"Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 4" - читать интересную книгу автора (Лем Станислав, Кларк Артур, Борунь Кшиштоф,...)ГостиЯ поспешно сложил вчетверо и спрятал в карман записи Гибаряна. Осторожно подошел к шкафу и заглянул внутрь. Одежда была скомкана и втиснута в один угол, как будто в шкафу кто-то прятался. Из кучи бумаг, сваленных внизу, выглядывал уголок конверта. Я взял его. Письмо было адресовано мне. У меня вдруг пересохло горло. С большим трудом я заставил себя разорвать конверт и достать из него маленький листок бумаги. Своим четким и очень мелким почерком Гибарян записал: «Ann. Solar. Vol. 1. Anex, также Vot. Separat Мессенджера в деле F; "Малый Апокриф" Равинтцера». И все, ни одного слова больше. Записка носила след спешки. Было ли это какое-нибудь важное сообщение? Когда он ее написал? Нужно как можно скорее идти в библиотеку. Приложение к первому Соляристическому ежегоднику было мне известно, точнее, я знал о его существовании, но никогда не видел; оно представляло чисто исторический интерес. Однако ни о Равинтцере, ни о его «Малом Апокрифе» я никогда не слышал. Что делать? Я уже опаздывал на четверть часа. Подойдя к двери, еще раз оглядел комнату и только теперь заметил прикрепленную к стене складную кровать, которую заслоняла развернутая карта Соляриса. За картой что-то висело. Это был карманный магнитофон в футляре. Я вынул аппарат, футляр повесил на место, а магнитофон сунул в карман, убедившись по счетчику, что лента использована до конца. Еще секунду постоял у двери с закрытыми глазами, напряженно вслушиваясь в тишину. Ни звука. Я осторожно отворил дверь. Коридор показался мне чертовой бездной. Я снял темные очки и увидел слабый свет потолочных ламп. Закрыв за собой дверь, я пошел налево, к радиостанции. Круглая камера, от которой, как спицы колеса, расходились во все стороны коридоры, была уже совсем близко, когда, минуя какой-то узкий боковой проход, ведущий, как мне показалось, к ванным, я увидел большую, неясную, почти сливающуюся с полумраком фигуру. Я замер. Из глубины коридора не спеша, по-утиному покачиваясь, шла огромная негритянка. Я увидел блеск ее белков и почти одновременно услышал мягкое шлепанье босых ног. На ней не было ничего, кроме желтой, блестящей, как будто сплетенной из соломы, юбки. Она прошла мимо меня на расстоянии метра, даже не посмотрев в мою сторону, покачивая слоновьими бедрами, похожая на гигантские скульптуры каменного века, которые можно увидеть в антропологических музеях. Там, где коридор поворачивал, негритянка остановилась и открыла дверь кабины Гибаряна. На мгновение она очутилась в полосе яркого света, падавшего из кабины, потом дверь закрылась, и я остался один. Правой рукой я вцепился и кисть левой и стиснул ее так, что хрустнули кости; бессмысленно огляделся вокруг. Что случилось? Что это было? Внезапно, как будто меня ударили, я вспомнил предостережение Снаута. Что все это могло значить? Кто была эта черная Афродита? Откуда она взялась? Я сделал шаг, только один шаг и сторону кабины Гибаряна и остановился. Я слишком хорошо знал, что не войду туда. Не знаю, долго ли я простоял так, опершись о холодящий металл стены. Станцию наполняла тишина, и лишь монотонно шумели компрессоры климатических установок. Я похлопал себя по щеке и медленно пошел на радиостанцию. Взявшись за ручку двери, услышал резкий голос Снаута: – Кто там? – Это я, Кельвин. Снаут сидел за столом между кучей алюминиевых коробок и пультов передатчика и прямо из банки ел мясные консервы. Не знаю, почему он выбрал для жилья радиостанцию. Я тупо стоял у двери, глядя на его мерно жующие челюсти, и вдруг почувствовал, что, очень голоден. Подойдя к полке, я взял из стопки тарелок наименее грязную и уселся напротив него. Некоторое время мы ели молча, потом Снаут встал, вынул из стенного шкафа термос и налил в чашки горячий бульон. Ставя термос на пол - на столе уже не было места, - он спросил: – Видел Сарториуса? – Нет. А где он? – Наверху. Наверху была лаборатория. Мы продолжали есть молча, только скрежетали опустошаемые банки. На радиостанции царила ночь. Окно было тщательно завешено изнутри, под потолком горели четыре круглых светильника. Их отражения дрожали в пластмассовом корпусе передатчика. Я посмотрел на Снаута. На нем был черный просторный довольно потрепанный свитер. Натянувшаяся на скулах кожа вся в красных прожилках. – С тобой что-нибудь случилось? - спросил Снаут. – Нет. А что со мной могло случиться? – Ты весь мокрый. Я вытер рукой лоб и почувствовал, что буквально обливаюсь потом. Это была реакция. Снаут смотрел на меня изучающе. Сказать ему? Хотелось бы, чтобы он мне больше доверял. Кто с кем здесь играет и в какую игру? – Жарко, - сказал я. - Мне казалось, что климатические установки работают у вас лучше. – Скоро все придет в норму. Ты уверен, что это только от жары? - Он поднял на меня глаза. Я сделал вид, что не замечаю этого. – Что собираешься делать? - прямо спросил Снаут, когда мы кончили есть. Он свалил всю посуду и пустые банки в умывальник и вернулся в свое кресло. – Присоединяюсь к вам. У вас есть какой-нибудь план исследований? Какой-нибудь новый стимулятор, рентген или что-нибудь в этом роде. А? – Рентген? - брови Снаута поднялись. - Где ты об этом слышал? – Не помню… Мне кто-то говорил, Может быть, на «Прометее». А что? Уже применяете? – Я не знаю подробностей. Это была идея Гибаряна. Он начал с Сарториусом… Но откуда ты можешь об этом знать? Я пожал плечами: – Не знаешь подробностей? Ты ведь должен был в этом участвовать, это входит в твои… - Я не кончил и замолчал. Шум климатизаторов утих, температура держалась на сносном уровне. Снаут встал, подошел к пульту управления и начал для чего-то поворачивать ручки. Это было бессмысленно, главный выключатель находился в нулевом положении. Немного погодя он, даже не повернувшись ко мне, заметил: – Нужно будет выполнить все формальности в связи с этим… – Да? Он обернулся и с бешенством взглянул на меня. Не могу сказать, что умышленно старался вывести его из равновесия. Ничего не понимая в игре, которая здесь велась, я стремился держаться сдержанно. Его острый кадык ходил над черным воротником свитера. – Ты был у Гибаряна, - сказал вдруг Снаут. Это не был вопрос. Подняв брови, я спокойно смотрел ему в лицо. – Был в его комнате, - повторил он. Я сделал движение головой, как бы говоря: «Предположим. Ну и что?» Пусть он говорит дальше. – Кто там был? Он знал о ней!!! – Никто. А кто там мог быть? - спросил я. – Почему же ты меня не впустил? Я усмехнулся: – Испугался. Ты сам меня предостерегал, и, когда ручка повернулась, я инстинктивно задержал ее. Почему ты не сказал, что это ты? Я бы тебя впустил. – Я думал, что это Сарториус, - сказал он неуверенно, – Ну и что? – Что ты думаешь об этом… о том, что произошло? - ответил он вопросом на вопрос. Я заколебался. – Ты должен знать больше, чем я. Где он? – В холодильнике, - ответил Снаут тотчас же. - Мы перенесли его сразу же… утром… жара… – Где вы его нашли? – В шкафу. – В шкафу? Он был уже мертвым? – Сердце еще билось, но дыхания не было. Это была агония. – Пробовали его спасти? – Нет. – Почему? Снаут помедлил. – Не успели. Умер прежде, чем мы его уложили. – Он стоял в шкафу? Между комбинезонами? – Да. Снаут подошел к маленькому бюро, стоявшему в углу, взял лежавший на нем лист бумаги и положил его передо мной. – Я написал такой предварительный протокол. Это даже хорошо, что ты осмотрел его комнату. Причина смерти… укол смертельной дозы перностала. Так тут написано… Я пробежал глазами короткий текст. – Самоубийство… - повторил я тихо. - А причина? – Нервное расстройство… депрессия… или как это еще называется. Ты знаешь об этом лучше, чем я. – Я знаю только то, что вижу сам, - ответил я и посмотрел на него снизу. – Что ты хочешь сказать? - спросил он спокойно. – Гибарян сделал себе укол перностала и спрятался в шкаф. Так? Если так, то это не депрессия, не расстройство, а острый психоз. Паранойя… Ему, наверное, казалось, что он что-нибудь видит… - говорил я все медленнее, глядя ему в глаза. Он отошел от меня к пульту передатчика и снова начал крутить ручки. – Тут твоя подпись, - заметил я после недолгого молчания. - А Сарториус? – Он в лаборатории. Я уже говорил. Не появляется. Думаю… – Что? – Что он заперся. – Заперся? О, заперся! Вот как! Может быть, забаррикадировался? – Возможно. – Снаут… На станции кто-нибудь есть? – Ты видел? Он смотрел на меня, слегка наклонившись. – Ты предостерегал меня. От чего? Это галлюцинация? – Что ты видел? – Это человек, да? Снаут молчал. Он отвернулся к стене, как будто не хотел, чтобы я видел его лицо, и барабанил пальцами по металлической перегородке, Я посмотрел на его руки. На них уже не было следов крови. Вдруг меня осенило. – Эта особа реальна, - сказал я тихо, почти шепотом, как бы открывая тайну, которую могли подслушать. - Да? До нее можно дотронуться. Можно ее ранить… Последний раз ты видел ее сегодня. – Откуда ты знаешь? Он не повернулся. Стоял у самой стены, касаясь ее грудью. – Перед тем как я прилетел? Совсем незадолго?… Снаут сжался как от удара. Я увидел его безумные глаза. – Ты?!! - выкрикнул он. - Кто ТЫ такой? Казалось, он сейчас бросится на меня. Этого я не ожидал. Все шло кувырком. Он не верил, что я тот, за кого себя выдаю. Что это могло значить? Снаут смотрел на меня с ужасом. Что это, психоз? Отравление? Все было возможно. Но ведь я видел ее, эту фигуру… Может быть, и я сам тоже… – Кто это был? Эти слова успокоили его. Некоторое время он смотрел на меня испытующе, как будто еще не доверял мне. Прежде чем он открыл рот, я понял, что попытка неудачна и что он не ответит мне. Снаут медленно сел в кресло и стиснул голову руками. – Что здесь происходит?… - сказал он тихо. - Горячка… – Кто это был? - снова спросил я. – Если ты не знаешь… - буркнул он. – То что? – Ничего. – Снаут, - сказал я, - мы достаточно далеко от дома. Давай в открытую. И так все запутано. – Чего ты хочешь? – Чтобы ты сказал, кого видел. – А ты?… - спросил он подозрительно. – Хитришь? Сказать тебе, и ты скажешь мне. Можешь не беспокоиться. Я тебя не буду считать сумасшедшим, знаю… – Сумасшедшим! О господи! - Он попытался засмеяться. - Но ведь ты же ничего, совсем ничего… Это было бы избавлением… Если бы он хоть на секунду поверил, что это сумасшествие, он бы не сделал этого, он бы жил… – Значит, то, что написано в протоколе о нервном расстройстве, - ложь? – Конечно. – Почему же ты написал неправду? – Почему? - повторил он. Наступило молчание. Снова я был в тупике и ничего не понимал. А мне уже казалось, что я убедил его и мы вместе атакуем эту тайну, Почему, почему он не хотел говорить?! – Где автоматы? - спросил я. – На складах. Мы закрыли их все, кроме тех, которые обслуживают полеты. – Почему? Он снова не ответил. – Не скажешь? – Не могу. В этом было что-то, чего я никак не мог ухватить. Может быть, пойти наверх к Сарториусу? Вдруг я вспомнил записку и подумал, что сейчас это самое главное. – Как ты себе представляешь дальнейшую работу в таких условиях? Снаут пожал плечами: – Какое это имеет значение? – Ах, так? И что ты намерен делать? Он молчал. В тишине было слышно шлепанье босых ног. Среди никелированных и пластмассовых аппаратов высоких шкафов с электронной аппаратурой, точнейших приборов эта шлепающая разболтанная походка казалась дикой шуткой не совсем нормального человека. Шаги приближались. Я стал напряженно всматриваться в Снаута. Он прислушивался, зажмурив глаза, но совсем не выглядел испуганным. Значит, он боялся не ее?! – Откуда она взялась? - спросил я. Снаут молчал. – Не хочешь сказать? – Не знаю. – Ладно. Шаги удалились и затихли. – Ты мне не веришь? - спросил Снаут. - Даю слово, что не знаю. Я молча отворил шкаф со скафандрами и начал раздвигать их тяжелые пустые оболочки, Как я и ожидал, в глубине на крюках висели газовые пистолеты, которыми пользуются для передвижения и состоянии невесомости. Как оружие они стоили немного, но выбора не было. Лучше такое, чем ничего. Я проверил зарядное устройство и перекинул через плечо ремень футляра. Снаут внимательно следил за мной. Когда я регулировал длину ремня, он язвительно усмехнулся, показав желтые зубы. – Счастливой охоты! – Спасибо за все, - ответил я, идя к двери. Он вскочил со стула. – Кельвин. Я посмотрел на него. Усмешки уже не было. Не знаю видел ли я когда-нибудь такое измученное лицо. – Кельвин, это не… Я… правда не могу, - с трудом проговорил он. Я ждал, что он скажет еще что-нибудь, но он только шевелил губами, как будто старался выдавить из себя слова. Я молча повернулся и вышел. |
||
|