? — спросила она. — Вы можете пожить у нас, пока не приобретете ее. У нас очень много места.

Он подумал об иронии обстоятельств.

— Спасибо, — ответил он. — Но это меблированная квартира.

Сзади подошел Рейфорд.

— Так где же вы устроились, Бак? Бак описал свой дом на полпути между церковью и бюро редакции газеты.

— Это недалеко.

— Да, — сказал Бак, — я приглашу вас всех, как только окончательно устроюсь.

Рейфорд открыл автомобиль, Хлоя остановилась у задней дверцы. Они стояли при тусклом свете уличных фонарей, молча и с чувством некоторой неловкости.

— Ладно, — сказал Бак, — я, пожалуй, поеду. Рейфорд забрался в машину, а Хлоя все продолжала стоять.

— Увидимся.

Хлоя слегка кивнула, и Бак повернулся к своей машине. Он чувствовал себя стопроцентным идиотом. Как ему следует вести себя с ней? Он понимал, что она ждет, надеется на какой-то знак с его стороны, что по-прежнему интересует его. Все это было так. Но ему было трудно показать это, то ли потому, что тут был ее отец, то ли потому, что слишком большие события вошли сейчас в их жизнь. Бак задумался над замечанием Хлои, что сейчас нет большого смысла учиться в колледже, но то же самое можно сказать и о романтической любви. Конечно, он одинок, конечно, у них много общего, конечно, она привлекает его и явно испытывает подобное чувство по отношению к нему. Но не будет ли слишком банальным увлечься женщиной в такое время, принимая во внимание все то, о чем говорил Брюс?

Бак уже загорелся любовью к Господу. Бог должен стать его абсолютной страстью до возвращения Христа. Будет ли правильно и благоразумно вместе с тем проявлять внимание к Хлое Стил? Он попытается вытеснить ее из своей души.

Слабая надежда.

— Ты влюбилась в него, верно? — спросил Рейфорд, когда они отъехали.

— Он прекрасный человек.

— Я имею в виду Бака.

— Я поняла, кого ты имеешь в виду. Он прекрасный человек, но вряд ли в его голове есть место для меня.

— Он парень головастый, там для всего место найдется.

— Вот у Брюса в голове гораздо больше, чем у любого из нас, а он намного внимательнее ко мне.

— Дай Баку устроиться, и он позвонит.

— Он позвонит? — передразнила его Хлоя. — Ты говоришь, как отец из «Маленького домика в прериях».

— Извини.

— Вообще-то я, конечно, думаю, что когда-нибудь Бак Уильяме позвонит мне.

Так как вещей у Бака еще не было, его меблированная квартира сохраняла идеальный порядок. Он сбросил туфли и сразу же набрал Нью-Йорк. Он хотел, во-первых, связаться с Мардж Поттер, секретарем редакции, и спросить ее, когда он может рассчитывать на получение из офиса своего архива От ее ответа он едва устоял на ногах:

— Я не знала, куда отправить твои вещи, поэтому послала их в Чикагское бюро. Они должны поступить туда в понедельник утром.

Во-вторых, он получил сообщение от своего главного босса Стентона Бейли:

Третье сообщение было от его бывшего главного редактора Стива Планка, который стал пресс-секретарем Николае Карпатиу:

Камерон хмыкнул, хохотнул и порвал листки. Он поблагодарил Мардж, подтвердил, что получил сообщение и позвонит Бейли, затем сделал пометку у номера телефона Стива и решил повременить со звонком. «Карпатиу хочет переговорить с тобой». Про себя он мог бы сказать и другими словами: «Антихрист охотится за тобой». Бака интересовало только одно: знает ли Карпатиу, что он избежал промывки мозгов. Что этот человек будет делать или попытается сделать, если узнает, что Бак полностью сохранил все в своей памяти, что Баку известно: Карпатиу убийца, лжец, Зверь, Антихрист?

Рейфорд смотрел новости по телевизору, слушал комментарии. Большинство из них положительно оценивали запланированный перевод ООН на территорию бывшего Вавилона, к югу от Тегерана. Одни заявляли:

Если Карпатиу искренне стремится ко всеобщему разоружению, оставляя только десять процентов оружия, то, безусловно, складировать его на Среднем Востоке вблизи Тегерана будет гораздо лучше, чем в Нью-Йорке. Кроме того, в здании ООН, которое вскоре должно опустеть, следует организовать музей как реверанс в сторону самого отвратительного произведения архитектуры, которое когда-либо создавалась в этой стране.

Ученые мужи предсказывали провал переговоров, которые будут проводить как религиозные лидеры, так и финансовые эксперты. Один из них заявил следующее:

Ни одна из религий, какой бы привлекательной и заманчивой она ни представлялась, ни одна из валют, какой бы соответствующей требованиям дня она ни казалась, на деяе не являются таковыми. В этих вопросах Карпатиу неизбежно потерпит неудачу. В результате люди начнут более трезво оценивать нового лидера. Его популярности скоро придет конец.

— Хочешь чаю, папа? — раздался из кухни голос Хлои.

Он отказался. Через минуту она вошла в комнату с чашкой в руках и устроилась на другом конце софы, поджав под себя ноги в домашних тапочках. Ее только что вымытые волосы были закручены в полотенце.

— У тебя, кажется, дата в конце недели? — спросил Рейфорд, когда новости на экране телевизора кончились и пошла реклама.

— Не смешно, — ответила она.

— А я и не имел виду, что это смешно. — Я даже думаю, что вряд ли кто-нибудь позвонит тебе.

— Единственный человек, которого я хотела бы услышать, явно слинял.

— Ерунда, — возразил Рейфорд, — я не считаю, что он вообще о тебе думал.

— А я уверена, что думал, папа. И вот теперь я сижу, как школьница, гадаю и надеюсь. Это так глупо. Чего мне переживать? Ну, познакомилась, но я совершенно его не знаю. Правда, я им восхищена, вот в чем дело.

— Ты восхищена им?

— Конечно. А кто им не восхищается? Энергичный, толковый, умный, воспитанный.

— К тому же известный.

— Да, в какой-то мере. Но я ведь не собираюсь вешаться на него. Мне было показалось, будто он заинтересовался мною, вот в чем дело. Его внимание свидетельствовало, что я привлекла его.

— И как же ты ответила на это?

— Ты имеешь в виду, что я ответила ему? Рейфорд кивнул.

— А никак. Что я могла сделать? Он понравился мне, и вместе с тем я не хотела оттолкнуть его.

— А может быть, он думает, что это он оттолкнул тебя? Может быть, ему кажется, что это он стал действовать слишком активно, слишком быстро. У тебя нет такого ощущения?

— Пожалуй, что так. Я думаю, что все правильно. Я держалась с ним довольно открыто, и стать друзьями, наверное, было бы для нас вполне достаточно.

Отец пожал плечами.

— Может быть, он нуждается в каком-то поощрении?

— Ну нет, ничего такого он от меня не получит. Это не в моем характере, ты же знаешь.

— Знаю, дорогая, — ответил Рейфорд, — но за последнее время ты очень сильно изменилась.

— Да, во многом изменилась, но характер-то остался. Это рассмешило ее саму.

— Так что же мне делать, папочка? Я не могу от него отказаться. Но разве ты не видишь, что в конце концов этим-то все и кончится? Ведь это ему следовало пригласить меня поужинать, а он даже наше приглашение не принял.

— Наше приглашение? Я-то тут при чем?

— Но мне же было неудобно приглашать его только от своего имени.

— Понятно. Только, может быть, он, наоборот, хотел, чтобы вы обошлись без меня?

— Если бы он думал обо мне, как мне казалось, он бы так и поступил. Он бы пригласил меня первым и попрощался с тобой. Мне так кажется… Нет, мне так не кажется, папа.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Я думаю, что тут глупо слишком торопить события. Дай ему время. Утро вечера мудренее.

Возобновилась передача новостей, а Хлоя занялась своим чаем. Рейфорд был очень доволен, что Хлоя завела с ним откровенный разговор об этом. Насколько он помнил, она не разговаривала о мальчиках даже с Айрин. Он понимал, что, конечно, он для нее единственная спокойная гавань во время шторма, но, вместе с тем, его чрезвычайно обрадовало ее доверие.

— Если ты хочешь продолжить разговор, я выключу телевизор, — сказал ей Рейфорд. — Ничего нового по сравнению с тем, что сказал нам Брюс.

— Нет, — ответила она, поднимаясь, — честно говоря, я устала от самой себя. Обсуждать мои любовные дела или отсутствие их в такой момент истории — чистое ребячество, верно? На это не стоит тратить время, даже если я не вернусь в колледж. Лучше перечитать Иезекииля, Даниила и Откровение. Рейфорд рассмеялся.

— Упражняешься в остроумии?

— Само собой. Но ты понял, что я имела в виду, папа. Мне никогда и в голову не приходило, что меня будет интересовать Библия, но сегодня я читаю ее так, как будто для меня уже не наступит завтра.

Рейфорд замолчал. Его поразила ее непреднамеренная ирония.

— Я тоже, — сказал он. — Я уже знаю о древних проповедях больше, чем когда бы то ни было. Мы живем ими, мы живем в них. Сколько раз еще наступит завтра — кто знает?

— Конечно, не столько, чтобы страдать из-за мужчины.

— Но это очень представительный мужчина, Хло.

— Ты мой помощник. Помоги мне выкинуть его из головы. Ты мне поможешь не думать о нем, не правда ли? Рейфорд усмехнулся.

— Ты его забудешь, если я перестану о нем упоминать? Или, может, исключить его из нашего Отряда скорби? Хлоя отрицательно покачала головой.

— Кстати, сколько времени прошло с тех пор, как ты звал меня «Хло»?

— Тебе это нравилось.

— Да, мне было тогда девять. Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, дорогая. Я люблю тебя.

Хлоя направилась к кухне, но остановилась, повернулась и поспешила обратно. Потом нежно обняла его, стараясь не пролить свой чай.

— Я тоже люблю тебя, папа. Больше чем когда бы то ни было и всем моим сердцем.

Бак улегся на живот в своей новой кровати. Он чувствовал себя здесь как-то непривычно. Прекрасное место, прекрасная квартира в новом доме, но пригород Чикаго — это все-таки не Нью-Йорк. Тут чересчур спокойно. Он принес с собой сумку, наполненную свежими фруктами, но даже не притронулся к ним. Посмотрев новости, Бак включил легкую музыку. Он решил читать Евангелие до тех пор, пока не заснет.

Бак все глубже проникался теми представлениями, которые он почерпнул из предсказаний Брюса Барнса о грядущих событиях, однако вместе с тем чувствовал, что сам он больше склоняется к Евангелиям, чем к Ветхому Завету и пророчествам Откровения. Каким революционером оказался Иисус! Теперь Бака приводили в восхищение сильный характер, личность и миссия этого человека. Иисус в его прежнем представлении был обманщиком. Библейский Иисус был другим — радикалом и человеком парадоксов.

Бак положил Библию на ночной столик и повернулся на спину, прикрывая глаза от яркого света. «Если хочешь стать богатым, раздай свое имущество, повторил он про себя. — В этом суть. Если хочешь возвыситься, смири себя. Месть представляется логичной, но неоправданной. Любите своих врагов, молитесь за тех, кто унижает вас. Странно».

Его мысли перешли к Хлое. Как он ведет себя по отношению к ней? Она ведь не слепая. Конечно, она молода, но совсем не глупа. Он не имеет права ухаживать за ней, а потом вдруг ни с того, ни с сего отворачиваться. Но разве его отношение к ней изменилось? Разве он на самом деле хочет забыть ее? Конечно же, нет! Это прелестная девушка, с ней приятно общаться. К тому же их объединяют общая вера и убеждения. Во всяком случае, она могла бы быть хорошим другом.

Значит, дело идет к такому финалу. Он скажет ей: «Будем друзьями!» Но на самом деле, хочет ли он ограничиться этим?

«Боже, что же мне делать? — молча молился он. — Если быть честным, я хотел бы любви, хотел бы близких отношений. Но не слишком ли она молода? Подходящее ли сейчас время, чтобы думать о таких вещах? Ты возлагаешь на нас большое бремя. А если мы полюбим друг друга? Должны ли мы пожениться? Как быть с детьми, если Ты снова придешь через семь лет? Если когда-либо и следовало задуматься, стоит ли обзаводиться детьми, то как раз в наше время».

Бак снял руку с глаз и зажмурился от света. Ну, так что же делать? Услышит ли он ответ от Бога? Он знает больше нас. Камерон повернулся и сел на кровати, обхватив голову руками.

Так что же все-таки его мучит? Он хотел знать только одно: следует ли ему продолжать ухаживать за Хлоей? Он начал молиться, и неожиданно в голову пришли мысли о браке и детях. Безумие какое-то. Наверное, такими путями и действует Господь. Он подводит тебя к выводам, порой логичным, а порой как бы совершенно нелогичным.

Придя к этому заключению, Бак подумал, что, пожалуй, не стоит обнадеживать Хлою. Он явно произвел на нее впечатление, это заметно. Если и он проявит свою заинтересованность, все будет предрешено. Но в этом мире хаоса они, скорее всего, принесут друг другу только несчастье. Может ли он допустить такое?

Очевидно, такой поворот событий не имеет смысла. И как совместить все это с его преданностью Богу? Однако он не может просто перестать обращать на нее внимание, или обращаться с ней исключительно как с сестрой. Пожалуй, самым правильным шагом будет поговорить с ней напрямую. Она безусловно заслуживает этого. Он назначит ей свидание, и они поговорят откровенно. Он скажет ей прямо, что хочет получше узнать ее. Это должно поднять ее настроение. Но хватит ли у него смелости пойти до конца и сказать, что он на самом деле думает? Сказать, что в нынешнее время не стоит стремиться к романтическим отношениям?

Бак так и не разобрался, на каком решении ему следует остановиться, но одно он почувствовал совершенно определено: если он не сделает этого немедленно, он не сделает этого уже никогда. Он посмотрел на часы. Примерно половина одиннадцатого. Может быть, она уже легла спать. Бак набрал номер Стилов.

Рейфорд услышал телефонный звонок, поднимаясь по лестнице. Он слышал какие-то звуки в комнате Хлои, но света у нее уже не было.

— Дорогая, я отвечу, — сказал он. Рейфорд поспешил к своему ночному столику и снял трубку.

— Мистер Стил, это я, Бак.

— Алло, Бак! Вы как будто уже перестали обращаться ко мне «мистер». Так вы заставляете меня снова почувствовать себя стариком.

— А разве вы уже не старик? — спросил Бак.

— Не остроумно. Зовите меня Реем. Чем могу быть полезен?

— Хлоя еще не спит?

— Не знаю, но могу посмотреть.

— Да нет, не надо, — ответил Бак. — Пусть она позвонит мне, когда ей будет удобно.

Он назвал Рейфорду свой новый номер телефона.

— Папа, — с упреком сказала через минуту Хлоя, — ты же знал, что я не спала.

— Но ты не откликнулась, когда я сказал, что отвечу, — возразил он, поэтому я не был вполне уверен, что ты не спишь. А ты не думаешь, что это может быть даже к лучшему? Пусть он подождет до утра.

— Ох, папа, — сказала она, — я не знаю. Как ты думаешь, чего он хотел?

— Понятия не имею.

— Ох, как мне это надоело.

— А мне это нравится.

— Да уж, тебе, конечно, нравится.