"Последнее танго в Бруклине" - читать интересную книгу автора (Дуглас Кирк)

Глава XXVIII

Эллен протянула руку, чтобы погладить его, но нащупала только прохладную простыню там, где он должен был лежать. Тут же проснулась с ощущением ужаса. Это правда, что Бен был рядом, или, может быть, ей это только приснилось?

Тут она вспомнила: он вернулся от Милта ни с чем, старательно ее убеждал, чтобы она отказалась от своей идеи преследования Рихарда.

Она не может этого, она пойдет до конца.

– Ладно, но тогда, прошу тебя, не будем больше об этом сегодня, – взмолился он.

– Не будем, – в конце концов уступила она. Сил просто не оставалось с ним спорить. Она чувствовала себя бесконечно усталой.

– Давай где-нибудь поужинаем, в хорошем ресторане, а?

– Устала я. – Но, увидев разочарование на его лице, Эллен поспешила добавить: – И вообще, куда лучше просто посидеть спокойно дома, вдвоем.

– Ну, если ты так хочешь… – лицо его прояснилось, – тогда я пошел на кухню готовить. Самое твое любимое блюдо приготовлю, сандвичи, и чтобы масла побольше, а потом желе. – В глазах его играл насмешливый огонек.

Она улыбнулась, подошла к нему поближе, обняла. «Ты лучше всех на свете», – шепнула Эллен чуть слышно.

Сандвич был скоро готов, и она, чтобы угодить ему, заставила себя куснуть раз-другой, хотя аппетита совсем не было.

– Вот уж завтра мы устроим себе настоящий праздник, – пообещал себе и ей Бен. – Утром у меня несколько человек записались на занятия, но освобожусь я не поздно, и давай себе что-нибудь позволим, а? Давай, например, в Кэтскиллские горы на машине съездим, если ты не против.

– Не смогу, милый, очень жаль, но не смогу, мне завтра снова на обследование.

– Какое еще обследование? – видно было, как он встревожился.

– Да не беспокойся ты, пожалуйста, просто затеяли эту ерунду с гастроскопией, а там что-то не получилось, вот теперь и приходится делать дополнительные анализы.

– Как это не получилось? Ты что-то от меня скрываешь.

– Да сама не знаю, как. Оборудование самое новое, датчики там и прочее, целое состояние стоят все эти игрушки, а потом оказывается, что запись неудачная или еще что.

– Стало быть, все заново?

– Нет, не так. Доктор О'Брайен еще что-то выдумал.

– Что именно, не знаешь?

– Ой, Бен, он так долго, так подробно все это мне объяснял, что я совсем запуталась. Да и думала я при этом совсем про другое.

– Эллен, ну как так можно, ведь речь о твоем здоровье идет. Надо внимательнее ко всему относиться. Я все понимаю, Джелло умер, ты потрясена, но все-таки…

– Ну хорошо, хорошо, завтра буду очень внимательно все слушать. Не надо меня ругать, Бен. Устала я сегодня, даже огрызнуться нет сил.

Он обнял ее и, не отпуская, так и укачивал, пока она не задремала.

Вот это она и помнила сквозь сон – его руки, укачивающие ее, как в раннем детстве. Куда он подевался? Господи, да просто поздно уже, он, должно быть, уехал в свой зал.

Она вылезла из постели, поковыляла на кухню: скорее чашку кофе, а то она как в полуобмороке.

Бен все предусмотрел. Кофейник стоял на плите, только включи, на столе все было приготовлено для завтрака. Как постарался-то, вон и скатерка свежая постелена (что-то она такой у себя не помнит, должно быть, специально им куплена), и подносик с клубникой, и молоко, и хлопья. А рядом с ее прибором записочка:

Дорогая Эллен, не стал тебя будить, отдыхай как следует. Я освобожусь часов в 11 и заеду, чтобы отвезти тебя в больницу на твое обследование.

Внизу стояла крупная буква «Б», а под ней рисунок – лицо, расплывшееся в счастливой улыбке, и надпись «Это я», – а ниже печальное, злое личико, под которым стояло «А это ты».

До чего он заботливый, до чего трогательный, а ведь по виду можно подумать, что обычный старый человек, как все они, раздражительный и колючий.

Она взглянула на оставленный ей завтрак, но даже мысль о еде отозвалась волной неприятных ощущений. Может быть, попозже. А сейчас она поедет в больницу, чтобы приступить к осуществлению следующей стадии, как было намечено в ее плане. Что бы там ни говорил Бен, она не успокоится, пока Рихарда не накажут за его злодеяние.

Ей повезло: мистер Грабовски, управляющий больницей, согласился уделить ей несколько минут, хотя она не записывалась к нему на прием. Она вошла в кабинет и увидела, что всегда жизнерадостный, бодрый администратор сегодня чем-то не то удручен, не то выведен из себя.

– Входите, Эллен, входите, рад вас видеть. Кстати, я и сам собирался вас вызвать.

– Да? – Она была удивлена, впрочем, может быть, ему сообщили про ее недомогание.

– Видите ли, я хотел кое-что с вами обсудить, касающееся доктора Вандерманна, – он все никак не мог найти удобной позы в своем непомерно большом кресле, хотя ему, расплывшемуся до немыслимых размеров, оно бы должно быть как раз впору. – Мне ужасно жаль, что все так получилось.

– Так вы знаете? – Эллен от изумления чуть не потеряла дар речи.

– Да, доктор Вандерманн подал мне подробную объяснительную записку.

– И все в ней признал?

– Что вы имеете в виду?

– Он вам все сообщил, без утайки?

– Само собой разумеется. И я не могу смириться с мыслью, что молодой врач в расцвете сил и на вершине профессиональной карьеры принужден нас покинуть, да еще по таким вот причинам. Но должен признать, что его стойкие принципы не могут не вызывать уважения.

– Уважения?

– Да, уважения, потому что не каждый из-за плохого состояния здоровья своей матери откажется от должности главного врача такой больницы, как наша, а эта должность была ему гарантирована. Согласитесь, это очень благородно с его стороны.

Эллен слова не могла вымолвить.

– Жестокая ирония судьбы: кардиолог экстра-класса, а у его матери тяжелое сердечное заболевание, и ему вряд ли что-нибудь удастся сделать для нее.

У Эллен все путалось в голове, мысли теснились и перебивали одна другую, она молча слушала, не зная, что сказать в ответ. А мистер Грабовски ничего и не заметил – как обычно, говорил без остановки, и не было ни единой возможности прервать этот монолог.

– Еще хорошо, что я в тот день раньше всех пришел на работу, прочел его докладную и успел поймать его по телефону как раз в тот миг, когда он собирался ехать в аэропорт; у него уже и место на рейс в Вену имелось. Говорю ему: перевезите, мол, вашу мать сюда, к нам. Мы для нее сделаем все, что в человеческих силах. Увы, состояние у нее такое, что о подобном путешествии не может быть и речи. Так что все, его уход предрешен, хотя официально вопрос с контрактом вправе решить только совет директоров…

– Значит, он подал заявление об уходе?

– Да, у меня такая бумага есть, но я все еще надеюсь, что он передумает и дело ограничится отпуском на неопределенный срок. Решает совет, а заседание совета будет только на следующей неделе.

– Мистер Грабовски…

– Вот поэтому-то я и хотел с вами повидаться, моя ненаглядная Эллен. Вы должны нам в этом деле помочь.

– Каким образом?

– Ну, послушайте, кто же не знает, что у вас с доктором Вандерманном короткие отношения, простите, если я вас обидел, сказав об этом прямо. И я прошу вас использовать ваше влияние на него с тем, чтобы свое решение покинуть «Сент-Джозеф» он хотя бы не рассматривал как бесповоротное. – Наконец-то он умолк, давая ей шанс произнести слова согласия.

– Этого я сделать не могу, – тихо произнесла Эллен.

– Не можете? – Он точно не понимал, что это значит.

– У нас с доктором Вандерманном отношения, которые уже нельзя назвать короткими.

– Ах вот что… ну да, ясно… – кажется, он и впрямь начал кое-что соображать.

Поднявшись из-за стола, мистер Грабовски всем своим видом дал ей почувствовать, что больше у него нет времени на эти разговоры, поскольку они бесполезны.

– Что же, в таком случае придется мне самому слетать в Вену. Врача такой квалификации мы терять не можем, – и он распахнул перед Эллен дверь, вынуждая ее уйти.

– Послушайте, мистер Грабовски… – однако он уже чем-то занялся и не смотрел ей вслед. Да и что толку с ним говорить: Рихард отбыл, выпорхнула птичка из силка. – Желаю вам удачной поездки. – Эллен закрыла за собой двери.

Может, и стоило ему сообщить, что эта его затея с поездкой к Рихарду в Вену бессмысленна, тот не из нервных, не стал бы поспешно бежать, оставив маршрут своих передвижений. Хотя что ей за дело до планов мистера Грабовски? Ну и пусть себе колесит по Европе в поисках матушки Рихарда. Долго придется ему странствовать, старушка уже четыре года как приказала долго жить.

– Эллен! – громко позвал Бен, входя в квартиру. Молчание. Он прислушался, не пущена ли вода в ванной. Ни звука.

Скорей на кухню. Завтрак стоял нетронутым на столе, только к пакету с хлопьями она прикрепила записочку:

Не беспокойся, везти меня в больницу не надо. Доеду сама, мне необходимо быть там пораньше в связи с важным делом. Постарайся быть днем дома, я вернусь и давай проведем урок танго. Люблю тебя, люблю, люблю.

В подражание ему она поставила внизу огромную букву «Э», а по бокам пририсовала два счастливых личика.

Бен усмехнулся. Прочитал записку еще раз. Что это за важное дело нашлось у нее в больнице, хотел бы он знать. Уж не вздумала ли она распутывать эту историю с Джелло, ухватившись за другой конец?

Что до него, самое главное – что они опять вместе, остальное не имеет особенного значения. Всего часа два как он ушел из дома, пока она еще спала, а он уже по ней соскучился.

Стало быть, к полудню вернется? Нет, это она процедуру свою должна проходить в полдень у доктора О'Брайена, так? Кабинет этого доктора расположен в новом корпусе, который недавно пристроили. Вот туда он и поедет, чтобы забрать Эллен, как только обследование или что там еще закончится.

– Что вам угодно? – тощая секретарша хмуро смотрела на Бена из-под очков в толстой оправе.

– Мне нужно подождать мисс Эллен Риччо. Она ведь сейчас в кабинете, если не ошибаюсь?

Секретарша взглянула на какой-то листок:

– Минуточку. – Нажала кнопку в столе.

– Да? – отозвался мужской голос по внутренней связи.

– Доктор О'Брайен, тут джентльмен спрашивает Эллен.

– Сейчас подойду, попросите подождать.

Бен слышал, как щелкнуло в микрофоне, а вскоре появился и сам доктор. Добродушный на вид человек с изрезанным морщинами лицом, как у Спенсера Трейси. Протянул руку:

– Вы, надо понимать, отец Эллен?

– Не совсем, но можете считать меня ближайшим из ее родственников. Меня зовут Бен Джекобс.

С минуту доктор разглядывал его, словно прикидывая, что ему сказать.

– А Эллен сейчас проходит обследование? – спросил Бен.

– Нет, она сообщила секретарше, что не сможет быть у нас в назначенное время, и нам никак не удается с ней связаться, чтобы договориться, когда мы увидимся.

– Ничего не пойму. – На лбу Бена появилась глубокая складка. – Мне совершенно точно известно, что она намеревалась быть у вас на приеме.

– Да, очень жаль, что она не явилась, поскольку ее состояние внушает мне немалое беспокойство. – Доктор говорил спокойно, но веско, не позволяя усомниться в серьезности своих слов.

– А что такое?

– Разве она вам не сказала?

– Нет, сказала только, что предстоит еще одно обследование, но я так понял, что ничего особенного.

– Вот как. – Доктор провел ладонью по подбородку. – Вы не могли бы на минутку зайти ко мне в кабинет?

– Разумеется. – Бен двинулся за ним следом. – Пожалуйста, уж вы мне скажите откровенно, как обстоят ее дела.

Доктор не спеша уселся за стол, показав Бену на свободное кресло сбоку.

– Вот что я должен вам сказать, мистер Джекобс. Мы знакомы с Эллен не один год. Она замечательный работник и очень приятный человек…

– Совершенно с вами согласен, доктор, она настоящее чудо, но увы, она совершенно не следит за своим здоровьем.

– Видите ли, у каждого нашего пациента собственные понятия о том, как относиться к своему физическому состоянию. Эллен принадлежит к числу тех, кто старается как можно реже об этом задумываться.

– Вот-вот. А что, эта ее анемия и в самом деле неприятная штука?

– Анемия, мистер Джекобс, не является заболеванием. Она лишь симптом заболевания, и не одного, а нескольких. Вот с этой целью я и решил ее обследовать: мы должны понять, какое заболевание здесь скрывается. Но когда я переговорил с Эллен, получив результаты, она меня точно не слышала.

– А что показало это обследование? – Бен чувствовал, как в него заползает, усиливаясь с каждым мгновеньем, страх.

– Я не могу сказать, что уверен в своем диагнозе на все сто процентов. Вот отчего так необходима биопсия.

– Биопсия?

– Да, биопсия.

– То есть вы хотите сказать… – Бен еле выдавливал из себя слова. – Обследование, которое делают при подозрении на рак?

Доктор молча кивнул, а его лицо выражало сочувствие.

– Но послушайте, у нее же спина слабая, может, еще язва, потому что она ничего не хочет есть, а это… это… – Бен не находил нужных слов.

– К сожалению, все эти симптомы нередко скрывают за собой рак поджелудочной железы. Обследование показало, что этот орган у нее увеличен, а также имеется некоторое образование вокруг печени. Но до того, как будет сделана биопсия, сказать точно, с чем мы в данном случае имеем дело, нельзя.

– То есть ее резать придется, да?

– Ну что вы, в наше время такой необходимости уже нет. Просто введем в район желудочной полости длинный зонд, возьмем образец ткани из поджелудочной железы и отправим в лабораторию.

– А лаборатория определит, имеется ли рак?

– Да, пораженные клетки просматриваются под микроскопом совершенно ясно.

– А если результат будет позитивный, – Бен с нажимом произнес «если», не веря, не желая поверить, что такое действительно возможно, – если так, пойдет ли речь об операции?

– Нет, в данном случае хирургическое вмешательство бесполезно.

– Бесполезно? – щеки Бена так и запылали.

– К тому времени, когда обнаруживается это раковое заболевание, оно почти всегда носит летальный характер.

Он почувствовал, как у него дрожат руки. Глазами Бен так и впивался в доктора, ловя каждое его слово.

– В общем, вот что, мистер Джекобс. Не хотелось бы без необходимости вас волновать. Пока что я не располагаю биопсией, у меня есть только результаты гастроскопического обследования, а эти данные не всегда бывают верными.

– Не всегда? Что значит – не всегда?

– Ну, как вам объяснить… – Доктор задумался на минуту, потом продолжил. – Не стану вводить вас в заблуждение. Ошибки при таком обследовании возможны, но вероятность ошибок не более десяти процентов.

– Не более десяти, – механически повторил Бен. – Иначе говоря, вы практически уверены в своем диагнозе.

– Нет, этого я не говорил. Пока не сделана биопсия, о диагнозе, в строгом смысле слова, речь не идет.

– Но вы же знаете, что с ней, вы уже это знаете. Я понимаю, вы меня щадите. Но на самом-то деле вы все уже знаете. Просто не принято сообщать родственникам, если нет стопроцентной уверенности.

Доктор ответил медленно, тщательным образом подбирая каждое свое слово.

– Ну хорошо, можно сказать и так, как сказали вы. Но с моей стороны было бы полной безответственностью диагностировать не поддающийся лечению рак без результатов биопсии. И я всей душой надеюсь, что при гастроскопии была допущена ошибка.

У Бена сжались желваки.

– А если ошибки не было?

– Прошу вас, мистер Джекобс, не надо…

– Я должен знать все, что известно вам! Говорите мне правду!

– Но мистер Джекобс…

– Говорите, черт бы вас подрал! Доктор произнес мягким, ровным голосом:

– Если биопсия подтвердит предварительное предположение, сделанное на основе гастроскопии… в таком случае у Эллен не более шести месяцев, так нам следует считать.

– Шесть месяцев!

– Как только рак перейдет с поджелудочной железы на печень, мы становимся бессильны.

– Но почему?

– Потому что в тех случаях, когда затронута печень, организм лишается способности удалять вырабатываемые им токсические вещества.

Бен закрыл лицо ладонями.

– Вы нормально себя чувствуете? – заботливо спросил доктор.

– А это… – не слушая его, пробормотал чуть слышно Бен.-… это очень больно?

– Ну, понимаете ли… в районе печени много нервных окончаний. Конечно, можно использовать болеутоляющие, однако на развитии болезни эти препараты не сказываются.

Все это время Бен прилагал гигантские усилия, чтобы держать себя в руках, и вот он почувствовал, что больше ему не по силам такое напряжение: его так и колотило, судорога пробегала по вздувшимся мышцам. Только голос его оставался все тем же – спокойным, как бы и не принадлежащим ему.

– Но есть ведь лучевая терапия, химия, еще что-то…

– Да, все это, разумеется, можно попробовать, но, если затронута печень, такие способы в лучшем случае продлят течение болезни на два-три месяца.

– Неужели совсем ничего нельзя предпринять, совсем!

– Мне очень трудно вам это сообщать, мистер Джекобс, но сделать нельзя действительно ничего.

– То есть остается просто ждать, когда она умрет, так?

– Если бы мы умели диагностировать болезнь, пока она не пошла дальше поджелудочной железы, можно было бы с ней бороться, но сейчас…

– А почему же вы ее не диагностировали? – Бен вскочил на ноги. – Она же в этой вашей чертовой больнице работает, она сотрудница ваша, а вы… По сто раз в день с ней общались, и ни один врач ничего, ровно ничего не заметил?

Доктор сидел молча. Только смотрел на него полными сострадания глазами, пока Бен, уткнувшись лицом в ладони, всхлипывал в кресле.