"НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11 (1972)" - читать интересную книгу автора (Биленкин Дмитрий Александрович, Булычев...)

Глава 5. Эксперимент

Юноша появился на том же месте.

– Вы не утомились?

– Почему?

– Я отсутствовал три минуты.

Павлыш вздохнул:

– Я уже привыкаю к тайнам. Может, вы сядете?

– Нет, мне удобнее говорить с вами так.

– А где вы были?

– Я? Выключился. Мне пришлось покинуть лабораторию. Кстати, мне сказали, что «Сегежа» вышла из большого прыжка в этой системе. Так что ждите гостей.

– Спасибо, - кивнул Павлыш. - Вы хорошо информированы.

– В том-то и дело, что недостаточно. Иначе бы не произошло неудачи с обнаружением вас. Я получил разрешение рассказать вам обо всем. Чтобы избежать дальнейших недоразумений.

Наконец-то, подумал Павлыш. Слушать юношу было трудно - он бегал по комнате, взмахивал руками, возникал то перед Павлышом, то сзади, и Павлышу приходилось вертеть головой, чтобы уследить за собеседником.

– Меня здесь нет, - сказал юноша. - Не знаю, поняли вы это уже или нет. Я нахожусь далеко отсюда, на другой планете. В лаборатории, у себя дома. То, что вы видите, - трехмерное изображение, управляемое мною. Мое изображение. Копия.

– А я решил, что вы способны проникать сквозь стены.

– К сожалению, нет. Зато оптической иллюзии это доступно.

Юноша быстро подошел к Павлышу, прошел сквозь него, и Павлыш постарался отвести голову - инстинктивно: тело успело среагировать на возможный надвигающийся удар, а мозг не успел дать телу приказ оставаться недвижным. Юноша слился на мгновение с Павлышом и тут же оказался позади него, и оттуда донесся насмешливый голос:

– Потускнел ли свет, когда ваши глаза находились внутри меня?

– Честно говоря, не видел, - признался Павлыш. - Я зажмурился. И двойник повторяет все ваши движения?

– Нет, это сложно. Мне бы пришлось бегать часами по лаборатории. Это непрактично. Чаще всего, если не надо покидать храм, я воспроизвожу движения, которые повторяет моя копия. Как сейчас, например. Лаборатория напоминает это помещение храма. Лишь в исключительных случаях моя копия покидает храм. Тогда управление ею усложняется.

– А обычно в этом не возникает нужды?

– Я нахожусь в храме. Старший приходит ко мне за советом и приказами. Отсюда же я могу наблюдать за всем, что происходит в деревне. Поглядите.

Юноша сказал что-то роботу, и тот подкатился к пульту. Один из экранов зажегся, превратился в овальное окно в долину, прорубленное в скале, неподалеку от крайней хижины. Отсюда была видна дорожка вдоль ручья. Перед второй с краю хижиной стояли оба воина, беседовали о чем-то, не спешили возвращаться наверх. Неподалеку, собравшись кучкой, судачили женщины. Порой одна из них забегала в хижину.

По приказу юноши робот увеличивал изображение до тех пор, пока лицо младшего воина не заняло весь экран, так что можно было разглядеть каждую шерстинку на лице, клык, прикусивший нижнюю губу. Воин оглянулся, посмотрел на Павлыша.

– Он не видит экрана, - уверил юноша. - Приемное устройство хорошо замаскировано в скале. У меня здесь еще несколько экранов. Они контролируют различные части долины. Мы установили их во время экспедиции.

– Вы здесь - нечто вроде этнографической экспедиции?

– Не совсем так. Мы в самом деле Великие духи долины, повелители этих существ.

Дождь, сыпавший до того времени редкими крупными каплями, обрушился на деревню, в несколько секунд загнал воинов и женщин в хижины.

– Жалко, что у нас нет мониторов в хижинах. Но это невозможно, пока они не научатся делать каменные дома. В пещеры переселить их не удалось. Там слишком сыро.

Дождь хлестал по улице, вода буравила канавки, стекала к ручью, распухавшему на глазах. Грохот грома донесся до Павлыша - проник сквозь камень стен. Павлыш ждал.

– Планета эта обнаружена нами около ста лет назад. Мы нашли здесь племена, стаи дикарей, разум в которых лишь пробуждался. Это было необыкновенное везение. Не так ли?

– Так, - согласился Павлыш.

– Мы вышли в космос раньше Земли, - сказал юноша. - Мы видели больше, знаем больше. Но лишь здесь нам удалось застать редчайший, коренной момент в создании разумного существа - рождение цивилизации, ее зарю. Мы могли бы устроить здесь базу, столь далеко от дома, в атмосфере, которая непригодна для дыхания, на земле, которая не может родить нашей пищи. Мы могли изменить планету, приспособить ее для себя. Но мы не пошли на это. Мы оставили все как есть. Мы решили следить за ней, за тем, как развивается жизнь - поколение за поколением, ждать, пока они изобретут колесо, научатся разводить огонь, взлетят в небо. И на это, мы знали, потребуется много тысячелетий.

Робот по знаку юноши подкатился вновь к пульту - включил еще один экран. Долина реки терялась в тумане ливня.

– Ничего здесь не увидишь, - огорчился юноша. - Куда же девались воины?

– И мы на Земле не знали, что эта планета уже открыта?

– Ничего удивительного, - ответил юноша. - Планет миллионы. Я, например, впервые узнал о Земле вчера, увидев ваш корабль. Хотя Земля давно вышла в космос.

Ручей превратился в широкий поток, и желтая вода приближалась уже к хижинам, покрывала тропинку, обтекала, вздыбливаясь, забытый на тропинке кувшин.

– Мы установили мониторы в некоторых точках планеты, чтобы наблюдать за жизнью ее обитателей. Но этого было недостаточно. Мы ученые, и для нас возможность поставить эксперимент слишком соблазнительна, чтобы от нее отказаться. И вот лет семьдесят назад - я считаю по земным нормам - мы, группа ученых, добились разрешения провести на планете опыт. Направленный на благо этой планеты. Мы нашли эту долину - достаточно обособленную и легко контролируемую. Здесь обитало небольшое племя. Мы прилетели сюда, остановились в горах. Первым делом взорвали, завалили единственный естественный выход из долины - по крайней мере, тогда мы полагали, что он единственный. Затем приспособили одну из пещер под наблюдательный центр, установили оборудование для связи и контроля, экраны для слежения за повседневной жизнью племени. Затем экспедиция покинула планету, предоставив жителей долины самим себе. И мой предшественник занял место здесь, где сейчас нахожусь я, у пульта в нашей лаборатории. Его оптический двойник вошел в пещеру. Так пещера стала храмом, а он - Великим духом.

– Вы решили управлять развитием жителей долины?

– Да. Мы решили ускорить эволюцию общества. Причем, повторяю, не в масштабе всей планеты - пусть развивается, как ей положено, - мы поставили новый и по-своему грандиозный опыт над небольшим социумом… Вам не кажется, что и большая река выходит из берегов? Я такого ливня просто не помню. Как бы вам не пришлось остаться здесь, пока не схлынет вода.

– Похоже, что так, - произнес Павлыш равнодушно. Сейчас все его внимание было приковано к рассказу юноши. Кончится дождь - вода спадет. Не будет же ливень продолжаться вечно.

– Мы не могли ждать тысячу лет, пока они научатся разводить огонь, и десять тысяч лет, пока они придумают колесо. Но мы могли научить группу людей разводить огонь… Пятьдесят пять лет за этим пультом провел мой предшественник. Пятнадцать лет здесь работаю я.

– Сколько вам лет?

– Много, - улыбнулся юноша. Он спешил. - Каждого ребенка, родившегося в деревне, относят в храм. Воины оставляют его во внешнем помещении, далее ребенок попадает в руки к роботам - они тщательно исследуют его, затем вся генетическая информация передается в лабораторию. Если существуют доступные исправлению генетические изъяны - они исправляются. Если ребенок непригоден для дальнейшего воспроизведения потомства, мы принимаем меры, чтобы потомства у него не было. Иногда приходится идти на ликвидацию особей. Долина невелика, и приходится тщательно контролировать количество едоков.

– Вы их убиваете?

– Для блага остальных. Не будь этого - долина была бы уже перенаселена, а мы не можем привозить сюда пищу или загонять в долину долгоногов. Не смотрите на меня укоризненно - вы забываете, Павлыш, что мы проводим эксперимент. Цель его - ускорение эволюции на планете, то есть благо для планеты. Не уничтожь мы никуда не годного ребенка, из которого вырастет идиот или бесплодный мутант, он умрет сам по себе, но предварительно отнимет у достойных пищу.

– Но почему не дать части племени покинуть долину?

– Потому что эксперимент - а вы как ученый должны знать это - может проводиться лишь в чистой обстановке. Внешние факторы слишком сложны, чтобы их учесть. Остальная планета для нас - контрольный полигон. Только тщательно изолировав долину, мы можем понять сравнительный ход эволюции. На чем я остановился? Да, мы внимательно наблюдаем за каждым ребенком в племени, мы должны выяснить, на что он способен, должны подыскать ему потенциальную пару - ведь то, что природа совершает, перебрав множество ошибочных вариантов, вслепую, мы должны делать безошибочно. Наконец, в один прекрасный день мы вызываем подростков в храм, где вновь обследуем их, подвергаем влиянию направленной радиации для того, чтобы в их потомстве вызвать благоприятные мутации. А волю нашу - кто на ком должен жениться, кому чем заниматься, где жить, - сообщает Старший. Уходя из храма, подростки забывают, что здесь было, - лишь помнят сияние Великого духа и знают, что воля его нерушима.

– И у вас никогда не бывает срывов?

– Никто не гарантирован от этого. Мы не волшебники, а ученые. Мы - повитухи новой разумной цивилизации. Может быть, со стороны наша работа иногда кажется недостаточно гуманной, - кивок в сторону Павлыша. - Но есть старая русская поговорка: «Лес рубят - щепки летят».

– Вы замечательно выучили язык. Когда и как?

– Не напоминайте. Пока я мучился с языком, вы успели проникнуть в долину.

– Так на планете у вас есть хранилище языковой информации?

– Да, в том числе все основные языки Земли. Информационный раствор вводится прямо в мозг. Это ускоряет дело, но если бы вы знали, насколько это неприятно! Инфорастворы незаменимы и здесь. На других планетах обучение земледелию длится сотни поколений. В долине это заняло полчаса. Выйдя из храма, обработанные туземцы знали о пахоте, севе и уборке все, что им положено было знать. Разумное существо не должно тратить столетия на освоение простых навыков.

Павлыш поднялся с ложа, подошел к юноше и остановился в двух шагах. Неприятно было сознавать, что можно протянуть руку и пронзить собеседника пальцем.

– Была другая поговорка, вернее, девиз иезуитов: «Цель оправдывает средства». Девиз сомнительный.

– Когда вы помещаете животное в зоопарк, вы также проявляете к нему жестокость. Вы заставляете его трудиться в цирке или таскать повозки. Вы режете обезьян, прививаете им мучительные болезни.

– Но мы делаем это для людей. Разница между нами и животными - разум.

– Где начинается разум? Только ли инстинктами руковод-ствуется обезьяна? Вы сказали, что, производя опыты над животными, руководствуетесь благом разумных существ, царей природы. Мы не пошли бы на то, чтобы вмешиваться в жизнь существ, добившихся права называться разумными. Жители этой планеты лишь делают первые шаги к разуму. Им нужен ментор, учитель, ибо путь к разуму мучителен и долог. Ментор может облегчить этот путь. В конце концов, укорачивая этот путь, мы оберегаем их от излишних жертв. Вами же сейчас руководят чувства. Настоящий ученый обязан отказаться от чувств. Чувства приводят к трагедиям.

– Да, - согласился Павлыш. - Мной руководят чувства, но… Я говорил с вашими подопытными кроликами, со Старшим…

– Старший - умница, великолепная мутация, гордость моего предшественника…

– Вот видите. А мне он неприятен…

– Опять эмоции. Он помощник богов. Когда-нибудь ему поставят памятник в этой долине. Его благодарные потомки.

– Но я говорил и с Жало, и с Речкой. Думали ли вы, что заставило их, с таким риском для жизни, убежать из долины? Инстинкт?

– Не совсем так. Жало попал под влияние Немого Урагана. Немой Ураган был чужим в этой долине. Он попал в нее случайно, через неизвестный нам ход в скалах. Мы позволили ему остаться здесь, так как думали, что влияние его будет ничтожным. Даже интересно было подключить свежую генетическую струю в нашу группу. Мы ошиблись. Его пришлось со временем ликвидировать.

– Почему?

– Он не прижился в долине: привык к большим просторам. Он охотник. Кроме того, организован куда ниже, чем наши подопечные. Даже речевой аппарат у него был недостаточно развит. Мы бы с удовольствием отпустили его на волю. Я уже намеревался стереть у него память о долине и приказать воинам унести его к реке. Но он убежал раньше, чем я успел привести свой план в исполнение. Вернули его в безнадежном состоянии. Он все равно бы умер. Излишняя мягкость привела к неприятностям.

– Вы очень легко это говорите.

– Мне лично искренне жалко этих существ. Как жалко любое живое существо, будь оно разумным или нет. Но в долине, должен признаться, мы не единственные хозяева. Старший также обладает определенной властью. И власть эта зиждется на обычаях, выработанных не только нами - коллективный разум племени тоже фактор, с которым мы считаемся. За семьдесят лет родилась и оформилась мифология племени, традиции и порядки, тем более и это входит в эксперимент. Так вот, племя приносит в жертву богам больных и раненых. Они мешают жить племени - живому социальному организму. Организм от них избавляется. Когда мы столкнулись с туземцами - они просто-напросто пожирали друг друга. Теперь они убивают их в храме и оставляют нам для исследований. Без нас результат был бы тот же самый - с той только разницей, что они продолжали бы пожирать своих ближних. Ураган был принесен в жертву. Но он успел внести смуту в жизнь нашего племени. Он внушил молодым пустые мечты…

– Вы противоречите себе. Мечта - понятие, свойственное лишь разумным существам.

– Хорошо, я неправильно выразился. Не мечту - возбудил в них желание вырваться из долины к реке, на широкие просторы, где много пищи. То есть действовал верным путем - через желудок. Приятнее питаться мясом, чем зерном. Мы же научили туземцев сельскому хозяйству и сократили, частично сознательно, частично по необходимости, мясной рацион. Жало - молодой энергичный представитель племени. Присмотритесь к нему внимательнее - волосяной покров на нем реже, он выше других туземцев и держится прямее. Если мы его потеряем, я буду искренне расстроен - я возлагал на него большие надежды как на производителя. Я хотел поглядеть, какое получится потомство от него и дочери Старшего. Крайне любопытно. Может быть, именно здесь мы совершим скачок вперед, сэкономим несколько десятилетий. И я не теряю надежды, что Жало найдется.

– А Речка?

– У Речки плохая наследственность. Она не стабильна, слишком эмоциональна. Мне вообще бы не хотелось, чтобы у нее были дети.

И тут Павлыш вдруг почувствовал, что его перестает интересовать разговор. Даже не мог понять почему. Как будто он уже слышал когда-то раньше, что скажет увлекшийся юноша, и знал, что на каждое возражение Павлыша у него будет разумный ответ, и знал даже, что ему никогда не поколебать глубокой уверенности экспериментатора в правильности и нужности всего сделанного в этой долине. Когда-то греки верили в судьбу, в предопределенность. В трагедиях люди поднимались против рока и терпели неизбежное поражение, ибо судьба их была заранее решена. В действительности дела у греков обстояли не так уж плохо - трагедии чаще всего оставались трагедиями на сцене. Люди, восставшие против рока, порой добивались успеха. Потому что богов на самом деле не было. Жизнь долины показалась Павлышу осуществленной греческой трагедией. Люди в ней не только верили в предопределенность судьбы, в существование духов, расписавших наперед каждый шаг, но они при этом не ошибались. Духи правили ими и на самом деле. Стоило родиться младенцу, как вся жизнь его была уже рассчитана наперед умными и неподкупными автоматами: известно и когда он женится, и сколько у него будет детей, и чем он станет заниматься. И если кто-нибудь восставал против судьбы, то его наказывали, жестоко и неумолимо. Великие духи и их слуги на планете - воины Старшего.

И вот тогда Павлыш, продолжая вполуха слушать бесконечную вязь слов увлекшегося экспериментатора, понял, что если раньше он сочувствовал Речке и Жало, поскольку спас их от смерти (частично запланированной духами, потому что именно они поставили Белую смерть стеречь проход в скалах, открытый Ураганом) и этим выделил их из безликой пока толпы жителей долины, то теперь вдруг увидел в беглецах героев греческой трагедии, восставших против судьбы, неумолимой и бесстрастной. Шансов победить у них не было. И все-таки, как и положено героям трагедии - жаль, что ни Жало, ни Речка никогда не смогут прочесть Эсхила или Софокла, - отступать они не хотели.

– Вы можете мне возразить, - донесся откуда-то издалека ровный голос юноши, - не руководило ли Речкой чувство, называемое у людей любовью? Отвечу: может быть. Допустимо назвать любовью и отношения у собак: самка следует за самцом. Но с моей точки зрения, Жало не осознавал, что именно генетическая неустойчивость Речки, первобытная дикость, заложенная в нее отцом, лишь недавно преодоленная жителями долины, разбудила в нем атавистические чувства - чувства хищника, стремящегося вонзить клыки в теплый бок долгоногов…

– Смотрите, кто-то пришел, - перебил его Павлыш.

Роботы, как по команде, повернулись ко входу. Оттуда донесся стук.

– Старший, - произнес с облегчением юноша. - Это стучит он. Он не имеет права войти сюда. Хотя, подозреваю, заглядывал. Старшему свойственно любопытство.

Юноша быстро прошел к двери.

Павлыш остался стоять. Роботы глядели на него сердито, а может, это Павлышу показалось. Неужели они поймали Жало? Нет, они не убьют его. Он слишком ценный генетический материал. Он нужен. Но уже никогда он не увидит больше широкой равнины. И никогда Речка не будет бежать рядом с ним, потому что Жало должен способствовать успеху большого опыта.

Павлыш подошел к экрану, смотревшему на реку. Ливень продолжался. Река широко разлилась по равнине, подступила к самым скалам, вершины деревьев выступали темными холмами над бурлящей водой. Нет, сейчас до корабля не добраться.

– Я отпустил его. - Юноша возвратился в комнату. - Жало они не поймали, и я имею все основания полагать, что он погиб в наводнении.

Юноша тоже подошел к экрану и вгляделся в бешенство воды.

– Нет, ему не выжить.

Он вздохнул печально.

– Это был замечательный самец. Со временем он стал бы вождем племени.

– Мне тоже жалко его, - сказал Павлыш. - Но иначе. Не из-за эксперимента.

– Знаю, - горько улыбнулся юноша и развел в стороны длинные нервные руки. - Но что делать? Разум предусматривает терпимое отношение друг к другу. Устал я сегодня. Пора отдохнуть.

Юноша еще раз взглянул на экран, потом обратился к Павлышу:

– Вам сейчас рискованно выбираться обратно. Оставайтесь здесь. Поспите. Вас здесь никто не побеспокоит. Эти ливни кончаются через несколько часов. Вскоре спадет и вода в реке. Спите, вы тоже сегодня устали.

– Спасибо, - ответил Павлыш. - Я воспользуюсь вашим приглашением. Надеюсь, Жало жив.

– Вы забываете, как мало ценится жизнь в первобытном обществе. Через несколько дней все, включая саму Речку, позабудут об этом молодом существе. Они по-своему дети - тупые, неразвитые дети.

– Да, кстати, - спросил Павлыш, - если вы изолировали небольшое племя, не приведет ли это к вырождению?

– Это важная проблема. Мы влияем на генетическую структуру, пробуем различные типы мутаций. Иногда получаем любопытные результаты - даже появляется соблазн вывести новые расы - трехглазых, двухвостых существ и так далее. У нас поговаривают, что на планете, на другом ее континенте, будет со временем создана вторая лаборатория - там станут прослеживать возможные варианты физической эволюции. Постараемся конкурировать с природой. Это пока не решено.

– Спокойной ночи, - попрощался Павлыш.

– У вас с собой есть пища?

– Да, - сказал Павлыш. - Я и не голоден. Устал.

– Я ухожу. Эта работа порой утомляет. Хочется уехать на год-два отдохнуть, подытожить сделанное.

– А что вам мешает?

– Чувство ответственности, - ответил юноша. - Я не могу бросить долину на произвол судьбы. Каждый день чреват неожиданностями. Я ментор, и мой долг находиться рядом. Никто, кроме меня, не знает в лицо каждого обитателя долины, не знает их привычек и наклонностей. Трудно быть божеством…

– Вы подвижник, - признал Павлыш.

– Да, - согласился юноша, и он был похож в этот момент на молодого, полного энтузиазма миссионера, готового пойти на плаху в еретическом государстве и гордого тем, что именно ему предоставлена такая возможность. - Но представляете себе, как прекрасен будет тот день - и я надеюсь дожить до него, - когда я смогу сказать уверенно: «Вы разумны, мои дети. Учитель вам больше не потребуется».

– Наступит ли он? - с сомнением произнес Павлыш.

Когда юноша снова растворился в воздухе, погасли экраны, отодвинулись к двери роботы и дверь опустилась сверху, беззвучно скользнув в пазах, Павлыш понял, что безумно хочет спать. Если бы он не так измотался за короткий день, то, может, подумал бы, что оказался в тюрьме. Если, скажем, миссионеру придет в голову временно изолировать незваного гостя. А впрочем, все равно. Утро вечера мудренее. Правда, когда проснешься, никакого утра не будет - только-только разгорится день, начавшийся много часов назад.

Павлыш аккуратно разложил баллоны, скафандр, припасы на полу рядом с ложем, оставил лишь нагубник. А ночью, неловко повернувшись, выпустил его изо рта, но не заметил этого - юноша, оказывается, приказал роботам повысить содержание кислорода в помещении. Павлыш спал долго, иногда проскальзывали сны, смутные, незапоминающиеся, злые. Приходилось убегать от кого-то, и бегство прерывалось желтыми мутными потоками, что-то бормотал обиженно Старший, и возвращались минуты крушения «Компаса».

Когда Павлыш проснулся, юноши все еще не было - то ли он спит дольше, то ли вызвали к начальству или на совещание, то ли сидит в своей лаборатории, думает, как избавиться от Павлыша и убрать неожиданные поправки, внесенные в продуманный эксперимент беспокойным землянином.

Зубы почистить нечем - забыл захватить пасту, - не было и воды умыться. Павлыш встал на голову, поболтал ногами, чтобы разогнать кровь в жилах, роботы от изумления придвинулись ближе, включили какие-то приборы на пульте - видно, регистрировали необычную позу, полагали ее частью эксперимента. Позавтракал Павлыш не спеша, потому что надо было решить - то ли сразу, как придет копия юноши, уходить на корабль, нельзя же громить чужую лабораторию из-за того, что ты, Павлыш, по своим земным меркам решил судить чужую цивилизацию, то ли потянуть время, остаться еще на день, узнать побольше о жителях долины и заодно о миссионере, чтобы вернуться к спору с ним, имея в руках не только эмоции, но и факты.

Решив придерживаться второго варианта, Павлыш подошел к пульту и, дожевывая бутерброд, попытался разобраться, как включаются экраны обзора. Встревоженный робот подкатил поближе, желая сохранить приборы от чужого, но Павлыш успел нажать нужную кнопку.

Экран, глядевший в деревню, показал стихший, измельчавший дождь, воду вровень с полом хижин и безлюдье. Деревня и даль долины за ней были окутаны серым серебристым светом - поднявшееся высоко солнце пробивалось сквозь облака. Дождь кончался.

Второй экран, направленный в сторону реки, также оказался окном в серебристый день, подобный последнему дню потопа, когда бог уже устал поливать мир водой, но не собрался еще разогнать тучи. С возвращением придется подождать.

Сидеть взаперти также не входило в планы Павлыша.

Он дожевал бутерброд, выпил кофе, оделся. Оставалось лишь защелкнуть забрало шлема, и он готов покинуть скучный храм. Юноша не появлялся.

В последующие полчаса Павлыш перезарядил камеры, детально ознакомился со своей тюрьмой, пытаясь найти способ связаться с лабораторией, чтобы поторопить или разбудить юношу. Решил было нажимать все кнопки подряд, пока хозяева не прибегут остановить нахала, и лишь природная воспитанность удерживала Павлыша от этого решительного шага. Наконец, не выдержав, он занес уже ладонь над первым рядом кнопок, как движение на экране заставило ладонь замереть в воздухе.

Мерно шлепая по воде и грязи, к деревне приближались воины, которые кого-то несли. Павлыш пригляделся. Это была Речка. Старший семенил сзади, порой широко разевая пасть, видно, приказывал, подгонял. Деревня молчала, никто не вышел навстречу, не выглянул из хижин.

Рядом, на втором экране, который глядел за пределы долины, мелькнуло что-то черное.

Павлыш кинул взгляд туда. По реке, еле отличаясь от плывущих стволов, неслась длинная долбленая лодка. Люди в ней казались вертикальными черточками. Лодка приближалась. Павлыш увеличил изображение, а сам снова посмотрел на первый экран. Мать Речки метнулась к воинам, вцепилась в шерсть Старшему. Тот рванулся вперед, оскалился, присел, испугался.

Лодка приближалась. У людей в ней были копья.

Старший крикнул что-то. Воин обернулся и занес копье над женщиной.

Лодка разворачивалась, приближалась к обрыву, она шла прямо на камеру. Павлыш не был уверен, что на носу стоит Жало. Надо было подождать еще несколько минут.

Женщина упала на тропинку, забилась в воде, лужа темнела от ее крови. Воины продолжали свой неторопливый шаг. Старший догнал их. Люди из хижин подходили к лежащей женщине. Молчали.

Лодка приближалась к обрыву.

– Что случилось, Павлыш? Вы решили разрушить лабораторию? Этого еще не хватало. Я готов проклясть день…

Павлыш не мог объяснить себе, почему он выключил второй экран. Он не хотел, чтобы юноша увидел лодку. Он надеялся, что на носу ее стоит Жало - погибший при наводнении, упрямый Жало.

– Они убили женщину, - сказал Павлыш. - Посмотрите. Это тоже входит в эксперимент?

– Да, прискорбно, - произнес юноша.

Он дал еще большее увеличение, но экран показывал лишь спины, сомкнувшиеся вокруг убитой женщины. Волосатые, согнутые спины.

– Как это случилось?

– Откройте дверь, - попросил Павлыш. - Я не смог. Они волокут Речку наверх. Старший берет власть в свои руки.

– Не может быть. Успокойтесь, Павлыш. На ранних этапах развития общества власть вождя безгранична.

– Вы сами уверяли меня, что контролируете всю жизнь долины. Или Речка и в самом деле не устраивает вас как нестабильный тип?

Павлыш увидел, что дверь поднимается кверху.

– Подождите здесь, - сказал юноша. - Поверьте, я справлюсь без вас. Мы не имеем права подрывать авторитет Старшего. Он нам нужнее, чем половина деревни.

Павлыш не послушался. Он выбежал вслед за юношей в полутемный круглый зал, последовал дальше, к выходу, к серебристому дождю, шуму капель, крикам воинов, стону Речки, резким приказам Старшего. Процессия приближалась к храму.

– Остановитесь! - Голос юноши разнесся далеко по долине.

Интересно, подумал Павлыш, как они решили проблему передачи звука?

Воины остановились, бросили Речку на землю.

– Старший, вступи в храм, - приказал юноша.

– Слушаюсь, Великий дух, - ответил Старший, склоняясь к земле. Он поднялся по каменным ступеням, остановился перед духом. - Речка не будет жить, - произнес Старший просто.

– Я не говорил тебе этого.

– Речка не будет жить. Если она будет жить, завтра два, три, четыре других убегут из долины. Они скажут: Старший не велик. Духи оставили его.

– Ты убил ее мать.

– Она подняла руку на меня. Она хотела меня убить. Мои воины оказались быстрее.

Юноша развел руками, сказал Павлышу по-русски:

– Вы же видите, он логичен.

– И вы согласны с ним?

– Он думает не о себе. Он думает о судьбе общины.

– Удобное оправдание.

– Вы неразумный собеседник.

– А вы жалеете, что я здесь. Вы не уверены в абсолютной правильности ваших поступков. События выходят из-под контроля, но вы продолжаете цепляться за иллюзию чистого эксперимента. Не будь меня, вы бы тут же санкционировали казнь девушки. Тем более что она представляет для вас интерес как объект патологоанатомического вскрытия.

– Вы правы, - ответил сухо юноша.

Старший ждал. Он был уверен в своей правоте.

– Я не могу вмешиваться в их решения, - объяснил юноша Павлышу.

Павлыш ничего не ответил. Он знал, что не отдаст им Речку, что бы ни делали воины, Старший и бесплотный миссионер. И еще он мысленно пошел по пещере вместе с теми, кто находился в лодке. Если там был Жало. И он не хотел говорить юноше о лодке. Лодку он приберегал как неотразимый аргумент в их споре.

– Что ты будешь делать с Речкой? - спросил юноша.

– Исполню волю духов, - произнес Старший, и Павлышу показалось, что он чуть улыбнулся. Боги всемогущи, но богам можно польстить, богов иногда можно и обмануть - пусть думают, что Старший подчиняется им беспрекословно.

– Тогда отпусти ее, - вмешался Павлыш.

Старший удивился. Ответил не Павлышу, ответил юноше:

– Духи говорят: Старший наказывает виновных и кормит людей. Старший не наказывает виноватых - Старшего убьют. Некому будет кормить людей.

– Отдайте Речку мне, - предложил Павлыш по-русски.

– Что вы с ней будете делать? Возьмете на Землю? Поместите в зоопарк?

– Нет, она будет жить на этой планете. Но я помогу ей найти племя ее отца.

– Пусть она будет жертвой Великому духу, - настаивал тихо Старший. - Великий дух любит жертвы.

– Делай как знаешь, - разрешил юноша.

– Мы отдаем тебе ее тело, - продолжал Старший, вновь склоняясь перед юношей. - И тело ее матери. Ты будешь смотреть внутрь них и читать знаки судьбы.

Речка очнулась. Приподнялась на локте, узнав Павлыша.

– Дух, - сказала она, - мне больно. Где Жало?

– Не беспокойся, - ответил Павлыш. - Жало придет.

– Не говорите глупостей, - прервал юноша.

Он спустился по ступеням, подошел к Речке.

Воины и Старший смотрели на него.

Павлыш взглянул вверх. По его расчетам, те, другие, должны были появиться у входа в пещеру.

Ему показалось, что темная фигура мелькнула на краю обрыва и скрылась.

Внизу, у ручья, стояли, не расходились, жители деревни.

Дождь почти перестал, и ветер разгонял облака, рвал их на части.

– Вы можете сказать, что Речка нужна вам в храме, - крикнул Павлыш юноше, оттягивая время.

– Законы, по которым живут эти существа, выше наших с вами желаний, Павлыш.

– Законы созданы вами.

Наверху были люди. Павлыш старался смотреть туда, не поворачивая головы, не выдавая движением своей заинтересованности в происходящем там, у пещеры.

– Веди ее, - велел юноша.

Потом поглядел на Павлыша. Голос его был грустен.

– Вы чужой здесь, не знающий ни психологии, ни судьбы этих существ, стараетесь сломать их жизнь, ввергнуть их вновь в пучину дикости. Что руководит вами?

Воины по знаку Старшего подхватили Речку под мышки.

– Дух, - крикнула Речка Павлышу, - меня не убьют?

– Нет, - ответил Павлыш громко. Он хотел обратить на себя внимание. Они вот-вот появятся из-за поворота. - Я говорю тебе…

И не успел договорить.

Жало стоял на тропе у поворота, в нескольких метрах выше. Он размахивал пращой и показался Павлышу схожим с юным Давидом.

Камень ударил Старшего в плечо, тот пошатнулся, попытался повернуться в сторону, откуда прилетел камень, но не успел, потому что второй человек, вставший рядом с Жало, пригвоздил его к земле дротиком.

Воины, рыча, бросились вверх, забыв о духах и о Речке.

Только двое из них успели добежать до Жало - дротики охотников поражали их на бегу. Наверху завязалась драка, и Жало, вырвавшись оттуда, громадными прыжками бросился вниз, к Речке.

Солнце уже начало клониться к горизонту, хотя до заката оставалось много часов, когда Павлыш вышел из пещеры и остановился у груды камней.

Жало стоял сзади. Он проводил Павлыша до выхода. В руке у него было раздвоенное копье воина. Копье было велико и тяжело, и Жало прислонил его к скале.

– Ты вернешься, дух? - спросил он.

– Постараюсь, - ответил Павлыш. - Но не обещаю.

– Я скажу в деревне, что вернешься, - сказал Жало уверенно.

– Ладно уж, - улыбнулся Павлыш.

– Дай мне свет, - попросил Жало.

– Какой свет?

Жало показал на запасной фонарь Павлыша.

– Зачем тебе?

– Ночью я пойду по долине. Там есть разные звери.

Жало очень хотелось получить фонарь, приобщиться к великому колдовству.

– Я мог взять сам, - добавил Жало. - Ты не видел. Я не взял. Дай.

– Ваше благородство, молодой человек, переходит всякие границы, - произнес Павлыш по-русски, выключив лингвиста.

Жало не понял, протянул руку. Павлыш отстегнул фонарь. Когти твердо сомкнулись вокруг трубки, Жало нажал кнопку. Свет фонаря днем был слаб, и Жало направил его в глубь пещеры.

– Хороший свет, - заключил он. - Я пошел. Люди Немого Урагана начнут пир без меня. Это плохо.

– Это и в самом деле плохо, - согласился Павлыш. - Они все съедят.

– Нет, все не съедят, - серьезно ответил Жало. - Я великий охотник и великий воин. Мне оставят пищу.

– Ладно, иди, нахал. Смотри, чтобы Речка лежала, и пусть старуха дает ей травы.

– Я знаю, - сказал Жало.

И ушел. Повернулся и ушел. В долине еще не научились прощаться. Кроме того, Жало, хоть и считал себя великим охотником, не был уверен, что ему оставят мяса.

У реки Павлыш задержался. Вода спала, но река все еще была мутной, бурной, быстрой. Придется забираться под воду, и может снести. Павлыш проверил, хорошо ли приторочены камеры.

– Вы ушли, когда меня не было, - прозвучали слова юноши.

Юноша подошел беззвучно, как и подобает духам.

– Я бежал за вами от самого храма, Павлыш. На это уходит много энергии.

– Мы с вами обо всем поговорили.

– Да. Почти обо всем. Я хотел задать еще один вопрос.

– Какой?

– Вы включали второй экран?

– Да.

– И видели, как дикари подбирались к долине?

– Вы сами предостерегали меня от вмешательства в жизнь планеты.

– Но не будь вас, Жало никогда бы не добрался до племени Немого Урагана.

– Оставайтесь при своем мнении, - ответил Павлыш, делая шаг вперед. Вода вздыбилась, обтекая башмак. - Я могу дать слово, что, не случись истории с Жало сегодня, через месяц, через год все равно бы что-нибудь случилось. Так всегда бывает, когда ставят эксперимент над разумными существами, основываясь лишь на их инстинктах и не желая увидеть остального. Вы хотели превратить неразумных существ в разумных и потому отказали им в праве на разум. Я, честно говоря, доволен, что так вышло. У меня с самого начала сложилось о Жало и Речке особое мнение. И, чтобы убедить в этом вас, потребовались драматические события.

– Кое в чем вы правы, - признался юноша, догоняя Павлыша и шагая по воде, чуть касаясь ее ступнями. - Ошибки бывают в любом деле.

– Если выберете нового вождя, не останавливайте свой выбор на Жало. Он склонен к хвастовству.

– Я думал об этом.

– А хвастовство - типично человеческое качество.

– Прощайте, - сказал юноша. - Лучше было бы, если бы вы не пришли сюда.

– Прощайте, - ответил Павлыш. - Я не жалею, что пришел. По крайней мере, теперь вам долину не закрыть снова. У людей будет много мяса, и мир их станет шире.

– Да, эксперимент придется модифицировать. Но мы его не прекратим. Слишком много вложено сил.

– Я и не сомневался, - произнес Павлыш.

Вода уже добралась до пояса, пошатывала его, влекла в глубину, и бредущий по воде юноша говорил сверху, почти с неба.

Павлыш шагнул вперед и ушел в воду по грудь, потом с головой.

Когда он выбрался на другой берег, юноши уже не было.