"Ангел с синими глазами" - читать интересную книгу автора (Шилдз Марта)Глава 1Рик Макнил нажал на тормоза и вывернул руль влево, чтобы не сбить мальчишку-велосипедиста, несущегося ему прямо в лоб. Мальчик выехал на тротуар, чудом избежав столкновения с джипом Рика, который, заскрежетав тормозами, остановился. Рик с облегчением зажмурился. Слава Богу, все обошлось. Открыв глаза, он продолжал сжимать руль, вцепившись в него дрожащими от усталости руками. Именно усталость вынудила его прекратить работу в «Дэйта Энтерпрайзиз» и поехать домой. Рик опустил руки и тяжело вздохнул. Внезапно в его джип сзади врезалась малолитражка, вытолкнувшая его в другой ряд. Рик увидел испуганное лицо молодой женщины, когда его джип развернуло и ударило о дверь ее авто. Снова взвизгнули тормоза, и огромный черный «кадиллак» толкнул сзади малолитражку. Джип занесло. Он опять ударил малолитражку бампером. Выскочили подушки безопасности, зафиксировав Рика и отключив рулевое управление. Оглушенный, он продолжал сидеть, даже когда вращение закончилось. Первое, что он сделал, тут же поблагодарил Бога, что не перевернулся и не ранен. Затем вспомнил о велосипедисте. Удалось ли ему увернуться? Когда дыхание выровнялось, Рик бросил взгляд в зеркало заднего обзора и увидел, что мальчишка изо всех сил улепетывает вниз по склону холма, с силой нажимая на педали и бросая через плечо испуганные взгляды. И только тогда Рик посмотрел вперед. Водитель «кадиллака» уже выбрался из машины и осматривал разбитые фары и покореженный бампер. А малолитражке, которая врезалась в джип, повезло меньше, чем им обоим. Из-за облака пыли, которое создавала сдувавшаяся подушка безопасности, Рик увидел, что маленькая иномарка лежит на боку и ее крыша здорово покорежена от удара о бордюрный камень. Одна фара выбита, другая держалась на проводах и высвечивала беспорядочную копну светлых волос. Сцена была до ужаса знакомая. В памяти тут же всплыла другая авария, произошедшая три года назад, которая погубила его жену и нерожденного сына. Господи, это не должно повториться! Рик попытался открыть дверь, но ее заклинило. Наконец-то он сумел открыть дверь. Спрыгнув, он, шатаясь, побрел по мостовой, покрытой осколками стекла и частями разбитых автомобилей, к куче покореженного металла, в которой с трудом угадывались очертания автомобиля. Уже по пути Рик различил звуки рока, доносящиеся из разбитых окон малолитражки. Приемник единственное, что уцелело в автомобиле. А потом Рик услышал, как детский голос звал мать. Приближаясь к машине, Рик еще не решил, что же делать. Может, попытаться вытащить их? Или этим он сделает им еще хуже? — Я позвонил девять-один-один. С вами все в порядке? Повернувшись, Рик увидел водителя «кадиллака», стоявшего рядом с ним. Он изумленно осмотрелся. Из домов выходили люди, живущие в восточном районе Мемфиса. — Я в норме, — торопливо бросил Рик. — Не знаю, стоит ли нам… — Осторожнее! Женский голос послышался из малолитражки за мгновение до того, как на холм выскочил спортивный автомобиль. Молодой человек, управлявший им, ударил по тормозам, и машину занесло. Она чудом не протаранила багажник «кадиллака», но врезалась в малолитражку. От удара маленький автомобиль проскочил еще ярдов десять. Скрежет металла по мостовой вызвал у Рика такое ощущение, будто по коже провели бритвой. Малолитражка закачалась, опустилась на все четыре колеса, которые каким-то чудом еще не спустились, и застыла. — Надо вытащить их, — закричал Рик. — А если они ранены? — спросил мужчина. Рик указал на спортивный автомобиль. — А если такое повторится? Они погибнут. Если уже не погибли, закончил он свою мысль про себя. Водитель «кадиллака» сделал шаг назад. — Я слышал, что уже не раз привлекали к суду тех, кто оказывал в таких случаях помощь: они что-то делали не правильно. — Тогда не помогай! — Рик был готов на все, только бы спасти находившихся в машине. Мужчина дернул его за рукав. — Вы не должны… — Эй, ребята! — Молодой парень выбрался из своего спортивного автомобиля. Из пореза над бровью у него текла кровь. — Я не видел их, пока не наехал. Водитель «кадиллака» заспешил ему на помощь, предоставив Рику поступать по своему усмотрению. Плач, доносящийся из малолитражки, стал громче. Через единственное уцелевшее в машине заднее стекло Рик различил испуганного малыша в детском автомобильном креслице на заднем сиденье, заваленном пластиковыми пакетами, набитыми одеждой. Скорее всего, ребенок спасся благодаря им. Когда Рик открыл дверь, малыш перестал плакать и протянул к нему ручонки. В его испуганных темно-синих глазах блестели слезы. — Вытащи меня! Вытащи! Вытащи! — Успокойся, малыш. С тобой все в порядке. Все будет хорошо, вышвыривая на асфальт пакеты, приговаривал Рик. Как только Рик его освободил, ребенок забрался к нему на руки, крепко обхватил за шею и прильнул, как маленькая обезьянка к своей матери. Рик прижал его к себе и шепотом поблагодарил Бога, что мальчик не ранен. — Мамочка! — плакал малыш. — Спасите мою маму, вытащите ее тоже. — Как тебя зовут, сынок? — спросил Рик. — Джо… — он всхлипнул. — Джо… — голос опять прервался. — Джой. — Ты храбрый малыш, Джой. Я горжусь тобой. Рик бросил призывный взгляд на женщину средних лет, стоящую у края тротуара. Та поняла и заспешила на помощь. — Джой, еще разок покажи, какой ты молодчина. Пусть тебя подержит тетя. Джой прижался к Рику еще теснее. — Помогите моей маме. — Я не смогу ей помочь, пока ты у меня на руках. Побудешь с тетей. Здесь, рядом. Хорошо? Всхлипнув, малыш согласился, разжал ручонки, и Рик передал его женщине. Та заворковала с малышом, а Рик нагнулся, чтобы рассмотреть повнимательнее, что с его матерью. За окном, разбитым как раз возле ее головы, лежала пристегнутая ремнем безопасности молодая женщина. Ее длинные светло-золотистые волосы испачкались в крови, но волос оказалось так много, что Рик не мог определить остальные повреждения. В лучшем случае она была без сознания. В худшем… Пусть она будет жива, она должна быть жива… ради Джоя. И ради него самого. Он не перенесет гибели еще одной молодой женщины. Необходимость действовать, чтобы спасти женщину, вернула Рика к реальности. Посмотрев вниз, он обнаружил, что ручку на передней двери сорвало. Рик обошел автомобиль, забрался на заднее сиденье, пытаясь открыть водительскую дверь изнутри, но не смог через женщину дотянуться до ручки. Ремень безопасности он трогать не стал, чтобы женщина не упала на бок. Вдруг она застонала. Рик замер. — Эй? Вы меня слышите? Как вы? — Я… — она опять застонала. Слава Богу, она жива! Найдя на заднем сиденье детское одеяло, Рик схватил его, намотал на руку и выбил стекло со стороны водителя. Потом, выйдя из машины, просунул туда руку и открыл дверцу изнутри. — Я вытащу вас, — сказал он женщине. — Не беспокойтесь, мэм. Я помогу вам. Рик нагнулся и осторожно откинул с ее лица волосы. Он содрогнулся от ужаса, увидев глубокую рану, начинающуюся на левом виске и уходящую под волосы. Она приоткрыла правый глаз. — Джой… мой сын. Пожалуйста. У Рика сердце разрывалось от жалости. Даже получив такие раны, она прежде всего думала о ребенке. — С Джоем все в порядке. Его уже вытащили из машины. — (Она с облегчением прикрыла глаз.) Вам нельзя оставаться здесь, это опасно. Я попробую достать вас. Вы согласны? Как вы? Эй! Ответа не последовало, вероятно, она опять потеряла сознание. Рик колебался. Может, ее не следует трогать? Визг тормозов заставил его решиться. Она серьезно ранена. Тут сомнений быть не может. Но ей в тысячу раз безопаснее лежать на траве в стороне от шоссе. Ее затягивала вызывающая оцепенение темнота. Кейт старалась окунуться в нее… вниз… вниз… прочь от боли, взрывающейся в голове, прочь от боли, разрывающей левую половину тела. Но она не должна… У Джоя нет никого, кроме нее. Он еще слишком мал, слишком беспомощен. Она не имеет права оставить его одного, бросить его. Они чужие в этом городе, который должен был стать их домом. Но если бы она и знала здесь кого-то, кому могла бы поручить заботу о сыне, то все равно не сумела бы в таком состоянии попросить его, тем более что она вообще не умеет, не знает, как это делается. Она никогда никого не просила о помощи, ни о чем. Жуткая какофония делала темноту еще соблазнительнее. Вокруг выли сирены, люди говорили, кричали. Но из всех звуков выделялся один голос. Голос казался глубоким, успокаивающим, отводящим боль. Она старалась сосредоточиться на нем, приблизиться к нему. — Держитесь, пожалуйста, держитесь. — Звуки, которые издавал Голос, наконец сложились в слова. «Скорая» уже рядом. С Джоем все в порядке, ему нужно… Она застонала. — Мэм? Вы меня слышите? От боли она опять стала проваливаться в темноту. — Как ваше имя? Вы можете говорить? У нее в мозгу крутилось что-то, не дававшее покоя, не отпускавшее в манящую темноту. — К-Кейт. Ей показалось, что она выкрикнула свое имя, но успокаивающий голос опять требовательно спросил: — Как? Она глубоко вздохнула, усилив тем самым боль, и повторила: — Кейт. — Кейт, — эхом прозвучал успокаивающий голос. А фамилия? Ей хотелось слышать этот Голос, он приносил ей успокоение. Ей был нужен этот Голос. Он давал надежду… что с Джоем будет все в порядке… что с ней все будет в порядке. Она опять глубоко вздохнула. Теперь уже боль не удивила ее. — Барнет. — Кейт Барнет. Вы в порядке? Кому я могу сообщить о вас? Кейт казалось, что она отрицательно покачала головой, но, вероятно, она ошибалась, потому что Голос опять повторил вопрос: — Кейт? Кому я должен позвонить и рассказать о случившемся? Я видел у вас лицензию графства Мэдисон. Там есть кто-то, кто будет беспокоиться? Она облизнула пересохшие губы и опять с трудом вздохнула. — Нет… нет. Только… Джой. — А его отец? — Нет… отца. Ушел. Ей послышалось глухое проклятье, и Голос произнес: — Держитесь, Кейт. «Скорая» уже на подходе. Она ненавидела себя за то, что собиралась произнести. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поклялась, что никогда никого ни о чем не попросит. Но теперь не время думать о своей гордости. Она должна сделать все, чтобы Джой не попал в руки государственных чиновников. Ее мать часто сидела без работы, и Кейт на себе испытала, как государство заботится о детях. В лучшем случае оно безразлично к ним, но чаще относится гораздо хуже, чем родители, хотя обвиняет их в плохом обращении с детьми. И Кейт поклялась своему сыну в ту минуту, когда он родился, что сделает для него все и будет заботиться о нем сама. — Джой… Крепкая рука дотронулась до нее. — С Джоем все в порядке. Он не ранен. — Джой… — повторила она. С колоссальным усилием она открыла глаза, хотя смотреть мог только правый глаз. Перед ней стоял на коленях красивый мужчина. Его квадратный подбородок был твердым, волевым, рот озабоченно сжат, морщинки окружали карие глаза, опушенные густыми ресницами. Как ей осмелиться попросить его? Как она может попросить кого-нибудь? — «Скорая» уже подъехала. Сейчас они вами займутся. Она должна попросить, обязана. Сейчас, иначе будет поздно. — Не отдавайте им… никому… Джоя… пожалуйста. Он пожал ей руку. — Не беспокойтесь, Кейт. Я позабочусь о Джое. Раз уж вы меня просите. Я сделаю все, тем более после… — Сэр, отойдите, чтобы мы могли к ней подобраться… Человек-Голос кивнул кому-то, стоящему сверху, и опять обратился к ней: — Я привезу Джоя в больницу, как только закончу разбираться с полицией. Не беспокойтесь о нем. Со мной он будет в безопасности. — Я… пожалуйста… — она попыталась удержать его руку, но оказалась слишком слаба. Потом Голос пропал. Врачи «Скорой» стали осматривать ее, что вызвало страшную боль в голове. Темнота окутала ее своими успокаивающими руками и мягко затянула в свои сумрачные глубины. Она чувствовала себя виноватой. Она оставляет сына в руках незнакомца, чужого человека. Но что еще она могла сделать? — Спасите Джоя! — безмолвно кричала она человеку, которого знала только по голосу, которого про себя называла Голосом, но почему-то была уверена, что он позаботится о ее сыне. Рик стоял около круглого смотрового окна и, не мигая, глядел в бокс номер семь блока интенсивной терапии баптистской больницы. Кейт Барнет неподвижно лежала на белых простынях. Разноцветные провода и трубки разного размера, окутывали ее и тянулись к многочисленным приборам. Ее левая рука, сломанная в трех местах, выше и ниже локтя, была в гипсе. Ее левая нога подвешена на вытяжку, и стальные тяги скрепляли ее бедренную кость. Ее лицо покрывала бледность, и вся она выглядела такой хрупкой, тонкой, ее волнистые светлые волосы, выбившиеся из-под бинтов на голове, закрывали левую половину лица. Он знал, что левую половину головы ей выбрили, чтобы врачи смогли осмотреть травмы. Пришлось наложить восемнадцать швов, чтобы зашить глубокую рану. Черепная коробка получила повреждения, но врачи не обнаружили, чтобы кости задели мозг. Что она за женщина? Как она себя поведет, когда узнает, что половину ее прекрасных волос сбрили? Или будет благодарить Бога, что осталась вторая половина, раз уж она выжила? Его утомленный ум сконцентрировался на бессмысленных, не имеющих ответа вопросах, и он старался не думать о том, что женщина, лежащая на кровати в блоке интенсивной терапии, напоминает ему его жену Стейси. Он гнал от себя такие мысли. Его жена умерла вот так же, на такой же кровати три года назад. Женщины были совсем разными: у Стейси — темные волосы и угольно-черные глаза. Но он отвозил обеих в госпиталь. Моя вина. Моя вина. Моя вина, твердил про себя Рик с той минуты, как выбрался из джипа. Последние восемь часов он чувствовал себя как в аду. Точнее, он чувствовал себя в аду последние три года — с того момента, как увидел, что сестры отсоединяют приборы, поддерживавшие жизнь, от тела его жены. Моя вина. Все — полиция, его мать, даже родители Стейси убеждали его, что он не виноват в аварии. Но он думал по-другому. Он чувствовал свою вину всем существом, хотя офицер полиции на месте аварии заверил его, что он не виноват. Последние три года он работал по двенадцать-восемнадцать часов в сутки, чтобы забыть крики своей жены, которые продолжали звучать у него в ушах. Он добился успеха… алгоритмы и гигабайты днем загоняли его тоску в самый дальний уголок души, а изнеможение награждало сном по ночам. Усталость от долгой работы притупила его чувства. Но утомление давало побочный эффект, который он не учел. Оно замедлило его реакцию. Если бы он заметил парня на велосипеде на секунду раньше или ему хватило ума съехать на обочину… Но он этого не сделал. Внимание Рика вернулось к Кейт. Он стал думать о ее сыне, который спал сейчас в комнате ожидания блока интенсивной терапии под присмотром одной из сестер. В уголке его души закопошилась мысль о том, чтобы оставить мальчика и его мать и сбежать. Сбежать из больницы, которая вызывает у него такие ужасные воспоминания. Сбежать и не слышать ровного попискивания монитора, которое в любую секунду может прекратиться. Сбежать от запаха антисептиков и смерти. У него нет сил, чтобы вновь пройти через это. Он не может стоять здесь и смотреть, как умирает еще одна женщина. Какая жестокая ирония судьбы. То, что спасало его, не позволяя сойти с ума, теперь ведет к сумасшествию. Кейт Барнет. Даже через толстое стекло и расстояние в шесть футов он может разглядеть ее бледную, прозрачную кожу. Она похожа на разбитую фарфоровую куклу. Он просил докторов не думать о расходах, он оплатит все счета Кейт, но они не обнадеживали его. Черепно-мозговая травма, сказали они, имеет непредсказуемые последствия. Она может прийти в себя завтра и не чувствовать ничего, кроме сильной головной боли, а может пробыть в коме несколько лет. Моя вина. Моя вина. Моя вина. Рик ощущал свою беспомощность. Единственное, что он мог сделать для Кейт, — позаботиться о ее сыне. Малыш цепко держался за него и не отпускал с тех пор, как Рик забрал его у женщины. Когда полиция допрашивала Рика, они полагали, что Джой его сын. Рик решил, пусть считают что угодно. Он обещал Кейт заботиться о мальчике и будет бороться с любым, кто попытается отобрать у него ребенка. К счастью, ему не пришлось лгать. Они были вместе долгое время в блоке интенсивной терапии, в комнате ожидания, и Джой рассказал Рику, что они приехали в Мемфис из Джэксона, штат Теннесси, о новой «школе», в которую он будет ходить, пока мама работает, о том, как они отпразднуют его пятый день рождения в июне. Рик купил Джою крекеров и сока в автомате, а потом мальчик уснул, свернувшись у него на коленях. Поразительно, как дети могут засыпать в любой обстановке. Сейчас он рад, что Джой спит и не просится к маме. Ее бледность и неподвижность могли бы напугать его. Медицинские сестры твердо запретили входить в бокс. Они разрешили только посмотреть издалека, и то потому, что Рик очень настаивал. — Прости меня, — бормотал Рик, прижавшись к стеклу. — Я не хотел причинить тебе боль. — Я знаю. Нежный женский голос заставил его вздрогнуть. Он выпрямился и взглянул на раненую. Он услышал голос Кейт. Он знал его, помнил, хотя она произнесла всего несколько слов. Рик потряс головой, чтобы изгнать из своего усталого мозга видение. Опять сказывается усталость, опять ее шуточки. — Позаботься о Джое. Пожалуйста. Встревоженный Рик внимательно всматривался в Кейт. Он ясно расслышал ее голос. Или это все-таки игра его воображения? Но ее лицо слегка повернуто в его сторону. Он опять потряс головой. Телепатическая связь с женщиной, находящейся в коме? Он вздрогнул, когда почувствовал на своем плече чью-то руку. — Вы ничем не сможете помочь, — мягко сказала ему сестра. — Идите домой. Вам надо отдохнуть. Позаботьтесь о сыне. А мы сделаем для нее все, что в наших силах. Больничный персонал полагал, что они с Кент женаты. Рик не стал их разубеждать. — Спасибо. Я так и сделаю. Сестра улыбнулась и ушла. Он опять повернулся к стеклу. — Пожалуйста, собери все силы, чтобы выкарабкаться, прекрасная Кейт. А пока я буду заботиться о Джое, как о своем сыне. — Я знаю. Рик опять внимательно взглянул на нее. Он хотел удостовериться, что она общается с ним. Он надеялся, что она простила его. Но она была без сознания. Она ничего не знала. Он тряхнул головой и вернулся в комнату ожидания. Когда он поднял Джоя с кушетки, мальчик обвил его шею тоненькими ручонками. Он слегка приоткрыл ротик, откуда тонкой струйкой вытекала слюна Рику на рубашку. У Рика замерло сердце. Он ободряюще погладил мальчугана по спинке. Бедный ребенок. Его первая ночь в новом городе началась с аварии, и теперь его мать в больнице. Рик ободряюще похлопал его по спине. — Пойдем, малыш. Нам обоим требуется теплая постель и хороший сон. |
|
|