"Изумрудный дождь" - читать интересную книгу автора (Кузнецов Юрий Николаевич)

Бумажный змей

Рано утром в окошко дома, где спал Костя, заглянул шаловливый солнечный зайчик. Он потихоньку подкрался к спящему мальчугану, пробежался по его ресницам. Но ему не удалось застать мальчика врасплох.

Хитрец уже проснулся, но не спешил вставать. Он только слегка приоткрыл глаза. Солнечный зайчик сразу разделился на разноцветные лучики. Так бывает из-за того, что свет пробирается сквозь тесные промежутки между ресницами. Если ими слегка пошевелить, цветовые пятна оживают. Костя мог долго подглядывать за этими радужными переливами. Но вот солнечный зайчик наигрался с ним и скользнул дальше, на стенку. Теперь пришёл черёд мальчика. Он вытащил руки из-под одеяла. На стене появилась тень собаки. Собака шевелила ушами, морщила нос, раскрывала пасть, как будто беззвучно лаяла. Вдруг она лайкнула вслух, заливисто и звонко.

Костя так и подскочил на кровати.

— Бабушка, чего безобразишь! — сообразив в чём дело, сконфуженно закричал мальчик.

Это она, заглянув в дверь и заметив баловство внука, подшутила над ним.

— Вставай уж! Вот парное молочко, утром подоила Красавку. На улице-то опять вёдро, будем нынче с сеном, — приговаривала бабушка, проворно собирая на стол.

Тут Костя вспомнил про бумажного змея, быстренько вскочил, ополоснулся, на ходу выпил кружку молока и выскочил на улицу.

— Чего спешишь-то, — прикрикнула бабушка, но мальчика уж и след простыл. — Вот пострел, — покачала она головой, улыбаясь.

Подхватив змея, он мчался прямиком к Гиблому оврагу, на обрыв. День был такой ясный, небо такое голубое, а солнце такое ласковое, что от вчерашних страхов не осталось и следа.

— Какие могут быть привидения, когда на земле всё уже исследовали-переисследовали, — засмеялся он на ходу, — и в космос чуть ли не каждый день летают!

Костя спустился к речке отлогим берегом, перебежал по шатким, из нескольких жердинок, мосткам на ту сторону и узкой извилистой тропкой взлетел единым духом наверх. На обрыве было ветрено. Он с удовольствием подставлял свежим струям воздуха разгорячённое от быстрого бега лицо.

Здесь всегда, даже в самую тихую, безоблачную погоду, дул ветер!

Мальчуган давно приметил это, поэтому-то и решил опробовать змея именно здесь.

Первая попытка оказалась неудачной. Подхваченный было потоком воздуха змей почему-то скользнул вниз по склону обрыва.

Костя потянул его назад, к себе.

Змей поднимался неохотно, шёл кругами, рывками, как крупная рыбина на крючке. Можно было подумать, что ветер здесь дул не вверх, как положено, а вниз и не хотел уступать добычу.

Наконец мальчик выдернул его наверх.

Теперь Костя решил действовать по-другому. Он послюнил палец и поднял вверх, определяя направление ветра. Оказалось, что ветер дул почти вдоль оврага. Мальчик развернулся лицом к ветру, отойдя подальше от края обрыва.

На этот раз змей полетел сначала вдоль обрыва, затем начал забирать к речке и устремился вдаль: по-над речкой, над кустами смородины на том берегу, над полем.

Костя едва успевал разматывать бечёвку. Скоро клубок кончился. Чтобы освободить руки, мальчуган привязал конец шнура к ветке ольхи, росшей неподалёку, и стал готовить к отправке письмо. Он нанизал бумажку на шнур, но тот, поначалу туго натянутый, почему-то ослаб и продолжал всё больше провисать. Костя взглянул вверх. Змей большими кругами, как ястреб над добычей, парил над Гиблым оврагом, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже.

«Потерял восходящий поток», — подумал мальчик с огорчением и стал наматывать шнур на руку, выбирая слабину.

В это время змей круто подался вниз, летя по спирали, штопором, и почти у самой земли вдруг резко рванулся вертикально вверх. Рывок был так силён, что Костю, не успевшего стравить бечёвку, буквально сдёрнуло с кручи. Теперь мощному потоку воздуха, который засасывал змея в вышину, противостоял вес мальчика. Бечёвка мгновенно натянулась, как струна, издав при этом звук, похожий на хлопок пастушьего кнута: «Щёлк!». Змей замер на месте, потом медленно, нерешительно стал опускаться в овраг.

«Дед как в воду глядел, когда говорил, что такой змей и человека может утащить», — подумал Костя.

Он не успел даже испугаться, как уже приземлился, вернее, как будто прилепился к каменному подножию обрыва, выпустил шнур и… исчез. Змей, как будто обрадовавшись, что освободился от груза, стрелой взмыл высоко в небо. Вслед за ним по бечёвке побежала бумажка — письмо, которое подготовил, но не успел отправить Костя. Стайка таких же писем, которые выронил мальчик при падении, парила в воздухе. Словно подгоняемые огромным вентилятором, они разлетелись в разные стороны и вскоре осели на песке, на кустах, на траве. Теперь над Гиблым оврагом одиноко парил только бумажный змей. Если бы кто-нибудь некоторое время понаблюдал за ним, то заметил бы, что он с удивительным постоянством движется одним и тем же путём: сначала в вышине расширяющимися, затем, снижаясь почти до земли, сужающимися кругами и, наконец, снова стремительно взмывая вверх.

Когда Костя не явился к обеду, бабушка забеспокоилась:

— Никогда и не бывало, чтобы полдничать не пришёл!

Вскоре вернулся из поездки дед Григорий. Узнав, что внук как ушёл с утра, так ещё не бывал дома, он нахмурился и проворчал:

— Придётся ему вместе со змеем посидеть часок в чулане, чтобы знал порядок.

В деревнях ещё кое-где сохраняется обычай обедать в одно время всей семьёй.

Про себя, однако, Григорий отметил:

«Надо бы выйти за деревню посмотреть, не видать ли где змея».

Тут на глаза ему попалась бумажка, застрявшая в щели у двери. Он машинально, для порядка, поднял её, повертел в руках, не пригодится ли для самокрутки.

Обнаружив, что она надорвана до середины, хотел выбросить, но вдруг внимание привлекла надпись, нацарапанная рукой внука:

«Уехал домой! Вернусь в воскресенье!

Костя».

Дед хмыкнул:

— По приятелю Алёшке, значит, соскучился!

Он вспомнил, что вчера, когда мастерил внуку игрушку, тот рядом выстригал такие бумажки, а потом долго что-то писал на них. Готовился, видимо, со змея запускать.

«Может, обиделся, что я его с собой в город прокатиться не позвал, — размышлял над запиской дед. — У него, как услышал про город, глазёнки так и заблестели. А не попросился, знает мой характер, шельмец. Когда можно, я и сам приглашу».

Григорий закурил, подумал ещё немного. Потом встал, надел кепку, вышел из дому и решительно зашагал к Гиблому оврагу.

«Если где и запускать змея, так только там. В этом овраге всегда ветрено».

Змея он заметил ещё издали, с поля. По дороге подобрал с кустов несколько уже знакомых бумажек с тем же текстом.

Взобравшись на крутой склон оврага, дед остановился, чтобы перевести дух. Заинтересовавшись странными виражами змея, он долго глядел на его выкрутасы.

«Подишь ты, как крутит, словно щепку в водовороте!» — пробормотал дед. Затем принялся сматывать бечёвку. На конце её, у самого змея, снова оказалась записка.

«Игрушку-то почему бросил! Что-то не похоже на мальца».

Дед Григорий внимательно осмотрел край обрыва, заглянул вниз, обшарил взглядом овраг и берега речушки. Нигде не было видно ни следов обвала, ни примятой травы, никаких намёков на падение мальчика.

«Нет, — уверенно заключил Григорий, — не похоже, чтобы сорвался. Да и обрыв не такой уж крутой, не разобьёшься. Речка — курица вброд перейдёт, утонуть никак нельзя. Совсем обмелела речушка-то! А ведь когда-то была куда там. Бочаги — крышка с ручками!» — по-стариковски ворча для порядку, рассуждал Григорий на обратном пути. Перейдя мостки, он немного прошёлся вдоль отлогого берега, но и там ничего подозрительного не обнаружил.

При солнечном свете овраг выглядел совсем безобидным, известным вдоль и поперёк и ничем не подтверждал свою дурную славу.

«Ежели к ужину не придёт, значит, и впрямь домой сорвался, — убеждённо решил дед Григорий. — Скучно, поди, одному-то стало. Да и то сказать, ребятишки в деревне совсем перевелись. Обезлюдели деревеньки. У нас вон зимой только в двух домах старики живут, остальные — пустуют. А что записок набросал, — вернулся к мысли о внуке Григорий, — а не сам спросился, так это — не из вредности. Мальчишки, они — народец шебутной. Им, чем обстановка заковыристей, тем интересней. Так старухе и доложу!» — заключил Григорий, подходя к дому. Его мог поправить бумажный змей — свидетель всего того, что произошло в овраге. Он бы рассказал о воздушном круговороте, похожем на воронку, горловиной вниз. Через неё из оврага постоянно засасывался воздух, опускаясь затем вниз по её невидимым, но плотным наружным стенкам. Это-то и заставляло змея то взмывать вверх, то снова плавно, по спирали, опускаться в овраг. Хоботком же своим эта странная воздушная воронка опиралась на камень синеватого цвета, чья слегка вогнутая поверхность выглядывала из земли у самого подножия обрыва.

Прежде этот камень был совсем скрыт под землёй, но обмелевшая речка последним весенним паводком смыла большой пласт земли и обнажила его.

Однако змей был всего-навсего бумажным, совсем не умел говорить и поэтому лежал себе преспокойно на плече деда Григория.