"Заратустра. Путь восхождения." - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)О ДОБРОВОЛЬНОЙ СМЕРТИ4 апреля 1987 года Смерть - одно из самых неправильно понимаемых явлений. Люди считают смерть концом жизни. Это первая, основная ошибка. Смерть - не конец, но начало новой жизни. Да, это конец для того, что уже мертво. Но также это крещендо того, что мы называем жизнью, хотя очень немногие знают, что такое жизнь. Они живут, но живут в таком невежестве, что никогда не встречаются с собственной жизнью. И для этих людей не существует возможности узнать собственную смерть, ибо смерть - это высший опыт в этой жизни и начало переживания другой. Смерть - дверь между двумя жизнями; одна осталась позади, другая ждет впереди. В смерти нет ничего безобразного; но человек от страха даже слово «смерть» сделал безобразным и непроизносимым. Люди не любят говорить об этом. Они не хотят даже слышать слово «смерть». У этого страха есть причины. Страх возникает потому, что умирает всегда кто-нибудь другой. Вы всегда видите смерть со стороны, а смерть - это внутреннее переживание. Это все равно, что смотреть со стороны на любовь. Вы можете наблюдать годами, но ничего не узнаете о том, что такое любовь. Вы можете узнать проявления любви, но не саму любовь. То же самое мы знаем о смерти. Только внешние проявления - дыхание прекратилось, сердце остановилось, человека, который разговаривал и ходил, больше нет: вместо живого тела лежит просто труп. Это всего лишь внешние признаки. Смерть - это переход души из одного тела в другое или, когда человек полностью пробужденный, от этого тела к телу всей вселенной. Это великое путешествие, но вы не можете узнать об этом со стороны. Со стороны видно только внешние признаки; и эти признаки вызывают в людях страх. Тот, кто познал смерть изнутри, полностью утрачивает страх смерти. Смерть из уродливого и страшного явления превращается в одно из самых чистейших, тихих и тончайших переживаний. Вы впервые ощущаете себя вне тюрьмы, вне тела, это переживание абсолютной свободы... нестесненной, неограниченной. Такую смерть можно познать многими способами. Один из них - обычная смерть; но тогда вас уже нет здесь, чтобы рассказать об этом. Вы умерли. Вы пережили это, но ваше переживание ушло вместе с вами. К счастью, есть и другие способы, когда вы можете точно испытать, что такое смерть, и все же остаться живым. Любовь - один из них. В тотальной любви, когда вы ничего не оставляете позади, происходит некая смерть. Вы больше не тело, вы больше не ум, вы чистый дух. В медитации бывает то же переживание бестелесности, состояния без ума и все же абсолютной осознанности, тотальной жизни. Вот почему любящие никогда не боятся смерти. Если любящий боится смерти, это показывает, что ему неизвестна любовь. Медитирующий никогда не боится смерти. Если медитирующий боится смерти, это значит, что его медитация неглубока. Есть лишь одна глубина, которой нужно достичь - через любовь ли, через медитацию или через творчество. Это глубина, на которой вы больше не физическое тело и также не ментальное - просто чистое осознание, чистое небо без всяких облаков, безграничное. Оно промелькнуло - и смерть становится прекрасным переживанием. У Заратустры есть нечто важное, чтобы рассказать об этом. Многие умирают слишком поздно, а иные - слишком рано. Пока еще странным кажется учение: «Умри вовремя!» Когда он говорит: Многие умирают слишком поздно, он имеет в виду, что они живут бессмысленно, без всякой радости, без песни. В их жизни нет никакого цветения. Кажется, что они просто забыли, как умереть. Они продолжают жить, хотя в их жизни нет никаких соков, никакого волнения, экстаза. Но им не хватает смелости отбросить тело. Их жизнь бесполезна. Они просто топчут землю. Они живут как паразиты, они не созидают, и не только не созидают - они разрушители, поскольку они не могут жить, они не умеют жить. Они очень завидуют тем, кто поет, танцует, любит. Они осуждают всех тех, кто живет. Люди, которые умирают слишком поздно - осуждающие. Они становятся святыми, они становятся священниками, они становятся праведниками не потому, что они святы, а потому, что они не способны жить и не знают, как умереть: они находятся в середине. И им приходится искать оправданий. И они находят оправдание в осуждении всего мира. Об одном греческом философе, Зеноне, известно, что он учил: жизнь бесполезна, бессмысленна, тщетна; единственный разумный поступок, который может совершить человек - это самоубийство. Сотни его учеников покончили жизнь самоубийством. Сам он прожил долгую жизнь; когда он умер, ему было за девяносто. Кто-то спросил у него перед смертью: - Вы всю жизнь проповедовали, что единственный разумный поступок для человека - это самоубийство. Почему же вы жили так долго? Зенон ответил: - Я должен был жить; иначе, кто бы сказал людям, что жизнь бесполезна, бессмысленна? Хотя это и было для меня пыткой, я продолжал жить, чтобы спасать людей от бессмысленного, тщетного существования. Великолепное оправдание! Он нашел прекрасное оправдание, чтобы жить самому. Запомните, вот критерий: те, кто осуждает жизнь - калеки, у них неразвито сердце, у них нет корней; в их бытии нет цветов, и они не могут признать, что ошиблись. Чтобы отомстить жизни, они отрекаются. Все религии учат: «Отрекитесь от жизни». Кто эти люди, которые учат: «Отрекитесь от жизни»? Это люди, неспособные жить, которым неведомо искусство жизни. ...А иные умирают слишком рано. Заратустра говорит не об их реальной смерти, он имеет в виду, что они живут посмертной жизнью: в тридцать лет они умирают, а в семьдесят их хоронят. За все эти сорок лет в их жизни ничего не происходит: это совершенно бесплодная пустыня, в которой ничего не растет, ничто не зеленеет. Ни одного поющего ручейка не протекает по их жизни. Они абсолютно бесплодны. Они ничего не создают, ничто не рождается из них - ни живопись, ни поэзия, ни музыка, ни танец. Это посмертная жизнь. Они умерли, когда им было тридцать. В тот день, когда вы перестаете любить, перестаете творить, в день, когда вы прекращаете расти - в метафизическом смысле вы умираете. Физически и вы можете продолжать дышать, но дыхание не может быть синонимом жизни. Это всего лишь произрастание, как кабачки и капуста; в мире столько кабачков и капусты. Заратустра говорит: Пока еще странным кажется учение: «Умри вовремя!» Тот, кто жил правильно, интенсивно и тотально, обязательно умрет вовремя. Его смерть - не что иное, как зрелый плод, урожай. Его смерть - не что иное, как полное завершение. Он жил так сильно, любил так много, он всю свою энергию потратил на творчество, он так наслаждался, что пришло время отдохнуть. Чаша его жизни полна. Больше незачем медлить на земле. Он пришел туда, куда ему суждено прийти. Умри вовремя - это может понять лишь тот, кто жил, и жил тотально, без всяких тормозов, естественно; подчиняясь не мертвым писаниям, но живым источникам своего собственного бытия. Такие люди обязательно достигают огромного экстаза наполненности; их смерть - завершение: круг замкнулся. Смерть приводит их к новому рождению. Если вы умрете не вовремя, вы никогда не испытаете красоту смерти. Она останется предубеждением, мнением, которое вы слышали от других. Но личного опыта у вас не будет. Умри вовремя: так учит Заратустра. Для Заратустры смерть - актуализация всего вашего потенциала. Больше нет смысла оставаться в теле. Вы можете умереть радостно, с улыбкой на лице, с великой тайной в глазах. Ваша смерть не будет безвременной; почти 99,9 процента смертей безвременны - либо слишком поздние, либо слишком ранние. В день своей смерти, рано утром, Гаутама Будда сказал своим ученикам: «Этого больше чем достаточно. Пришло время уходить». Они не могли понять, что он имеет в виду; может быть, он говорит, что пора уходить в другое место? Будда сказал: «Вы не понимаете: я имею в виду, что я покидаю тело. Найдите красивое место. Я жил красиво, в окружении гор, деревьев, диких зверей и медитирующих». Он оглянулся вокруг и увидел два очень красивых, очень высоких сааловых дерева. Они стояли рядом и были почти как близнецы. Будда сказал: «Кажется, это подходящее место. Я умру здесь, между этими сааловыми деревьями». Он сказал это так, что казалось: смерть для него - просто решение. Для человека, который живет полно, смерть становится решением: она зависит от него. Смерть не может прийти к нему; он сам открывает свое тело для смерти. Больно, когда смерть приходит к вам и отнимает тело, а ваши дела не закончены - ваши дети не стали взрослыми, дочь собирается замуж, ваше дело идет не очень-то хорошо. Смерть постучалась в вашу дверь, но вы не можете приветствовать ее. Даже императоры не могут приветствовать смерть, потому что осталось еще так много завоевать, покорить. Жадность не знает границ. Она все время просит еще и еще. Вот почему смерть кажется врагом. Но для человека, подобного Гаутаме Будде, это просто выбор. Он пошел к этим деревьям, сел между ними и сказал ученикам: - Вы никогда больше меня не увидите. Это тело достигло своей полноты; ему нужен отдых; ему нужно уйти в окончательный покой. Но прежде чем я отброшу его, если у вас есть какие-то вопросы, задайте их. Может быть, вы встретите другого пробужденного... где и когда - нельзя предсказать. Но ученики стали плакать. Им было не до вопросов, они сказали: - Тебе сорок два года задавали вопросы, ты ответил на все наши вопросы. Расслабься, не беспокойся о нас. Ты показал нам путь, и мы будем следовать ему. Эта история прекрасна: Будда закрыл глаза и сказал: - Я сделал первый шаг - я больше не тело. Затем: - Я сделал второй шаг - я больше не ум. Я сделал третий шаг - я больше не сердце. Я сделал четвертый шаг - я вошел в свое сознание. В этот самый момент его дыхание остановилось, сердце перестало биться. Это совершенно другая смерть - такая легкая и расслабленная, такая наполненная, с такой благодарностью к существованию. Это те же шаги, что и в медитации. Вот почему я говорю: если вы медитируете, вы можете пережить смерть, не умирая; вы можете вернуться назад. Это переход от тела к уму, к сердцу, к бытию. Гаутама Будда умер вовремя. Но сколько людей могут сказать, что они умирают вовремя? Это всегда не вовремя, На всех могилах написано: «Он умер безвременно». Ни на одной могиле вы не найдете надписи: «Он умер вовремя». Такое никому бы не понравилось; даже умерший встал бы и сказал: «Это нехорошо. Вы унижаете меня, говоря, что я умер вовремя. Я умираю, а вы делаете из меня посмешище». Но поистине, умереть вовремя - это самое прекрасное в мире. Это часть долгой череды событий вашей жизни. Конечно, как может умереть вовремя тот, кто жил не вовремя? Вы живы. Трудно сказать о смерти - умрете ли вы вовремя или нет. Но живете ли вы вовремя? Или вы постоянно опаздываете на поезд? Вы всегда приходите на платформу, когда поезд уходит; вы видите, как мимо вас проезжает последний вагон. Вы всегда приходите слишком поздно или слишком рано, вы никогда не приходите точно в срок. Причина в том, что ваш ум живет либо в прошлом... Тот, кто живет в прошлом, воспоминаниями, всей той пылью, что осталась после них на дорогах, всегда опаздывает. Опоздание входит у них в обычай, потому, что они не могут быть в настоящем, а жить вовремя означает быть в настоящем. И есть люди, живущие в будущем. Они всегда планируют завтра - что они будут завтра делать. Они всегда опережают время. И они уже не живут вовремя. Такое пребывание в прошлом или в будущем так бессознательно, что почти все люди делятся на две эти категории: обращенных в прошлое и обращенных в будущее. Очень редко встречаются люди, живущие в настоящем, здесь, сейчас. Только человек, который живет каждое «сейчас», без вмешательства прошлого, настоящего или будущего, который просто живет в этот самый момент, без всяких усилий, ибо момент очень короток - малейшее усилие, и вас уже нет в нем... Если вы не расслаблены, вы не можете жить сейчас, Если жить расслабленно, каждое мгновение вашей жизни становится таким богатым - ведь вы полностью здесь, каждое мгновение, со всей своей любовью, разумностью, всем своим существом. Это короткое мгновение переполняется вашим пониманием, любовью, самым вашим бытием. Оно становится таким наполненным. Секрет известен; это открытый секрет. Вы знаете, что у вас всегда есть только один-единственный момент. Не бывает двух или трех моментов одновременно. Если вы сможете прожить этот момент тотально, вы узнаете весь секрет жизни, поскольку у вас всегда есть только один момент, и вам известно, как прожить его. Такая жизнь - единственно правильная жизнь, и такая жизнь может иметь в крещендо правильную смерть. Правильная смерть должна достигаться правильной жизнью. Но люди блуждают где угодно - в прошлом, в будущем в воспоминаниях, в мечтах - упуская то, что настоящее - единственная жизнь, которая у вас есть. Вы не можете жить прошлым, его больше нет. Вы не можете жить будущим, его еще нет. Живите тем, что единственно возможно: настоящим. В действительности, прошлое, будущее и настоящее - это разделения нашего ума. У жизни есть только одно время, настоящее. Это всегда настоящее. У жизни есть лишь одно место, здесь. Она всегда сейчас; она никогда не бывает «тогда». Тот, кто не живет вовремя, не может умереть вовремя, ибо жизнь и смерть неотделимы. Смерть будет либо концом несбывшейся жизни, полной разочарования, отчаяния, беспокойства; либо она станет вершиной радости, любви, благодарности, молитвы всему существованию. Лучше бы ему и не родиться! - чем не научиться искусству жизни, чем не достичь правильной смерти. Заратустра говорит: Лучше бы ему и не родиться! - Так советую я всем лишним. Те, кто не знает жизни и не знает смерти - лишние. Им не следует рождаться; рождаясь, они только зря мучаются. Если вы родились, если вам дана возможность, используйте ее как можно полнее. Но и лишние важничают своей смертью, и даже самый пустой орех хочет быть расколотым. На самом деле, чем более человек лишний, тем больше от него шума: он хочет превратить свою смерть в грандиозное событие. Жизнь он упустил; осталась только смерть. Я дружил с одним министром, первым министром Мадхья Прадеш, он был уже стар. Он сказал мне, что единственная его молитва - умереть первым министром. Я спросил: - Что вы выиграете? Смерть есть смерть, умрете ли вы нищим или первым министром. Он сказал: - Вы не понимаете. Если я умру первым министром, моя смерть будет отмечаться по-королевски. Несколько дней будет праздник; флаги будут развеваться в мою честь; мое тело повезут на танках; я приму от солдат последний салют. Я сказал ему: - По-видимому, вы упустили жизнь; иначе зачем беспокоиться, будут ли солдаты салютовать вашему телу, почтят ли его флагами, королевским вниманием, недельным отпуском в правительственных учреждениях, когда вы умрете? Какое вам да этого дело? Я всегда об этом помню: хотя он стал совсем стар, он упорно не уходил с поста первого министра; он остался первым министром и умер первым министром. Это было все, для чего он родился - чтобы умереть первым министром, а все эти восемьдесят пять или девяносто лет в промежутке были совершенно пусты. Все они лишние - президенты, премьер-министры. Вы когда-нибудь задумывались, что стало с Никсоном, или что будет с Рональдом Рейганом, когда он перестанет быть президентом? Он не может снова стать президентом; он уже лишился этой возможности. Люди забыли Ричарда Никсона; люди забудут Рональда Рейгана. Стоит человеку оказаться на престижном месте, как он начинает цепляться к нему; он не хочет, чтобы его забыли. Вы удивитесь, узнав об этом. Накануне революции премьер-министром в России был человек по фамилии Керенский. Когда революционеры захватили страну, он бежал и жил в Нью-Йорке, держа бакалейную лавку. Он умер в 1960 году, и вплоть до 1960 года никто не беспокоился о том, что этот хозяин магазинчика, бедный человек, был одним из видных премьер-министров могущественнейшей империи, России. И только когда он умер, в газете появилось маленькое сообщение: «Умер Керенский, человек, который до революции был премьер-министром России». Только смерть заставила людей осознать, что он жил все это время. Жизнь лишнего человека не имеет ценности сама по себе. Вот почему ему нужно что-то другое, чтобы придать ей ценность - деньги, власть, престиж, нечто внешнее. Ничто внешнее не может сделать вашу жизнь богаче; оно не может также сделать богаче вашу смерть. Только внутреннее, ваше сущностное бытие, ваша субъективность властно сделать вашу жизнь танцем, а смерть - последним, окончательным и величайшим танцем. Все относятся к смерти серьезно: но пока она еще не стала праздником. Наверное, я единственный за двадцать пять веков после Заратустры сделал смерть праздником. Только мои люди празднуют смерть; повсюду она сопровождается трауром. Так и должно быть, ведь жизнь не удалась, она не прожита, потеряна напрасно... Что же тут праздновать? Но если ваша жизнь была полна любви, творчества, отдачи, радости, если ни одна часть жизни не осталась непрожитой, ваша смерть должна быть праздником, торжеством. Люди не научились еще чтить самые светлые праздники. Я показываю вам смерть, в которой обретается полнота и завершенность - смерть, которая станет для живущих жалом и священным обетом. Человек, завершивший путь свой, умирает победоносно. Смерть должна быть триумфом, победой, возвращением домой. Но для этого вы должны изменить всю свою жизнь. Вы должны жить иначе - не как христианин, индуист или мусульманин, но как естественный человек, без всякого страха и жадности. Пусть этот момент будет самодостаточным. Не жертвуйте им ради чего-нибудь в будущем, и не растрачивайте его на сладкие воспоминания. Сделайте это мгновение как можно более сладостным и прекрасным; и таким образом, от мгновения к мгновению, ваша жизнь станет гирляндой цветов. А когда гирлянда полна, приходит время смерти, смерти-праздника, смерти-карнавала - «самого сказочного праздника». Такая смерть - наилучшая; лучшей же после нее будет - умереть в борьбе и растратить великую душу. Если вы не сможете осуществить высочайшую возможность в себе, если вы не сможете стать исполнением самого себя, то Заратустра предлагает второе после лучшего - по крайней мере, вы можете быть воином. Слово «воин» утратило свое старое значение. Теперь нет воинов; есть люди, которые прилетают на самолетах, как воры, сбрасывают бомбы и удирают. Эти трусы - не воины. Научная технология уничтожила в человеке столько, что это почти невозможно посчитать: например, воины исчезли; они больше не нужны. Машины все сделают лучше; сейчас, чтобы сбросить ядерное оружие, не нужен даже летчик. Рональд Рейган или его шимпанзе просто нажимают на кнопку, которая находится в Белом Доме, и некая ракета взлетает, неся смерть миллионам. В прошлом воин был достойнейшим человеком. Он сам во всех отношениях был произведением искусства. Фехтование или стрельба из лука давали ему определенную выдержанность, давали ему гибкое тело - сильное и все же гибкое. Посмотрите на оленя в лесу, и вы увидите, как прекрасно его тело. Вы не найдете ни одного толстого или уродливого оленя, ни одного оленя-американца. В Америке тридцать миллионов человек умирают от ожирения, и все же они продолжают есть - они помешаны на еде. Но вы не найдете ни одного толстого оленя... они все одинаковы. Воины были чем-то в этом роде - на их тело стоило посмотреть. Они заботились о своем теле, они заботились о своих упражнениях; и чтобы стать воинами, им, конечно, была необходима медитация: быть бдительным, быть постоянно осознающим, потому что в любой миг... малейшая ошибка, и вам конец. Они ходили по лезвию бритвы; на их равновесие стоило посмотреть. Но воины исчезли. Теперь война - безобразное дело; теперь война - чистое разрушение; она не приносит человечеству ничего ценного. Но воин тысячи лет придавал достоинство, честь своему телу, своему уму, своему существу, ибо ему приходилось быть полностью бдительным, он не мог допустить ни одной мысли. Он не мог уйти в прошлое, он не мог уйти в будущее, он должен быть в настоящем. Именно поэтому в Японии искусство владения мечом и стрельба из лука стали методами обучения медитации. Не нужно учиться медитации отдельно - достаточно стать лучником, и вы научитесь медитировать; разница очень невелика. Один немецкий профессор, Герригель, учился в Японии стрельбе из лука. Он был лучшим лучником Германии. Но в Японии стрельба из лука - не просто стрельба из лука, это медитация. Немец был растерян, поскольку в его представлении, если вы всегда попадаете быку в глаз, вы великий лучник; а он попадал стопроцентно. Но его Мастер говорил: - Нет, главное неверно. Нас не интересует бычий глаз; мы не заботимся о том, чтобы стрела всегда попадала в цель; мы сосредоточены на тебе. Ты не должен ничего делать. Ты должен позволить стреле двигаться самой. Ты должен только создать условия, а затем ждать и позволить этому случиться. Для немецкого ума это было совершенно непостижимо: как это может случиться, если вы не натягиваете лук, если вы ничего не делаете, если вы просто стоите с луком и стрелами - как это может случиться? И даже если это случится, стрела не попадет в цель. Здесь можно понять разницу между Востоком и Западом. Западный ум больше сосредоточен на цели, а восточный ум больше сосредоточен на лучнике, на воине. Мастер много раз повторял ему: - Забудь о цели. Даже если ты промахнешься, неважно. Сначала я должен привести в порядок тебя. Герригель сказал: - Что я еще могу сделать? Я лучший лучник в своей стране. Мастер сказал: - Может быть, в своей стране ты и лучший лучник, но здесь ты просто любитель. Три года прошло, а он не мог уловить смысл. Это было трудно. Наконец, устав, он сказал Мастеру: - Завтра я уезжаю. Мастер ответил: - Жаль; но прежде чем ты уедешь, приходи ко мне, выпьем чаю, а потом можешь ехать. Когда он пришел, чтобы выпить с ним чаю, Мастер учил других учеников стрелять из лука. Он сел на скамейку и стал наблюдать. Впервые это было не его заботой. Он впервые расслабился; а он все время был в напряжении, день за днем он думал: как позволить этому случиться? Но сегодня он сидел на утреннем солнышке, в саду Мастера, расслабившись, наблюдая. Он видел, как Мастер показывает другим ученикам, как они должны позволить стреле двигаться к цели: они не принуждают ее, они просто позволяют ей лететь. Мастер взял лук. В Герригеле не было напряжения, его это не интересовало, он уезжал, так что он смог увидеть более ясно, что Мастер стоял совершенно расслабленно. Когда стрела покидала лук, он видел его руки - в них не было напряжения. Он видел его лицо - это было чистое изящество. И совершенно неожиданно он понял, что значит «позволить этому произойти». Внезапно он встал, взял из рук Мастера лук и стрелу - Мастер даже не спросил, что он делает - и, ничуть не заботясь о цели, поднял лук и стрелу очень расслабленно и изящно... случилось. Он попал в цель. Мастер сказал: - Великолепно, у тебя получилось. Ты не делал это; ты позволил этому случиться. Герригель записал в дневнике: «Разница была огромна. Если бы я уехал на день раньше, я мог не узнать красоты того, о чем мой Мастер три года неустанно говорил мне. Я уставал, но он не уставал никогда - каждый день одно и то же. Но в этом была моя ошибка. Я был напряжен, и все мои усилия были направлены на то, чтобы поразить цель, а он заботился только о том, что я должен быть изящным и расслабленным. Я был его целью». Мастер был чрезвычайно счастлив: - Хотя бы через три года тебе это удалось. Герригель сказал: - Я ничего не старался сделать. Я просто смотрел на вас. Я никогда не смотрел на вас. Вы учили меня каждый день. Я был в своем уме, думая: как? Но это не вопрос «как». Поскольку я был слишком озабочен тем, как это сделать, я не мог это сделать. Сегодня во мне не было беспокойства, ум безмолвствовал, и я впервые увидел вас - это изящество, эту красоту. В Японии стрельба из лука и искусство меча стали методами обучения медитации. Воин в прошлом был прекрасным человеком, его тело было так же прекрасно, как тело дикого животного; оно было подвижно и необычайно искусно. Заратустра напоминает: если вы не можете умереть как мудрец, умрите хотя бы как воин. После самой лучшей смерти эта - вторая. Но и борющемуся, и побеждающему одинаково ненавистна ваша смерть: скаля зубы свои, она крадется, как вор, а приходит к вам повелителем. Истинно свободную смерть хвалю я, ту, что приходит ко мне, ибо я хочу ее. Но если вы не хозяин своей жизни, как вы можете быть хозяином смерти? На Востоке хорошо известно, что самые великие мудрецы объявляли о своей смерти заранее, и люди поняли это неправильно: люди думают, что они предсказывают, но это не предсказание. Они знают, что они пришли к завершению, что в жизни больше нечего открывать - их путешествие завершилось. «Через семь дней, или через три дня, или завтра, я умру» - они говорят это потому, что способны желать своей смерти. Это не предсказание. Но весь Восток заблуждался насчет этого: они считают это предсказанием. Это вовсе не предсказание: если они захотят, они могут еще немного помедлить, но им не нужно ничего лишнего. Когда что-то сделано до конца, нанесены последние мазки - время уходить, время сказать земле «до свидания». Когда же устремится к смерти воля моя? - У кого есть цель и преемник, тот пожелает смерти вовремя, тогда, когда это удобно для цели и для преемника. Иные становятся слишком стары для побед и истин своих; беззубый рот не имеет уже права на все истины. Всякий жаждущий славы должен заблаговременно расстаться с почетом и освоить нелегкое искусство - уйти вовремя. Пусть бы явились проповедники скорой смерти! и подобно буре, сотрясли бы деревья жизни! Но я слышу только проповедь медленного умирания и терпения ко всему «земному», Если бы он остался в пустыне, вдали от добрых и праведных! Быть может, он научился бы жить, и любить землю, и даже смеяться! Да не будет умирание ваше хулой на человека и землю друзья мои: с такой просьбой обращаюсь я к меду души вашей. Даже в смерти должны пылать дух ваш и добродетель, подобно вечерней заре над землей: иначе смерть ваша плохо удалась вам. Так хочу умереть и я: чтобы вы, друзья мои, ради меня еще больше любили землю; снова в землю желаю я обратиться - обрести покой у той, что родила меня. Поистине, была цель у Заратустры, в нее метал он мяч свой; отныне вы, друзья, будете преемниками цели моей, вам бросаю я золотой мяч. Приятнее всего смотреть мне на вас, друзья мои, когда подбрасываете вы его! Вот почему помедлю я еще немного на земле: простите мне это! Многие озарения Заратустры не с чем сравнить. Это может быть одним из величайших уроков: если вы хотите умереть со славой, а не безобразной и презренной смертью, вы должны начать жить с этого самого мгновения. Вы должны сконцентрироваться на тотальности: жить тотально, зажечь факел своей жизни с обоих концов. Когда вы почувствуете полноту и завершенность, вы сможете умереть тотально. Вы не будете цепляться за жизнь. Я видел, как умирали многие люди. Они умирают как нищие, цепляясь за жизнь; они не хотят умирать, потому что они еще не жили, а смерть уже тут. Но когда у них была жизнь, они теряли ее. А теперь смерть постучалась к ним в дверь, и они стали понимать, что жизнь потеряна. Но человек, который жил тотально, с открытой дверью, будет приветствовать смерть, ибо смерть не враг ему. Это просто перемена дома: из одного тела в другое, из одной формы в другую, или, в конце концов, от формы к бесформенной жизни, окружающей землю. Религиозный человек не только живет, но и умирает религиозно. Человек искусства живет искусно, и не только живет искусно, но и умирает с великим искусством. Один Мастер дзен спрашивал своих учеников - ему пришло время умирать, и он спросил: - Прежде чем уйти, я хочу изобрести какой-нибудь необычный способ умереть. Вы знаете меня. Я не хочу ничего повторять, быть просто чьим-то последователем. Расскажите, есть ли какой-нибудь необычный способ смерти? Один человек предложил: - Может быть, вы умрете сидя в позе лотоса? Но другие сказали: - Многие мудрецы умирали в позе лотоса, это не ново. Кто-то сказал: - Вы можете умереть стоя. Они обсуждали это так, как будто это просто игра - это и должно быть игрой - и кто-то стал возражать: - Я слышал о мудреце, который умер стоя. Тогда кто-то еще предложил: - Тогда остается только одно. Встаньте на голову! Умрите стоя на голове, я не думаю, что кто-нибудь еще делал это раньше. Мастер сказал: - Это мне нравится; ну, друзья, прощайте. Он встал на голову и умер. Ученики растерялись. Они знали, что делать с мертвым телом, когда оно лежит на кровати, но они никогда не сталкивались с человеком, который встал на голову и умер. «Что нам с ним делать? Раз уж этот старик такой чудак, он мог бы нам сказать, что нам потом делать». Кто-то предложил: - Его старшая сестра тоже великий Мастер. Она монахиня, живет возле монастыря. Лучше позвать ее, а то мы можем сделать что-нибудь не то, и нехорошо, если мы сделаем что-нибудь не то с нашим Мастером, когда он умер. Один ученик побежал; сестра Мастера, еще старше, чем он, пришла в великом гневе и закричала от самых дверей: - Он всю жизнь был хулиганом, он никогда не вел себя так, как должен вести себя человек. Но я никогда не думала, что он и умрет по-хулигански. Где он? Толпа расступилась перед нею, и она сказал ему: - Бокудзю, ты идиот! Ты стал просветленным, но не забыл свои проделки. Спускайся из этой позы и ложись на кровать, как положено! Пришлось Бокудзю подчиниться; нельзя не послушаться старшей сестры. Люди не могли в это поверить. Они все проверили - он не дышал, сердце остановилось. Он вернулся, лег на кровать и сказал своей сестре: - Ну, хорошо, можешь идти. Я умру, как положено. Сестра ушла, и он умер, как положено. Они снова проверили. Все было по-прежнему: ни дыхания, ни пульса. Этот человек, должно быть, ждал в четвертом состоянии, зная или наблюдая из глубины, что теперь будут делать его ученики. И наблюдая их в этом большом затруднении, он, наверное, был чрезвычайно доволен. Умереть таким прекрасным образом, как будто вы играете, должно быть просто для всех тех, кто жил совершенно и тотально. Бокудзю и из смерти сделал прекрасный опыт, не только для себя, но также и для других. |
|
|