"ЛОРЕНЦО ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ" - читать интересную книгу автора (Клулас Иван)

Глава 4. ТОСКАНСКИЕ ЛАВРЫ И ВИНОГРАДНАЯ ЛОЗА

Двадцать лет Лоренцо вел кочевую жизнь, переезжая из Пизы в монастырь Валломброза. с виллы Кареджи в поместья Муджелло. Нигде он надолго не задерживался. Ему надоедала даже Флоренция. Между тем она была не только экономическим и политическим центром, но и уникальной театральной площадкой, в чем, в частности, мог убедиться Галеаццо Мария Сфорца во время своего визита в марте 1471 года. За торжественным приемом, данным в его честь синьорией и Лоренцо, последовали зрелища, затмившие сам прием. В церквях устраивались священные действа (своего рода мистерии). В Сан-Феличе показывали Деву Марию и архангела Гавриила. В Кармине хитроумные машины представляли Вознесение Христово. В Санто-Спирито из-под сводов вырывались огненные языки, изображая сошествие Святого Духа на апостолов. Но несмотря на все предосторожности, церковь загорелась и случился сильный пожар.

Флорентийские анналы хранят свидетельства о грандиозных церемониях. Наиболее торжественные дипломатические приемы происходили главным образом летом. В 1471 году принимали кардинала Франческо Гонзага, в 1473-м — Элеонору Арагонскую, невесту Эрколе д'Эсте, и кардинала Пьетро Риарио. Турниры устраивались зимой, в январе и феврале, после карнавала. Члены семьи Медичи, окруженные родичами и самыми именитыми людьми города, появлялись там под восторженные крики толпы.

Жена Лоренцо Клариче Орсини посещала турниры с большой неохотой. У нее был угрюмый нрав. Частые роды подорвали ее хрупкое здоровье. За 1470—1479 годы донна Клариче родила семерых детей: четырех дочерей (Лукрецию, Маддалену, Луизу и Контессину) и трех сыновей. Пьеро родился в 1472 году, Джованни в 1475-м, Джулиано в 1479-м. Все свое время Клариче посвящала домашним заботам и церкви. Она была по-прежнему очень привязана к своим родителям, могущественным Орсини. В мае — июне 1472 года Клариче гостила у них в Риме и оказалась свидетельницей необычайного события: совершившегося в Ватикане заочного бракосочетания русского царя Ивана III (строителя Кремля) с византийской принцессой Зоей[4] Палеолог. Клариче сопровождал Луиджи Пульчи. Чтобы позабавить Лоренцо, остававшегося во Флоренции, он сочинил шутовской отчет о визите к будущей царице:

Клариче, надо сказать, нравился стиль Пульчи и его шутовские рассказы, позволявшие ей отдохнуть от плоских комплиментов придворных и просителей, которых она ежедневно принимала. Отказывать докучливым посетителям она так и не научилась и что ни день за кого-то просила у мужа. Благодаря Клариче ее наглый и бездарный брат Ринальдо в 1474 году стал архиепископом Флоренции. Лоренцо раздражали и ее неуклюжие просьбы, и ее угрюмо-высокомерный нрав.

Несомненно, характер Клариче объяснялся ее плохим здоровьем. Она болела чахоткой, от которой и умерла тридцати семи лет от роду в июле 1488 года. От мужа ее отдаляли не только болезнь и вздорный характер, но и умственная лень, равнодушие к искусству и культуре. Он любил развлечения на свежем воздухе, праздники и пиры. Она всего этого избегала. Ее краткие скучные письма, столь непохожие на веселые, живые послания, которые Лоренцо получал от своей матери Лукреции, показывают, что она была привязана к супругу, несмотря на то что он часто ей изменял. Оба супруга нежно любили своих детей, тревожились за их здоровье, отмечали их первые шаги и первые слова. Лоренцо играл с детьми «как мещанин», отмечает Макиавелли, которому в хозяине Флоренции не нравилась такая фамильярность. Воспитание детей было одной из главных забот родителей.

В 1475 году для старшего сына Пьеро, которому было всего три года, был приглашен наставник — молодой гуманист Анджело Полициано. Его легкомыслие и вольные манеры так не понравились донне Клариче, что она вскоре прогнала его. Но Полициано был близким другом Лоренцо: в 1480 году его вернули, и он стал единственным учителем Пьеро. Он же учил читать маленького Джованни, будущего папу Льва X. Младшего, Джулиано, не так пичкали наукой, зато он был самый балованный из мальчиков, а из девочек самой балованной была вторая дочь, красавица и умница Маддалена. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, отец нашел ей выгодную партию — племянника папы Иннокентия VIII Франческетто Чибо. В обмен на этот брак Джованни должен был стать кардиналом. Маддалена дорого заплатила за эту сделку: муж, бывший на двадцать пять лет старше ее, оказался развратником и принес ей много горя. Третья дочь, Луиза, умерла одиннадцати лет от роду. Другие две, старшая Лукреция и младшая Контессина, вышли замуж за богатых купцов: Якопо Сальвиати и Пьетро Ридольфи.

Уезжая куда-нибудь, Лоренцо поручал друзьям писать ему о детях. К старым членам бригады прибавились новые. Среди них был Анджело Амброджини, прозванный Полициано от названия города Монтепульчано, где он родился в 1454 году. Анджело остался сиротой и воспитывался на деньги Медичи. Очень одаренный юноша превзошел своих учителей в знании античной литературы и поэтическими талантами, его сравнивали с величайшими гуманистами. В 1473 году Полициано стал личным секретарем Лоренцо, затем, невзирая на сопротивление донны Клариче, воспитателем его детей: он был очень предан покровителю. А о его заботе о детях свидетельствует письмо от 3 сентября 1477 года, в котором он утешает Лоренцо, обеспокоенного болезнью Джованни, будущего папы Льва X, которому было тогда год и восемь месяцев:

_{Доменико Гирландайо "Анджело Полициано с сыном Лоренцо Медичи Пьеро"}

Другим близким другом Лоренцо был Никколо Микелоцци, сын архитектора. Лоренцо не имел от него секретов. Никколо был всего на два года старше хозяина Флоренции. Он и его брат Бернардо (гувернер маленького Джованни) росли в доме Медичи. Никколо стал начальником секретариата Лоренцо, потом его личным канцлером. Он читал курьерскую почту и отвечал на нее, если хозяин не желал делать это сам. Он же принимал важных гостей, исполнял деликатные дипломатические поручения. Никколо был тонким знатоком словесности, общался с философами и поэтами. Но несмотря на многочисленные обязанности, он тоже следил за здоровьем детей. 19 апреля 1476 года он писал Лоренцо:

А вот послание еще одного друга семьи, Кристофоро Беннини. 25 сентября 1473 года он писал Медичи:

Но, пожалуй, самой колоритной фигурой был бедный священник Маттео Франко, нашедший приют в доме Лоренцо в 1474 году. Его талант остряка покорил даже угрюмую Клариче. Маттео бесстрашно нападал на Луиджи Пульчи, высмеивал его в эпиграммах, и вскоре заставил соперника бежать. Он писал бурлески, воспевая тощую клячу, разрушенный дом, дурной ужин и прочее. Франко умел рассмешить любого. Он был абсолютно предан интересам своих благодетелей. Некоторое время Франко управлял делами Клариче. Потом он поехал с Маддаленой в Рим к ее мужу, а став ее духовником, к великому удовольствию Лоренцо утешал ее в супружеских несчастьях и заботился о ней.

Баччо Уголини, которому Лоренцо также полностью доверял, был, как и Франко, духовным лицом и, как и Франко, любил высмеивать в стихах ближних. Но кроме того, он сочинял музыку и играл на лире. Своими талантами он заслужил милость Лоренцо и всех дворов, к которым его посылали: благодаря своему обаянию Уголини успешно отстаивал интересы хозяина в Риме, во Франции, в Германии, и Неаполитанском королевстве.

Рядом с такими личностями в окружении Лоренцо Бартоломмео Скала — с 1464 года канцлер республики, то есть секретарь правительства — казался почтенным ментором. Возраст (он был на двадцать один год старше Лоренцо) и манера поведения отдаляли его от веселой компании, не упускавшей случая посмеяться над ним. При всем том он был советником, к которому Лоренцо всегда прислушивался: Скала информировал его о дебатах в синьории и прочих собраниях. Благодаря ему партия Медичи всегда была представлена в высших государственных инстанциях.

Преданность Скалы и немногих близких людей позволяла Лоренцо не очень обременять себя семейными и государственными обязанностями. Он мог не в ущерб своей власти предаваться удовольствиям, используя официальные поводы.

Воспоминания о великолепном турнире 1469 года как о своем личном триумфе побудили Лоренцо устроить зрелище в том же духе, но еще более торжественное. Официальным поводом для этого турнира, как и прежде, послужил дипломатический успех: на сей раз заключение союза между Миланом, Венецией и Флоренцией 2 ноября 1474 года.

В связи с этими событиями традиционные зимние игры проходили с особым размахом. Лоренцо надеялся, что и ему достанутся почести и самолюбие его младшего брата будет польщено. Джулиано только что исполнилось двадцать лет. Он был умен, любезен, красив, высокого роста, с иссиня-черными волосами. Он любил танцы, охоту и состязания. В общем, был одним из самых обворожительных молодых людей высшего флорентийского общества. Ему никак не удавалось стать кардиналом, что, впрочем, очень устраивало молодых дам. Джулиано имел множество любовниц. От одной из них у него позже родился незаконный сын, будущий папа Климент VII.

Итак, для молодого человека ничего не могло быть приятнее турнира, на котором он мог блистать на глазах первых красавиц Флоренции. Одна из них, согласно обычаю, должна была стать королевой турнира. Выбор пал на прелестную Симонетту, урожденную Каттанео, жену Марко Веспуччи. Этого было достаточно для слухов, будто она любовница младшего Медичи. Симонетта и Джулиано были ровесниками. Она родилась в Генуе в патрицианской семье, а в 1468 году замужество ввело ее в круг приближенных Медичи.

_{Пьеро ди Козимо. «Портрет Симонетты Веспуччи» (фрагмент).}

Пьетро Веспуччи, отец Марко, был приором. Сам Марко, заурядный и тщеславный человек, занимал второстепенные должности, а известен был тем, что тратил свой капитал на общественные празднества. Один из его родственников, Америго, прославился, дав свое имя Новому Свету.

Красоту Симонетты воспевали все поэты того времени. Она воплощала женский идеал. Судя по описаниям, она была стройной высокой блондинкой с маленькой упругой грудью и округлым животом. Изящная, веселая, Симонетта стала очаровательной королевой Двора Любви, оттеснив всех прочих красавиц, включая Лукрецию Донати.

Судьба была к ней невероятно жестока: Симонетта, едва ей исполнилось двадцать три года, умерла от анемии или от туберкулеза в ночь с 26 на 27 апреля 1476 года. Она так недолго ходила по флорентийской земле, что художники толком не успели запечатлеть ее черты для потомства. До сих пор не утихают споры о том, она ли изображена на картине Пьеро ди Козимо, хранящейся в музее Конде в Шантийи, на фреске Гирландайо в капелле Веспуччи во флорентийской церкви Оньисанти, на портрете кисти Боттичелли в Берлинском музее. Но точно известно, что все поэты Флоренции были в глубочайшем трауре, и особенно — Лоренцо Медичи.

Из его «Комментариев», в которых автор объясняет предметы своих сонетов, мы узнаем, что четыре сонета посвящены смерти дамы, 

 Для него эта дама была звездой, промелькнувшей на небосводе и на миг затмившей сияющее солнце, то есть Лукрецию Донати. Тайная память о ней навсегда сохранилась в сердце Лоренцо.

Трогателен рассказ о похоронах Симонетты:

Правда, Лоренцо постарался скрыть свое чувство:

Если поверить этим словам, можно прийти к выводу, что Лоренцо был мало знаком с Симонеттой. Но его частная переписка свидетельствует о его привязанности к этой даме. Он послал к умирающей Симонетте одного из лучших врачей того времени и велел держать себя в курсе протекания болезни. Скорбь его, что бы он ни говорил, тоже была глубокой и искренней.

По непонятным для нас причинам эта связь Лоренцо скрывалась, но в 1475 году при помощи тонкой уловки удалось устроить праздник в честь Симонетты. Перед всей Флоренцией она была объявлена дамой Джулиано Медичи и королевой турнира. Настало время общего ликования. Полициано описал красавицу, встречающую своего героя, в стихах, явно напоминающих просветленные аллегории Боттичелли, тогда еще не созданные:

Подготовка к турниру растянулась на много недель. Коней доставляли со всей Италии — из конюшен правителей Мантуи, Милана, Римини, Урбино и Неаполя отбирали лучших. В назначенный день 29 января участники состязания проследовали по улицам Флоренции, украшенным флагами и гобеленами. Все эти рыцари прославили свои имена. Среди них были Сан-Северино, Гонзага, Содерини, Питти, Альберти.

Перед Джулиано Медичи ехал оруженосец со штандартом, на котором Боттичелли изобразил Минерву и Амура. Стихи Полициано описывают эту картину и дают ключ к ней.

Дама Джулиано, прекрасная Симонетта, изображенная в виде Минервы, стоит на пылающих оливковых ветвях. В одной руке у нее щит с головой Медузы, в другой копье. Она смотрит на солнце. Амур, стоящий рядом с ней, привязан к стволу оливы, его лук и стрелы сломаны. Солнце олицетворяло славу, которой Джулиано покроет себя на турнире и которая воспламенит сердце красавицы.

За штандартом следовали двенадцать молодых людей в роскошных одеждах. Они ехали на великолепных белых конях колонной по двое с копьями наперевес. Убор Джулиано из золота и серебра со множеством драгоценных камней стоил несколько тысяч дукатов. Вслед за братом ехал Лоренцо, окруженный главными лицами города.

Победителями турнира стали Джулиано и Якопо Питти. Каждый из них получал в награду шлем. Празднество завершилось балами и пирами, роскошь которых еще долго славили поэты и хронисты. Всех превзошел Полициано: его «Стансы на турнир Джулиано Медичи» обессмертили этот праздник.

Едва окончились торжества по случаю турнира, Лоренцо вновь покинул столицу. Полициано рассказывает, как в апреле 1476 года отряд из двадцати шести всадников отправился в Сан-Миниато: «Вчера вечером мы выехали из Флоренции и всю дорогу пели песни, а иногда, чтобы не забывать о посте, разговаривали о каком-либо благочестивом предмете. В Ластре отведали цапполино — это вино гораздо лучше, чем считают у нас... К ночи мы доехали до Сан-Миниато и начали было читать творения святого Августина, но вскоре оставили это дело и занялись музыкой. Вечер кончился тем, что мы перенимали па у местного танцора. Утром Лоренцо был на мессе».

Иногда канцлерам и секретарям, супруге и близким не без труда удавалось разыскать хозяина Флоренции. Зимой он обычно жил в Пизе в своем дворце близ церкви Сан-Маттео, но иногда в своих поместьях близ моря или в окрестностях Пизы, где было особенно много дичи. Бывая во Флоренции, он частенько вырывался на виллу Кареджи — до нее было от силы час пути. С наступлением весны Лоренцо отправлялся в Кафаджоло или земли Муджелло. Когда его одолевала жара, он затворялся у бенедиктинских монахов из Валломброзы в монастыре Сан-Джованни Валь д'Арно. Иногда он ездил в гости в Поджо а Кайяно — эта вилла принадлежала Джованни Ручеллаи, тестю сестры Лоренцо Наннины. В 1479 году Медичи купил ее, и она стала его любимым ломом.

В деревенской глуши Лоренцо предавался любовным утехам. Его друзья: Луиджи Пульчи, Браччо Мартелли, Полициано, отмечали, что музы, встречаемые в тех местах, весьма любвеобильны. Пульчи упоминает некую Бенедетту, которую Лоренцо совратил с пути истинного. Она жила километрах в тридцати от Флоренции, в Барберино ди Муджелло, где, по словам Пульчи, много прелестных нимф. В 1473 году Лоренцо часто бывал в Валь ди Сьеве. Он искал там не только развлечений. Ему очень нравилась простота местных жителей, и он решил рассказать об их повседневной жизни. Вопреки установившейся сатирической традиции, для которой «деревенщина» был вонючей скотиной, жадным дураком и лицемером, он вернулся к традиции «Буколик» Вергилия, проложив путь эклогам и пасторалям, которые вслед за ним стали писать Ландино, Полициано, Альберти и многие другие. Он сочинил историю о простодушной деревенской любви «Ненча ди Барберино».

Это сочинение дошло до нас в трех редакциях и стало предметом бесконечных ученых споров. Большинство исследователей полагают, что первоначальным вариантом, действительно принадлежащим Лоренцо Медичи, был самый краткий, из двадцати строф по восемь стихов.

Все стихотворение представляет собой объяснение в любви пастуха Валлеры юной селянке, пастушке Ненче. Написано оно на местном диалекте. Пастух, охваченный любовью, ни словом не упоминает о повседневных тяготах деревенской жизни. Но это не пасторальный персонаж. Его страдание подлинно. С самого начала он жалуется на сердечные муки, а затем безыскусно описывает прелести возлюбленной.

Валлера бывал на всех ярмарках Тосканы, но нигде не встречал такой красавицы. Лицо у нее нежное и белое, как жирная телячья почка. Зубы у Ненчи белее лошадиных. Танцуя, она скачет, как козочка, и вертится, как мельничное колесо. В общем, в ней нет никаких пороков. Кожа ее бело-розовая. Ростом она ни высока, ни мала, а на подбородке у нее ямочка. Только одного желает Валлера: стать ее мужем. Страсть не дает ему спать по ночам. Он прячется под наве­сом деревенской пекарни и смотрит, как Ненча выгоняет своих овец. Наконец, он решается на смелое предложение:

Но Ненча — кокетка. Ей нужны подарки, и влюбленный обещает подарить коралловое ожерелье. Ради нее он готов на любые жертвы: хоть дать отрезать ногу, хоть продать рубашку. Вдруг объяснение обрывается, а вместе с ним и стихотворение: стадо вернулось с лугов, Валлере надо посмотреть, не заблудилась ли какая корова в кустах. Да и хозяйка, Мона Маса, зовет домой. Он уходит с именем Ненчи на устах.

Эта пародийная, местами бурлескная, но добрая картинка, написанная весьма умелыми одиннадцатисложными октавами, положила начало новой манере письма в литературе. В ней соединились свежесть восприятия сельской жизни и симпатия автора к своему грубоватому герою. Лоренцо проявил здесь не только поэтический дар, но и способность понимать людей, стоящих гораздо ниже его на социальной лестнице, и любить их.

«Ненча» имела такой успех, что породила в поэзии моду, просуществовавшую несколько столетий. Другие авторы добавляли к этому сочинению новые эпизоды. Рассказывали и о свадьбе, и о родах Ненчи, и даже о ее смерти. Имена влюбленных вошли в пословицу. Наконец, наряду с этим, такие знаменитые сочинители, как Луиджи Пульчи, Джамбуллари и Бальдовини поведали о других влюбленных парах, но у них добродушная ирония Лоренцо Медичи сменилась грубыми шутками с непристойным подтекстом.

Природа питала поэтическое воображение Лоренцо, проводившего много времени под открытым небом. Борясь с угрозой наследственной подагры, Лоренцо стал страстным наездником. Он держал одну из лучших конюшен во всей Италии. Нам известны клички восемнадцати его лошадей: Ложный Друг, Милый Друг, Любезный, Сердечный, Молния и другие. В переписке его упоминаются также имена его конских маклеров, конюхов, кузнеца и слуг при конюшне. Все эти люди были всегда наготове, ведь хозяин мог в любой момент решить отправиться на рыбалку к устью Арно или на охоту. Свора охотничьих собак Медичи славилась повсюду. Лоренцо упомянул клички двадцати пяти любимых собак, из которых больше всего любил старого кобеля Ведро. У него были и гончие и легавые. Вместе с целым корпусом егерей и доезжачих он охотился в Муджелло и в окрестностях Пизы. Зверья там было множество: олени, кабаны, даже медведи. Иногда их ловили сетями. Но больше всего Лоренцо любил охоту с хищной птицей на цапель, журавлей, перепелок и зайцев. В его вольерах содержались ястребы, соколы и кречеты. Он сам занимался их дрессировкой. Его сокольничие, имена которых известны (самого лучшего звали Пилато), были важными персонами.

Одна чудесная поэма сохранила для потомков описание соколиной охоты. Она называется: «Охота на перепелок». Правда, поэма эта не была предназначена для широкой публики и оставалась неизвестной до 1795 года, когда ее впервые издал Роско. Эти сорок пять октав, напичканные бурлескными образами, не что иное, как воспоминание друзей из бригады Лоренцо о любимом развлечении. Вероятно, каждый из них привез с той охоты свой собственный анекдот. Лоренцо соединил и оформил их, опираясь, возможно, на традицию «охот» — стихотворений на случай, которые пели, а иногда разыгрывали в лицах при средневековых дворах.

Рассказчик обращается к новому приятелю, вошедшему в бригаду; недавно его отождествили с Полициано. Как и в «Ненче», цель автора — просто потешить, насмешить. Описание рассвета, возможно, имеет отношение к окрестностям Пизы. Звуки рогов скликают собак, вся свора проходит перед читателем — так описывается отъезд. Потом появляются четыре всадника с ястребами на руке. Себя Лоренцо не упоминает: он только наблюдает за своими спутниками. Чего с ними только не случается! Диониджи Пуччи неохота было вылезать из постели. Задремав, он свалился с лошади, скатился в канаву и чуть не задавил собственного ястреба. Взбешенный хищник жестоко его поцарапал. Тогда он, разъярившись, сел на птицу и раздавил ее, как пирожное. Джованфранческо Вентура спустился в долину, где собаки подняли куропаток, но, увы! забыл снять с ястреба колпа­чок. Когда он это наконец заметил, ошеломленная птица улетела и напала на старую перепелку. Но та оказалась смелее ястреба и вырвала у него перья из крыльев. Не повезло и двум другим охотникам. Фолье Амьери и Гильельмо Пацци: их ястребы, забыв про перепелок, передрались между собой. В общем, наградой всей компании стала не добыча, а приятная прогулка: за двух добытых перепелок расплатились одним погибшим ястребом и тремя покалеченными. Но вернулись все, как и положено, в хорошем настроении.

Охоты обычно чередовались с дружескими трапезами, сдобренными знаменитыми тосканскими винами. На столе у Лоренцо не переводились роскошные яства. Ему приносили много дичи, рыбу, миног из Понтедеры, соленых угрей из Феррары, фиги и апельсины, варенья и даже трюфели, раздобыть которые было нелегко. Флорентийцы слыли гурманами. В ранней молодости (вероятно, около 1469 года) Лоренцо высмеял эту страсть в памфлете «Пьяницы». В 1474 году он сделал это в бурлескной пародии на «Божественную комедию» Данте и «Триумфы» Петрарки — в поэме «Пир» (Simposio). Само название пародировало серьезные собрания платоников, находившихся под влиянием Фичино. Произведение осталось неоконченным — оборвалось в начале девятой песни.

Сюжет несложен: возвращаясь из Кареджи, Лоренцо встречает нескольких пьяниц. Среди них он замечает важных персон. Все они спешат в таверну Джаннессе у моста Рифреди близ часовни Санта-Лючия. Удивленный Лоренцо спрашивает некоего Бартолино, в чем причина этого собрания. Тот приводит его к пьяницам, представляет их и рас­писывает их качества, как Вергилий в «Божественной комедии», когда показывает Данте обитателей загробного мира, ведя его по аду и чистилищу. Цель «Пира», как и «Охоты» — позабавить на досуге друзей из бригады. Но в данном случае высмеиваются пороки легко узнаваемых людей, так что шутка получается небеззлобной. Поэма вписывается в ряд многочисленных в древности морализаторских сатир.

Она не лишена изысканности. Выражения заимствуются у Данте и Петрарки, но употребляются в пародийном значении. Много намеренного кощунства: встречается каламбур "divino — di vino" (божественный — винный), обыгрывается предсмертное слово Христа на кресте «Жажду!». Лоренцо смеется над чудесами и над пристрастием своих современников к магии: один из пьяниц по имени Уливьери (в нем видят флорентийского священника Оливьеро Ардуини) плюет на пол, и от этого плевка рождается жаба. Благодаря таланту автора читатель видит вещи искаженными — такими, какими они представляются пьяным.

Лоренцо сознательно рисует карикатуры на пьяниц, являющихся перед ним. Среди них много духовных лиц: епископ Фьезоле со своим викарием, настоятель коллегиальной церкви Санта-Мария де л'Антелла, священники церквей Они и Сан-Креши а Мачуоли, уже упомянутый Оливьеро Ардуини. Есть здесь и именитые горожане: Карло Пандольфини был одним из почетных судей на турнире 1469 года, трехкратным гонфалоньером справедливости; негоциант Антонио Мартелли — дядя Браччо, друга Лоренцо; Бертольдо Корсини, Строццо Строцци, Бенедетто Альберти и многие другие люди, занимавшие высокие посты.

По ходу рассказа у Лоренцо появляется новый вожатый. Место Бартолино занимает Настаджо Веспуччи, нотариус синьории и нескольких корпорации, отец знаменитого Америго Веспуччи, свояк красавицы Симонетты. Другие участники попойки принадлежат к самым разным слоям общества. Среди них, возможно, и Полициано под кличкой Бас, и художник Сандро Филипепи по прозвищу Боттичелли. Выведены также гардеробщик и почтмейстер Лоренцо.

Продолжается фарс с грубыми шутками насчет болезней пьяниц: парши и чуть ли не проказы, апоплексии, алкогольного идиотизма. Но все это очень смешно. Вот священник Арлотто, преклоняющий колени перед освященным вином, только если оно хорошее, иначе он не верит, что Бог обитает в нем. Вот лакомка Боттичелли, «бочонок», приходящий на трапезу пустым, а уходящий полным. Комичны и другие сцены: например, Настаджо Веспуччи и священник из церкви Стия хотят поцеловаться, да не могут — мешают толстые животы.

«Пир» Лоренцо Медичи воссоздает веселую атмосферу, царившую в бригаде. Он метил не только в пьяниц, но и в педантичных иных подражателей великим поэтам. И это была не пустая насмешка. Лоренцо, большой знаток литературы, вдохновлялся творениями великих поэтов, оставаясь в своем творчестве оригинальным, о чем, в частности, свидетельствуют его новеллы.

Новеллы Лоренцо Медичи «Джакоппо» и «Джиневра» были обнаружены в 1864 году в Государственном архиве Флоренции. Рукопись — автограф самого Лоренцо. Специалисты приблизительно датируют ее 1470 годом. Первая новелла могла бы принадлежать Боккаччо: она совершенно в духе «Декамерона». Установлено, что один из ее героев Джакоппо Белланти жил в Сиене, был знаком с Лоренцо и в 1489 году был еще жив. Вот сюжет этой повести. Молодой флорентиец по имени Франческо, приехавший учиться в Сиену, влюбляется в Кассандру, двадцатипятилетнюю жену богатого купца Джакоппо, которому уже сорок. Франческо придумывает хитрый план, как стать любовником Кассандры с одобрения ее мужа. Он находит во Флоренции «честную куртизанку» Бартоломею и привозит ее в Сиену, где всем говорит, что она его жена. Куртизанка, по уговору с ним, соблазняет Джакоппо, но, изобразив раскаяние в измене мужу, просит любовника вместе с ней совершить покаяние. Джакоппо исповедуется францисканцу, подкупленному Франческо. Тот налагает на него епитимью — во искупление позволить Франческо совершить то же самое с Кассандрой. Новелла заканчивается тем, что молодой флорентиец, придя в дом к красотке, ужинает вместе с Джакоппо и затем с его благословения идет в спальню Кассандры, а кающийся супруг остается один в столовой.

Можно представить себе, как Лоренцо рассказывал эту прелестную новеллу вечером в кругу друзей. Вероятно, ее сюжет и позаимствовал Макиавелли для своей пьесы «Мандрагора», где под другими именами выведены те же персонажи и положения.

В новелле «Джиневра» Лоренцо пытался воспроизвести подлинные факты, оставаясь при этом верным духу Петрарки. Джиневре пятнадцать лет. Она живет в Пизе, во дворце Гриффи. Ее возлюбленный Луиджи из старинной семьи Ланфранки попадает во дворец благодаря своему приятелю Маффио Гримальди. Но на моменте, когда юноша входит в комнату красавицы, рукопись обрывается. Того, что сохранилось, достаточно, чтобы судить о литературных достоинствах произведения и сопоставить его с поэзией Лоренцо, где большое место занимают любовные страдания, слезы, пламенные восклицания в манере «нового сладостного стиля», ценившегося в высшем флорентийском обществе.

Как тонкий знаток словесности и как писатель, Лоренцо заботился о сохранении многовекового культурного престижа Тосканы. Ради этого он решился на радикальную меру: 22 декабря 1472 года древний Флорентийский университет (Studio) был переведен в Пизу.

Славный город Пиза, став портовым придатком Флоренции, в значительной мере утратил прежний блеск. Привлекая туда студентов, Лоренцо, несомненно, хотел вернуть второму городу своего государства некоторое влияние. Он стал одним из пяти человек попечительского комитета университета. Новое начинание было делом нелегким. Остро стояла проблема финансирования. На жалованье профессорам и обеспечение проживания студентов требовалось 8300 флоринов. Часть этой суммы Лоренцо получил от духовенства — он взял с него чрезвычайный налог в 5 тысяч флоринов, чем, естественно, вызвал недовольство. Наспех организованный учебный процесс принес городу массу неожиданных проблем. Студенты, прибывшие сюда из других университетов, вели себя как шайка хулиганов. Они дрались, задирали обывателей, крали у них кур, пили их вино, отрывали, как трофеи, дверные молотки. Начался такой разброд, что профессора раньше времени объявили каникулы. Во время карнавала у юнцов кончились карманные деньги и они принялись грабить профессорские квартиры: выносили оттуда книги и продавали.

Преподаватели ненавидели и оскорбляли друг друга. Впрочем, уровень их преподавания был вполне приемлемым. Здесь преподавали знаменитые юристы Бартолини и Бартоломмео Сочини, профессора медицины. Стефано делла Toppe консультировал семью Медичи, и Пьеро Леони из Сполето, который был еще и талантливым философом и математиком, оставался личным врачом Лоренцо до самой смерти последнего. В отчаянии, что не смог предупредить роковой исход, Леони на другой день после смерти Лоренцо покончил с собой, бросившись в колодец.

Что касается философии, поэтики, красноречия и других дисциплин, то лучшие специалисты оставались по-прежнему во Флоренции. Кристофоро Ландино продолжал преподавать классическую филологию. Кафедра греческого языка, которую до 1471 года занимал Аргиропулос, перешла от него к Андронику Каллисту, а затем к Димитрию Халкондилу. Традиция продолжалась.

Флоренция по-прежнему оставалась приютом воинствующего гуманизма. Лоренцо продолжал собирать манускрипты для библиотек в своем дворце, в Сан-Марко и в аббатстве Фьезоле. Он взял под покровительство некоторых литераторов: автора бурлескных сонетов Бернардо Беллинчони. сентиментального поэта Нальдо Нальди, воспевавшего природу, и Уголино Верино, своего рода официального поэта, писавшего стихи в честь общественных и приватных событий, важных для семейства Медичи. Нотариус Алессандро Браччези, яркий и плодовитый писатель, сочинивший более двухсот бурлескных сонетов, и гуманист Бенедетто Колуччи да Пистоя, автор речей, обращенных к итальянским державам, были вознаграждены скромными должностями в городе. Скандальный старик Франческо Филельфо, некогда рассорившийся с Козимо, помирился с Лоренцо и в конце концов получил место преподавателя греческого языка. Милости хозяина Флоренции в награду за льстивые произведения пытались добиться и многие другие сочинители, но Лоренцо без особого почтения относился к этим писакам. А вот философы его восхищали. Он стал покровителем Марсилио Фичино и членов его академии, как в свое время его дед и отец.

Материальных затруднений у Марсилио не было. Медичи подарили ему дом во Флоренции и виллу в Кареджи. Лоренцо лишь давал ему небольшие бенефиции. В 1473 году он посоветовал философу постричься в монахи и сделал его настоятелем маленького прихода Сан-Кристофано в Новоли.

Позднее, в 1487 году, Лоренцо велел отдать Фичино место каноника Флорентийского собора, освобожденное Джованни Медичи. А еще несколько лет спустя Марсилио получил место настоятеля монастыря в Мантуе. Фичино давал покровителю ценные книги и знакомил со своими философскими трудами. Их отношения напоминали отношения учителя и ученика. Лоренцо посещал пиры, устраивавшиеся Фичино в годовщины смерти Платона, но редко засиживался на собраниях академии и не участвовал в дискуссиях ее членов. Впрочем, в 1473 году одна из таких дискуссий дала ему тему для одного из главных его сочинений, поэмы, обычно именуемой «Спор», а иногда «О высшем благе».

«Спор» — поэма в шести песнях, это своего рода повествование о философских встречах, происходивших весной в Кареджи.

Начало поэмы — первая песнь в 169 стихах — довольно слабо связано с учением Фичино. Это буколика. Лоренцо, представленный здесь под именем Лауро (лавр), бежит от утомительной городской жизни и от политики, и среди цветущих лугов встречает пастуха Альфео. Они по очереди описывают друг другу достоинства и недостатки городской и сельской жизни. Эта часть поэмы вполне соответствует названию «Спор». Тема и композиция очень похожи на пререкания горожанина Лауро с пастухом Таиано в «Дриадее» Луки Пульчи. Каких-либо оригинальных мыслей в этом симпатичном диалоге не содержится.

Но затем тон поэмы меняется. Следующие четыре песни — 652 стиха — настоящий философский трактат, соответствующий другому заглавию, которое иногда дают поэме: «О высшем благе». Лоренцо и пастух встречают Марсилио Фичино и спрашивают его, как, по его мнению, можно обрести истинное блаженство, и он излагает свою теорию. Прежде всего он доказывает, что в жизни телесной истинного блага нет. Богатство и телесные блага (сила, здоровье, красота) — блага лишь временные и преходящие. Среди духовных благ суетны блага чувственной души, а истинны лишь блага души разумной, а среди них — те, которые приносят приобретенные, а не врожденные добродетели. Приобретенные добродетели делятся на деятельные и созерцательные — истинное блаженство дают лишь последние. Но чтобы достигнуть его, необходимо отделить душу от тела.

Нет иного блаженства, кроме созерцания Бога. Чтобы подготовиться к этому созерцанию, необходимо упражнять не только ум, но также волю и любовь. Итак, нет смысла спорить о том, что лучше: городская жизнь или сельская. Спасает лишь возвышение собственной души.

Этот трактат — не что иное, как пересказ послания Фичино, озаглавленного De felicitate («О счастье»). Песнь шестая (208 стихов), завершающая поэму, — почти дословный перевод «Богословской молитвы» (Oratio ad Deum theologica) Фичино.

Основатель Платоновской академии написал эту необычную молитву для своих учеников и сам читал ее каждое утро. Но если в латинском тексте Фичино порыв сдерживается философским стремлением к точности, то стихи Лоренцо пронизаны лиризмом, страстью и нежностью, особенно обращенные к Богу просьбы о милости и вечном блаженстве.

«Спор» — произведение, интересное не только яркими поэтическими образами. Искренность поэта позволила ему достичь поразительных высот, из сухого философского трактата ему удалось извлечь подлинную страсть.

Какое чувство выражал Лоренцо, воспевая платоновские мотивы: уважение к Фичино или более нежную привязанность? Вопрос не нов. Фичино и Лоренцо в это время обменивались почти любовными посланиями. Как известно, философ возродил в академии Кареджи традиции «платонической» любви, связывавшей Сократа и его молодых учеников. Согласно этой теории, дружеские отношения служили возвышению духа. Наставник созерцал красоту Бога в его творениях. Ученик — предмет любви — обретал свое место на иерархической лестнице творений и учился чтить свое тело как творение Божие.

Эта теория не обязательно приводила к настоящему гомосексуализму. Правда, сам Фичино в 1467 году вступил в связь с девятнадцатилетним юношей Джованни Кавальканти. Но что касается Лоренцо, то его, по-видимому, целиком поглощала любовь к женскому полу. Кое-какие сомнения рождали следующие строки — подражание «Любовным элегиям» Овидия:

Однако изыскания Андре Роншона показали, что все сонеты, в которых Лоренцо Великолепный говорит от имени нимфы Дафны, молящей Аполлона, основаны на игре слов с переменой пола: Лоренцо представляет себя Дафной, превращенной в лавр, а бог солнца здесь — не кто иной, как Лукреция, в имени которой звучит корень luce — солнечный свет.

Подобного рода сочинения, продиктованные ощущением целостности космоса и в то же время весьма двусмысленные, отвечали потребностям эпохи. Лоренцо вместе со своими современниками вновь открывал давно забытые ценности. Ощущение присутствия божества на всех ступенях творения рушило вековые запреты. Телесную гармонию уже не рассматривали как искушение дьявола. Понятие греха сменилось представлением о несовершенстве, которое мож­но исправить. По-новому воспринятые идеи произведений античной литературы и искусства указывали путь к спасению, то есть к общению с Богом в разуме и красоте, а не в страхе и сокрушении.

Именно в это время, в 1475 году, влияние Фичино вышло за пределы узкого кружка. Философ завершил исследования и переводы древних и начал создавать сочинения в духe неоязыческого синкретизма. Эти опыты Фичино, которые должны были отнюдь не отменить христианское учение, а вывести его на новый уровень, усиленно поддерживал Лоренцо. Одновременно на литературном небосклоне Флоренции восходило новое светило — Полициано, также проникшийся духом «возрождения» ценностей и образов Антич­ности. Со временем постулаты Фичино стали своего рода официальной идеологией.

Свидетельств перемен было немало. Пародийная и бурлескная литература, появившаяся вслед за «Ненчей», «Охотой на перепелок» и «Пиром», скатилась на весьма средний уровень, а ее представители, и прежде всего Пульчи, покинули Флоренцию. Склонность Лоренцо к морализаторству проявилась в серии интереснейших законов, ограничивавших роскошь для нарядов горожан, церемоний, поминок, каравших нечестную азартную игру. Вот к чему привел литературно-мистический труд Фичино, благодаря которому двадцатипятилетний хозяин Флоренции написал тысячу строк о высшем благе.

Перемены сказались и на продолжении «Книги песен» — собрания баллад, сонетов и песен, которые Лоренцо писал по разным случаям. Сборник избранных стихотворений для неаполитанского двора (Raccolta Aragonese) свидетельствует, что автор отходит от шаблонов описания плотской любви в манере Петрарки и внедряет в любовную те­матику своих стихов философские мотивы и рассуждения и духе Фичино.

Это коснулось всей литературной продукции Флоренции. Лоренцо задал тон: воспеваемая в сонетах Дама превратилась в символ. Теперь не важно, кто это: Симонетта или Лукреция, жива она или умерла. Дама — лишь повод: страстный влюбленный ищет приюта в философской сверхреальности.

Но не стоит думать, будто «обращение» Лоренцо убило в нем радость жизни и стремление к земным удовольствиям. Конные прогулки, песни, стихи занимали все время, которое хозяину Флоренции удавалось урывать у финансовых дел, у политики и даже у философии. Она нимало не сковывала творческой и жизненной энергии Лоренцо, а как бы оправдывала их: именно так и следует смотреть на дело. Фичино доказал, что природу и разум можно примирить: в тварном мире все дозволено. Душа отражает космос. Иерархия ценностей, установленная Божьей волей, — то же, что лестница к высшему блаженству, естественным образом ведущая через созерцание. Ее нижние ступени могут быть ис­пользованы для духовного восхождения. Годятся и любые эстетические, нравственные и мистические учения, как Гомера и Платона, так и Христа.

Лоренцо с восторгом принимал это «откровение» как раз в то время, когда его ближайшим другом стал молодой Полициано, страстный поклонник античных мифов, создатель ярких чувственных произведений, выражающих жизнерадостное мироощущение. Полициано терпеть не мог ни умозрительных абстракций, ни скучных нравоучений. Философия Фичино как раз избавляла его от необходимости размышлять о высоких материях. Он ее принял и тут же забыл: так он мог посвящать собственное творчество воспеванию мимолетных радостей.

То же самое делал и Лоренцо: форма его произведений изменилась, но он ни от чего не отрекся. Он написал пять поэтических «молитв», перелагавших герметические тексты, «Асклепия» и «Поймандра» в переводе Фичино, «Утешение философией» Боэция, но в то же время беспрестанно переделывал и совершенствовал свои реалистические малые стихотворения. Он оставался эстетом, и этот эстет прекрасно уживался в нем с учеником Фичино.

Лоренцо всегда любил красивые вещи. Его отношение к искусству — прежде всего отношение искушенного собирателя. Он больше любил произведения искусства, чем художников. Легенда о Лоренцо-меценате была сочинена в XVI веко, когда Козимо I Медичи к вящей славе своих предков стал великим герцогом Тосканским. Эта легенда запечатлена в росписи герцогских апартаментов в палаццо Веккио, выполненной Вазари в 1556—1558 голах, а также в трех больших фресках, украсивших первый этаж дворца Питти в 1635 году. На них Лоренцо окружен гуманистами, философами и художниками. Художники собраны в «саду Сан-Марко», где, как считали, находилась Академия изящных искусств под руководством скульптора Бертольдо, якобы воспитавшего и ней многих гениев, включая Микеланджело. На самом деле все было совсем не так. У Лоренцо во дворце на Виа Ларга был кабинет, где он хранил геммы, драгоценные сосуды, монеты, медали и камеи, значительную часть которых унаследовал от отца. В течение жизни он удвоил это собрание. К его кончине оно насчитывало более 200 золотых медалей, 1000 серебряных, 60 резных камней, много ваз и сосудов. Напомним, что он купил редкие изделия из сокровищницы папы Павла II. Среди них был драгоценный кубок, известный как «чаша Фарнезе», и гемма, изображавшая похищение Палладия.

В саду, выходившем к церкви Сан-Лоренцо, и в саду близ Сан-Марко, принадлежавшем донне Клариче, Лоренцо разместил античные статуи. В его собрании находились, в частности, бюсты Августа и Агриппы, подаренные Сикстом IV, и некоторые новые находки, также полученные в дар. Эти сады, являвшиеся местом для прогулок, были своего рода музеем под открытым небом. Лоренцо имел немало произведений искусства и в других резиденциях, но нигде, в том числе и в саду Сан-Марко, не устраивал никаких школ для молодых художников. Скульптор Бертольдо занимался только материальной консервацией и реставрацией статуй.

Только после заговора Пацци Лоренцо стал заказчиком больших построек: в Поджо а Кайано и в Спедалетто. В начале же своей публичной деятельности он ограничивался лишь скромным меценатством. Конечно, он поощрял работу некоторых мастеров. Мастерская Андреа Чоне, прозванного Верроккьо, выполняла произведения всех жанров. В 1469 году ее хозяин сделал для виллы Кареджи скульптур) «Мальчика верхом на дельфине», ныне украшающую фонтан во дворе палаццо Веккио. Кроме того, Верроккьо делал для городских праздников карнавальные маски, штандарты, например, штандарт Лоренцо для турнира 1469 года, оформлял здания к приезду иностранных государей, в частности, к визиту Галеаццо Марии Сфорцы в марте 1471 года. Все это были публичные заказы. В частном порядке Лоренцо заказал Верроккьо надгробие для своих отца и дяди, Пьеро и Джованни Медичи, — изящный саркофаг под аркой, украшенной гирляндой цветов, за золотой решеткой, в 1472 году установленный в церкви Сан-Лоренцо.

Заказал он ему и бронзового «Давида» (ныне хранящегося в музее Барджелло). Лоренцо и Джулиано велели изобразить юного воина в античной одежде, указывающего мечом на отрубленную голову Голиафа. В 1476 году они продали эту статую синьории за 150 флоринов.

Для Джулиано Верроккьо делал чеканку на шлеме, который он носил на турнире I475 года. Лоренцо поручил ему реставрацию античного торса из красного мрамора. Позднее Верроккьо сделал бюсты обоих братьев, ныне хранящиеся в Вашингтонской национальной галерее. Джулиано Медичи (около 1478 года) изображен в античном одеянии. Более поздний бюст Лоренцо выполнен в раскрашенной терракоте. Он изображен в торжественном одеянии флорентийских долж­ностных лиц — длинной тунике и шапочке, с сосредоточенным взглядом и строгим лицом. Эти бюсты сделаны после заговора Пацци, но, возможно, были заказаны ранее. Однако доказательств того, что именно Лоренцо был заказчиком других известных произведений, выполненных в то же время, таких как «Мадонна» и «Дама с букетом», нет.

Покровительствовали Медичи и братьям Поллайоло, и братьям да Майяно. Лоренцо добивался для Антонио Поллайоло официальных заказов синьории — это скульптура на большом серебряном бассейне, чеканный шлем, врученный в 1472 году Федерико да Монтефельтро в благодарность за усмирение Вольтерры. Заказывались ему и картины на мифологические сюжеты, например «Подвиги Геракла».

_{Антонио дель Поллайоло. "Геракл и гидра", 1475г.}

Джулиано да Майяно по рекомендации Лоренцо поручали работы в присутственных местах республики, замке Монтеподжоло, капитанском дворце в Сарцане, соборе в Фаэнце. Но в основном Джулиано и его брат скульптор Бенедетто работали на Лоренцо после 1478 года.

Двадцатилетний Сандро Филипепи по прозвищу Боттичелли, воспитанник мастерской Верроккьо, в 1470 году по ходатайству Томмазо Содерини (возможно, действовавшего от имени Медичи) получил заказ на аллегорию Силы для залы суда Торговой палаты. Он же писал штандарт Джулиано для турнира 1475 года. Затем по заказу купца Гаспаре ди Дзаноби дель Лама Боттичелли написал в его погребальной капелле в Санта-Мария Новелла «Поклонение волхвов», подобное литургической процессии. Первый из волхвов — Козимо Медичи, возвышающийся над всеми присутствующими. Он склонился перед Богородицей и благоговейно прикасается к обнаженной ножке Младенца. Ниже, справа от Богородицы, преклонил колени второй царь в длинном пурпурном плаще — Пьеро Подагрик. Справа от него — третий царь, его брат Джованни в серо-зеленой тунике. За Джованни зритель видит красивый задумчивый профиль стоящего Джулиано Медичи.

Лоренцо здесь изображен на первом плане слева как молодой рыцарь в короткой красно-голубой тунике, горделиво опирающийся на меч. Два персонажа смотрят прямо на зрителя: рядом с Джулиано — заказчик, указывающий на самого себя пальцем, а на переднем плане справа сам белокурый Боттичелли в коричневато-красном плаще.

_{Сандро Боттичелли. «Поклонение волхвов»}

Все персонажи поражали зрителей большим сходством с реальными людьми. Эта картина демонстрировала всем входящим в храм нерушимую власть династии, правившей во Флоренции.

Другой художник, явивший в эти годы Флоренции свой талант, был ровесником Лоренцо: Леонардо, незаконный сын нотариуса Пьеро да Винчи. Отец отдал его в мастерскую Верроккьо, где мальчик сначала упражнялся в научной реставрации антиков, выставленных в саду Сан-Марко. Молодой художник прославился, написав сперва «Иоанна Крестителя», а затем фигуру ангела на картине «Крещение Христово». За ними последовали «Благовещение» (ныне в Лувре), «Мадонна с цветами» (Мюнхен), неоконченное «Поклонение волхвов» и «Мадонна в скалах», где художник впервые изобразил крылатых юношей с красивыми женскими локонами. Но сам Лоренцо никогда ничего не заказывал Леонардо: в январе 1478 года он только попросил его написать алтарный образ для капеллы Сан-Бернардо во дворце синьории. Такое невнимание, возможно, объясняет, почему Леонардо так рано предложил свои услуги герцогу Миланскому. Впрочем, вскоре большинство флорентийских художников сделают то же: поступят на службу к иностранным государям.

Таким образом, заказы Лоренцо художникам были довольно скромными, а если сравнить их с заказами других государей того времени — Борсо д'Эсте или Сикста IV — совершено ничтожными. Но тогда Лоренцо был еще молодым человеком, искавшим сиюминутных удовольствий, и не был обременен великими замыслами, которые могут увековечить человека в грядущих поколениях.

Среди искусств, в которых упражнялся Лоренцо, была и музыка: он играл на лире и пел (правда, не безупречно), расширил хор и купил лучший орган для баптистерия Сан Джованни. Он осыпал милостями не только знаменитого органиста Скварчалуппи, но и заезжих музыкантов, выписал из Нидерландов теноров — Антверпена и Камбре. При нем всегда находился оркестр флейтистов и трубачей.

Это пристрастие Лоренцо к музыке, сопровождавшей все церковные и светские церемонии, а также выражавшей «священное исступленье» поэта, было типично флорентийским, впрочем, как и весь его образ жизни, в котором повседневность сочеталась с возвышенными размышлениями и творчеством. Но время творчества было и временем политики, финансовых дел и интриг. А когда Лоренцо забывал о делах, другие, пользуясь этим, ставили капканы для правителя Флоренции.