"Бей в точку" - читать интересную книгу автора (Бейзел Джош)ГЛАВА 7В 7:42, сидя в кресле, я снова отключаюсь и стукаюсь затылком об стену. Лишнее доказательство того, что никакой стресс не заставит тебя бодрствовать во время утренней летучки. На летучке, которая проводится в какой-нибудь комнате отдыха, мои коллеги собираются, чтобы прослушать истории болезни, так сказать, «сверить часы», ну и чтобы выполнить установленное предписание: человек, ответственный за вынесение решений по тому или иному больному, по крайней мере получает возможность узнать, в чем же эти решения заключаются. Таким человеком является «приглашенный доктор» — практикующий врач, который принимает на себя руководство отделением на один час в день в течение одного месяца в году. За это он получает право именоваться профессором в престижной медицинской школе города Нью-Йорка, не имеющей, насколько мне известно, никакого отношения к Манхэттенской католической больнице. Иными словами, «приглашенный», во исполнение благих начинаний отечественного здравоохранения, проводит во вверенном ему отделении меньше времени, чем кто бы то ни было из персонала. Этого приглашенного мэтра я знаю. Ему шестьдесят. Он всегда появляется в исключительно дорогих, роскошных туфлях. Но мое восхищение он заслужил не этим: каждый раз, когда я спрашиваю его, как у него дела, он неизменно отвечает: «Лучше всех. Сажусь на девятичасовой, и через час я уже в своем Бриджпорте». В данный момент он сидит, подперев рукой подбородок, и щеки свисают, как уголки скатерти со стола. Глаза закрыты. Еще здесь находятся: врач-практикант, вроде меня или Акфаля, из отделения в другом конце здания (эта молодая китаянка по имени Джин Джин порой впадает в такую депрессию, что не может ногой пошевелить без посторонней помощи), наши четверо студентов-медиков и главный врач-резидент. Комната отдыха всецело принадлежит нам, после того как мы изгнали из нее пациентов в казенных халатах, смотревших телевизор в тайной надежде умереть не на больничной койке. Извините, ребята. В вашем распоряжении есть холл. Как же я устал, едрёнть. Один из студентов — не мой, а Джин Джин — зачитывает вслух бесконечное описание анализов работы печени, от и до. А они вообще ни к чему. Больной поступил с сердечной недостаточностью. И поскольку анализы оказались в порядке, на кой хрен он это читает? Но все молчат. В моем воспаленном воображении стена напротив покрывается плесенью. Борясь с сонливостью, я пытаюсь держать один глаз — обращенный к врачу-резиденту — открытым в надежде, что хотя бы половина мозга отдыхает. Бум — ударяюсь затылком об стену. Значит, снова вырубился. На часах 7:44. — Мы вас утомили, доктор Браун? — спрашивает меня главный врач-резидент. Окончив резидентуру, она решила остаться у нас еще на год — вот он, «стокгольмский синдром». Из-под белого халата выглядывает пикантная юбочка, а при этом выражение лица у нее такое, будто она сейчас спросит: «Это не вы нагадили в мои туфли?» — Не больше обычного, — отвечаю, незаметно растирая физиономию. А на стене-то и в самом деле растет плесень, пусть даже в глазах у меня двоится. — А вы не хотите рассказать нам про мистера Вилланову? — Отчего же. Что именно вы желаете услышать? — спрашиваю я, пытаясь сообразить, кто это такой. Может, еще один псевдоним Скилланте? — Вы распорядились сделать компьютерную томографию грудной клетки и ягодиц этого больного. — Ну да. Эссмана. Пойду-ка я проверю. — Не сейчас. Я снова сажусь и левой рукой вроде как утираю нос, а правой незаметно нащупываю пейджер. — У него болевые ощущения в правой ягодице и под ключицей на фоне пассивной кожной анафилаксии.[35] — говорю. — Симптомы напоминают горячку. — А между тем жизненно важные органы работают нормально. — Да, я заметил. Мой большой палец нажимает кнопку бипера так быстро, что я бы и сам не уследил. Раздается победоносный сигнал тревоги, я бросаю взгляд на дисплей и вскакиваю как ошпаренный. — Блин. Срочный вызов. — А если я вас попрошу посидеть до конца летучки? — обращается ко мне главный врач-резидент. — Не могу. Больной, — отвечаю я. Что сущая правда, хотя и вне связи с предыдущим. А своим студентам я бросаю на ходу: — Кто-нибудь из вас посмотрите статистику по гастрэктомии на предмет рака клеток. Увидимся позже. Еще несколько секунд — и я свободен. Чувствуя, что слишком медленно соображаю, чтобы разобраться сейчас со Скилланте, я раздавливаю между пальцев капсулу моксфена, высыпаю порошок в ложбинку, образующуюся при отставленном большом пальце, и втягиваю носом. Ноздри охватывает пожар, темнеет в глазах. В себя мне помогает прийти бурно заурчавший желудок. Надо срочно что-то съесть. Компания «Мартин-Уайтинг» наверняка предлагает в нашей больнице бесплатный завтрак, но на это у меня нет времени. Возле грузового лифта сложены грудой использованные подносы, и там я нахожу нераспечатанную пластиковую миску с корнфлексом и сравнительно чистую ложку. Молока нет, зато обнаруживается полупустая коробочка с взвесью магнезии. В известных обстоятельствах, поверьте, это как минимум не хуже, а то и лучше. Я уединяюсь со своей добычей в пустой палате и, выбрав койку возле двери, сажусь на краешек матраса в желтых пятнах от мочи. Только я успеваю отправить в рот первую ложку, как из-за ширмы раздается голос: — Кто здесь? Доев свой завтрак — на это уходит четыре секунды, — я догоняю его еще одним моксфеном, а затем встаю и, обогнув ширму, подхожу к отнюдь не свободной койке. Передо мной молодая женщина. Красивая, 21 год. Красота в больнице — вещь редкая. Равно как и молодость. Но сражен я не этим. — Вот так сходство! — вырывается у меня. — Один в один. — С вашей подружкой? — Да. На самом деле весьма отдаленное — что-то такое в глазах, а может, еще в чем-то, — но в моем нынешнем состоянии я малость обалдел. — Неприятный разрыв? — спрашивает молодая женщина. — Умерла, — отвечаю. Она воспринимает это как шутку. Наверно, из-за моксфена у меня какое-то не такое лицо. — И теперь вы спасаете людей? Я пожимаю плечами. — Банальная история, — замечает она. — Если не считать того, что я отправил кучу народа на тот свет. А про себя думаю: «Может, мне уйти, все равно то, что я несу, это не я, а наркотик». — Медицинские ошибки или серийный убийца? — Всего понемножку. — Вы медбрат? — Я доктор. — На доктора вы не похожи. — А вы не похожи на больную. Это правда. Она пышет здоровьем — по крайней мере, чисто внешне. — Скоро буду. — Почему? — Вы мой лечащий врач? — Нет. Спрашиваю из любопытства. Она отводит взгляд: — Сегодня мне отрежут ногу. Я, после короткой паузы: — Решили ее пожертвовать? Ее смех прозвучал резко. — Да. Мусорному баку. — А что с вашей ногой? — Рак кости. — Где? — Колено. Любимая территория остеосаркомы. — Можно взглянуть? Она откидывает покрывало, а вместе с ним задирается нижняя сорочка, открывая сияющий лобок. Обработан по моде: безволосый. Из промежности тянется ниточка с голубым тампоном. Я поспешно натягиваю покрывало. Осматриваю колени. Правое заметно опухло, особенно задняя поверхность. На ощупь большое скопление жидкости. — Ух. — А если поподробнее? — Когда вам последний раз делали биопсию? — Вчера. — И что нашли? — «Кровоточащая аморфная железистая ткань». Двойной «ух». — И давно это у вас? — Сейчас? — Что значит сейчас? — спрашиваю. — Первый раз, три месяца назад, опухоль держалась дней десять. — Не понимаю. Она что, рассосалась? — Да. А неделю назад колено снова разнесло. — Интересное кино. Никогда не слышал ничего подобного. — Вот и они говорят, что это редкий случай. — А они не хотят подождать, пока она снова рассосется? — Слишком опасная форма рака. — Остеосаркома? — Да. — Что правда, то правда. Если это действительно остеосаркома. Хотя хрен тут что поймешь. — Я посмотрю снимок, — говорю ей. — Зачем? Через пару часов ничего не останется. — Все равно. Вам ничего не нужно? — Нет. — Она помедлила. — Разве что массаж ноги, если вы не против. — Я не против. Щеки ее становятся красными, как полицейский маячок, но она выдерживает мой взгляд. — Правда? — Почему нет? — Я сажусь на край кровати и, положив ногу к себе на колени, принимаюсь разминать подъем ступни большим пальцем. — О, блин. — Она закрывает глаза, по щекам текут слезы. — Извините, если что не так, — говорю. — Не останавливайтесь. Я продолжаю массаж. Через какое-то время губы ее раздвигаются, и с них слетает едва различимое: — А языком? Я поднимаю на нее взгляд: — Что? — Ногу, извращенец, — говорит она, по-прежнему с закрытыми глазами. Я поднимаю ее ногу и провожу по подошве кончиком языка. — Выше, — просит она. Вздохнув, я облизываю всю ногу, с внутренней стороны, почти до самой промежности. После чего встаю, задавая мысленно себе вопрос: «Интересно, как бы сложилась твоя карьера, если бы ты вел себя как профессионал?» — С вами все в порядке? — спрашиваю. Она в открытую плачет: — Лучше некуда. Мне отрежут ногу. — Мне очень жаль. Зайти к вам попозже? — Да. — О'кей. Хотел добавить «Если со мной будет все в порядке», но воздержался. Зачем напрягать человека. |
||
|