"Безумная роща" - читать интересную книгу автора (Смирнов Андрей)

СОБЛАЗН (история восьмая)

Наилучшая из возлюбленных была у Кадмона, Дарителя Имен. Поцелуй ее – дурманящее вино и сладчайший мед, кожа ее – шелк, страсть ее – пламя, взгляд ее – вода для жаждущего и отдых для обессилевшего. Всей душой любил ее Кадмон и не часто вспоминал, что некогда сам дал ей имя – Соблазн, ибо такова была сущность ее. Не знал он и того, что женщина эта сотворена как соблазн для него и погибель. Впрочем, если он и догадывался об этом, то не желал тому верить, потому что велика была власть над ним у этой женщины.

Все, что не просила она, он отдавал ей. Она же, по природе своей, могла желать только недоступного, но когда желанное попадало ей в руки, она теряла к нему всякий интерес и отбрасывала в сторону без всякого сожаления.

Вот, однажды сказала она Дарующему Имена:

– Дешево то, чем ты одариваешь меня. Алмазы и жемчуга, рабы и драгоценные ткани, золото и серебро – у любой королевы подобное имеется в избытке. Принеси мне ту звезду с неба, – и она указала, какую, – и тогда я по-прежнему буду вместе с тобой, а нет – оставлю тебя и отыщу того, кто сможет добыть мне это украшение.

Долго смотрел Дарующий Имена на небо, и так прошла ночь, а потом день, а потом еще одна ночь, и только тогда смог изыскать он подлинное имя звезды, и произнести его – и как только сделал он это, звезда покинула светлеющий небосклон и упала к нему в руки драгоценнейшим камнем; он же без колебаний протянул его женщине.

Посмотрела на камень Соблазн, рассмеялась и украсила им свое ожерелье. Лишь один день носила она украшение, а потом выбросила его и забыла о нем. Вскоре звезда умерла и свечение ее погасло, ибо такова природа звезд, что, упав с небосклона, быстро гаснут они, и лишь тепло человеческого тела способно некоторое время поддерживать их свет, если успеет человек поймать звезду в свои руки, прежде чем она коснется земли.

Сказала затем Соблазн Кадмону:

– Не нравится мне жилище, в котором обитаем мы. Во дворце нашем только лишь триста шестьдесят пять комнат, и столько же комнат в семи других дворцах из золота, серебра, нефрита, платины, янтаря, яшмы и горного хрусталя, каковые дворцы построил ты для меня раньше. Убоги эти жилища. Желала бы я поселиться в некоем месте, о котором ходит среди Обладающих Силой великая слава. Полагаю, что дворец Повелителя Дворцов и Цитаделей меня бы вполне устроил.

И отправился Кадмон к обиталищу Повелителя Дворцов и Цитаделей. Неприступнейшее было это строение, окруженное кольцом из семидесяти семи стен и девяносто девятью покрывалами защитных чар. Многие тысячи воинов бессонно охраняли эти стены.

И сказал Кадмон воинам, подойдя к первым воротам:

– Скажите своему господину, что если он желает сохранить свою жизнь, пусть немедленно оставит это место и признает за мной право владеть цитаделью; если же он откажется, я уничтожу его и так достигну своей цели.

Однако воины ответили на это заколдованными стрелами, всегда поражающими цель, и копьями, каждое из которых несло в себе смертоносное волшебство. Впрочем, снаряды сии не причинили Кадмону никакого вреда, ибо ему достало одного слова, чтобы остановить их и повернуть обратно. Так прошел он первые ворота.

Затем миновал он вторые, и третьи, и наконец добрался до самого дворца и последней стены, окружавшей его, и дорога позади него была усеяна телами многих погибших. И тогда взошел на стену сам владелец цитадели, и так обратился к Кадмону:

– Зачем ты разрушаешь стены моей цитадели и убиваешь моих людей? Разве я враг тебе? Скажи, какую обиду я нанес тебе, чтобы я тотчас мог возместить ее.

И ответил Кадмон:

– Никогда не знал я от тебя никакой обиды. Отдай мне дворец свой и иди с миром, ибо не желаю я лишать тебя жизни.

Но возразил Повелитель Дворцов:

– Сдается мне, все ж была нанесена тебе мной некая обида, ибо иначе для чего ты теперь желаешь унизить меня и выгнать из собственного дома?

Тяжело вздохнул Кадмон и правдиво рассказал о причине, побудившей его к этому. И в третий раз просил он владельца дворца покинуть свой дом без боя.

– Ты околдован, – ответил ему Повелитель Дворцов. – Женщина, которую ты так любишь, держит тебя за раба. Обладающие Силой, Гасхааль и Эмерхад, сотворили ее для тебя и перед многими похвалялись тем, что ты попался в их сети. Каждый, кто посмотрит на эту женщину, пожелает обладать ею, каждый, кто познает ее, не пожелает больше никого, кроме нее. Любить ее – безумие, отдать ей свою душу и свое сердце означает потерять их безвозвратно, потому что не ценит она ничего из того, что принадлежит ей, а желает только того, что покамест ей недоступно. Брат мой, позволь, я попробую снять с тебя ее чары и заключить твое сердце в броню, о которую разобьются ее соблазны. Ведь я – Повелитель Цитаделей, и неприступной цитаделью я могу сделать твою душу.

– Я желаю только одного, – отвечал Дарующий Имена, – чтобы ты немедленно убирался отсюда и никогда не появлялся здесь более. В четвертый и последний раз спрашиваю тебя: уйдешь ли ты из своего дворца с миром?

– Никогда, – сказал Повелитель Дворцов и против воли Кадмона попытался коснуться струн его сердца. Однако Кадмон произнес свое имя, и чары рассеялись, разбились, растворились бесследно, потому что его имя защитило его от них. А затем разгадал Кадмон подлинное имя Повелителя Дворцов и, произнеся его, заставил противника своего прыгнуть вниз со стены. Разбился Повелитель Дворцов о камни, однако ж, не так легко было уничтожить Обладающего Силой, тем более в месте, где все подчинено ему. Увидел Кадмон, как из отдельных частей собирается тело его недруга, складываясь само собой, словно некое строение из плоти и крови. И уже собрался Кадмон произнести имя смерти, чтобы разрушить не только тело, но и саму душу Повелителя Дворцов и Цитаделей, но сжалился над ним, и пленил его другим именем. Далее прошел он последние ворота и овладел всем дворцом, и как дар, поднес сию постройку своей возлюбленной.

– А где тот, кто владел этим дворцом прежде? – Спросила женщина. – Он мертв, или бежал, или стал твоим пленником, о возлюбленный жених мой?

– Он стал моим пленником, – отвечал Кадмон.

– Я желаю видеть его, – улыбнулась женщина. Нежна и снисходительна была улыбка ее.

И вот, Повелитель Дворцов предстал перед ней – связанный и лишенный какого-либо оружия.

– Взгляни на меня, – сказала ему женщина. – Разве я – чудовище, как ты говорил обо мне? Разве я заставляю кого-либо любить меня против воли? Взгляни на мое лицо, на мое тело – разве неприятное это зрелище?

И посмотрел на нее Повелитель Дворцов, ибо не мог не смотреть, и тотчас полюбил ее более всего на свете. И так он обратился к ней:

– Госпожа, невежество говорило моими устами. Что я знал о красоте, пока не увидел тебя? Ничего. Что я знал о наслаждении, пока не услышал твой голос? Ничего. Что я знал о любви, пока не встретил тебя? Ничего. Служение тебе сладостно, и легко ярмо твое. Быть рабом твоим – великое благо, не быть им – великое наказание, хотя многие и не знают. Ты желала дворец мой – бери его, я дарю тебе его с радостью, и прошу простить, что медлил с подарком. Все, что не попросишь, будет твоим, хотя бы и боги желали сохранить для себя это.

Сладко зевнула женщина и с ногами взобралась в широкое кресло, в котором сидела, будто желала заснуть там.

– Кадмон, – сказала она Дарующему Имена. – Уведи этого человека отсюда, ибо не интересен он мне больше. Сделай его управляющим нашего дворца, или смотрителем конюшни, или первым лакеем – а впрочем, можешь поступать с ним сам, как сочтешь нужным.

Увел тогда Кадмон пленника из того зала, и убил его, потому что сильную ревность вызвали в нем слова Повелителя Дворцов и Цитаделей. А когда вернулся обратно, то взял женщину на руки из кресла и отнес ее в спальню и там предался с ней любовным утехам.

Утром сказала ему Соблазн:

– Человек, который вчера стоял передо мной, был искренне предан мне и готов спорить даже и с богами, если я прикажу ему. Совершенной любовью он любил меня. Сравниться ли твоя любовь с его любовью?

Потемнело лицо Кадмона и мукой исполнился взгляд его.

– Разве не делал я для тебя все, чего ты хотела, разве не приносил тебе все, чего ты желала? Уже и так преступил я законы дружбы, напав на Повелителя Дворцов – разве недостаточно тебе этого доказательства?

– Принеси мне персик из сада богов, и тогда, может быть, я поверю тебе.

Как не просил ее Кадмон выбрать что-нибудь другое, непреклонна была женщина в своем желании. И тогда облачился Кадмон в дорожные одежды, взял в руки посох и взошел на небо. Долог был его путь и тернисты тропы, которыми следовал он, но вот наконец приблизился он к обиталищу небожителей. Приветствовали его боги и спросили, что привело его к ним. А надо сказать, что боги любили Кадмона более всех людей и ангелов, потому что как если Соблазн была сотворена посредством волшебства, так и Кадмон не был рожден женщиной, но являлся изделием рук богов и плодом их магического искусства. Создан он был ими для того, чтобы уничтожать ангелов и чародеев, не желавших служить богам, и наделен великой силой для того, чтобы налагать нерушимые оковы на некоторых существ, более древних, чем сами боги.

– Я желаю взять некий плод из сада, что имеется позади ваших чертогов, – отвечал Кадмон на вопросы небожителей, – и дам вам за него любую цену.

Разгневались боги, и так сказали Кадмону:

– Ты неразумен. Разве не наделили мы тебя властью над всем, что есть на земле? Зачем ты желаешь большего? Зачем желаешь купить то, что не имеет цены? Ничто, имеющееся на земле, не нужно небу, а то, что есть на небе, останется там же. Разве мы торговцы, чтобы продавать нечто, принадлежащее нам? И без того мы владеем всем Сущим.

– Тогда, – отвечал Кадмон, – я прошу подарить мне этот плод и позволить унести с собой. Ведь если все Сущее и без того принадлежит вам, то есть ли разница в том, что один из предметов изменит свое местоположение?

Рассмеялись в ответ всемогущие боги.

– Без сомнения, имеется разница, и она велика, потому что не кладут оружие на пиршественный стол и не бросают украшения в отхожее место. Не следует соединять не подлежащее соединению и смешивать между собой то, чье предназначение различно.

– Ну что ж, – сказал тогда Кадмон, – вы не оставили мне иного выхода, кроме того, чтобы взять то, за чем я пришел, без вашего позволения. Я долго шел в обитель богов, и много раз наблюдал за восходом солнца, за наступлением ночи, за войной, за рождениями, за смертью, за звездами и луной, а так же за многими другими явлениями. Полагаю, что смогу теперь назвать вас вашими подлинными именами, и наложить на вас свое проклятье.

– Глупец! – Ответили ему боги. – Не осталось в мире ничего, что мы не поделили бы между собой давным-давно! Нет у тебя против нас никакой силы.

– Власть ваша почти всеобъемлюща, – согласился Кадмон. – Однако не испытаете ли и вы некоторые неудобства, если остудить солнце, уничтожить луну, погасить звезды, изгнать ночь, покрыть льдом землю и заморозить все живое – чтобы ничто больше на земле не воевало между собой, не рождалось и не умирало? Если же и это не потревожит вас, то вот, выслушайте иное проклятье: как явились вы в этот мир, так же и покинете его, и не вечно вам царствовать над Сущим. Те, кто были до вас, останутся и после, и громко рассмеются, узнав о вашем уходе. Власть вашу разделят между собой бессмертные, и даже люди, которые возводят вам храмы и ведут ради вас войны, останутся после вашего ухода и утратят в вас всякую веру. Так же я лишаю вас ваших подлинных имен и оставляю вам только титулы. Отныне не иначе, как по титулам, будут называть вас люди и много будут спорить об именах ваших, но не отыщут их.

И тогда небожители обратились к Судье Богов.

– Позволь, я испепелю его, – сказал Бог Света.

– Позволь, я разрежу этого наглеца на части, – сказал Бог Войны.

– Позволь, я отниму у него жизнь, – сказал Бог Мертвых.

– Позволь, я похищу у него разум, – сказала Богиня Ночи.

– Позволь, я исцелю его душу и заставлю забыть о страсти, которая гибельна для него, – сказала Богиня Любви.

– Ничего этого вы не сделаете, – ответил Судья Богов. – Потому что не сумеете выполнить это столь быстро, чтобы он не успел осуществить что-либо из того, чем угрожал нам, ведь Дарующий Имена – могущественный в числе Обладающих Силой, и мы сами некогда одарили его великой властью. Поэтому теперь нам придется исполнить то, что он хочет, ибо последствия обратного будут ужасны, но нельзя допустить, чтобы Вселенная пришла в опустошение из-за одного предательства.

Послан был слуга в сады богов за плодом, нужным Кадмону. И отдал этот плод Судья Богов тому, кого некогда сам учил Путям Могущества, но при этом так сказал он волшебнику:

– Не принесет тебе добра то, что ты взял против нашей воли, и с этим персиком прими наше проклятье. Так, прежде мы посылали тебе удачу, но отныне ты лишишься ее. Никогда не обретешь ты того, что жаждешь более всего на свете. Так же предрекаю, что в скором времени ты лишишься своей Силы, потому что ты уязвим для той, чья печать коснулась твоего сердца.

– Позволь, я исцелю его душу и избавлю от этой печати, – повторила Богиня Любви.

– Он проклянет тебя, если ты это сделаешь. Кроме того, придется отсечь от его души слишком многое, чтобы избавить ее от печати, а добровольно он не пожелает расставаться с ней. Мы наделили его свободой выбирать; его выбор – стать рабом и оставаться рабом; мы не смеем препятствовать его выбору.

И не позволил Судья никому из богов ни исцелить его, ни уничтожить, ни удержать своей властью. С тем и покинул Кадмон их чертоги. Отойдя на некоторое расстояние, он оглянулся и увидел, как закрылись ворота небесного города и будто легкая дымка окутала небо над городом, и почувствовал, как между временем небес и временем мира смертных появился некий разлад. То было действие второго проклятья Кадмона, ибо если первым он только угрожал богам, то второе произнес в самом деле. Так время богов приняло иное течение, чем время всего Сущего, чертоги их сделались недоступны, а люди забыли их имена. Улыбнулся Кадмон и зашагал дальше.

Спустя некоторое время он достиг дворца, где обитала его возлюбленная и принес ей персик из сада богов, как дар. Она же надкусила персик и похвалила его вкус, но съела менее половины, потому что вкус этот ей быстро разонравился. Вторую половину съел Кадмон.

По прошествии еще нескольких дней сказала она Кадмону:

– Мне наскучил этот дворец и толпы слуг. Я желаю отправиться в путешествие и увидеть места удивительные, которые не видела никогда раньше. Мне не нужно никакого сопровождения, ибо люди надоели мне, но ты, впрочем, можешь следовать за мной, если хочешь.

Так ушли они из дворца. Какие бы земли не посещали они, все склонялись перед красотой женщины и готовы были служить ей, и каждый ненавидел каждого, видя в нем опасного соперника. Однако Кадмон убивал всех соперников и не находилось среди людей и волшебников никого, кто мог бы противостоять ему.

Однажды они шли по лесной дороге, и вдруг случилось солнечное затмение. В темноте, опустившейся на землю, женщина увидела что-то, подобное большой черной птице. Птица стремительно пересекла тень, закрывшую солнце, и скрылась из глаз, а Соблазн обернулась к Дарующему Имена.

– Принеси мне эту птицу, – сказала она. – Ибо показались мне необычными ее крылья – кажется, будто усеяны они были драгоценными камнями, а подобного я не видела еще ни разу.

И тогда Дарующий Имена отправился в погоню за существом, что представлялось женщине волшебной птицей с темным опереньем. Изыскал он волшебный путь, которым следовала птица, и устремился по нему. Вскоре он увидел высокую гору, целиком скрытую лесом, кроме самой вершины. На вершине стоял некто, имеющий облик ангела, но темны были его одежды и темны крылья за спиной его. Удивительными были эти крылья: с равной легкостью могли рассекать они и воздух, и камень, и были украшены многими светящимися камнями, походящими на большие прозрачные капли, чистейшие, как сам свет.

Засмеялся Кадмон, ибо для того, чтобы уничтожать подобных существ, его и создали когда-то боги, и занятие это до сих пор было приятно ему, а сейчас к тому его побуждала еще и просьба возлюбленной.

Сказал ему стоявший на утесе:

– Для чего ты следуешь за мной? В час затмения открываются старые дороги и отменяются многие законы, которые волшебники полагают незыблемыми, а к обитаемым мирам прикасаются силы, свойства и суть которых ни смертному, ни бессмертному понять невозможно. Это опасные тропы, и тебе одному не стоит бродить по ним.

– Я немедленно последую твоему совету и покину дорогу затмений, – сказал Кадмон, – если ты отдашь мне свои крылья и те украшения, которые сверкают на них.

– Отдашь ли ты мне свои глаза, если я попрошу об этом? Вынешь ли из груди сердце, если я захочу посмотреть на него? Сверкающие камни, которые привлекли тебя – не украшения, но часть меня; если я отдам их, то истеку кровью.

– Что ж, – с улыбкой ответил Кадмон, – тогда придется мне самому забрать их, если ты отказываешь мне в этой незначительной просьбе.

С презрением усмехнулся собеседник Дарителя Имен, услышав его последние слова.

– На твоем месте, – сказал он Кадмону, – я бы не стал прибегать к угрозам. Я – Каэрдин, Повелитель Затмений, и сейчас – мое время.

Расхохотался Кадмон, услышав это.

– Теперь ты – в моей власти, – сказал он Каэрдину. – Ибо я повелеваю именами, а ты только что сам назвал мне свое, и я знаю, что имя это – подлинное.

– Что ж, – сказал ему Повелитель Затмений. – Испытай свою власть. Посмотрим, что выйдет у тебя из этого.

И заклял Кадмон стоявшего перед ним его именем, но будто бы в никуда кануло заклятье, и не смогло найти своей цели.

– Твое волшебство могущественно, – молвил Каэрдин без всякой насмешки. – И в иное время в ином месте заклятье твое подействовало бы на меня. Но в затмении мое имя звучит иначе, чем ты слышал, и другой я ношу титул. Долго тебе придется узнавать их. А пока посмотрим, что ты сможешь противопоставить существу, у которого нет имени, ведь даже и к таким в час, когда солнце сокрыто, можно отыскать дорогу.

С этими словами он и в самом деле вызвал существо, не имеющее никакого названия и приказал тому напасть на Кадмона. Но Кадмон назвал то существо и наделил его именем, тем самым подчинив себе его, и, сделав это, обратил против Каэрдина. Тогда поднял руку Повелитель Затмений к солнцу, скрытому темнотой, и обратил некую Силу против Кадмона, а тот не смог ни отыскать ее имени, ни даровать ей новое. Потемнел воздух вокруг поединщиков, и исполнился тенями, и из теней вышли другие существа, подобные первому, призванному Каэрдином, и набросились на своего былого родича, сущность которого изменил Дарующий Имена, и разорвали его на части.

Ничего не мог противопоставить Кадмон той Силе, потому что он был как сильнейший борец, под ногами которого вместо твердой земли оказалась вдруг глубокая яма, и он упал на дно этой ямы, и бесплодно было все то, к чему он прикасался, и ничто не желало подчиняться ему в том месте, куда вверг его Повелитель Затмений. И тогда увидел он, что ничто в мире сущем не имеет своего имени или названия, которое исчерпывало бы все его свойства, и поразился своему бессилию. Здесь все соединялось со всем, и слово «человек» ничем не отличалось от слова «песок», или «камень», или «огонь». Так же слова «бог» и «червь», «демон» и «агнец» звучали одинаково и все имена были лишь тенями единого имени, которое не смел и не мог произнести Кадмон. И тогда понял он, что Каэрдин наслал на его разум великое затмение и тем лишил его всякой власти.

Сказал Каэрдин, приставив свой меч к его груди:

– Что скажешь ты, о великий боец, ищущий ссоры, теперь, когда разум твой скрыт затмением и имена отказываются подчиняться тебе?

– Умоляю тебя, – сказал ему Кадмон, – отдай мне драгоценные алмазы с твоих крыльев.

С легким сожалением посмотрел на него Повелитель Затмений.

– Так ты безумен… – Произнес он. – Как жаль. Ни чести нет, ни славы в том, чтобы одолеть калеку.

– Умоляю тебя, – повторил Кадмон, – отдай мне их. Возьми мои глаза в обмен на эти камни, если так этого желаешь.

– Зачем тебе драгоценности с моих крыльев, глупец? – Спросил его Каэрдин.

– Если я не принесу эти драгоценности женщине, владеющей моим сердцем, она разлюбит меня.

– Таково было условие ее любви?

– Да.

– Что ж, – сказал Каэрдин. – Я хочу посмотреть на эту женщину.

Сказав так, он подхватил Кадмона на руки и взмыл в небо. Недолго летели они, потому как если Кадмону не составило труда отыскать след Повелителя Затмений, то и последнему было нетрудно найти дорогу, что привела его к месту, откуда начал Кадмон свое преследование.

Там Повелитель Затмений бросил Кадмона на землю и подошел к женщине. Он долго вглядывался в ее лицо, а она бестрепетно выдерживала его взгляд и улыбалась ему.

– Как твое имя? – Спросил наконец Каэрдин.

– Соблазн.

Прикоснулся к ее лицу Каэрдин и сказал так:

– Ошибся тот, кто давал его. Твоя природа не исчерпывает того, что ты есть.

– Даже и Обладающие Силой могут ошибаться.

– Я знаю.

– Я говорила о тебе, милорд.

– Вот как?

– Неверен свет, остающийся, когда наступает затмение. Тогда в мире возникает множество теней и иллюзий, и каждому легко обмануться.

– Будь это так, ты бы не стала предупреждать меня об этом.

– Разве это имеет теперь хоть какое-нибудь значение? Ты смотрел на меня, ты слышал мой голос, ты касался моей кожи. Ты – мой. Я не властна только над теми, чьи души мертвы, а сердца подобны гладким камням, но ты не таков. Опровергнешь ли ты мои слова? Скажешь ли, что я ошибаюсь? Скажешь ли, что твое сердце не принадлежит мне с того мгновения, как ты посмотрел на меня?

– Мое сердце и все, чем я владею, принадлежит тебе.

Рассмеялась женщина.

– Срежь драгоценности со своих крыльев, – сказала она Каэрдину насмешливо, – и я буду твоей.

Взял Повелитель Затмений острый нож, и срезал сверкающие хрустальные камни со своих крыльев. Но затем подошел он к Кадмону и вложил камни в его руку.

– Отдай ей это, – сказал он Дарующему Имена.

И еще сказал Кадмону:

– Я прощаю тебя за то, что ты напал на меня. Жизнь незнакомца – не такая уж высокая цена, если веришь, что это удержит рядом ту, что владеет твоим сердцем.

– Мне безразлично, кто из вас двоих принесет мне драгоценности, – сказала женщина. – Но неужели тебе нет никакого дела, что Кадмон будет владеть мной, а не ты?

– Невозможно купить то, что не имеет цены, – сказал Каэрдин.

– Я назвала цену.

– Благодарю, но я не нищий и не стану менять меньшее на большее.

– Вот как? – Рассмеялась Соблазн. – Выходит, ты слишком горд для этого?

– Да.

– Я вижу, что гордость – драгоценнейшее из твоих сокровищ. Отдай мне свою гордость, отрекись от нее, стань униженным передо мною – и я оставлю Кадмона и уйду с тобой, и буду с тобой столько, сколько ты пожелаешь.

Задрожал Кадмон, услышав это и с немой мольбой посмотрел на женщину, но та даже не взглянула в его сторону.

Однако Каэрдин остался стоять, как и прежде.

– Каким образом ты ухитряешься сопротивляться мне? – Спросила тогда женщина.

– Госпожа, – с грустью ответил ей Каэрдин, – если я отрекусь от своей гордости, как ты просишь, я не смогу любить тебя столь же сильно, как люблю сейчас.

– Что ж, – сказала она, – ты выбрал. – И положила руку на плечо Кадмона.

Каэрдин отвернулся и распахнул крылья, собираясь оставить их, но едва смог сдержать мучительный крик – боль, которая притаилась до времени, теперь впилась ему в спину подобно хищному зверю. Адамантовые крылья его сочились кровью и за время беседы успели сильно ею пропитаться; когда же он резко раскрыл их, темные капли, подобные рубинам, полетели во все стороны. Несколько капель попали на одежду Кадмона и его женщины, но они не заметили их, завороженные открывшимся им страшным зрелищем. Адамантовые крылья Каэрдина, прежде резавшие сталь и камень так же легко, как свет или ветер, теперь трепетали от малейшего дуновения. Они словно истаяли, превратились в две тени, и было страшно смотреть, как из тени, словно из живой раны, вытекает кровь и неспешно падает в траву.

Каэрдин опустил голову и некоторое время стоял так. Невеселы были его думы. Затем он покинул это место, и ушел прочь по лесной дороге, а Кадмон и женщина предались любовным утехам, потому что цена за это была уплачена.

Так провели они под сенью деревьев все время до утра, и тогда спросила Соблазн Дарующего Имена:

– Отчего ты оказался слабее его? Что помешало тебе одолеть его в поединке, ведь ты – совершеннейшее творение богов и наилучшее оружие их?

Ответил Кадмон:

– Я повелеваю всем, что имеет имя, он же властен над силами, названия которых не могут быть ни произнесены, ни использованы как-либо, и над существами, у которых нет имен. Посредством имен я властвую над всем, что сотворено, он же причастен к силам, которым никогда не найдется места в сущем, потому что в час затмения небесные светила взаимно уничтожают друг друга, и это открывает дорогу для сил, не имеющих никакого отношения к тем, которые известны нам.

– Научи меня именам, – сказала женщина. – Подари мне все имена, которые тебе известны.

И Кадмон не смог отказать ей в этой просьбе. Более года длилось ее обучение, и под конец Дарующий Имена научил ее всему, что знал сам и отдал ей все волшебные дары, которыми наделили его боги – а велико было число тех даров!

Спросила Кадмона женщина:

– Всем ли именам ты научил меня? Или ты сокрыл какое-нибудь из них?

– Все, что имею, я отдал тебе, – сказал ей Кадмон.

– Но в числе имен, которые ты перечислил, нет твоего подлинного имени. Назови его.

И снова Кадмон не смог противиться ее желанию, потому что величайшая любовь владела им. Но когда он открыл последнее имя той женщине, спустилась тьма на землю, и разверзлась земля, и воздух обратился в дым, а деревья и камни – в пламя. И вот, увидел Кадмон, что стоит он в высоком зале, стены которого – дым и огонь, перед величественным троном, сложенным из черепов и костей. На троне сидел человек с грубыми и хищными чертами лица, и в глазах его светилась сильнейшая алчность. Не имел тот человек волос ни на голове, ни на теле, а кожа его блестела, будто была обмазана жиром. Грубой мощью дышало все его тело, и никакой жалости не было в его глазах, только злоба и жадность. Это был Баалхэаверд, Повелитель Рабов, один из Владык Преисподней.

Женщина же, одежда которой сгорела в пламени, подошла к трону и встала справа от него, и прильнула к плечу мужчины.

Сказал Баалхэаверд, обратившись к женщине:

– Ты – совершенейшее из орудий моих. Вот, ты лишила всякой силы избранника, угрожавшего нам, и поссорила его с небожителями. Расскажи о своем происхождении.

Сказала женщина, посмотрев на Кадмона:

– Меня сотворили двое Обладающих Силой, Гасхааль, Повелитель Ворон и Эмерхад, Господин Знаков и Символов. Первый научил меня Управлять, а второй – Знать. Не найдется никого, кто, увидев меня, не стал бы моим рабом, и не полюбил бы меня более всего на свете, если только он вообще способен любить хоть что-то.

– Отчего же тогда, – спросил женщину Баалхэаверд. – Они сами не попались в твои сети? Как они, сотворив тебя, смогли расстаться с тобой?

– Душа Гасхааля давным-давно мертва, и не сердце ведет его, но воля, сочетаемая с жадностью. Он не способен любить. Эмерхад же защищался от меня чарами, искажавшими то, что он видел, и ни разу не взглянул на меня без посредства этих чар.

– Отчего ты называешь ее своим орудием? – Спросил Кадмон Баалхэаверда. – Ведь Эмерхад и Гасхааль привели ее ко мне, и никто, кроме меня, никогда не владел ею.

– Из соединения мужчины и женщины рождается ребенок, из смешения воды и земли происходит грязь, из соединения огня и руды – металл, из столкновения воды и пламени – пар, – отвечал Баллхэаверд. – Я не принимал участия в творении этой женщины, но когда она была создана, я получил в ней большую долю, чем кто-либо. Потому что я – Повелитель Слуг и Рабов, а она делает рабов из свободных, беря любовью то, что мне приходится отнимать силой. Мне известно твое имя, человек, и отныне я стану владеть тобой, как своим имуществом. Для тебя же будет лучше добровольно принять мою власть, потому что сейчас ты лишен какой бы то ни было магии; но стань моим слугой – и на правах вассала тебе будет возвращена некоторая часть твоей прежней силы.

– Я никогда не стану служить тебе, – сказал Кадмон.

– Однако ты был рабом этой женщины, а она с этого часа – моя дочь и подданная. Сладостно быть рабом и иметь могущественного господина. Признай меня своим господином – и избегнешь бесплодных мучений, потому что единственная для тебя возможность не-служить мне – не существовать вовсе.

– Женщине я служил из любви, тебе же, из страха перед силой – не стану.

– Есть ли разница между подчинением из любви и подчинением из страха? Есть ли разница между подчинением по доброй воле и подчинением насилию? Ведь результат одинаков. То, что делало тебя слугой этой женщины – такая же сила, только лишь чуть более тонкая, чем та, которой обладаю я. На горло твое был надет ошейник, а ты сам и не заметил, как случилось это. Я же желаю, чтобы ты перестал тешиться иллюзиями и поскорее принял то, чем ты стал, принял сознательно – ведь умный раб в глазах хозяина обладает много большей ценностью, чем раб глупый.

– Не сомневаюсь, – сказал Кадмон, – что ты хорошо разбираешься в рабах, ибо ты сам из числа их, и лишь случай возвысил тебя над тебе подобными, и сделал надсмотрщиком над прочими рабами.

Разгневали Баалхэаверда эти слова. Произнес он имя Кадмона, желая подчинить его своей Силе, но Кадмон отказался от этого имени и самой жизни, ибо не желал быть рабом. А может быть – не это, но отчаянье послужило причиной его поступка, потому что не было у него больше ничего, что он мог бы предложить женщине, а без подарков она не желала даже смотреть в его сторону.

Упал он на пол и умер, а Баалхэаверд приказал слугам выбросить вон его тело.

Затем Повелитель Рабов устроил богатый пир, и пригласил на пир одного из своих родичей, известного на земле под именем Мастера Леонардо, или Повелителя Зла, но сам Леонардо не любил этого титула, потому что сей титул казался ему слишком громким и откровенным, а он сам всегда предпочитал действовать хитростью и коварством. Рассказал Баалхэаверд гостю историю женщины и Дарующего Имена и похвалился тем, что теперь станет могущественнейшим в числе Владык Преисподней, потому что добровольно соседи начнут отдавать ему то, что прежде приходилось отнимать у них силой.

– Ты глуп, – сказал ему Леонардо. – И женщина эта околдовала тебя. Пройдет немного времени, и она выпьет тебя до дна, как выпила уже многих.

– Никогда этого не будет, – отвечал Баалхэаверд, – потому что в моем сердце нет любви к ней, но я лишь ценю ее, как совершеннейшее из своих орудий.

– Бывает, что и воин становится рабом своего меча, а сильный – рабом своей силы. Одно то, что ты не хочешь даже и думать о том, что можешь и сам когда-нибудь оказаться у нее в подчинении, указывает на то, что не так уж и далеко это время. Она – не орудие, но сама – Обладающая Силой, и Сила ее такова, что может, минуя все волшебные оболочки, касаться душ и людей, и ангелов, и могущественных волшебников, и в этом – единственное свойство этой Силы, но оно стоит многих.

Задумался тогда Повелитель Рабов, потому что сомнение вошло в его сердце, но чем больше он думал, тем меньше ему хотелось расставаться с женщиной.

– Как ты предлагаешь поступить с ней? – Спросил он Мастера Леонардо.

И тот ответил:

– Необходимо уничтожить ее как можно скорее, пока ты еще в состоянии сколько-нибудь владеть собой. Но следует уничтожить ее так, чтобы невозможно было никакое воскрешение, и для того я предлагаю обратиться за советом к Повелителю Гибели, чтобы в точности быть уверенными в том, что она никогда больше не возродится в мире сущем.

И тогда отправились они к Повелителю Гибели, обитавшему по соседству, хотя и сильно не нравился Баалхэаверду этот замысел.

Войдя во дворец, увидели они пустое кресло посреди тронного зала, и обратившись к креслу, спросили, существует ли способ уничтожить врага так, чтобы невозможно было его воскрешение и не нашлось бы никакой магии, способной вернуть его к жизни.

Сказал Повелитель Гибели, не имевший никакого видимого облика:

– Страна Мертвых – превосходная тюрьма, и редко покидают ее.

– Не так уж и редко, – возразил Леонардо. – Искусному волшебнику по силам вызволить кого-нибудь оттуда, не говоря уже об Обладающих Силой – известно множество случаев, когда они похищали из Страны Мертвых своих ближних. Особенно легко это теперь, когда сгинул Бог Мертвых и в государстве его началась война между его вассалами.

Сказал Повелитель Гибели:

– Старый Колодец, где умирают ветра времени, а от всего, что попадает в него, остаются лишь пепел и угли – ловушка еще более лучшая.

Снова покачал головой Леонардо.

– Пепел и угли – это уже что-то. Нам же нужно, чтобы не осталось ничего.

Сказал Повелитель Гибели:

– Некогда искусный волшебник открыл Дверь в Ничто. Он заглянул в нее и исчез, потому что и одного взгляда достаточно для того, чтобы соприкоснуться с Ничем, таящимся за той дверью и, соприкоснувшись – перестать быть. Но когда волшебник смотрел, тень его оставалась за порогом, и ничего не видела, подобно всем прочим теням. Однако, когда он исчез, она обрела самостоятельность и перестала быть просто тенью. Такова история моего происхождения. Вот, на полу лежит ключ для Двери в Ничто, и я даю вам его на время. Откройте им любую дверь – она станет Дверью в Ничто. Бросьте в нее того, кого вы так ненавидите – и никогда больше он не вернется в мир сущий, потому что некому будет возвращаться: тот, кто проходит этой дверью – не умирает, но перестает быть совершенно.

Взяв Ключ, родичи покинули владения Повелителя Гибели и вернулись во дворец Баалхэаверда. Последнего, меж тем, снова одолели сомнения.

– А если, – говорил он, – Это Ничто найдет какой-нибудь способ выбраться из Двери, которую мы откроем? Что тогда станется с моим дворцом и рабами, которых столь долго я собирал по всем Землям? К тому же, ты не можешь доподлинно знать, что женщина повлияет на меня так же, как влияла на всех, кто прежде смотрел на нее. Кроме того, из ее слов следует, что Каэрдин, Повелитель Затмений, сумел каким-то образом ослабить действие ее силы и не подчинился ей полностью. Неужели я слабее его? Я во сто крат сильнее! Я – сильнейший в числе Владык Преисподней и первый в числе Обладающих Силой, потому что даже Кадмон, истребитель ангелов, был повержен моей рукой, и женщина его признала меня своим господином!

Как не уговаривал его Мастер Леонардо, как не убеждал, ни за что не хотел Баалхэаверд расставаться с ней. Тогда Мастер Леонардо покинул его дворец и саму Преисподнюю, и устремился в области более высокие, которые обитатели Преисподней называют Наружными Землями – области эти населены людьми, альвами и многими еще другими народами. Спустя короткое время Повелитель Зла добрался до высокого замка, стоявшего посреди пустыни. В том мире всегда царила темнота, потому что солнце его было закрыто луной, и срок этого затмения был – вечность. В замке же, как было известно Мастеру Леонардо, обитал Повелитель Затмений.

Леонардо постучал в ворота замка и был принят хозяином. Однако за ужином Леонардо заметил тень печали, лежащей на лице Каэрдина, и ощутил, что некий червь постоянно подтачивает его душу, а одна и та же мысль словно снова и снова посещает его разум, как он не пытается отогнать ее. И порадовался втайне Леонардо этому обстоятельству, уверившись в успехе своего предприятия и убедившись, что чары женщины овладели Каэрдином, хотя и иначе, чем всеми прочими, кто встречался с ней – но, впрочем, в этом нет ничего удивительного, ибо каждый любит по-своему. Также и он сам, Повелитель Зла, любил эту женщину, и от того желал ее уничтожить: такова была его природа, что он неизменно стремился извратить все, что его привлекало, и истребить то, чего желал и жаждал больше всего на свете. Оттого и называют его Повелителем Зла.

Так сказал он Каэрдину:

– Слышал ли ты новость? Умерщвлен Дарующий Имена, которого боялись столь многие. А женщина его, о красоте которой ходило так много легенд, взята Повелителем Рабов в свой дворец как пленница и служанка. Он желает использовать ее чары против Обладающих Силой, чтобы покорять их, и уже похваляется тем, что скоро станет править всеми мирами. Однако я полагаю, что он переоценивает свои силы. Рано или поздно кто-нибудь догадается, что для того, чтобы уничтожить ее, совершенно не обязательно смотреть на нее или находится с ней рядом, и издалека низведет на нее пламя или обрушит какую-нибудь большую гору, и так избавит нас всех от этой напасти.

– До этого не дойдет, – сказал Каэрдин.

Затем он встал и снял со стены меч, украшенный символами, значения которых Повелитель Зла не мог понять – а ведь ему были известны все языки, мертвые и ныне существующие, и даже языки выдуманные и те, которые только еще будут изобретены. Опоясавшись мечом, Каэрдин вышел из залы, а Леонардо последовал за ним. Так покинули они замок, и спросил Леонардо Повелителя Затмений:

– Отчего ты не соберешь армию, не призовешь своих учеников и вассалов, не подготовишься должным образом к штурму Преисподней? Ведь Баалхэаверд обладает немалым могуществом, и многие, даже и Обладающие Силой, давно покорились его власти и немедленно выступят против тебя по его приказу.

– Мне не нужны никакие армии, чтобы воевать с рабами, – отвечал Каэрдин. – А Повелитель у них – один. К чему мне просить у кого-нибудь против него союза и тем самым позорить себя?

– Ты неразумен, – сказал его спутник.

– Посмотрим, – сказал Каэрдин и зашагал дальше.

На том Мастер Леонардо оставил его и поспешил ко дворцу Баалхэаверда, ибо знал в тот дворец пути более короткие и удобные. Появившись там, закричал он громким голосом:

– Берегись, Баалхэаверд! Враг приближается к дверям твоего дома, а ты и не знаешь об этом!

Расхохотался Повелитель Слуг и Рабов.

– Хорошую весть ты принес, проныра! Сегодня, прежде чем сядем мы ужинать и наслаждаться красотой Кадмоновой невесты, число слуг моих увеличится еще на одного!

– Не будь таким беспечным, – отвечал ему Повелитель Зла. – Сначала испытай силу того, кто идет сюда. И если ты окажешься прав, я с радостью посмеюсь с тобою вместе.

И послал Баалхэаверд четырех сильнейших своих рабов пленить идущего – а были это могущественные демоны, и когда-то большого труда стоило Баалхэаверду подчинить себе их. Напали демоны на Повелителя Затмений, который пешком был вынужден идти по дорогам Преисподней, ибо был лишен крыльев. Убил Каэрдин демонов и пошел дальше. Направил к нему Баалхэаверд сто своих слуг, немало искушенных и в воинском искусстве, и в боевом волшебстве, но и их уничтожил Повелитель Затмений. Тогда наслал на него Баалхэаверд множество мелких тварей, в которых соединялись черты птиц и насекомых, и стал ждать, что будет дальше. Огромная туча затмила едва ли не четверть всей Преисподней и потекла к незваному пришельцу, и вскоре скрыла того от взора хозяина здешних земель. Долго наблюдал Баалхэаверд за темной тучей, и размышлял, оставят ли от пришельца хоть что-нибудь выпущенные им твари, пока не заметил, что те ведут себя необычно. Приглядевшись, он увидел, что они пожирают друг друга. Затмение легло на их разум и голод их, подстегнутый Баалхэавердом, потерял указанное им направление.

Когда стая исчезла, истребив себя саму, Повелитель Рабов увидел, что Каэрдин за это время успел продвинуться на значительное расстояние.

– Говорил я тебе, что не следует так беспечно относиться к этому врагу, – сказал Мастер Леонардо. – Уже миновал он Преддверие и подступил к Первой Долине.

– То, что ты видел – ничтожнейшая часть из того, чем я владею, – с презрением бросил Баалхэаверд. – Но теперь лучшее из своих воинств пошлю я против него.

И вот, миновал Каэрдин горы и увидел большую армию, ожидавшую его. А командовал той армией сам Повелитель Воинов.

Надо сказать, что некогда Повелитель Воинов был лучшим из солдат земли. Никогда не шел в бой он по собственной воле, но только подчиняясь тем, кого почитал выше себя, и неизбежно выигрывал войны, к которым привлекали его правители. И Баалхэаверд был последним в числе правителей, которым служил он, и наимогущественным из них. Нетрудно было Баалхэаверду привлечь к себе столь славного витязя.

Сказал Повелитель Воинов Каэрдину:

– Я слышал, что ты искусный мастер меча.

Посмотрел на него Повелитель Затмений и ответил:

– Я также слышал о тебе нечто подобное.

Сказал Повелитель Воинов:

– Отчего бы тогда нам не сразиться и не узнать, кто из нас лучший?

Сказал Каэрдин:

– Во мне не найдешь ты никакого несогласия с этим.

Тогда расступилось воины, освобождая им место, и сошлись друг с другом поединщики. Бились они долго, однако ж ни один из них не смог взять верх.

Наконец, отступили они друг от друга. Первым опустил меч Повелитель Воинов, потому что у него имелось нечто, что он полагал необходимым сказать своему сопернику.

– Наше искусство равно, – сказал он. – Однако и прежде мне доводилось встречаться с равными фехтовальщиками.

– Как же ты побеждал их?

– Даже самый искусный фехтовальщик рано или поздно устанет – я же не устаю никогда. С одним из них, изготовленным из металла, мне пришлось сражаться почти двенадцать лет без всякого перерыва, прежде чем суставы его начали крошиться и пришли в негодность.

– Мне известна усталость, – сказал Повелитель Затмений.

Улыбнулся тогда его соперник.

– Что ж, – сказал он, – это всего лишь означает, что мы не будем сражаться с тобой всю оставшуюся вечность.

– Да, – согласился Каэрдин, – не будем.

С этими словами он поднял свой меч и разрубил Повелителя Воинов на две части вместе с клинком, что выставил тот для защиты.

– Освобождаю тебя, – сказал ему Каэрдин, и, повернувшись к армии Повелителя Воинов, стал ждать, что будет дальше. Бросились тогда к нему герои, служившие Баалхэаверду, но всех их истребил он и отправился дальше.

Из дворца за этой бойней наблюдали хозяин здешних земель и гость его. И спросил Леонардо Повелителя Рабов, что теперь тот думает обо всем этом.

Вновь засмеялся Баалхэаверд:

– Даже и сотой части того, чем повелеваю я, ты еще не видел. Пусть встретят его в Средней Долине чудовища и великие волшебники, которые подчинены мне.

И вот, миновал Каэрдин второй горный рубеж и увидел другую долину, больше первой, и до горизонта была та долина заполнена подданными Повелителя Рабов. Некоторые из чудовищ были столь велики, что казались подобны горам, и никакое оружие не могло бы пробить их шкуру.

Когда вступил Каэрдин в долину, бросились к нему слуги Баалхэаверда, и были среди них и драконы, и василиски, и огненные гидры, и прочие отвратительные создания, и демоны, и звери, и обитатели Преисподней. А волшебники и иные существа, способные к магии, которых давно поработил Баалхэаверд, заполнили воздух своими заклинаниями. Тогда поднял Каэрдин свой клинок к огненному небу Преисподней и призвал Силу, которая подчинялась ему. А надлежит упомянуть о том, что, как и земли живых освещает солнце, так и пространства Нижнего Мира заполняет темнотой иное светило, черного цвета. Луна же попеременно бывает и там и тут, хотя в Преисподней и не много областей, откуда можно увидеть ее свет. Но никогда Луна не осмеливается пересекать пути черного светила. Однако теперь, по воле Повелителя Затмений, произошло именно это.

Великое Бесцветье обрушилось на земли Повелителя Рабов, и на мгновение сделались они подобны Пределам – тем далеким областям на краю Сущего, куда не проникает ни свет солнца, ни луны, ни свет солнца Преисподней. Затем Каэрдин опустил свой клинок, направив его перед собой, и трещина прорезала Долину, протянувшись от одного ее края до другого, и Дно Миров жадно разверзло свою пасть, и в эту трещину обрушилось все воинство Баалхэаверда. Затем Каэрдин сомкнул края трещины и двинулся дальше, а над его головой черное солнце Преисподней стало преследовать луну, разгневанное ее непочтением.

Ничего не сказал Мастер Леонардо хозяину замка, только посмотрел на него с затаенной насмешкой. И зарычал Баалхэаверд:

– Клянусь, в Третьей Долине остановят его!

И послал он туда призраков и созданий из огня и льда, а также тех, чья плоть – дым, а голоса – безумие, и тех, чье прикосновение – холод, а взгляд – уничтожение. И еще были там великие волшебники, узнавшие вкус смерти и воскрешенные особым способом, каковой способ лишь усилил их былое могущество.

И, миновав третью горную гряду, увидел Каэрдин летящее к нему воинство духов и демонов. Вел их один из вассалов Баалхэаверда, Герхлаг, называемый также Злым Воскресителем. Тогда выставил перед собой Каэрдин левую руку, будто бы так хотел защититься от них, и закрыл глаза. С торжествующим кличем устремились к нему призраки и бестелесные твари, однако вдруг возникла в воздухе меж ними и Повелителем Затмений большая чаша. Повинуясь жесту Каэрдина, наклонилась та чаша и потекло из нее нечто, подобное густому черному напитку. Возникла тогда вокруг чаши темнота, имеющая форму пламени, и поглотила многих духов и демонов, и как ни старался, не смог вернуть или воскресить их Герхлаг, потому что напиток из той чаши – яд и для живого и для мертвого. Вскоре темнота поглотила все воинство и пожрала сам воздух, и землю, и огненные скалы в этой части Преисподней, потому что и другое название имеет напиток из этой чаши – Огонь Огня и Тень Темноты. Когда уничтожено было все воинство, установил Каэрдин чашу ровно, но то, что выпустил он из нее прежде, не пожелало возвращаться обратно.

Сказал Каэрдин:

– Войди в чашу и стань тем, чем было прежде.

Сказала темнота, имеющая форму пламени:

– Не войду я в чашу и не стану тем, чем было прежде. Дай мне имя и тогда в сущем я обрету свое место.

Сказал Каэрдин:

– Я не Дарующий Имена и не обладаю над именами никакой властью.

– Тогда, – сказала темнота, имеющая форму пламени, – я буду распространяться, пока не отыщу себе места и не найду имени.

– Я не могу наделить тебя подходящим именем, – сказал Повелитель Затмений, – но я могу одарить тебя одним из своих собственных.

– Дай мне его, – сказала темнота.

Ответил Повелитель Затмений:

– Подойди и возьми.

Раскрыл он свои крылья, и темнота, имеющая форму пламени, приблизилась и стала слизывать кровь с них. Тогда пронзил Каэрдин ее мечом, отчего смешались и кровь их и суть, и сказал так:

– Даю тебе долю в себе и позволяю заполнить изъян, содержащийся с некоторых пор в моей сущности. Приношу тебя себе в жертву и забираю твою силу, как часть своей, и создаю в тебе одно из своих продолжений.

И возопила темнота-пламя, отрекаясь от такой сделки, но не отпускал ее Повелитель Затмений, пока не исполнил того, что намеревался сделать. И темнота вошла в него и заполнила имевшийся в нем изъян. Но изменились крылья Каэрдина, которых она касалась прежде: в тех местах, где некогда блистали драгоценные камни, выросли острые когти; изменились глаза его, которыми он смотрел на темноту-пламя, и цвет их стал подобен ее неописуемому цвету; и изменился язык, которым он разговаривал с темнотой – не язык это был больше, а ядовитое жало. Но гордость Каэрдина осталась такой же, как и была, и любовь по-прежнему жила в нем, и честь приказывала ему двигаться дальше.

Тогда сказал Леонардо Повелителю Рабов:

– Что теперь? Или ты не видишь, что наш враг легко избег всех опасностей и даже уничтожив себя, приобрел еще большую силу? Не встречал я равных ему ни в числе причастных к Искусству, ни в числе Обладающих Силой. Недалеко он уже от твоего замка, и последнюю область осталось миновать ему, чтобы постучаться рукоятью меча в твои ворота.

Ответил Баалхэаверд:

– Никогда не миновать ему Великой Долины, ибо там соберу я всех, кто подвластен мне – а я опасаюсь, что даже и Великая Долина не вместит их. И еще призову я своих данников и на великие сокровища, которые имеются у меня, привлеку в свое воинство многих героев из тех, что неподвластны мне и не являются моими рабами. И еще обращусь я к своим соседям и попрошу у них помощи – не смогут они отказать мне в этом, потому как если силы, к которым обращается Повелитель Затмений, вдруг вырвутся из-под его власти, то поглотят не только мои владения, но, может быть, уничтожат и всю Преисподнюю.

И призвал Баалхэаверд обитателей ада, и великих героев, и своих соседей, и еще многих выступить против пришельца. И послали соседи ему свои армии, и те от края до края заполнили Великую Долину и все небо над ней.

Миновав последний рубеж, увидел Каэрдин величайшую армию, что когда-либо собиралась на земле, или в небесах, или в Преисподней. И сама земля была здесь рабой Баалхэаверда, и не мог, стоя на ней, Каэрдин прорезать ее трещиной, ведущей на Дно Миров, или затмить здесь солнце, или без позволения Баалхэаверда затмить разум кого-либо, кто так же, как он, стоял на этой земле. Так же не мог он призвать чашу, таящую в себе яд для всего Сущего, потому что уже пользовался ее силой, и знал, что не сможет обуздать ее, выпустив во второй раз на волю.

Однако, увидев наемников и соседей Баалхэаверда, и многих Обладающих Силой, пришедших сюда по своей воле, рассмеялся он этому обстоятельству и призвал своих союзников и вассалов, и разных существ, над которыми обладал властью.

Воздев меч, громко крикнул Каэрдин – и крик его стал дорогой для обитателей Бездны, и вратами для изгнанных из пределов Сущего. Тогда сошлись в поединках обитатели Бездны и Обладающие Силой. Прочие же существа и воители, собравшиеся в Великой Долине под знаменами Баалхэаверда, бросились к Каэрдину и стали сильно теснить его, а он один не мог совладеть с ними всеми.

И вот, воздух укутали густые тени, и из тех теней вышли ангелоподобные существа, начало роду которых некогда положил Каэрдин: крылья их имели твердость адаманта и были украшены живыми драгоценностями. Смертоносны были клинки их, и гневны взгляды, и ничто не могло сдержать их, и не находилось доспеха или щита, способного устоять под их ударами. И отогнали ангелоподобные существа от своего господина обитателей ада.

И иных созданий призвал Каэрдин: тех, что не имеют имен и никогда не обретут их, потому что нет больше в сем мироздании Кадмона – единственного, способного одарить их именами. И еще открыл он врата в Пределы и призвал некоторых демонов, обитающих там – а более всего те демоны жаждут покинуть Пределы и прикоснуться к любому другому царству, потому что холод и пустота властвуют в Пределах, и даже время застывает там, и пространство трепещет под ветрами пустоты, и подобно по своему виду и свойствам дырявым лохмотьям.

Долго длилась битва в Великой Долине. Их хотя много больше была армия Повелителя Рабов, все же потерпела она поражение, хотя при том и из числа вассалов и подданных Каэрдина полегли многие. Бежали наемники и Обладающие Силой, которых призвал Баалхэаверд к себе на службу, а предводители союзных воинств, присланных его соседями, были умерщвлены, и воинства их рассеяны. Тогда отозвал Каэрдин своих союзников, и вверг в Бездну ее обитателей, и изгнал демонов, явившихся из Пределов, и по равнине, усеянной многими трупами, направился к одинокому замку.

Наблюдая, как он приближается к воротам, сказал Мастер Леонардо Баалхэаверду:

– Что скажешь теперь? К каким силам обратишься, чтобы избежать поражения? Каких союзников призовешь и каких слуг бросишь на верную гибель, чтобы сдержать этого безумца?

– Стены моего замка неприступны, и охраняются еще многими солдатами, которые обрушат на него камни и осыпят стрелами, едва лишь он подойдет к воротам. Пусть он хоть месяц стоит под стенами – никто из моих слуг больше не выйдет к нему. Подождем, пока ему надоест находиться тут и он будет вынужден вернуться туда, откуда пришел.

– Слепец! Много ли ему понадобиться времени, чтобы обрушить стены и сломать ворота, которые ты мнишь “неприступными”?!

– Может быть, – с сильным беспокойством сказал тогда Баалхэаверд, – нам следует вступить с ним в переговоры и узнать, какова причина его вражды? И если требования его справедливы и не особенно обременительны, может быть, следует отдать ему то, что он хочет?

– И без переговоров я могу рассказать тебе о том, что привело его под твои стены. Или ты забыл, что он видел женщину Кадмона? Или ты думаешь, что со временем он смог преодолеть ее чары? Напротив, любовный яд разъел его душу, хотя первоначально он каким-то образом смог противостоять отраве. Он влюблен и болен любовью, как и все остальные, видевшие ее. Что иное могло побудить его напасть на того, с кем у него прежде не было никакой вражды – а ведь Каэрдин никогда еще не начинал войны без веской на то причины? Что иное, кроме любви к той женщине, могло заставить его прибегать в войне против тебя к силам, угрожающим разорвать само мироздание?

– Не желаю я отдавать ему эту женщину.

С ехидцей усмехнулся Мастер Леонардо и так сказал сотрапезнику:

– Может быть, теперь ты сам выйдешь к нему и предложишь ему поединок, как это уже сделал Повелитель Воинов?

– Нет, – сказал Баалхэаверд, стараясь не показать Леонардо страха, овладевшего его душой. Как и у всякого, кто стремится повелевать и желает унизить всех прочих для того, чтобы возвыситься над ними, душа его имела некий изъян, отличающий раба от свободного. Раб может любить, как и свободный, однако он способен отказаться от предмета своей любви под воздействием сильного страха или даже ради выгоды, хотя и будет впоследствии сожалеть об этом. Сердце Повелителя Рабов не было мертво и имело свои страсти, пусть даже и самые низменные. По-своему и он любил эту женщину – но так, как любят рабы.

Сказал Баалхэаверд:

– Ты полагаешь, что следует отдать ему Соблазн?

– Конечно, – с сильным сарказмом сказал тогда Леонардо, – следует отдать это совершеннейшее из орудий в руки того, кто и так повелевает силами, которым мы не нашли ничего, что можно было бы противопоставить. Кроме того, Кадмона эта женщина посылала на небо за персиком из сада богов, и Дарующий Имена добыл ей персик. Что потребует она от Каэрдина? Может быть, твою голову? Впрочем, нет – это слишком мелко для нее. Короны всех Владык Преисподней – вот цена более подходящая, как мне представляется.

– Что же нам делать? – Спросил Баалхэаверд.

– То же, что я советовал тебе раньше, – отвечал Леонардо. – Как можно скорее уничтожь ее способом, подсказанным нам Повелителем Гибели. Тогда нечего будет делить вам с Каэрдином и ничего не приобретет он, захватив твой замок.

И вот, открыли они волшебным ключом одну из дверей и, заманив туда женщину, немедленно захлопнули за ней дверь.

Рассмеявшись, сказал Леонардо:

– Изящная шутка удалась мне сегодня. Даже не прибегая к явной лжи, удалось мне столкнуть между собой двух могущественнейших властителей! Знай, простофиля, что не отнимать у тебя женщину шел Повелитель Затмений, но вызволять ее из плена, потому что полагал он, что на положении рабыни содержится она здесь, а не на положении любимейшей твоей жены или дочери – ведь ничего он не знал о связи, которая имелась между вашим с ней волшебством.

– К чему этот обман, за который ты сейчас же поплатишься и душой и жизнью? – Спросил его Баалхэаверд с сильным гневом.

– Несправедливым показалось мне то, что ты завладел оружием, которое могло сильно возвысить тебя над прочими Владыками Преисподней, – с насмешкой ответил ему Повелитель Зла.

Тогда бросился на него Повелитель Рабов, но в этот час вздрогнул весь замок, потому что Каэрдин приблизился к воротам цитадели и разрезал их своих мечом, словно были они сделаны не из крепчайшей стали, а из мягкого хлеба. Далее проник он во двор замка, и там был встречен гвардией Баалхэаверда и лучшими из его телохранителями. Тогда распахнул Каэрдин крылья, впервые воспользовавшись силой, которую приобрел в Третьей Долине. И поднялся сильный ветер, разметавший всех этих людей, а наисильнейших из них, сумевших воспротивиться действию ветра, Повелитель Затмений поразил своим мечом. Так вступил он в чертоги Баалхэаверда и сошелся с Повелителем Рабов в поединке. Впрочем, недолог был этот бой, ибо сам по себе Повелитель Рабов был слабее многих, кого сегодня уже случалось побеждать Каэрдину. И когда был повержен Баалхэаверд наземь, обратился он к своей Силе и так вскричал при этом:

– Ты – раб своей любви и слуга своей гордости!

Но будто бы в никуда кануло его заклятье. Далее приставил Каэрдин меч к горлу Баалхэаверда и сказал так:

– Назови меня рабом еще раз, и посмей еще раз обратить против меня свою Силу – клянусь, придется тебе подыскивать для себя новую голову и приобретать корсет для своей шеи! Теперь отвечай мне: где женщина, которую ты отнял у Кадмона?

– Господин, – взмолился тогда Баалхэаверд, – я ничтожнейший из слуг твоих и последний из числа твоих рабов. Разве посмел бы я противиться тебе, если бы знал, сколь ничтожное обстоятельство вынудило тебя вторгнуться в мои владения? С большой радостью подарил бы я тебе эту женщину, если бы ты сказал, что желаешь ее, хотя и дорога она мне, как любимая дочь. Однако ты не известил меня о своих желаниях, и от того мной была допущена некая ошибка, за которую, как я надеюсь, ты не станешь несправедливо карать меня…

– Твое словоблудство утомит и бога, – сказал ему Каэрдин, – отвечай мне немедленно: где женщина, что носит имя Соблазн?

Закричал тогда Повелитель Рабов в сильном страхе:

– Пощади меня, господин! Этот обманщик, Леонардо, заставил меня уничтожить ее, говоря, что так мы избегнем твоего гнева!

Подивился этим словам Каэрдин и так сказал Повелителю Рабов:

– Если верно то, что ты сейчас сказал мне, то ты дурак еще больший, чем полагал я вначале.

Меж тем, пока происходил сей разговор, Мастер Леонардо тайком выбирался из зала, и почти преуспел в этом, и лишь в самых дверях был остановлен Каэрдином. Взял его Повелитель Затмений за волосы и легко поднял над полом, потому что невысокого роста был Мастер Леонардо и весил немного.

Сказал Повелитель Затмений:

– Верно ли то, что я слышал? Верно ли то, что по твоей вине умерла эта женщина?

– О могущественный! – Возопил Леонардо. – О наиблагороднейший из королей и наилучший из воинов! Женщина та представляла для всех нас великую опасность – и для тебя тоже, мой повелитель! Ты разгневался на этого глупца, Баалхэаверда, за то, что он назвал тебя рабом любви – но разве он был не прав? Чары ее погубили бы тебя очень скоро, как погубили раньше Кадмона и еще многих других. Никогда бы она не полюбила тебя, потому что ее привлекает лишь то, что не принадлежит ей – а ведь твое сердце давно присоединилось к ее владениям! Вы оба, ты и Баалхэаверд, должны благодарить меня за то, что я избавил мироздание от наихудшей из бестий и помог сохранить в целостности порядок вещей, и тем уберег Вселенную от провала в хаос.

– Неизвестно мне то, что ты называешь порядком вещей, и я не знаю ничего о хаосе, от которого ты столь любезно уберег нас, – сказал ему Повелитель Затмений. – Теперь отвечайте, вы оба: каким образом была умерщвлена женщина и по каким путям после гибели оболочки была унесена ее сущность?

Рассказали ему об этом Леонардо и Баалхэаверд, и упомянули, что была уничтожена не только оболочка, но и сущность ее, чтобы никто не смог вернуть женщину к жизни. Сильно разгневался Каэрдин, узнав об этом, и с яростью швырнул Мастера Леонардо на пол.

– Вынуждены мы были поступить так, ибо неизбежную гибель несла она всем нам, – сказали ему родичи.

– Где ключ? – Спросил у них Каэрдин. И когда дали ему ключ, он подошел к одной из дверей и вложил ключ в замочную скважину. В тот же миг вскочил Леонардо с пола и вцепился ему в руки.

– Остановись! – Крикнул он Каэрдину. – Куда ты хочешь идти и с кем вступать в поединок? Ничто, таящееся за этой Дверью, без всякого труда уничтожит тебя, как бы ты не был силен, ибо за этим порогом исчезает разница между слабым и сильным, и волшебное искусство, и верность, и воля перестают иметь какое-либо значение. Нет возврата тому, кто пройдет этой Дверью. Опомнись! Кого ты хочешь найти там? Женщины этой давно уже нет. И ты сгинешь следом за ней и исчезнешь без всякого следа, если переступишь порог!

Сказал Каэрдин:

– Множество дорог мне ведомо, и многими путями ходил я, достигая областей, о которых вы никогда даже не помышляли, но Дверь, подобную этой, вижу впервые. Все вещи связаны между собой незримыми нитями, порвать которые не так-то легко; пройдя этой Дверью, не встречу ли я снова женщину, которую люблю, пусть даже и будем облачены мы в иные оболочки?

Сказал Леонардо:

– Неужели ты не слышал ничего из того, что говорили мы тебе об этой Двери? Невозможно вернуться, пройдя ею, ибо она обрывает все нити. Не смерть тебя ждет там или какое-нибудь иное изменение, но полное Ничто. Ты исчезнешь, как будто бы никогда тебя и не существовало.

Сказал Каэрдин:

– Легко уничтожить тело, и нетрудно – душу, если знать, как. Однако зерно души, называемое Истинным Я, неуязвимо ни для какой магии.

Сказал Леонардо:

– Никогда не держал я это Истинное Я в руках и не пробовал его на вкус, хотя и раньше немало о нем слышал. А ведь я – Повелитель Зла, и мне лучше, чем кому-либо, известны свойства душ и составляющие их элементы, ибо в душе каждого из живущих имею я свою часть. Но положим, ты прав, и это Истинное Я и в самом деле существует. Какая тебе от того польза? Ведь ты лишишься не только своей Силы, но и любви, которая сейчас толкает тебя к безумству, и навсегда утратишь даже память о своей возлюбленной.

– Посмотрим, – сказал Каэрдин и хотел открыть Дверь, но Леонардо снова удержал его.

– Подожди еще одну минуту, – сказал он. – Выслушай то, что я тебе скажу. Предположим даже, что мы солгали тебе, или Повелитель Гибели обманул нас еще раньше, и за этой Дверью вместо окончательной смерти тебя ждет дорога, усыпанная лепестками роз, а в конце дороги высится дворец из золота, в котором поселилась Соблазн. Что из этого? Она не любит тебя и никогда не полюбит, ведь привлекает ее лишь то, что еще не принадлежит ей. Даже и чувства, которые ты испытываешь к ней – не более, чем морок, навеянный ее Силой, а сама она не способна любить.

– Я так не думаю, – сказал Каэрдин. – И не от того ли она столь легко поддалась вашему обману, что сама желала войти в эту Дверь и навсегда избавиться от своей магии, которая сродни проклятью?

– У нее для того могла найтись тысяча других причин! – Вскричал Леонардо. – И первейшая из этих причин – женское любопытство! Так же легко я перечислю тебе и остальные девятьсот девяносто девять.

– Но так же могла быть верной и та, которую назвал я.

– Ты ослеплен любовью, – молвил Леонардо, – и видишь все в перевернутом свете.

– Это твой мир перевернут, – ответил ему Каэрдин. – А мой таков, как и прежде.

С этими словами он оттолкнул Леонардо, открыл Дверь и перешагнул через порог. Двигаясь боком вдоль стены, Леонардо добрался до Двери и захлопнул ее за Каэрдином. Закрывшись, Дверь утеряла все свои необыкновенные свойства и стала тем, чем была – одной из многих дверей во дворце Баалхэаверда. Однако некоторое время Леонардо смотрел на нее со скрытым беспокойством, и странным было лицо его, как будто бы он боялся того, что они – Каэрдин и Соблазн – все же смогут вернуться, хотя это было и невозможно. Но прошла минута, а затем вторая, и никого не было. Расхохотался Мастер Леонардо и помог Баалхэаверду подняться с пола.

– Скажи, – обратился он к Повелителю Рабов, – не следует ли тебе благодарить меня? Ты видел сам, что эта женщина сотворила с его разумом. Ты хотел, чтобы с тобой произошло нечто подобное? А так бы и случилось, и она обрекла бы тебя верной гибели, если бы задержалась в твоем дворце еще на несколько дней.

– Благодарю тебя, родич, – сказал Баалхэаверд, отряхивая свою одежду, – что ты уберег меня от столь гибельного безумия, а ведь сколь близок я был к бездне, о существовании которой даже и не подозревал!… Но от чего ты хмуришься, и от чего веселость покидает твое лицо?

– Я не вижу ключа, которым отмыкается Дверь в Ничто, – сказал Мастер Леонардо.

– Да, – согласился Баалхэаверд. – Надлежит немедленно отыскать его. Этот ключ может быть нам очень полезен. Своих врагов мы обманом станем заманивать в эту Дверь и будем, таким образом, навсегда избавляться от них.

Но как они не искали ключа, ничего не смогли найти. И тогда стало им ясно, что, отворив Дверь, Каэрдин вытащил ключ из замочной скважины и унес с собой в Ничто. Скверными словами обругали они Повелителя Затмений за этот поступок и стали размышлять о том, нельзя ли каким-нибудь образом изготовить для того ключа копию.

Здесь кончается рассказ об уходе богов и гибели трех наиболее могущественных в числе Обладающих Силой: Кадмона, Дарующего Имена, Каэрдина, Повелителя Затмений и женщины, имя которой было – Соблазн.