"Ева, моя Ева..." - читать интересную книгу автора (Мюр Маргарет)

2

Что за ирония судьбы! Почему, почему эта встреча на кладбище произошла именно сейчас, когда его душа заходится в муке из-за того, что он не смог помочь Кэтти и ее малышу? Это невероятно… Это жестоко… Это почти нереально. Все повторяется один к одному, как навязчивый кошмарный сон… Нет, это выше его сил!

– Пожалуйста, вы поможете найти моего ребенка… раньше, чем он причинит ей вред?

Собираясь сразу же отказать ей, Алан бросил взгляд на ее лицо, выражавшее отчаяние, и быстро отвернулся. Нет, пережить все это еще раз? Он решил, что не будет даже пытаться.

– Нет.

– Ч-что вы говорите?

– Нет, я не могу вам помочь.

Она не могла поверить. Он отказывает ей после всего, что услышал! После всего, что она рассказала ему?!

– Три недели! Рози у него уже три недели! Поймите, он неадекватен! Один Бог знает, что может с ней случиться, а вы говорите «нет». Вы отказываетесь, зная, что никто больше не сможет спасти мою девочку? Нет, я не могу в это поверить…

Ева начала дрожать, сама не зная отчего – от негодования или отчаяния. Зубы у нее громко стучали, к горлу подступала тошнота. Она хотела быть сильной – она должна быть сильной – ради Рози! И она была бы сильной, если бы не этот постоянный страх перед угрозой Чарли…

Ну почему никто не поймет: единственное, что ей нужно, – ее дитя. Как заставить этого мужчину поверить ей, почувствовать ее боль?

– Неужели вы не представляете, ч-что со мной происходит? – Сильнейшая боль, какую она когда-либо испытывала, смешивалась в ее душе со слепой яростью. – Неужели трудно понять, каково мне сейчас? Как вы можете оставаться безучастным? Вы, сильный мужчина? Я беспомощна, одинока и не знаю, что делать дальше… – Медленно поднимаясь со стула, она смотрела ему в лицо, но он совсем не стремился встретиться с ней глазами. – Каждый день, когда я просыпаюсь, первая моя мысль – про Рози. Я представляю, что вижу свое дитя, прижимаю к себе ее теплое тельце… – Ева скрестила руки на груди. – И чувствую, как ее пухлые ручки обнимают меня за шею, – она положила руку на горло, – слышу, как детский голосок шепчет мне на ухо: «Я люблю тебя, мамочка».

Тут ее голос прервался, а челюсти сжались, чтобы Алан не услышал, как стучат у нее зубы.

– Потом я вспоминаю, – продолжала она, – что ее нет со мной… что она в руках маньяка… что я не могу ее найти. – Напряжение вызывало спазмы, речь ее прерывалась. – Где мне искать ее? – Она вскинула руки. – Она может быть где угодно! А я одна со своим горем, и никто – ни полиция, ни даже ФБР – не в силах вернуть моего ребенка!

Алан встал, намереваясь выйти из комнаты, не в силах слышать этот голос, видеть эти глаза. Но она сделала несколько шагов, встав на пути Алана и гипнотизируя его неотрывным взглядом.

– Он-на, может быть, потеряна для меня навсегда – и зачем мне тогда жить? Н-никто не м-может ее найти… кроме… может быть, вас. Вы – ед-динственная – единственная! – моя н-надежда…

Алан пытался не слушать этот умоляющий, срывающийся от горя голос, не видеть страдания на бледном лице. Но как это сделать? Ведь и он чувствовал ту же безнадежность и отчаяние. Достаточно было лишь взглянуть на нее, чтобы представить, в какой агонии ее душа, однако как успокоить ее? Слов утешения у него не было. И он сделал то единственное, что мог сделать в этот момент.

Он обошел женщину и молча вышел из комнаты.

Ева неподвижно стояла там, где он ее оставил, и к чувству поражения теперь добавились сильная боль и отчаяние. Ей нужно уйти – ведь он принял решение. Но разве можно смириться? Уступить? Ведь речь идет о жизни ее ребенка!

Внутренний голос убеждал ее: не отступай, пытайся уговорить этого человека. Это был тот же голос, который заставил ее лететь в Вашингтон, искать Генри Милтона и умолять, умолять его сделать что-нибудь еще. Он назвал ей Стоуна, Алана Стоуна. И Алан стал ее последней надеждой, она должна склонить его на свою сторону.

Ева приготовилась к уговорам, когда он снова появился в комнате, но, к ее удивлению, Алан вернулся с дымящейся чашкой в руке. Подойдя к женщине, он протянул ей чашку.

– Не трогайте меня! – отпрянула от него Ева.

Алан стоял молча, не отводя руки. Наконец она взяла чашку нервным движением, и горячая жидкость пролилась на пол. Тогда Алан перешел к действиям. Придерживая ее голову, он обхватил своей рукой ее руку и поднес чашку прямо ко рту Евы. Она еще колебалась, смотрела на него с упрямством и вызовом, но от борьбы уже внутренне отказалась. Когда чашка коснулась ее губ, она приоткрыла их и попробовала жидкость кончиком языка. Мужчина хмуро наблюдал за ней.

– Это не мышьяк, – сказал он. – Моя… мама очень верила в целебные свойства чая с медом.

Ева уловила легкую заминку перед тем, как он произнес слово «мама».

Глубоко вздохнув, она сделала большой глоток и прошептала:

– Скажите, вы не передумали? Может быть, вы все же измените свое решение и поможете мне?

Нет! Снова этот ответ готов был слететь с языка, но на этот раз губы его не послушались.

– Почему я? – только и спросил он.

– Что вы имеете в виду?

– Почему вы пришли именно ко мне? – повторил он. – Если вы говорили с Генри Милтоном, то от него должны были узнать, что я больше не работаю в агентстве. Больше не занимаюсь такой работой.

– Но он сказал, что вы самый лучший…

– Вы меня не поняли? – переспросил он сердито. – Неужели нужно снова повторять? Я больше не работаю в агентстве. Уволился! Найдите хорошего частного детектива, кого-нибудь, кто специализируется на…

– Я это сделала, – прервала она его нетерпеливо. – Я нашла вас.

– Но я не могу помочь.

– Вы самый лучший…

– Нет! – закричал он зло. – Я не самый лучший! Неужели трудно понять? И. Я. Не. Возьмусь. За это дело! – прогремел он с расстановкой.

– Вы должны. – Она сказала это спокойно, отказываясь соревноваться с ним в споре. – Он сказал, вы лучше всех, кто был и кто будет. – В упрямстве и ей трудно отказать.

– Генри Милтон так сказал? Что я самый лучший? – быстро спросил он.

Ева кивнула.

– Я вам не верю.

Генри находился с ним в ту ночь, когда его ранили. Он знал все про Кэтти и Джона. Невозможно, чтобы Милтон рекомендовал его.

– Это он сказал вам, где я? – отрывисто продолжал Алан.

– Да.

– Черт бы его побрал! – Алан размахнулся и так стукнул кулаком по камину, что почувствовал боль в руке.

Ева с испугом увидела красное пятно на белой повязке, обернутой вокруг его руки.

– Послушайте. – Она придвинулась к нему, все еще держа чашку в руках, затем поставила ее на камин. – Я не знаю, почему вы оставили свою работу и что имеете против мистера Милтона. И меня это не интересует, – быстро добавила она. – Я знаю только одно: мое дитя, моя маленькая Рози в опасности. Я нужна ей.

Голос Евы дрогнул, но она постаралась взять себя в руки и не давать воли эмоциям.

– Рози в опасности… – Кажется, она проигрывала сражение. Голос ее дрожал. – Я нужна ей, ей нужна мама. – Как заведенная, Ева повторяла свой единственный и самый важный, с ее точки зрения, аргумент. – Вы понимаете? Мой ребенок нуждается во мне!

Вцепившись в его рубашку обеими руками, она пыталась поймать взгляд Алана. Он перестал сопротивляться и увидел трясущиеся губы, дрожащий подбородок Евы, измученные тревогой и надеждой глаза. Господи, как же избавиться от этого?

– Помогите же мне, – шептала она в отчаянии, как бы отвечая на его немой вопрос, – помогите, и я клянусь, что больше вы никогда меня не увидите и не услышите обо мне. Как только я получу Рози, я все забуду, даже ваше имя. Никто не узнает, что именно вы мне помогли, если вы так хотите. – Ее руки при каждом слове теребили рубашку Алана. – Так вы поможете мне?

Алан заставил себя еще раз посмотреть в ее глаза. То, что он там увидел, его явно обеспокоило. Словно через эти серые глаза он заглянул в ее душу…

– Да. – Согласие вырвалось у него против воли.

– О боже!.. – Колени у нее подкосились, и Ева в изнеможении опустила голову ему на плечо. – Спасибо, спасибо! – с облегчением повторяла она, прижимаясь к нему.

Алан старательно отодвинулся, говоря себе, что не желает ее благодарности. Ему нужно, чтобы она замолчала и побыстрее ушла из его жизни. Однако ощущение от прикосновения женской щеки к его плечу сохранилось и после того, как он отступил от нее на шаг.

– Не благодарите меня пока, – мрачно предупредил он, направляясь к двери. – Вы можете проснуться однажды утром и осознать, что лучше бы никогда не видели меня и не просили моей помощи.

Ева, с недоумением наблюдавшая за его поспешным уходом, ринулась вслед за ним, готовая поскорее начать поиски, пока он не передумал. Позади у нее остались три недели – целых три недели с того дня, как Чарли исчез у нее на глазах с испуганным ребенком в машине.

– С чего мы начнем? – спросила она, идя за Аланом по темному узкому коридору.

Не отвечая, он щелкнул выключателем на стене возле кухонной двери, и комнату залил яркий желтый свет. Когда он ответил, это было совсем не то, что она хотела услышать.

– Прежде всего, я хочу узнать все о вашем муже и о вашей совместной жизни до развода.

– И это все? – настороженно спросила Ева. – Вы просто хотите поговорить? – Она настроилась действовать.

Ее можно было понять – последние три недели она только и делала, что отвечала на вопросы, моля Бога, чтобы кончились разговоры и наконец-то начались поиски.

– Пока все, – ответил он холодно.

Поставив допотопный чайник под кран, Алан наполнил его водой. Повернувшись, он увидел, что Ева стоит сзади. Увидев его безжизненные, пустые глаза, она отошла в сторону, проглотив слова, которые хотела обрушить на него.

– Хорошо, – уступила она, наблюдая, как он ставит чайник на плиту и зажигает под ним горелку.

– У меня в машине есть большая часть того, что, по всей вероятности, вас заинтересует. – Она могла бы добавить: «Три недели я занималась только тем, что отвечала на вопросы».

Так. Генри, должно быть, полностью в ней уверен, если доверил этой женщине предназначенные для него документы.

– Приготовьте все бумаги, а когда чай будет готов, мы начнем.

– Они в моей машине, а машина стоит возле кладбища, – напомнила она.

В наступившей тишине стук дождя по крыше дома как бы напомнил им о себе, о ненастье, бушующем за стенами теплого дома.

Алан вынул из холодильника кувшин с молоком и подчинился неизбежному.

– Дайте мне ключи. – Он поставил кувшин на стол и протянул к ней руку.

Ева перевела взгляд с окровавленной повязки на его лицо.

– Я могу сходить сама, это не так далеко.

– Ключи, – повторил он.

Ева пошарила в кармане брюк. Алан взял ключи и шагнул к двери.

– Когда вода закипит, – бросил он через плечо, – налейте ее в чайник, заварка уже там. Чай хорошо настоится, когда я вернусь.

Сорвав с вешалки куртку, он натянул ее и наклонился, чтобы надеть ботинки.

– Вы промокнете, – предупредила его Ева, когда он, вытащив заляпанные глиной ботинки, заметил вдруг засохшую грязь на коленях джинсов.

Алан только пожал плечами и закрыл дверь, не сказав ни слова. Снаружи он с облегчением вздохнул – первый раз с тех пор, как, оглянувшись, увидел похожую на привидение бледную фигуру, приближающуюся к нему на кладбище.

Быстро добравшись до машины, он проехал две мили до своего дома, не включая обогревателя. На месте пассажира лежала аккуратная кипа скоросшивателей, и он взял их, выходя из машины. В доме Алан сбросил с себя куртку и ботинки и направился через холл на кухню – он мечтал о чашке горячего чая. Лучше этого могло быть сейчас только одно – бесследное исчезновение женщины из его дома.

Но чудес не бывает. Когда Алан проходил мимо лестницы, Ева появилась наверху. Он поднял глаза, и в ту же минуту, заметив его, она остановилась, держась за перила. Очевидно, она только что обсушила волосы полотенцем, потому что они мягкими каштановыми волнами падали ей на плечи. Лицо ее порозовело, глаза заблестели, две верхние пуговицы белой блузки были расстегнуты, а рукава закатаны до локтей. Глаза Алана, вобрав прелесть розового и молочного оттенков ее кожи, на миг задержались на интимном углублении, там, где в вырезе блузки чуть виднелась грудь. Он прошел мимо, не останавливаясь.

– Надеюсь, вы не станете возражать, – сказала Ева, – я воспользовалась случаем и привела себя в порядок.

На кухне Алан бросил скоросшиватели на стол, налил молоко и чай в голубую керамическую кружку и сделал большой глоток. Легкие шаги у него за спиной дали ему понять, что она шла следом за ним.

Стоя рядом, Ева взглянула на бумаги.

– Вы нашли их? Хорошо. Теперь мы можем начинать.

Алан поднял темную бровь, не торопясь, сделал еще один глоток, а потом уточнил:

– Мы?

– Да, я собираюсь работать с вами. – Она увидела сомнение в карих глазах и торопливо добавила: – Пожалуйста, не отказывайте, мне это необходимо.

Он еще глотнул из кружки, собрал папки и направился к двери.

– Куда вы идете?

– Читать это.

– А я? Что мне делать?

– Сидите и ждите моих вопросов.

– И это все?

– Пока все.

– Но время же идет. Как насчет того, чтобы последовать за ним? Нельзя дать Чарли ускользнуть. Он может оказаться где угодно, в любом месте страны.

– И где вы предлагаете его искать? – поинтересовался Алан, повернув голову, чтобы посмотреть на нее.

– Я… – Ева покачала головой. – Не знаю. Это вы…

– Вот именно. – Он вышел из комнаты, не оглянувшись.

Ева налила себе чашку чая, дотянулась до сахарницы в центре стола, но передумала и поспешила вслед за ним.

Хочет он этого или нет, но она примет участие в поисках дочери. Ему не удастся поступить с ней так, как это сделала полиция Спрингфилда.

Тогда ей недвусмысленно посоветовали оставить их в покое, чтобы дать возможность заниматься своим делом. И что получилось? Рози они так и не нашли. Что же касается ФБР, то агенты, с которыми она имела дело, до сих пор молча сторонились ее. Все, кроме Генри Милтона. Он один проявил к ней участие.

Войдя в гостиную, она нашла Алана сидящим на том же стуле, что и раньше. Он скрестил и вытянул длинные ноги по направлению к огню – вот и все перемены, которые она обнаружила. Чашка с чаем стояла возле него на письменном столе, а первая папка, уже открытая, лежала на коленях.

Ева тихонько присела рядом и глотнула чая. Следующие полчаса тишину в комнате нарушало только потрескивание поленьев в камине и шелест бумаги, когда Алан переворачивал страницы. Ему было нелегко сосредоточиться на чтении, в то же время делая вид, что он не замечает женщину, пристроившуюся на краешке соседнего стула и не сводящую с него глаз.

– Ну? – настойчиво спросила Ева, когда последняя страница полетела в папку, лежавшую уже на полу рядом с его стулом. – У вас есть какие-нибудь идеи?

– Несколько, – лаконично ответил Алан, поднимая кружку с чаем. – Но ничего относящегося к местонахождению вашего мужа.

– Бывшего, – поправила она быстро.

– Уже поздно. – Алан допил чай и встал. – У меня был трудный день… Впрочем, и у вас тоже. Где вы остановились?

– Остановилась? – Она смотрела на него с недоумением.

– Да. Где вы думаете жить, пока находитесь здесь?

– Я… не знаю… – замялась она. – Я приехала сюда прямо из аэропорта и ничего не планировала. – Она подавленно замолчала.

Алан бросил на нее взгляд, говорящий, что он нимало не удивлен тем, что ей негде остановиться на ночь.

– Конечно, поблизости нет ни гостиниц, ни мотелей, но у вас, может быть, есть друзья, живущие где-нибудь неподалеку?

– Нет… к сожалению. – Она извинялась, инстинктивно понимая, что ему будет неприятно, если она останется на ночь в его доме.

– У меня есть свободная комната, – после некоторого молчания неохотно предложил Алан. – Вы можете пользоваться ею то короткое время, которое вам понадобится.

Говоря это, он давал ей понять, что будет терпеть ее присутствие день или два, не более, пока не разберется в фактической стороне дела. Ответив на его вопросы, она вернется туда, куда захочет.

Ева сделала вид, что не поняла намека. Она знала, что сейчас не стоит возражать и упрямиться, но никто, даже человек, который наконец согласился помогать ей, не заставит ее отклониться от намеченной цели.

– Хотите еще чаю? – предложил Алан, направляясь на кухню.

Ева покачала головой и посмотрела на часы. Было чуть больше восьми, но на улице хоть глаз выколи. Она только сейчас почувствовала, как устала и хочет спать. Поездка из аэропорта, поиски Алана и все, что последовало, когда она наконец нашла его, отняли у нее все силы. А ей они нужны для борьбы, которую, в чем она была уверена, ей еще предстоит вести вместе с этим молчаливым человеком. Отдых сейчас необходим.

– Все, что мне нужно, это душ… или ванна, – добавила она быстро на тот случай, если душ невозможен, – и еще кровать.

– Обед…

– Никакой еды. – Ева решительно покачала головой. – Я не могла бы съесть ни крошки.

– Если вы этого хотите, – пожал он плечами, втайне довольный тем, что сможет больше времени побыть без нее. – Пойдемте.

Он повел ее наверх по узкой лестнице в холл, куда выходили три двери, все с одной стороны, и три окна на противоположной стене.

Первая дверь вела в его спальню, об этом он только упомянул, не потрудившись показать ей. За ней шла маленькая ванная комната, с которой Ева уже познакомилась.

Остановившись перед третьей дверью, Алан повернул дверную ручку, и они оказались в маленькой квадратной комнате.

– Она не шикарная, но теплая и сухая, – сказал он с усмешкой. – И здесь есть кровать.

Да, кровать была, большая, старомодная, покрытая толстым цветным одеялом. Она стояла у стены.

– Спасибо. – Ева всем своим существом предвкушала несколько часов глубокого сна.

Алан указал на дверь в стене напротив кровати.

– Она ведет в ванную, которая будет служить нам обоим. Чистые полотенца и все остальное – в кладовке в конце холла.

– Спасибо, – устало пробормотала Ева.

– Внутри в ванной есть запор. – Он пересек комнату, открыл дверь и указал на щеколду на двери. – Можете воспользоваться им, если захотите.

Она нашла еще силы, чтобы прошептать:

– Я знаю, это так неудобно для вас. Мне очень жаль. Хочу, чтобы вы знали, как я ценю ваше гостеприимство.

Он отмахнулся, не став слушать слова благодарности до конца, и устремился к лестнице, но тотчас же услышал:

– Мои ключи! Мне нужны ключи от машины, чтобы взять чемодан, – пояснила Ева извиняющимся тоном.

– Я сам принесу его. – Не ожидая ответа, Алан продолжал спускаться.

– Спасибо! – И эта благодарность досталась его спине. Интересно, что же такое она сказала, что могло ему не понравиться?

Вскоре Алан вернулся. Остановившись в холле, он втолкнул дорогой кожаный чемодан в комнату левой рукой.

Ева к этому времени, устав ждать, уже приняла ванну. Большое банное полотенце, обернутое вокруг ее тоненькой фигурки, оставляло открытыми белые плечи.

– Хотите, чтобы я посмотрела ее? – спросила она, открывая дверь пошире и указывая на его больную руку, которую он спрятал.

Бросив взгляд на то, что не закрывало полотенце, Алан покачал головой.

– Если передумаете относительно еды, кое-что осталось в холодильнике. – Говоря это, он спускался уже вниз по лестнице.

На кухне Алан сделал себе сандвич, но откусил только кусочек, зато приналег на чай. Внутренний голос со значением шептал, что его гостья уже готовится ко сну. Перед ним вставала недавняя картина – теплые белые плечи, длинная нежная шея, поднимающиеся из синего банного полотенца… Алан отошел от стола и выбросил остатки сандвича в мусорный бачок. Он потратит на нее только два дня, потом она уйдет из его дома.

Через несколько минут Алан сел поудобнее и начал работать. Сон для него был вещью, слишком редкой в последние месяцы. Он учился обходиться без него. Когда становилось невмоготу ворочаться в постели, всматриваться в темноту, он просто сидел и читал или уходил на длительные прогулки.

Сегодня бессонница предоставляла ему время для работы. И чем скорее разрешится загадка исчезновения ее мужа, тем скорее избавится он от тревожащего присутствия Евы. Когда она покинет его дом, все станет на свои места.

Алан еще раз просмотрел документы, которые она ему дала, и начал представлять себе Чарли Льюиса. Ему привиделся спокойный, интеллектуальный человек, который мало чем интересовался, помимо преподавания. Жил он среди пыльных книг, пока однажды не огляделся и не увидел красивые серые глаза Евы, которые с любопытством глядели на него. Впервые за сорок лет, почти за сорок, он, очевидно, открыл, что это такое – безнадежно влюбиться в настоящую, не книжную женщину, из плоти и крови.

Интересно, думал ли профессор Льюис, что Еву просто увлекло и прельстило внимание человека намного старше ее, который олицетворял для нее романтику баллад прошлого? Как он, должно быть, удивлялся, когда понял, что эта привлекательная молодая женщина вбила себе в голову, что влюблена в него, и настолько, что мечтает о замужестве. Симпатия к этому человеку начала расти в душе Алана, когда он представил себе его как жертву.

Он слышал рассказ Евы о ее семейной жизни. Но был ли полным ее рассказ? Что привело к разводу? Правда ли, что этот человек оказался, как она намекала, душевно неустойчивым?

А если нет, тогда что случилось, что заставило Чарли Льюиса с такой жестокостью вырвать девочку из рук матери? Правдива ли эта часть истории Евы? Он читал судебные решения о разводе и об опеке. Профессор Льюис действительно угрожал Еве, но, если судить по записям, не посягал на жизнь маленькой девочки. По своему опыту Алан знал: в каждом спорном вопросе всегда есть две стороны. Ни одна из них не может быть только белой или только черной. Была ли Ева хорошей матерью?

От этой мысли ему стало холодно. Если она оказалась бездушной, злой матерью, муж имел все основания забрать ребенка.

Считать ли то, что он видел в ее глазах недавно, выражением вины этой женщины?

Глядя на догорающие угли в камине, Алан вспоминал собственное прошлое…

– Что это на стене ванной? Следы от пальцев, вымазанных шоколадом? – Резкий голос разбудил его. Алан сел и протер кулачками сонные глаза. – Ты слышишь меня? Отвечай, когда тебя спрашивают! – Неласковые руки схватили его за плечи, вытащили из постели и жестоко встряхнули. – Отвечай! Разве я не запрещала тебе – сколько уже раз – трогать стены грязными руками?

Смущенный вначале, а теперь испуганный, Алан начал дрожать в грубых руках женщины. Кольцо с большим камнем, которое она носила на левой руке, больно врезалось в его плечо, когда она трясла его, с каждым словом все сильнее.

– Из-звини, – сопел он. – Я забыл.

– Извини?! Ты думаешь… – пощечина обожгла его лицо, – тебе это опять сойдет? – Снова удар по другой щеке. – Подумай еще, маленький негодяй! – На этот раз шлепок, затем еще один. – Ты получишь то, что заслужил, то, что заставит тебя остановиться в следующий раз, когда ты решишь, что можешь пачкать дом грязными лапами! – Она трясла его, не переставая. – Хорошая порка – вот чего ты заслуживаешь. Только так ты научишься ценить хорошие вещи, когда вырастешь. А порку получишь прямо сейчас.

Теперь она сидела на кровати, положив его себе на колени. Алан чувствовал аромат дорогих духов, легкий аромат, совершенно не отвечавший жестокому, суровому характеру этой женщины. Это понимал даже он в свои четыре года.

Плача, Алан поднял глаза и заметил в дверях высокий темный силуэт.

– П-папочка, п-пожалуйста! – умолял Алан. Он заплакал еще громче, когда увидел, что человек молча повернулся и исчез.

– Это такая порка, – с наслаждением сказала женщина, разматывая что-то в своей руке, предмет, который он раньше не заметил, – которую ты не скоро забудешь…

… Внезапный раскат грома вернул Алана к настоящему. Устало потирая лицо, он подумал, что она ошибалась. Он забыл побои, давно забыл их.

Усилием воли он направил свои мысли по другому пути, заставил себя думать о женщине там, наверху. Не может ли быть, что она тоже била собственную дочь «для ее блага»? Очевидно, существовала какая-то проблема в этом замужестве до того, как оно прервалось. Ведь Ева призналась, что они перестали делить с мужем супружеское ложе еще до развода. Было ли это действительно желание Чарли?

Или ее? Вопреки тому, как представлялось дело в суде, Чарли мог оказаться потерпевшей стороной. Вдруг этот человек пытался защитить ребенка, прибегнув к похищению девочки как к единственному средству ее спасти?

Не каждый из родителей, назначенных опекуном ребенка, заслуживает доверия. Этот урок он выучил уже давно и основательно.

Алан не знал, что думать про Еву Льюис.

Правда, она приехала, чтобы разыскать его, если ей можно верить. И он поверил – она не смогла бы найти его, если бы не Генри Милтон. Никто не знал, где он сейчас. Но что означает виноватое выражение, промелькнувшее в ее глазах? Оно ведь было. Вот только он не знает, что породило его.