"Отражение птицы в лезвии" - читать интересную книгу автора (Гальперин Андрей)

4

Осень медленно тащила над Вивленом чернобрюхие тучи, изредка громыхая, словно старая повозка молочника.

«Словно старая повозка молочника» — еще раз повторил про себя Россенброк. Эту самую повозку, с грязных улиц далекого Эркулана, он вспоминал всякий раз, когда тяжелое осеннее небо заливало мир холодной тоской и старость, неотступно ползущая за ним по пятам, заглядывала через плечо и решительно начинала требовать свое.

«Словно старая…»

Марк Россенброк, великий канцлер великой Империи — заложник осени и старости.

«Вот так каждый голодный год. Проклятый ветер тащит страх и ненависть из суровой Кирской Марки, где сейчас Миуш Чаг, по прозвищу Сухарик, ведет армию оборванцев на приступ Киры, а маркграф Нурр, без сомнения, драпает в Винтир за помощью, бросив на произвол судьбы столицу и стада свих любимых породистых оленей. А холодный ветер несет смерть и страдание все дальше и дальше — через всю Империю, в каждый замок, в каждый дом… Закопошатся в грязи армии, побредут по размытым дорогам разбойничьи шайки и отряды наемников, запылают города и деревни. Неурожайный год — год боли и ужаса»

Канцлер, проклиная свою немощность, кряхтя выбрался из огромного кресла, и опираясь на трость прошелся по кабинету. Вот уже много лет он вставал до первых петухов и подолгу сидел перед окном и смотрел, как просыпается город. В крошечных домах ремесленников на той стороне реки, у самой границы Имперского парка, зажигались огни, и старик представлял себе людей, которые, оторвавшись от ночных кошмаров, выходили, врывались, вползали в новый день, промозглый и сырой, каждый со своими горестями, мечтами, чаяниями. Там, заспанный чумазый мальчишка раздувает кузнечный горн, пьяный подмастерье избивает проститутку, а городские стражники подбадривают его криками, выковыривая при этом из зубов остатки раннего завтрака, и где-то вдали грохочет на ухабах разбитая повозка молочника. А тучи тянутся нестройными рядами дальше — в Дрир, в Маэнну, неся архиепископу Дрирскому приступы жестокой подагры. Канцлер позволил себе слегка улыбнуться, представив как Его Святейшество скрученный дикой болью тихонько, совсем по-собачьи, поскуливает, а над ним, с хохотом, витает призрак лекаря Стефана Серого, сожженного две недели назад по обвинению в ереси.

«Мы так и не успели его спасти…»

Столь досадный промах имперской разведки. А Стефан был нужен, ох как он был нужен. Настоящий лекарь, не шарлатан… Стефан был на пороге важного открытия и мог бы найти лекарство от чумы.

Старик поморщился, как от зубной боли, и рухнул в кресло, неподвижно уставившись в окно. Мысли о лекаре притащили за собой воспоминания многолетней давности, когда он, еще мальчишкой с гноящейся от постоянных побоев спиной и перемазанными чернилами руками, бежал через объятую пламенем Джассу, прижимая к сердцу мешочек с деньгами и записку к знахарю Айве Горру, с просьбой о помощи. Вокруг него свистели арбалетные стрелы, пьяная чернь бросалась на копья гвардии, глаза его дико слезились от дыма пожарищ, и больше всего хотелось забиться в самый темный угол, чтобы не слышать криков женщин, воплей раненых и умирающих. Но он бежал на край города, перепрыгивая через трупы, поскальзываясь на крови, бежал, хотя сердце готово было выпрыгнуть и помчаться впереди него. Он не успел тогда. Выскочив из подвороти, где шел жестокий бой, он увидел Айве. Знахарь стоял на коленях на пороге собственного дома перед чьим-то телом. Руки ею были но локоть в крови, а лицо, вымазанное сажей и забрызганное чем-то зеленым, было просто ужасным.

«Я получил тогда свой первый арбалетный болт в руку, не добежав до Айве каких-то пяти шагов, и второй — предназначавшийся мне… Но я упал, упал от ужасной боли, прямо лицом во внутренности тела, лежащего перед Айве и болт, летевший мне в спину, попал лекарю в горло, и горячая струя его крови ударила мне прямо за шиворот».

Прошло много лет, но старый канцлер постоянно возвращался в памяти к тем странным и ужасным событиям, хотя за прошедшее время он был свидетелем, а порой и участником множества войн, бунтов и интриг, не менее жутких и кровавых.

«Где та тайна, которую я не заметил? Она лежала под ногами — в лужах крови, среди отбросов и отрубленных конечностей. Я перепрыгивал через главную тайну своей жизни, спасаясь бегством от разъяренной черни. Я втаптывал ее в грязь на дорогах по пути в Норк. Где-то там в закопченных и заблеванных тавернах на границах Армельтии, где скопились беженцы из Эркулана, скрывался ответ, на целый клубок запутанных вопросов.»

Он помнил все, каждое. мгновенье, каждое лицо, но что-то все время ускользало от его внутреннего взора, оставляя в памяти лишь бесконечный холодный дождь, доводящий униженных и обездоленных людей до безумия.