"Планета катастроф" - читать интересную книгу автора (Лаумер Кейт)

8

Я был окружен звуками: собственное свистящее дыхание, едва слышное гудение рециркулятора, скрип кожаного ремня, трущегося о подводный костюм. Я потрогал кнопку, включающую ток, и почувствовал мгновенный толчок, его сообщил мне водяной двигатель, укрепленный под баллонами на спине. Сквозь толщу воды я с трудом различал цифры на приборе, пристегнутом к моему левому запястью» он показывал глубину и мое положение в пространстве. Я поднес его поближе к глазам, перевернулся головой вниз и активно заработал ластами.

Я почувствовал, как сильный поток подхватил меня. Кармоди рассказывал в свое время, что Средиземное море продолжает опускаться на полдюйма в неделю, выливаясь через Гибралтарский пролив, чтобы выровнять разницу в уровнях, образованную новым Сицилийским «мостом». Закрытая со всех сторон сушей восточная его часть, в которой я сейчас находился, подпитывала этот поток подземными водами. Теперь мне приходилось плыть навстречу течению, и я продолжал падать вниз, но уже не отвесно, а под углом в сорок пять градусов.

Пройдя семьдесят пять футов, я убавил силу тока и попробовал вглядеться в глубину под собой. Это было сравнимо с изучением изнанки собственных век. Вода была так холодна, что мои голые руки заныли. Засунув их в подогреваемые карманы костюма, я перевернулся на спину, чтобы посмотреть вверх, и увидел едва заметное светлое пятно в темной воде — а может, просто его вообразил.

Индикатор положения показал, что я отдрейфовал на сотню ярдов от катера, тогда я выровнял курс, а затем снова устремился вниз» Гнетущее давление воды все усиливалось, но, проигнорировав покалывание в глубине глаз, я ушел на глубину в сто пятьдесят футов.

Светящаяся стрелка индикатора показала, что я нахожусь на глубине в сто семьдесят пять футов. Так глубоко я нырял всего лишь один раз, в прозрачной воде Бермудского треугольника, когда надо мной сияло солнце тропиков, а голубое небо было покрыто облаками, похожими на чисто вымытых барашков. Цепляясь за это приятное воспоминание, я опустился на глубину двухсот футов.

Отдохнув еще немного, я снова ринулся вниз. Если верить Кармоди, то дно — на глубине тридцати пяти саженей, а стало быть, я уже должен скрести его носом. Поработав ногами, я проплыл еще примерно ярд…

Что-то коснулось моего тела, и я шарахнулся в сторону: это оказалось пышной веткой водорослей, которая слабо фосфоресцировала, излучая зелено-голубое сияние. Я достиг морского дна.

Я принял вертикальное положение, и ноги мои погрузились в мягкий ил. Высокий куст водорослей рос вертикально, видимо, здесь не было никакого течения. Вглядываясь во тьму, я не смог различить ничего, кроме призрачных морских растений, которые грациозно покачивались, потревоженные моим появлением. Я подумал, что если мне не шевелиться, замереть, они забудут о моем присутствии. Сейчас я медленно опущусь на мягкий ковер морского ила и буду отдыхать, наблюдая танец каких-то неведомых светящихся лент…

Тут я вспомнил предостережение: «Картины морского дна усыпляют». Я попытался двигаться, потом оставил эту попытку — слишком уж было тяжело, — потом подпрыгнул, заработал руками и ногами, чтобы сбросить дремоту, обволакивающую, словно теплое одеяло. Мне показалось, что я боролся довольно долго, пока не повис в воде, тяжело дыша.

Стрелка индикатора показала двести двенадцать футов глубины. Наслаиваясь на прежний шум, в ушах зазвенел еще какой-то высокий, поющий звук. Сияние циферблата как будто ускользало, уплывало от меня и грозило исчезнуть совсем… Я упустил из виду это единственное светящееся в темноте пятно, и вдруг вместо него замелькали разнообразные красочные пятна, они вертелись вокруг меня, словно расплавленная радуга, я закружился в их вихре, а они, сопровождая меня, пели зовущими сладкими голосами. Теперь я двигался меж высоких столпов холодного огня, я плыл к месту, куда нет доступа, — так бывает только во сне, когда душа, свободная от тела, устремляется к золотому сиянию…

Нет, что-то здесь не так… Нащупав колено, я нашел над ним кнопку и нажал. Теперь снова можно наслаждаться многоцветьем красок и райским пением…

Но тут в горле у меня появилась резкая боль, а нос словно Зажали горячими щипцами. Голова дернулась в сторону, я набрал воздуха, чтобы заорать, но вместо этого подавился. Заработав ногами и руками, я наконец ощутил свои конечности и посмотрел на часы. Оказывается, уже пятнадцать минут я дрейфовал без сознания.

Пение в ушах прекратилось, но его сменили удары сердца — невероятно гулкие. Вокруг царила кромешная тьма, исчезли даже водоросли. Да, «подвиг» мой с самого начала был безумием, а уж то, что творилось сейчас, казалось и вовсе сущим кошмаром. Хорошо бы всплыть, пожать руки своим товарищам, потом отправиться с ними в бар и выпить пару рюмок чего-нибудь покрепче. Все-таки Кармоди хороший парень, хотя и зарабатывает на жизнь не вполне легальным способом. Я бы стал его компаньоном, мы отправились бы в южные моря, где жить полегче, и забыл бы я, про эту свою призрачную цель.

Я потянулся к кнопке, ведающей подачей энергий для подъема наверх, но вдруг заметил нежное зеленоватое сияние, проникающее сквозь мрак.

Индикатор показывал, что я нахожусь на глубине в двести один фут. Отчаянно работая ногами, я направился к источнику света, но Проскочил мимо, видимо, отнесенный течением. Здесь вода была прозрачнее, мимо проплыла стайка мелких рыбешек, их серебряные бока сверкнули, попав в полосу света. Мне снова пришлось прибегнуть к водяному двигателю, сила которого помогла мне, преодолев течение, податься назад, навстречу источнику света.

Оказалось, сияние исходит из пещеры, куда ведет круглый вход четырех футов высотой, полуприкрытый воротами. Я тронул створки — за ними начинался туннель, теряющийся в перспективе. Протиснувшись в щель, я поплыл по этому туннелю.

Труба слегка изогнулась, уводя меня влево и немного вниз. Плывя по ней, я вспомнил о Кармоди, блаженствующем сейчас в шезлонге на палубе, в двухстах футах надо мной. Покуривая трубку, он иногда поднимает волосатую руку и смотрит на часы. Как же я забыл о своем обещании время от времени переговариваться с ним? Он наверняка решил, что меня уже съели акулы. Судя по моим часам, я покинул катер тридцать пять минут назад.

От этой мысли меня отвлекло новое видение: впереди на фоне сияющего света я начал различать какие-то вертикальные линии. Подобравшись поближе, я понял, что это жалюзи. Я вцепился в одну из полос, яростно борясь с течением, которое потянуло меня назад. Давление увеличивалось с каждой секундой, под шлемом по лицу стекали струйки пота. Если я отпущу эту соломинку, меня закрутит, как щепку в водовороте.

Выход, вернее, вход, оставался один: вперед, сквозь это дьявольское жалюзи! Вцепившись в полоску двумя руками, я начал осуществлять свой отчаянный план. Собрав все силы, я просунул в щель сначала плечи, потом грудь. Вода бешено колотила по телу, в ушах стояла такая какофония, словно мне на голову со всех сторон обрушивались рояли. Вытянув ноги, я занял вертикальное положение и подался вверх. Рука нащупала край иллюминатора. Подтянувшись, последним усилием я бросил свое тело в этот проем. Увидеть такое я никак не ожидал… Я оказался в комнате, довольно просторной, чем-то напоминающей салон, где играют в рулетку. Вдоль каменных стен выстроились толстые витые колонны, из камня же были сделаны массивный стол и скамьи. Пол, насколько можно было разглядеть сквозь черную грязь, когда-то играл мозаикой.

Поискав глазами источник света, я увидел трубки, прикрепленные к потолку, они излучали бледно-голубое сияние.

Обзорная часть моего шлема покрылась испарениями, я снял его и чуть не задохнулся от удушающего запаха гниения. И все же это был воздух, им можно было дышать. Я пересек комнату и увидел несколько покрытых плесенью ступенек, ведущих наверх. Они упирались в тяжелую дверь, которая открылась, когда я на нее приналег. Помещение, в котором я оказался, сильно напоминало чердак в магазине старьевщика.

Здесь были сложены, свалены, упакованы и просто валялись статуи, глиняные горшки, напольные керамические вазы, деревянные сундуки, какие-то узлы, тюки, ножки и спинки стульев, ширмы с деревянной резьбой. Громоздились античные сосуды, статуэтки, имевшие, видимо, ритуальное значение, предметы современного быта, а над всем этим — толстый слой битых черепков и гнилого дерева.

На противоположном краю комнаты я увидел еще одну дверь. Не успел я сделать и шага по направлению к ней, как дверь растворилась сама собой.

Я отшатнулся и успел спрятаться между статуей какого-то божества и опрокинутой тележкой. Из своего укрытия я увидел ноги человека, спускающегося по лестнице, он шел с трудом, потому что нес на себе тяжелый сундук. Человек остановился, озираясь, потом свалил сундук на груду хлама. Освободившись от груза, он перевел дух и, вынув из кармана грязную тряпку, принялся не спеша вытирать руки. Я стоял, затаив дыхание и притворяясь неодушевленным предметом.

Медленно проползло секунд десять. Потом мужлан сделал шаг в мою сторону: я был разоблачен и потому откровенно положил руку на кобуру пистолета и замер в ожидании. Незнакомец осмотрел меня с ног до головы, потом сделал заявление, видимо, по-гречески.

— Нет, — ответил я. — Просто жду автобуса. Ни один мускул не дрогнул на лице этого деревянного идола. Невозмутимо он перешел на английский.

— Кто прислал вас в это отделение? — спросил он монотонно, безо всякого интереса.

— Я сам себя прислал, — ответил я.

— Где ваш командир? — Он говорил с каким-то акцентом, но я не понял, с каким именно.

— Я и есть командир, — парировал я. Чтобы достать меня, ему пришлось бы сделать шаг, а я раздумывал, наносить ли удар сразу или подпустить поближе.

— Мне не доложили, — проворчал охранник. Отбросив тряпку, он сделал какой-то жест.

— Ничего, это мелочь, — снисходительно заметил я. — Вы свободны.

— Это нечеткая инструкция, — заколебался он. — Куда прикажете идти?

— А куда бы вам хотелось? — спросил я. Дурацкий разговор начинал действовать мне на нервы, я чувствовал, что покрылся испариной. Уж лучше бы этот тип блеснул полицейской бляхой, заорал и вообще как-то себя проявил. Вместо этого он впал в раздумье.

— Мне бы хотелось вернуться к себе и лечь спать, — ответил он наконец.

— Давай, — разрешил я.

Развернувшись, охранник направился к ступенькам, я сначала наблюдал за ним, а потом пошел следом.

— Может, ты мне кое-что покажешь? — спросил я.

— Я здесь недавно.

— А что вы хотите увидеть? — спросил он, стоя на лестнице.

— Все.

— Это нечеткая инструкция, — ответил он.

— Ты просто води меня повсюду, а я сам выберу, на что смотреть. Он колебался.

— Я знаю, — продолжал я, — что это нечеткая инструкция, но ты мне показывай все подряд.

За дверью Мы увидели холл, освещенный получше, чем комната, которую мы покинули. Правда, в нем пахло гнилыми огурцами, йодом и речной тиной. Пол, выложенный огромными каменными плитами, пропускал воду на стыках. Грубо оштукатуренные стены растрескались, и по трещинам тоже струилась йода. В этих же стенах когда-то были дверные проемы, теперь наглухо заложенные кирпичом и просмоленные, но такие же мокрые. Казалось, здесь сочится из всех щелей.

Коридор, ведущий из холла, свернул вправо и закончился металлической стеной с круглой дверью — массивной, как в банковском сейфе. Мой проводник положил руку на рычаг, потянул его на себя, потом повернул влево. Дверь Отворилась, он, пригнувшись, вошел, я — за ним.

Мы оказались в широком коридоре, ярко освещенном, с гладкими стенами, сверкающим полом и, главное, свежим воздухом. Пройдя с десяток шагов мы попали в просторный зал с мозаичным полом и стенами, покрытыми росписью: картины изображали мужчин и женщин в коротких шотландских юбочках, которые бросали какие-то палки в птиц, взлетающих с болота. В дальнем углу комнаты у широкого дверного проема, за большим столом из целой мраморной плиты сидел склонившись над бумагами, какой-то человек. Мы подошли к нему.

— Прошу ваших указаний, — гаркнул охранник, после чего «чиновник» посмотрел на него, на меня, а потом встал из-за стола. Отступив на шаг, мой провожатый ждал, когда тот обойдет стол.

— Арестовать, — равнодушно произнес «чиновник» и сделал указующий жест в мою сторону. «Пора!» — решил я и первым нанес удар «клерку». Отпрянув, я наткнулся на своего провожатого, угостил его кулаком в ухо, потом швырнул второго нападющего через стол… В это время-верзила прыгнул мне на спину. Свившись в клубок, мы покатились по полу, и я явственно услышал стук его черепа о мрамор. Мой противник затих — видимо, навсегда. Тот, что еще недавно невозмутимо восседал за столом, теперь стоял на коленях, судорожно нащупывая висящий на шее золотой свисток. Свисток схватил я и, потянув за цепочку изо всех сил, приложил «чиновника» головой о стол. Соприкоснувшись с мраморной столешницей, он странно забулькал и повалился на пол.

Я тяжело дышал, в голове шумел прибой. Не успел я оправиться после своего путешествия по водосточной трубе, как на тебе — приятный сюрприз.

Сначала в зале было тихо, потом я услышал шаги — приближались несколько человек. В голове моей пронеслись разные варианты предстоящей встречи, и ни одного хорошего, потому что два окровавленных тела на полу многовато для одного чужака.

Взгляд мой упал на дверь, украшенную золотыми скрепками. В два прыжка я оказался возле нее и надавил на ручку. Дверь со скрипом подалась, и я сделал еще один шаг в неведомое.

Это снова был коридор, но шире предыдущего, с высоким потолком, хрустальными люстрами. Свод поддерживался колоннами, как в готическом храме. Здесь в стенах тоже имелись пустоты, однако зацементированы они были, против прежнего, чрезвычайно аккуратно. Еще одна незапертая дверь… Еще один зал. Правда, этот был обставлен современной мебелью, украшен коврами и картинами. Но и здесь царил хаос: кипы газет и предметы одежды валялись на столах и на полу, стопки грязных тарелок стояли на буфете, на сиденьях кресел и даже на покрытых ковром ступенях, ведущих к открытой арке. На ковре расплывались пятна грязи, а на роскошных обоях проступила плесень — следствие неизменной сырости.

Из коридора донеслись голоса, потом заскрипела дверь. Погоня обнаружила бы меня сразу, поэтому я спустился по ступенькам и попал в следующую комнату, где в нос мне ударил запах чеснока и грязного постельного белья. У левой стены, на огромной кровати под балдахином возвышалось нечто огромное и разбухшее. Человек, раскинув руки и ноги, возлежал на горе атласных подушек. Существо уставилось на меня неестественно крошечными для огромного черепа глазками. Его массивные челюсти задвигались, исторгая тоненький голосок говорящей куклы.

— Заткнись, — оборвал я.

Выхватив пистолет из кобуры, я подошел к той стене, что была не видна от двери из коридора.

— Если кто-нибудь просунет голову в дверь, получишь пулю, — пообещал я. — Понял?

Выпученные глаза рассматривали меня еще какое-то время, это был единственный признак того, что меня слышат. А может, он глух или не понимает по-английски. Так или иначе, пистолет в моих руках был убедительным аргументом. Голоса из коридора слышались все ближе.

— Прикажи им убраться, — прошипел я, — прикажи по-английски.

Он набрал в грудь воздуха, — по атласным подушкам пробежала волна, — и взвизгнул:

— Пошли прочь!

Шаги, приближавшиеся к двери, стали глуше — люди ступили на ковер. Их было не меньше трех, судя по голосам. Я мысленно измерил расстояние от себя до «спящей красавицы».

— Пошли прочь! — снова пропищала гора жира. — Сейчас же!

Голос в коридоре отдал команду, и шаги стали удаляться.

Подождав, пока они совсем затихли, я сделал глубокий вдох — до этого я и не подозревал, что не дышу. Толстяк разглядывал меня и таким вниманием, словно ждал какого-то фокуса, который он ни за что не хотел проморгать.

— Ты не такой, как мы, — пропищал он наконец.

— А кто такие «мы»?

— Ты как сюда попал? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я шел по следу, здесь он кончился.

— Это невозможно. — Лысая голова закачалась из стороны в сторону в большом волнении.

— Иногда возможно, — возразил я. — Ну так рассказывай, переросток. Я так долго сюда добирался, что нервы мои на пределе. Могу сорваться.

— У меня очень много денег, — затараторил толстяк.

— Золотыми монетами?

— Какими хочешь. Я позову того, кто…

— Никого ты не позовешь. Что это за парни, которых доставил сюда Рашас, а они заплатили золотом? Толстяк пожевал губами.

— Я дам тебе власть…

— У меня ее и так хватает. — Обойдя кровать, я приставил револьвер к его горлу:

— Кто ты такой? Что это за место? Кто те молчаливые парни, которые так лихо стреляют?

Он запищал и захлопал толстыми ладонями по грязной шелковой простыне.

— Ты знаешь человека по фамилии Сэтис? — продолжал я. Однако даже если толстяк его и знал, то не подал виду. Он глядел на меня не отрываясь, словно я исполнял стриптиз. Выпростав одну руку из-под одеяла, он то и дело трогал крышку резного сундука у кровати, а заметив мой взгляд, убрал руку. Подойдя ближе, я откинул крышку и увидел сложенное белье, а сверху какую-то одежду из зеленого материала, отливающего металлом. Не успел я протянуть руку за этим костюмом, как он издал писк придушенной курицы и рванулся ко мне.

Я отскочил прочь, но, видимо, недостаточно быстро. Его жирная рука схватила мою и зажала ее, словно тиски. Я вырвался, успел упереться ногой в его живот и сильно двинуть в ухо. Но этого оказалось мало: взревев, как обиженный слон, толстяк пытался схватить меня за шей, но, промахнувшись, угодил в плечо. Он снова потянулся к моему горлу и на этот раз достиг цели. Пальцы его сомкнулись, как щипцы. Сосредоточившись, я наметил точку на его физиономии и, собрав всю свою злость, нанес сокрушительный удар. Глаза толстяка замутились, тело пронзила судорога, и он обмяк.

Я заставил себя встать на ноги, проверил свои суставы, с немалым удивлением заметив, что все они целы. Большой бэби неплохо дерется, если его разозлить, подумал я.

Вынув из сундука зеленое одеяние, я встряхнул его и узнал комбинезончик, который миг принадлежать только одной женщине.