"Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)Глава 11 Презентация СуперСлова™Маленький и довольно бледный человечек занял место на кафедре. Он был в белой рубашке с коротким рукавом, которую оттягивал набок набитый ручками нагрудный карман. Все мы снова уселись и с интересом уставились на него. СуперСлово™ уже много сотен лет служило в Кладезе излюбленной темой для пересудов, и всем очень хотелось узнать, верны ли слухи о его технической виртуозности. – Всем доброго утра, – нервно начал Либрис. – В течение следующих тридцати минут я постараюсь рассказать вам о нашей новейшей операционной системе КНИГА, версия 9, которой мы присвоили кодовое имя СуперСлово™. Повисла тишина. Агенты переваривали услышанное. Я кожей почувствовала, что это не просто важно, а очень важно. Как подписание мирного договора или что-то в этом роде. Даже Брэдшоу, отнюдь не фанат высоких технологий, подался вперед и с интересом слушал, нахмурив лоб. Либрис вытащил из папки первый лист с изображением старой книги. – Итак, – начал он, – когда мы впервые столкнулись с концепцией страницы при разработке КНИГИ 1, то подумали, что достигли потолка вместительности повествования – создали компактную, легкую для чтения модель и при помощи встроенных программ Нумератор и Заголовок получили систему индексирования, намного превосходящую все, что мог предложить СВИТОК. Много лет, – он перевернул лист, показав нам различные варианты книг, появлявшиеся в течение столетий, – мы совершенствовали систему КНИГА. Первым нововведением в версии 1.1 были иллюстрации, в 3.1 – стандартизация правописания, в 4.2 – стабилизация употребления гласных и неправильных глаголов. Сегодня мы используем систему КНИГА 8.3, одну из наиболее стабильных и сложных в истории технологий вымыслопередачи – никогда прежде написанное слово не передавалось в воображение читателя столь быстро и равномерно. Он на мгновение остановился. Мы все знали, что КНИГА 8.3 превосходна. Если не считать попадающихся иногда опечаток и неровного качества повествования (что не относилось к системным ошибкам), система была действительно хороша. – Сборка книг в подвальных этажах, хотя и требует времени, идет хорошо, пусть и несколько хаотично. Агенты одобрительно зашептались: внизу, понятное дело, никому особенно не нравилось. – Но, – говорил Либрис, – бесконечная переработка старых идей больше не может удерживать внимание читателя. Маркетинговые исследования Совета жанров показывают, что читателям надоедает схожесть сюжетных линий. – По-моему, такое и прежде бывало, – вклинился Глашатай, но быстренько спохватился, извинился за то, что перебил выступающего, и позволил Либрису продолжать. – Для того чтобы понять проблему, – развивал свою мысль словомагистр, – нам нужно обратиться к истории. Когда восемнадцать столетий назад мы впервые ввели систему КНИГА, то разработали ее прежде всего для записи реальных событий. Мы никогда и не думали, что появится такой спрос на беллетристику. В десятом веке выдуманные истории встречались так редко, что нам хватило сюжетов на целую тысячу лет. В семнадцатом столетии количество сюжетов снизилось до шестисот, но по-прежнему не подавало поводов для беспокойства. Затем произошло событие, которое исчерпало возможности операционной системы. – Появилась массовая грамотность, – вставила мисс Хэвишем. – Именно, – подхватил Либрис – Спрос на литературу в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях вырос экспоненциально. За десять лет до публикации «Памелы» в тысяча семьсот сороковом у нас хватало новых идей, чтобы продержаться еще несколько сотен лет. Но ко времени Диккенса почти все идеи оказались использованы не по разу. Начиная с тринадцатого столетия мы время от времени прибегали к подобной практике, стремясь отсрочить неизбежное. Однако к тысяча восемьсот восемьдесят четвертому году, несмотря на все наши старания, запас оригинальных историй полностью истощился. Агенты беллетриции зашептались. – «Плоский мир», – выдал Брэдшоу после короткого размышления. – Это была последняя оригинальная идея, да? – Именно так. Остатки поглотило движение научной фантастики в пятидесятых годах двадцатого века, но последние чистые идеи закончились в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Мы ожидали худшего – полного растворения Книгомирья и массового оттока читателей. И все же этого не произошло. Вопреки всем ожиданиям, повторяемые истории работали! – А разве не так происходит при их изложении? – спросила Хэвишем своим непререкаемым тоном. – Пермутации рассказа беспредельны! – Пределы эти огромны, но не бесконечны, мисс Хэвишем. Я пытаюсь донести до вас, что, когда все пермутации окажутся исчерпаны, нам окажется некуда двигаться. В двадцатом столетии книги писались и печатались в огромном объеме. Даже появление потусторонних вирусов Тормоз 1.3 и Стоп-писатель 2.4 не смогли остановить авторов. По Ту Сторону появились законы об авторском праве: авторы начали писать одинаковые книги! По моим прикидкам, нам остается год – в лучшем случае восемнадцать месяцев – до того, как литература иссякнет. Либрис умолк, чтобы дошло до всех. – Вот потому нам пришлось снова сесть за чертежную доску и пересмотреть всю ситуацию. Он достал новый лист, и раздались ахи и охи. На чертеже была представлена тридцатидвухсюжетная система. – Как вы знаете, – продолжал словомагистр, – любая Книжная операционная система построена на восьмисюжетной основе, унаследованной еще от системы ТрадУст. Мы обычно говорим: «Никому не понадобится более восьми сюжетов». – Девяти, если учесть «взросление», – пискнула Беатриче. – Разве это не «путешествие и приключение»? – возразил Твид. – А что тогда «Макбет»? – спросил Бенедикт. – Это сюжет «жестокое соперничество/месть», дорогуша, – просветила его Хэвишем. – Мне казалось, что это скорее «соблазн», – задумчиво проговорила Беатриче, которая по возможности всегда и все делала в пику Бенедикту. – Прошу вас! – воскликнул Глашатай. – Мы весь день можем об этом спорить! Дайте Либрису закончить, а потом, пожалуйста, ругайтесь на здоровье! Агенты замолчали. Я поняла, что этот спор у них вечен. – Итак, единственным путем для поступательного развития, – продолжил словомагистр, – является полная перестройка операционной системы. В результате перехода на тридцатидвухсюжетную базу появится куда больше идей, чем мы в силах применить. Книгомирье не знало такого прорыва со дня изобретения наборного шрифта! – Я всегда была сторонницей новых технологий, мистер Либрис, – искренне сказала леди Кэвендиш, – но разве популярность книг не является объективным показателем работы системы? – Это зависит от того смысла, который вы вкладываете в понятие «популярность». Только тридцать процентов потусторонников читают книги регулярно, а при помощи СуперСлова™ мы намерены радикально изменить эту ситуацию. Но я забежал вперед. Обилие новых идей лишь половина дела. Позвольте мне рассказать, какие еще преимущества дает новая система. Он достал следующий лист. На сей раз заголовок гласил: «Улучшенные характеристики». – Во-первых, СуперСлово™ полностью совместима со всей существующей прозой, драматургией и поэзией. Более того, книги, написанные при помощи этой системы, будут снабжены всевозможными бонусами. – Интересно, – медленно произнес Брэдшоу, – как вы намерены улучшить книгу? – Позвольте привести пример, – с энтузиазмом сказал Либрис. – В книгах, которые известны сейчас, диалог надо приписывать конкретным персонажам, поскольку иначе читатель не поймет, кто что сказал. При описании разговора многих людей задача многократно усложняется: очень легко увязнуть в «сказал Джордж», «ответил Майкл», «добавил Пол» и так далее. С помощью Улучшенных Речевых Характеристик™ СуперСлова™ читатель без труда поймет, кто говорит, будучи при этом избавлен от утомительных речевых указателей. К тому же к СуперСлову™ будет прилагаться СиноПлюс™, который предоставит читателю сжатый конспект на случай, если тот запутается или оставит книгу на несколько месяцев, не дочитав. Есть и другие опции – БыстроЧит™, СветоТекст™ и три музыкальные дорожки. – А как читатель сумеет задействовать эти функции? – поинтересовалась леди Кэвендиш. – Сразу же за фронтисписом будут находиться три страницы для выбора опций. – Срабатывающие от прикосновения? – уточнила я. – Нет, – восторженно отозвался Либрис, – от прочтения! Слова знают, когда их читают. На этих страницах также можно будет выбрать СловоВерт™, который приспосабливает словарь к читателю: никаких заумных слов или, если вы как раз любите заумные слова, повышение словарной заковыристости. Воцарилось молчание. Все переваривали сказанное. – Но, возвращаясь к вашему замечанию, леди Кэвендиш, могу сказать следующее: многие не читают именно потому, что чтение им кажется скучным и медленным. На сегодняшний день максимальная скорость вымыслопередачи составляет около шести слов в секунду. При помощи СуперСлова™ мы сможем увеличить скорость ввода в четыре раза, и это очень понравится современному читателю. – А теперь карты на стол, Либрис, – громко сказал Брэдшоу. – Технология – это прекрасно, но если она не является – Вам и прежняя навигационная система не нравилась, командор, – ответил Либрис, – но никогда книжная навигация не была проще! Они уставились друг на друга, пока тишину не разорвало громкое рыганье. Это был Фальстаф. – В свое время, – произнес он, с большим усилием вставая на ноги, – я повидал немало и хорошего, и дурного. Я был свидетелем Великого чередования гласных и с теплотой в душе вспоминаю славные деньки, когда каламбуры, толстяки и чужестранцы были смешнее всего. Я видел возвышение романа и падение эпической поэмы, я помню те времена, когда на шесть пенсов можно было упиться до белой горячки, обожраться до смерти, и при этом в кармане оставалась еще мелочь на шлюх. Я помню времена, когда можно было отдать концы от воды и ожить от хмельного, я помню… – Вы к чему это ведете? – с опаской спросил Либрис. – А! – ответил Фальстаф, пытаясь припомнить, что он хотел сказать. – О да. Я видел это хваленое усовершенствование – четвертую версию в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. «Навеки изменит наше чтение» – так говорил Совет жанров. И что получили? Великий Абзац. Почти все произведения Еврипида, Эсхила и Софокла исчезли с концами, и мы создали граммазитов. – Не доказано, что именно четвертая версия привела к появлению граммазитов, сэр Джон… – Да ладно, Либрис, у вас что, мозги усохли? Я же был там. Я видел. Я – знаю. Либрис воздел руки. – Я пришел сюда не спорить, сэр Джон. Я просто излагаю факты. В любом случае граммазиты несовместимы с СуперСловом™. Текст будет запечатан – им просто нечего станет есть. – Ну, надейтесь-надейтесь, сэр. – Мы это знаем, – твердо ответил Либрис и добавил уже медленнее: – Послушайте, КНИГА 4 действительно была большой ошибкой, и мы откровенно в этом признаемся, именно потому мы так долго разрабатывали и жестко тестировали СуперСлово™. Она не ради рекламы называется высшечитабельной. – Он на мгновение умолк. – Она неизбежна, леди и джентльмены, – так что привыкайте. Он ожидал очередных нападок со стороны Фальстафа, но старый приятель короля Хэла сел и печально покачал головой. Больше никто ничего не сказал. Либрис отступил на шаг и посмотрел на Глашатая, который позвонил в колокольчик. – Ну-с, спасибо, что выслушали словомагистра Либриса, и я, со своей стороны, хотел бы поблагодарить его за то, что он пришел к нам и обо всем рассказал. Он начал аплодировать, и мы присоединились – за заметным исключением Фальстафа и Брэдшоу. – Презентационные буклеты вскоре доставят, – сказал Глашатай. – Через десять минут получите личные задания. И помните: осторожность и еще раз осторожность. Все. Заседание закрыто. И он снова позвонил в колокольчик. Либрис спустился с кафедры и затерялся в толпе прежде, чем Брэдшоу успел его еще о чем-нибудь спросить. Мисс Хэвишем положила руку командору на плечо. Брэдшоу был единственным мужчиной, к которому мисс Хэвишем питала хоть какие-то дружеские чувства. Наверное, это было следствием долгого сотрудничества по работе. – Я уже слишком стар для таких игр, малышка, – прошептал он. – Я тоже, Траффорд. Но кто будет учить молодежь? Она кивнула в мою сторону. Меня уже десять лет как не относили к категории молодежи. – Устал я, Эстелла, – грустно сказал Брэдшоу. – Хватит с меня новых технологий. Я возвращаюсь в свою книгу. По крайней мере, не придется терпеть всю эту чушь в «Брэдшоу из Конго». Прощай, старушка. – До свидания, командор. Кланяйтесь от меня миссис Брэдшоу. – Спасибо. А вам, мисс… простите, напомните мне ваше имя? – Четверг Нонетот. – Да, конечно. Ну что же, удачи вам. Он улыбнулся, приподнял шлем и удалился. – Старый добрый Брэдшоу, – усмехнулась мисс Хэвишем. – Начиная с тридцать восьмого года он уходил на покой раз десять. Думаю, мы его увидим на следующей неделе. – А! – воскликнул, подходя к нам Глашатай. – Хэвишем и Нонетот! – Он сверился со своими заметками. – Вы ведь не пытались поставить рекорд скорости По Ту Сторону или в ином мире? – Я?! – возмутилась Хэвишем. – Конечно нет! – Ладно, – пробормотал Глашатай, ни на йоту ей не поверив. – Совет жанров извещает, что любой агент беллетриции, злоупотребляющий своими привилегиями, будет подвергнут суровому наказанию. – Насколько суровому? – Очень суровому. – Не посмеют, – отмахнулась Хэвишем. – Так что вы там для нас припасли? – Вы председательствуете на разбирательстве по поводу напряженности в «Грозовом перевале». – Я уже отсидела свои шесть разбирательств. Теперь очередь Фальстафа, – возразила Хэвишем. – А вот это неправда, – ответил Глашатай. – У вас только третье разбирательство. Менять адвокатов каждую неделю не лучший способ уладить дело. Все должны отработать свое, мисс Хэвишем. Даже вы. – Ладно, – вздохнула она. – Вот и хорошо. И лучше не затягивайте! И Глашатай быстренько ретировался, прежде чем мисс Хэвишем успела ответить. Она несколько мгновений стояла молча, словно вулкан, который думает, взорваться ему или нет. Потом сверкнула глазами на меня. – Ухмыляемся? – рявкнула она. – Никак нет, мисс Хэвишем, – ответила я, старательно пряча веселье по поводу того, что персонаж вроде нее станет консультировать кого бы то ни было по какому-либо вопросу – особенно по части ярости. – Пожалуйста, объясни, что тебе показалось таким забавным, – наступала на меня она. – Мне очень интересно! – Я улыбнулась от удивления, – сказала я. – Да? – не поверила она. – Что ж, прежде чем ты придешь к ошибочному выводу, будто меня хоть в малейшей степени волнуют чувства кучки напыщенных идиотов, заруби себе на носу: мне просто Споры по поводу усовершенствования СуперСлова™ не утихали долго. Я улавливала обрывки разговоров, в которых оценка варьировалась по всей шкале от полного неприятия до горячего одобрения. Это не играло роли: беллетриция – единственное полицейское агентство, которое не имеет никакого веса в политике. Все решали высшие силы в Совете жанров. Прямо как в ТИПА. У стола с закусками я наткнулась на Вернхэма Дина. – Ну, – спросил Дин, накладывая себе пирожных, – что думаете? – Брэдшоу и Фальстаф немного выбиты из колеи. – Осторожность – преимущество, которое порой недооценивают, – взвешенно заметил он. – А какого мнения Хэвишем? – Точно не знаю. – Верн! – окликнула Беатриче, подходя к нам вместе с леди Кэвендиш. – Итак, какой сюжет в «Винни Пухе»? – «Триумф неудачника»? – предположил мой собеседник. – Я же тебе говорила! – повернулась Беатриче к Кэвендиш. – Медвежонок с опилками в голове побеждает превратности судьбы! Ну, убедилась? – Нет, – ответила та. – Это исключительно «путешествие и приключение». – Да у тебя все «путешествие и приключение»! – Именно. Они продолжали пикироваться, а я взяла чашку и блюдце. – Вы еще не знакомы с миссис Брэдшоу? – спросил Дин. Я сказала, что нет. – Когда познакомитесь, не смейтесь и не хихикайте. – Почему? – Увидите. Я налила чаю для мисс Хэвишем, не забыв добавить молока. Дин съел канапе и спросил: – Как вы поживали эти дни? На момент нашей последней встречи у вас дома были неприятности. – Я сейчас живу в Кладезе, – сообщила я, – благодаря Программе по обмену персонажами. – Правда? – удивился он. – Забавно. Как идет последний роман Фаркитт? – Думаю, неплохо, – ответила я, помня об испытываемой Верном неловкости по поводу его роли картонного злодея. – Рабочее название – «Бесстыдная любовь». – Вполне в духе Фаркитт, – вздохнул Дин. – И там наверняка будет кто-нибудь вроде меня – как обычно. И деревенская служанка, которую изнасиловал кто-то вроде меня, а потом жестоко вышвырнул, чтобы она родила в лачуге и отомстила десять глав спустя. – Ну, я не знаю… – Это несправедливо, – продолжал он, мрачнея. – Почему я при каждом прочтении должен всегда спиваться и скатываться до ничтожества и умирать в одиночестве за одиннадцать страниц до конца? – Потому что вы – отрицательный персонаж, а они в романах Фаркитт всегда должны получать заслуженное возмездие. – Все равно нечестно. – Он нахмурился. – Я тысячи раз обращался в отдел внутренней регулировки сюжета, но они мне все время отказывают. Вы не замолвите словечко мисс Хэвишем? Говорят, она входит в подкомитет регулировки сюжета при Совете жанров. – А это будет корректно? – усомнилась я. – В смысле, обращаться к ней через меня? Может, лучше по обычным каналам? – Ход конечно сомнительный, – ответил он, – но я хочу испробовать все. Поговорите с ней, ладно? Я обещала попытаться, но про себя решила, что вряд ли стану это делать. В беллетриции Дин был весьма приятным человеком, но в «Сквайре из Хай-Поттерньюс» представал сущим чудовищем, и одинокая смерть в нищете и пьянстве являлась для него самым правильным концом – в рамках повествования, конечно же. Я передала чай мисс Хэвишем, которая резко прервала беседу с Перкинсом, как только я подошла. Наставница скорчила мне рожицу и исчезла. Я отправилась за ней на второй этаж Великой библиотеки, где и обнаружила ее в секторе Бронте, уже с экземпляром «Грозового перевала» в руках. Мне подумалось, что, возможно, она и правда неравнодушна к Хитклифу: скорее всего, страстно жаждет узреть его в трясине под Пенистон-Крейг. – А ты, кстати, не встречала трех ведьм? – спросила она. – Да, – ответила я. – Они мне сказали… – Пропускай мимо ушей все, что они тебе скажут. Вспомни о неприятностях, в которые они вовлекли Макбета. – Но они сказали… – Слушать не хочу. Чепуха и шарлатанство. Они просто смутьянки и ничего больше. Понятно? – Конечно. – Никогда не говори «конечно»! Это слишком по-плебейски! Чем тебя не устраивает: «Да, мисс Хэвишем»? – Да, мисс Хэвишем. – Ну вот, уже лучше. Идем, нам надо в Бронте! И мы вчитались в «Грозовой перевал». |
||
|