"Ева, моя Ева..." - читать интересную книгу автора (Мюр Маргарет)

5

Скелет женщины с пустыми горящими глазницами преследовал его по темному кладбищу. Алан бежал изо всех сил, но не мог сдвинуться с места, и скелет настигал его. В одной руке скелет держал ремень с блестящей пряжкой, в другой – открытую бритву. Голова Алана металась по подушке. Пот струился по его телу, он громко стонал, пока наконец не сел на кровати, уставившись в темноту.

Что-то разбудило его. Узкая полоса света пробивалась из-под двери ванной комнаты. Он прислушался. Звук стал яснее. Он поднялся с постели, подошел к двери и нажал на ручку. Дверь открылась.

Ева смущенно смотрела на него. В руке у нее была бритва. Алан рванулся к ней.

– Вы глупая, глупая женщина! Что вы делаете?

Она отпрянула назад.

– Уходите отсюда!

На ней была только тонкая ночная рубашка.

Не обращая внимания на ее слова, Алан схватил ее за кисть руки, в которой она держала бритву.

– Отпустите меня! – закричала Ева. Что случилось, почему он ворвался в ванную комнату, когда она там, и ведет себя, как безумный?… – Отпустите меня, мне больно!

– Дайте мне, дайте… О!

Испуганная Ева изо всех сил ударила его ногой. Она не понимала, что с ним, но не терпела, чтобы кто-нибудь применял к ней силу.

Алан уклонился от удара одной ноги, но получил довольно болезненный удар от другой. Ева тоже ушиблась, поскольку была босиком. Неизвестно, кому пришлось больнее, но это ее не остановило.

– Отпустите мою руку! – Ева крутилась, пытаясь вырваться, а он не обращал внимания на ее попытки освободиться. В конце концов, отчаявшись, она наклонилась и попыталась укусить державшую ее руку.

– Бритву, дайте мне ее. О черт! Отдайте бритву!

– Почему?

– Потому что я сказал, вот почему!

– А я не хочу! – Она не верила ему. Он ворвался в комнату, напал на нее, а теперь требует, чтобы она отдала ему бритву? Что он собирается с ней делать?

Алан грозно нахмурился:

– Я сказал: отдайте!

– Нет!

Ева сжала губы. Будь она проклята, если отдаст ему бритву. Что он о себе думает? Кроме того, она ему не доверяла, что-то в его глазах пугало ее. Алан усилил нажим. У меня слабые кости, подумала она, они могут сломаться. Закрыв глаза, чтобы не видеть его пугающего безумного взгляда, она попыталась сдержать болезненный стон.

– Бросьте ее, – грубо потребовал Алан.

– Нет! – отрезала она.

Если сейчас уступить ему, значит, можно будет попрощаться со своей самостоятельностью, а она этого не хотела.

– Бросьте ее! – уже кричал Алан, не отпуская руку Евы. Он причинял ей боль и знал это, но не мог остановиться, мысленно видя перед собой страшную картину – женщина с бритвой в руке и кровь… повсюду…

– Бросьте, – стиснул он зубы, – или я сломаю вам кисть. – Он крепко прижался к ней.

Глаза Евы расширились до предела. Он слишком близко. Она не могла дышать, а лицо у него такое…

Вдруг она поняла: он действительно сломает ей кисть, чтобы заставить выпустить бритву. Ее охватила паника. Да он безумный!

– Нет!

Она направила колено прямо ему в пах. Бритва упала на пол. Пока он старался сохранить равновесие, она нанесла ему еще один чувствительный удар.

В глазах Алана вспыхнуло удивление и, задохнувшись, он отпустил ее. Сильная боль рванула от паха к животу, колени его дрогнули, и он начал падать. Хорошо, что при этом сумел уклониться от раковины и растянулся на полу, беспомощно наблюдая, как Ева наклонилась, взяла бритву и исчезла в спальне. Он проиграл! Опять!

Ева захлопнула за собой дверь и быстро заперла ее. Затем вставила ножку стула в ручку двери, огляделась – больше ничего ей не сдвинуть с места. Подойдя к двери, ведущей в холл, она удостоверилась, что та заперта.

Боже мой, он сумасшедший! Этот человек безумен! Почему Генри Милтон не предупредил ее об этом? Что делать? Нужно позвонить кому-нибудь!

Она не видела телефона, но где-то он должен быть, ведь Алан же звонил. Но где? И кому звонить?

Ее глаза остановились на двери с вставленным в нее стулом. Что он сейчас делает?

Она знала, что он скоро придет в себя, взломает дверь и тогда…

Если бы можно было добраться до машины… Ее глаза остановились на окне. Кажется, это единственный выход из комнаты, кроме двери.

Двигаясь по возможности бесшумно, она всматривалась в темноту за стеклом и ничего не могла рассмотреть. Да, окно довольно высоко. Если она сломает себе ногу, тогда ей вообще не выбраться отсюда.

Ева посмотрела на дверь в ванную. Тишина. Что он делает?

Она слышала только собственное прерывистое дыхание, больше ничего. Но он все еще там! Она знала, он там – поджидает ее!

Подняв бритву, все еще зажатую между пальцами, Ева не сводила с нее взгляда.

Это ее единственное оружие. Сможет ли она воспользоваться им? Ее ум говорил «да», но сердце сомневалось. Вряд ли она поднимет руку, чтобы умышленно нанести тяжкое увечье другому человеческому существу.

… Звук со стороны ванной заставил ее посмотреть туда. Дверь слегка дрогнула. Пальцы, державшие бритву, сжались крепче. Нет, она сделает это! Она должна. Если с ней что-нибудь случится, кто спасет Рози?

Алан закрыл глаза и прижал лоб к двери. Дверь заперта, и у нее бритва…

Не торопись, говорил внутренний голос. Если бы он дал волю эмоциям, то бросился бы к двери. Но рассудок дал приказ сохранять спокойствие. Он уже и так довел ее до бешенства, а теперь, если ворвется в комнату, как разъяренный бык, неизвестно, что она сделает.

– Миссис Льюис, – обратился он к двери. – Миссис Льюис, Ева, послушайте меня, пожалуйста. – Отпустив ручку двери и стараясь не терять хладнокровия, он хрипло шептал: – Я не хотел причинить вам боль.

Она не ответила, и он спросил громче:

– Вы слышали, что я сказал? Я не хотел сделать вам больно.

Взгляд Евы скользнул по красным болезненным пятнам на запястье.

– Вы лжете!

– Я боялся, что вы можете… ранить себя, – продолжал Алан, прислушиваясь к звукам с другой стороны, – Ева, вы слышите? – Его охватила паника, когда он не услышал ничего. Прижавшись к двери, он напряженно шептал: – Ева, послушайте меня. Я не пытался вас изувечить. Я только хотел остановить вас, чтобы вы себе не навредили.

– Врете! – внезапно воскликнула она, и слезы выступили у нее на глазах. – Вы угрожали сломать мне кисть! – Она перевела дыхание. – Я хочу одного – уйти отсюда. – Приложив мокрую щеку к холодной двери, она прошептала: – П-пожалуйста, в-выпустите меня.

– Хорошо, – быстро согласился Алан. Господи, она жива! И говорит с ним! – Конечно, я выпущу вас, обещаю. Только откройте дверь…

– Нет! – Ева отскочила назад, поднимая бритву, как топор. – Не старайтесь! Слышите? Если вы попытаетесь войти сюда…

– Я не войду! – быстро уверил ее Алан. – Обещаю. Разрешите объяснить. Можете вы это сделать – выслушать меня? Я объясню, что подумал… когда увидел вас с бритвой.

Ева вытерла слезы и фыркнула.

– Хорошо, я выслушаю, но этим все ограничится. Я не выйду, и вы не войдете сюда.

С обеих сторон двери установилось молчание, потом Алан тихо прошептал:

– Я думал…

Ева прислушалась, стараясь разобрать слова.

– Я думал, что вы пытаетесь… убить себя.

– Что? – Она вздрогнула и недоуменно нахмурилась.

Алан услышал этот возглас и заговорил смелее и громче:

– Я имел основания думать, что вы решились на самоубийство.

– Самоубийство! По какой причине? – быстро проговорила она.

– Ваша дочка…

– … Останется у моего мужа в руках, если я сделаю такую глупость. Она нуждается во мне живой, а не мертвой! – крикнула она.

– Почему же вы взяли мою бритву? – резко спросил Алан.

Ева посмотрела на сверкающее лезвие в своей руке.

Да как ему объяснить, что она собиралась брить ноги в три часа ночи? Мужчине это трудно себе представить.

– Я пошла в ванную, – начала она, – чтобы напиться воды, и случайно сбросила бритву с полки. Я только подняла ее, чтобы положить на место, когда вы открыли дверь и… Почему вы решили, что я собираюсь…

Она уже подумала, что ответа не будет, когда разобрала сказанные сквозь зубы слова:

– Это случалось раньше…

Ева внезапно вздрогнула, почувствовав, что в комнате холодно. Она посмотрела на электрический обогреватель и поняла, что не включила его, когда собиралась лечь.

– Я… расскажу вам об этом, – донесся голос сквозь дверь. – Я не хочу, чтобы вы думали, будто я сумасшедший.

Она не желала подпускать близко к себе горе, которое слышалось в голосе этого человека. Ее собственное вытеснило все, не оставив места для дополнительной боли.

– Я… – Она облизала сухие губы и покачала головой. Как сказать ему, что она не станет его слушать? Он же выслушал ее…

Алан не стал ждать ответа.

– Вы помните папку, которую нашли в столе? Эти вырезки… Они из моего последнего дела… Я искал… маленького мальчика… четырехлетнего мальчика… – Ему было трудно говорить.

Ева закрыла глаза. Кэтти Браун. Это имя всплыло в ее памяти.

Рука, державшая бритву, медленно опустилась вниз.

– Человек, который украл его, присматривал за ребенком, пока мать работала в ночную смену на фабрике. Нанимая его, она не знала, что много лет он провел в клинике для душевнобольных. Ей было известно лишь то, что он уже больше года живет в соседнем доме и кажется человеком образованным, спокойным и благовоспитанным. Этим он ей нравился. Он даже обещал по вечерам заниматься с мальчиком. Женщина сама содержала себя и ребенка, и работа в ночную смену для нее означала существенный доход…

Ева поежилась. Она знала, что будет дальше, и не хотела слушать, но не было сил поднять руки и заткнуть уши.

– Все шло хорошо, – продолжал Алан, – по крайней мере, некоторое время. А потом однажды утром она… Кэтти… пришла домой и увидела, что сына нет. К тому времени, как я взялся за это дело… через несколько недель… от Кэтти осталась только тень. Понимаете, этот человек посылал ей фотографии…

– Прекратите! – Ева швырнула бритву и прижала ладони к ушам.

– Простите, простите! – опомнился Алан. – Я не хотел вас расстраивать. Мне нужно только, чтобы вы поняли… почему я подумал… что я подумал…

Тишина стала столь полной, что Алан решил, будто Евы нет в спальне. Может быть, она вышла через дверь холла и сейчас уже находится в машине, торопясь уехать? Если так, он не станет ее осуждать.

Через минуту послышался щелчок – дверь открылась.

– Что случилось с мальчиком? – У Евы мелко дрожали губы.

– Он умер. Я убил его.

– Нет! – Ева покачала головой.

Дальше он ничего не услышал, хотя губы ее двигались.

Алан подумал: теперь она уедет.

– Я не верю этому, – сказала Ева. Этот человек не мог быть убийцей детей, что бы он ни говорил.

– Это правда, – подтвердил Алан безжизненным голосом.

Пусть она поверит. Нужно, чтобы она знала настоящего Алана Стоуна, которого он видел каждое утро, когда смотрел на себя в зеркало. Он хотел, чтобы она возненавидела его так же, как он сам ненавидел себя, потому что тогда она уедет и оставит его жить в аду, в который он превратил свою жизнь. Все равно изменить уже ничего нельзя.

Ева поколебалась, а потом чуть слышно попросила:

– Расскажите, пожалуйста… что действительно произошло.

Алан отступил от нее. Внезапно колени его так ослабли, что он не мог двинуться. Повернувшись, он мешком опустился на пол и закрыл глаза.

Потом прочистил горло и начал говорить:

– Этому делу было уже четыре недели, когда меня к нему привлекли. В это время в Вашингтоне я заканчивал другие поиски. Мне позвонил Генри Милтон, и я вылетел первым же самолетом. Я встретил Кэтти Браун как раз после того, как она получила последнюю фотографию. Ребенка били…

Алан отвернулся и закрыл глаза, вспоминая. Через минуту он продолжил:

– Она жила для своего сына. Вы можете подумать, что такое воспитание портит ребенка, но от их знакомых я узнал, что это было не так.

Три недели ушло на то, чтобы выследить этого мерзавца. Я нашел его в доме, где он родился. Его дедушка и бабушка были местными жителями.

Я решил отправиться за ребенком сам. Теперь знаю, что недооценил негодяя с самого начала, будучи уверен, что смогу уговорить его отпустить Джонни. Ведь он не убивал раньше… Если бы я знал, что в каждом может скрываться потенциальный убийца…

Ферма стояла в лесу. Была темная ночь, и они первые увидели меня. Джонни стоял у окна. Лицо у него было в синяках. Я крикнул, чтобы он не пугался, что я пришел помочь. Он улыбнулся так, словно знал, почему я здесь, и верил, что я спасу его.

Поднявшись на ноги, Алан побрел в свою спальню. Ева шла за ним.

– У Грега Бамптона было ружье, дробовик. Он не стал меня слушать, не снизошел до уговоров. Он поднял ружье и направил его на Джонни. Тот не прятался от него, даже не взглянул в его сторону. Мальчик смотрел на меня своими большими карими глазами.

Алан покачал головой.

– Бамптон спокойно произнес, что застрелит его, если еще раз увидит меня здесь. Застрелит, если после этой ночи заметит хоть кого-нибудь во владении его дедушки.

– Что же случилось потом?

– Что? – повторил он бессмысленно.

– Что произошло после его угрозы? – мягко спросила она.

Алан поднял глаза и прошептал:

– Я дал ему убить Джонни. Он предупредил меня, но я не поверил…

– Расскажите мне все.

Он долго смотрел в лицо Евы, не отвечая, затем медленно сделал несколько шагов, оглядываясь, будто в незнакомом месте. Потом вернулся, подошел к кровати и сел на край.

Ева все еще стояла в дверях комнаты.

– Я решил сам украсть Джонни, – прошептал он через силу. – Так, как Бамптон украл его у матери. Каким я был дураком!..

Ева прошла через комнату, опустилась на колени рядом с ним и мягко прикоснулась к его сжатым пальцам. Она молчала, слов у нее не было.

– Он как будто узнал о моих планах раньше, чем я сам решил действовать, – продолжал Алан. – Он подпустил меня к мальчику, разрешил, чтобы я вывел его из дома, направился с ним в лес, а потом… потом он появился перед нами с фонарем. Не сказал ни слова, а просто поставил фонарь на землю возле своих ног, поднял ружье и выстрелил сначала в меня, а потом направил его на мальчика и… – Алан закрыл лицо руками.

– Здесь нет вашей вины, – сказала Ева.

– Есть! – Он вскочил на ноги.

– Вы не виноваты, что он его застрелил.

– Бессмысленно убеждать меня в этом! – воскликнул он. – Разве вы не понимаете? Я убил его! Это я сделал ту единственную вещь, которая привела к гибели Джонни.

– Но вы не можете винить себя!

– Нет? А кого винить? Ее мать, которая должна была работать, чтобы содержать их обоих? Полицейских, не нашедших мальчика? Грега Бамптона, потому что он невменяем? Или меня? Человека, который нашел его и позволил умереть у себя на глазах? – Он встал перед ней и взял ее за плечи. – Послушайте, не пытайтесь рационально объяснить то, что со мной произошло, хорошо? Мальчик умер из-за меня. Я это знаю, и они это знают, в агентстве. Я принимаю вину на себя, но не хочу нести ответственность за смерть еще кого-нибудь.

– Что вы имеете в виду? – насторожившись, спросила Ева.

– Я не смогу работать над вашим делом, простите, не смогу. Сегодня я понял это окончательно.

– Нет! – встрепенулась Ева. – Вы не бросите меня теперь. Не имеете права!

– Имею!

– Тогда на вас ляжет ответственность за смерть другого ребенка. Уверена, если вы откажетесь, то будете виноваты в смерти Рози!

– По крайней мере, из-за меня не умрут двое. Я еще не закончил свой рассказ. Кэтти услышала о смерти сына поздно ночью. На следующее утро ее нашли в ванне с бритвой, зажатой в руке.

– Нет! Нет!

– Было слишком поздно – ее не смогли спасти.

Ева подняла дрожащую руку ко рту.

– О боже! – прошептала она.

Алан больше не мог смотреть на нее. Он отвернулся – теперь она точно уедет.

Ева стояла бледная, пытаясь овладеть собой.

– Как же вам досталось! – вымолвила она наконец.

– Оставьте при себе сожаления, – повернулся к ней Алан. – Я в них не нуждаюсь, и они не изменят моего решения.

Она смотрела в эти ледяные глаза и молилась о том, чтобы найти нужные слова.

– Здесь нет вашей вины, даже мне это видно. Если с ребенком так плохо обращались, удивительно, что он был еще жив, когда вы его нашли. Я понимаю…

– Ничего вы не понимаете, ничего! – закричал он.

Поколебавшись, Ева продолжала, не обращая внимания на его вспышку.

– Когда мои родители заболели, я училась в колледже. Они были совсем одни. Им никто не мог помочь – ни братьев, ни сестер у меня нет. Родители скрыли от меня, что больны. Когда они умерли, в случившемся я обвинила себя. Мне казалось: если бы я была с ними, они остались бы в живых.

Я так сокрушалась, что заболела сама. Только спустя много времени до меня дошло, что они любили меня и ужаснулись бы тому, что я так беспощадно обвиняла себя. Чувство вины самое сильное, когда мы теряем тех, кого любим. Но нельзя думать об этом всю жизнь. Пусть мертвые покоятся с миром, Алан. – Она запнулась от неожиданности, назвав его по имени. – Но вы остались в живых и должны продолжать жить. Есть еще много детей, которые нуждаются в вашей помощи. Используйте свой дар, не предавайте его только потому, что однажды потерпели неудачу. Разве врач оставляет работу, если теряет пациента? Ведь далеко не всех больных удается вылечить. Кэтти и Джонни погибли… Мне очень жаль их… Но они бы не хотели, чтобы другие страдали так же, как страдали они.

Пожалуйста, не бросайте свою работу теперь. Помогите тем, кто все еще нуждается в вас – помогите нам, помогите Рози! Не обрекайте ее на ту же судьбу, что и того малыша… – Тут ее голос заглушили слезы. – Не бросайте нас, пожалуйста.

Он смотрел на нее с холодным безразличием. Она намерена простить его, потому что нуждается в нем, нет и капли искренности в том, что она говорит.

Он собирался изложить ей все это, когда заметил застывшую на ее ресницах слезу – она висела так бесконечно долго, потом медленно скатилась по ее щеке к подбородку, остановившись у дрожащего рта…

И что-то случилось. Ему захотелось поверить этой женщине, найти утешение в ее словах… Но он не мог… слишком долго он жил в страшном мире, чтобы поверить в счастливый исход.

– Это убивает меня, – прошептал он, – съедает живьем. Стоит закрыть глаза, как я вижу лицо Джонни… его улыбку… вижу страх в его глазах, вспышку надежды… – Он весь дрожал. – Я был тяжело ранен и не мог пошевелиться, но я все видел и слышал… когда Бамптон выстрелил в него…

Слизывая слезы с губ, Ева спросила:

– Почему никто не остановил его? Разве вы там были одни? Кроме вас никто не видел, что происходит?

– Было темно, и все растерялись. Бамптон даже не пытался убежать после того, как выстрелил в меня. Генри в ответ на его выстрел тоже выстрелил наугад туда, где тот стоял с винтовкой, все еще направленной на меня. Думаю, Генри решил, что убил его… и в этот момент Бамптон выстрелил в мальчика…

– О боже, боже… – бормотала Ева, чувствуя себя беспомощной перед его горем.

Даже зная, через что прошел человек, невозможно точно представить его переживания.

Она тоже ела себя поедом при мысли, что не смогла уберечь ребенка, которого любила больше жизни.

Алан не сразу понял, что мягкие руки Евы обнимают его, а осознав, обнял ее за талию, поднял голову с ее плеча, с удивлением всматриваясь в ее лицо. Какая прекрасная улыбка цвела на ее губах, таких красивых, что он не мог им противиться… Как благодарность за мир, ниспосланный его душе после стольких месяцев самообвинения. Его губы нежно прильнули к ее губам и задержались, пока он не почувствовал ответный поцелуй.

Чуть отстранившись, он посмотрел в глаза Евы. Вспышка, озарившая ее лицо, заставила его затаить дыхание. И снова его губы коснулись чего-то сказочно мягкого и нежного. Он почувствовал, как закружилась голова, но не знал, что Ева переживает то же самое… Руки ее скользнули вдоль его плеч и обвились вокруг шеи. Она хотела почувствовать его ближе. Рот Алана все еще не расставался с ее губами, руки гладили спину.

Чувство легкого безумия охватило Еву, никогда еще не желала она никого так страстно, как этого человека. Какое-то наваждение… Что происходит? Она здесь не для любовных утех, ей нужно отыскать дочку. Ева застыла в его объятиях.

Целуя ее в подбородок, Алан услышал тихий стон. До него не сразу дошло, что это звук не удовольствия, а протеста. Глазами, горящими страстью, он посмотрел ей в лицо. Выражение ужаса, ясно написанное на нем, заставило его осознать то, что он делает. Алан похолодел. Опустив руки, он почти отпрянул от нее.

– Простите… – Он смущенно покачал головой. – Я не знаю, как это получилось…

Ева не хотела объяснений тому, что произошло между ними, она просто хотела забыть это.

– Ничего. Это моя вина…

– Нет. – Алан неуверенно провел рукой по волосам. – Это я виноват…

– Забудем об этом, – предложила Ева.

– Да, – согласился он.

Отойдя от нее, он шепнул «спокойной ночи». Его ладонь лежала уже на дверной ручке, когда Ева сказала:

– Завтра…

– Завтра видно будет, – прервал он ее.

Она хотела возразить, но только кивнула, слишком взволнованная, чтобы спорить.

– Больше никаких бритв по ночам, – добавил он.

– Хорошо, – улыбнулась Ева. – И никаких разговоров о том, чтобы оставить дело, пока Рози не найдена, – добавила она.

Алан не захотел встретиться с ней взглядом.

– Увидимся утром…