"Каникулы Рейчел" - читать интересную книгу автора (Кейс Марианн)

49

Мне ужасно хотелось, чтобы у Бриджит сладилось с Джои, потому что мне все еще было как-то неловко появляться на людях с одним из Настоящих Мужчин. Если бы удалось уломать подругу встречаться с парнем из их компании, мне стало бы гораздо уютнее. А одна я боялась. Да-да, я отдавала себе отчет в том, что это мелко, что я ужасный человек, но ничего не могла с собой поделать.

Мы с Бриджит приняли душ, что было совершенно бесполезно, так как через пять минут мы снова стали мокрыми, как мыши. Надев на себя минимум одежды, мы поплыли на встречу с Люком по тяжелому влажному воздуху.

Робея и нервничая, я нажала на кнопку звонка. Я всегда чувствовала себя так, приходя к Люку. Странное сочетание сексуального желания и неприятия. Почти отвращения. Какое-то едва заметное еканье в желудке, как будто слабый сигнальный огонек мигает.

Мы выползли из лифта и остановились. Дальше идти было слишком жарко. Дверь в квартиру была открыта, Люк лежал на полу в хлопчатобумажных шортах. Вентилятор обдувал его загорелую грудь и длинные голые ноги, трепал его длинные волосы. Когда я подошла к нему совсем близко, он улыбнулся мне, и глаза его потемнели. На его шортах возник бугорок, а на лице – счастливое выражение. Я одновременно испытала бешеный взрыв желания и приступ тошноты.

– Ну, как дела, «Назад, в семидесятые»? – приветствовала Люка Бриджит.

– «Бросок в семидесятые»! – поправил Люк.

– «Нырок в семидесятые», – уточнила Бриджит.

– «Выныривание в семидесятые», – не уступал Люк.

– «Рука семидесятых»? – предложила Бриджит.

– Ну, нет, так не честно, – твердо ответил Люк. Люк и Бриджит прекрасно ладили. Что мне иногда почему-то нравилось. А иногда – нет, тут очень тонкая грань. Надо чтобы все-таки не слишком ладили…

А потом со мной случилось то, что всякий раз случалось, когда я попадала в дом к Люку: я угодила в тестостероновую ловушку. И Люк изрядно помог мне в этом своим смехом. Потом мы с Бриджит еще немного покрутились вокруг него, размахивая руками, как ветряные мельницы.

– Боже мой! – восклицала Бриджит, оглядывая это холостяцкое жилище мачо. – Здесь с каждым разом все хуже и хуже. Столько мужских гормонов! Как у вас только яйца не отвалятся! А не найдется ли тут стаканчика кофе со льдом?

– Ой, честное слово, не знаю. – Люк смущенно потер свою щетину жестом, который лично я нашла столь сексуальным, что немедленно захотела, чтобы Бриджит куда-нибудь сгинула, оставив нас с Люком заниматься серфингом на полу. – Вообще-то мы дома не очень-то готовим. Но я могу сбегать на угол и принести, – предложил он. – Или, может, пива? Пива у нас полно.

– Почему-то это меня не удивляет, – сухо заметила Бриджит. – Ладно, пиво так пиво. Что я вижу! – воскликнула она, подняв с пола кожаную безрукавку с надписью «Уайтснэйк» на спине. Она печально покачала головой и сказала:

– Какой теперь год, а. Люк? Ну, скажи мне, какой нынче год?

Она должна была задать этот вопрос. Она всякий раз задавала его, когда видела Люка.

– Конечно, 1972-й, – бодро ответил он.

– Вообще-то, нет, знаешь ли, – быстро возразила она. – Сейчас 1997 год.

Люк сделал большие глаза:

– Эта женщина бредит?

– Передай-ка мне газету, Рейчел! – велела Бриджит. – Посмотри сюда, ты, бедный отсталый дурачок, сюда, где проставлена дата…

Люк, как обычно, сосредоточенно наморщил лоб, и я решила, что хватит уже мне стоять в сторонке.

– А где ребята? – поинтересовалась я.

– Вышли, – ответил он, – будут с минуты на минуту.

Как раз в этот момент послышался шум в дверях, шарканье ног, голоса: невнятные восклицания, жалобы. И Джои с Шейком почти втащили в комнату Гэза, у которого лицо было землисто-серое.

– Уже совсем чуть-чуть осталось, старик! – уговаривал Джои Гэза.

И все они по очереди запнулись о пару велосипедных ботинок, которая валялась посередине комнаты на полу. И каждый пробормотал: «Боже!» Интересно, подумала я, как они только могут носить джинсу в такую жару. И так много… волос!

– Мы уже дома, старик, – сказал Шейк.

– Наконец-то, мать твою… – пробормотал Гэз и приложил тыльную сторону ладони ко лбу, как викторианская старая дева, которая так взволнована, что вот-вот упадет в обморок. Глаза его были полуприкрыты, а колени подгибались.

– У него обморок, обморок! – театрально провозгласил Шейк, когда Гэз мешком осел и ударился об пол.

Гэз упал в обморок. Вот умора! Люк, Бриджит и я подбежали поближе, чтобы получше рассмотреть, что это с ним такое.

– Эй, расступитесь, дайте ему побольше воздуха, – осадил нас Джои. – Давай, старик, дыши! Ну-ка дыши глубже! – он присел рядом с Гэзом.

Гэз ответил астматическим вдохом.

– Ослабьте ему ворот, – пробормотала я.

– Что это с ним? – поинтересовался Люк. Я-то сразу решила, что Гэз просто не выдержал такой жары, но Джои ворчливо ответил:

– Человек имеет право на частную жизнь. Стало ясно, что речь идет о чем-то поинтереснее теплового удара.

Джои всегда держался настороже в присутствии Бриджит. Он вел себя так, как будто Бриджит без ума от него, за ним охотится и спит и видит как бы заманить его в ловушку. Вот наглый тип! И все только потому, что она один раз переспала с ним! Но на сей раз было совершенно ясно, что Джои не по себе не из-за Бриджит. Я уже предвкушала что-то интересное. Что же тут у них произошло? Может, Гэза сбили? Нью-йоркские велосипедисты – народ свирепый.

Я оглядела его распростертое тело в поисках повреждений – например, следа велосипедной шины на лице, и тут только заметила, что с его левой рукой что-то не так. Она распухла и была вся в крови. Кровь почти заливала слово «ЗАДД», начертанное готическим шрифтом на коже.

– Что это у него с рукой? – спросила я.

– Ничего, – отрезал Джои. И вдруг я поняла.

– Ему сделали татуировку! – воскликнула я. – Вот от чего он в обморок упал?

«Как девчонка!» – подумала я презрительно. Гэз приоткрыл глаза:

– Этот козел – просто мясник какой-то, – прохрипел он. – Он меня измучил.

Я еще раз посмотрела на буквы: «ЗАДД».

– А что, собственно, вы хотели изобразить? – спросила я.

– Всего лишь название лучшей в мире группы.

– Но при чем тут «ЗАДД»? – недоуменно спросила Бриджит. – Разве есть такая группа?

– Да нет! – Джои закатил глаза, страдая от тупости Бриджит. – Они называются «ЗАДИРЫ».

– Но где же вторая часть слова? – смущенно поинтересовалась я. – По-моему, не хватает «И», «Р», и еще «Ы». К тому же, зачем тут две буквы «Д», я что-то не пойму…

– Татуировщик попался не слишком грамотный, – коротко пояснил Джои.

– Просто Гэз больше не мог терпеть, – добавил Шейк. – Он слезно умолял мастера остановиться… – голос Шейка дрогнул, когда он заметил недовольный взгляд, который метнул в него Джои.

– Он еще вернется и закончит работу, – мрачно пообещал Джои. – Он просто пошел домой отдохнуть немного.

– Нет! Я не согласен! – с Гэзом, по-прежнему лежавшим на полу, едва не случился припадок. – Не заставляйте меня, не заставляйте, я чуть концы не отдал, говорю вам, я терпел, сколько мог, но, черт, это такая боль, такая, черт, нет, больше я не могу… – он весь дрожал.

– Но, послушай, старик, – увещевал Джои голосом, каким убеждают мальчиков не позориться перед девочками. – Как же вторая часть названия? С такой татуировкой, как сейчас, ты будешь выглядеть, как бомж какой-нибудь.

– Тогда я отрежу себе руку! – диким голосом заорал Гэз. – И никто не узнает, что там было написано!

– Заткнись, старик, – прикрикнул Джои. – Мы тебя откачаем, приведем в норму и доделаем то, что начали.

– Не-е-ет! – завопил Гэз.

– Ну, старик, послушай, – успокаивал Шейк, – бутылочка «Джей-Ди» – и ты у нас будешь как новенький. Даже не почувствуешь ничего.

– Нет!

– Старик, ты помнишь, как мы с тобой познакомились? – Джои сурово и твердо посмотрел на все еще лежавшего на спине Гэза. – Это было первого июля 1985 года, на концерте «Зеппелин». Ты еще тогда сказал, что за Эксмана родную жену замочил бы. Что с тобой стало? Что с тобой приключилось, старина, что ты не хочешь немножко потерпеть ради такой клевой группы? И это после всего, что они для тебя сделали? Ты разочаровываешь меня, дружище.

Гэз был совершенно уничтожен: – Я не могу. Мне очень стыдно, что я так тебя подвел, дружище, но, честное слово, я не могу.

– Черт бы тебя побрал! – Джои сердито вскочил на ноги и пнул диван. Потом взъерошил себе волосы и снова пнул диван с еще большим остервенением. Потом он принялся лихорадочно рыться в ящике стола.

Я, Люк, Бриджит. Шейк и Гэз, последний особенно, с волнением следили за его действиями Джои был так расстроен, что бог знает что мог выкинуть.

Наконец он нашел то, что искал. Нечто черное и блестящее. Для пистолета оно было как-то маловато, а на нож вполне тянуло. Интересно, не собирается ли он предложить нам скрутить Гэза и отнести его туда, где ожидает кровожадный татуировщик? Судя по выражению лиц всех остальных, я была не единственной, кому пришла в голову эта мысль. Джои угрожающе приближался.

– Дай мне руку, – велел он Гэзу.

– Нет, дружище, не надо, пожалуйста… – запротестовал Гэз.

– Дай сюда свою чертову руку! Я не могу позволить, чтобы мой друг ходил пугалом огородным.

Гэз с трудом поднимался на ноги.

– Ради всего святого, отбери у него нож! – умолял он Люка.

– Отдай мне нож, дружище. – Люк встал между Гэзом и приближавшимся Джои. Я прямо таяла, глядя на храброго Люка.

– Какой нож? – удивленно спросил Джои.

– Вон тот нож, – Люк кивнул на предмет, зажатый в руке Джои.

– Это не нож, – возразил Джои.

– Тогда что же это такое?

– Это фломастер, волшебный фломастер! – выкрикнул он. – Раз он отказывается доделать татуировку, я нарисую оставшиеся буквы на его руке.

По комнате пронесся вздох облегчения. Мы все так обрадовались, что Джои не собирается убивать Гэза, что потом изрядно развлеклись, выписывая буквы готическим шрифтом на руке Гэза.

Потом Шейк предложил сыграть в слова. Шейк очень любил играть в слова. А посмотришь на него – скорее похож на человека, чье хобби – выбрасывать телевизоры из окна.

– Ладно, сыграем один раз, – милостиво согласилась я, – а потом уходим. Сегодня суббота, если кто забыл.

– Спасибо, – просиял Шейк. Мы разобрали банки пива и расположились вокруг доски на полу: Шейк, Люк, Джои, Бриджит и я.

Гэз смотрел «Рен и Стимпи», и это, честное слово, было к лучшему. В последнее время от него при игре в слова были одни неприятности: он то и дело начинал качать права, утверждая, что «цып», «зиц» и «Гэз» – тоже слова.

Мы смеялись и болтали за игрой. Я целиком на ней сосредоточилась. Надо признаться, я тоже неравнодушна к игре в слова. Но подняв глаза на Люка, я увидела, что он пристально и значительно смотрит на меня, и глаза у него опять странно потемнели. Что-то в его взгляде заставило меня смутиться. Я отвела глаза, но уже не могла больше сосредоточиться, поэтому единственное, что мне удалось составить из предложенных букв, было слово «гол», в то время как Бриджит составила «горький», а Шейк – «угон».

Меня непреодолимо тянуло снова посмотреть на Люка. На этот раз он улыбнулся мне. Его улыбка постепенно ширилась и расцветала, превращаясь в настоящее сияние. В ней было столько восхищения, столько любви, как будто у меня появилось свое собственное солнце.

Шейк перехватил эту улыбку и тут же истолковал ее по-своему:

– Что? – обеспокоился он, переводя взгляд с меня на Люка и обратно, – только не говорите мне, что у вас опять «пятиугольник»!