"Чёрная Пешка" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Александр Николаевич)
ХОД 15
Хонти (полное государственное название – Достолавное Дело Хонтийского Народоправия) – ряд областей бывшей Континентальной империи, расположенных на побережье Лазурной Дуги. Представляет собой унитарную парламентскую республику, в состав которой входят 12 губерний и Столичный уезд. Столица – Зикку-Ирум («Город света») Правящая партия – Хонтийский Патриотический Союз Справедливости (ХПСС), образовавшаяся в результате слияния прежде враждовавших Хонтийской Унии Справедливости (ХУС) и Хонтийской Патриотической Лиги (ХПЛ).
По площади страна превышает размеры многих современных государств. Территория - 443,7 тыс. кв. верст. Население – 31 567 000 чел. Граничит: на востоке - с Пандеей, на юге – с территориями, недавно входившими в Государство Неизвестных Отцов. Протяженность границ - 5 104,56 верст. Протяженность границы Хонти и бывшей Отчизны - 1 196,64 верст. Протяженность сухопутного (речного, озерного) участка границы Хонти и Пандеи – 678 564, 3 версты.
Денежная единица –лугль («кусок», «обрубок»), соответствующая 0,0074 пандейской унции серебра.
Хонти - историческое название страны, которое впервые встречается ок. 440 лет назад применительно к части земель Прилазурья. Исторический смысл и судьба Хонти отражены уже в ее названии – «Хонти» - «находящаяся у края», «территория на отшибе». За всю свою историю Хонти (точнее, территории, занимаемые ныне этим государством) находилась под чьим-либо военно-политическим влиянием, протекторатом. Эта страна никогда не была независимой и суверенной. Хонти испытала на себе влияние различных культур и цивилизаций: на нынешней ее территории около двух тысяч лет назад существовали Иккурское царство, древние города-государства приморья (Шамар, Нин-Нута и др.); позднее большая часть территории входила в состав царства Гур-Ур. После серии продолжительных войн Континентальная империя по частям присоединяла хонтийские земли, заселенные родственными по происхождению, языку и культуре народностями. Уже после присоединения сформировался литературный хонтийский язык (розовая языковая семья), близкий к базовому языку Отчизны. Хонтийский язык отличается высокой степенью диалектного членения. Существует несколько групп так называемых литературных диалектов, на которых ведется обучение в школах, издается литература. Литературный хонтийский (хонти–га чату, «единый хонтийский») создан в конце прошлого столетия и несет в себе черты основных диалектных групп. Для жителей различных регионов Достолавного Дела Хонтийского Народоправия он является «общим языком», или наддиалектным койне. Любопытно, что этот язык воспринимается носителями многочисленных локальных хонтийских диалектов как искусственное средство общения.
До мировой войны губернии, входившие в состав теперешней Хонти обладали богатыми природными ресурсами, мощным промышленным потенциалом, солидной научно-технической базой. Структура национального дохода довоенной территории Хонти: промышленность - 50%, сельское хозяйство-26%, строительство-10%, транспорт и связь-6%.
В настоящее время западные области страны представляют собой относительно стабильный индустриальный регион с машиностроительным и транспортным производством, цветной металлургией. На Запад приходится почти половина разведанных запасов угля, там сосредоточена значительная часть богатых месторождений меди. Центральный регион - житница Хонти, дающая 96% зерновых, 88% сахарной свеклы. Восточная часть страны – аграрный регион с преобладанием животноводства, там же находится главная база энергетики – почти все гидроэлектростанции, тепловые ЭС и 3 из 4 атомных электростанций. Побережье Лазурной Дуги, регулярно опустошаемое ударами островитян, в хозяйственном отношении абсолютно не развито. Большой урон экономике южных областей нанесла кратковременная, но опустошительная агрессия Государства Неизвестных Отцов, отражённая с использованием атомного оружия.
Несмотря на свою исторически сложившуюся политическую несамостоятельность, после войны с Государством Неизвестных Отцов (впоследствии распавшимся) в Хонти активизировались тенденции политического суверенитета. Тем не менее, в современных государственных рамках невозможно рассматривать Славное Дело Хонтийского Народоправия как государство, имеющее геополитический смысл: у Хонти нет ни глобальной мощной, единой для всего государства культурной идеи, ни этнической исключительности, ни географической уникальности.
Поздней осенью рано темнеет, только если погода ненастная. Но сейчас не сеялась холодная водяная пыль, не дул пронизывающий ветер и непроницаемое серое небо медленнее, чем обычно утрачивало свечение, затягиваясь ровной темной пеленой.
Рыбак сидел на мостках, обхватив колени руками, равнодушно смотрел на полдюжины разноцветных поплавков. В зеленом жестяном ведре вяло агонизировала рыбья мелочь. В кармане брезентовой куртки с капюшоном глухо, но мелодично прозвенело. Рыболов вынул крупные серебряные часы, взглянул на циферблат и досадливо тряхнул головой. Не обращая внимания на то, что один из поплавков задрожал и принялся нырять, прошел по скрипучим мосткам на берег речушки и скрылся в ивняке.
Местность не радовала глаз: густой безлистный и непролазный кустарник перемежался с черным плотным ельником. В ямах скопились глубокие лужи, под ногами хлюпала вода, выжимаясь из толстого слоя палой, насквозь мокрой листвы и хвои. Рыбак, тем не менее, шел споро и уверенно, умудряясь не оставлять клочьев одежды на колючках. Несколько раз он замирал, откидывая капюшон, и прислушивался. Но никаких признаков, что поблизости находится еще кто-то, не было.
На большой поляне, куда, в конце концов, выбрался рыбак, сухие травинки начинали странно колыхаться, кланяясь в разные стороны. Сверху дуло все сильнее, усиливался ветер, устремлявшийся столбом сверху вниз. В нескольких десятках метров над верхушками деревьев на темно-сером фоне появилось продолговатое пятно. Оно быстро снижалось, приобретая очертания бесшумного скоростного глайдера «Лич», два года назад сконструированного по особому заказу КОМКОНа-2. Машина с негромким шелестом опустилась посередине поляны, вспугнув очумевшего зайца.
Рыбак трижды мигнул фонариком. Черная дверца глайдера всползла наверх, из машины выбрались пассажиры. Лунин был одет подобно подавляющему большинству хонтийских граждан: старенькое пальто, полосатая вязаная шапочка, черные брюки, заправленные в высокие бурые ботинки армейского образца. На Лоффенфельде был серый комбинезон с желтыми буквами латиницы на спине: "SARAХH-2".
-Приветствую, Тристан! – зычно произнес рыболов. – Здравствуй, Всеслав, рад снова встретиться!
-Здравствуйте, Лев, здравствуйте! – хлопотливо ответил Лоффенфельд, - Как всегда у нас в запасе гораздо меньше времени, чем хотелось бы. С Пешкой еще успеете наговориться, а пока будьте любезны, быстро следуйте в кабину и облепляйтесь датчиками. Ежемесячный контроль, батенька…
Всеслав остался один. Он покосился на глайдер, за стеклом которого виднелся профиль Абалкина-Гурона, уже опутанный проводами и контактными манипуляторами. Тристан прильнул к монитору и производил какие-то настройки.
Лунин прислушался к своим ощущениям и хмыкнул. У него возникло такое чувство, будто он вернулся из долгого-предолгого отпуска, проведенного в великолепном санатории на океанском берегу, под лучами яркого и ласкового солнца. Все там было замечательно: комфортно и удобно. И был санаторий вежлив, приветлив и предупредителен ко всем гостям, не делая различия, в равной мере оделяя всех и не забывая никого. А тут лежат непиленые-неколотые дрова, дверь и крыша требуют починки, а пол – покраски. Нет линии доставки, так что придется дважды в день топить печь, готовить на ней супы и каши. Никто за тебя не вымоет посуду, не будут усердные киберуборщики наводить идеальную чистоту. Все это так. Только вот ждут здесь не любого встречного-поперечного гостя, а именно тебя, хозяина. Всеми трещинами и некрашеными половицами этот мир нетерпеливо желал его и ничьего более появления и вот теперь радуется. Неумело ластится, трется о ногу, рокочуще мурлычет, словно пожилой кот.
-Вот даже как? Добро пожаловать, что ли? – озадаченно пробормотал Всеслав, -Ну-ну, тем лучше. Incipit vita nova[2].
Он подтянул лямки рюкзака, подхватил его на левое плечо, повернулся к глайдеру. Гурон и врач уже стояли рядом с машиной. Гурон заталкивал во внутренний карман серебристый пакет.
-Все в порядке. – удовлетворенно говорил Тристан. – Вы, Лёва, один из лучших подопечных, я вами доволен.
-Мгум… -хмуро ответил Гурон, поддергивая замок-«молнию» куртки под самый подбородок.
-Давайте прощаться на весь следующий месяц.
-Опасаюсь, что на более длительный срок. – мотнул головой Гурон. – С прибытия Пешки начинается операция «Штаб» и кто знает, на какое время мы с ним останемся без связи.
-Очень надеюсь, что ненадолго! – с несокрушимым оптимизмом возразил Тристан. Он крепко пожал руки Гурону и Чёрной Пешке, завалился в глубокое вишневое кресло в просторной кабине и включил автопилот. Машина грациозно оттолкнулась от земли и устремилась вверх. Прогрессоры помахали вслед.
-Пойдём к речке. – предложил Гурон, – Заберём снасти, оттуда прогуляемся до шоссе, там должен ждать автомобиль.
-Снасти? –удивился Всеслав.
-Ну, как же! Всякому известно, что второй секретарь уездного комитета ХПСС любит изредка порыбачить, причем не на специальных прудах, а на лоне природы, в укромных местечках, где рыбка прикормлена и где никто не мешает.
-Недурное прикрытие. –одобрил Лунин, - А госбезопасность ничего не подозревает?
-Еще чего! Недотепы и мои должники, держу их на коротком поводке. Береги лицо, здесь колючки…
Пешка с некоторой завистью отметил, что Абалкин за десять лет крайне изменился. Естественно, повзрослел, он стал выглядеть как-то крепче, основательнее. Однако, Лёвушка-Рёвушка превратился в Гурона не поэтому. Впереди Всеслава шел высококлассный прогрессор: ни единого лишнего движения, ловкость, собранность, сила. И необычайное чутье на постороннее внимание:
-Что спину взглядом трешь? – не оборачиваясь, спросил он.
-Оцениваю. – честно признался Лунин.
-И как?
-Великолепен. Без лести.
Гурон раздраженно фыркнул.
-Не влети с разгона в ручей, его под листвой в темноте не видно… -предупредил он. – Давай поговорим прямо сейчас. Позже в легковушке придется либо молчать, либо объясняться без слов. Семь подслушивающих «ушек» вляпано.
-А говоришь – «не подозревают».
-Так и есть, а «ушки» - казенная дань порядку. Каждый чиновник об этом прекрасно знает. Прослушивают всех. И количество устройств прослушивания определяется статусом должностного лица. Вроде ромбиков на погонах, хм... Я-то что – скромный бюрократ, а вот в служебном автомобиле моего начальника, первого секретаря, целая дюжина «ушек» под обивкой.
-Значит, чем успешнее карьера…
-Тем более тебя обихаживают контрразведчики. – подтвердил Гурон, -А теперь изложи-ка легенду, хочу проверить.
-Мне сорок пять, - скучно начал Всеслав, - родился в Столице Государства Неизвестных Отцов, детство прошло в Северо-Восточном Пригороде. Отец – шофер, погиб в автокатастрофе, когда мне было три года, его совершенно не помню. Мать – зоотехник в государственном хозяйстве №67, умерла двадцать лет назад. Никаких родственников больше нет. Окончил сначала восьмилетнюю, затем среднюю школу, поступил на обществоведческо-педагогический факультет университета. Учился отлично, за что сначала был поощрен отменой оплаты за учебу – потом стипендией. Разведен. Не судим. Не…
Вот еще один «сучок в полу», о который мне пришлось споткнуться, исследуя эту тему. Почему-то в архивах секции «Саракш» среди огромной груды всякого рода материалов нашлось совсем мало того, что помогло бы понять, как именно происходила легализация моего деда в Хонти. Полагаю, это объясняется тем, что, благодаря умелой поддержке Абалкина-Гурона все произошло как нельзя лучше. То есть вообще без осложнений. Кроме того, хонтийский эпизод в операции «Штаб» рассматривался всего лишь как подножка для решающего прыжка в Империю и хранение малоинтересной информации в архивах просто сочли лишним.
В.Лунин изобразил беженца из бывшей Отчизны, которые в то время тысячами пересекали границы Достолавного Дела Хонтийского Народоправия. Основную их массу хонтийцы отправляли в специально организованные «Поселки труда и жизни». Но по ходатайству Гурона, «случайно познакомившегося с незаурядным школьным преподава-телем-иммигрантом», для Лунина сделали исключение. Ему разрешили перебраться в уездный город, где секретарствовал Гурон, поселили в микроскопической комнатушке общежития и устроили канцеляристом-делопроизводителем в тамошнее отделение губернского института усовершенствования учителей.
Несколько месяцев он старательно и пунктуально выполнял свои новые обязанности. Дисциплинированно отмечался в управлении надзора за иммигрантами. Усердно готовил необходимые бумаги для принятия хонтийского гражданства и процедуры натурализации. Абсолютно ни в чем предосудительном замечен не был. Работал за четверых, как в институте, так и – «в дни общенародного трудового энтузиазма» – на овощехранилищах и разборке развалин уничтоженных войной кваталов. Жил на более чем скромные жалование и продовольственный паек. Неудовольствия своим положением не изъявлял. Им были довольны.
С Гуроном за это время он виделся мельком и всего дважды. Еще раз отмечу, что дружбы между прогрессорами не возникло. Прошлое знакомство они помнили, но не вспоминали. Действовали весьма слаженно, но их отношения не выходили за рамки тесного взаимодействия коллег, выполняющих общую задачу. При этом Всеслав сразу же согласился с ролью ведомого, охотно признав, что товарищ, хотя и младше, тем не менее, превосходит его и по оперативным качествам, и по практическим навыкам.
В марте 2170 г. Гурон в очередной раз посетил салон гаданий и предсказаний. Гадалка сообщила, что его переброска в Империю подготовлена. Ее доверенное лицо, опытный проводник «Ходуля» ожидает распоряжений. Гурон напомнил, что хочет познакомить прорицательницу с человеком, который, по его мнению, вполне мог бы составить ему компанию. Пророчица тут же протянула Гурону пригласительный билет.
Всеслав полулежал в удобном кресле белого дерева с мягкими плюшевыми подушками. Он без всякого труда подавил действие неизвестного снотворного, за полчаса до этого выпитого из хрустального кубка гадалки. Но сейчас притворялся засыпающим. На его голове красовалась нелепая позолоченная корона, в ободке которой Всеслав сразу же почувствовал встроенные мнемодатчики, очень похожие на сенсоры ментоскопа, однако все же другие.
Кожей Всеслав ощутил, как рядом с ним бесшумно возникла хозяйка салона. Она вкрадчиво прошептала:
-Как вы себя чувствуете, дорогой мой?
Гость мерно сопел.
Гадалка удовлетворенно кивнула и принялась проворно присоединять проводки к короне. Щелкнуло. Тихо загудело. Судя по звукам, в резном сундуке, украшенном мистическими изображениями были спрятаны ментоскоп и вычислитель. Всеслав расслабился и приступил к процедуре самогипноза. Началось состязание психики землянина и саракшианской техники.
Всеслав тихо замычал, повертел головой, открыл глаза, старательно изображая трудное пробуждение.
-Машшарахша!- пробормотал он, - Что это было?
Ему было совершенно очевидно, что хозяйка салона была в полнейшем замешательстве. Результаты обследования психики Всеслава, проведенного под видом магического ритуала, повергли ее в шок. Но сказывалась великолепная школа имперской разведки. Гадалка чарующе улыбнулась и проворковала:
-О, сударь мой! Волшебная корона – а она не ошибается! - указывает на вашу незаурядность и большие повороты к лучшему в судьбе. Не упустите же момента! Не хотели бы на днях еще раз осчастливить нас своим посещением?
-Отчего нет… - по-жал плечами Всеслав, осто-рожно снимая корону, которую прорицательница тут же спрятала под замок в мозаичную шкатулку. – Только честно сознаюсь, что с деньгами у меня…
-Ни слова больше! – возмутилась пророчица, - Ни о какой оплате не может быть речи! Это я окажусь перед вами в долгу, общаясь со столь интересным человеком!
Агент «Колдунья» – Центру
Сообщаю о готовности к отправке очередной группы. В ее составе - упомянутый мной ранее «Чиновник», а также выявленный вчера «Школяр». Обращаю на последнего особое внимание – интереснейший экземпляр. Поражает крайней нестандартностью реакций на базисное обследование.
Процедура переправки, пароли, место и срок встречи – обычные.
Прошу также снабдить меня для дальнейшей деятельности средствами, список которых передаст сопровождающий «Чиновника» и «Школяра» проводник. Через него же прошу передать то, что было затребовано мною в прошлый раз.
Колдунья
15 мая 2170 г. второй секретарь комитета ХПСС Ур-Ильского уезда (он же прогрессор Гурон) опять решил провести выходной на страстно любимой рыбалке. Он оформил разрешение на пользование служебным автомобилем и утром выехал из Ур-Иля.
В тот же день делопроизводитель губернского института усовершенствования учителей (он же прогрессор Чёрная Пешка) собрался на еженедельную ярмарку, чтобы купить рубашку и ботинки, а также запастись продуктами на будни. Об этом он сказал соседу по комнате, вздыхая, пересчитал немногие лугли в тощем кошельке и вышел из общежития.
На третьей версте пригородного тракта машина секретаря остановилась, очевидно, ему понадобилось пройти до лесопосадки. Оттуда он вернулся вместе с поджидавшим его там делопроизводителем. Они сели в автомобиль и, не проронив ни слова, доехали до реки.
Всеслав лежал на молодой травке и наблюдал за тем, как Гурон, чертыхаясь, распутывает леску:
-Помочь?
-Машшарахша! –рыкнул хонтийский партийный чиновник, - Лучше не лезь под руку. Пр-роклятые удочки!
В конце концов, удилища нависли над водой, а Гурон со злобным урчанием уселся на перевернутое ведро рядом.
-Вообще терпеть не могу рыбы. – проворчал он, – Зато окрестная кошачья общественность меня боготворит. Сегодня вечером опять будут ждать у крыльца. Всё им скармливаю .
Всеслав хмыкнул.
-Ну, кошки - кошками, однако, вернемся к делам. –сказал Гурон, -Времени у нас осталось - совсем ничего. Ходуля уже появился в городе, заходил к гадалке. Вскоре она пригласила меня в салон и устроила с ним встречу. Проводник предложил план перехода, который, как я понимаю, является для них стандартным и отлаженным чуть ли не до автоматизма. Ходуля доводит нас до приграничной полосы, там мы укрываемся в каких-то развалинах. В назначенный день и час прибывает имперская субмарина. Проводник передает нас с рук на руки островитянам и…
Я выслушал и предложил поправку к плану. Тащиться с Ходулей к побережью через всю Хонти, как ты понимаешь, нам нет никакого смысла. Поэтому я сообщил гадалке, что могу оформить для себя служебную командировку, а тебя взять в качестве сопровождающего. Доедем на поезде до самой закрытой зоны, там встретимся с проводником, который будет поджидать в условленном месте. Остаток пути до моря проделаем вместе, а дальше все пойдет по их схеме. Они согласились с большим удовольствием. В тот же вечер Ходуля отправился на запад. Полагаю, что он уже там, где надо.
Командировочные документы я выправил по всем правилам, но, разумеется, ни в каких поездах мы разъезжать не станем. Тем более, что у тебя от саракшианских железных дорог, вероятно, не лучшие воспоминания… Знаешь пустырь за мясокомбинатом?
-Да.
-Завтра ровно в полночь там опустится глайдер с базы «Саракш-2». На нем за час-полтора долетим до... Вот, посмотри по сканнер-карте… До этого перегона. Там должен ждать Ходуля. Потом - сюда пешком по диагонали, вот тут развязка, это - кладбище военной техники… Запомнил?
Черная Пешка медленно кивнул. Гурон щелкнул зажигалкой под уголком карты, подождал, пока бумага разгорится, бросил ее на уложенную под ветками бересту. Костерок затрещал, синие струйки потянулись вверх.
-Волнуешься?
-Не могу понять. – ответил Всеслав, - Наверное, да. Но, вероятно, следовало бы переживать как-то по-другому… Сильнее, что ли… Не знаю… А ты, гляжу, совершенно спокоен.
-Надоело. – неожиданно объявил Гурон, - Тошно. И все крепнет ощущение, что вся возня с проникновением в Империю никому по большому счету не нужна. Нашему руководству, имею в виду. Ты знаком с Сикорски?
Всеслав сел по-турецки и внимательно посмотрел на Гурона сквозь дымок. Такого разговора он не ожидал:
-Разумеется, о приятельстве речь не идет, но несколько раз виделись. Давно.
-Можно ли считать, что Рудольф все годы после отъезда с Саракша в прежней мере интересуется делами на планете? Ашкара[4]…
-Н-нет… Пожалуй, совершенно равнодушен. – признал Всеслав.
-Можешь ли сказать, что КОМКОНу-2 в целом нужны какие-то акции на Саракше вообще и в Островной империи, в частности?
-Думаю, наоборот, секция «Саракш» будет сокращаться, если вообще сохранится. Правда, Геннадий Юрьевич Комов, по слухам, намерен расширять программу исследования голованов. Но это проходит не по нашему ведомству, а по КОМКОНу-1…
-Ах, вот даже как! Голованов? Сам Комов? Расширять? – недобро поразился Гурон. – Не знал. Надо запомнить…
-Но, похоже, кроме собачьих изысканий ничего не предвидится.
-Они не собаки. – поправил Гурон, -Значит, насколько я понял, Саракш нашим командирам прискучил? Прогулка Каммерера еще двенадцать лет назад внесла окончательную ясность, а? Тогда зачем же сейчас огород городить с операцией «Штаб» и выпихивать нас на Архипелаги?
-Давай раз и навсегда определимся, - предложил Всеслав, - меня никто не «выпихивал». Можно сказать, это я вынудил себя «выпихнуть».
-Да ну? – поразился Гурон, -Чего только во Вселенной не бывает… Но это все равно не снимает вопроса: нужна ли операция «Штаб»? Если необходима, то для чего? Кому? Двигают нас, Пешка, словно... хм... словно пешек, с клетки на клетку, а смысла партии не видно. Нет, пешка не намерена философствовать о смыслах и тайнах высоких материй, просто объясните ей, пешке, что будет, когда она дойдет до конца и сверху прозвучит слово «мат». Добились успеха? Хорошо, отлично, великолепно! В чем он, этот успех?
-Боюсь, что обратился не по адресу. –флегматично ответил Всеслав, - Это тебе к самому Экселенцу на прием надо. А мною движут сугубо эгоистичные побуждения – хочу быть здесь.
-Бог в помощь. А что касается аудиенции у Сикорски – следует, сле-дует поразмышлять.
-«Должностная эти-ка КОМКОНа-2 действительно является подмножеством базовой этики социума - но подмножеством, в котором отсутствует, по крайней мере, одно положение - "я живу в обществе и должен руководствоваться всеми его этическими нормами". Оно заменено положением "я помогаю обществу жить нормальной жизнью, и ради этого могу пренебречь некоторыми его этическими нормами". Повторяю - это не этика социума, это этика в значительной степени внесоциальная в той - же степени, в какой внесоциальны контролирующие социум организации, то есть тот же КОМКОН-2»[5] . – задумчиво процитировал Лунин.
-Понимаю, что ты хочешь сказать. Но принять не могу...
-Не мое. – отрицательно покачал головой Всеслав. –Из статьи Исаака Бромберга, сборник «Red Peace and Global Truth», не то прошлого, не то позапрошлого года издания.
-B БВИ?
-Нет. Печатное издание.
-Кстати о БВИ. Слушай, Пешка, ты никогда не задумывался, насколько реальна возможность ввода в БВИ заведомо ложной информации... Есть же в Большом Всепланетном Информатории система разных уровней допуска. Это вот - для избранных, это - для прочих, но всю картинку, наверное, не получает никто. Не зря ведь, по слухам, в архиве Странника лежат древние… ммм, как их… заккуpапии… - Гурон сморщился, пощелкал пальцами, вспоминая перевод хонтийского слова, -А, вспомнил, ну, папки же для бумаг! А сам он с музейным портфелем таскается – заккуpапия и портфель, они, того, понадежнее будут, чем электронная память БВИ: в той подправят и не узнаешь, как оно там на самом деле…
-Пожалуй… - озадаченно ответил Лунин. – А что это вдруг тебя озаботило?
-Не «вдруг». И не только это. Ладно, замнем проблему, все равно ни до чего доброго не договоримся. Есть хочешь?
-С моими доходами бедного писаря - и не хотеть! – фыркнул Всеслав, - это у вас, партийных бюрократов разносолы на столах.
-Бутерброды на заднем сиденье. Все – твои. Делюсь с трудящейся интеллигенцией. Лопай, не стесняясь, к завтрашней полуночи ты должен быть энергичен и силен.
Лунин стоял с рюкзаком за спиной на разбитой бетонной плите и слушал, как опускается глайдер. За полгода глаза уже привыкли к непроглядности саракшианских ночей, но все равно было очень неприятно напрягать зрение, чтобы различить силуэт «Лича». Поэтому Всеслав даже не открывал глаз. На слух ему казалось, что глайдер садится чересчур неспешно, и он старался представить себе, как это происходило бы днем. Получалось очень неплохо. Тогда он безуспешно попытался вообразить, как «Лич» снижается на Земле. Шипение стало громче, глайдер развернулся бортом к пустырю, осел сразу сажени на две и замер на вершине мусорного холма. Двигатель стих, Гурон и Пешка стали вскарабкиваться вверх по склону. Дверца глайдера скользнула под крышу, в кабине загорелся свет.
-Выключить! – мгновенно скомандовал Гурон и панель испуганно погасла.
Прогрессоры устроились на задних креслах, кабина закрылась, глайдер выдвинул стреловидные крылья. Внезапно машина стремительно подскочила и понеслась круто вверх, так, что у Всеслава подкатил к горлу кислый жесткий комок, а тело стало тяжелым и недвижным.
-Что за дела?! – возмутился он.
-Очевидно, датчики засекли чье-то приближение, – с трудом пояснил Гурон, - вот и ускоряемся.
-Ничего себе, ускореньице!
«Лич» выровнялся, бесшумно устремился вперед. Засветились экраны панорамного обзора. На западе было совершенно темно, а на востоке проступила россыпь огоньков. Они вспыхивали вразброс, хаотично, но постепенно сливались в линии – улицы Ур-Иля. Город скрывался в чернильном мраке, огни уже не пробивались сквозь тьму. Вокруг пребывало чугунное небо. Без конца и края, без низа и верха, густо-серое, фосфоресцирующее. Потом началась сизо-фиолетовая стратосфера. А машина все летела вверх и вверх. Только когда смутный клубок света вверху начал напоминать диск Тристара, когда прямо по курсу робко блеснула первая звезда, глайдер прекратил маневры и понесся на запад. В это время окружающая мгла выпустила из себя оранжевую полную луну. Тристар казался таким близким, добродушным и солидным, так ясно вырисовывались все его «океаны» и «материки», что смотреть на саракшианскую луну казалось сущим наслаждением.
Все было так иллюзорно и так необычно и в то же время безмятежно-спокойно, что уже не верилось, что глайдер стремительно несется, а не стоит на месте, что внизу лежит Саракш, и невообразимо далеко есть еще Земля, и что на обеих планетах есть города, леса, реки... Всеслав наслаждался комфортом, покоем и тишиной. Он невообразимо утомился за последние суматошные дни.
-Соскучился по солнцу и луне. –внезапно сказал Гурон. – По звездам - тоже. Скоро забуду, как они выглядят.
-А на Гиганде, на Надежде, что - солнца и звезд не видел?
-Ты не понимаешь. Там – все чужое, не наше…
Некоторое время они молчали.
-Даже если все пройдет благополучно, - вновь заговорил Гурон, - мы окажемся без связи. Причем неизвестно, на какое время.
«Да,- подумал Лунин,- без связи». Насколько все-таки проще было разведчикам, работавшим с доиндустриальными цивилизациями. Для них искусные мастера КОМКОНа-2 монтировали передатчики и приемники в браслеты и медальоны, диадемы и эфесы мечей. Хоть весь увешивайся, словно новогодняя елка игрушками. На Саракше же контрразведки аборигенов в два счета обнаружили бы любое устройство. Более того, медосмотр, произведенный саракшианскими врачами, при помощи зауряднейшей рентгеноскопии тут же выявил бы имплантат в теле обследуемого. Поэтому никаких (!) средств связи для Гурона и Пешки не предусматривалось. Орбитальным средствам инфракрасного сканирования сверхвысокой точности, сосредоточенным, прежде всего, на станции «Саракш-1», предстояло постоянно держать в поле зрения все острова и ожидать, спустя месяц после перемещения прогрессоров на Архипелаги, условленного визуального знака, означающего успех внедрения и готовность в данном районе принять связного. Для Пешки это был большой костер в форме пятилучевой звезды. Гурону же предстояло просигналить зажжением символа в виде квадрата, перечеркнутого диагоналями. Идея принадлежала Всеславу: «При всем хитроумии служб имперской госбезопасности им и в голову не придет, что НАВЕРХУ имеется нечто такое, чему можно сигнализировать, притом столь примитивным способом!»
-А вот что будет, - неожиданно сказал Гурон, - если мы сейчас отключим автопилот, развернем глайдер, возьмем курс на северный полюс, долетим до «Саракша-2» и откажемся участвовать в операции «Штаб»?
-Что случилось? – изумился Лунин.
-Пока - ничего… –буркнул Гурон. – Капитана на рее не повесим и Веселого Роджера на мачте не поднимем. Мне чисто теоретически любопытно представить, как на это среагировало бы руководство.
-Восприняло бы отказ с удивлением, пониманием и сочувствием, вернуло бы нас на Землю…
-Полагаешь?
-А какие могут быть варианты? – Всеслав подумал, пожал плечами, - Ну, может быть, перед тем подержало бы на Пандоре, напустило бы врачей с психологами. Осторожно и бережно выяснило причины срыва операции, в любом случае сочло бы их уважительными... Что еще? Не знаю…
-Ну-ну…
Разговор прервался и в течение всего полета больше не возобновлялся. Через полтора часа свист двигателей стал шепелявым, глайдер перешел на высотное барражирование над местом предполагаемой посадки. Бортовой вычислитель глайдера связался с «Саракшем-1» и запросил последнюю по времени информацию. На экране появилась карта, на которой присутствие людей в обследованном районе должно было обозначаться оранжевым цветом. Ни одна рыжая точка на карте не мерцала. Гурон удовлетворенно кивнул. Машина по спирали с сужающимися витками пошла на посадку. Окна вновь заволокло черно-серой пеленой. Нос глайдера чуть приподнялся, из днища выдвинулись опорные полозья и беззвучно ткнулись в песок.
-Полiт закiнчено. –сообщил вычислитель. –Якi накази? [6]
Помедлив несколько секунд, Гурон сказал:
-После высадки пассажиров – автоматическое возвращение на базу. Режим – полная радионевидимость.
-Гаразд.
Всеслав настраивал себя на двухчасовой сон, но с неудовольствием отметил, что проснулся раньше. Гурон, впрочем, не спал вообще. Он сидел, прислонившись к кирпичной стене и задумчиво вертел в руках маленький компас.
Когда-то это было двуэтажное строение. Не жилой дом, а, скорее, какое-то служебное помещение. От него сохранились лишь бревенчатые стены и фрагменты крыши. Через гребенку обрушенных балок начинало по-утреннему сереть небо. Вдоль стен росли пучки слабоядовитых малиновых грибов. На гнилых досках пола, сохранившихся местами, чернели смердящие кучки.
-Провоняем тут. – равнодушно сказал Всеслав. – Такое чувство, что в эти развалины сбегается гадить все Хонти. Что, не нашлось лучшего места, чтобы провести остаток ночи?
-Не я выбирал. Здесь мы должны встретиться с Ходулей.
-Ах, так это проводник развлекается? Ну, тогда ладно, потерпим, Должен же и он получить интеллектуальное и эмоциональное наслаждения от осознания того, что его подопечные сидят в смраде.
-Кстати, он уже давно наслаждается. –заметил Гурон. –Сидит вон в том в кустарнике и размышляет, здесь ли мы.
-С чего ты взял?
-Около сорока минут назад в темноте что-то пошевелилось. На зверя не похоже. Потом, как начало светать, в нашу сторону поблескивали стеклышки бинокля. Дадим ему знак, пусть подходит.
Не вставая, Гурон поднял сломанную доску и потыкал в пласт штукатурки, висящий на куске электропроводки. Тот мерно закачался в оконном проеме.
-А вдруг это не Ходуля? Вдруг пограничники?
-Он.- спокойно ответил Гурон и Лунин в который раз с уважением подумал, что бывший малёк Левушка-Ревушка очень изменился, став прогрессором высшей пробы.
В дверном проеме бесшумно материализовался широкоплечий крепыш в видавшей виды рыжей кожаной куртке и старой кепке. Через плечо переброшен бурый вещмешок, в руке поблескивает автоматический пистолет. Грубое темное лицо с большим давно небритым квадратным подбородком, маленькими серыми глазками, смотрящими пристально и вместе с тем совершенно безразлично, словно на бродячего пса, влезшего куда не положено.
-Доброе утро, Ходуля. –сказал Гурон.
Глазки проводника прищурились.
-Доехали поездом, значится? – прогудел он, -Не передумали дальше?
-Здравствуйте, Ходуля. – жизнерадостно улыбнулся Лунин. Проводник перевел взгляд на него:
-А, тот, второй, значится…
-Ага, ага! – дурашливо закивал Всеслав, -Значится, я. Как хорошо, что мы такие пунктуальные! Присаживайтесь: посидим, подышим. Ароматно тут и, опять же, славное утро. Правда ведь?
На кирпичном лице проводника не обозначилось ни одной эмоции.
-Впереди - никого, – сказал он. – Можно от перегона до кладбища. Делать, что скажу, а если не так, жаловаться некому. Тут вам не там, тут вас рассуждать не будут.
Всеслав с благоговением выслушал тираду и тайком показал зевающему Гурону поднятый вверх большой палец.
Ходуля вышел из развалин, огляделся по сторонам и направился к лесопосадке.
Прогрессоры подхватили рюкзаки и последовали за ним.
За весеннюю ночь лесопосадка основательно отсырела, и скоро всем стало холодно. Особенно досаждала молодая травка, покрытая мелкой серебряной росой. Всеслав был в армейских сапогах, а вот сквозь шнуровку Гуроновых ботинок холодная сырость лезла совершенно беспрепятственно. Под ногами хлюпало, но уже не досаждали ни комары, ни мелкий гнус. Лесополоса осталась позади. Потом они пошли гуськом по сгнившим шпалам железнодорожной насыпи, с которой были содраны рельсы. Всеслав шел вторым и смотрел, как высыхают на кожаной куртке Ходули капельки сизого тумана. Проводник двигался легко, будто не было томительной ночи и беспокойного пережидания пограничных патрулей. Он был великолепно натасканным механизмом для выполнения своего нелегального дела, но было бы бессмысленно ожидать от него чего- либо другого, еще более нелепо, чем требовать от киберуборщика чтения Шекспира вслух. Ходуля механически посматривал по сторонам, но, судя по нему, все было вроде бы спокойно.
Плотный туман сворачивался, словно кислое молоко в кипятке и скатывался по обе стороны насыпи. Но он не собирался так просто сдаваться и кое-где налезал на рельсы густыми струями, так что там приходилось идти по колено в неспешно шевелящейся мути. Пахло мокрой травой, гнилыми шпалами и дегтем, грибами, ржавчиной. Внизу мало что было видно, кроме тумана, но Лунин догадывался, что налево и направо тянется обычная для этих мест слабовсхолмленная равнина с галечными россыпями, и мелкими оврагами. А слева за равниной во мгле должны прятаться невысокие обрывистые сопки.
Чуть дальше насыпь приметно шла вниз и полностью скрывалась в тумане. Они вошли в белые струи по пояс, потом с головой. И там, в мути, что-то было. Крупное. Недвижное. Не опасное. Действительно, Ходуля постучал подобранной палкой по чему-то металлическому, обошел его слева и вновь вернулся на дорожку из гнилых шпал. Перед Луниным сквозь белесую пелену проступил ряд пустых окон в остове ржавого автобуса. На проржавевшем боку смутно выделялась облупленная трехцветная эмблема хонтийских служб быта.
Светало. Туман усердно оседал росой и исчезал. На насыпи его не стало совсем, а по краям сизая непроглядность истончалась, проявлялись округлые зеленые вершины холмов. Между холмами местами уже можно был пеструю поверхность болотец, окаймленных низеньким хилым камышом. На горизонте, за холмами, показались зализанные вершины гор, и небо над ними было по саракшианским меркам «ясное» – ярко-серое с перламутровым отливом.
Ходуля резко изменил направление, свернув направо к унылому пространству, засыпанному кремневой щебенкой.
-Вперед, - негромко хрипнул он и, не дожидаясь, пока Пешка и Гурон догонят его, сбежал с насыпи. Теперь они шли параллельно ей. С каждым шагом трава под ногами становилась гуще и ниже, так что через четверть часа тройка шагала уже по зеленому упругому ковру.
-Тпру! - сказал Ходуля и сбросил вещмешок. – Короче, садитесь. Передышка всем. Можете курить.
Всеслав полез в рюкзак, расстегнул пуговицы на кармане, добыл газетный сверток и старый термос.
-Кто хочет хлеба с копченым салом?
Ходуля дымил дешевой сигаретой и проигнорировал предложение. Гурон согласно кивнул, выбрал бутерброд и принялся жевать: –Вкусно.
Всеслав протянул ему термосную крышку-стаканчик с горячим кофе.
Ходуля: Не свезло с погодой им, двум этим. Дождь пошел. И вот чего непонятно-то: который помоложе и покрупней, говорит: «Сейчас дождь будет». Другой – старше и хилее – не верит: «Дождь?» Младший уточняет: «Через десять минут. Плюс-минус две». Ну, в натуре, и полило аккурат в назначенное время. Машшарахша, колдуны какие что ли, вроде моей хозяйки из Ур-Иля? Ну, ежели чародеи, тогда ясно, с чего она за их проводку цену назначила чуть не вдвое больше, чем за остальных платила. Только зря, по-моему, они в Империю-то наладились. Начнут их там вскрывать да смотреть, как внутри устроены и где их ведьмачества упрятаны. Да, впрочем, и пёс с ними, мне-то что, коли уплочено. Дело мое ходульное: туда-сюда…
(Теплый весенний ливень. Гроза на Саракше с точки зрения землянина - странная. Из-за особенностей атмосферы гром не бухает и не грохочет, а басовито трещит и повизгивает. Молнии видны очень редко. Вода пропитала одежду, на обуви налипло по пуду грязищи. Дорог в приграничной зоне нет. Исчезли с началом набегов островитян. Есть расхлябанные колеи, заполненные то едкой пылью, то – как сейчас - жидкой грязью. Желтый камыш кругом. Вот в камыше открылось ровное овальное зеркало черной воды, посреди которого вонял ворох подозрительного тряпья. Опять камыш. Относительно сухой и чистый холмик с деревом посредине. Греющиеся ужи порскнули в воду. На холмике – разбитый миномет, завязший по самые ступицы.)
Ходуля: Хы, остановились. Увидели, значится. Ну, висит на дереве голый жмурик со связанными руками. Ну, язык высунул. Ну, почернел. И чего? Бывает. Теперь реже, чем в гражданскую, однако бывает. Сказать им, что можно, мол, остановиться под деревом да перекусить? Шутка юмора. Ххы! Не, не остановились, мимо прошли. И пусть их, больно надо связываться. Младшему верзиле вон предложил вчера поразмяться малость, так тот сначала отнекивался-отнекивался, потом встал в боевую стойку, а дальше… дальше, машшарахша, ну, ничего не помню… Завертелось все перед глазами, искры посыпались, глядь – мордой в подорожнике валяюсь, млею. А с виду-то он вроде нескладный. Ну их…
(Дождь прекратился. Скользкая тропинка вела вверх по склону, петляя меж кустов и деревьев. Впереди маячила черепичная крыша башнеобразной постройки. Последним испытанием оказались высокие, почти в рост человека, папоротники. Очевидно, они приняли на себя все мыслимые небесные осадки и с величайшим усилием сохраняли воду на резных листьях, чтобы дождаться путников и прицельно облить их. Каждую успешно попавшую за шиворот струйку Лунин встречал изысканным сквернословием на блатном жаргоне базового языка.)
Ходуля: Ага, хижина сбоку. Известная донельзя. Сколько раз проходил – все удивляюсь, откуда такое. Дом круглый, стены - плетень, окошек нету. А у входа чего не понашвыряно - черепки, железки ржавые, гнилые деревянные лопаты и колья. Все травой заросло. Крыша когда-то соломенной была, потом истлела, ветром туда семян травяных нашвыряло, проросли. Так что вместо крыши – зеленая дерновая шапка. Внутрь я ни разу не заглядывал и не хочу. Даже если кто скажет, что там сокровища самого князя Гур-Шуша зарыты. Ну, все, за поворотом - ограда будет, дошли, значится.
(На возвышенности стояла старинная постройка. Лет шестьсот назад здесь основали нечто среднее между монастырем и маяком. На верхнем этаже высокой башни горел огонь, видный издалека как с моря, так и со стороны суши. Этажом ниже гудел большой колокол. Башню обступали спальни «отцов-путеуказателей», пекарни и кузницы, прочие хозяйственные сооружения. Двор обнесен каменной оградой и даже рвом. Строили тогда на века, даже сейчас все было в весьма приличном состоянии.)
Ходуля: У младшего, который насчет подраться не промах, нюх точно собачий. Учуял он чего-то. Даже раньше меня. Остановился, руку молча задрал. Классный бы из него проводник вышел, конкретный. Ну и мне тоже почудилось, что кто-то тут побывал. Чего там и где – не могу скумекать, а вот скребет на душе и все тут. Постолбели у ворот малость да и вперлись с бережением. «Пахнет морем». –сказал тот, что помладше и поздоровше. Другой кивнул в согласии. А чего бы не пахнуть? Море – вон оно, влезь на ту дурилу каменную да глазей на здоровье в бинокль на воду. Сподручно так, все видно, как у дервиша пандейского на лысине. Ихняя лодка имперская всплывает, ракеты выбрасывает, я ракетами отвечаю, баранов своих вывожу на берег. Мне офицеры пароль, я им пароль. «Конвой сдан!» - «Конвой принят!» И шабаш, в натуре, разбежались, подальше от этих головорезов подводных…
Ходуля, Пешка и Гурон стояли посреди угрюмого вида комнаты в цоколе маяка-колокольни.
-Ждать станем. – объявил проводник и ткнул грязным пальцем вверх. Прогрессоры посмотрели. В потолке светлело квадратное отверстие.
-Высокохонько. – с уважением сказал Гурон.
-И лестницы нет. – добавил Всеслав.
-На кой? – спросил Ходуля. Он прощупал каменную стену, пересчитал, трижды, ошибаясь, камни в ряду. Подцепив один из них, вывернул из гнезда. В тайнике оказались топорик, котелок, какие-то свертки и бухта капронового каната с четырехлапой «кошкой». Проводник раскрутил и метнул «кошку». С третьей попытки железные зубья зацепились за края отверстия.
Проводник с неожиданным проворством взвился по канату.
-Ну там? – послышался его голос сверху.
-Нас приглашают. – вздохнул Лунин.
Гурон последовал примеру Ходули.
-А теперь обвяжись вокруг пояса. - приказал он, глядя вниз.
Всеслав был втянут, канат тут же убрали. На втором этаже можно было разместиться с относительным удобством: там имели место деревянные лежанки, камин, внушительная поленница березовых дров. Темная лестница без перил вела на третий уровень.
-Надежно тут. – заверил Ходуля. –Никто сроду не забирался. Вниз спускаться никогда не будем. Только сразу хворосту быстро насобираем на растопку, и все… А одному постоянно на чердаке надо дежурить, море обсматривать. Бинокля есть?
Гурон протянул проводнику кожаный футляр.
-Во вещь!– поразился тот. – Ух, ты! Как на пароход садиться станете, задари, а? Там все равно не пригодится, а если надо будет, даже получше надыбаешь.
-Подарю. -пообещал Гурон.
-Ништяк! Дуйте за хворостом.
У двери поварской Всеслав понял, что его беспокоит. К морскому бризу тут примешивался запах. Солоноватый, тяжелый, неприятный. И исходил он именно отсюда. Оставив вязанку сухих веток у входа и щелкнув предохранителем «Зурука», Лунин осторожно сошел по известняковым ступеням.
-Ты там? – спросил снаружи Гурон. –Эй, Пешка, слышишь?
За спиной послышались шаги. Впервые за все время Гурону изменила безукоризненная реакция и он ткнулся в спину окаменевшего Лунина.
На каменном полу поварской растеклась огромная багровая лужа. Над ней, привязанное за ноги к потолочному крюку свисало человеческое тело. Без клочка кожи.
Примечания:
[1] БВИ. (GPI:\\H-3308-ParHist - GeoPol-111-Saraksh\GP\NHE\Archiv\11\p555)
[2] Начинается новая жизнь (латинск.).
[3] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\\СС2-Archiv files\volume0655\file8365\p111) Расшифрован.
[4] В натуре (иврит, сленг).
[5] Isaac Bromberg, You and Me, "Red Peace and Global Truth", v.2, Ottawa, 2169, p.66
[6] Полет завершен. Каковы распоряжения?
 |
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |