"Клава Назарова" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)

Двадцать восемь Борек

Вечером Лёля обо всём рассказала старшей сестре: и как Дембовский назвал Борьку «трудновоспитуемым элементом», и как погрозил исключить его из школы и отправить в колонию, и как Борька, хлопнув дверью, убежал с классного собрания.

— Исключить из школы! — ахнула Клава.

— Да, да, так и сказал. А всё из-за вас! — упрекнула Лёля. — Из-за ваших конных состязаний. Борька всех ребят с урока сманил… и часы подвёл.

Клава невольно вспомнила вчерашний день. Один за другим молодые конники выезжали на скаковую дорожку и демонстрировали перед судьями, чему они обучились за лето. Дошла очередь до Клавы. Пришпорив коня, она пустила его в галоп, сделала один круг, другой, а потом принялась преодолевать препятствия: канаву, ров, один барьер, другой, третий. На первом барьере лошадь, чего-то испугавшись, резко прянула в сторону. Но потом всё наладилось.

Умный кавалерийский конь, понукаемый ласковой рукой наездницы, ловко перемахнул через все деревянные барьеры, не сбив ни одного из них, и более чем на два корпуса опередил скакавшего рядом с ним коня Вити Скворцова.

Среди болельщиков раздались одобрительные аплодисменты, а потом восторженные выкрики: «Ура!.. Ура!.. Клашка победила!»

Клава оглянулась и узнала среди болельщиков ребят из своей школы. Их было человек двадцать.

Они кричали, размахивали руками, подкидывали вверх фуражки и кепки. Больше всех шумел и радовался Борька Капелюхин.

Клаве тогда и в голову не пришло, что Борька самовольно увёл ребят с урока. Сейчас она задумалась. И что ей делать с этим мальчишкой? За три года, что Борька провёл в детском доме, он сильно привязался к Назаровым, часто бывал у них дома, охотно помогал Евдокии Фёдоровне по хозяйству.

Наутро стало известно, что вечером в школе состоится педсовет. В большую перемену Клава задержала в классе свою одноклассницу Зину Бахареву, работавшую отрядной пионервожатой шестого класса, и спросила, знает ли она, что сегодня может произойти с Борькой Капелюхиным.

Зина ответила, что ей всё известно и будет очень хорошо, если Борьку поскорее уберут из школы.

— Как?! — вскрикнула Клава. — Ты согласна с Дембовским? Ты, вожатая, и не выступишь в защиту своего пионера?

— И не подумаю. — Зина пожала плечами. — Да какой же он пионер, этот Капелюхин? Галстука не носит, сборов не посещает… Ни в одно отрядное мероприятие его не вовлечёшь. А как грубить учителям да срывать уроки — так он первый из первых. Правильно про него говорят, что у него дурные наклонности…

— Дурные наклонности! — повторила поражённая Клава. — И ты веришь этому? Да ты хоть раз поговорила с ним с глазу на глаз? Узнала, как он живёт, к чему тянется? — Она задумчиво покачала головой. — Нет, Зина, не знаешь ты своих ребят. Не знаешь и не болеешь за них.

— Ну вот что, Назарова, — вспыхнула Зина. — Ты меня не учи, как с пионерами работать… Пока я ещё вожатая, а не ты. И отряд — это тебе не спортивный кружок: заплывы там, забеги… Тут думать надо, думать!

Девушки холодно расстались.

После занятий Клава сбегала домой, наспех перекусила и вновь вернулась в школу.

В полутёмном школьном зале она уселась на подоконник недалеко от учительской, где уже начался педсовет. Из-за двери доносились приглушённые голоса учителей. О чём они там разговаривают? Может быть, уже решают судьбу Борьки.

Мальчишка, конечно, виноват, и его стоит наказать, но исключать его из школы — с этим Клава никак не могла примириться. Борька же совсем неплохой — надо только отнестись к нему повнимательнее.

«А я ведь тоже его забыла», — мысленно упрекнула себя Клава и, тяжело вздохнув, покосилась на дверь учительской. Если бы только Борьку оставили в школе! Тогда всё бы пошло по-другому. Клава следила бы за каждым его шагом, помогала бы ему заниматься, выбрала бы для Борьки самых надёжных товарищей…

А может, так и сделать? Войти сейчас в учительскую и заявить обо всём этом педагогам. Заявить твёрдо и решительно. Так, мол, и так, она ручается за Капелюхина и берёт его под свою полную ответственность. И дать честное комсомольское…

Клава подошла к учительской и взялась за ручку двери.

Но как войдёшь туда? А вдруг преподаватели не пожелают даже выслушать её и попросят оставить учительскую?

В школьный зал осторожно вошли шестиклассники: Федя Сушков и Люба Кочеткова.

— Вы зачем сюда? — вполголоса спросила их Клава.

— А мы… мы от наших ребят… от всего класса, — признался Федя. — Насчёт Борьки…

— Нельзя Борьку исключать… никак нельзя, — горячо говорила Люба Кочеткова. — Мы вот письмо учителям написали… Следить за ним будем, помогать будем, только пусть его в школе оставят.

Девочка достала из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и попросила Клаву передать его директору школы или вожатой Зине Бахаревой.

— А может, письмо под дверь подсунуть? — предложил Федя.

Клава прислушалась.

Голоса за дверью учительской звучали всё громче и громче. Говорила, кажется, Анна Павловна Оконникова, учительница русского языка и литературы, но вот её перебил Дембовский.

— Я категорически настаиваю на самых решительных мерах… Категорически, — донеслось до Клавы. — В противном случае…

«Вот он как… требует, угрожает… Значит, с Борькой совсем плохо», — мелькнуло у Клавы, и она, потянув на себя тяжёлую дверь, кивнула Феде и Любе:

— Пошли все вместе!

Лица учителей обернулись к вошедшим. Кто-то зашикал на них: «Нельзя сюда, нельзя!»

Дембовский оборвал свою речь и с недоумением посмотрел на директора школы. Тот вскинул голову.

— Назарова! Ребята! Вы зачем сюда?

— Иван Александрович, — умоляюще заговорила Клава, с трудом переводя дыхание. — Мы на минутку всего… О Капелюхине хотим сказать. Он, конечно, виноват, но не исключайте его… Я шефство над ним возьму, помогать буду. И ребята помогут. Они вот даже письмо всем классом написали о Борьке. — Клава взяла из рук Любы лист бумаги и положила на стол перед директором. — Капелюхин исправится. Мы ручаемся за него… слово даём…

Она умолкла и мельком огляделась по сторонам.

Преподаватели с любопытством смотрели на учеников. Витя Скворцов, секретарь комсомольского комитета школы, одобрительно кивнул Клаве головой. Зина Бахарева пожимала плечами.

— Скажите на милость, целая делегация явилась… — ухмыльнулся Дембовский. — А позвольте спросить, кто за Назарову может поручиться?

— Между прочим, мысль о шефстве заслуживает внимания, — заметила Анна Павловна, поглядывая на учеников. — И напрасно, Константин Владиславович, вы так мало доверяете самим ребятам.

— Ну что ж, если вам заверение школьников дороже моих слов, я умываю руки, — с вызовом сказал Дембовский и, сняв пенсне, принялся тщательно протирать его.

— Не горячитесь, Константин Владиславович. Вопрос серьёзный… — остановил его директор школы и обратился к Клаве и шестиклассникам: — Вы всё сказали?

— Всё, Иван Александрович, — ответила Клава.

— Хорошо! Идите теперь! А мы тут подумаем…

Клава, Федя и Люба вышли из учительской. Щёки у Клавы полыхали, словно после хорошей пробежки. Вот она и высказалась на педсовете. Но только её слова, кажется, никого и ни в чём не убедили.

Отослав Федю и Любу домой, Клава принялась расхаживать перед школой — надо же всё-таки узнать, что решат о Борьке.

Наконец педсовет закончился. Учителя стали расходиться по домам. Вот в дверях показались Витя Скворцов, Анна Павловна и старший пионервожатый Важин. Немного о чём-то поговорив, они распрощались и разошлись в разные стороны.

Клава догнала Витю.

— Ну как? Чем кончилось?

— Я так и знал, что ты где-то здесь бродишь, — усмехнулся Витя. — Победа, Клава. Борька остаётся в школе.

— Это правда?

— Голосованием решали. Дембовский остался в единственном числе. И знаешь, Клава, твоё выступление тоже сыграло роль.

— Смех, а не выступление.

— Нет, ты не говори. Знаешь, какой бой разгорелся! — Витя рассказал, что произошло на педсовете.

Дембовский выступил с предложением не только исключить из школы Борьку Капелюхина, но и вообще раскассировать шестой «Б» по другим классам: в нём, мол, слишком много трудных, недисциплинированных учеников, которые снижают общий процент успеваемости, портят лицо школы.

Но учителя с этим не согласились. Они сказали Дембовскому, что он плохо знает свой класс и запустил воспитательную работу с детьми. Дембовский, в свою очередь, заявил, что он не может работать с таким забубённым классом и отказывается от должности классного руководителя.

Его не стали уговаривать. Руководить классом вызвалась Анна Павловна. Она же предложила заменить и отрядную вожатую — Зина Бахарева изрядно обленилась, работает с холодком.

— Это верно, — согласилась Клава. — Не любит она ребят.

— Вот, вот, Анна Павловна и об этом поставила вопрос, — продолжал Витя. — А в шестом «Б», говорит, вожак нужен особый: смышлёный, живой, с огоньком. Вроде, говорит… — он лукаво покосился на девушку, — вроде Клавы Назаровой.

— Что?!

— Да, да… Анна Павловна так на тебя и указала. «Самая, говорит, подходящая кандидатура». Мы вот завтра на комитете решение об этом примем.

— Смеёшься, Витька, — удивилась Клава. — Ты же знаешь, я и так загружена.

— Да ты что, не согласна? Ты же сама в вожатые вызвалась…

— Когда это?

— А вот только что, на педсовете. «Ручаюсь, слово за Борьку даю». Это чьи слова?

— Так я за одного только Борьку ручаюсь.

— А вот теперь принимай целый отряд… двадцать восемь Борек. Это же твоё дело, кровное. Ты ведь и так давно вожатая, с малых лет… Вспомни-ка лагерь на Камышовом острове… Всегда ты с ребятами… А в общем, — рассердился вдруг Витя, — чего я тебя уговариваю? Не желаешь — не берись. Дело добровольное. Придётся тогда в вожатых Зину оставить.

— Нет, Зину нельзя… — покачала головой Клава и, подумав, согласилась. — Ладно, секретарь… попробую. Только чур: покоя от меня не будет. Придётся и тебе о ребятах думать.