"Дело №306" - читать интересную книгу автора (Ройзман Матвей Давидович, Кассиль Лев...)

9

Старичок почерковед, сличив красно-синие линии в книжке и на записке, установил, что они тождественны по окраске и размеру. Микроскопическое исследование бумаги также показало их тождественность. Наконец, почерк на записке имеет ряд характерных признаков: слабое напряжение руки, извилистые нижние окончания штрихов, резко выраженную угловатость овалов. Теми же признаками отличался и почерк Румянцева.

Кроме того, сообщалось в заключении научно-технического отдела, на одном из чистых листов записной книжки художника эксперт Корнева, пользуясь лупой, обнаружила бесцветный вдавленный текст - «Пусть и Комаров поплачет», который оттиснулся от нажима карандашом в то время, как эти слова писались на верхней страничке. Этот текст она выявила особым фотографическим способом. При записной книжке находился химический фиолетовый карандаш, которым написали несколько строк. Эти строки и записку Корнева последовательно смачивала азотной, уксусной, серной кислотами и наблюдала одну и ту же реакцию. Химический состав карандаша Румянцева и автора записки совпадают.

Прочтя этот обличительный документ, Мозарин задумался: как мог художник, здравомыслящий человек, так открыто наводить на собственные следы? Может быть, он писал это в состоянии исступления? Или, что казалось невероятным, решил взять вину на себя? Но с какой стати? Это была тайна, которая требовала раскрытия. Иначе невозможно спокойно и уверенно продолжать следствие. Размышления капитана прервал телефонный звонок. Из бюро пропусков сообщили, что два раза приходил Румянцев и дважды Мозарин не отвечал на телефонный звонок. Сейчас гражданин Румянцев явился в третий раз. Капитан велел его пропустить.

Румянцев очень изменился: он осунулся, под глазами синели круги, лицо обросло жесткой бородой.

- Вы по поводу записной книжки? - спросил Мозарин.

- Нет, она мне не нужна, - тихо ответил Румянцев.

- Скажите, пожалуйста, - продолжал капитан, - вы не писали на отдельном листке этой книжки фразу: «Пусть и Комаров поплачет»?

- «Пусть и Комаров поплачет»? - переспросил художник и наморщил лоб. - Ах да, писал. А почему вас это интересует?

- Будьте любезны раньше ответить на мой вопрос.

- Пожалуйста! Это было в первый месяц замужества Оли. Она ни на шаг не отходила от мужа, даже редко выходила из комнаты. Нечего и говорить, что делалось со мною. От ревности и обиды я озлобился, поглупел и… нарисовал злой рисунок: Оля в образе легкомысленной дамочки бежит в раскрытые объятия какого-то человека, а в сторонке, не видя этого, стоит Комаров. В эти дни я минутами ненавидел Ольгу, она казалась мне ветреной, легко меняющей дружбу. Ненавидел Комарова… На тумбочке лежала записная книжка. Я взял ее и во всю страницу написал эти слова, злорадствуя и мысленно желая, чтобы Ольга обманула Комарова. Теперь я сознаю, как это было глупо… и мелко… даже подло… Дайте-ка мне книжку! - Румянцев протянул руку.

- Погодите! - остановил его капитан. - Кто видел эту запись в вашей книжке?

- Думаю, никто. Я послал рисунок Оле, под которым позже написал: «Пусть и Комаров поплачет»!

- А кто, кроме Комаровой, видел ваш рисунок?

- Мужу она не показывала.

- Это вам точно известно?

- Ну конечно. Иначе Петр не промолчал бы. А вот тетка Оли видела шарж. Я помню, она еще встретила меня на улице и стала бранить: как я смел издеваться над чистой любовью ее племянницы!

- Кто заходил в вашу комнату, когда вас не было дома?

- Соседка, Анна Ильинична. Этой зимой и Комаров.

- А он-то почему заходил?

- Когда я жил с ним, еще до его женитьбы, мы сложились и купили комод. В своих ящиках он хранил спортивные вещи. После женитьбы он не унес их к себе, иногда заходил даже в мое отсутствие, чтобы взять из комода ту или иную вещь.

- Где находилась записная книжка?

- Она все время лежала в комоде. Я ею не пользовался. Она очень толстая. Ее неудобно носить в кармане.

- Я вынужден оставить записную книжку у себя, - сказал Мозарин. - Она приобщается к делу.

- Пожалуйста, - ответил Румянцев и тихо добавил: - Я сегодня видел Олю. У меня сердце разрывается, поверьте… Вам известно, кто этот… этот зверь?

- Да!

- И он сознался? - еще тише спросил Румянцев.

- Нет еще!

- Простите! - пробормотал художник, судорожно дернулся и еле слышно произнес: - Можно идти?

Мозарин подписал пропуск. Художник пошел, еле передвигая ноги, спохватился, что забыл шапку. Взяв ее, он вторично сказал: «Простите!» - и вышел из комнаты.

Опять у Мозарина осталось то же впечатление, что и после первого допроса Румянцева: свидетель странно вел себя, может быть, утаивал важные для следствия показания. Капитан послал повестку тетке Ольги Комаровой, просил ее явиться завтра утром.

Мозарин пошел было в столовую Управления, но вспомнил об утреннем телефонном разговоре с матерью и сказал Байковой, что съездит домой.

Часа через два, возвращаясь в троллейбусе на службу, капитан снова и снова обдумывал, как провести допрос Комарова. Прежде всего это будет психологическая разведка. Она покажет, как воспримет тренер тот или иной вопрос, как он владеет собой и умеет ли вовремя найтись. Это подскажет, как вести допрос дальше. Главное - не давать волю своим чувствам, вовремя сдержать себя. И, пожалуй, надо притвориться простодушным и доверчивым: пусть Комаров думает, что Мозарин - молодой, неопытный следователь. Пусть Комаров вволю лжет, не надо ему мешать. Именно ложные показания и изобличат его.

Капитан набрал номер телефона, который дал ему Градов, и вызвал тренера. Тот сказал, что немедленно выезжает, и добавил, что его могли бы пригласить и раньше. Мозарин по его вызывающему тону почувствовал: преступник будет держать себя нагло.

Комаров, войдя в комнату, снял меховую куртку, бросил на стул, положил сверху кепи и сел. Он был в спортивном костюме из синей байки. Мозарин заметил, что шаровары потерты и на локтях заплаты. Значит, он умышленно надел этот костюм!

- Я прежде всего вынужден протестовать! - внушительно сказал Комаров. - Вы нашли мою жену, товарищ Мозарин! Вы были обязаны в первую очередь известить меня, меня!

- Я послал вам повестку, - спокойно ответил капитан, - но оказалось, что вы уехали в больницу.

- Хотел уехать. А вот сижу, работаю. Просвета не вижу. И потом, разве вы, специалисты своего дела, не могли разыскать меня?

- У нас тоже много работы, гражданин Комаров. Но, конечно, так или иначе - мы вручили бы вам повестку.

- Ну хорошо, - продолжал тренер, меняя тон. - А виновный, надеюсь, арестован?

«Вот как! Сразу берет быка за рога», - подумал Мозарин и уверенно объявил:

- Сегодня возьмем преступника под стражу.

- Прошу извинения, товарищ Мозарин. Как ваше имя, отчество? - Комаров заметно оживился.

- Михаил Дмитриевич, - ответил капитан.

- А вы, Михаил Дмитриевич, не скажете мне имя этого негодяя? Это не человек в коричневой шубе?

- Не имею права оглашать сведения, Петр Иванович, - ответил Мозарин, - но обещаю: вы первый узнаете, кто убийца вашей жены.

- А все-таки, Михаил Дмитриевич, затянули вы с его арестом.

- Нет, Петр Иванович! Дело очень сложное, надо иметь крепкие доказательства

- А вы их не имели?

- Теперь все доказательства налицо, но… не выяснены кое-какие мелочи, а ведь надо все выяснить до конца. Сообщаю это вам доверительно.

«Кажется, понемножку успокаивается», - подумал капитан.

- Разумеется! - подхватил тренер, кладя руки на колени. - Может быть, я помешал вам своим приходом? Ведь вам, - он почти усмехнулся, - надо выяснить кое-какие мелочи…

- Нет, что вы, Петр Иванович, - возразил Мозарин. - Наоборот, я думаю воспользоваться тем, что вы пришли.

- Сделайте одолжение, Михаил Дмитриевич.

Капитан медлил, постукивая пальцами по столу. Боясь расстроить тренера, он мягко спросил:

- Вы могли бы опознать одежду вашей жены?

- Да. А что?

Мозарин встал, подошел к шкафу, достал коричневую юбку Ольги Комаровой и положил ее на стол.

- Можете удостоверить, что это ее вещь?

Тренер посмотрел на юбку, пощупал материю и пожал плечами.

- Я помню, что полтора года назад жена шила себе костюм из такого материала. Но это материал очень ходовой. Фасон тоже обычный. Право, не знаю, как и ответить на ваш вопрос. Точно подтвердить, что эта юбка моей жены, не могу. - Он легким движением положил ее на место. - А где вы ее взяли?

«Играет неплохо», - подумал капитан и вслух сказал:

- На территории Покровского-Стрешнева.

- И больше там никаких вещей не нашли?

- А разве там должны быть и другие вещи? - быстро спросил Мозарин и поглядел в глаза Комарову.

- Не понимаю вашего вопроса, Михаил Дмитриевич, - учтиво ответил Комаров, смотря в глаза капитану. - Может быть, другие вещи я мог бы опознать точнее.

- Я хотел сказать, - пояснил офицер, - разве в Покровском-Стрешневе часто разбрасывают вещи?

- Ну откуда мне знать, Михаил Дмитриевич! - проговорил тренер, успокаиваясь. - Я ведь по горло занят спортом, гимнастикой…

- Погодите, - остановил его Мозарин, как будто что-то припоминая, - там нашли еще один предмет.

Капитан снова подошел к шкафу, вынул батистовый платочек и, не сводя глаз с Комарова, положил его на стол. Тренер взял платочек в руки, посмотрел на метку. Лицо его было спокойно.

- Это платок моей жены, - сказал он.

- Где она его носила, Петр Иванович?

- По большей части в нагрудном кармашке жакетки. Вот так, Михаил Дмитриевич! - И тренер сунул платочек в кармашек своей спортивной куртки.

- А зачем вы положили этот платочек в карман юбки? - спросил капитан тем же тоном.

- Я?! - воскликнул Комаров, настораживаясь. - Положил?

- А кто же, по-вашему? - строго спросил офицер и чуточку подался вперед. - Кто?

- Оля положила. Она шла к тетке в поселок. Был мороз. Она надела беличью шубу и не жакет, а вязаную кофточку. Уходя, взяла этот платок из кармана жакетки. Положила в карман юбки. Так я полагаю…

- Но этот платочек пропал из вашего шкафа как раз после исчезновения вашей жены.

- Чепуха!

- Нет, не чепуха. Комаров! - проговорил Мозарин. - Не чепуха! - Он снова быстро подошел к шкафу, вынул оттуда шлем и спортивные шаровары Комарова. - Ведь вы не станете отрицать, что это ваши вещи?

- Нет, не стану, - ответил тренер. - Я носил их полтора года назад. А с тех пор ношу костюм, который вы видите на мне.

- В этом костюме, а не в том, какой надет на вас, вы отправились в клуб имени Калинина?

- Нет! - почти закричал Комаров.

- Вы просили Анну Ильиничну этот костюм выстирать?

- Нет! - уже закричал тренер и тут же поправился: - Да. Просил. Он слежался в шкафу. Я хотел его подарить школьным ребятам.

- Неправду говорите! - резко сказал капитан, чувствуя, что преступник вот-вот сдастся. - Вы просили его выстирать потому, что на нем была кровь.

- Кровь? - переспросил Комаров и, как бы защищаясь, поднял руки. - Это моя кровь! Я в нем четыре года ездил на лыжах, на коньках. Не раз падал и разбивался.

Мозарин выхватил из ящика стола анализ пятен на спортивном костюме и шлеме Комарова, положил его перед тренером.

- Разбивались вы, а на костюме кровь вашей жены!

- Кровь Оли? - Комаров, потеряв самообладание, театрально схватился за голову. - Товарищ Мозарин! А не мог ли кто-нибудь, когда я ушел с женой, воспользоваться моим костюмом? Мы не запирали шкафа, а комнату всегда оставляли открытой.

- Комаров, вы плохо играете! - решительно произнес Мозарин, поднял трубку с рычага и, набрав номер комендатуры, вызвал к себе дежурного. Потом достал из папки ордер на задержание тренера и положил его на стол.

- Это возмутительно! - закричал Комаров, прочитав ордер. - Я не мог этого сделать! Я был в РОНО, в клубе, на лыжной…

- Где и сколько времени вы были, все точно проверено! - перебил его капитан. - Вы могли успеть это сделать.

- Нет! - снова закричал тренер. - Нет!.. - ударил он себя кулаком в грудь.

- Уведите задержанного! - приказал Мозарин возникшему в дверях дежурному.

…Только одна фраза Комарова осталась в памяти капитана: кто-то мог надеть его спортивный костюм, лежавший в шкафу. Без сомнения, тренер намекал на Румянцева. Но мог ли художник переодеться и догнать Ольгу Комарову? Правда, она заходила к своей подруге Кате Новиковой, но Катя и соседка Полина Ивановна видели Ольгу не с художником, а с человеком в коричневой шубе…

Докладывая Градову о заключении под стражу Комарова, Мозарин не стал подробно останавливаться на этом заявлении тренера, а решил предварительно все продумать сам. Зная, что предыдущую ночь капитан провел на службе, Градов предложил ему после допроса поехать домой и отдохнуть.

…Поздней ночью Румянцев позвонил полковнику Градову из телефонной будки бюро пропусков и попросил принять его по неотложному вопросу. Полковник предложил художнику прийти утром к Мозарину, но Румянцев настаивал на своем. Градов приказал выдать ему пропуск. Через несколько минут художник вошел в кабинет. Он тяжело дышал, глаза его бегали из стороны в сторону.

- Я совсем измучился, товарищ полковник! - сдавленным голосом проговорил он. - Я больше не могу! Я должен сознаться…