"Шальные Кэрью" - читать интересную книгу автора (Остенсо Марта)

ГЛАВА XII

Когда Эльза одевалась на следующее утро, комната была залита нежно-золотистыми лучами летнего солнца. Она чувствовала, как ее освежает и оживляет прелесть дня, и почти забыла все опасения и дурные" предчувствия вечера. Даже печаль, навеянная смертью Питера Кэрью, как будто прошла. Ей казалось, что ее мужественный дух освободился от каких-то неестественных оков. Бэлис двигался в соседней комнате, и ее охватило непреодолимое желание увидеть его, просто хотя бы взглянуть на него.

В ответ на ее легкий стук он открыл свою дверь и приветливо улыбнулся, Эльза с досадой почувствовала, что по щекам ее невольно разлился горячий румянец. Она заметила, что Бэлис кажется измученным, как будто он всю ночь не спал, и еще больше покраснела, упрекая себя за свою жизнерадостность.

– Я готова сойти вниз, если ты тоже готов, – сказала она ему.

– К твоим услугам, – ответил он каким-то странно-терпеливым и бесцветным голосом, без всякого оттенка чувства.

Она шла немного впереди Бэлиса по передней и затем по широкой лестнице. Ей казалось, что целая вечность протекла с той минуты, когда она накануне поднималась по этой лестнице с Хилдред. Все женщины семьи, кроме Флоренс Брин, собрались в кабинете. Бэлис взял Эльзу за руку и они вошли в мягко освещенную комнату. Четыре женщины, сидевшие здесь, медленно подняли на нее глаза, без всякого видимого выражения своих чувств по отношению к ней. Их лица, носившие следы слез, были неподвижны. Женщины улыбались, глядя на нее, но лишь уголками губ. За исключением Хилдред, все как будто видели ее первый раз в жизни. Отведя от нее глаза, они затем посмотрели на Бэлиса, очевидно, ожидая, чтобы он заговорил. Эльза почувствовала его руку на своей талии, но прикосновение было такое легкое, что можно было усомниться, действительно ли он ее обнял. Затем она услышала его голос:

– Это Эльза, моя жена!

С внутренним трепетом Эльза подумала, что все эти женщины похожи на механических кукол. Даже их горе, казалось, сдерживалось каким-то давно привычным автоматическим контролем. Она чувствовала направленные на нее излучения их ненависти и чувствовала, что закаляется против них, как бы преображаясь в какое-то светлое неприступно-твердое вещество. Она продолжала улыбаться им с мягкостью, но совсем притворной: они были так жалки в своей печали и в своем смешном самомнении. Все четыре женщины сразу, будто сцена была отрепетирована, поднялись и двинулись вперед. Эльзе казалось, что четыре угла комнаты с их богатой отделкой начали разом сдвигаться внутрь, направляясь к ней.

Первой заговорила Хилдред.

– Доброго утра, дорогая, – сказала она, дотронувшись до руки Эльзы. – Надеюсь, что вы хорошо спали, Сейчас будет подан завтрак, Даже в такие минуты…

Она вздохнула и, не кончив своих слов, отошла к Бэлису, чтобы дать другим возможность подойти и заговорить с Эльзой.

Ада и жена Майкла, Нелли, жеманно и небрежно поцеловали ее в щеку, и каждая, как заметила Эльза, сначала взглянула на Бэлиса, чтобы удостовериться, видит ли он, как любезно они ее приветствуют. Каждая пробормотала одни и те же необходимые слова. Это – невеселый приезд домой для нее и для Бэлиса… Но они надеются, что она понимает… Они приветствуют ее и надеются, что она почувствует себя у них как дома, несмотря на их несчастье…

Грэс Кэрью, вдове Питера, очевидно, не под силу был тяжелый труд приветствования Эльзы, Она с заглушенными рыданиями повернулась назад к спинке своего кресла и закрыла лицо носовым платком. Затем и все остальные отошли и сели в свои кресла, совсем как отдельные кусочки цветного стекла от складной картинки передвигаются и укладываются на надлежащие места.

– Что, мальчики еще не пришли? – спросил Бэлис.

– Они рано утром уехали в город, – ответила ему Хилдред, – Там нужно кое-что подготовить. Мы ждем твоего отца.

Пока она говорила, послышался звук приближавшихся к двери шагов, и Эльза, повернувшись, увидела Сета Кэрью. Ей показалось, что он постарел на несколько лет с тех пор, как она видела его в последний раз во время танцев на гумне, когда он важно и гордо стоял в стороне, наблюдая толпу танцоров, крутившуюся при свете раскрашенных фонариков. Он казался маленьким и слабым, когда остановился на пороге, откидывая рукой свои седые волосы и оглядывая находящихся в комнате. Без всякого видимого основания Эльза вспомнила опять часто слышанное ею наставление Сета Кэрью: «Сейте плевелы, где хотите, но не приносите жатвы домой». Что такое в конце концов была она, Эльза Бауэрс из Эльдерской балки? Женщин рода Кэрью она встретила вызывающе. Но мужество покинуло ее в присутствии Сета Кэрью, мужчины, сразу постаревшего под ударом обрушившегося на него несчастья. Она почувствовала на себе его взгляд, затем он направился к ней с протянутой рукой, немного приподняв плечи.

– Маленькая учительница из Балки! – сказал он, пожимая ей руку.

– Так! Ну, у вас теперь будет достаточно хлопот! – Говоря это, он слегка улыбался, затем быстро принял серьезный вид. – Надеюсь, что наше несчастье не будет для вас дурным предзнаменованием.

Хилдред порывисто поднялась со своего места и быстро подошла к ним с напряженным, почти испуганным выражением глаз.

– Пойдемте завтракать, Сет, – поспешно сказала она, беря его руку.

Но старик с упрямым видом освободился от нее и повернулся к Бэлису.

– Я был в постели, когда вы приехали вчера, – сказал он. – Не грех было бы зайти ко мне!

– Мне сказали, что вы спите, – ответил Бэлис. – Я думал, что надо дать вам отдохнуть.

– Никуда не годится, кажется, все, что ты думаешь в последнее время, Бэлис! – твердо сказал старик. – Но не будем все-таки ссориться. Не время теперь для слов. – Он повернулся к Хилдред: – Пойдем завтракать!

Эльзе казалось потом, что она никогда не избавится от воспоминания об этом первом завтраке в присутствии всех Кэрью. Сидя рядом с Бэлисом в автомобиле часом позже, когда они ехали навестить ее родителей, она все время видела эту картину перед своими глазами. Ада Кэрью, открыто надменная и, очевидно, совершенно не разделявшая того чувства утраты, которое так тяжело давило остальных, сидевших за столом; Нелли, жена Майкла, явно презрительно смотревшая на Эльзу и с нежной заботливостью – на Сета Кэрью и вдову Питера; Грэс, безутешная и слишком ярко выражавшая свое горе; Хилдред, немного раздраженная ими всеми, за исключением самой Эльзы, к которой, наоборот, она относилась слишком внимательно, и старый Сет, погруженный в собственные мрачные мысли, подавленный и угрюмый. Эльза была рада полям, облакам и холодному ветру, освежавшему ей щеки.

Бэлис молчал с той минуты, как они выехали из дому. Когда они были уже на открытой дороге, он внезапно прервал свое молчание:

– Я не могу не радоваться за Питера, Эльза! Питер не был счастлив, он всегда стремился убежать от самого себя, Главным же образом он стремился убежать от вечных женских страданий и самопожертвований и всего того, что женщины называют «терпением». Сначала – его мать, моя бабка, Я достаточно слышал о ней. Хилдред буквально захлебывается, говоря о ней со своей злобной манерой. Потом – его жена, Грэс, и сама же Хилдред, хотя она этого не признает. Я уверен, что Питер часто испытывал сильное желание найти женщину, которая не выносила бы его. Он поклонялся бы ей, как божеству.

Эльза бросила на него быстрый взгляд. Его глаза потемнели и напряженно смотрели на дорогу. Она не ответила. Ей хотелось знать, не скрывается ли за его словами какой-нибудь осторожный намек. Она сняла свою шляпу и откинула волосы, падавшие ей на глаза. Бэлис взглянул на нее и печально улыбнулся.

– Вы отлично знаете, как красиво у вас это выходит! – заметил он.

Она почувствовала некоторую неловкость от собственных мыслей.

Отец и мать Эльзы вместе стояли на пороге, когда Бэлис въехал во двор. Леон тоже увидел, как они подъезжали, и бежал по дорожке из гумна. Эльза тотчас соскочила на землю и поспешила навстречу отцу, который, когда автомобиль остановился, вышел во двор. Мать продолжала стоять на пороге, пряча руки под передник, и Эльза знала, что она плачет.

– Поговори с Бэлисом, папа, – быстро сказала она, – а я побегу к маме.

Она обняла мать, расцеловала ее и ласково повлекла в дом.

– Я не могу этому поверить, не могу поверить! – повторяла мать.

Она села на стул и покачивалась взад и вперед, все еще держа руки под передником.

– Не думала я, что когда-нибудь придет время…

– Ну, перестань, мама! – прервала ее Эльза. – Они входят. Ну, выпрямись немного, возьми себя в руки!

В дверях послышались голоса мужчин, и Стив Бауэрс в сопровождении Бэлиса и Леона вошел в комнату. Бэлис прошел вперед и протянул руку миссис Бауэрс.

– Я хотел уладить с мистером Бауэрсом, – сказал он, улыбаясь несколько самоуверенно, как подумала Эльза, – но он послал меня к вам.

Мать Эльзы встала и пожала ему руку.

– Я думаю, вы могли бы нас предупредить! – с упреком произнесла она.

– Я никогда бы не получил ее, если бы стал ждать из-за этого, – отозвался он.

– Что же делать! Надеюсь, я свыкнусь с тем, что уже сделано. Придется, вероятно, свыкнуться!.. И ваш бедный дядя!..

– Да, мы все ошеломлены этим, – быстро сказал Бэлис. – Я на некоторое время оставлю Эльзу у вас. Мне нужно быть в Сендауэре. Но я скоро вернусь оттуда.

Эльза понимала, что он уезжал, чтобы доставить ей возможность побыть одной среди своих. Стоя, они глядели ему вслед, затем мать Эльзы вспомнила, что нужно прогнать мух, махнула передником и заметила, что день очень жаркий для похорон.

– У меня только несколько минут, – напомнила родителям Эльза, когда они все сидели в кухне. – Я возьму что-нибудь надеть, чтобы отправиться сегодня в церковь.

Она посмотрела на стариков и Леона и по выражению их лиц сразу поняла, что уже не была для них своей. Какие бы горячие чувства она к ним ни питала, в их манере обращения с ней произошла некоторая перемена – она стала одной из Кэрью. Мысль об этом сначала пробудила в ней гнев, но разум подсказал ей, что ничего нельзя сделать и надо примириться с новым положением вещей, Они никогда не поймут, никогда не поверят правде, если бы даже ей пришло в голову сказать им, как все вышло на самом деле, Она остро ощутила одиночество, почувствовала, что она ни к кому не принадлежит: ни к своей семье, ни к тем людям, среди которых должна жить, по крайней мере в течение некоторого времени.

– Жаль, что Рифа нет здесь! – сказала она, как бы про себя.

– Меня можно было бы перышком свалить с ног, когда он пришел домой и все рассказал, – произнесла тогда мать, сопровождая свои слова вздохом покорности. – Мы все думали, что у тебя совсем другое в голове.

Она вынула боковую гребенку и, проведя ею по седеющим волосам, вновь аккуратно водрузила ее на место. Потом вздохнула и прибавила тоном, в котором было очень мало уверенности:

– Но я надеюсь, что все к лучшему. Во всяком случае у тебя будет крыша над головой.

– Джо уехал в Южную Дакоту на другой день после танцев у Кэрью, – сказал Леон, глядя в окно.

Эльза заметила, что лица у всех приняли какое-то упорное, скрытное выражение. Они настолько великодушны, что не хотят упрекать ее на словах, подумала она горько. Но все втайне считают, что она бросила своих, обманула собственную природу.

– Я знаю, что он хотел уехать, – равнодушно сказала Эльза.

– Я кое о чем раздумывал, когда ты ушла, – произнес Стив Бауэрс с тем серьезным видом, который он всегда принимал, когда собирался сказать что-нибудь волновавшее его, В эту минуту вошел в кухню дядя Фред и тихо уселся, не говоря ни слова.

– Я не в состоянии много предложить вам в качестве свадебного подарка, – продолжал Стив, – но мне всегда хотелось сделать что-нибудь для своих детей… Да это мне всегда не слишком удавалось! И я думал о том, что тебе и Бэлису следовало бы построить свой дом. Тот дом, там внизу, уже не вместит женщин больше, чем в нем теперь находится. И вам не найти лучшего местечка для постройки, чем здесь на вершине горы – конечно, с подветренной стороны. Может быть, тебе это не так уж понравится, может быть, он найдет, что это не ахти что, – но гора ваша, ваша собственная.

– О папа! – воскликнула Эльза, не в силах ничего больше сказать.

Гора! Сердце и душа Стива Бауэрса!

– О, нет! Ты не должен этого делать! Бэлису не нужно больше земли… Да и что же вам тогда останется? Нет, я не могу этого допустить!

Стив Бауэрс откинулся на спинку стула и глубоко засунул руки в карманы. На лице его играла улыбка такого искреннего простодушного удовольствия, какой Эльза не видела у него уже много месяцев.

– Хо, хо! Вот тут-то я тебя и поймал! – захохотал он. – Я заранее сговорился обо всем с Рифом и он уже заготовляет документы. Все готово, и дело будет закончено сегодня же вечером. Я не даю эту землю Бэлису. Я даю ее тебе. Это твое! Твое… как это называется… твое приданое!

Он улыбался, надеясь, что она поймет его, надеясь, что она увидит, почему именно он поступил так. Но она не догадывалась, в чем дело. Он хотел, чтобы она продолжала жить на земле Бауэрсов. Он хотел иметь хоть это удовлетворение, наперекор Кэрью. Эльза быстро вскочила, подбежала к отцу, взъерошила его редкие волосы и, быстро наклонившись, поцеловала в обветренную щеку. Он покраснел и улыбнулся с откровенным наслаждением. Дядя Фред произнес:

– О-го-го!

«Как будто он и в самом деле находит это неприличным!», – подумала Эльза. Она посмотрела на дядю и рассмеялась, а он далеко вытянул шею и плюнул в ящик с дровами.

– Сколько раз я говорила вам не плевать в ящик с дровами! – рассердилась мать Эльзы.

Общий смех по адресу дяди Фреда сразу рассеял ту напряженность, которой все были охвачены, и Эльза опять почувствовала себя дома.

Ее еще не спрашивали о Питере Кэрью, но Эльза инстинктивно чувствовала, что вопрос висит в воздухе. Первым заговорил об этом дядя Фред, громко и хрипло крякнув:

– Должно быть, это будут самые пышные похороны, какие только были в округе за два года, – с того времени, как умер мэр Гэрли, – заметил он и искоса поглядел на всех поочередно в ожидании поддержки. – И думаю, что будет много разговоров и догадок, от чего собственно умер Питер Кэрью. Он был слишком хороший наездник, чтобы его могла сбросить какая-нибудь упрямая четвероногая скотина, и все кругом знают это!

Почти не сознавая, что она делает, Эльза твердо и решительно стала на защиту Питера. Она знала, что в действительности произошло с Питером Кэрью, и знала, что именно Кэрью говорили об этом соседям. Она убедила себя, что никогда не сдастся перед Кэрью, никогда не будет одной из них, не будет защищать их мужчин, принимая на себя тяжесть их поступков. И все-таки… Она вспомнила мужественную фигуру Питера Кэрью и свои любимые детские мечты о нем… Она поднялась со стула и несколько времени стояла перед маленьким зеркалом, висевшим на стене. Ее глаза необычно блестели.

– Так-то оно так, но и самых хороших наездников сбрасывают иногда лошади, дядя Фред! – спокойно сказала она. – Именно это и произошло с Питером Кэрью. Пусть все думают и говорят, что хотят, – ваша племянница знает, как было дело.

«Вот это и есть капитуляция!», – смутно подумала она. Она сделала это ради Питера Кэрью, а Питер Кэрью был мертв. Она быстро отвернулась от зеркала.

– Я побегу наверх и соберу свои вещи, – сказала она. – Бэлис вернется раньше, чем я буду готова.

Она была рада тому, что надо было торопиться. Поспешно вышла она из кухни с: внезапно нависшей тяжестью на сердце. Маленькая комнатка наверху заставила ее на мгновенье задуматься, и она ощутила острую боль. Если бы она дала волю своим мыслям, она могла бы впасть в неприятную для нее сентиментальность. Поэтому она быстро собрала свои вещи, уложила их в старый чемодан и сошла вниз.

– Вот и Бэлис возвращается! – сказал Леон, когда она вошла в кухню. – Дай мне чемодан!

Эльза взглянула на часы.

– Нам надо будет сейчас же ехать, – сказала она. – Но мы скоро вернемся. Собирается кто-нибудь из вас на похороны?

Она сама была немного удивлена своим желанием, чтобы ее родные были на похоронах. Ей хотелось, чтобы люди видели ее семью отдающей последний долг Питеру Кэрью.

– Не знаю, пойду ли я, – сказала мать, – но остальные предполагают пойти.

Эльза улыбнулась: это была манера матери, желавшей уверить ее, что она будет там.

Все проводили Эльзу во двор и поговорили с Бэлисом по прежней привычке любезно и сдержанно. Мать, казалось Эльзе, была теперь несколько более оживлена и выше держала голову. Она как будто говорила: «Ну, вот, вы сочли для себя подходящим жениться на одной из наших. Это равняет вас с нами!».

Днем, сидя на церковной скамье в Сендауэре вместе со всеми Кэрью, надлежаще облекшимися в свою печаль, Эльза чувствовала себя странно чуждой всем прочим наполнявшим церковь городским и деревенским жителям, к числу которых она еще так недавно принадлежала. Даже ее собственная семья, в полном составе присутствовавшая здесь и как-то недоверчиво поглядывавшая на нее из отдаленного угла церкви, казалась ей странно чужой. Впоследствии она помнила ясно только два момента этого необычного дня.

Когда краснолицый и приземистый пастор сказал о Питере Кэрью, что «он не умер, а лишь перешел в вечную славу», Эльза увидела Питера великолепным бронзовым всадником, скачущим на бронзовом коне и хохочущим, как мальчик. Вскоре человек и лошадь слились в кентавра, и воздух поднимал их все выше и выше, пока оба не скрылись в голубоватой лазури неба. Взглянув на сидевшего рядом Бэлиса, она почувствовала, что он не был подавлен, как остальные. Он смотрел в окно на небо, и она воображала, что он тоже видит Питера, скачущего и исчезающего в море света.

Другим воспоминанием было залитое слезами лицо вдовы Питера, гордо поднятое, когда та выходила из церкви. Лицо это ясно и твердо выражало кроткую терпеливую печаль человека, который понес утрату тяжелую, но без малейшей тени бесчестия. Эльза отнеслась с состраданием к этому мужественному притворству…