"Последнее танго в Бруклине" - читать интересную книгу автора (Дуглас Кирк)Глава XIIКогда они добрались домой, уже стемнело, и оба сразу почувствовали, до чего вымотались. – Знаете, Бен, какой это был для меня шок заполнять там, в больнице, анкету и прочее, я же его фамилию никогда не слышала. – И как записали? – Джелло, это как имя, а фамилия Бивгейн, ну, понимаете, БВГ. – Фамилия как фамилия, по-моему, – заметил Бен, и она почувствовала, что он чем-то подавлен. Она взглянула на него, удостоверившись, что его мысли где-то далеко отсюда. Тогда Эллен снова занялась поисками какого-то пристанища для Младшего, рылась в шкафу и выбрасывала на пол тряпки. Ага, коробка из-под обуви. Отлично. Она проделала дырки, бросила на дно салфетку и осторожно перенесла мышку, усадив поудобнее. «Спокойно, Младший, с Джелло все наладится. Выйдет оттуда, как заново родился». Она поставила обувную коробку на стол в кухне, осмотрелась. Бен вытащил из буфета бутылку водки, налил себе, не разбавляя. Эллен так и онемела – ни разу еще не приходилось ей видеть, как он пьет. Хотела было спросить, что произошло, но отчего-то – видимо, слишком было схоже с маской его лицо – почувствовала, что не надо к нему приставать. Она покрошила крекер, добавила чуточку сыра. Мышка так и накинулась на угощение. Эллен прикрыла коробку крышкой с отверстиями. А Бен уже наливал себе снова. И тут Эллен не сдержалась. – Вы же никогда не пьете. – Просто я не выношу больниц. – Ах вот что, мне так и показалось. – Понимаете, я сегодня первый раз был в больнице с тех самых пор, как умерла моя жена, а это почти два года назад случилось. Эллен корила себя за то, что начала этот разговор. Как бы сгладить? Она плеснула капельку и себе – раз уж нехорошо, пусть будет нехорошо обоим, правильно? Он перешел в гостиную, уселся на диване. Подойдя поближе, она устроилась в кресле напротив. Бен снова выпил, и опять залпом. Она терпеливо ждала, что будет дальше. Если захочет ей что-то рассказать, она рядом, не захочет – она не в обиде. Просто побудет с ним на всякий случай. Иногда ничего другого и не нужно, только посидеть, ни слова не проронив, с человеком, который в тоске. Но ему захотелось говорить: – У Бетти тяжелый случай был, особая форма, называется болезнь Альцмейхера. – В глазах его появилась такая боль, что у нее перехватило дыхание. – Вы знаете, что это такое? – Знаю, что это ужасная болезнь, – мягко проговорила она. – О ней все время пишут, в библиотеке большая подборка на эту тему накопилась, только все равно, пока еще почти ничего не установлено, если разобраться… Он кивнул. – Когда у нее началось, никто поначалу не мог понять, что это такое. Просто… просто она вдруг стала совсем не такая, как была, личность ее изменилась. А сама она все поняла раньше врачей, потому что все время твердила одно: «Пожалуйста, не отдавай меня в приют для больных стариков». – И вы ей это обещали? – Конечно, а раз обещал, то и выполнил. – Ох, вам, могу себе представить, тяжело досталось. – Да уж что говорить. – На его лице было настоящее страдание. – Так, выходит, вы сами за ней и ухаживали? Он кивнул. – А знаете, Бетти всю жизнь была такая оптимистка, вечно шутила, весело ко всему относилась… и вдруг как будто что-то сломалось в ней, что-то самое главное… она перестала понимать, что к чему, она даже в ярость стала впадать… – В ярость? – Ага, и причем из-за сущих мелочей. По лицу меня била, сжав кулаки. – Бен тяжело вздохнул. – Это уже была не моя жена, а кто-то другой. А жена, я так чувствовал, уже не здесь. Он замолчал. Повисла тяжелая пауза. Эллен ждала. – Хотя я честно проводил часы у ее постели… А она меня уже и узнавать перестала. Просто смотрит перед собой… иногда воды из стаканчика отхлебнет… пощиплет что-нибудь… Все больше сладкого просила, так мы ей конфетницу ставили, и вот если не уследишь, если пуста конфетница-то, так она выходила из себя. Мне сначала странно это было, что это вдруг такая любовь к конфетам, а потом понял, что нет, ей не конфеты нужны, а чтобы конфетница была непременно полной, можно было туда и орехи класть или изюм, да и попкорн тоже… – он не поднимал на нее глаз, уставившись себе под ноги. – И что потом? Он ответил резко, как бичом хлестнул: – Потом она умерла по-настоящему. Эллен не находила слов. Еле сдерживала слезы. Он взглянул на нее, увидел, что в ее глазах неподдельное сострадание и что они полны влаги. И тогда негромко спросил. – А хотите знать, как все это было? – Конечно. – Я об этом никому еще не рассказывал. Опять тяжелая пауза. Потом, словно осознав, что ему и впрямь необходимо выговориться без остатка, Бен начал монотонно: – Я об этом очень долго думал. И понял, что надо это сделать, что нет у меня другого выбора. Должен был найтись человек, которому хватило бы мужества избавить эту несчастную женщину от ее страданий… – он замолчал. – Бен, милый, не продолжайте, вам же трудно! – Нет, я договорю, – он низко опустил голову и теперь едва слышно шептал: – Значит, я взял бутылочку снотворного и высыпал все таблетки в эту конфетницу… Эллен едва дышала. – Сидел и смотрел, как она берет одну за другой и запивает водичкой… а потом там ничего не осталось. А я сидел, сидел, и я видел, как она уснула. – Бен затих. Эллен казалось, что в ней все вопит от боли. – Это ужасно, да? – Он как будто обращал вопрос к самому себе. – Меня кошмары из-за этого преследовали, и все равно… повторись, я бы то же самое сделал. Не мог я видеть, во что она превратилась. А отдать ее в приют, нарушить свое обещание тоже не мог. – Видно, вы ее очень любили. – Да. Очень. С трудом поднявшись на ноги, Бен отошел к окну. Вечером похолодало, и теперь с неба падал мокрый снег. Он отдернул занавеску, разглядывая большие белые хлопья, подсвеченные фонарями, – они устилали улицу, растекались едва различимыми во тьме ручейками. В себе он тоже чувствовал что-то воздушное, легкое, как эти снежинки. Снял с души тяжесть. Очистился. Где-то вдали, перекрывая монотонный шум машин, пробили часы на здании Вильямсбургского банка. – Надо же, одиннадцать уже, – заметил он, ни к кому не обращаясь. – А мне ведь завтра вставать чуть свет. Он оглянулся на Эллен, которая словно окаменела в своем кресле: – Простите, я не хотел вас повергнуть в шок. – Ну что вы, что вы, – ответила она с нежностью. – Я так вам благодарна за доверие. Бен отнес бокалы на кухню, бросил в раковину. – А этот с кем сегодня ночует, с вами, со мной? – он кивнул на коробку с Младшим. Не успела Эллен открыть рот, как он уже принял решение: – Ладно, пусть у меня поспит… Ну, спокойной ночи. – Спокойной ночи, – проговорила она, глядя, как он идет к своей комнате, бережно неся под мышкой коробку. Бен не обернулся. Сестра Кларита сказала, что очень жаль, но тут уж она ничего не может поделать. Вид у нее действительно был печальный, когда она сообщила Эллен, что попробует поговорить насчет Джелло с матушкой настоятельницей, только и матушка тоже бессильна чем-нибудь помочь, уж вот так. Когда дело касается денег, все в руках мистера Грабовски, возглавлявшего администрацию больницы. Да, вообще говоря, больница находится в ведении обители, но финансовая сторона – дело совсем особое, ну и так далее. Эллен не надо было ничего объяснять. Мистер Грабовски на все смотрит исключительно с одной точки зрения: доходы, расходы. Бездомный, вроде Джелло, мог означать в балансе больницы только расходную статью. Разумеется, его доставила «скорая», и пока он в критическом состоянии, никто с него платы не потребует. Однако дополнительные медицинские услуги, которых потребовало бы основательное лечение, пусть оказывают в госпитале, который содержит штат, там все бесплатно. У Джелло было воспаление легких, но с тех пор, как он очутился в палате, дела его быстро пошли на улучшение. Видно было, что он поправляется и крепнет день ото дня. Но вообще говоря, ему незамедлительно требовался продолжительный курс лечения антибиотиками. Да плюс к этому хорошее питание, сон, а главное, ни капли спиртного, и тогда он окончательно выздоровеет. Если же перевести его в госпиталь штата, он, скорее всего, просто оттуда сбежит, его и сюда-то чуть не под конвоем пришлось доставлять. Сбежит, а значит, через неделю она найдет его в худшем состоянии, чем было в прошлый раз. И кто поручится, что еще останется шанс хоть что-то для него сделать. Все это, впрочем, не произвело бы никакого впечатления на мистера Грабовски. Ну как ей его убедить? Логическими выкладками туг ничего не добиться. А что, если она бросится перед ним на колени, разрыдавшись?.. – Простите, дела задержали, – мистер Грабовски был вечно на бегу и говорил, как из пулемета строчил, пожалуй, вдвое быстрее, чем передвигался. Маленький, слишком полный человек в тесно пригнанном костюме, из которого его тело так и стремится вывалиться. Видно, слишком налегает на польскую ветчину. Эллен давно уже с ним не разговаривала, повода не было, и теперь ей показалось, что он еще поправился. Накрахмаленный воротничок так и впивался в толстую шею, складки ходуном ходили при каждом движении. Он грузно опустился на стул, чуть видный за громоздким столом в кабинете. – Добрый день, Эллен, что-то совсем мы с вами не видимся. Так, знаете, приятно слышать о вас добрые слова от докторов, а то ведь они все жалуются – и то им не так, и это. – Он повертел головой, как бы пытаясь сбросить воротник. – Ну, чем обязан? Но она и слова не успела вымолвить, как он уже все понял: – Вы, конечно, насчет этого бродяги, которого к нам привезли на «скорой», правильно? Вот так всегда: сам задает вопросы, сам на них и отвечает. – Да, видите ли, в чем дело… – Эллен, вы очень добрая. И не думайте, что мне неизвестно, как много вы делаете для бездомных. – Ну, что вы, я просто стараюсь… – Конечно, но вы должны понять и другое: мое дело – обеспечивать финансовую сторону, не то мы погубим эту больницу. И поэтому наши возможности оказывать помощь бесплатно весьма ограниченны. – А разве мы не могли бы… – Да, да, разумеется, хотя этот ваш подопечный – как его, Йеллоу, кажется? Ах, что это я, вот ведь записано: Джелло Бивгейн. Вот и его история болезни, – он достал из кипы тощую папку. – Да, так мы его переводим в госпиталь штата. – Но, мистер Грабовски, послушайте… – Понимаю, все понимаю: лучше было бы оставить его у нас, но для этого нет решительно никаких оснований, если только кто-то из врачей не согласится лечить его без гонорара. – А тогда, значит… – Да, само собой. У вас среди персонала много друзей, так что попробуйте. В этом случае, – он перегнулся к ней через стол, и ей стало страшно, не лопнут ли у него сейчас вены на шее, – мы просто его переведем в другую палату. Она успела сказать ему «спасибо», прежде чем он схватился за телефон. К кому же из докторов ей обратиться? Поднимаясь в лифте на этаж, где лежал Джелло, она перебрала в памяти их всех. Некоторые обязаны ей кое-чем, она для них подбирала материалы, хотя в ее прямые обязанности такая работа не входит. Пожалуй, всего правильнее начать с доктора Файнберга, тем более что он всегда так с нею любезен. – А где Младший? – встретил ее вопросом Джелло, как только Эллен вошла в палату. – Джелло, ну что за детский сад! Не могу же я каждый раз его тайно сюда приносить. Уже два раза вы с ним виделись, могли удостовериться, что о нем заботятся. – Простите, мисс Эллен, – сказал Джелло, но больше для проформы. – Вы бы лучше о здоровье своем подумали. – Конечно, конечно, вот выберусь отсюда и сразу начну думать о своем здоровье. – Главное, пить вам нельзя, вот что. – Ну, об этом и правда надо крепко подумать, – по его лицу, украсившемуся только что отпущенной бородкой, расплылась улыбка. – Напрасно вы так. – Эллен укоризненно покачала головой. В палате появилась сестра – огромных размеров девица с мясистыми пальцами. – Так это вы будете мистер Джелло Бивгейн? Эллен расхохоталась. – Вот ваше лекарство. – Не хочу я его принимать. – Хотите не хотите, а надо – вы же слышали, что вам доктор Вандерманн сегодня сказал. – Ну, надо, значит, надо, – и Джелло со вздохом проглотил таблетку. – Так его доктор Вандерманн лечит? – спросила Эллен, не веря собственным ушам. – Ага, сегодня утром пришел, а раньше у меня был другой, – сказал Джелло. – А почему вдруг он? – Ну, тот, который раньше был, говорит, пора, мол, его в госпиталь штата переправить, а доктор Вандерманн сказал, что нет, пусть остается, я его стану лечить просто так, без платы. – Без платы? Это Рихард при вас так сказал? – Он замечательный, мисс Эллен, так ему и скажите, если разговаривать будете, и еще скажите, мне бы домой поскорее. – Скажу. Сейчас вот прямо найду его и скажу. На месте Джины в его кабинете сидела другая сестра – этакая солидная матрона, которой уж скоро на пенсию. – Что вам угодно? – осведомилась она, приветливо улыбаясь. – Меня зовут Эллен Риччо. Передайте доктору Вандерманну, что мне бы хотелось кое-что ему сказать. Сестра нажала кнопку, соединившись с Рихардом по внутренней связи. – Кстати, – поинтересовалась Эллен, – а где Джина? – Уволилась с месяц назад. Она в Чикаго переехала. – Эллен! – Рихард, стоявший в дверях кабинета, так и светился от радости. – Прошу, я сейчас ничем не занят. – Так, значит, ты взялся лечить Джелло? – Угу. – Можно узнать, почему? – Потому что для меня не тайна, как много он значит в твоей жизни. Видимо, на ее лице слишком ясно читалось недоумение, потому что он поспешил добавить: – Понимаешь, – он помедлил, отыскивая верные слова, – я доставил тебе так много неприятностей, надо хоть что-то исправить, если есть возможность. Она с минуту задумчиво смотрела на него. Кажется, не кривит душой, действительно хочет что-то для нее сделать. – Ценю твое благородство, Рихард, совершенно искренне ценю, – как бы это поделикатнее выразить? – Но то, что между нами произошло, исправить невозможно. – Ну вот, получилось куда жестче, чем она хотела. – Понимаю. Жаль, – он весь напрягся. – А за Джелло большое тебе спасибо, – поторопилась добавить она. – Только с ним ведь так трудно. – У него воспаление легких, но лечение идет хорошо. Не такой уж, кстати, сложный случай, только надо печенью его как следует заняться, есть опасность цирроза. А сердце у него хорошее. – Ну, и что можно сделать? – Если не бросит пить, – ничего. – Ох, – вздохнула она, – ведь сколько я ему про это твержу! – Не понимаю, зачем тебе с ним возиться, если он ничего не хочет слушать. – Вот это уже Рихард, которого она успела вдоль и поперек изучить. Эллен взглянула ему прямо в глаза. – Потому что он мне дорог как друг. – Ах как друг. «Зря он свой цинизм не умерит», – подумалось Эллен. – Ну, знай же, что твой друг просто совершает самоубийство. И может, не стоит ему препятствовать довести это дело поскорее до конца, чтобы избавить себя от лишних мучений. – Прекрасный совет, благодарю, – злость просто душила ее. Эллен бросилась к двери. – Прости, я совсем не думал тебя обидеть, – Рихард схватил ее за руку. – Останься, прошу тебя. Неужели нам и поговорить уже не о чем? Она вырвалась. – Ни о чем, кроме Джелло, я с тобой говорить и не намеревалась, – сказала она и захлопнула дверь у него перед носом. Милт приподнял крышку в дырочках, увидел, что на него уставились две блестящие бусинки. – Ты совсем ку-ку, Бен, а? Это как понимать, тебя уже сиделкой при крысе оставляют? – Это не крыса, а мышь, – поправил его Бен, – и сегодня ее возвратят хозяину, Джелло выписывается. – А ты, я вижу, задружил с бродягой этим, – заметил Милт, покачивая головой в недоумении. Вместо ответа Бен протянул ему гантели. Милт, пожав плечами, принялся за упражнения, громко ведя счет. – Слушай, а, вообще, что у тебя там с этой девкой? – Ты смотри дыхание не сбей, – проигнорировал его вопрос Бен. – Ну, три-четыре, три-четыре. – Засадил ей уже, а? Бен почувствовал, как у него вспыхнули щеки. – Стыдно тебе, Милт, она же мне в дочери годится. – Ах, скажите пожалуйста, как раз один из ста по этой причине остановится, нет, один из двухсот, а то я мужчин не знаю. – Ну, значит, я один из двухсот. Милт с грохотом бросил гантели на пол – Бен каждый раз от этого вздрагивал – и вразвалочку направился к шведской стенке. По лицу его блуждала лукавая улыбка. – А если ты ей еще не засадил, тогда я не понимаю, что с тобой такое. Ладно, во всяком случае, тебе это для здоровья полезно. Я тебя уже много лет в такой форме не помню. Стараясь поскорее закончить этот разговор, Бен сделал вид, что полностью поглощен кормлением Младшего, которому он крошил попкорн. – Оторвись от своего дружка бесценного, я тебе про другую расскажу крысу, кстати, может, ты мне и поможешь с ней справиться. – Ты о чем? – О ком, а не о чем. О Доне Арнольде. Вот помог бы мне. – Это солист эстрадный, что ли? – Прекрати, Бен, ну кто же теперь так выражается! – Ладно, не солист, а как это… шансонье? – Еще хуже, ну да ладно. Так вот, его наконец нашли. – А он в бегах был? Я и не знал. – Понятно, что не знал, мы все сделали, чтобы обошлось без лишнего трепа, но после того как Доуни дожала его по суду, он взял и исчез, короче говоря, запил. Пришлось его гастроли в Японии отменять, убытки – ужас просто. Майкелсон просто из себя выходит. – Минуточку, Милт, минуточку. Я в Японию с концертами не собираюсь. – Вот спасибо, а то мне как раз еще одного комика не хватало. Между прочим, из-за комика вся эта катавасия и началась. – Ну хорошо, так чего ты от меня-то добиваешься? – Чтобы ты им как следует занялся: вес ему надо сбросить, в чувство придти. – А он станет делать, что я ему велю? – Это уж моя забота. Станет, не бойся. – Ладно, – с неохотой согласился Бен. – Можешь его привести. – Да тот-то и оно, что не могу. Нельзя ему в таком виде где бы то ни было показываться. И придется тебе поездить к нему самому. – А куда это? – На Файр-Айленд, мы его там спрятали. – На Файр-Айленд? Туда же зимой и не добраться никак. – Вот потому для нас это самое подходящее местечко. Никто там его не увидит, ни единая душа. И паром тоже не ходит – красота да и только, он, стало быть, никак оттуда не сбежит. – А я как туда попаду? – Вертолетом с аэродрома Беннет-филд, мы все устроим. Лететь всего полчаса, даже меньше. Пилот будет тебя ждать и доставит обратно. Бен быстренько прикинул: – Полчаса лететь, да там в общей сложности час, не меньше… Ладно, я согласен. Только это будет недешево. – Агентство согласно на твои условия. Называй цифру. – Тысяча за поездку. Даже на Эллен произвело впечатление, когда он вечером рассказал ей про разговор с Милтом. – Так, выходит, вы такой мастер этого дела? – Выходит, что да. – Клиенты у вас, что говорить, знаменитые, на зависть всем. – Мне бы других, верней, одного, а его никак не заполучить. – Это кого же? – Вас. – Ой, перестаньте, вы же знаете, у меня нет времени. И вообще я целый день по больнице ношусь, так что физических нагрузок мне хватает, даже слишком. – Но вы же на спину свою жалуетесь, а разве я вам не говорил, отчего это все? – Говорили, конечно. – И еще раз скажу: нельзя все время за компьютером сидеть, гнуться. – Он сгорбился над кухонным столом, показывая, как это скверно для мышц. – Ну, не надо, быть того не может, чтобы до того уродливо выглядело. – Вам надо мышцы на животе укреплять. – Но боли ведь не там, а в спине. – Да в том-то и дело, что слабое место только одним способом укрепляется, – если разрабатываешь мышцы противоположной группы. Вы на культуристов не обращали внимание? Видели, какие у них на груди бугры, а сами ходят, точно гориллы? Она рассмеялась, видя, как он их ловко передразнивает. – Вот видите. А все оттого, что они противоположные группы мышц оставляют без внимания. – Все равно, причем тут… – Сядьте-ка вот здесь. Она села, как он сказал. – Ну вот, – взяв ее за локоть, он положил ей руку на живот. – Чувствуете? – Что, мускулы там? Разумеется. – Хорошо, а теперь напрягайтесь. Она попробовала, и тут же спина непроизвольно выпрямилась. – Теперь понятно, о чем я говорю? – Да, только там все равно побаливает… – Она приподняла свитер, показывая ему свое уязвимое место. Он провел рукой по обнажившейся коже – какая она у нее теплая и гладкая! – Не останется там никакой боли, надо только вот тут разрабатывать, – второй рукой он нащупал бугорок у нее на желудке. – Да ничего бы и не болело, если бы вы меня вот так целый день разминали. Она подняла на него глаза, улыбнулась, и вдруг по его телу словно пробежал электрический разряд. Он поспешил убрать руки. А ведь сколько у него было клиенток, которым он тоже показывал, где на их теле слабые точки. Только с Эллен все по-другому. Совсем по-другому. |
||
|