"Ради счастья дочери" - читать интересную книгу автора (Мартон Сандра)ГЛАВА ТРЕТЬЯЛуна поднялась и скрылась за грядой облаков. Вздыхая, Чейз включил торшер, стоявший рядом с креслом, и подумал: как хорошо было бы, если бы и он мог проделывать такие фокусы. Может быть, тогда люди перестали бы смотреть на него как на человека, который всегда способен найти выход из безнадежной ситуации. Но дело в том, что в безнадежных ситуациях требуются невероятные решения. А у него не было никакого. В голове одна пустота. Он даже не сказал бы, какой сегодня день. Единственное, что он помнил твердо, – это то, что несколько часов назад он был отцом невесты. А теперь он был отцом женщины, которая… Как бы вы назвали женщину, которая приехала в аэропорт, а потом объявила своему свежеиспеченному мужу, что они совершили ужасную ошибку и что она хочет уйти от него? Умница. Вот как назвал бы ее Чейз двадцать четыре часа назад, когда он все бы отдал, только бы Дон отложила свадьбу до того времени, когда станет старше и, возможно, мудрее. Чейз устало закрыл глаза. Но его дочь как раз Чейз потер рукой затылок, чтобы снять напряжение сведенных мышц. Он абсолютно не понимал, о чем она говорит, не понимал этого и бедняга Ник. Даже Энни не понимала, в чем Чейз не сомневался, несмотря на то что, обнимая Дон, она продолжала повторять: «Я понимаю, дорогая». – Энни бросила на него один из этих убийственных взглядов, которые так мастерски получаются у женщин и означают для них неоспоримую истину – «все мужчины такие глупые». А потом сказала, что она не поняла – Черт побери, Энни, – прорычал Чейз. И тут все началось. Прибежал Ник, Дон начала плакать, Энни обзывала его – он и представить себе не мог, что она знает такие слова… Дьявол, думал он теперь устало, хорошо, что у нее нет собаки, а то та точно вцепилась бы ему в ногу. Чейз тяжело вздохнул. Как же он устал. Из-за закрытой двери – в комнату Дон – вот уже несколько часов не доносилось ни звука. Наверное, мать с дочерью спали. Даже Ник наконец задремал на диване в гостиной. Может быть, если прикрыть глаза хоть на пять минут… Чейз откинул голову и… чертыхнулся. – Черт побери! Дурацкое кресло! На мгновение он забыл, что, когда Энни купила этот дом, она выбросила всю прежнюю мебель и заполнила комнаты разным хламом, который называла антиквариатом. Однако на самом деле это был просто хлам. Изысканный хлам. Диванчики и столики со смешными ножками, кресла без подголовников… – Если ты будешь пинать это кресло ногой, Чейз Купер, клянусь, я тебя ударю! Чейз обернулся. Его бывшая жена стояла в дверях. Она переоделась в джинсы и свитер, и по ее виду Чейз понял, что состояние у нее не лучше, чем у него. Плохо. Чертовски плохо – учитывая, что именно она втянула их в эту передрягу. Если бы Энни так легко не согласилась… Если бы с самого начала запретила Дон выходить замуж, пока девочка не повзрослеет… – Оно только на то и годится, чтобы его пинать, – пробормотал Чейз и посторонился, пропуская ее к креслу. Энни принялась поправлять и взбивать подушки, как будто хотела убрать все следы того, что он сидел в кресле. – Как Дон? – Спит. – Энни взглянула на него. – Как Ник? Он ведь еще здесь? – Да, здесь. Спит в гостиной. – Он в порядке? – Насколько это возможно в данной ситуации. Наша дочь наконец объяснила тебе, что происходит? Энни провела пальцами по волосам. – Хочешь чаю? – Не дожидаясь ответа, она направилась в кухню. – Или ты предпочитаешь кофе? – спросила она, включая верхний свет. – Чаю… – ответил Чейз, мигая от света. Он сел на один из стульев у кухонного стола, наблюдая, как Энни наливает воду в чайник и ставит его на плиту. – Так объяснила?.. – Что? – Энни открыла дверцу шкафа, вынула коробку с пакетиками чая и положила ее на стол. – Хочешь печенья? Конечно, я не запаслась твоим любимым, с какой-нибудь клейкой гадостью внутри. – Я буду пить просто чай, – ответил он, отказываясь принять вызов. – Что сказала Дон? Энни закрыла шкаф и открыла холодильник. – Может быть, сэндвич?.. С сыром? Или предпочитаешь с ветчиной? – Энни… – Его лучше делать с ржаным хлебом, хотя ты всегда говорил… – …что я к нему не притронусь, пока кто-нибудь не повесит перед моим ртом мешок с сеном и не оседлает меня. Нет, большое спасибо. Я не хочу сэндвич. Я только хочу знать, что тебе сказала наша дочь… и что ты не желаешь рассказывать мне. – Чейз прищурился. – Ник обидел ее? – Нет, конечно, нет. – Энни закрыла дверцу холодильника. Чайник начал закипать, и она схватила его, пока он не засвистел. – Передай мне две кружки, будь добр. Они в шкафу за тобой. – Не похоже, чтобы он мог обидеть ее. – Чейз достал две белые фарфоровые кружки и подтолкнул их по столу к Энни. – Но если хоть один волос упадет с головы нашей дочери, то, видит Бог… – Успокойся, пожалуйста. Говорю тебе, что дело не в этом. Ник замечательный парень. – Хорошо, тогда в чем же дело? Энни посмотрела на него, потом отвела глаза. – Это… э-э-э…. сложно. – Сложно? – Чейз опять нахмурился. – Что ты имеешь в виду? Он – что?.. – Ты по-прежнему кладешь две ложки сахара или наконец привык обходиться без него? – Две ложки. И прекрати придираться ко мне. Энни положила в чай сахар и быстро размешала. – Ты прав. Мне все равно. Твое здоровье меня не волнует. Это ее проблема. – Ее? – Дженет Пендлтон. – Дженет Пен… – Он побагровел. – А, да. Ее. Энни опустила кружку на стол перед ним с такой силой, что горячая жидкость выплеснулась через край ему на пальцы. – Да. Пусть о твоем весе заботится твоя невеста. – Мой вес – это моя проблема, – сказал Чейз, тайком радуясь, что Энни злится. Он прав, подумала с грустью Энни, садясь на стул рядом с ним. Он выглядел таким же подтянутым и красивым, как в день их свадьбы. Или в день их развода. Еще одно преимущество мужчин. Мужчины не отмечают у себя тех ужасных перемен, которые открываются на пороге средних лет. Стрелка напольных весов, отклоняющаяся все правее… Тело, теряющее упругость… Морщинки, которых нет у Дженет Пендлтон. Мешки под глазами, которых не было у хорошенькой секретарши Чейза. – …приведет его в норму. Может, так и с Ником, а? – донеслось до Энни. Она очнулась. – О чем ты говоришь? – О реальности, вот о чем. Я недавно слышал о парне, который женился на девушке, зная, что у него определенные наклонности. Он надеялся, что, когда женится, это приведет его в норму. Энни подавилась чаем. – Господи, – сказала она, когда откашлялась, – какой ты высокопарный, Чейз Купер! Нет, у Николаса нет, как ты деликатно выразился, определенных наклонностей. – Ты уверена? – Да. – Ну, может быть, стоило поинтересоваться? – Ник и Дон последние три месяца жили вместе. И Дон никогда не намекала на какие-либо проблемы в постели. Совсем наоборот. – Энни покраснела. – Я раза два заходила к ним, конечно не утром или поздно вечером, и точно могу сказать: судя по тому, сколько времени им требовалось, чтобы открыть дверь, и как они при этом выглядели, с постелью у них было все прекрасно. – Энни посмотрела на свой чай. – С тех пор я всегда сначала звоню им по телефону, предупреждая о приходе. – Что ты имеешь в виду, говоря, что они жили вместе? – Именно то, что я сказала. Разве ты не слышал от Дон? Они сняли квартиру. – Черт побери, Энни, как ты могла позволить нашей дочери сделать это? – Что сделать? Жить с мужчиной, за которого она собирается замуж? – Разве ты ей не запретила? – Ей восемнадцать лет, Чейз. Она совершеннолетняя. Достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно. – Ну и что? – Что значит – ну и что? – Ты могла бы сказать ей, что она ошибается. – Любовь – это не ошибка. – Любовь… – Чейз покачал головой. – Скорее, тут секс. – Я просила ее подождать и подумать, как следует, чтобы убедиться, что она поступает правильно. Она сказала, что уже подумала и решила. – Секс, – повторил Чейз. Энни вздохнула. – Секс и любовь идут рука об руку. – Ну, у Дон с Ником могло быть что-то одно. И надежда, что второе придет после свадьбы. – Чейз уставился на свой чай. – Впрочем, наверное, это слишком старомодно. – Так было у нас. Чейз зло посмотрел на нее. Кровь бросилась ему в лицо. – То, что мы сделали… или не сделали, не имеет никакого отношения к данной ситуации. – А вот тут ты ошибаешься. – Энни встала, взяла свою кружку, обхватила ее обеими руками и подошла к окну, которое выходило в сад. – Боюсь, что как раз имеет самое прямое отношение… – О чем ты говоришь? – Сделай одолжение, погаси свет. У меня в голове словно молоток стучит. – Прими аспирин. – Я уже приняла. – Она села на подоконник, подтянула колени к подбородку. Ее взгляд был устремлен в темноту за окном. – Ты хочешь знать, что сказала Дон? Хорошо, я расскажу. Но тебе это вряд ли понравится. – Мне и так не нравится большая часть того, что произошло сегодня, – сказал Чейз, поднимаясь и направляясь к ней. – Так что какая разница? – Первое, что она сказала, – это что любит Ника. – Угу. – Чейз скрестил руки на груди и прислонился к оконной раме. – Она сказала, что знает, что и он ее любит. А сбежала от него по той же самой причине. Брови Чейза подскочили вверх. – Стой-стой, я правильно понял? Наша дочь влюбилась, была помолвлена с парнем, жила с ним, вышла за него замуж, отправилась с ним в свадебное путешествие, а затем решила сбежать, потому что… они любят друг друга? Энни вздохнула. – Ну, немного сложнее. – Ты сняла камень с моей души. А то я уже подумал, что схожу с ума. И что же еще? – Она боится. – Она боится, – повторил он, стараясь оставаться спокойным. У него было ощущение, что он погружается в омут эмоций, из которого женщины легко выплывают, но в котором мужчины тонут. – Чего?.. – Боится, что они разлюбят друг друга. – Энни… – Чейз сел рядом с ней. Их колени соприкасались. – Ты сейчас сказала, что дети любят друг друга. У них все только начинается. У нее нет повода думать… – Она боится того, что случится. Их любовь завянет и умрет. – Это смешно. – Я ответила ей то же самое. А она мне сказала… – Энни проглотила комок в горле, – сказала, что наблюдала за нами на свадьбе сегодня. – Значит, наблюдала, – кивнул Чейз, как будто наконец-то понял, о чем она говорит. – За мной и за тобой? – Да, – подтвердила Энни, – за тобой и за мной. – Говорит, что ей было очень больно смотреть, как неприятно нам было, когда нас заставили танцевать друг с другом. – Ну конечно, неприятно. Никто нас не предупредил. Ты объяснила ей это? – Да. Чейз вспомнил тот момент, когда он обнял Энни. И еще вспомнил, какое удовольствие при этом испытал. Он хмыкнул. – Но мы ведь справились, правда? – Конечно. Так и я сказала ей. – А она? – А она сказала, что… видела, как мы притворялись, что нам нравится танцевать друг с другом снова. – Щеки Энни горели. Она ясно вспомнила миг, когда объятия Чейза из нежеланных превратились вдруг… превратились вдруг… Она сделала глубокий вдох. – Я сказала, что ей не о чем беспокоиться. – А она? – С этого все и началось. – Энни поставила кружку рядом с собой и сжала обе руки между коленей. – Что началось? Я по-прежнему не понимаю, о чем… – Дон начала рассказывать, как она стояла в аэропорту, пока Ник сдавал багаж и регистрировал билеты, и внезапно ее поразила мысль, что самое печальное в наших с тобой отношениях – это то, что когда-то мы с тобой очень сильно любили друг друга. – Ей бы было приятнее, если бы мы не любили? Энни сглотнула. В горле у нее пересохло. – Она говорит… говорит, что в первый раз поняла, что мы с тобой чувствовали то же, что они с Ником. И если уж ее родители могли перейти от этого чувства к тому, что они испытывают друг к другу сегодня, то тогда она не хочет, чтобы такое случилось с ней и с Ником. Чейз уставился на Энни. В ее глазах стояли слезы. Она тоже вспоминала то, что когда-то было между ними? Радость? Страсть? После долгого молчания он прохрипел: – А что ты ей сказала? – Что я могла сказать? – Для начала – что наши ошибки не имеют к ним никакого отношения. Энни махнула рукой. – Дон заявила, что лучше все прекратить сейчас, пока они любят друг друга, чем дожидаться, когда… когда они будут друг друга ненавидеть. – Бог мой, Энни, разве мы ненавидим друг друга? Ты же ей это сказала? Энни кивнула. – А она считает, что я обманываю себя, твердит, что любовь и ненависть – две стороны одной медали и середины тут нет. Чейз вздохнул. – Моя дочь – философ. – Что нам делать? – шепотом спросила Энни. – Сердце Дон разбито. Должен же быть какой-нибудь выход. Мы не можем позволить ей расстаться с Ником. Она любит его, а он любит ее. – Знаю. – Чейз запустил руку в волосы. – Дай мне подумать минутку. – Наша дочь боится замужества, и это наша вина! Чейз поднялся. – Глупости. Конечно, плохо, что мы не смогли сохранить наш брак. Но, черт побери, с какой стати мне чувствовать себя виноватым в том, что брак Дон под угрозой? Ты меня слышишь, Энни? – Тебя слышит весь дом, – шикнула она. – Говори тише, а то разбудишь детей. – Они не дети. Не ты ли мне только что это сказала? Наша дочь достаточно взрослая, чтобы решить, готова ли она к браку. Хотя, если верить тебе, ты ее отговаривала. – Если верить?.. – Энни соскочила с подоконника, уперла руки в бока. – Я действительно старалась отговорить ее. Но ты уже вмешался со своей чепухой! «Следуй своему сердцу». Ты посоветовал ей поступать так, как она хочет. – Это неправда. – Чейз шагнул к Энни, его глаза сверкали. – Я просил ее подумать еще и еще. Говорил, что она чертовски молода, чтобы сделать такой серьезный шаг. И был прав. Энни опустила плечи. – Хорошо, хорошо. Значит, мы оба старались внушить ей, чтобы она подождала. Она могла бы нас послушать, но не стала. – Да, не стала. Поступила по-своему. А потом вдруг видит, как мы танцуем, превращается в Зигмунда Фрейда и осознает, что совершила ужасную ошибку. Дон поступила так, как хотела, а теперь пытается свалить свою вину на нас… Из-за нашего развода. – Она не старается свалить вину на кого-то. Просто расстроена. – – Криком здесь не поможешь. – Но и быть козлом отпущения тоже не выход. – Он ударил кулаком в стену. – Если бы только ты решительно этому воспротивилась… – Черт побери, – горячо возразила она, – но так и было! – Не знаю. Я ведь не был здесь последние пять лет. – И чья это вина? Они уставились друг на друга, потом Энни махнула рукой. – Ладно, бессмысленно ворошить прошлое. Дон нуждается в нашей помощи. Мы не можем позволить ей бросить Ника и разрушить брак из-за каких-то глупых домыслов. – Я согласен. Черт, почему они просто не пожили какое-то время вместе? Зачем нужно было жениться? – Совсем недавно ты был в ярости из-за того, что она – Ты не учила ее держать себя в руках? Если бы она не позволила своим гормонам управлять собой… – Как ты смеешь? Как ты – Я устал оправдываться, Энни. Кроме того, если бы ты не обращалась со мной как с прокаженным… – Правильно. Сваливай все на меня. – Ну а на кого же еще?! – Я тебя ненавижу, Чейз Купер. Я тебя ненавижу, слышишь? И сожалею о том, что позволяла тебе прикасаться ко мне! – Ты лжешь! – Я лгу? Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и рывком привлек к себе. – С самого начала ты таяла в моих руках. – Только потому, что была так неопытна! – Энни сжала зубы и попыталась вырваться. – Я была ребенком, когда мы встретились. Или ты об этом забыл? – Ты была самым чувственным ребенком, которого я когда-либо видел. Первый раз, когда я тебя поцеловал, ты взорвалась как фейерверк. Все, о чем я мог думать, – это чтобы быть с тобой всю оставшуюся жизнь. – До того, как обнаружил, что жизнь – это больше, чем постель. – О да, – сказал он, скривив рот. – Да, этот урок преподала мне ты. «Не сейчас, Чейз… У меня нет настроения, Чейз». – И кто же был в этом виноват, по-твоему? – Ведь это не я поворачивался к тебе спиной, правда, детка? – Не называй меня «детка», – сердито сказала Энни. – И если я поворачивалась к тебе спиной, значит, у меня на то были достаточно веские причины. Ты мне был безразличен. Ты хотел, чтобы я притворялась? – А разве не так ты ведешь себя с Хофманом? Разве не притворяешься, что он тебя возбуждает? – Рука Энни мелькнула в воздухе, но Чейз успел схватить ее за запястье до того, как она достала до его скулы. – Тебе не надо было притворяться, когда мы с тобой занимались любовью, – прорычал он. – Даже в конце, перед разводом. Но ты, конечно, была слишком горда, чтобы в этом признаться. – Бедный Чейз. Твое «я» не может вынести правды? – Я покажу тебе «правду»! – Нет! – вскрикнула Энни, но было слишком поздно. Чейз уже притянул ее к себе и прижался губами к ее губам. Его поцелуй был полон ярости. Энни боролась с Чейзом, упираясь кулаками ему в грудь, стараясь оторваться от него… Но вдруг она почувствовала, что с нее спали какие-то внутренние оковы. Может быть, сказалось спокойствие ночи за окном. Или безысходное напряжение бесконечного дня. Внезапно на смену гневу пришло другое, более опасное чувство. Голод. Тот голод, который всегда сжигал их в прошлом и которого, она думала, уже больше нет. Чейз тоже почувствовал это. – Энни, – прошептал он. Его руки погрузились в ее волосы, приподнимая лицо. Со вздохом поражения она обвила руками его шею, их губы снова встретились, и она отдалась поцелую. Это было похоже на танец, который они разучили когда-то… и уже не смогут забыть. Их тела устремились друг к другу с той легкостью, которую дарит взаимная страсть. Энни сцепила руки на его шее, а он медленно провел руками по ее телу, обхватил за бедра и приподнял ее. Она всхлипнула, почувствовав его твердую плоть, он застонал, когда она крепко прижалась бедрами к его бедрам. На какое-то время они забыли обо всем. Потом, тяжело дыша, отстранились друг от друга. Кожа Энни горела, когда Чейз взял ее лицо в свои руки и коснулся ее губ легким поцелуем. Чейзу больше всего сейчас хотелось взять ее на руки и унести в темноту. – Энни? – прошептал он, и она улыбнулась и сжала пальцами его запястье. – Да, – вздохнула она. Внезапно в кухне зажегся свет. – Мама? Папа? Что вы делаете? Энни и Чейз резко обернулись. На пороге стояли Дон и Ник с широко разинутыми от удивления ртами. |
||
|