ГЛАВА 8

Как я уже говорил, дуракам везет.

Если принять это утверждение как истинное, я не просто дурак, а дурак в квадрате. Или даже в кубе.

Потому что иным способом объяснить мое феноменальное везение практически невозможно. Если бы не постоянно улыбающаяся мне фортуна, то черта с два я бы забрался так далеко от родной страны и по-прежнему оставался бы жив.

Конечно, тот факт, что мою родину захватили имперские войска, мой отец убит, а сам я лишен престола и отправлен в изгнание, большой удачей не назовешь. Но вот дальше, как говорят в народе, мне просто феерически поперло.

Дальше был Хват, вытащивший меня из грязи, когда я уже успел насовсем попрощаться с этим миром.

Дальше была крестьянская пара, приютившая меня и предложившая остаться у них насовсем.

Дальше был хозяин постоялого двора, который не выдал меня имперскому убийце.

И был незнакомый имперский офицер, подаривший мне кошелек с деньгами. Там было его месячное жалованье, не иначе. Или Гаррис платит своим офицерам неприлично большое жалованье.

Любой из этих людей мог бы пройти мимо моих проблем, просто не заметить меня или заметить, но ничего не сделать. И тогда эта история развивалась бы совсем по другому пути и стала бы куда короче.

Похоже, что до сих пор на моем пути встречались исключительно хорошие люди. А ведь с тем же успехом это могли быть разбойники, способные убить человека за пapy сапог и грошовую монетку, которая завалялась у него в кармане. Но разбойники мне не встретились.

Тут мне опять повезло.

И выходит, что я дурак.

Но потом то ли я резко поумнел, то ли у фортуны мышцы лица свело от постоянной улыбки, то ли она просто решила посмотреть в другую сторону и улыбнуться кому-нибудь другому. Потому как очень скоро везти мне перестало.

Последним буферным государством между Империей и Брекчией было небольшое королевство Каринтия. Оно еще не находилось в состоянии войны с Империей, но было очевидно, что Черный Ураган вот-вот обрушится на ее границы.

По шкале от одного до десяти я оценивал шансы Каринтии выстоять перед этим ураганом как нулевые. Это был тот же Тирен, только без гор и перевалов. Гаррис мог захватить королевство при помощи одного армейского корпуса, и, судя по всему, именно так он и собирался поступить.

Его армия шла настолько неспешно, что я сумел опередить ее на пару недель. И в этом тоже заключалась часть моего невезения.

Единственным городом Каринтии, по совместительству являющимся и его столицей, был Клагенфурт. То есть по меркам моего родного Тирена и самой Каринтии это был город. По имперским же стандартам это был просто очень большой замок, окруженный несколькими маленькими деревеньками.

Невысокие, скорее символические, чем являющиеся реальным защитным сооружением, крепостные стены, пара башенок с военными орудиями на верхних площадках, обитые железом ворота… Даже рва нет.

Любой здравомыслящий человек на месте каринтийцев сдал бы город, едва разглядев на горизонте имперский авангард. И каринтийцы, вне всякого сомнения, являющиеся в большинстве своем людьми здравомыслящими, так бы и поступили, если бы не упертые кардиналы из Церкви Шести. Соседнюю Брекчию церковь контролировала полностью, да и в Каринтии ее влияние было весьма ощутимо.

Ребята не собирались отдать Гаррису даром ни одной пяди земли. Пусть даже номинально эта земля им и не принадлежала.

Согласно многовековым традициям, городские ворота закрывались на закате, и все, кто не успел войти в город до темноты, вынуждены были коротать ночь за его пределами.

Я успел в последнюю минуту, и, с точки зрения долговременной перспективы, это вышло мне боком. Как выяснилось уже очень скоро, вне города мне было бы куда безопаснее.

Последнее время постоянно шли дожди, и город просто утопал в грязи.

В общем-то, его и городом-то назвали по какому-то недоразумению. Большая деревня — вот определение, которое подошло бы Клагенфурту куда больше.

Три или четыре улицы, невысокие одноэтажные домики, тесная площадь, по выходным наверняка превращающаяся в рынок, несколько питейных заведений и пара постоялых дворов. И небольшая крепость правителя посреди всего этого. Вот, собственно говоря, и все, что представлял собой славный город Клагенфурт.

Из питейных заведений доносилась громкая музыка и не менее громкие ругательства. По улицам, утопая в грязи по щиколотку, разгуливали группы солдат в мундирах королевской армии. Мирное население старалось уступать им дорогу и, насколько я успел заметить, предпочитало не выходить на улицу без крайней необходимости.

Темнело.

Я брел вдоль серых в сумерках домов и прикидывал, попытаться ли сразу снять комнату в какой-нибудь гостинице или сначала поужинать, а уже потом озаботиться проблемами ночлега.

Денег осталось не так уж много, хотя я и экономил, как мог. Но спать на улице, найдя убежище под каким-нибудь навесом или на сеновале, было бы не слишком благоразумно. Вряд ли преступный элемент обратит на меня внимание, а вот стражники вполне могут упечь за решетку по обвинению в бродяжничестве.

И насколько я успел узнать городские порядки, с улицы лучше всего было убраться до наступления темноты.

Едва я додумал до конца сию оптимистическую мысль, как мой взгляд наткнулся на вывеску заведения, которое позиционировало себя как тихий семейный ресторанчик. И действительно, из его недр не доносилось обычных для этого времени суток пьяных песен и веселой ругани, что уже являлось показателем благопристойности сего заведения. Зато из открытого окна кухни по улице распространялись аппетитные запахи, от которых мой рот сам по себе наполнился слюной, желудок заурчал в предвкушении пиршества, а ноги понесли меня прямиком к парадному входу.

Я уже протягивал руку к двери, когда она распахнулась, и я столкнулся с каким-то типом прямо на пороге ресторанчика.

— Разуй глаза, — буркнул он, кладя руку мне на плечо с намерением просто отодвинуть с дороги и пойти дальше. И тут я поднял глаза на его лицо, и наши взгляды пересеклись.

Я сразу узнал его. Было всего четыре человека, лица которых чаще всего возникали перед моим мысленным взором. Как выяснилось, ему тоже потребовалось не слишком много времени, чтобы определить, с кем он совершенно случайно столкнулся после сытного ужина.

— Ты? — прошипел Нил, один из убийц, посланных Гаррисом по моим следам.

Я думаю, Нила подвело то, что он был больше солдатом, нежели убийцей. И в той ситуации, когда убийца потянулся бы к кинжалу, он схватился за меч.

А мы стояли слишком близко друг к другу, чтобы он мог быстро своим мечом воспользоваться. Потому как для использования меча обычно требуется чуть-чуть больше пространства, чем было в его распоряжении в тот момент.

Я сунул правую руку в карман, нащупывая нож и отчетливо понимая, что выхватить его могу и не успеть. Лезвие меча Нила уже наполовину показалось из ножен, и он сделал полшага назад, дабы обеспечить себе место для замаха.

Действуя скорее инстинктивно, чем обдуманно, я шагнул ему навстречу, сокращая дистанцию, и ударил ножом в живот. Прямо через куртку, не вытаскивая ножа из кармана.

Зрачки Нила расширились от удивления. Он таки сумел вытащить меч из ножен, когда я второй раз ударил его ножом, стараясь попасть чуть выше.

Нил выронил меч и начал падать назад. К сожалению, левой рукой он таки успел схватить меня за шиворот, и мы имеете ввалились в обеденный зал. Нил рухнул на спину, а я упал на него сверху, чувствуя, как нож еще глубже погружается в его тело, а моя собственная одежда пропитывается чужой кровью.

В зале кто-то закричал. Под эти крики и шум отодвигаемых стульев я пытался вырваться из хватки имперского убийцы, но она оказалась поистине мертвой.

— Глупо… — выдохнул Нил мне в лицо, и глаза его начали стекленеть.

Я рванулся изо всех сил, услышав треск рвущегося ворота, и вожделенная свобода показалась мне уже почти обретенной. Оставалось только вскочить на ноги и броситься вниз по улице, надеясь скрыться в какой-нибудь темной подворотне, где я мог бы обдумать свою дальнейшую стратегию…

Мощный удар сапогом по ребрам окончательно освободил меня от хватки Нила, однако отбросил в сторону от двери, за которой была свобода. Задохнувшись от боли, я все же постарался встать на ноги, но не успел.

Следующий удар пришелся в лицо, и я потерял сознание.

Первым, что я почувствовал, придя в себя, была боль.

Если вас никогда не вырубали ударом сапога в лицо, то вы вряд ли способны понять мои ощущения. Голова словно раскалывалась на части, а внутри нее пульсировал огненный шар. На фоне этого ощущения меркли и ноющие после удара того же сапога ребра, и связанные сзади запястья. Открывать глаза не хотелось, потому что я догадывался, что ничего хорошего не увижу.

Кончиком языка я осторожно пересчитал зубы. Вроде бы все они оказались на месте, хотя верхний правый резец подозрительно шатался.

Сквозь окутавшую голову пелену слабо доносились чьи-то голоса и звон посуды.

Я открыл глаза и обнаружил, что все еще нахожусь в обеденном зале ресторанчика, в котором я так неудачно пытался поужинать. Рядом со мной, буквально в паре шагов, лежал труп Нила, а чуть дальше стоял здоровенный мужик в форме городского стражника. Интересно, это я так долго был без сознания или стражники Каринтии славятся своей оперативностью?

— Кажись, очухался, — второй стражник склонился надо мной. — Это хорошо, а то не хотелось бы его на себе тащить. А раз очухался, значит, сам пойдет.

— А тело? — рядом со вторым стражником обнаружился человек в когда-то белом, а ныне сероватом и заляпанном пятнами фартуке. Очевидно, владелец злополучного заведения. — Тело заберете?

— За телом пришлю кого-нибудь с телегой, — сказал стражник.

— И когда это будет? — вопросил владелец. — К утру? Мертвые тела не привлекают клиентов, знаете ли. Аппетита от их вида точно не прибавляется.

— В твоем заведении произошло убийство, — сказал стражник. — Тебе еще повезло, что мы тут ужинали, а то бы неизвестно, чем все закончилось.

Так вот откуда они тут взялись. Они тут ужинали. Видимо, и сапог, прошедшийся по моему телу, принадлежал кому-то из них. Что ж, если уж не везет, так не везет по полной программе. Настала пора расплачиваться за череду недавних удач.

— Я вам, конечно, благодарен за то, что вы обезвредили убийцу, — сказал владелец ресторана. — И вы можете не платить за сегодняшний ужин, но… Все же мне бы хотелось, чтобы вы что-нибудь сделали с этим трупом.

— В твоем заведении произошло убийство, — повторил стражник. Похоже, ему просто нравилась эта фраза. Наверное, убийства в Клагенфурте случаются не каждый день, и возможность произнести такие слова предоставляется ему не так часто, как хотелось бы. — Тебе придется с этим смириться. Закроешься сегодня пораньше, и все дела.

— Пораньше? — возмутился владелец. — Да основной наплыв клиентов начнется только через пару часов! Я сегодня еще ничего не заработал…

— Это не наши проблемы, — сказал другой стражник. — Мы пришлем кого-нибудь за телом. А теперь нам надо доставить задержанного куда следует.

Меня ткнули носком сапога. На этот раз исключительно для проформы, дав мне понять, что пора подниматься на ноги.

Из лежачего положения, да еще со связанными за спиной руками и кружащейся головой это было не так уж легко. Немного поворочавшись, я с трудом поднялся на колени, когда потерявший терпение стражник одним рывком поставил меня на ноги. При этом едва не вырвав мне руки из суставов.

В тюрьме страшно воняло.

Казалось бы, за время моего пешего путешествия мой аристократический нос должен был привыкнуть к любым запахам, да и сам я источал отнюдь не аромат свежесрезанных роз, но по сравнению с запахом тюрьмы все предыдущие впечатления меркли.

Это был настоящий смрад, в котором смешивались запахи нечистот, пота, подгоревшей еды, а также чего-то гниющего и тухлого.

Так должно пахнуть в аду. По крайней мере, как я это себе представляю.

У нас в Тирене была тюрьма, и я как-то раз посетил ее в просветительских целях. Там это был просто подвал, может быть, немного сырой, но с местным ужасом нашу тюрьму никак нельзя было сравнивать.

Камера, в которую меня поместили, по тиренским меркам была рассчитана на одного человека, максимум — на двух. Здесь же нас было четверо.

На мое прибытие другие узники никак не отреагировали. Только здоровяк, сидевший у окна и созерцавший грязный пол, на мгновение поднял голову, скользнул по мне безразличным взглядом и вновь вернулся к прежнему занятию.

На уроках этикета, которые мне преподавали в Весеннем дворце, никогда не обсуждались нормы поведения в тюрьме, по крайней мере, в такой тюрьме, и я решил восполнить этот досадный пробел в знаниях по ходу дела. Стараясь производить как можно меньше шума, я уселся на свободный тюфяк, из-под которого тут же выскользнули две испуганные крысы, и попытался по возможности дистанцироваться от своих сокамерников и от дыры, служившей туалетом.

Потом я принялся рассматривать товарищей по несчастью, благо лунного света, пробивающегося внутрь через небольшое зарешеченное окно, для этого было вполне достаточно.

Здоровяк, которого так интересовал пол — крепкий и очень высокий, что было видно, даже когда он сидел, с мозолистыми, мускулистыми руками и лицом, не отягощенным следами интеллекта, — был похож на крестьянина. Впрочем, с тем же успехом он мог оказаться ремесленником или разбойником. Во-первых, внешность обманчива, а во-вторых, лихие времена могут толкнуть на кривую дорожку и вполне добропорядочных граждан. В глазах его поселились уныние и тоска.

Вторым был парень в потрепанной городской одежде на вид примерно моего возраста. С ним явно что-то было не в порядке. Он сидел, обхватив руками колени, раскачивался из стороны в сторону и периодически издавал какой-то то ли всхлип, то ли стон.

Третьим обитателем камеры был труп. Завернутый в грязные лохмотья, он лежал в самом дальнем от меня углу лицом к стене. За все то время, что я за ним наблюдал, он ни разу не пошевелился, и мне показалось, что он даже и не дышит, что для трупа неудивительно. Не знаю, чем руководствовались тюремщики, решившие оставить в камере мертвое тело…

Решив, что на сегодня с меня наблюдений достаточно, я лег на тюфяк, постаравшись принять как можно более комфортное положение. Дело оказалось весьма затруднительным. Головная боль немного отпустила, но только для того, чтобы я мог острее почувствовать боль в боку. Наверное, чертовы стражники мне таки сломали пару ребер.

И тут здоровяк решил со мной поговорить.

— С допроса? — спросил он.

— Нет.

— У тебя все лицо в крови.

— Знаю.

Кровь уже засохла и превратилась в жесткую корку, и сие ощущение мне было решительно неприятно. Но трогать лицо руками было больно. Я и не трогал.

— За что тебя взяли? — спросил здоровяк. — Бродяжничество?

Рассудив, что в таком состоянии я все равно не засну, я снова сел, привалившись спиной к холодной тюремной стене.

— Убийство, — сказал я.

— Понятно, — на лице здоровяка не отразилось и тени удивления. — Твои друзья успели убежать или их тоже убили?

— Я был один.

— И кого ты уложил?

— Одного парня. Это была самооборона.

— Так это он на тебя напал?

— Вроде того.

Здоровяк пожал плечами, давая понять, что и не такое возможно в этом странном мире. Наверное, я не очень похож на типа, способного кого-то убить. Учитывая, что в будущем мне предстоит бросить вызов на смертный бой самому опасному человеку в нашем мире, это не очень радостная новость. Хотя о будущем бое с Гаррисом можно уже не беспокоиться. Вряд ли у меня осталось так много этого самого будущего.

— Я Густав, — сказал здоровяк.

— Джим, — представился я. — А тебя за что?

— Конокрадство. Пытался увести коня с постоялого двора. Беда в том, что хозяин коняги вошел в конюшню очень не вовремя. А там и конюхи подоспели…

— Понятно, — сказал я, лишь бы что-то сказать для поддержания беседы. — А этот парень… — я кивнул в сторону всхлипывающего доходяги, и голова отозвалась на это движение новым приступом боли. — С ним все нормально?

— Вряд ли, — сказал Густав. — Его сожгут на рассвете.

Он сказал это бесстрастным, лишенным всяческих интонаций голосом. Словно речь шла не о человеческой смерти, а о чем-то совершенно обыденном, что случается каждый день. Меня же это известие шокировало. Наверное, потому что в тот момент я осознал, что в одно прекрасное утро и сам могу оказаться на месте этого бедняги.

— За что? — только и смог спросить я.

— По подозрению в хранении колдовских книг.

— Так он волшебник?

— Нет, — сказал Густав. — Его подозревают в том, что он хранил колдовские книги. Если бы его подозревали в том, что он волшебник, ему бы переломали ноги, отрубили бы пальцы на руках и вырвали язык, чтобы он ничего не мог наколдовать. А так его просто сожгут.

Странное дело.

Я видел, как Гаррис убил Белого Рыцаря. Всего около часа назад я и сам отправил человека на тот свет. Но вид молодого парня, приговоренного к жестокой казни на рассвете, обреченного на смерть и знающего об этом, поверг меня в неописуемый ужас.

Наверное, это было особенно страшно из-за неотвратимости события. Ожидание смерти хуже самой смерти, как говорят.

Белый Рыцарь погиб в бою. Нил тоже. Они сражались, действовали, и у них были шансы победить, пусть в случае с Белым Рыцарем эти шансы оказались призрачными. Но все же они были.

Здесь и сейчас для этого парня не было никаких шансов.

И тут меня посетила подленькая мысль.

Этот парень имеет отношение к волшебству. А мне нужен волшебник.

Какие шансы, что я подберусь на столь же близкое расстояние к кому-то еще, кто тоже имеет отношение к волшебству? Учитывая, что я сижу в тюрьме, шансы не очень большие.

Конечно, парня сожгут на рассвете, и ему нет ровным счетом никакого дела до моих проблем, но ведь можно же попробовать. А вдруг…

Вдруг он сможет подсказать мне что-то, способное помочь мне с моей проблемой… Или хотя бы расскажет, как можно найти настоящего волшебника.

— Ему повезло, — сказал вдруг Густав. — Во время допросов он чокнулся. Сейчас он даже не осознает, что с ним происходит.

Да? А чего ж тогда он всхлипывает? Или просто чувствует приближение смерти, пусть не рассудком, но на каком-то другом уровне…

— Давно? — спросил я. Это был бестактный вопрос, и я презирал себя за него, но не спросить все равно не мог.

— Кто знает, — сказал Густав. — Он и раньше-то был не слишком разговорчив. А последнюю неделю провел вот в этой позе. Даже не ест почти ничего. Только пьет воду и скулит.

Пожалуй, нет никаких шансов на то, что он мне поможет. Что ж, зато я не буду чувствовать себя последним негодяем, доставая своими вопросами приговоренного к смерти.

— Как его зва… зовут? — спросил я.

— Кларенс вроде бы, — сказал Густав. — Впрочем, я в этом не уверен.

С этими словами здоровяк растянулся на своем тюфяке и повернулся к стене.

— Ты задаешь слишком много вопросов, парень. — Я далеко не сразу сообразил, что голос доносился из того угла, где лежал труп. — Лучше подумай над тем, что ты будешь говорить, когда местные инквизиторы начнут задавать вопросы тебе самому.

Мне хотелось уточнить, что конкретно он имел в виду, однако тон его замечания ясно дал мне понять, что дальнейших разговоров он вести не собирается.

Что ж, Джейме, сегодня ты научился еще одной житейской мудрости. Если кто-то выглядит как труп, пахнет как труп и ведет себя как труп, это еще не значит, что он на самом деле является трупом.

Я лег на тюфяк, стараясь не вспоминать свою постель в Весеннем дворце.

Но все равно так и не смог заснуть до самого утра.

Кларенса сожгли на рассвете.

Он не сопротивлялся, когда палачи забирали его из камеры, и безропотно пошел вместе с ними. Место для казни находилось во внутреннем дворе тюрьмы, и спустя полчаса после ухода Кларенса наших ушей достиг дикий, исполненный боли и агонии крик, вырвавшийся из его глотки, когда огонь начал пожирать его тело. А потом еще и ветер изменился…

Запах горящих сырых дров и жареного мяса еще долго не выветривался из нашей камеры, забивая обычный тюремный смрад. И так же долго предсмертный крик Кларенса стоял у меня в ушах.