"Между жизнью и смертью" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)

II

Огромный кабинет генерала Мазурина, казалось, уменьшился в размерах, когда в него вошли эти здоровенные парни в сопровождении полковника Котлярова. Высокие, статные, с еще не утерянной офицерской выправкой, они невольно вытянулись по стойке «смирно», когда генерал Мазурин, одетый по всей форме, поднялся из-за стола им навстречу.

— Виталий Викторович Мазурин, — представился он, первым протягивая им руку.

— Банда… То есть Александр Бондарович, — смутившись, ответил рукопожатием Сашка.

— Николай Самойленко, — пожал генералу руку Коля.

— Так вот ты какой, горный олень, — не очень удачно пошутил, процитировав бородатый анекдот, генерал, с откровенным интересом разглядывая Банду. — Ну что ж, хорош, хорош… Мы тут уже поговорили предварительно с полковником Котляровым, и я полностью одобрил его план, так что…

Мазурин не спешил. Он жестом указал на огромный кожаный диван и кресла, стоявшие у журнального столика в углу просторного кабинета.

— Садитесь. Поговорим.

Когда все расселись, Виталий Викторович неторопливо начал:

— Вот что. Полковник Котляров слегка поторопился. Через отдел кадров после… э-э… некоторых обстоятельств нам не удастся провести вашу кандидатуру в штат управления. По крайней мере, пока — до выполнения задания, которое мы собрались на вас возложить. Поэтому вам, Александр, сейчас не суждено стать офицером службы безопасности. Вы поработаете какое-то время по контракту в качестве нашего агента. Но, я подчеркиваю, — это временно.

— Ничего, Виталий Викторович, эту беду я переживу. Мне, может, вольной птицей, от устава не зависящей, еще и интереснее оставаться, — нашелся Банда, но сам с тревогой взглянул на Котлярова: не рушатся ли его обещания? Не перевернул ли Мазурин все планы?

— Я тоже так подумал, тем более что средства для проведения операции — деньги, необходимую аппаратуру, возможно, и оружие — мы вам выделим. Вы будете так или иначе работать с нами. Заключим, допустим, договор. Кажется, так у вас, на гражданке, выражаются? — он обратился теперь к Самойленко, и тот, не в силах преодолеть смущение, которое охватило его с первой минуты, как только он переступил порог этого знаменитого на весь мир мрачного здания, в ответ лишь согласно кивнул.

— К вам, Николай, у меня особая просьба, — продолжал между тем генерал. — Уж на вас никакими — ни экономическими, ни моральными — методами я воздействовать не могу. Я могу вас только просить. И просьба моя состоит в следующем — забыть на время о своей профессии. На время. Вам пока нельзя будет разглашать и публиковать какую-либо информацию об этом деле. Вот когда все закончится, тогда…

— Я все понимаю, — отозвался Самойленко, слегка обиженный недоверием. — Дело на самом деле серьезное…

— Вот именно. Но я имел в виду не только ваше молчание, — генерал закурил «Мальборо» и положил пачку на столик, жестом приглашая всех присутствующих последовать его примеру, — но и ваше… как бы это получше сформулировать… подчинение. Официальным исполнителем операции будет Бондарович, и только он имеет право принимать решения, проявлять инициативу. После согласования со Степаном Петровичем, конечно, — он кивнул на Котлярова, скромно присевшего на краешек дивана.

— Я понимаю, — снова согласно кивнул Самойленко.

— Ну и отлично, — генерал встал, давая понять, что аудиенция окончена. — Да, Александр… Я приношу вам извинения за некоторые неприятности, которые мои сотрудники вам доставили…

— Я все понимаю, Виталий Викторович, — наг чал было Банда, — и не обижаюсь. На обиженных, как говорится, воду возят…

Но генерал, не дослушав, уже повернулся к столу, и Сашка лишь разочарованно пожал плечами.

Втроем они вышли из кабинета Мазурина и направились к Котлярову…

* * *

— Знакомьтесь — Сергей Бобровский, выпускник нашего училища, лейтенант. Он будет работать с вами, — Степан Петрович представил ребятам невысокого худенького паренька в очках с металлической оправой. — Не подумайте, что это проявление недоверия, так сказать, надзор за вами. Он — парень толковый, отличный специалист по спецсвязи и спецсредствам, которые вам придется активно использовать во время выполнения задания.

— Да я ничего и не подумал, Степан Петрович, — отозвался Банда и по-дружески протянул руку новому напарнику:

— Александр Бондарович Можно звать меня и просто Бандой, не обижусь.

— Сергей, — скромно улыбнулся тот в ответ, и Сашке понравилась его открытая улыбка.

— Ну вот и ладно, — по привычке довольно потер руки полковник Котляров, — вот и познакомились. Сергею в операции поручено обеспечивать связь с центром, анализировать ситуацию и использовать специальные средства и аппаратуру, о которой вы, может, и не слыхали никогда, но которая вам может весьма пригодиться. Кстати, вам, Николай, доступ к этим средствам будет ограничен, но вы, надеюсь, не обидитесь — ведь у нас могут оставаться какие-то секреты от журналистов. Верно я говорю?

— Конечно.

— Так, — Котляров достал из ящика стола пачку каких-то документов и протянул их Банде. — Садись и расписывайся. Во-первых, вот тебе паспорт на имя гражданина Украины Бондаренко Александра Сергеевича. Улавливаешь — Банда, Сашка… Все сходится. Так, расписывайся… Во-вторых, вот тебе свидетельство об окончании — только не смейся! — Сарненского медучилища. Там его сроду не было, поэтому однокурсников можешь не бояться встретить. Могли бы тебя и врачом оформить, но ты у нас больше костолом, чем костоправ, а? — он рассмеялся, и всех развеселила удачная шутка полковника. Ребята ободряюще похлопали Банду по плечу.

— Ладно, буду медбратом, — согласился и Сашка, выводя свою подпись в ведомости.

— Теперь следующее, — полковник. Котляров внимательно посмотрел на Банду и приказал. — А ну-ка, сдать оружие, которое висит у тебя под левой подмышкой!

— А что, заметно? — недоуменно отозвался Банда, вытаскивая пистолет Макарова.

— Не очень. Вот, ставь подпись в ведомости сдачи ПМ… Так, а теперь расписывайся в ведомости на получение, здесь за наш ПМ, здесь — за МП-5 и…

— А это что такое?

— Сейчас увидишь, — с этими словами Степан Петрович вытащил из нижнего ящика стола пистолет-пулемет, каких прежде Банда ни разу не видел, — маленький, короткий, он тем не менее даже внешне, казалось, демонстрировал свою мощь, ничуть не меньшую, чем у того же «Узи», которым Банда имел честь когда-то пользоваться.

— Здорово, — невольно вырвалось у парня. Он с удовольствием крутил в руках эту страшную игрушку, рассматривая ее со всех сторон.

— Не то слово. Лучшее оружие всех спецслужб мира. Специалисты считают, что он превосходит и «Узи», и «Беретту», и уж, конечно, наши системы, — Котляров тем временем вытащил из стола боеприпасы к обоим видам оружия. — Тем более, что действовать вам, возможно, придется на территориях других государств, и пусть вас лучше не узнают по вашему оружию. Так… Вот тебе патроны. Магазин к этой игрушке — на тридцать патронов. Даю четыре магазина и три коробки по сто патронов. И коробку — к «Макарову». Расписывайся в получении боеприпасов.

— Есть.

— Вот эта штука — глушитель к автомату. За нее тоже расписывайся, ценная штучка.

— Хорошо.

— Так, теперь — диппаспорт. Ты — советник Министерства иностранных дел Российской Федерации. Это даст тебе возможность пройти с кейсом мимо любых погранпостов без таможенного досмотра. В кейсе, сам понимаешь, возможно, будет лежать вот эта твоя игрушка, а также некоторые вещи из арсенала лейтенанта Бобровского. Он, кстати, свое оборудование уже получил, так что завтра приступаете к занятиям по его изучению. Ты, Александр, хоть поверхностно, но должен будешь с ним ознакомиться, понять, зачем и в каких случаях чем пользоваться.

— Так точно, — Банда отвечал по-военному. Он был очень сосредоточен и серьезен, хорошо понимая важность задания, на которое в очередной раз посылала его страна.

Котляров заметил это и, желая слегка разрядить серьезность момента, весело сообщил:

— Вам на работу с аппаратурой и спецсредствами даю сутки. Затем двое суток — на игры.

— Какие игры, Степан Петрович? — не в силах оторваться от своего автомата, не поднимая глаз спросил Банда.

— Бобровский тебе расскажет. С ним и поиграешь с целью сыграться, чтобы действовать потом, как в одной связке, — несколько туманно пояснил Котляров. — И наконец, через трое суток — выезд. Так что прощайся пока с Алиной. Неизвестно, сколько времени продлится твоя командировка.

— Ясно. Разрешите идти?..

* * *

— Александр, неужели вы теперь будете работать с этими подонками, которые хотели убить вас, готовы были оставить поиски Алины, пытались всячески шантажировать Владимира Александровича? — Настасья Тимофеевна не могла прийти в себя от того, что услышала этим вечером. Она не могла себе представить, что может заставить человека подать руку бывшему врагу, как можно простить, забыть подлость.

— Настенька, подожди, не спеши с оценками, — Владимир Александрович был более рассудителен и спокоен. Он внимательно выслушал рассказ Банды обо всех злоключениях его, Алины и Олега Вострякова и понял, что согласие Александр дал неспроста. — Сначала надо во всем разобраться, а уж потом судить, кто прав, кто нет.

— Конечно, папа! — горячо поддержала отца Алина. — Пусть он расскажет… Расскажи, Саша, почему так получилось. Пусть мама знает, что это ради дела.

— Сейчас постараюсь, — Банда тяжело вздохнул.

Ему было нелегко объяснять ситуацию — ведь хотелось быть максимально откровенным с этими очень близкими ему людьми, но при этом он не мог позволить себе нарушить обещание держать цель и задачи операции в секрете от кого бы то ни было. Банда в первую очередь был солдатом. Он почти всю свою сознательную жизнь проносил погоны, никогда не расставался с оружием и никогда не забывал о служебном долге, а значит, хорошо понимал, что такое тайна. — Дело в том, что на заключительном этапе наших с Алиной приключений, точнее, злоключений обстановка сложилась экстремальная. Пришлось выбирать между сотрудничеством с ними, с одной стороны, и… сами знаете, что было — с другой.

— Сашенька, но неужели они могли вот так, запросто, вас убить? — все еще ужасалась Настасья Тимофеевна, не в силах поверить в то, что рассказывал Банда.

— Могли, Настасья Тимофеевна. Могли, — Банда замолчал, подыскивая слова, которые бы наиболее точно передали Большаковым причину именно такого его решения. — Но не только из-за страха смерти я согласился на предложение ФСБ. И не столько. Как вы знаете, с нами приехал один парень, тоже бывший офицер-«афганец», с которым мы когда-то вместе воевали. Он сейчас журналист в одном довольно большом городе и вместе со своими коллегами занялся интересным делом — темными махинациями, которые затрагивают интересы большого количества людей. Очень сильно затрагивают, поверьте.

— Ты говори, говори, мы все поймем, — подбодрил его Большаков, более чем кто-либо из присутствовавших понимавший, что такое государственные или служебные тайны.

— Так вот. Оказалось, что подобные дела волнуют и российскую службу безопасности, и они предложили мне заняться разработкой именно этого дела, заодно помогая нашему общему с Олежкой Востряковым другу. Я согласился.

— А что, ему надо было отказаться? — снова вставила Алина, но ее остановил отец:

— Подожди, дочь. Ты, Александр, хотел рассказать что-то еще? Или мне показалось?

— Да, — Банда уже давно понял, что в его быстром согласии на предложение Котлярова было и еще что-то, о чем он ранее и не подозревал. И теперь, уже успев сформулировать для себя эту причину, не посчитал нужным скрыть ее от самых близких для него людей. — Был и еще один повод пойти на работу в службу безопасности. Понимаете, единственное, чему я научился в жизни, — это служить, воевать и, как это ни страшно звучит, — убивать. Да-да! — горячо воскликнул Банда, заметив, что Настасья Тимофеевна хотела что-то возразить. — Да, к сожалению, это правда. И когда я, профессионал, занимался охраной вашей дочери, я не чувствовал удовлетворения. То есть я хочу сказать, что всегда был способен на гораздо большее, чем работа телохранителя, хотя и про этот труд не хочу сказать ничего плохого…

Банда внезапно прервался, испугавшись, что никто его не понимает, да и не хочет разбираться в его побуждениях и чувствах, но, встретившись с внимательными и участливыми взглядами своих собеседников, постарался закончить мысль, высказав ее как можно более лаконично:

— Короче, я хотел сказать, что я уже не очень молод, мне целых двадцать девять лет, почти тридцать. А кто я? Что я? Я хочу снова просить у вас руки вашей дочери и хочу при этом быть уверен, что твердо стою на ногах, понимаете?

— Да, Сашенька, мы все понимаем, и ты не сомневайся… — начала было Настасья Тимофеевна, но снова отец прервал ее, поставив в разговоре точку:

— Александр, мы действительно поняли тебя. И мы все, — он обвел взглядом свою семью, — мы все одобряем твой выбор своего собственного пути. И хочу добавить вот еще что: я всю жизнь был не только ученым, специалистом в своей области, но и военным. И как военный я скажу тебе так — твоя новая работа поможет тебе послужить Родине. А это все же, что бы ни говорили в наши смутные времена, — большая честь и великая миссия для мужчины. Единственное, о чем прошу тебя, прошу, как сына, — думай, когда выполняешь приказ. В вашей работе это особенно важно, как заповедь врачей, — главное, не навреди… Ну а теперь, я думаю, всем пора спать. Уже слишком поздно.

И, поднявшись, генерал Большаков удалился в свою комнату, оставив женщинам право разместить Банду на ночь. На его первую «официальную» ночь в квартире Большаковых…

* * *

Мать поняла дочь без слов и, постелив Банде для отвода глаз в гостиной, дала дочке вторую подушку и лукаво подмигнула:

— Иди-иди, жди своего жениха. А то я не знаю, что вы и без меня все давно успели, — подтолкнула она дочку к дверям ее комнаты.

— Мама! — вспыхнула от смущения Алина, но тут же сделала «круглые», невинно-изумленные глаза и прижалась к матери:

— Слушай, а как ты догадалась?

— Ладно, Лиса Патрикеевна, ложись спать…

* * *

Наконец-то Алина и Сашка остались одни.

Дверь в комнату Алины была закрыта, но Банда робко стоял, прислонившись к ней спиной, не решаясь ступить и шагу. Как долго он ждал этого момента, мечтая о нем бессонными ночами, страшась, что он может больше никогда не наступить.

И вот теперь этот долгожданный миг настал, они остались одни, они в полной безопасности, вокруг тишина и покой. Но куда подевалась решительность Банды? Куда испарились все те слова, которые он хотел ей сказать именно в эти минуты? Почему не слушаются руки и ноги?

Он стоял у дверей и молча смотрел на девушку.

Алина тоже была страшно смущена. Она тоже мечтала о том, чтобы оказаться наконец в объятиях своего Банды. Даже в подвале арабов, в самые страшные дни заключения, ей по ночам снился он, его широкая грудь, его ласковые руки и нежные губы. И теперь — вот он, рядом. Но почему так страшно взглянуть на него? Почему так трудно вымолвить хоть слово?

В отличие от Банды, чувства которого полностью подавили в нем способность говорить и двигаться, Алина, наоборот, развила от волнения бурную деятельность — она включила музыкальный центр, долго перебирала компакт-диски, выбирая самый созвучный тому, что творилось в ее душе.

Она задернула шторы. Она несколько раз взбила подушки. Она зачем-то навела порядок на своем туалетном столике, сгребя помаду и флакончики с лаком для ногтей в ящик. Все это она проделывала, боясь даже повернуть голову в сторону любимого.

И вдруг…

Они сами не поняли, как это произошло.

Какая-то невероятная сила бросила их в объятия друг друга. Они слились в долгом нежном поцелуе.

Поцелуе, от которого кружится голова и замирает сердце.

Постепенно их губы становились все жарче и нетерпеливее, огонь страсти вспыхнул и окатил волной их молодые разгоряченные тела.

Руки Сашки соскользнули с плеч девушки на талию, нежно сжали ее, потом опустились к бедрам и страстно охватили их. Сашка как будто заново изучал такое родное, такое до, боли знакомое девичье тело.

Алина возбужденно расстегивала рубашку на груди парня и, справившись наконец с пуговицами, жадно припала губами к теплому любимому телу, к этому восхитительному торсу, к этой могучей груди единственного в ее жизни мужчины, заснуть на которой, крепко прижавшись, — было для нее самым большим счастьем.

Но теперь ни о каком сне не могло быть и речи.

Она с жадностью истосковавшейся по ласке женщины целовала его мускулистую грудь, гладила его шею, волосы, спину.

Банда растворялся в ее ласках. Ноготки девушки нежно царапали спину, и сладостная дрожь пробегала по всему его телу. Дрожь желания, дрожь страсти. Он забыл обо всем на свете, держа в объятиях свою воплощенную мечту.

Сашка медленно развязал поясок ее халата и, раздвинув в стороны полы, наконец увидел ее всю, такую любимую, такую долгожданную. Увидел ее прекрасную крепкую грудь, тонкую талию, нежные округлые бедра, стройные ноги и жадно приник к ней губами.

Он целовал и целовал ее, покрывая поцелуями грудь, ее маленькие розовые соски, вдруг сделавшиеся такими твердыми, плечи, шею, лицо, волосы, руки. Она отвечала быстрыми и жгучими поцелуями, тесно прижимаясь к нему всем телом, всем своим существом. Банда почувствовал вдруг, как кружится у него голова. От счастья, от переполнявших его чувств. Если бы ему раньше сказали о том, что он способен испытывать такое, он бы ни за что не поверил. Такое могло быть только с ней, с Алиной.

Его руки уже не подчинялись воле и рассудку, они порывисто ласкали все ее тело, становясь все более нетерпеливыми, и вдруг, будто случайно, задержались на ее втянутом упругом животе и, скользнув ниже, проникли под тонкую, почти, неощутимую ткань маленьких трусиков. Ладонь коснулась небольшого пушистого холмика…

И Банда почувствовал, как судорожно рванулось ему навстречу тело Алины, как оно страстно прижалась к нему, как дрожь пробежала по ее бедрам. Он понял, что она уже сгорает от нетерпения.

Он схватил ее на руки, легко, как пушинку, в мгновение ока перенес через всю комнату и бережно уложил на постель.

Но в ту же секунду на нее, налетел вихрь. Смерч.

Тайфун. Ураган.

Банда сходил с ума. Он был страстен, он был нежен и мягок, он был силен и могуч. Он умирал в ней и возрождался снова, черпая силу в бездонных черных любимых глазах. Он что-то кричал и шептал, и она полностью отдавалась его страсти, отвечая такой же нежностью, таким же горением, такой же страстью…

Это безумство продолжалось почти всю ночь, и только под утро, когда серый рассвет слегка высветлил квадрат на задернутых шторах, Алина, уставшая и счастливая, заснула наконец на его груди, а Банда, выключив с помощью дистанционного пульта музыку, еще долго лежал, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить любимую, и думал, думал, думал…