"Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Глава 23 Заседание беллетриции номер 40320

Ньюхена похоронили в Текстовом море. Были только приглашенные, так что Хэвишем присутствовала, а я нет. Места Перкинса и Ньюхена заняли генераты класса А9 и некоторое время изображали их в продолжениях – дешевых книжечках в бумажном переплете из серии «книга месяца». Когда тело Ньюхена погрузили в море, где оно рассыпалось на буквы, Глашатай прозвонил в свой колокольчик и произнес краткую надгробную речь в честь обоих. По мнению Хэвишем, вышло очень трогательно. Но главная ирония заключалась в том, что подарочное издание сериала о Перкинсе и Ньюхене уже готовилось, однако ни один из них об этом так и не узнал. ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ Беллетрицейские хроники

Все утро я чувствовала себя усталой и выжатой как лимон. Когда я встала, бабушка еще крепко спала и громко храпела, держа на коленях Пиквик. Я сварила кофе и сидела на кухне, читая «Подвижную литеру» и чувствуя себя из рук вон плохо, когда в дверь тихо постучали. Я слишком резко подняла голову, и в висках сразу же болезненно засвербило.

– Да? – откликнулась я.

– Это доктор Фнорп, наставник Лолы и Рэндольфа.

Я открыла дверь, проверила удостоверение и впустила его. Это был очень высокий человечек. У него были темные блондинистые волосы. Он говорил с заметным акцентом совершенно чисто и абсолютно незаметно прихрамывал. Он был генератом генератов – всем для всех.

– Кофе?

– Спасибо, – ответил он и добавил: – Ах-ха! – когда увидел, какую статью я читаю. – С каждым годом все больше номинаций!

Речь шла о Букверовской премии, которую, как я уже говорила, спонсировала программа СуперСлово™.

– Самый тупой шекспировский персонаж, – прочел он. – Эту получит Отелло, как пить дать. Вы собираетесь на церемонию?

– Меня просили представлять одну из номинаций, – ответила я. – Похоже, это единственная привилегия, которая полагается новоиспеченному беллетрицейскому.

– Да что вы говорите? – отозвался он. – Впервые будут присутствовать все генераты. Придется объявить в колледже выходной.

– Чем я могу вам помочь?

– Понимаете, – начал он, – Лола на этой неделе каждый день опаздывает, постоянно болтает в классе, сбивает с пути других девушек, курит, ругается, попалась на попытке изготовить самогон в школьной лаборатории. Она не уважает начальство и переспала почти со всеми одноклассниками.

– Ужас какой! – сказала я. – И что нам делать?

– Делать? – ответил Фнорп. – Ничего мы делать не будем. Лола замечательно получилась, так здорово, что мы готовим ее на главную роль в «Девушки начинают первыми», романтической комедии листов на тридцать. На самом деле меня тревожит Рэндольф.

– Понятно… А в чем дело?

– Видите ли, он слишком несерьезно относится к обучению. Он неглуп – я мог бы перевести его в А4, будь он чуть повнимательнее. Привлекательная внешность может стоить ему карьеры. Будучи пятидесяти лет с небольшим и принадлежа к архетипу «утонченный середняк», он, как мне кажется, считает, что ему не нужно особенной глубины. Он думает, что обойдется хорошим описательным пассажем при появлении и сможет потом бить баклуши.

– И все это из-за…

– Я просто хочу добиться для него лучшей участи, – вздохнул доктор Фнорп, который, несомненно, искренне болел за своих учеников. – Он дважды провалил экзамены на категорию В. Еще один провал – и он останется всего лишь проходным персонажем с парой реплик, да и то если повезет.

– Может, он этого и хочет, – предположила я. – Не всем же становиться А – просто места не хватит.

– Вот в этом беда нашей системы, – с горечью сказал доктор Фнорп. – Будь второстепенные персонажи глубже, это обогатило бы литературу в целом. Я хочу, чтобы мои студенты вдохнули жизнь уже в персонажи категории С.

Я поняла его. Даже при моем относительном невежестве я ощущала нехватку полнокровных персонажей. Беда в том, что из соображений экономии Совет жанров уже более тридцати лет проводил политику минимальных требований к генератам.

– Они боятся мятежа, – тихо сказал доктор. – СЖ выгодно, чтобы генераты оставались тупыми. Простаками легко управлять, но ведь все это за счет Книгомирья!

– Так чего вы от меня хотите?

– Ну, – вздохнул Фнорп, допивая кофе, – поговорите с Рэндольфом и посмотрите, не удастся ли вам повлиять на него. Постарайтесь выяснить, с чего он так уперся.

Я обещала попробовать и проводила его до двери.


Рэндольфа я обнаружила спящим в обнимку с подушкой. Лола по-прежнему торчала у Немо. Ее фотография стояла на столике рядом с кроватью. Нерадивый генерат тихонько посапывал. Я крадучись вышла и постучала в дверь.

– Вйдитьххх, – послышался сонный голос.

– Мне надо прогнать один из моторов, – сказала я. – Вы мне не поможете?

Послышался грохот – он скатился с постели. Я улыбнулась и с чашкой кофе в руке поднялась на палубу.


Мэри просила меня периодически прогонять третий мотор и написала памятку, как это делать. Я не умела летать, но в моторах кое-что смыслила, просто мне требовался повод для разговора с Рэндольфом. Я села в кресло пилота и бросила взгляд вдоль крыла на мотор. Кожух отсутствовал, и большая «звезда» мотора была покрыта маслом и грязью. Дождей здесь не бывало, что имело свои преимущества, хотя и вещи тут не старились, так что ничего не случилось бы, если бы их полило водичкой. Я сверилась с памяткой. Мотор сначала полагалось запустить вручную, а мне это не слишком улыбалось, поэтому я выгнала на крыло слегка недовольного Рэндольфа.

– И сколько раз? – спросил генерат, вращая мотор при помощи пропущенной через кожух заводной рукоятки.

– Двух должно хватить, – ответила я, и через десять минут он вернулся, распаренный и взмокший от усилий.

– А теперь что?

Он вдруг заинтересовался процессом. В конце концов, заводить большие звездообразные двигатели – типично мужское занятие.

– Прочти, – сказала я, передавая ему памятку.

– «Включить подачу топлива, не включая зажигания», – прочел он.

– Сделано.

– «Выставить винт на полный шаг и приоткрыть дроссель на дюйм».

Я сражалась с соответствующими рычагами, торчащими из маленького гнезда в центральной консоли.

– Готово. Тут утром мистер Фнорп заходил.

– «Открыть жалюзи карбюратора, выставить смесь на холостой ход». И чего этот старый хрен говорил?

Я открыла жалюзи и потянула рычаг подачи смеси.

– Он сказал, что ты мог бы показать себя куда лучше, чем сейчас. Что дальше?

– «Включить топливный насос и ждать, пока не погаснет сигнальная лампочка».

– Как думаешь, где тумблер?

Мы нашли его – он как-то неудачно располагался у нас над головой позади приборной доски. Рэндольф включил насос.

– Не хочу быть глубоким персонажем, – сказал он. – Для счастья мне вполне хватило бы роли наставника средних лет или чего-нибудь в этом роде, но только в «Девушки начинают первыми».

– Это не тот роман, в котором будет работать Лола?

– Да? – ответил он, неумело изображая удивление. – Я и не знал.

– Ладно, – сказала я, когда топливо пошло и лампочка загорелась, – теперь что?

– «Установить переключатель на нужный мотор и качать ручную помпу, пока система подачи топлива не заполнится».

Я медленно принялась качать помпу. В воздухе запахло авиационным бензином.

– Что это у вас с Лолой за любовь-ненависть?

– О, с этим покончено, – отмахнулся он. – Она встречается с каким-то парнем на занятиях по классу главных персонажей.

Я перестала поворачивать тумблер, когда ощутила сопротивление.

– Так. Давление в системе есть. Что дальше?

– «Включить зажигание и пусковую катушку зажигания».

– Готово.

– «Нажать стартер и, когда мотор заработает, включить зажигание». А смысл?

– Посмотрим.

Я нажала кнопку стартера, и винт начал медленно вращаться. Рэндольф включил зажигание, мотор чихнул, потом еще раз, выпустив большое черное облако дыма. Несколько водяных птиц, кормившихся на мелководье, взмыли в воздух, когда мотор вроде бы заглох, затем снова пошел и затарахтел уже более равномерно, отзываясь в корпусе глухим рычанием, стонами и скрипом. Я отпустила стартовую кнопку, а Рэндольф – заводную ручку. Мотор вышел на стабильный уровень, я переключила его на режим автоматического обогащения смеси, давление масла начало подниматься. Я сбросила газ и улыбнулась Рэндольфу, который тоже ответил мне улыбкой.

– Ты встречаешься с кем-нибудь? – спросила я.

– Нет.

Он посмотрел на меня своими огромными глазами и помрачнел. Когда мы встретились впервые, он был пустой оболочкой с картонным лицом и неопределенными чертами. Теперь передо мной стоял мужчина лет пятидесяти с эмоциональной уязвимостью пятнадцатилетнего подростка.

– Я не могу представить себе жизни без нее, Четверг.

– Так скажи ей об этом.

– Чтобы выставить себя идиотом? Она же всем в Табуларасе разболтает, и я сделаюсь всеобщим посмешищем!

– А им-то какое дело? Доктор Фнори сказал мне, что это мешает твоей работе. Ты что, хочешь кончить проходным персонажем?

– Мне все равно, – печально сказал он. – Без Лолы будущего нет.

– Есть и другие генератки!

– Но не такие, как она. Она все время смеется и шутит. С ней и солнце ярче, и птицы звонче. – Он закашлялся, смущенный собственным признанием. – Ты никому не расскажешь, правда?

Он был совершенно раздавлен.

– Рэндольф, – медленно проговорила я, – ты должен рассказать ей о своих чувствах хотя бы ради собственного блага. Иначе это будет терзать тебя много-много лет!

– А если она посмеется надо мной?

– А если нет? Весьма высока вероятность того, что ты ей очень даже нравишься.

Рэндольф ссутулился.

– Я поговорю с ней, как только она вернется от Немо. Как ты думаешь, она с Немо…

– Нет. – Я посмотрела на часы. – Мне через двадцать минут надо явиться в беллетрицию. Погоняй мотор еще минут десять, затем вырубай. Встретимся вечером.


– Кого мы ждем? – спросил Глашатай.

– Годо, – ответил Бенедикт.

– Опять отсутствует. Кто-нибудь знает, где его носит?

Все покачали головами.

Глашатай сделал заметку, позвонил в колокольчик и откашлялся.

– Заседание беллетриции номер сорок тысяч триста двадцать объявляю открытым. Пункт первый. Перкинс и Ньюхен. Отличные оперативники, погибшие при исполнении. Их имена будут увековечены на Буджуммориале, дабы служить примером тем, кто придет за нами. Объявляю две минуты молчания. Перкинс и Ньюхен!

– Перкинс и Ньюхен, – хором повторили мы и встали, дабы почтить молчанием память погибших.

– Спасибо, – сказал Глашатай, когда две минуты прошли. – Командор Брэдшоу возьмет на себя бестиарий. Мы связались с кобылой Матиаса, и она просила меня поблагодарить всех, кто прислал ей соболезнования. Детективная серия «Перкинс и Ньюхен» будет продолжена генератами класса В2 из последующих книг, и я уверен, что вы вместе со мной от души пожелаете им удачи.

Он сделал паузу и глубоко вздохнул.

– Эти потери стали большим потрясением для всех нас. Это урок, который мы должны усвоить. Мы должны быть чрезвычайно осторожны. Ладно, пункт второй.

Он перевернул страничку.

– Расследование гибели Перкинса. Командор Брэдшоу, его ведь вам передали?

– Расследование продолжается, – медленно ответил Брэдшоу. – Пока нет оснований считать эти смерти чем-то иным, кроме несчастного случая.

– Так что не дает вам закрыть дело?

– То, – ответил Брэдшоу, пытаясь с ходу выдумать оправдание, – то… гм… что нам еще хотелось бы побеседовать с Вернхэмом Дином.

– А Дин тут как-то замешан? – спросил Глашатай.

– Да. Возможно.

– Интересный поворот, – заметил председатель, – который приводит нас прямо к пункту три. Мне грустно об этом говорить, но Вернхэм Дин внесен в список книгобежцев.

Все дружно ахнули. Если кого-то внесли в список книгобежцев, это могло означать только одно – нелегальную деятельность.

– Мы все знали Вернхэма с самого мгновения его написания, ребята, и, как это ни тяжело, приходится смириться с тем, что он сделал что-то очень нехорошее. Твид, ты ничего по этому поводу не скажешь?

Харрис Твид встал и прочистил горло.

– Все мы знаем Вернхэма Дина. Как штатный мерзавец из «Сквайра из Хай-Поттерньюс» он был известен своей жестокостью по отношению к служанке, которую он обесчестил, а затем вышвырнул из дома. Девушка возвращается спустя восемь глав, но три дня назад – наутро после смерти Перкинса, могу добавить, – она не вернулась.

Он прикрепил к доске снимок привлекательной темноволосой женщины.

– Она генератка класса СЗ по имени Мими. Двадцать лет, идентификационный номер CDT/2511922.

– Что сказал Дин насчет ее исчезновения?

– В том-то и дело, что он исчез в то же самое время, – мрачно ответил Твид. – «Сквайр из Хай-Поттерньюс» заморожен для дальнейшего расследования. Роман переведен в Кладезь и останется там до возвращения Дина. Если тот вернется.

– А вы не слишком рано делаете выводы? – поинтересовалась Хэвишем, явно взволнованная недостатком объективности в отчете Твида. – У нас даже мотива нет.

– Мы все любили Верна, – ответил Харрис, – и я в том числе. Хотя в «Поттерньюс» он совершеннейший гад, нам он никогда не подавал повода для беспокойства. Я был потрясен тем, что обнаружил, как, думаю, будете поражены и вы.

Он достал из нагрудного кармана листок бумаги и развернул его.

– Это копия отказа подкомитета по сюжетным изменениям Совета жанров в ответ на просьбу Дина о внутренней отладке сюжета.

Он прикрепил ее на доске рядом с фотографией девушки.

– В ней он требует смерти служанки при родах, дабы избавить его персонаж от душераздирающей сцены в конце двадцать девятой главы, когда служанка появляется с ребенком уже шести лет во время венчания Дина с Эллен О'Шонесси, дочкой богатого мельника. Если служанки не будет, он сможет спокойно жениться на О'Шонесси и не станет потом алкоголиком и не умрет в тридцать второй главе. Мне неприятно об этом говорить, мисс Хэвишем, но мотив у него имелся. И возможность тоже – беллетрицейские навыки помогали ему заметать следы.

Воцарилось молчание – все обдумывали страшную возможность предательства со стороны беллетрицейского агента. Такое случалось прежде только один раз, когда Дэвид Копперфильд убил Дору Спенлоу, чтобы жениться на Агнес Уикфильд.

– Вы обыскали его книгу? – спросил Фальстаф.

– Да. Мы подвергли «Сквайра из Хай-Поттерньюс» побуквенному досмотру и отыскали только один персонаж, которому не полагалось там находиться, – «зайца» из предыдущей книги Фаркитт, «Канон любви». Девица пряталась в шкафу в Поттерньюс-холле. Ее выселили обратно в Кладезь.

– А вы не прибегали к помощи книгончих? – спросила Королева, прочищая ствол своего пистолета. – Как только они возьмут след, их не остановить.

– Мы потеряли их в сцене покраски забора в «Томе Сойере».

– Расскажи им о связи с Перкинсом, Твид.

– Извините, Глашатай, мне это пока кажется всего лишь предположением, – ответил Твид.

– Расскажи, – повторил Глашатай, ссутулившись. – Мне кажется, каждый из нас должен обладать всей полнотой информации, если нам придется охотиться за Дином.

– Хорошо, – согласился Твид, переворачивая какую-то коробку и вытряхивая на стол кучку точек, запятых и точек с запятой. – Мы нашли это в шкафчике Дина. Мы отдали их на анализ и нашли следы «гиннеса».

– «Улисс»! – ахнул Глашатай.

– Можно подумать и так, – мрачно сказал Твид. – Перкинс говорил что-то о «неожиданном открытии» в своем отчете за день до гибели. Мы работаем над версией об участии Дина в похищении или контрабанде краденых знаков препинания. Перкинс это обнаруживает, и Дин выпускает Минотавра и вирус в надежде замести следы. Ободренный успехом и зная, что ему придется исчезнуть, он убивает служанку, о чем мечтал со дня первой публикации.

– Разве дело Перкинса поручено не мне? – спросил Брэдшоу.

– Простите, – извинился Твид. – Я представлю вам полный экземпляр моего отчета.

Он замолчал и сел.

– Мне очень неприятно это говорить, – скорбно произнес Глашатай, – но, по-моему, мы недооценили Дина. Пока мне не докажут обратное, я вынужден объявить его книгобежцем. Его следует арестовать сразу же, как он появится, причем с величайшими предосторожностями. Если он уже два раза совершал убийство, то не остановится и перед третьим.

Мы с тревогой переглянулись: попасть в список книгобежцев – дело очень серьезное. Мало кого из них брали живым.

– Пункт четвертый, – продолжал Глашатай. – Минотавр. Мы распространили срочное сообщение по всем постам, но пока он не проявится или не совершит какой-нибудь глупости, нам не узнать, где он. Судя по отчетам, он ушел в документальную литературу – и слава богу, сказал бы я. Пока не получим конкретных данных, надо держаться настороже.

Он снова сверился с папкой.

– Пункт пятый. Девятьсот двадцать третья ежегодная церемония вручения Букверовской премии. Поскольку в это же время мы запускаем программу СуперСлово™, все действительные члены Книгомирья приглашены на церемонию. Естественно, мы не можем бросить книги без штата, так что костяк останется на посту. Состоится все это опять же в Звездном зале, но на этот раз, благодаря позаимствованной нами из научной фантастики технологии перемещения, присутствовать смогут все. Это потребует чрезвычайных мер безопасности, ответственным я назначил Фальстафа. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Пункт шестой. Четверг Нонетот стала членом беллетриции с испытательным сроком. Где вы?

Я подняла руку.

– Хорошо. Позвольте мне первым поздравить вас с вступлением в наши ряды, причем на редкость вовремя – нам нужны люди, и как можно больше. Дамы и господа, мисс Четверг Нонетот!

Я скромно улыбнулась. Послышались аплодисменты, и соседи принялись хлопать меня по плечу.

– Отлично! – сказал сидевший рядом Твид.

– Мисс Нонетот получит все права и привилегии, хотя пока останется под присмотром мисс Хэвишем в течение двенадцати глав или одного года, по выбору. Мисс Хэвишем, вы представите ее Совету жанров для принесения присяги?

– С удовольствием, – ответила моя наставница.

– Хорошо. Пункт седьмой. Проблема «чтобы что» и «было бы». Леди Кэвендиш, разве не вы этим занимаетесь?

Леди Кэвендиш встала, собираясь с мыслями.

– Действительно. Употребление «чтобы что» и «было бы» следует держать под строгим контролем. Они страшно тормозят вымыслопередачу, заставляя читателя возвращаться к началу предложения с целью понять, о чем речь, а именно этого мы пытаемся избежать.

– Продолжайте.

– По большей части это проблема нелицензированного употребления. По последней переписи, в одном «Дэвиде Копперфильде» «было бы» употреблено шестьдесят три раза, из них всего десять раз по разрешению. В «Пути паломника» также могут возникнуть проблемы из-за дисбаланса «было бы» и «чтобы что».

– А в «Пути»-то что?

– То, что «чтобы что» там употребляется десять раз, а «было бы» – три. Повышенное употребление «чтобы что» можно было бы проигнорировать, но только не в том случае, когда его употребление превосходило бы употребление «было бы» в такой степени.

– Хм, – сказал Глашатай. – Мне казалось, в случае с Диккенсом «было бы» было одобрено Советом жанров. Так в чем проблема?

– Давайте для примера возьмем первый случай «было бы» и «чтобы что» в этой книге, – сказала леди Кэвендиш. – Можно было бы счесть, что первое «было бы» было бы на самом деле как бы «бы», так что было бы оправданно, а вот последующие «было бы» уже были бы нет. Точно то же самое мы могли бы сказать по поводу того, что первое «чтобы что» было бы к месту, а вот чтобы остальные «чтобы что» – тут как бы не то бы.

– Значит, проблема с этим остальными «чтобы что» состоит в том, чтобы?..

– В том, чтобы остальные «чтобы что» были обоснованны.

– Ладно, – сказал Глашатай, у которого уже голова трещала, угрожая развалиться, словно киндер-сюрприз, – позвольте мне уточнить: в «Дэвиде Копперфильде», в отличие от «Пути паломника», в котором было «бы», было «было бы». Было ли получено для «было бы» одобрение Совета жанров?

Воцарилось долгое молчание.

– Вот именно, – вздохнул Глашатай. – Так сейчас и обстоят дела. Через десять минут всем раздам поручения. Заседание окончено, и будьте осторожнее.

– Господи, никогда бы не подумал на Вернхэма! – воскликнул Брэдшоу, когда мы вышли из зала заседаний. – Он был мне как сын!

– В «Поттерньюс» он не слишком приятный персонаж, – заметила я.

– Мы обычно не смешиваем наши книжные личности с беллетрицейскими, – сказала Хэвишем. – Скажи спасибо, что я не привлекаю мою личность из «Больших надежд», иначе я была бы просто невыносима.

– Да, – дипломатично ответила я, – большое вам за это спасибо.

– Ау! – Нас догнал Глашатай. – Мисс Хэвишем. Вы отведете агента Нонетот в Совет жанров, где она принесет присягу, затем отправитесь в Кладезь и посмотрите, не отыщется ли чего в «Сквайре из Хай-Поттерньюс». Постарайтесь взять его живьем. Но, – добавил он, – не рискуйте.

– Понятно, – ответила мисс Хэвишем.

– Хорошо! – воскликнул Глашатай, хлопнул в ладоши и отправился беседовать с Королевой.

Хэвишем поманила меня к своему столу и велела сесть.

– Во-первых, поздравляю тебя с полноправным членством в беллетриции.

– Я не готова! – прошипела я. – Вдруг сяду в лужу!

– Какое там «вдруг», – ответила Хэвишем. – Непременно. Но неудачи очень помогают сосредоточиться. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Я уже хотела поблагодарить ее, но она перебила меня:

– Это тебе.

Из нижнего ящика стола она извлекла маленькую коробочку, обтянутую зеленой кожей, вроде тех, в которых дарят обручальные кольца. Она вручила коробочку мне, и я открыла подарок. И меня мгновенно охватило вдохновение. Я поняла, что это. Хотя размерами оно не превышало рисового зернышка, цена его была куда больше.

– Это осколок Последней Оригинальной Идеи, – прошептала Хэвишем. – Ее разбили на части в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Пусть осколок, но все же. Используй с толком.

– Я не могу это принять, – сказала я, захлопывая крышку.

– Чепуха, – отмахнулась моя наставница. – Что дарят от души, с душой и принимай.

– Большое спасибо, мисс Хэвишем.

– Не стоит. Почему у тебя на руке написано «Лондэн»?

Я посмотрела на руку, но понятия не имела, откуда взялась эта надпись. Бабушкина работа: наверное, в тот момент ее настигло очередное «затмение».

– Понятия не имею, мисс Хэвишем.

– Тогда смой, вульгарно выглядит. Ладно, давай-ка перебазируемся в Совет жанров, тебе еще присягу приносить!