"Ребячье поле" - читать интересную книгу автора (Соколовский Владимир Григорьевич)

13

На следующее утро пионеры-колхозники собрались к школе на разнарядку. Теперь больших работ на их полях не предстояло до осени, можно было отдохнуть, попа не подойдет пора сенокоса: тогда и дома хватит дел по самую макушку. В такую пору взрослым некогда, все хозяйство на старых да малых. Иван Николаевич, председатель, сказал, что возьмет ребят покрепче свозить сено в стога на волокушах. Навалят мужики с бабами копешку сена на волокушу, и вези ее на лошадке, сидя верхом, правь, понукай да отгоняй паутов. Труд не шибко тяжелый, только нудный, утомительный. Вдобавок жара. Зато за хорошую работу похвалят принародно и рассчитаются с тобой потом хорошо, как со взрослым мужиком. А ведь как приятно, когда к тебе относятся словно к большому!

Но до сенокоса еще долго! Бот уж можно будет побегать на Сепульку, покупаться! Или — в лес, за пикапами. Да мало ли куда. В детстве много дел, и все важные. Только Груне Жаковой надо было каждый день бывать в крольчатнике, доглядывать за кроликами, за тем, как несут дежурство ее подчиненные — второклассники.

Они дежурили парами, через несколько дней. Но Груня уже не тяготилась своей должностью, а, наоборот, гордилась ею.

Так что настроение у ребят, собравшихся около школы на разнарядку, было хорошее. Они просто сидели и разговаривали: о том; кому куда надо идти, да что надо делать, да что велели сделать на день тятька с мамкой.

И вот тут-то пожаловал на площадку перед школой Иванко Тетерлев. Его тащил отец, тоже Иван Тетерлев. «Эко я тебя, озорного!» — кричал он время от времени и скользом бил сына по разлохмаченной голове растопыренной ладонью.

— Падай в ноги! — приказал он, поставив сына перед ребятами.

Иванко, подвывая, бухнулся на колени и прижался лбом к земле. Иван Филиппович Тетерлев тоже опустился на колени, развел руками:

— Уж вы простите нас, честной народ! Я как узнал, что он вчера тут содеял… Ведь надо же — додумался этого Ондрейка, пакостника, имя назвать, да еще стращать им стал! Он ведь конокрад, Ондрейко-то, он с Распутой еще давным-давно связался, вместе лошадей воровать ходили. И били их, и по тюрьмам они сидели — все неймется! А наша вся семья, все Тетерлевы от него давно отвернулись, отказались. Бродят они, как звери, по лесам-то, людей обижают. Как у тебя язык повернулся его имя ребятам назвать, свинья ты после того! — отец оттолкнул Иванка от себя. — А у нас в родне сроду воров да озорников не бывало. Простите, честной народ!

— Вы встаньте оба, — отводя глаза, сказал Артём-ко. — Распадались тоже… Надо было, дядя Ваня, раньше ему думать. Выключили мы его. И из пионеров, и из нашего колхоза. Пущай теперь живет, как сам хочет. Хоть бежит к своему дяде. Нам он не нужен такой.

— Это что же… — не поднимаясь с колен, старший Тетерлев тяжко вздохнул. — Не нужен ты, значит, обществу, прогоняет, значит, оно тебя. А раз такой приговор — нельзя тебе здесь жить. Надо будет, наверно, тебя из дому-то, прогонять.

— Тятька-а!.. — заскулил Иванко.

— Может, простите все ж таки его? — выкрикнул отец со слезами. — Сгинет парень, пропадет, а ведь он у меня один сын-от! Остальные девки все, пять штук, будь неладны. Послушный, хозяйственный, работящий — а поди-ко, сколь натворил беды. Кланяйся, собачья шерсть!

Иванко опять ткнулся носом в траву.

— Что он работящий, мы знаем, — произнес угрюмо Артёмко. — А только так делать никому не положено. Не быть ему пионером больше, дядя Иван. Ни пионером, ни нашим колхозником.

— Ты, Артёмко, за всех-то не говори! — неожиданно вмешалась Олёнка Минина. — Мало ли, что ты сам думаешь. Там не быть, да там не быть. Мы все должны вместе решать, вот. А мне, если честно, Иванка жалко. Обиделся он, что его тятька налупил, да мы еще от кроликов отлучили, вот он и наплел со зла всякой гадости. Мы, конечно, все правильно сделали, прощать таксе нельзя. Но ведь его теперь тятька из дому хочет выгнать, это вам как? Пускай парень пропадает, да? Сколь мы с ним учились, вместе бегали! Уйдет он из дому да и сгинет, а мы тогда вроде бы ни при чем будем, да? Не знаю, как ты, Артёмко, а я в жизнь себе такого не прощу.

— Что я, злой медведь, что ли?

— Ну и вот. Я что предлагаю: пускай Иванко работает с нами, как прежде. В полевой бригаде. К кроликам мы его, конечно, не пустим, хватит, накомандовался! Вот мы посмотрим на его работу, на поведение, и к Октябрьским праздникам решим вместе, быть ему дальше пионером или нет. Заслужишь — снова примем. Не заслужишь — смотри сам. Тебе жить. Как вы думаете, ребята?

Что делать, жалко Иванка! И пионеры поддержали Олёнкино предложение.

— Только уж ты, Тетерлев, смотри у нас! Не будешь так больше-то?

Иванко плакал, дергался на траве:

— Ой, не буду! Ой, матушки мои, не буду-у!..

То-то.