"Кинто" - читать интересную книгу автора (Достян Ричи Михайловна)

XVIII

Ламара целыми днями пропадала, и на нее теперь уже не сердились. Вместе с Ревазом, Тинико и еще несколькими верными друзьями она искала Кинтошку. Придумал это Реваз — проникать в дома под видом сбора утильсырья.

Тинико исчезновение Кинто переживала ничуть не меньше Ламары. Такая на вид слабенькая, она проявляла не только смекалку, но и бесстрашие — сама лазила по темным чердакам, а от этого даже мальчишки отлынивали.

Один Реваз нарадоваться не мог пропаже кота и скрывал это довольно неумело. Наконец-то появилась возможность совершить для Ламары что-то исключительное. Он развил такую деятельность, что это не всегда оканчивалось благополучно.

Здесь совершенно необходимо напомнить читателю, что Реваз не просто симпатичный парень, но, как и Ламара, даже для грузина чересчур красивый. А местные жители, и это напомним, питают слабость к красоте.

Мальчишку не только впускали в дом, его зазывали:

— Заходи, генацвале, заходи!

И он шагал через порог как человек, которому всегда все удается — бесцеремонно ходил по квартире, даже заглядывал под кровати…

— Что ты ищешь, генацвале? — ласково, но настороженно спрашивали его.

— Как что, утиль!

— Тогда не забывай, в какой дом пришел — хлама под кроватями не держим.

Ну а если «сборщики утиля» норовили проникнуть на кухню, им указывали на дверь.

Ребята надрывались, но с наслаждением таскали всякую рухлядь, нравилась им эта рискованная игра. Утиль складывали в подвале Ламариного дома.

Так проходили дни. Труднее бывало вечерами. К унынию присоединилась и тревога. Существует, как видно, инстинкт дома: с наступлением темноты все должны собираться у домашнего очага. Ночная тьма сама по себе таит опасность.

Однажды утром вошел Датико в гостиную и увидел ее как бы со стороны: ковры, красивая мебель — все это потеряло свою ценность и даже вызывало глухое раздражение.

Незнакомое чувство подсунуло мысль: «С чего это все мое перестало мне нравиться? И с чего это я так часто вспоминаю детство?»

Он глянул в окно и с острым любопытством посмотрел на липу: то ли она придвинулась, то ли ее вообще подменили. Не просто стоит дерево, дающее тень, а присутствует… Дальше мысль расплылась, оставив смутное ощущение соприкосновения с чем-то значительным.

Он постоял в тишине. Подивился силе безмолвия, которое от дерева исходило.

Поведение главы семьи, такого насмешника и такого от домашних дел далекого, было для всех настоящим открытием. Датико стал вникать в повседневное и перестал вспыхивать по пустякам.

Удивила родителей и Ламара.

Не слишком щедрая на ласку и еще более скрытная, чем мать, она рассказала за ужином, что Кинто каждый день ее будил. И в день своего исчезновения, кстати, тоже.

Он, оказывается, приходил к ней в комнату, когда все еще спали, вставал передними лапами на край постели и пристально на нее смотрел. Если она не сразу открывала глаза, кот легонько притрагивался лапой к ее лицу. Разбуженная, она приподнимала край одеяла. Кот нырял и укладывался рядом. При этом ему непременно нужно было положить голову ей на руку. Как только это ему удавалось, он тут же включал носовой моторчик и так, под уютное мурлыканье, она засыпала снова.

Мама поджала губы. На сей раз она смолчала по весьма важной причине — появилась надежда, что дочь и в более серьезных обстоятельствах будет с нею откровенной.

Бабушка, сидевшая рядом, молча погладила внучку по голове. Ламара встала и вышла. Даже бабушке не могла она сказать, какую боль причиняет ей исчезновение Кинто. Думая о нем, она вспоминала почему-то не игры, не хитрые его проделки, а тот прохладный вечер после грозы, когда он впервые к ней пришел и уселся под лампой. Видела его мохнатые уши над крутым лбом и этот его взгляд, который уводит в мир смутных догадок, узнаваний и еще чего-то тайного и близкого; взгляд, от которого саднит под ложечкой — до того хочется понять, что это.

Видя, как страдает девочка, отец подумывал завести щенка или какого-нибудь необыкновенного котенка. Мама сказала: хуже будет! Втайне она надеялась, что Кинто найдется. Во всяком случае, очень этого хотела.

Нельзя сказать, чтобы она верила в пророчества бабушки насчет трехцветных котов, приносящих счастье, однако с появлением Кинто девочка стала лучше учиться. По шутливым предсказаниям бабушки, папа получил на работе премию исключительно благодаря коту. А сама она хорошо спит и вообще лучше себя чувствует не потому, что съездила в деревню и отдохнула от дома, а тоже благодаря живому талисману.

Что же хорошего принес трехцветный кот бабушке — это она лучше всех знает.

Мудрая тем, что никогда не вмешивалась ни в чью жизнь, она отлично видела и радости все, и все печали, и про себя считала, что пророчество ее сбылось хотя бы потому, что этот комочек жизни, как лампа, поставленная на пол, осветил снизу лица.

Когда выяснилось, что долгожданный гость с Дальнего Востока не приедет по каким-то серьезным причинам, родители заторопились в деревню на сбор винограда. Но Ламара решительно сказала: нет!

Прошло уже двадцать дней со дня исчезновения Кинто, а Ламара упрямо твердила: пока он не найдется, никуда не поеду!

Совершенно неожиданно бабушка резко изменила свое отношение к поискам. Не объясняя почему, односложно твердила: искать не надо.

Реваз со своей командой уже обошли всю Гунибскую и близлежащие улицы. Обшарили ребята и соседние районы города. Искать было больше негде. Никто уже не верил, что кот найдется. Одни считали, что он ушел в горы, другие — что его нет в живых.

Реваз никаких чувств к Кинто не испытывал — пока от него были одни огорчения, но ради Ламары…

Неудача с поисками его только раззадорила, и он начал ломать голову, чем кота заменить.

В тайне от Ламары ходил советоваться с ее бабушкой. Та грустно покачала головой и сказала, что Кинто ничем не заменишь.

— Почему?

Старая женщина не ответила.

— Что он, один на свете такой особенный, что ли?!

Бабушка утвердительно склонила голову.

— Ну чем, скажите, чем?

— Ламара его вырастила…

Тогда Реваз побежал к своему дяде, считавшемуся очень умным человеком.

Дядя внимательно выслушал племянника, вникал во все подробности. Особенно интересовало его почему-то мнение Ламариной бабушки. Наконец он сказал:

— Дело серьезное. Понимаешь: нельзя дарить человеку рог, даже в золотой оправе, когда у него пропал любимый сокол! Надо что-то живое.

— Я тоже так думаю, но что?

— Попугая! — вдохновенно сказал дядя.

Радугой вспыхнуло это слово в голове Реваза. Один-единственный раз был он в зоопарке, и больше всего запомнилась ему эта фантастически яркая птица.

— А где взять?!

— Я знаю одного человека — у него есть говорящий попугай. Если ему хорошо заплатить, отдаст. Но учти, это будет дорого.

— Дядя! — ликуя, пропел Реваз. — Дорогой дядя — помоги!!!

Дядя помог, не подозревая, во что это ему обойдется.

У Реваза полно двоюродных братьев, но себе в помощники он выбрал легкомысленного шалопая — Тамаза, родного сына умного дяди.

Финансовую проблему двоюродные братья решили по-братски — они продали Ревазов отрез на зимнее пальто и Тамазовы часы, недавно полученные им в подарок от отца.

Этого с трудом хватило на попугая без клетки. За клетку они остались еще должны.

Пока в доме Датико Гопадзе шли довольно грустные дни, Реваз ликовал, поглощенный идеей научить попугая произносить слово «Ламара».

Этим и занимались втайне от всех Ревазик и Тамазик. Любитель внешних эффектов, Реваз без конца приставал к брату:

— Представляешь, что будет, когда она услышит свое имя?!

А попугай ошеломлял ребят не только опереньем — он, по их мнению, оказался тупицей — имени самой красивой девочки в школе произносить не хотел, а когда братья слишком напористо к нему приставали, угрожающе поднимал хохол и вопил не то «Ура!», не то «Кура!».

Потянулись душные пыльные дни августа.

Отъезд назначили на двадцать седьмое. Больше откладывать было нельзя.

Двадцать шестого утром отец ушел договариваться о фургоне, мама гладила белье, бабушка искала веревку в ящике подле входной двери, раскрытой настежь. Когда она уже возвращалась в комнату, ей показалось, что какая-то тень пересекла порог. Вместо того, чтобы заглянуть в прихожую, бабушка глянула вверх — не ветер ли, наконец, качнул ветку над крыльцом?! И тут она чуть было не наступила на распластанного сразу за порогом Кинто… Это был не кот, это был коврик. Одна голова чуть возвышалась над полом. Жизнь тлела только в глазах…

Старая женщина содрогнулась.

Значит, правду сказал ей по секрету дворник, что утром того дня, когда Кинто пропал, за четыре дома от них отъезжал грузовик с дачными пожитками и в его кабине кидался на окна пестрый кот…

Значит, это был он… Куда же его завезли, что двадцать шесть суток оттуда шел?! И как же он шел голодный, что мог найти в горах?..

Не проронив ни звука, старая женщина перенесла истощенное животное на тахту, а потом отправилась к внучке.

— Пойдем, помоги мне, но только ты не будешь кричать и не будешь плакать…

Двадцать седьмого августа семейство Гопадзе не уехало в деревню. Ветеринара бабушка вызывать запретила. Она сказала, что от одного осмотра кот помрет.

Датико, однако, не выдержал и к вечеру привез врача. Это был старый человек. Он с любопытством поглядывал на бабушку, а сделав больному животному укол, сказал:

— Ни за что не ручаюсь, учтите. Если выживет, не моя заслуга. Целую жизнь лечу и спасаю, но никогда бы не додумался поить истощенное животное сырыми яйцами вместо воды.

Прошло четыре дня. Кот еще жил. Чуть-чуть лучше глотал, но стоило взглянуть на бабушку, и всякая надежда пропадала. Никто из домашних не знал, что, когда она перекладывала его, обнаружилось, что подушечки лап стерты до кости…

Бабушку было не узнать. Говорила она мало и жестко, а молчала так, что к ней ни с какими вопросами не решались обращаться.

Мать не верила, что кот выживет, и делала все, чтобы поскорее увезти дочь, а когда Ламары поблизости не было, шепотом набрасывалась на свою мать:

— Я тебя не пойму, не видишь разве — девочка уже на себя непохожа! Кому это нужно, чтобы он при ней сдох?!

— Твоя дочь умнее тебя, а мне ничего не нужно… И в кого ты такая — ничего в жизни не знаешь и не хочешь знать. Зачем ты его хоронишь? Перед смертью животные из дома уходят, а этот пришел. Поезжай себе в деревню и оставь нас в покое.

Все, кто знал, в каком виде пришел Кинто, всплескивали руками и шептались, видя в этом знамение; спорили о причинах похищения и о том, кто мог это сделать.

Один только человек не обрадовался возвращению Кинто — это Реваз. Не дал чертов кот найти себя, а когда его перестали искать — пришел сам!

Горькая досада грызла парня: почему не предвидел этого и не дежурил у Ламариного дома? А как было бы здорово перехватить бродягу во дворе и внести его на руках к ней…

Ламара только раз и то издали разрешила Ревазу посмотреть на Кинто. Они с бабушкой вообще никого, кроме Тинико, к нему не пускали. Эта некрасивая тощая Тинико вообще раздражала Реваза. Он не понимал, почему Ламара дружит с ней, неужели не могла выбрать себе подругу посимпатичнее?! Про себя он называл ее мурашкой.

Ушел он от Ламары глубоко уязвленный и не только тем, что кот пришел сам и попугай теперь был не нужен, а более всего мрачным настроением в доме — можно подумать, близкий человек у них умирает… Или все они посходили с ума, вместе с этой Тинико, или… И тут впервые шевельнулось подозрение: а не с ним ли что-то не в порядке? Почему он ничего такого не чувствует? Чем он хуже их в конце-то концов?!

Досада на себя смешивалась с обидой на других и уже не покидала парня. Он пришел в эту жизнь, как на праздник, и о страданиях пока только читал или слышал.

Немного поостыв, он понял, что вся эта история от начала и до конца — не каприз его подруги, а нечто другое, ему недоступное. Это и грызло.

Дни шли.

Обессиленное животное медленно поправлялось. Как только это заметили, папа сам увез маму в деревню.

Наступило такое утро, когда Ламара, покормив больного, обняла бабушку и расплакалась:

— Он сейчас мне песенку спел…

Произошло это неожиданно: Ламара не стала насильно его кормить, а пододвинула блюдце и шепотом попросила: «Ешь, милый, ешь!» Кот долго на нее смотрел, наконец чуть-чуть приподнялся и начал лакать. А потом завалился на бок и снова поднял на нее говорящие свои глаза… И тут она вдруг поняла, о чем он ее просит, наклонилась, обтерла ему мордочку и осторожно погладила. Кот закрыл глаза, и тогда послышалось знакомое картавое мурлыканье.

Отъезд Ламары в деревню вместе с бабушкой и котом был назначен на одиннадцатый день после его возвращения.

Реваз пришел прощаться. Давно он не видел Ламару такой веселой и такой ласковой. Сам он, мучимый противоречивыми чувствами, выглядел тускло. Ламара истолковала это по-своему:

— Ну, чего нос повесил?! Приезжай к нам, как в прошлом году…

От этих слов Реваза точно обухом по голове стукнули: и рад, и перепуган — его терпеливейшие родители, вернувшись из Цхалтубо, простили сыну проданный отрез, но ни за что не хотели и часа лишнего терпеть в доме идиотскую птицу, а ее пока некуда было девать — Реваз не сказал им, что Кинто вернулся, не понесешь ведь птицу туда, где живет кот? Какое счастье, лихорадочно думал он, что Ламара ни о чем понятия не имеет.

Реваз пялил на нее глаза. Она хорошо ему улыбнулась.

Размякая все больше, он уже воображал, как бы Ламара ладила с этой вздорной птицей… и в конце концов даже увидел ослепительного попугая у нее на плече!

— Что с тобой, — спросила она вдруг, — ты что, не хочешь?!

— Что ты! — завопил Реваз, — но я… представляешь — не смогу!..

В эти шальные секунды он все решил: если его даже из дому выгонят вместе с попугаем, он его никому не отдаст.

Ламара еще что-то сказала, но он уже не слышал — он напряженно восстанавливал в памяти советы умного дяди по поводу тупого попугая: «…на него не кричи, генацвале, — не любит, с ним надо понежнее…» Вслед за этим всплыло еще одно важное воспоминание: очень смирным бывал попугай, когда в доме тихо, а стоило кому-нибудь поднять голос, как он тут же начинал трещать. И чем люди громче, тем еще громче он!.. Все ясно, вах!

Реваз просветленно улыбается. Ламара начинает раздражаться:

— Что с тобой происходит, ты можешь мне объяснить?!

— У него, наверно, тоже нервы есть, — заявляет Реваз как об открытии и продолжает сиять.

— Не валяй дурака и скажи, почему ты не можешь к нам приехать?

— Очень важное дело есть.

— Я хочу знать какое.

— Пока не скажу, но тебе понравится!

Тут мы ставим точку, а если нас спросят, зачем понадобилось все это излагать, то, как сказали бы в старом Тифлисе: «Одна бог знает!»