"Увидеть лицо" - читать интересную книгу автора (Барышева Мария)

Часть 3 ПРИНЦИП ТАРАНТУЛА

Они снова сидели в гостиной, но теперь совсем не так, как час назад — все-го лишь час, который теперь походил на огромную пропасть, разделявшую два совершенно разных мира. Жевали, исподтишка следили друг за другом, то и дело кто-нибудь выглядывал в окно или напряженно прислушивался. По телевизору шел фильм «Прогулки с динозаврами». Звук был выключен. Жора мерил шагами комнату, иногда останавливаясь и поглядывая то в окно, то на часы.

— Слушай, перестань ты мельтешить! — раздраженно сказала, наконец, Ольга. — Уже голова кружится!

— Мне так лучше думается, — пояснил Вершинин, потом взглянул на открытую дверь залы. Там, за столиком сидел Борис, согнувшись и уронив голову на руки. Часы-собор, деловито отсчитывавшие время, теперь стояли не на полке, а на столе, перед ним. — Зря ты так с ним, Олег. Он совсем сломался.

— Ничего не зря! — упрямо возразил специалист по транспорту, старательно пережевывавший кусок колбасы. — Ему полезно!

— Из тебя психолог, как из навоза пуля! — заметила Марина. Олег глянул на нее свирепо.

— Зато из тебя офигенный! Чудно сидим — все друг за другом следят!

— Целее будем!

— Ладно вам, дом закрыт, бизнесмен заперт! Можно хоть чуть-чуть расслабиться, — Петр потянулся к бутылке с водкой, чтобы налить себе очередную порцию, но сидевший рядом Виталий вдруг выхватил у него бутылку.

— Мы решили, что можно выпить, а не напиваться! — рявкнул он и с размаху шваркнул бутылку о стену и та разлетелась в брызгах осколков, оставив на обоях большое мокрое пятно. В комнате резко запахло спиртом. Кристина ахнула.

— Ты что — офонарел?! — взвился Петр.

— Что со Светкой случилось — видел?! Хочешь стать таким же?!

— Да не психуй ты, — устало сказал Олег. — Тебя ведь никто не заставлял брать на себя ответственность за нас.

— Но я взял! — Виталий воткнул сигарету в пепельницу так, что полетели искры. — Мне следовало… — он повернулся к Алине. — Ты правильно тогда сказала! Мне следовало поразмыслить, чем все это может закончиться. Ты говорила, что мы не придаем происходящему особого значения. А может, это твой способ заставить нас осознать, насколько все это важно?! Тебя ведь не устраивало, что все только и делают, что жрут, пьют и трахаются, разве ты не это говорила, моралистка?!

Алина, расширив глаза, начала медленно вырастать из кресла, но Олег дернул ее за руку, и она плюхнулась обратно.

— Тихо, тихо, Аля! Он не подумав брякнул!

— Как раз очень даже подумав!

Виталий откинулся на спинку плетеного диванчика и поднял в воздух раскрытые ладони.

— Прости. У меня уже крыша едет.

— Мы это заметили! — язвительно сказал Петр и Кривцов тотчас же показал ему кулак.

— А ты заткнись, алкоголик!

— Дурдом! — прошептала Кристина и, потянувшись, налила себе немного томатного сока, потом откинулась обратно на спинку дивана. При этом ее распущенные волосы задели голую руку Марины, и та, ахнув, передернулась, словно от электрического разряда, и все тотчас вздрогнули, и взгляды метнулись в ее сторону.

— Ты чего? — испуганно спросила Логвинова. Марина раздраженнооблегченно дернула рукой.

— Это ты… Мне показалось, паук ползает.

— Да откуда тут пауки?! — Олег иронически пожал плечами. — Да и лучше уж пауки, чем…

— Я их боюсь до ужаса!..

— Глаза, — негромко произнесла Ольга, задумчиво щурясь на тлеющий кончик своей сигареты. — Он завязал ей глаза… Зачем? Это что-то символизирует?

— А то, что он ее подвесил, тоже что-то символизирует? — Олег смял в кулаке пустую пачку из-под сигарет и бросил ее на стол. — Жорка! Может ты и по прикладной маньякологии что-нибудь читал?

— Нет, — буркнул Жора, продолжая бесшумно бродить по комнате, словно очень большое привидение.

— Может, это какая-то загадка? Как в разных триллерах, помните? — предположила Кристина. — Маньяки любят всякие загадки загадывать, иногда да-же из подсознательного желания быть пойманными…

— Вот, кто-то и насмотрелся разных триллеров! — зло сказал Жора. — Так, что башня капитально покосилась!

Виталий, уставившись в потолок, произнес:

— Ее убили на кухне, отнесли в коридор, а на кухне тщательно убрали. По-чему?

— Чтобы мы не поняли, где ее убили, — отозвался Жора, останавливаясь.

— Да. Но почему? Он ведь не пытался ее спрятать, наоборот — вывесил напоказ!

— Знаешь, у него ведь мог быть насчет нее какой-то план… Может, он хотел убить ее как раз в холле, а пришлось на кухне. Это плану не соответствовало… Может она не вовремя туда зашла?

— И увидела что-то.

— Или кого-то.

— Или кого-то, делающего что-то, — вмешался Олег. — Может, даже, кого-то знакомого. Кого-то из нас.

— Блин! — негодующе сказала Кристина и, резко откинувшись, стукнулась затылком о спинку кресла. Виталий рассеянно посмотрел на нее.

— Возможно, он и не собирался убивать именно ее. Может, он вообще не собирался убивать…

— Тогда бы он ее постарался спрятать, — возразил Жора. — Нет, мне кажется, он все хорошо продумал… просто с местом убийства вышла осечка.

— Но мы хорошо осмотрели кухню и не нашли там ничего необычного, — Виталий нахмурился. — Почему было важно не привлекать к ней наше внимание.

— А может все как раз наоборот? Как с разбросанными уликами? — Жора почесал нос. — Обратная логика. Думайте то, что нужно думать о том, чего не нужно думать.

— Ну ты загнул! — в голосе Петра, старательно протиравшего циферблат своих наручных часов, послышалось уважение. — На кухне убрали, потому что хотели, чтоб мы знали, что там убрали? Так что ли?

— Она боялась темноты, — Алина уткнулась подбородком в переплетенные пальцы. — Помните, как она закричала, когда Ольга выключила свет. И в ее комнате… я видела очень много ламп… Она мне говорила, что именно поэтому ей так нравится эта комната. Она боялась темноты… и он завязал ей глаза.

— А может, он просто не хотел, чтобы она смотрела на него? — Жора пожал плечами. — У маньяков столько разных бзиков!

— Она боялась темноты и в этом была ее слабость, — Алина взглянула в сторону залы, на безмолвную фигуру Бориса. — И ей очень нравилось готовить. Нравилась эта кухня. Она была без ума от нее. Она мне сама говорила.

— Слабость и пристрастие… — задумчиво произнес Жора. — В этом что-то есть. А как же наши вещи? Твое платье, мой ремень, его игрушка?.. — его лицо вдруг исказилось судорогой. — Хотя, насчет ремня… мне кажется, я кое-что понимаю!

— Так скажи! — потребовала Ольга, выпрямляясь. Вершинин посмотрел на нее с неожиданной злостью.

— Я скажу, если и остальные скажут!

— Что? — притворно-непонимающе спросила она. Виталий улыбнулся, но улыбка была холодной.

— Брось дурака валять! Ты понимаешь, о чем речь! Все понимают! Ведь каждый из нас нашел в своей комнате какую-то часть своего прошлого. Какую-то очень нехорошую его часть!

— Я ничего не находила!

— Врешь! — отрезал Олег. — Все нашли! Это совершенно отчетливо видно по вашим физиономиям!

— Почему бы нам не принести сюда эти вещички и не поговорить по душам?! — Виталий встал, заметив как при его словах сжалась в кресле Алина. Какие же страшные тайны могут быть у нее? Он ведь не думал на самом деле того, что сказал о ней недавно. Просто вырвалось… А может, он не так уж неправ?

— Ничего я нести не собираюсь! — зло сказала Ольга. Виталий пристально посмотрел на нее и открыл рот, явно собираясь сказать нечто, не слишком приятное для ее ушей, но Олег опередил его.

— Глупая, может, это даст нам возможность выжить! Если мы поймем, что к чему!

Ольга резко вскинула на него глаза.

— Считаешь, мы тут все смертники?!

— Так чего вы — дом же заперт! — удивленно сказал Петр, но от него отмахнулись, как от назойливой мухи, и тогда он обиженно добавил: — Ну, мнето нечего нести, вы ее видели. Игрушка, которую вы на кухне сами и бросили. Впрочем, — он неохотно встал, — лучшека я ее заберу. Хоть что-то… Жена когда-то подарила… — Петр осекся и замолчал.

— Моя вещь на улице, но я за ней не пойду.

Все обернулись — Борис стоял в дверях залы, глядя на остальных потухшими глазами. Весь лоск, вся элегантность слетели с него, и он выглядел совершенно больным и разбитым.

— Кукла! — вырвалось у Алины. Борис кивнул, криво улыбнувшись.

— Ты умная, — равнодушно сказал он. — Если убивает кто-то из нас, то он должен был начать с тебя, а не со Светы. Можешь поломать ему все. Если только не ты это делаешь…

— Что за кукла? — нетерпеливо спросила Марина.

— Моей младшей сестры, — Борис устремил невидящий взгляд в окно. — Наташки. У нее был церебральный паралич… с рождения. Спастическая диплегия. Она была умственно отсталой. Она была кошмарной. Я ее ненавидел. Меня никуда не пускали из-за нее, я все время должен был за ней присматривать… мыть… Наши в футбол играли, в кино шли… а я должен был… Толь-ко на бальные танцы без разговоров отпускали… может потому я так хорошо научился танцевать… потому что ее там не было… Она умерла, когда ей было двенадцать, — он слабо улыбнулся. — Иногда я думаю — уж не потому ли она умерла, что я так ее ненавидел? Когда ее похоронили, я, наверное, был самым счастливым человеком в мире… Странно, что она оказалась именно здесь. Будто ждала меня. Знала, что я приеду.

— Ты уверен, что это именно та кукла? — негромко произнес Жора. Борис вяло кивнул.

— Я знаю это. Аена — так она ее называла. Я выбросил ее на улицу. Но я не пойду за ней. Не пойду, — взгляд Бориса переместился от окна на Ольгу, и теперь в нем был странный призрачный укор. — А шабли сухое вино. Сухое.

Он повернулся и старческой шаркающей походкой направился обратно к столику.

— По-моему, он спятил, — с опаской прошептала Ольга и выразительно посмотрела на Олега. Тот чуть покраснел и отвел глаза.

— По крайней мере, во всей этой ситуации теперь появилась хоть какая-то ясность, — мрачно бросил Виталий, направляясь к двери. — Мы все здесь точно не из-за выкупа.

— Приятно, когда вокруг такие оптимисты, — кисло ответил Олег.

Борис тем временем опустился на стул, и снова уронил голову на руки, слушая успокаивающее тиканье часов. Разговоры в гостиной долетали до него словно сквозь вату, и вата эта становилась все толще. Кто-то вошел в зал, потом кто-то еще, его о чем-то спросили, но Борис не услышал. Он пытался думать об Инге, представлять ее, но вместо ее хорошенького личика все время выплывало распухшее мертвое лицо Бережной, ее кожа, покрытая темными пятнами, вывалившийся язык. Словно наяву он ощущал запах, и пальцы снова и снова чувствовали ледяное прикосновение. Совсем недавно такая красивая, разгоряченная, смущающаяся, пахнущая ландышем… а теперь мертвое мясо. Холодное мертвое мясо. Его пустой желудок то и дело содрогался в бесполезных рвотных спазмах. Больше всего на свете Лифману сейчас хотелось заснуть, но спать было страшно. Он чувствовал себя очень старым. Старым и совсем больным. Больным стариком, которого никто нигде не ждет.

Но ведь это было не так! Его ждала Инга, ждала «Дилия», ждало прекрасное обеспеченное будущее. Жизнь сложилась именно так, как он хотел, именно так, как он всегда мечтал… так почему же теперь все кажется таким далеким, призрачным и чужим?

Не открывая глаз, Борис наощупь потрогал золотого крокодила на своем пальце и вяло улыбнулся. Все было хорошо. Только из гостиной очень уж сильно тянуло сигаретным дымом. Отвратительный запах! Внезапно ему пришло в голову, что когда вернется, обязательно введет для сотрудников «Дилии» новый штраф — за курение на территории предприятия. Давно было пора, а то продымили все стены и во дворе вечно не продохнуть!

Часы продолжали тикать, и он слушал их, словно голос доброго друга, негромко бормоча в столешницу.

Потирая нос, Кристина откинулась на спинку кресла, глубоко вздохнула, потом оттолкнулась от пола босыми ногами, и комната поплыла вокруг нее. Она закрыла глаза, чувствуя, как постепенно приходит в себя. Теперь все казалось правильным, даже необходимым, и правильнее всего была эта комната, и этот замок на двери, который она заперла за собой. Здесь было безопасно — намного безопасней, чем внизу, намного безопасней, чем с остальными. Правильнее всего было бы вообще не открывать эту дверь, пока не появится хоть какая-то определенность. Камням в ее кольцах было неспокойно, они чувствовали опасность, особенно сине-зеленый аквамарин — он прямотаки сходил с ума. Но в комнате было безопасно — она ведь так тщательно ее защитила, и круг был нетронут.

Она кружилась с закрытыми глазами и думала. Гипнотизеры? Нет, пожалуй. Уж точно не люди. Люди такого не сделают. В ком-то здесь поселился демон, в ком-то здесь поселилась тьма… а может, тьма поселилась и во всем доме. Свету принесли в жертву, это же очевидно… ее убили рядом со столовой — той самой столовой, в которой так недобро смотрят деревянные идолы… А может, ее наказали. Это ведь она приготовила и завтрак, и ужин и накрыла их в столовой. Это она нарушила покой злых богов, особенно Чернобога — повелителя безумия и смерти!

Кристина открыла глаза, рассеянно глядя перед собой. Мимо нее пронеслось большое настенное зеркало, ее взгляд скользнул по серебристой поверхности, и Логвинова вдруг слабо пискнула и ногой остановила кресло так резко, что оно едва не опрокинулось. Выскочила из него, кинулась к зеркалу и застыла перед ним, глядя в свои испуганные глаза. Потом попятилась к креслу и опустилась в него, продолжая смотреть на свое отражение. Ее рука протянулась к столику с остатками кокаина и яростно смахнула пакетик на пол. Следом, жалобно звякнув, слетела серебряная трубочка.

Больше нет! Во всяком случае, в ближайшем будущем! Подобные галлюцинации ей совсем не нужны.

Ее взгляд скользил по зеркалу, постепенно теряя напряжение. Возможность видеть собственное отражение сейчас успокаивало намного лучше любого наркотика. Потому что она готова была поклясться, что несколько мгновений назад увидела, как в зеркале стремительно провернулось пустое кресло, словно она была невидимкой. Пустое кресло. Кресло без нее.

Ольга сидела на стуле, уперев локти в столешницу и уткнув подбородок в сжатые кулаки, и пристально смотрела на стоявшую на столике баночку, до половины наполненную желтоватой жидкостью.

Огурчики маринованные.

Кривая буква «Т» на синем пластике.

Чужой вопль, бьющий в уши, — вопль, вместе с ужасом принесший неописуемое наслаждение. Вопль, который, возможно, теперь стал для нее смертным приговором. Что это — месть? Никто не станет мстить так масштабно.

Неужели ей придется отнести это и показать остальным? Неужели ей придется обо всем рассказать? Нет, ни за что! Ведь тогда ее могут посадить. Они сами по себе ничего не докажут… но что если все их разговоры в этом доме записываются?

…может, это даст нам возможность выжить!

Тюрьма лучше смерти. Но это если знать наверняка. А если это способ заставить ее признаться? И ее, и остальных, которые, наверное, тоже что-то натворили?

Никто не станет расследовать так масштабно. И уж точно в этой стране! Здесь всем на все наплевать.

Но есть версия получше. Как секретные комнаты в «Вавилоне». Весь этот дом — чья-то огромная секретная комната. И все дело только в деньгах и в чьем-то извращенном способе получать удовольствие. Кому-то нравится принимать участие, кому-то нравится просто смотреть… Давно известно, что миром управляют деньги, жажда власти и оргазм.

Тогда выхода нет. Потому что если она права, то счастливой концовки здесь не будет. В секретных комнатах «Вавилона» никогда не было счастливой концовки.

Покрывающийся инеем простынный сверток в морозильной камере говорил об этом достаточно красноречиво.

— …ты всего лишь тупая дешевая блядь! Не забывай об этом! Не забывай свое место! Я в любой момент могу вернуть тебя в лужу, из которой подобрал или вообще, на хрен, прибить! Так что не выкобенивайся! Я буду ссать тебе в рот, если захочу!..

Дернув головой, Ольга вскочила, опрокинув стул. Стол дернулся, банка наклонилась, и она едва успела подхватить ее. Зубы Харченко несколько раз дробно стукнули, по лицу пробежала судорога, потом она заметалась по комнате, слепо натыкаясь на мебель. Толкнувшись в дверь, она дернула ее, потом ее пальцы запрыгали по замку, пытаясь открыть его. С треском сломался один ноготь, потом другой, из-под остатка ногтя брызнула кровь, и Ольга, отскочив от двери, прижалась к стене, глядя на вишневую каплю на своем пальце. На ее лице всполошенно метались ужас и злость. Ее правая ладонь взлетела в воздух и со всей силы звонко впечаталась в щеку. Лицо Ольги разгладилось, зубы стукнули в последний раз, и дрожь прекратилась.

Слов не существовало. Голоса не существовало. Но она слышала его. Глубоко внутри головы. И он был ей знаком… на какое-то мгновение он стал ей знаком… но не сейчас.

Сейчас она его не знала.

Игры. Игры владельца секретной комнаты.

Ольга пристально смотрела на яркую блестящую каплю на своем пальце. Вот о чем надо было беспокоиться. Вот что было по-настоящему важно.

Алина снова выдвинула ящик тумбочки и, зажмурившись, погрузила пальцы в ворох увядших цветов. Тяжелый запах ударил ей в нос. Цветы были прохладными, податливыми, неприятными на ощупь, но ее пальцы продолжали рыться в них, комкать мертвые лепестки, и запах становился все сильнее и тяжелее. Наконец, она с треском выдернула ящик из тумбочки, вывалила его содержимое на пол и, надрывно, со слезами, дыша, отбросила ящик в сторону, глядя, как в воздухе кружатся и оседают мятые одуванчиковые пушинки.

Кто это сделал?

Может, это сделала ты?

Может, ты свихнулась?

Мало ли, что ты еще сделала…

Подвеска хрустально пела под потолком, и сейчас в ее пересыпающейся хрупкой мелодии Алине совершенно отчетливо послышалось издевательство. С трудом подавив в себе желание запустить в подвеску стулом, она до хруста сжала зубы и с отчаянной злостью пнула ногой груду проткнутых спичками цветов.

Проклятые мертвые разлагающиеся куклы!

Тебе ведь пять было, Аля? Да? Пять?

Ее ладони проехались по щекам, туго натягивая кожу, потом одна переместилась к шее, да там и осталась.

Нужно было думать. Ответы шныряли где-то совсем рядом… иногда она даже видела их тени… но ей совсем не хотелось гоняться ни за ответами, ни за их тенями. Лучше всего запереться в этой комнате и ни о чем не думать.

…Ты умная. Если убивает кто-то из нас, то он должен был начать с тебя, а не со Светы. Можешь поломать ему все… Ты умная…

Но я не хочу быть умной! Я хочу просто быть! Я добилась того, чего хотела! Моя мечта сбылась! Не отбирайте у меня мою прекрасную жизнь!

Вот, Аля. В этом вся твоя натура. Этим ты все о себе сказала. Не отбирайте у меня! Другая бы сказала: не отдам!

— … я люблю ездить на кораблях… на лайнерах, пароходах, это гораздо интересней… кроме того, это бывает так… романтично…

Голос Светланы из прошлого прозвучал так отчетливо, словно ничего не случилось, и она сидела рядом, со своей обычной, так не шедшей ей смущенной улыбкой и постоянно розовеющими щеками.

Алина сглотнула и окунула лицо в сложенные ковшиком ладони. Светы нет, и это реальность — это такая же реальность, как розовые цветочки на холодной простыне. И тот, кто творит эту реальность, возможно сейчас смотрит и на нее, наслаждаясь ее слабостью и паникой, как хорошим вином. Тот, кто украл ее книгу. Тот, кто украл ее мысли. Тот, кто обращается с людьми, как с куклами.

Если только этот кто-то — один и тот же.

Алина, наклонившись, подхватила с пола горсть цветов и сунула ее в карман джинсов, потом вышла из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.

Закрывать ее все равно не было смысла.

— Если я закрываю дверь, то в нее следует стучать, — спокойно заметил Виталий. Марина, стоявшая в проеме приоткрытой двери, небрежно улыбнулась, давая понять, что эти слова не имеют для нее никакого значения. — Чего тебе?

— Это и есть твоя вещь? — Марина кивнула на его руку. — Собачий ошейник? Мило. Ты им кого-то придушил?

— Я же не спрашиваю, кому ты выколола глаза этими ключами, — Виталий отвернулся от нее, потирая правую руку. Марина встряхнула запястьем, и связка ключей с множеством брелоков тяжело звякнула.

— Мне не нравится твой тон.

— А мне наплевать, что тебе нравится! — отрезал Виталий, не поворачивая головы и глядя в окно. Его лицо было усталым, осунувшимся. — Хочу тебе напомнить, что погиб человек, и если тебе наплевать на сам факт, то на собственную жизнь точно нет, так что не занимайся ерундой. Кто знает, может для тебя придумают что-то особенное, и после смерти ты будешь выглядеть гораздо хуже, чем она.

— А может, это ты ее убил? — вкрадчиво поинтересовалась Марина. Виталий обернулся. Улыбка на его губах была нехорошей.

— А что если так? Что ты сделаешь?

Рощина пожала плечами.

— Возможно, ничего. Видишь ли, мне редко попадались мужчины, которые мне физически настолько подходили. А тебе такие как я, думаю, вообще не попадались.

— Это точно, — отозвался он не без издевки. Марина изогнулась в дверном проеме, положив одну руку на косяк, и полы ее халата слегка разъехались в разные стороны.

— Не боишься стоять спиной к коридору?

— Нет. Меня не убьют.

Непреодолимая убежденность в ее голосе и удивила его, и позабавила.

— Чем же ты хуже других?

— Эксперимент, — она улыбнулась, и ее аметистовые глаза полыхнули. — Они убрали тех, кто был неинтересен. Мальчишка и Света. Убирают жалких, слабых — тех, за кем не интересно наблюдать.

— А оставляют таких, как ты?

— Таких, как мы! — отрезала Марина. Виталий усмехнулся.

— Да-а, девочка. Значит, ты сильная? А я ведь заметил, как ты бедную Светку своим вниманием окружала. Прямо по матерински опекала… Как бедную дурочку. Тебя ведь тянет к слабым, да, Мариш? Ты ведь только рядом со слабыми чувствуешь себя чем-то значительным? Этакий вампирчик. Ты поэтому так остальных девчонок невзлюбила. И Кристинку, и Ольку, и Альку? А? Они не нуждаются в опеке. Они не слабые. А вот ты рядом с ними кажешься себе слабой.

Губы Марины зло дернулись, и аметистовый блеск глаз из теплого стал ледяным. Она выпрямилась и, звякнув ключами, произнесла:

— А вот это ты сейчас напрасно сказал!

Значимость своих слов она подчеркнула громким хлопком двери, от которого звякнули оконные стекла.

Тихо отворив дверь комнаты, она осторожно вошла и остановилась, обводя взглядом комнату. Бесчисленные лампы слепо смотрели на нее со стен и потолка — огромный плафон во весь потолок, бра, торшеры, крошечные ночники, теперь бесполезные, потому что больше некому включать их все сразу.

Сумка Светланы стояла возле разворошенной кровати — именно с нее Алексей содрал простыню. Алина, сама не зная, зачем поправила одеяло, потом посмотрела на сумку Светланы, на сложенные на стуле вещи, на комнатные растения в горшках, аккуратно расставленных на подоконнике и на полочках. Провела ладонью по одному из шаров из розового дерева на спинке кровати.

— Что же ты нашла? — прошептала она. — Что же ты здесь нашла?

Склонившись над сумкой, Алина расстегнула ее и растерянно посмотрела на сложенные вещи, потом еще раз обвела взглядом комнату. Как ей понять, на какой именно из этих предметов сутки назад смотрела Бережная, не веря своим глазам и снова и снова повторяя себе, что этого не может быть? На этот цветок с пестрыми листьями в красивом горшке? На фарфорового котенка? На платье? На лампу? На что?

Она порылась в сумке, потом, зло сдув с глаз упавшие волосы, перевернула сумку и вывалила ее содержимое на пол.

— Что?! — бормотала Алина, хватая то одну вещь, то другую. Зубная щетка, белье, мыло, колготки, тоник для лица, косметика, полотенце, несколько книг в мягких обложках — все любовные романы. Что из этого? Как понять? Светлана не сможет ей помочь… ее подвесили, как куклу… как куклу…

Пол этой комнаты был потолком комнаты Бориса.

Алина уронила блузку, которую держала в руках, и повернула голову к окну. Потом встала, подошла к окну и попыталась взглянуть вниз, прижавшись носом к холодному стеклу, но увидела только клумбы и дальнюю часть ограды, ограда же под самой стеной дома была недоступна для обзора.

Она дернула одну из задвижек, взяла один из горшков с цветком, стоявшим на подоконнике, и переставила его на пол, отчего длинные листья возмущенно колыхнулись. Но на подоконнике остались еще пять горшков. Алина окинула их нетерпеливым взглядом, потом быстро распахнула окно, впустив в комнату ветер и дождь. Горшки с громким дребезгом посыпались на пол, один свалился ей на ногу, но она этого не заметила. Высунувшись в окно, она уставилась на острые прутья ограды, окружавшей мокрые розы — на то самое место, где вчера утром висела кукла, которую она с перепуга приняла за ребенка.

Теперь ее там не было.

Испуганно округлив рот, Алина подалась назад, и тут кто-то крепко схватил ее сзади за бедра и, приподняв в воздух, толкнул вперед, в пустоту.

Испустив душераздирающий вопль, она успела изогнуться и вцепиться пальцами в подоконник, но по пальцам правой руки тотчас же ударили кулаком. Пальцы разжались. Дернувшаяся нога Алины врезалась каблуком в стекло, и оно со звоном посыпалось вниз, ударившись о землю где-то очень далеко отсюда.

Она кричала — кричала все время, которое ей осталось и которое вдруг стало тянуться странно медленно, и все движения тоже были пугающе медленнными, и медленно отступал в глубь комнаты человек, и она медленно смотрела на его лицо, так же медленно боком вываливаясь из окна в дождь.

Этажом ниже, в тот самый момент, когда Алина подходила к окну, в зале громко и торжественно начали бить часы. Реймский собор величественно звонил в свои колокола, возвещая миру о приходе нового часа.

Борис, вжимавший лицо в собственный, лежащий на столе локоть, блаженно улыбнулся в рукав рубашки. Какая же все-таки красота — и на взгляд, и на слух! Как это прекрасно, что на свете существует такая красота, не подвластная ни времени, ни смерти.

Удар, другой, третий… Наверное двенадцать… странно, ему казалось, что уже должно быть не меньше часа. Но это и лучше, что двенадцать — можно будет дольше слушать этот чудесный звук, слушать и смотреть на миниатюрные бронзовые статуи, и стрельчатые окна, и башни… слушать и смотреть…

Он поднял голову, взглянул на часы, его взгляд скользнул чуть над ними, и Борис не особо удивился, увидев Аену.

Кукла, раскинув ноги, сидела на опущенной крышке рояля, у дальней стены залы. Ее мокрые волосы прилипли к голове бесформенным комом. На месте носа, там, где голову пробил острый прут ограды, зияла дыра, превратившая глупое резиновое лицо в кошмарную сифилитичную маску, и даже с такого расстояния Лифман видел, что ее стеклянные кукольные глаза смотрят точно на него — смотрят насмешливо и обвиняюще. Ему показалось, что нейлоновые ресницы приветственно колыхнулись.

А вот и я! Посмотри, что ты со мной сделал! Наташке это не понравится! Думал, избавишься от меня? Неправильно ты думал!

— Вернулась, сука?! — негромко произнес он и встал. Часы продолжали бить, но теперь их бой походил на тревожный звук набата, грохотом отдававшийся в его голове. — Опять ты здесь?!

Конечно, это было глупо. Кукла не могла вернуться сама. Это ведь кукла. Всего лишь отштампованная резина!

Борис вздрогнул, вдруг совершенно отчетливо представив себе, как Аена слезает с ограды, забирается в дом и поднимается по ступенькам, припадая на изгрызенную ногу и укоризненно качая продырявленной головой. У него вырвался тонкий агонизирующий хрип, и он сорвался с места и бросился к роялю. На этот раз он не станет выбрасывать ее в окно, на этот раз он спалит ее в камине, превратит в дурно пахнущую черную лужицу, и кто бы ни принес в дом эту проклятую игрушку, он не получит его безумия, на которое так рассчитывает!

…Люди ведь все разные и могут весьма оригинально сходить с ума. И так интересно наблюдать за этим процессом…

За спиной продолжали бить часы. Звон густел, обретая мощь и размах, и казалось, что в зале уже звонят в настоящие колокола, которые, рассекая воздух, тяжело раскачиваются взад и вперед. Рояль с сидящей на ней куклой был совсем близко, и Борис уже протянул вперед руку с хищно скрюченными пальцами, когда что-то подсекло его чуть выше талии — что-то тонкое, тотчас же порвавшееся под тяжестью с силой налетевшего тела.

Он успел сделать еще один шаг — нога едва-едва коснулась подошвой узорчатого паркета, когда сзади раздался странный нарастающий звук, похожий на свист. Что-то с силой ударило его в спину, он услышал сочный, отчего-то показавшийся очень забавным хруст и тотчас же почувствовал внутри обжигающий холод. Вдруг куда-то исчез воздух из легких, что-то горячее и густое заполнило горло, поднимаясь к губам, хлынуло из них, потекло по подбородку, и весь мир превратился в боль и недоумение, еще более сильное, чем боль. Ноги подкосились, его потянуло к полу, но почему-то он не смог упасть, а потом наползла густая удушающая тьма, в которой Борис все же еще успел услышать последний и самый громкий прощальный удар часов.

Она перестала кричать и теперь только тонко скулила, извиваясь высоко над землей. Нет, не над землей. Слишком хорошо она помнила, что там, под ней. Высокая железная ограда, хищно торчащие острые прутья, которые прошьют ее тело, словно масло. Игрушка, висевшая на них, была моделью ее собственной смерти. Она успеет почувствовать боль или умрет сразу, когда прутья пробьют ее тело, а один войдет в затылок и выйдет между глазами? Услышит ли она это.

Кричать было нельзя — с каждым криком тело словно бы становилось еще тяжелее. Пальцы, намертво вцепившиеся в узкий резной деревянный карниз, сводило судорогой, они были готовы разжаться в любую секунду. В темном проеме окна над ней никого не было. Алина снова попыталась подтянуться, упираясь ногами в мокрую стену, и они снова соскользнули, и от толчка она чуть не полетела вниз. Майка задралась, и порывы ветра полосовали мокрую спину. Дождь хлестал ей в лицо, ослепляя, стекал в раскрытый рот, и, задыхаясь, она снова попробовала подтянуться, чтобы забросить хотя бы одну руку на подоконник, когда в окне вдруг появилась Харченко — она подбежала так стремительно, что налетела на подоконник, и перегнулась далеко вперед, испуганно вытаращив глаза, и на какое-то мгновение Алине казалось, что сейчас Ольга перекувыркнется через подоконник, и они вместе полетят вниз. Она выбросила обе руки и поймала Алину за правое запястье в тот самый момент, когда ее пальцы с обломанными ногтями, разжавшись, соскользнули с карниза, и Суханова повисла на одной руке, отчаянно размахивая второй в воздухе, точно призывая кого-то. Окно под ней с грохотом отворилось.

— Хватайся второй!.. — прохрипела Ольга, уперевшись коленями в батарею и судорожными рывками пытаясь втащить Алину на подоконник. Мокрая рука упорно выворачивалась из ее пальцев. — Быстрее! Уцепись за что-нибудь! Я не могу!..

— Не получается! — с яростным ужасом прокричала Алина, безуспешно пытаясь схватить Ольгу другой рукой. Харченко с перекошенным лицом сползала все дальше и дальше, из ее прикушенной губы по подбородку тонкой струйкой текла кровь, на висках вздулись вены. — Тяни! Тяни! Не отпускай! Пожжалуйста!

— Ты выскальзываешь! — пальцы Ольги комкали ее запястье, неумолимо продвигаясь к ладони… уже были на ладони… уже скоро должны были проехаться по кончикам Алининых пальцев. — Перестань скользить!

В окне рядом с Ольгой бесшумно появилось бледное, как луна, лицо Олега. Он качнулся вперед, и тотчас мокрые пальцы Алины выскользнули из пальцев Ольги, оставив на ее ногтях клочки кожи. С криком она полетела вниз, продолжая тянуть к удаляющимся Ольге и Олегу бесполезные уже руки и крепко зажмурившись. Тело обреченно сжалось в ожидании удара…

Но удара не последовало. Что-то вдруг крепко, словно клещами, сдавило ее запястье, рука хрустнула от рывка, выходя из сустава, внутри плеча точно растекся жидкий огонь, и Алина пронзительно завизжала, дергаясь всем телом. Открыв глаза, она увидела Виталия, который, высунувшись из окна, крепко держал ее за руку, и снова закричала, на этот раз от ужаса, и на лице Воробьева, кроме напряжения и сосредоточенности появилось недоумение.

— Не дергайся! — сказал он громко и почти спокойно. — Я не отпущу. Толь-ко не дергайся.

Его голос был гипнотизирующе-властным, и Алина, подчинившись, безвольно повисла в воздухе, глядя на него широко раскрытыми глазами и машинально глотая дождевые капли.

— Дай другую руку.

Она послушно подняла руку, и он, наклонившись еще дальше, схватил ее и, оскалившись от напряжения, потянул вверх, постепенно, по очереди перехватывая каждую руку все ближе к плечу. Алина отвела взгляд от его лица и посмотрела на стену дома, которая медленно, но верно начала уползать вниз. Она больно стукнулась носом о карниз, а потом ее голова вдруг оказалась на подоконнике. Ее перехватили под мышками, подтянули и перевалили с подоконника на пол, словно груду тряпья, и она замерла, уткнувшись лбом в холодный пол, все еще не веря, что жива.

В комнату влетел Жора и остановился, глядя на Виталия, который сидел, привалившись к стене и, морщась, потирал плечо, и Алину, которая застыла в собачьей позе, содрогаясь всем телом и издавая мычаще-плачущие звуки.

— Господи! — он подбежал к ней, осторожно перевернул, и на него глянули два испуганных глаза. — Алька! Живая?!

— Ты б еще дольше сюда шел! — иронически произнес Виталий, попытался приподнять руку и зашипел от боли. Вошла Марина и аккуратно села на стул с выражением бесконечного терпения на лице.

— Жо-жо…а-а! — насквозь мокрая Алина, завыв, повалилась Вершинину на грудь, щедро поливая ее слезами. Жора автоматически обнял ее, потом повернулся, когда в комнату ввалились Ольга, Олег, Кристина и Петр. Пытаясь войти одновременно, они застряли в проходе и секунду яростно дергались, вминая друг друга в косяки, потом Ольга вывернулась, подскочила к Алине и Жоре и с размаху упала рядом с ними на колени.

— Я держала! — с непривычной жалобностью проговорила она, цепляясь пальцами за руку и плечо Алины и истерично встряхивая ее. Пальцы другой руки бережно сжимали стеклянную банку, в которой плескалась какая-то жидкость. — Я ведь держала!.. я думала, все… Я ведь…

Ее рука мазнула Алину по другому плечу, и та дернулась в сторону, взвизгнув:

— Больно!

— У нее вывих, — сказал Виталий, продолжая потирать плечо. — Вправь, Жорка. У тебя же мама профессор.

— Что вы прицепились… с мамой! — проворчал Жора, приваливая Алину к стене и осторожно обхватывая руку, которая почти исчезла в его огромных ладонях. — Петь, подержи ее.

— Она выпала из окна? — спросил Петр, выполняя указание. Алина яростно сверкнула на него глазами, в которых еще дрожал животный ужас.

— Меня выбросили!

— Будет больно! — весело сообщил Жора рядом с ее ухом и, прежде чем она успела повернуть голову, рванул. Кость противно хрустнула, становясь на место, у Алины вырвался вопль, и ее свободная рука, взлетев в воздух, влепила Вершинину звонкую пощечину.

— Ой, прости, Жора, — она тут же виновато заморгала. — Я не хотела. Но ты так дернул!..

— Хорошо, что я не пошел в мединститут! — с усмешкой ответил Жора, прижимая ладонь к горящей щеке. Ольга вопросительно посмотрела на остальных.

— Выбросили? Но ведь дверь завалена… а бизнесмен…

— Это не он! — хрипло сказала Алина, нежно растирая плечо. — Я видела, кто.

Все взгляды тотчас пересеклись на ее лице.

— Видела? — переспросил Олег. Голова Алины прыгнула вверх-вниз. Виталий встал и сделал несколько шагов к ней, но Алина вдруг проворно метнулась в угол и вжалась в него спиной, глядя на Воробьева со страхом и ненавистью, и наткнувшись на этот взгляд, он застыл, потрясенно приоткрыв рот.

— Не подходи!

— Что?! — изумленно спросил Виталий, не веря своим ушам.

— Великолепно! — процедила Алина сквозь зубы. — Какая игра! А я-то, дура!..

— Алька, ты чего?! — Ольга поднялась. — Он же тебе жизнь спас!

— Жизнь спас?! Это он меня выбросил! Из окна Светкиной комнаты! Я видела его! — Алина ткнула здоровой рукой Виталию чуть ли не в глаза. — Я тебя видела!

— Что за бред?! — потрясение в голосе Виталия смешалось со злостью. — Выбросил и побежал на второй этаж, чтобы тут же поймать?!

— Не знаю! Ты псих — вот и все!

— Нет, Аля, подожди. Ты что-то путаешь! — Олег покачал головой. — Я был на лестнице третьего этажа, когда услышал твой крик, побежал наверх, и никого мне навстречу не попадалось! Особенно его. Я вообще никого не видел, кроме Ольги!

— Я ее не выбрасывала! — тут же огрызнулась Харченко, почуяв в словах Кривцова скрытое обвинение. Жора схватился за голову, переводя взгляд с нее на Виталия и обратно.

— А ты видела кого-то?

— Нет! Я была в своей комнате… когда услышала. И я никого не видела!

— Ты сразу выбежала?

Губы Ольги чуть дернулись.

— Почти. Но я ее не выбрасывала…

— Да никто не говорит…

— Он мог спрятаться под кровать! — Алина продолжала сверлить Виталия ненавидящим взглядом. — А потом побежать к Олегу в комнату, она рядом! Он же в этот момент был на лестнице — он сам сказал! Пока он там поднялся… а Олька, когда меня тянула, себе за спину не смотрела!

Лицо Ольги побелело от внезапной догадки.

— Так он мог и меня выбросить!..

— Да не выбрасывал я никого! — рявкнул Виталий, чувствуя, как в обращенных на него взглядах нарастает враждебность. — Я был здесь, когда она закричала! Увидел, как она наверху ногами болтает, открыл окно… я знал, что не успею добежать, поэтому решил… — он резко повернулся к Марине. — Ну, скажи же!

— Сказать что? — спокойно осведомилась Марина, крутя в воздухе связку ключей и брелоков.

— Ты же видела меня здесь! Ты вышла за секунду до того, как все случилось!

— Неужели? — Рощина улыбнулась ему одними глазами. — Ты меня сюда не приплетай, Виталик! Я в своей комнате была и тебя в глаза не видела.

— Гнилье ты, Маришка! — сказал Виталий с кривой усмешкой. — Вот так, значит, решила посчитаться?!

— А может все-таки Лешка!.. — пробормотал Олег, но Петр покачал головой.

— Он заперт. У него молоток так в двери и торчит! И он был в комнате. Я слышал, как он смеется за дверью.

— Значит, они на пару работают! — заявила Кристина. — Два маньяка! А разыграли-то целый спектакль!

— Алина, подумай, — произнес Виталий, не обратив внимания на ее слова. Его руки бессильно повисли вдоль бедер, глаза в упор смотрели на Алину, и под их взглядом она вдруг слегка расслабилась, вместо ужаса теперь чувствуя мучительную растерянность. — Ты не могла меня там видеть. Меня там не было.

— Но я видела твое лицо, — прошептала Алина одними губами. — Я видела твое лицо… Только ты был без майки. И ты улыбался… Я еще ни разу не видела, чтоб ты так улыбался.

— Но ведь он же не мог телепортироваться! — в отчаянье вскричал Олег. — Не мог он прибежать сюда так быстро! Я как только влетел, так она сразу… И зачем все это?! Никакого смысла нет!

— А здесь ни в чем нет смысла! — сказала Ольга, растирая запястье. — Это игра, понимаешь? Игра!

— Давайте запрем их обоих — и дело с концом! — предложила Кристина, нервно теребя в руках маленькую шкатулку, и Петр тотчас бросил на нее косой взгляд.

— А сама ты где была, звезда? Ведь твоя комната тоже рядом. Через стенку.

— В комнате и была! — отрезала Кристина, чуть покраснев. Ольга метнула на нее яростный взгляд.

— Так какого же хрена ты мне не помогла?! А?! Ну же, признайся! Струсила, да?! Знаменитость недоношенная! Так бы и просидела за дверью, пока всех нас не перебили!

— Заткнись! — взвизгнула Логвинова и вскинула перед собой руку, явно собираясь вцепиться Ольге в лицо. Алина, тяжело дыша и все еще стуча зубами от пережитого ужаса, продолжала смотреть на Виталия. Нет, она не могла ошибиться. Это было его лицо. Только…

Да нет, его. Только… странно чужое… словно…

Она мотнула головой, совершенно сбитая с толку, и Виталий тотчас сказал:

— Ты ведь сомневаешься. Я же вижу. Ну скажи! — он протянул к ней руку. — Я не был там. Я бы никогда…

Она отшатнулась от протянутой руки, словно в ней был нож, и Виталий отвернулся, глядя в распахнутое окно потухшими глазами. Его рука протянулась, сняла со спинки стула собачий ошейник, свернула его и начала засовывать в карман брюк.

— … увидел, как Петька бежит по лестнице… потом в комнату, — тем временем говорил Жора, — а там уже вы…ну, я развернулся — и вниз…

— Нет! — вдруг рявкнул Олег и, словно для того, чтобы подчеркнуть значимость этого возгласа, схватил подвернувшуюся под руку пепельницу и запустил ею в стену. Пепельница, не разбившись, с грохотом упала на пол и гулко укатилась под кровать. — Ну не верю я в это! И тебе не верю! — он ткнул указательным пальцем в сторону Марины. — Зачем ему это надо! Это ведь слишком опасно для него! На третьем этаже было полно народу — любой мог его увидеть! Это, в конце концов, не по плану!

Последнее слово выдернуло Алину из угла, в который она вжималась. Оцепенение спало с ее памяти, и тотчас Ольга, словно угадав ее мысли, задала ей вопрос, который до сих пор никто задать не удосужился.

— А что ты делала в Светкиной комнате? И окно ты открыла? Зачем?

— Кукла, — тихо сказала она. — Борис говорил про куклу, помните? Вещь, которую он нашел в этом доме. Он выбросил ее позавчера, и кукла застряла на ограде, там, внизу… Я вспомнила об этом, когда была в Светкиной комнате… искала ее вещь… Ее окно над окном ювелира, поэтому я выглянула… Но куклы там нет. А ведь Борис говорил, что не забирал ее.

— А-а! — Олег хлопнул в ладоши, и его глаза хищно вспыхнули. — Вот вам и план! Тебя вышвырнули на ограду, как Лифман вышвырнул свою куклу!

— Он и вышвырнул! — Ольга огляделась. — Видите, он единственный, кто не пришел, а ведь Алька орала так, что…

— … я на первом этаже отлично услышал, а он ведь был на втором! — подхватил Жора и кинулся к двери, но Олег, опередив его, выскочил раньше и понесся по коридору к гостиной. Остальные нестройной толпой помчались за ним.

— Но ведь я не его видела! — в отчаянье выкрикнула Алина на бегу, и Ольга, обернувшаяся к ней, чуть не врезалась в стену.

— Тебе со страху померещилось. Это ювелир, точно! Я же говорила, он спятил! И Светку придушил — наверное, не заладилось у них что-то!

Алина, вбежав в гостиную, хотела было возразить, что никак не могла перепутать Бориса и Виталия — они ведь так непохожи, но в этот момент Олег влетел в распахнутую дверь залы и вдруг резко крутанулся, схватившись за голову, и подломился в коленях, будто неожиданно собрался пуститься вприсядку.

— Твою мать! — взвыл он, дергая себя за волосы, словно пытаясь снять скальп. — Ах ты ж… твою… в…

У Кристины вырвался громкий вздох, и она вжалась в стену, остальные бестолково столпились возле двери. Виталий сделал несколько шагов вперед и остановился.

Лифман стоял на коленях в дальнем углу залы, словно молился, свесив голову на грудь и чуть склонившись вперед. Упасть ему не давала алебарда, косо свисавшая с потолка на двух веревках. «Перо» алебарды насквозь пробило тело Бориса чуть левее позвоночника и торчало из черного шелка рубашки, словно нелепый блестящий, запятнанный темно-красным росток. Пальцы правой руки ювелира намертво вцепились в него, точно в отчаянной попытке протолкнуть острие обратно, и золотой крокодил был забрызган кровью, словно только что сытно пообедал. Тело медленно, тихо покачивалось, поворачиваясь то боком, то спиной, и подогнутые ноги елозили туда-сюда, размазывая по паркету небольшую темную атласную лужу крови.

— Господи… — прошептала Ольга, прижимая ладони к щекам. — Боже мой…

Виталий осторожно подошел ближе, потом поднял голову и посмотрел на веревку, тянущуюся через весь потолок к балке над дверью, на косо свисавшую сорванную вишневую драпировку, потом снова посмотрел на Бориса.

— Он мертв? — спросил Петр, хотя и так уже это понял. Он задал вопрос исключительно для того, чтобы услышать хотя бы свой голос. Мертвая тишина была невыносима.

— Смотрите — кукла! — шепнула Алина, вытягивая в сторону рояля дрожащую руку. — Та самая.

— Ее не было, когда мы уходили, — сказал Жора и шагнул внутрь комнаты, наблюдая, как Виталий, склонившись, рассматривает что-то на полу. — И этой штуки тоже не было, — он кивнул на торчащее из спины ювелира длинное древко.

— Была, — Виталий разогнулся, держа в руках нитяной обрывок. — Она была прикреплена вон там, над дверным проемом, среди драпировок и насторожена. Видите эту нитку. Очевидно, бедняга налетел на нее, она порвалась, тем самым сорвав сторожок и крепления, и алебарда, — он очертил ладонью в воздухе дугу. — Места для размаха навалом, и сила удара была очень приличной. Кто-то поставил Борису ловушку, и он в нее попался. Наверное, бросился к этой проклятой кукле!

— Кто-то! — хрипло воскликнула Марина, цепляясь за косяк дрожащими пальцами, и ее ключи испуганно звякнули. — Хочешь сказать, это не ты?! А ведь только что с таким знанием дела все рассказал!

— Это ни о чем не говорит! — отрезал Олег и обошел висящее тело кругом, стараясь, все же держаться от него подальше. — Элементарный принцип, тут любой догадается, тем более, что сейчас все отлично видно. Бедный Борька, а мы-то на него валили!..

— Меня не устраивает такой способ оправдания, — Ольга не сводила глаз с тела, покачивающегося все реже и реже. — Он точно умер?

— Думаю, почти сразу, — Олег не выдержав, отвернулся. — Это нидерландская алебарда — у нее самое длинное «перо». Страшная штука.

Он горестно покачал головой, и тут же настороженно обвел взглядом остальных, уловив перемену в их молчании.

— А чего вы на меня так смотрите?!

— Это ведь ты фанатик оружия, — Петр сделал шаг назад, но Жора поймал его и толкнул обратно. — Это ведь ты классно в нем разбираешься!

— И что с того?! — вскинулся Олег. — Для того, чтобы проткнуть кого-то ножом или алебардой, совершенно необязательно в них разбираться! Берешь и протыкаешь — и всего делов!.. господи… — он поспешно отошел подальше от убитого, считая кощунственным вести рядом с ним такие разговоры — на его взгляд это было слишком уж цинично. Виталий, продолжавший осторожно бродить по зале, все осматривая, покосился на него. — К тому же, она не такая уж и легенькая… а потолки здесь видали какие высокие. Чтобы ее правильно поставить… нужна сила и хороший рост, а я, если говорить откровенно, не особенно…

Марина медленно повернула голову и взглянула на Жору, потом попятилась, скользя спиной по стене.

— Обалдела?! — воскликнул Жора. Теперь обвиняющие взгляды были направлены на него, и ему сразу же стало отчаянно не по себе, насколько это было еще возможно после лицезрения Бориса, безжалостно насаженного на полуметровое острие, точно бабочка на булавку. А ведь не более пятнадцати минут назад ювелир был живым и здоровым, сидел за столом, возле своих обожаемых часов. — Да вы что же — на меня думаете?! Да я…я бы такого…

— Это мог сделать кто угодно, — произнес Виталий, снова разглядывая веревки. — Если правильно применять силу, ее вовсе не должно быть много. Это могла бы сделать даже женщина. Мебели здесь достаточно. Другое дело, что мне с трудом представляется женщина, которая могла бы такое придумать.

— Нет, отчего же, зачем же ущемлять женский пол! — поспешно сказал Олег, и Ольга метнула на него яростный взгляд. — Другое дело, что мы отсутствовали от силы минут пятнадцать-двадцать. Разве можно было соорудить такое за это время… тем более, что мы так или иначе друг друга видели…

— Нет, — Виталий покачал головой, растирая растянутую руку. — Ее поставили ночью. Этой ночью, иначе ловушка бы сработала во время танцев прошлым вечером. Но она уже была здесь, когда мы оставили Бориса в гостиной, — его голос дрогнул. Алина, внимательно слушавшая его, вдруг побелела и отвернулась. — К сожалению, мы не так уж часто смотрим на потолки… Олег, ты не заметил, алебарда была на месте вечером?

Кривцов судорожно дернул головой.

— Да. А сегодня я не смотрел… по понятным причинам. Не до того было. Слушай, но тогда получается… Евсигнеев вполне мог ее поставить? До того, как Алина треснула его по башке.

— Я пойду посмотрю, действительно ли он заперт, — пробормотала Марина и попятилась к выходу, но Жора загородил ей дорогу, и она отскочила назад, словно увидела змею.

— Он действительно заперт! — зло сказал Вершинин и с грохотом захлопнул дверь залы. Алина, почувствовав внезапную слабость, опустилась на стул, на котором недавно сидел Лифман. — Никто не выйдет из этой комнаты, пока мы со всем не разберемся!

— Я не хочу здесь сидеть… я не буду здесь сидеть, пока он тут… — Кристина села на пол и, закрыв лицо руками, разрыдалась. — Уберите же его! Снимите!

Стоявшая рядом Ольга пихнула ее ногой в бок. Кристина отползла в сторону и прижалась боком к стене, продолжая плакать отчаянными испуганными слезами.

— То, что ты сейчас сделал, было очень глупо, Жора, — сказал Виталий. Тот непонимающе посмотрел на него.

— Почему?

— Тебе интересно мое мнение? Значит, ты больше не считаешь, что я выбрасываю девушек из окон?

— Аля?…

— Отстаньте от меня! — глухо ответила Алина, внимательно глядя то на часы, то на пустующую теперь полку и стараясь не смотреть туда, где все так же нелепо и жутко стоял на коленях мертвый Лифман. — Я видела то, что видела! Если вы думаете, что у меня со страху приключились видения, то пожалуйста! Перестань на меня смотреть! — истерично крикнула она Виталию. — Я бы не стала придумывать такого про тебя после того, что ты…

— Кроме алебарды и того, что ты забирал, можешь сказать чего еще не хватает? — спросил Виталий у Олега, отвернувшись от Алины. Тот пробежал глазами по нестройным сверкающим сталью рядам и покачал головой.

— Я всего не запомнил… прорех много, но не только по моей вине… точно не скажу… Ясное дело, одна из алебард, — он, не поворачиваясь, махнул в сторону торчащего древка, — и точно не хватает моргенштерна и французского арбалета. Кэна нет — японского меча… Остального не знаю.

— Ну, вот ты и ответил на его вопрос.

— Черт! — вскрикнул Жора и, отшатнувшись от двери, уставился на нее дикими глазами. — Хочешь сказать, есть еще ловушки?!

Остальные закрутили головами, Ольга резко развернулась, подняв руки с растопыренными пальцами, точно собралась сдаваться в плен. Кристина, сидевшая на полу, сжалась, закрыв голову руками, словно на нее вот-вот должен был обрушиться потолок.

— Здесь, похоже, нет, — сказал Виталий, выглядывая из ниши и раздвигая золотистую занавесь, — но они могут быть где-то в доме… в том месте, где вы не были сегодня… хотя, кто-то из вас, возможно, был, но знает, как там нужно ходить.

Марина отодвинулась от остальных в угол и села в полукресло, но тотчас вскочила и испуганно посмотрела по сторонам. Виталий подошел к роялю и наклонился, разглядывая куклу.

— Не трогай ее! — вскрикнул Петр. Алина дернулась, стукнувшись локтями о стол.

— Ловушки два раза не срабатывают! — мрачно сказал Олег, глядя на оружейную стену и мучительно пытаясь вспомнить, чего еще не хватает. Слава богу, то, что он забрал, целехонько, лежит себе спокойно в его комнате. Хорошо, что он забрал полутораручный меч. Получить таким в живот было бы очень неприятно.

— Кто-то оставил ее, когда мы разошлись по комнатам. Ловушка уже была насторожена, оставалось только оставить приманку, — сказал Виталий, выпрямляясь. — Кто последним уходил из гостиной?

— Ну я! — с вызовом ответил Жора. — Только это ни о чем не говорит! Кто угодно мог вернуться! Мы же не видели друг друга!

— Ну, так ему это и было проще всего — он же был на втором этаже! — Марина ткнула пальцем в сторону Виталия, и Олег вдруг рассмеялся дребезжащим старческим смехом.

— Тебе это тоже было несложно, дорогуша!

— Но вы же знаете, что он вышвырнул Альку из окна! — лицо Марины стало ошеломленным — она не ожидала, что обвиняющий перст может указать и в ее сторону.

— Тогда не успел бы. В зале идти надо было тихо-тихо, медленно-медленно, чтоб расстроенный ювелир головы случайно не поднял, — Кривцов нехорошо ухмыльнулся. — А так… Тебя ведь тоже никто не видел.

— Но мнето зачем… если…

— Ты же сама сказала, — Олег снова ухмыльнулся, хотя в этот раз ухмылка получилась довольно жалкой. — Мы не знаем друг друга. Убийца вовсе не обязательно должен быть один. Может, мы тут все ненормальные!

— Нет! Меня видели! — Марина прикусила губу, потом зло глянула на Виталия. — Он меня видел!

— Значит, он сказал правду?

— Да! — рявкнула Марина и отвернулась. Алина закрыла лицо ладонями и затрясла головой. Виталий засмеялся.

— Убийца один человек. Иначе не было бы смысла ставить ловушку. В тот момент, когда Борис должен был умереть, убийце позарез надо было быть в другом месте, — он взглянул на Алину. — С другой стороны, откуда ему было знать, что ее понесет в Светкину комнату? Это, как раз, не выглядит продуманно.

— Господи, да снимите же вы его! — воскликнула Кристина, убирая руки с головы и вскакивая. — Вы так все это обсуждаете… как будто ничего…а он тут… Да как вы можете?!.. Да вы все психи! Или снимите его, или выйдите хотя бы в гостиную! Рассуждаете тут!.. Вы бы видели свои лица!.. — ее голос надломился, и она ударила вывернутыми ладонями о стену. — Видели бы свои лица!.. лица!.. детективы хреновы… вы ничего не понимаете!.. это деревянные боги в столовой… это они… а вы тут про ловушки!..

Закинув голову, она захохотала, глядя на сорванную драпировку, громко и с придыханием, оскалив зубы и продолжая методично хлопать ладонями по стене, словно аккомпанируя своему хохоту. Стоявший ближе всех Жора наотмашь ударил ее по лицу, Кристина стукнулась затылком о стену и затихла, изумленно раскрыв глаза и округлив рот.

— Я всегда считал, что все эти звезды шизанутые! — буркнул Кривцов и отвернулся. — Между прочим, мы как-то про нее забыли, а если…

— Перестань, — Виталий посмотрел на тело, уже висевшее неподвижно. — Она, между прочим, права. Надо его снять…

— А если это тоже ловушка? — Петр со страхом посмотрел на тянущиеся вверх веревки. — Тронете его, она и сработает. Помните, как чеченцы наших убитых минировали? Тронет кто-нибудь тело и… — он выразительно взмахнул рукой.

Виталий застыл, глядя на него остекленевшими глазами. Его левая рука судорожно комкала запястье правой, лицо окаменело, а мозг словно разрывался на части.

…как чеченцы… тронет кто-нибудь тело…

…мертвые лежат иначе…Он точно это знал.

…опасность он всегда чувствовал так же безошибочно, как и смерть, этому быстро учились… где?! где?!

…руки в крови… мои руки в крови…

…ничего, пацан, с первым всегда тяжело… нака, глотни лучше…

… да что ж вы, суки, по своим…

… мертвые лежат иначе…

Что с твоей рукой?! Что с ней?!

Он резко развернулся и направился к оружейной стене. Олег недоуменно посмотрел ему вслед. Петр покачал головой, потом выразительно крутанул пальцем у виска.

— А ведь это он сказал, чтобы все разошлись за своими вещами, — негромко заметил он. Жора ответил ему мрачным взглядом.

— Это ни о чем не говорит. Если бы он не сказал, это бы сделал я!

— Часы остановились, — вдруг раздался тихий голос Алины, и все обернулись к ней. — Борис умер и часы остановились… — она прижала ладонь к губам.

— Они шли, когда я заходил сюда, — Жора наклонился, глядя на миниатюрный Реймский собор. — Двенадцать… Странно, — он взглянул на свои наручные часы. — Сейчас начало второго. Но вчера они шли правильно. Сломались, наверное…

— Это Борис переставил их с полки? — спросила Алина сквозь пальцы, пристально вглядываясь в циферблат.

— Когда мы пришли, часы, кажется, уже стояли на столе… хотя я не уверен… — Жора выпрямился и посмотрел на безносую куклу на рояле. — А Борис ведь сегодня встал очень поздно… позже всех…

— Это часть ловушки, — Алина запустила пальцы здоровой руки в свои мокрые волосы. Ей было плохо, очень плохо. Перед глазами до сих пор стояли мокрые железные острия, так и не дождавшиеся ее внизу, среди роз… Сработала ли ловушка именно в тот момент, когда она падала… или несколькими минутами позже? Возможно, если бы ее не выбросили из окна, она бы успела добежать до залы и увидеть куклу… и Лифман был бы жив. Она подняла голову и наткнулась на взгляд Виталия. К ее удивлению, в нем было сочувствие. Он кивнул ей, и внезапно она поняла, что он догадался о ее мыслях. Потом он отвернулся к развешанному на стене оружию. — Вы же помните, как он млел от этих часов. Одна из его вещей. Ему ведь так нравилось слушать их — смотреть и слушать… Ему было плохо, и он пришел к часам… Если бы они отбили час, возможно, он бы только слушал, но они били долго, и он не мог не посмотреть… — она вытянула руку поверх часов, и ее пальцы указали точно на сидящую на рояле игрушку. — Он не мог ее не увидеть. А увидев, не мог не… — Алина замолчала, кусая губы. Олег вздрогнул.

— Господи, какая извращенная фантазия! Но ведь он мог и не посмотреть. Или не пойти.

— Нет, — она слабо улыбнулась. — Не мог. Убийца нас уже хорошо изучил. У него было много времени. Важно понять другое — знал ли он о наших вещах то, что знаем мы, или он сам по себе, а эксперимент с домом сам по себе.

— По мне лучший подозреваемый — это Евсигнеев, но он был заперт, когда тебя… — Олег запустил указательный палец за вырез футболки и оттянул ее, точно ему стало душно. — Значит, кто-то все-таки в дом забрался… может, кто-то похожий на Виталия.

— Мы вывернули дом наизнанку! — заявил Петр, почесывая заросшую светлой щетиной щеку. — Мы не нашли никаких потайных дверей! Где он спрятался, интересно?! В кастрюле?!

— А окна?!

— Тогда бы где-нибудь были мокрые следы! Видал, как поливает?! Или он с зонтиком и в галошах лез?!

— Я вижу, тебе очень хочется, чтобы убийца был кто-то из нас! Интересно, почему?

— Ты на что намекаешь?! — Петр с исказившимся лицом шагнул вперед, но Жора оттолкнул его обратно.

— Нашли место!

Виталий тем временем подошел к висящему Борису и остановился. В руке у него была турецкая сабля. Он попробовал пальцем лезвие, потом посмотрел на остальных.

— Мне нужна помощь. Кто-нибудь подержите его.

— Нет. Это может быть ловушка, — Петр замотал головой. — Пусть лучше висит. Закроем сюда дверь — и все. Ее ведь все равно придется закрыть. Здесь оружие.

— Не дури, Виталя. Вдруг он прав, — поддержал его Вершинин. Виталий постоял немного в наступившей тишине, разглядывая обращенные к нему лица, потом криво улыбнулся.

— Ну, тогда это будет первое убийство, которое пойдет не по плану. Если очередность уже установлена.

Крепко сжав обеими руками черен сабли, он резко развернулся, клинок веселой ожившей молнией сверкнул в воздухе и прошел сквозь натянутые веревки, и они безжизненно повисли. Лифман со стуком повалился на пол лицом вниз, и древко алебарды, торчавшее из его спины, чуть качнувшись, уставилось в потолок. Теперь ювелир походил на воина, павшего на средне-вековом поле сражения.

— А я наорал на него, — вдруг прошептал Олег в полной тишине и медленно повел ладонь от лба к затылку, надавливая с такой силой, будто хотел вдавить волосы прямо в мозг. Казалось, он только сейчас окончательно понял, что Борис мертв. — И раньше орал. Он так меня бесил… так бесил…

— Из-за тебя он остался тут один! — прошипела Ольга. — Если б ты не заставил его Светку заворачивать, он бы не дошел до такого состояния.

— Да, надо было заставить тебя! — зло ответил Кривцов. — Жаль я…

— Тарантулы, — жестко произнес Виталий, и Олег осекся. — Ты был прав, Жора. Тарантулы из нас получились что надо!

Отвернувшись, он положил саблю, крепко взялся за древко алебарды и рванул, но тело приподнялось вместе с острием, точно Борис, спохватившись, пытался встать. Тогда, закусив губу, Виталий прижал ногой плечо Лифмана, снова рванул, и «перо» вынырнуло с сырым чавкающим звуком. Все невольно вздрогнули, а потом в испуганной тишине вдруг громко и безнадежно заплакала Алина, уронив голову на стол и вцепившись пальцами в волосы. Виталий взглянул на длинное, испачканное темной кровью «перо», а потом вдруг размахнулся и с силой всадил его в узорчатый паркет. В разные стороны полетели щепки, одна плитка выскочила и Воробьев ногой отшвырнул ее. Сейчас ярость была даже в блеске его серебряной цепи. Он с улыбкой посмотрел на остальных, но улыбка была темной, и каждый зрачок был как дно глубочайшего колодца, до которого можно падать вечность.

— Не плачь по нему, глупая, — размеренно сказал он. — Плачь по себе. Они вряд ли это для тебя сделают. Мало ли — вдруг от слез тоже сработает какая-нибудь ловушка.

Развернувшись, он направился к двери, оставив алебарду торчать в полу. Сейчас указывающее в потолок древко почему-то изумительно напоминало оскорбительно отогнутый средний палец.

Никто не загородил ему дорогу, никто не двинулся с места — все безмолвно смотрели мимо него, на торчащую алебарду и на мертвое тело рядом с ней. И только Алина так и не подняла головы, продолжая взахлеб рыдать перед умолкшими часами, стрелки которых застыли на двенадцати, словно время в этой комнате остановилось навсегда.

В остальных комнатах время подходило к четырем часам.

Второй длинный простынный сверток лег на пол морозильной камеры рядом с первым, и в этом было что-то жутковато-привычное, обыденное, как будто под аккуратно завернутой тканью были вовсе не люди, которые не так давно сидели с ними за одним столом и смеялись чьим-то шуткам. Это почувствовали все без исключения, и на этот раз, опустив тело на пол, вылетели из морозильной камеры так стремительно, словно за ними гналась стая волков. Когда дверь камеры захлопнулась, у Кристины снова началась истерика, но на этот раз куда более масштабная. Она глубоко, со слезами, задышала, попятившись прочь от остальных к раковине, потом вцепилась себе с горло, точно у нее был приступ удушья, страшно вытаращив налившиеся кровью глаза, потом вдруг заверещала на удивительно высокой ноте и ее руки замелькали, одну за другой хватая стоявшие рядом с раковиной грязные тарелки и чашки и с силой швыряя их куда придется — на пол, в стены, в проем полуоткрытой двери, подняв на кухне целую метель осколков.

— Не хочу!.. — визжала Кристина с каждым броском, перемежая крики с каким-то совиным уханьем. — Не хочу!..

Жора попытался поймать ее, но Логвинова с изумительным проворством проскочила у него под локтем, запустила в Вершинина кружкой и попала, отчего на лбу у Жоры начала зловеще наливаться здоровенная шишка.

Они поймали ее в столовой, где Кристина, повалившись на колени перед выкрашенным в черный цвет деревянным идолом, держащим жезл и топорик, яростно сдирала с пальцев кольца и швыряла в него.

— На! — вопила она. — Подавись! Мало тебе?!.. Мало?!.. Ах-ха-ха!..

Жора схватил ее сзади за руки и, пока держал, Виталий сбегал на кухню, вернулся с большой кастрюлей ледяной воды, и когда Жора поспешно отскочил, выплеснул ее на певицу. Кристина на несколько секунд застыла с раскрытым ртом и нелепо моргающими глазами, потом с размаху села на пол и залилась слезами, отчаянно хлюпая носом.

— Мне страшно, — всхлипывала она. — Я хочу домой. Мне нужно на гастроли. Я все отдам, только отпустите меня домой. У меня этих бабок как грязи! Меня вся Москва знает!

Успокоить ее стоило огромного труда.

Потом они, разбившись на две группы, снова прочесали дом, и долгое время по особняку разлетались громкие удары захлопывающихся дверей. Везде, невзирая на день, ярко горел свет, и они запирали комнату за комнатой, уменьшая и уменьшая неконтролируемое пространство дома. Жора, спустившийся проверить подвал, позвал снизу Виталия и молча показал ему на бутыли с кислотой, снова мирно стоявшие на прежнем месте. Осторожно проверив их, они убедились, что там действительно кислота.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказал Виталий. — А уровень ты не запомнил?

— Да вроде бы такой же, — неуверенно пробормотал Жора. — Но все равно надо сказать остальным.

Чердак обыскивали все, кроме Марины, наблюдавшей за их действиями с безопасного расстояния, стоя возле люка. Свое нежелание принять участие в поисках она объяснила боязнью пауков, которыми, как правило, чердаки кишмя кишат. Но обыскивать, собственно, здесь было нечего — огромное пустое пространство и больше ничего. Никакого хлама, никаких старых вещей, никакой паутины. Здесь не было даже пыли.

— Хотел бы я познакомится с их уборщицей, — почти мечтательно произнес Олег, стоя посереди чердака. — Будто языком вылизано! Ну что — дом кончился — ни маньяков, ни ловушек! — он прижал ладонь к груди и тяжело вздохнул. — Господи, мне это стоило нескольких лет жизни! Ну, так что, ребята, может кто-то из нас хочет чистосердечно раскаяться?

— Твой юмор, Кривцов, переходит всякие границы, — Ольга тряхнула головой, отчего ее черные волосы, завязанные в высокий хвост, мотнулись из стороны в сторону. Брови-усики неодобрительно съехались над переносицей. — Нездоровый, прямо сказать, юмор. Очень близкий к психическому расстройству.

— Мы тут все очень близки к психическому расстройству, — мрачно заметил Жора и скрестил руки на груди, отчего под его бронзовой кожей перекатились крепкие мускулы.

— Главное, чтоб это был не ты, — Олег посмотрел на него с наигранной надеждой. — В роли маньяка ты будешь просто ужасен.

— Я смотрю, вам до сих пор весело, — Алексей, временно выпущенный, но отнюдь не прощенный, извлек из кармана пачку «Капитана Блэка» и щелчком выбил из нее сигарету. — Может еще не дошло, что кто-то решил поиграть с нами в «Десять негритят»?! Что кто-то из стоящих здесь прямо сейчас только что замочил ювелира и разглядывает свою следующую жертву! Ну, народ, вы оптимисты!

— Думаю, нам лучше вернуться в гостиную, — сказал Петр, делая вид, что не слышал слов Алексея. — Или еще куда-нибудь… Здесь холодно. Посторонних мы не нашли, ловушек не нашли…

— То, что мы не нашли ловушек, еще не значит что их нет!

Олег несколько раз попрыгал, проверяя пол на прочность. Марина презрительно фыркнула, заглянула в люк, потом начала заплетать в косу свои роскошные волосы. Она переоделась, и теперь на ней был элегантный кремовый брючный костюм, на чердаке смотревшийся достаточно нелепо.

— Кто-нибудь мог бы ко мне подойти? — вдруг раздался тихий голос Алины. Она уже несколько минут стояла у одного из слуховых окон и внимательно смотрела на что-то внизу. Прочесть что-то по ее лицу было невозможно. Пальцы левой руки бережно поглаживали холодный компресс на пострадавшем плече, высохшие рыжие кудри торчали в совершенном беспорядке, веснушки побледнели и, казалось, вот-вот совсем исчезнут — бледная тень той девушки, которая смотрела сквозь мокрое автобусное стекло на летящие мимо деревья. И обернувшемуся на ее голос Жоре на мгновение показалось, что никто не спас Суханову несколько часов назад — на самом деле она упала вниз, на ограду, погибла, а здесь рядом с ними на чердаке стоит привидение.

— Что случилось, Аля? Что-то нашла?

— Ничего страшного. Просто хочу, чтобы еще кто-нибудь это увидел.

Ольга, засунув руки в карманы брюк, подошла к ней и вопросительно дернула головой. Алина отвернулась и пальцем показала нужное направление.

— Вон там. Что ты видишь?

Ольга нахмурилась, пристально вглядываясь в ярко-зеленый ковер газона, мокрые кирпично-красные дорожки, аккуратно постриженные кусты вейгелы и барбариса, усыпанного красными, едва различимыми отсюда точками ягод.

— Да ничего.

— Кусты, — подсказала Алина странно обреченным голосом. — Посмотри на кусты. Ты видишь то же, что и я? Или у меня снова видения?

— Кусты? — недоуменно переспросила Ольга и чуть прищурилась. — Фигурные кусты и что… как будто буквы, — она немного повернула голову, пытаясь смотреть одновременно и на Алину, и на улицу. — Аля. Кустами написано «АЛЯ». Твое имя.

— Хорошо, — в голосе Алины появилось вялое облегчение. — А то я уж подумала — померещилось. Жаль, я ни разу не посмотрела в ту сторону раньше… с высоты. Я ведь гуляла среди них и ничего не заметила.

— Что это значит? — подошедший сзади Олег вытянул шею, пытаясь заглянуть Ольге через плечо. — Хм, действительно «АЛЯ». Елки, как подпись… под этим чертовым домом!

Пальцы Марины, заплетавшие косу, застыли, зарывшись в волосы.

— Почему здесь твое имя?

— Мой дед всегда много возился на своей даче, — Алина потерла висок здоровой рукой, и ее глаза чуть затуманились. — Он души не чаял во всяких растениях… так любил деревья, цветы, живые изгороди… Он много раз говорил мне, что когда-нибудь подберет какие-нибудь кустарники и высадит их так, чтобы они образовывали мое имя. Никто не знал об этом, только мы двое — я и дед. Но он умер много лет назад… он так и не успел посадить для меня мое имя… — она отвернулась от окна и взглянула на остальных. — Похоже, я толь-ко что нашла еще один кусок самой себя. Если бы это случилось хотя бы на день раньше!

— Почему? — спросила Ольга. Алина неопределенно покачала головой.

— Тогда бы, возможно, я смогла оценить эту находку. Могла бы даже почувствовать и радость. А сейчас мне просто страшно.

— Как такое возможно? — прошептала Кристина. — Если никто не знал, это ведь невозможно! Какое-то колдовство…

— Хватит! — рявкнул Виталий почти рядом с ее ухом, и Кристина, ахнув, отпрыгнула от него. — Не валите все в одну кучу. Спустимся и поговорим спокойно. Никакого колдовства здесь нет! Есть только люди, которые каким-то образом про нас все узнали! И убивают нас люди!

— Хорошо, Аля, что твой дедушка обещал тебе всего лишь красивый цветничок, а не, например, танк или ракетную установку, — хмуро пошутил Кривцов, все еще глядя в слуховое окошко. — Кусты — это совсем не больно.

Если они снова начнут рассуждать обо всем, я сойду с ума… если уже не сошла. Я ведь могла умереть сегодня… я ведь могла умереть сегодня дважды…Совсем недавно в этом доме для меня было особенное очарование, а теперь он наполнен кошмаром… может и сам он — кошмар, бесконечный кошмар, от которого не суждено пробудиться… Кто из нас встретит наступление новой ночи, чьи шаги уже слышны сквозь дождь, а кто совершит последнее путешествие на наших руках, завернутый в простыню с собственной кровати. Я не хочу умирать! Господи, как я не хочу умирать!

Алина обнаружила, что снова держится за собственную шею, поспешно убрала руку и взяла сигарету, чтобы хоть чем-то ее занять, и сразу же почувствовала, как несколько взглядов проследили ее движение от начала и до конца. За ней наблюдали — столь же оскорбительно неприкрыто, сколь она наблюдала за остальными: как Ольга, устроившаяся на диване, наливает себе в стакан минеральную воду, как Алексей поглядывает в убывающий день за окном и похрустывает пальцами, как Виталий, прислонившись к балконной двери, курит папиросу за папиросой, как Жора осторожно разводит огонь в камине, садится рядом и принимается рассеянно смотреть на танцующие языки пламени, как Кристина, сидя в кресле и закинув ноги на подлокотник, разглядывает свои оставшиеся кольца и что-то бормочет, как Олег роется в шкафу с видеокассетами, как Марина, морща нос от дыма, бродит от стены к стене, очерчивая шагами странный волнистый периметр комнаты, и звенит надетым на палец кольцом с ключами и брелоками, как Петр листает какой-то найденный в библиотеке детективчик, явно пытаясь использовать его в качестве учебника. Дверь в залу была плотно закрыта и забаррикадирована креслами, после того как Олег весьма неохотно вошел в нее и пристроил обратно на стену все оружие, которое унес к себе в комнату позапрошлой ночью. Алебарда так и осталась торчать в полу рядом с небольшой размазанной по паркету лужей подсохшей крови, и Алине иногда казалось, что она видит ее даже сквозь закрытую дверь.

Плачь по себе. Они вряд ли это для тебя сделают.

Бросьте. Во-первых, девушка извинилась…

Глупо, конечно, спрашивать, но никто не везет с собой лед?

Люди ушли, и я даже ничего не успела о них узнать. Слабые? Истеричные? Пусть так. Но люди — и люди неплохие. Я могла бы узнать о них больше хорошего. А на их грехи мне наплевать.

Кто из вас? Господи, кто из вас… из нас?!

У тебя были странные ощущения?..

Лицо в зеркале… что с лицом в зеркале?..

Я ведь видел тебя здесь, на первом этаже, возле комнаты отдыха, когда вернулся из подвала с фонарем. Я даже говорил с тобой. Я верю своим глазам…

Ты слишком много думаешь, рыжик, и слишком часто смотришь по сторонам…

…вот ты бы могла все это придумать…

Если убивает кто-то из нас, то он должен был начать с тебя…

Я выживу, если не буду смотреть по сторонам, если не буду думать…

— …вяжется, — ворвался в ее сознание голос Олега, и она подняла голову. Кривцов разглядывал какую-то видеокассету, как-то обиженно сдвинув брови. — Почему Лифман? Кто угодно мог попасть в ловушку! Прошел бы до конца залы — и!.. Ольке могло бы вздуматься на рояле поиграть, чтобы отвлечься! Она ведь говорила, что всегда о таком мечтала! Разве нет? Разве это не одна из твоих вещей?

— Да, — Ольга заметно побледнела. Судя по всему, такая мысль у нее действительно возникала. — Но ведь часы переставили на стол до того, как мы сюда пришли! А оружие?! Узнав об убийстве, мы могли бы начать хватать оружие… мы и начали, если б не ты!.. — она сверкнула глазами в сторону Виталия, тут же сделавшего вид, что речь идет вовсе не о нем.

— В дальней части залы только мечи и алебарды, никто бы за ними не сунулся, а ножи, кинжалы — все это в начале стены, — резонно заметил он. — Думаю, ловушку поставили на кого-то из них двоих, ждали подходящего момента. Ольга ушла, и тогда принесли куклу и перевели часы. Борис-то сидел головы не поднимая, а часы переводятся совершенно бесшумно. Я проверил.

Дрожащая рука Харченко потянула из пачки сигарету. Олег вытащил кассету из коробки и присел на корточки возле видеомагнитофона, задумчиво покачивая кассетой в воздухе.

— А как же кукла? — спросил он. — Ее должны были принести ночью… или утром. Потом-то мы дверь закрыли. А Лифман нам только недавно про нее… значит, эта сука действительно все про нас знает, как и те, кто затеял эту штуку с домом и дорогой.

В глазах Жоры, который в связи с последними событиями напрочь забыл свою замечательную теорию о пространственно-временных поворотах, появилось оживление, но он ничего не сказал.

— Вовсе не обязательно! — буркнул Алексей. — Ювелир еще в автобусе сказал про куклу, просто не так определенно. Алька спросила — что, мол, за кукла висит на заборе… он и заявил, что это он выкинул. Так что можно было сориентироваться.

— Черт знает что! — подытожил Олег, вставил кассету в видеомагнитофон, включил его и начал перематывать фильм вперед на воспроизведении. В его сторону никто не смотрел, только Марина негодующе скривила губы — ничего не скажешь, самое подходящее время для фильмов!

— Чего делать-то будем? — поинтересовался Алексей не без иронии, поправляя повязку на голове. — Там дождь, тут маньяк со своими ловушками! Откроешь какой-нибудь шкафчик, а тебе стрела в глаз…

— А ты не открывай, — с такой же иронией посоветовал Виталий. — Кроме того, может он теперь снова тактику поменяет. Светку-то убили руками. Плохо, что не понять, какими принципами этот козел руководствуется! Есть очередность или нет? Может он убивает по парам…

— Нам с тобой повезло, — тут же сказал Петр Алексею, и тот скривил губы в гримасе, отдаленно напоминающей улыбку.

— … может по алфавиту, по цвету волос, по росту, по порядку автобусных кресел, по личной симпатии… Может убивает тех, кто что-то узнает. Может тех, кто остается один. Может тех, — он бросил на Марину короткий взгляд, — кто ломается. Может он убивает по времени. Может он убивает, когда ему вздумается.

— Я смотрю, ты в этом вопросе большой специалист, — ехидно сказала Марина. — И в оружии разбираешься, и в ловушках, и в медицине, и в психологии, и дерешься хорошо. Кто ты вообще такой? Секретный агент?

— Я уже говорил, кто я такой. Я рантье, — Виталий даже не повернул головы в ее сторону. — Просто очень разносторонний…

— Неужели никто не знает про этот дом? — прошептала Кристина. — Ведь должен же кто-то знать.

— Свинчивать надо из этого дома, — прервала его Ольга, держа сигарету прыгающими пальцами и глядя на свои сломанные ногти. Кристина повернула к ней покрасневшее и распухшее от слез лицо.

— Куда?!

— А может дорога уже появилась. Может, — Ольга со слабой надеждой посмотрела на Жору, — как ты там говорил… может измерения снова наложились одно на другое?

— Неужели ты веришь в эту лабуду? — Алексей фыркнул Жора пессимистично пожал плечами.

— Вряд ли. К тому же, это только теория.

— Но проверить-то можно!

— Намокнем опять — только и всего! — Петр захлопнул книгу. — А потом вернемся в дом, а тут еще пара сюрпризов. Не, я никуда отсюда не пойду. Тут, по крайней мере, тепло и еда есть.

— Еда обладает свойством заканчиваться — не знал?

— Да ее тут месяцев на пять! Нет, я думаю, надо подождать. К тому же, может в лесу теперь тоже везде ловушки.

— Но мы ведь можем хотя бы проехать по… — начала было Марина, но тут Петр плюнул на ладонь, после чего продемонстрировал Рощиной большую мозолистую фигу.

— Во! проехать… Пешочком, лапуля! Думаешь, я после всего залезу в этот автобус?! Как же! Заведу, а он шарахнет! А может даже всего-навсего дверь открою, а он как хер…

— Мы поняли! — поспешно перебил его Виталий. — Не продолжай. А дороги мы не найдем, — он обвел остальных выразительным взглядом. — Неужели вы сами этого не чувствуете? Не дадут нам ее найти. Не выпустят нас отсюда! Что-то должно произойти, чтобы мы могли уйти. И, мне кажется, это зависит только от нас.

— Но что? — Ольга воткнула сигарету в пепельницу и снова налила в стакан воды. — Что мы должны сделать?!

— Откуда мне знать?! — Виталий невесело усмехнулся. — Это ведь тоже только теория. Алина, а ты чего замолчала? Не отошла еще? Несмотря на то, что ты теперь считаешь главным мочильщиком меня, я бы с удовольствием послушал и твои версии. Или наблюдения. Они бывают весьма любопытны.

— Не отошла, — деревянным голосом ответила Алина и отвернулась. Ольга, держа стакан в ладонях, спросила с отдаленным сочувствием:

— Сильно болит?

— Угу. Ничего, жить пока буду.

— А! — вдруг торжествующе воскликнул пристроившийся на полу Олег, и все мгновенно повернулись к нему, а Кристина, не уловившая в крике торжества, испуганно вскочила, решив, что Олег угодил в очередную ловушку и уже бьется в агонии. — Я же говорил, что вспомню!

— Олег!.. ну ты!.. ну твою!.. — задыхаясь, выговорил Петр, держась за сердце. — Ты че орешь…так… я уж подумал…

— Нашел любимую порнуху? — поинтересовался Алексей, вытягивая шею, чтобы увидеть, что творится на экране, и, к своему изумлению, увидел Жору. Вершинин в черном плаще с капюшоном стоял среди допотопно одетых и вооруженных людей, рассевшихся вокруг костра, и со зверским выражением лица выяснял отношения с каким-то негром могучего телосложения.

— О, Жорка! — изумленно воскликнул Петр, вскакивая. — Откуда он там взялся?!

Они подошли к телевизору, наблюдая как Жора, уже без плаща, в каких-то кожаных доспехах, щедро увешанный оружием эпохи луков и мечей, все с таким же зверским лицом взбирается на белого верблюда.

— О, а я знаю этот фильм! — воскликнул Алексей. — Это же «Царь скорпионов».

Олег выбрал особо крупный план лица и нажал на паузу, довольно блестя глазами. Казалось он от восторга сейчас обнимет самого себя.

— Ты что — актер? — недоуменно спросила Кристина, несмотря на обстоятельства задетая за живое. Жора раздраженно мотнул головой. — Как же?! Вон же ты…

— Да не он это! — Виталий подошел поближе, внимательно глядя на экран. — Это Рок или… как его там еще… кажется Дуайт Джонсон — звезда американского реслинга, по совместительству актер… а может наоборот. Но похож офигенно! Елки, а я все пытался вспомнить — кого он мне так напоминает. Даже прическа такая же… Только Жорка посветлее будет.

— Но как похож! — Ольга недоуменно переводила глаза с лица Жоры на экран телевизора и обратно. — Прямо одно лицо… и одно телосложение. Бывает же!..

— И что с того?! — взвился Жора. — Разве это запрещено законом — быть на кого-то похожим?! Меня и так уже по жизни задолбали этой схожестью! Так надеялся, что никто из вас об этом не скажет… Спасибо, Олежа! — он отнял у Кривцова пульт и выключил видеомагнитофон. Лицо Жориного двойника исчезло с экрана, отчего Вершинин сразу же почувствовал себя гораздо спокойней — исчезло и охватившее его странное чувство растерянности и непонятного детского страха. Странное и очень знакомое. Такое было…

Такое было, когда он нашел ремень…

Жора сжал пальцы и удовлетворенно посмотрел на свой большой смуглый кулак. Все в порядке.

Олег, истолковавший жест в свой адрес, перешел из восторженного состояния в задумчиво-опасливое и, продолжая сидеть на корточках, по-лягушачьи перебрался в сторонку.

— Тебе заняться нечем, да?! Дитя-переросток! Лучше б думал, что нам делать! Два трупа уже в холодильнике! — Жора швырнул пульт на диван. — Так нет!.. Смотлите, на кого Жола похож!

— Чего ты взвился? — недоуменно спросил Олег и взял с пола коробку от кассеты с лицом то ли американского актера, то ли человека, который бушевал в нескольких шагах от него. — Я просто… хоть как-то отвлечься.

— Отвлекся! — буркнул, начиная остывать, Вершинин и отвернулся. Олег пожал плечами.

— Я думал, тебе приятно будет. Ладно тебе, Жорка. Ты лучше! Что тот штатовец — тьфу! Ты у нас фигура! Мне б такую!.. Тяжело небось по полдня в тренажерных залах торчать.

— Я не торчу в тренажерных залах! — сердито ответил Жора. — Мне некогда заниматься всякими глупостями!

Алина, уже вернувшаяся в кресло, удивленно посмотрела на него.

— Ты совсем не занимаешься спортом?

— Ну да. В детстве немного занимался… а так… — он пожал плечами. — Не люблю я. Да и некогда.

— Тогда как тебе удается оставаться в такой великолепной форме? — Виталий окинул могучую Жорину фигуру недоуменным взглядом.

— Ну, не знаю. Я всегда такой был.

— И ничего для этого не делал?

— Ну да, — сказал Жора недоуменно. — А что такого? Что вы прицепились?! На Рока похож, спортом не занимаюсь — значит убийца?!

— Никто не говорит, что ты убийца. Просто это… немного странно. А чего ты так психуешь из-за пустяков? — Алина сощурилась, испытывая огромное желание зажать себе рот, но рука была занята — баюкала пострадавшее плечо. — Или для тебя это не пустяк? Может, ты что-то почувствовал, Жора? Может, ты что-то понял? Скажи нам.

— Мне. Нечего. Сказать, — размеренно произнес Жора и сел на диван рядом с полулежащей Ольгой, которая подобрала ноги, давая ему место. — И хватит об этом! Я не Рок, не актер и не виноват в том, что получился немелким мальчиком!

— Это ты нарисовал картины, которые развешаны по всему дому? — вдруг неожиданно спросил Виталий.

Момент был выбран самый удачный. Потрясенный гигант повернулся к нему, разинув рот. Его обычно смуглое лицо побелело, глаза широко раскрылись. Он выглядел, как человек, который пнул собаку и услышал от нее в ответ отборную порцию мата.

— Откуда… — Жора осекся и замолчал. Впрочем, ему уже можно было и не отвечать. Виталий удовлетворенно кивнул и покосился на Алину. Та сидела, съежившись, и на ее лице было особое тонкое раздраженное напряжение, какое бывает у женщин, когда они долго что-то наощупь ищут в своих сумочках.

— Здесь висят твои картины? — полушепотом спросила Кристина. Жора ткнул в ее сторону указательным пальцем, и она дернулась назад, будто на нее глянул зрачок пистолетного дула.

— Только вот не надо опять делать свои дурацкие выводы! Я не имею ни-какого отношения ни к этому треклятому дому, ни к тому, что здесь происходит. Вы ведь уже говорили, что все нашли здесь свои, особенные вещи! Забыла?!

— Но мы их не делали!

— Нет, делали, — неохотно произнесла Алина. — Я, например, нашла в библиотеке свою книгу. Книгу, которую я придумала, но никогда не писала. Книгу, которая до сих пор существовала только в моей голове.

— Я читал ее, — небрежно добавил Виталий.

— Правда? — на лице Жоры появилась неподдельная радость. — Слава богу!

— Это как? — Кристина приняла предельно непонимающий вид.

— А так! — рявкнул Жора. — Кто-то залез к нам в головы и украл наши мысли! Здесь есть картины, которые я рисовал, но никому и никогда не показывал, они спрятаны у меня дома. Но здесь есть и картины, которые я до сих пор не нарисовал! Я их придумал, но еще не нарисовал! Понимаешь?! А они нарисованы! В точности так, как это собирался сделать я!

— Но это невозможно! — Кристина посмотрела на одну из картин на стене, на которой обнаженная девушка, стоявшая на заваленной трупами площади перед каким-то дворцом, отбивалась здоровенным мечом от летающей помеси ящерицы и человека с лицом, подозрительно похожим на Максима Галкина. — Я тебе не верю. Все это только слова, вы не сможете этого доказать! Вы не сможете доказать, что не создавали этого!

— Не сможем, — покладисто согласилась Алина. — Значит, мы с ним сообщники, да?

— Да!

— Блин, какие мы дурные сообщники — взяли и все рассказали! — ехидно сказал Жора, с лица которого еще не сошло потрясенное выражение. — Виталя, ты, кстати, не расслабляйся — ты тоже сообщник!

— А может это колдовство, — предположил Олег, все еще сидевший на корточках и покачивавшийся вперед-назад. Кристина метнула на него яростный взгляд.

— Тебе смешно?!!

— Очень.

— Прекратите балаган, — сонно сказала Ольга и потянула к себе одеяло Алексея, заматываясь в него. — Я им верю. Вещь, которую я нашла… об этом не знал никто, кроме меня.

— Та баночка? — Алексей хмыкнул, глядя на банку из-под маринованных огурчиков, стоящую на столе в отдалении от них. — Что в ней — твои анализы?

Он привстал, и Ольга тотчас предупредила.

— Не вздумай совать в нее пальцы, кретин! Там кислота.

Виталий и Жора переглянулись, потом Жора осторожно спросил:

— Серная?

— Азотная. А теперь отстаньте от меня — больше ничего не скажу. Вы хотели увидеть вещь — я ее принесла, но рассказывать о ней не обязана.

— А придется, — мрачно сказал Олег и поднялся. — Эти вещи… Нас ловят на них. Их как-то используют. Расписываются ими. Нам нужно все знать!

— Да, конечно. Вот сейчас ты убийце все и расскажешь, чтоб ему было легче все устроить!

— Наоборот, больше никто не попадется!

— А может, нас для этого и собрали? — Марина задумчиво посмотрела на свои ключи. — Чтобы мы признались в чем-то? Разве вы не нашли что-то, что связано для вас с каким-то неприятным воспоминанием? С каким-то вашим преступлением?

— Это не то преступление, которое карается законом, — заметил Олег, глядя на Алину, которая, отвернувшись, смотрела в пол. — С некоторой точки зрения это вообще не преступление.

— Ну точно прям как в «Десяти негритятах»! — с пугающей веселостью произнес Алексей и посмотрел на свое одеяло. — Только вот неувязочка — вещь, которую я нашел, никакого отношения не имеет даже к подобию преступления. Это всего лишь одеяло.

— И одеялом можно придушить, — Жора встал и подошел к двери гостиной. Подергал за ручку, проверяя, надежно ли заперто.

— Никого я им не душил! — огрызнулся Евсигнеев и украдкой глянул на Алину. Девчонка беспокоила его. И не потому, что, как она заявила, он ночью пытался ее изнасиловать. Врет, конечно! Не было такого!

Отпусти ее!.. Что ж ты делаешь, гад?!! Пусти ее, сейчас же пусти!!!..

А ты сидел что ли?..

Провалы памяти… провалы…

Окровавленный светлый затылок…

Да, Гамара, влетел ты капитально!..

Алексей нервно потер вспотевшие ладони и тоскливо взглянул в окно.

— Лучше расколись, Леха! — ласково посоветовал Олег. — Больше признаний — меньше подозрений. Или тебе снова бутылкой заехать?! Ты учти — я сам не буду, я дядю Жору попрошу — дядя Жора сейчас очень злой. И точно не на твоей стороне.

Вершинин улыбнулся уголком рта, потом мрачно, тяжело посмотрел на Алексея, давая понять, что он человек крайне отзывчивый.

— Да вы!.. — Алексей глубоко вздохнул, потом неожиданно жалобным голосом произнес: — А вы никому не скажете?

— Честное пионерское. Валяй, думаешь, одному тебе трудно рассказывать?!

— Ладно, — бизнесмен чуть покраснел. — Мне это одеяло мамка сшила. Я под ним от грозы прятался. Я грозы в детстве боялся жутко. Часами мог сидеть под этим проклятым одеялом. У меня фонарик был и я… — он сглотнул. — Вот. Это то самое одеяло. Думал, она его выкинула, а она… Я каждый лоскуток на нем знаю.

Олег хотел было что-то сказануть, но Жора показал ему кулак.

— Ты уверен?

— Да, — Алексей затравленно посмотрел в окно. — Я до сих пор иногда… нет, не боюсь, конечно, но… Я ненавижу дождь! А он никак не кончается! Как специально!

Алина еще больше съежилась в кресле. Она не будет говорить! Они ее не заставят!

— Ну, это вовсе не так уж страшно, — Олег отошел к столику, на котором стояла массивная пузатая ваза из цветного стекла с ручками в виде прыгающих лягушек. Протянул к ней руку, потом передумал и убрал руку в карман. — Смотрите, вот такая хреновина могла или может свалиться вам на голову. Единственный недостаток этой милой моему сердцу хреновины в том, что ее здесь быть не может.

— Это как с моими картинами? — спросил Жора, внимательно разглядывая вазу. Олег покачал головой.

— Нет, это как раз наоборот. Я не делал эту вазу. Я ее разбил. А вот же ж, стоит целехонькая, — он вздохнул, потом осторожно наклонил вазу, демонстрируя донышко. — Надпись видите?

Сидевший ближе всех Петр встал, подошел к нему и наклонился над вазой.

— Любочке, — громко прочитал он, потом вопросительно взглянул на Олега. Тот удрученно кивнул.

— Во-во. Любочка — это моя мама, — Олег вздохнул, помолчал. Видно было, что говорить ему очень неприятно. — В общем, эту вазу ей ее любовник подарил, дядя Костя, одноклассник отцовский… одноклассник и корефан. Он в стеклодувной мастерской работал. Сам сделал… для нее. Я не знал, вначале, что у них… через месяц узнал… отец до всего докопался, закатил… я слышал, как они друг на друга орали. Мне одиннадцать было. Ну… я взял и разбил ее. А потом узнал, что дядя Костя погиб… авария…У матери только эта ваза и оставалась от него… Очень сильно она его любила… — Олег исподлобья взглянул на одну из прыгающих лягушек. — Она все поняла… я слышал, как она бабке жаловалась… Она осталась с отцом, но… с тех пор она словно потухла… и, по-моему, была рада, когда я вырос и уехал от них. Мне кажется, она так меня и не простила.

Кривцов отвернулся от вазы и со злым вызовом посмотрел на остальных, пытаясь разглядеть, что сейчас скрывается за тихим блеском глаз каждого.

— Предупреждаю — кто станет комментировать, сразу в морду дам!

— Тогда, значит, не обидишься, если и ты получишь в морду за какой-то из своих комментариев? — чуть хрипловато произнес Виталий, и Олег взглянул на него с изумленной обидой. — Не бери к сердцу, это я на всякий случай. Ты не услышишь комментариев.

— А ты себя простил? — Алина внимательно смотрела на вазу, словно Феникс, возродившуюся из небытия. — Ты сам?

Олег пожал плечами.

— Это было давно, я был всего лишь глупым пацаном. Не знаю. Я давно не думал об этом. Понимаешь… это такое, о чем… о чем помнишь всегда, но никогда не вспоминаешь. Поэтому, когда я увидел ее… меня словно по голове шарахнули.

— Как и всех, — пробормотала Марина. Ключи сорвались с ее пальца и, тяжело звякнув, упали на пол. Она наклонилась было за ними, но передумала и откинулась обратно на спинку кресла.

— Ключи, — произнес Жора. Он не спрашивал — просто констатировал факт их существования. Марина покосилась на него, потом на ключи, и ее пальцы нервно заскользили среди волос, в который раз заплетая все время расплетающуюся косу. Она специально не закрепляла ее никаким шнурком, чтобы заплетать снова и снова — ощущение гладкости собственных волос, послушно подчиняющихся ее рукам, успокаивало.

— Не мои, — сказала она и закинула ногу за ногу. — Моей подруги по начальной школе… Дилярам… Дильки.

— Таджичка что ли? — поинтересовался Жора. Марина покачала головой.

— Узбечка.

— Начальная школа?.. — Олег хмыкнул и потер переносицу. — Так и вижу, как Маришка с косичками и портфельчиком, в белых гольфиках спешит на урок чтения…

— Заткнись! — отрезал Виталий. Олег чуть виновато кивнул.

— Ага. Это я так. На лирику просто потянуло.

— Но я ничего такого не сделала, — недовольно пробормотала Марина и ногой оттолкнула ключи подальше от себя. — Я всего-навсего…

— Мы же договорились! — Жора посмотрел на нее не без угрозы. — От твоего «всего-навсего» может многое зависеть — не забывай об этом.

— Ладно! — почти выкрикнула Рощина и забросила полузаплетенную косу за спину. — Я позвала ее в гости… мы всегда играли вместе после школы, но в этот раз она отказалась, потому что мать велела ей посидеть с больной теткой. А я очень хотела, чтобы она пошла ко мне… ну и украла у нее ключи. Она пошла ко мне позвонить… но мы заигрались, и она позвонила только через два часа. К тому времени я ей ключи уже обратно подбросила… ну, и в общем, дома ей никто не поверил… ей такое было!.. потому что в ее отсутствие тетке приспичило поесть, она потащилась на кухню… а по дороге с ней случился какой-то приступ… ну и она… умерла.

Олег открыл было рот, но тут же закрыл его и посмотрел на Алину, но та на этот раз ничего не спросила.

— А что же эта… Диля? — Ольга зевнула. Марина пожала плечами.

— Да ничего. Вряд ли она о чем-то догадалась. Да и, к тому же, после этого случая мы больше не дружили. Мать мне запретила. Сказала, что нельзя дружить с человеком, для которого наряжаться в чужие платья важнее, чем приглядывать за больными родственниками.

— И ты ничего не сказала?

— Разумеется, нет, — Марина взглянула на нее со снисходительным презрением. — Как и ты, как и все остальные. Чего? Мы ведь договаривались, что нравоучений не будет. Соблюдайте уговор! А ты сама?! Что ты сделала?!

— Ничего, — Ольга закрыла глаза. Ее губы чуть подрагивали.

— Что ты сделала этой кислотой?

— Ничего, — ее глаза открылись и насмешливо оглядели потенциальных слушателей. Брови-усики чуть приподнялись, придавая лицу выражение милого, бесхитростного недоумения. — Будете пытать?

— Возможно, — ответил Виталий без тени насмешки в голосе. Кривцов задумчиво сказал.

— Я в подвале видел пассатижи. Э, да чего там далеко ходить, когда в соседней комнате полно оружия! Знатоки средневековых пыток утверждали, что медленное и вдумчивое потрошение и шинкование делало людей необыкновенно разговорчивыми.

На этот раз брови-усики встали почти вертикально.

— Вы офонарели?!

— Если понадобится, я сама этим займусь! — прошипела Кристина из своего кресла. — Я не хочу, чтоб меня из-за тебя убили!

— Если мы отсюда выберемся, я позабочусь, чтобы ты, звезда херова, до конца жизни сортиры на вокзалах скребла! — Ольга, приподнявшись, выглянула из-за спинки дивана. — До конца жизни!

— Это мы еще поглядим! Ты не знаешь, какие у меня связи! Даже не представляешь!

— Скрести сортиры всяко лучше, чем лежать в холодильнике, — ободряюще заметил Олег. Жора неожиданно припечатал столешницу широкой ладонью, отчего подпрыгнула стоявшая на ней посуда, потом со столь же неожиданным для такого проявления эмоций спокойствием произнес, глядя на Ольгу.

— Продолжай.

— Ладно, — Ольга скривила губы. — Мне было восемнадцать, я работала в модельном бизнесе… Дальше надо объяснять? Или сами сообразите?

— Плеснула в личико красотке-конкурентке? — негромко спросил Виталий, глядя на баночку с кажущейся совершенно безобидной жидкостью. Лицо Харченко исказила гримаса то ли отвращения, то ли страха.

— Да. Таньке Дердюк. Редкостная была стерва… и мужика у меня увела денежного и перспективного… Постервозней меня была, даже…

— И что с ней стало? — потрясенно спросил Петр, ошеломленный что такое страшное происшествие обсуждают таким непринужденным тоном. Ольга покосилась на него с сонной иронией.

— Как что? Инвалидом она стала. Без зрения, речь потеряла, да и внешний вид ее значительно ухудшился. Моделью, понятно, она быть перестала… — Ольга криво улыбнулась, потом прикусила губу, и глаза ее вдруг стали невероятно старыми. — Вы не представляете, как быстро разбегаются все мужики, если женщина теряет привлекательность, более того, становится инвалидом. Любить из жалости умеют только бабы. Ну… — Ольга потянула к себе сигареты, — по крайней мере, она осталась жива. Одно время я даже хотела послать ей денег, но не знаю, где она сейчас и что с ней.

— То есть, хочешь сказать, ты раскаялась? — Жора хмуро посмотрел на нее.

— Я? С чего вдруг?! Если б я не сделала этого с ней, она сделала бы то же самое со мной. Но за любое удовольствие надо платить? Ты романтик, Жора, ты не поймешь.

— Удовольствие?!

Его передернуло. Сейчас он не понимал, как мог переспать с этой женщиной, из глаз которой во всей своей уродливости выглядывал редкостный и расчетливый цинизм. Несмотря на привлекательную внешность, Ольга теперь казалась омерзительной, словно кусок гниющего, нашпигованного опарышами мяса, небрежно завернутый в красивейший нежного цвета гипюр. Жора отвернулся и, глядя на разбивающиеся о стекло дождевые капли, с облегчением подумал — как хорошо, что он не имел глупости влюбиться в Ольгу, чья изобретательность в сексе его просто ошеломила. Как хорошо, что это осталось всего-навсего затейливым пьяным перепихоном!

— Да ты просто психопатка! — заявила Кристина, резко вскидывая голову, отчего черно-красные волосы веером взметнулись над ее плечами. — Это ты всех поубивала! Маньячка!

Ольга искренне расхохоталась, откинув голову на спинку дивана.

— Да уж лучше быть психопаткой, чем такой дурой, как ты! Ох!.. — она ладонью вытерла выступившие слезы. — Представляю себя подвешивающей алебарду к потолку! Господи! Весь «Вавилон» помер бы от смеха. А Альку я выкинула из окна и тут же кинулась втаскивать обратно для улучшения собственной репутации?! Или совесть во мне взыграла! — Ольга щелкнула зажигалкой, посмотрела на крошечный лепесток пламени и задула его. — А ты у нас, значит, прямо дева Мария! В незапятнанных белых одеждах! Тебе рассказать, какие интересные штуки народ под кайфом иногда вытворяет?! Думаешь, я не заметила, что ты вечно подпудренная?! Да и сейчас тоже!

— Ты принимаешь наркотики?! — воскликнул Петр с негодованием человека, ведущего предельно здоровый образ жизни. Алина, со страхом дожидавшаяся, когда очередь дойдет до нее, зажала себе рот ладонью, поймав уже готовый вырваться наружу истерический хохот, потом посмотрела на запертую дверь. Она уже заметила, что кто-нибудь смотрел на дверь постоянно.

Голова Логвиновой дернулась, будто ей влепили хорошую пощечину.

— Да я!.. Да это вообще не считается! Это ерунда! И я, между прочим, — она ткнула в Ольгу пальцем, — никого не уродовала. И то, что я в комнате нашла, — это вообще!.. Мелочь, всего навсего — безделушки, которые я у одноклассников воровала! Календарики, монетки, дешевые колечки… Из-за этого никто не пострадал!.. разве что девчонка, на которую я все это свалила, когда попалась, и ее из школы выжили… Но это все! Я никогда никого не убивала… и здесь все остальные, кроме тебя, нормальные и никого… — она замолчала, чтобы набрать воздуха, и Петр тут же простодушно сказал:

— Почему? Я убил.

Кристина так резко захлопнула рот, что прикусила себе язык и ойкнула. Глаза Виталия блеснули, но он ничего не сказал, сминая в пальцах папиросу. Жора бросил на водителя изумленный взгляд.

— Что?!

— Не, ну… не то, чтобы прям убил, — тут же поправился Петр, сообразив, что слова прозвучали неправильно и слишком не в его пользу. — Сбил. Несчастный случай. Синяк один прямо под колеса выскочил, да еще зимой. Насмерть, понятное дело… Но меня абсолютно оправдали, я виноват не был. Жалко конечно, мудака, молодой совсем… теперь постоянно по жизни в голову лезет… как… — Сливка загнул короткое сочувственное ругательство в адрес погибшего, после чего горестно вздохнул. — А я-то, между прочим, свою вещьто самым первым нашел. И совсем не в доме этом, чтоб ему…

Алина перебила его, не дав родиться новому шедевру неформальной лексики.

— Автобус?

— А ты и вправду быстро соображаешь, — Петр посмотрел на нее, как ей показалось, неодобрительно. — Да, он самый. Не просто похожий автобус, а тот самый. Поверьте, шофер свою машину ни с какой другой не спутает и сразу узнает — хоть бы с закрытыми глазами. Так что мне вполне простительно, что я так растерялся.

— А шар?

— Игрушка-то? — водитель улыбнулся. — Жена подарила. На приборной доске всегда стояла — на удачу.

— Светке от нее не посчастливилось, — заметила Ольга слегка заплетающимся языком и налила себе еще минеральной воды. Жора потянулся было к бутылке, но Харченко быстро отодвинула ее в сторону.

— Сам себе принеси!

— Тебе воды жалко?! — удивленно-обиженно спросил Жора, но руку убрал. Виталий, обернувшийся на его возглас, внимательно посмотрел на Ольгу, потом вдруг быстро подошел к дивану сзади, перегнулся через спинку и ловким движением схватил бутылку со стола прежде, чем Ольга успела ему помешать. Отвинтил крышку, понюхал содержимое и зло посмотрел на Харченко.

— Дура! Ты же вырубишься!

— Да я плеснула всего ничего, — Ольга величественным жестом протянула руку. — Отдай.

— Ничего?! Водка с газировкой… да тебя так накроет!

— Не накроет! Ты же сам сказал, что мы никуда не пойдем, так… — ее кисть повелительно дернулась. — Отдай! Раз уж приходится тут сидеть, то мне это нужно. Иначе у меня крыша поедет!

— А кто-то только что говорил о наркотиках! — ехидно заметила Кристина. Ольга посмотрела на нее с сонной снисходительностью.

— Наркотики — это одно, а маленький подогрев — совсем другое. К тому же, чего мне бояться в такой милой компании. Вы же все в один голос утверждаете, что такие белые и пушистые!..

— Ты можешь спокойно пить лишь в том случае, если знаешь, что убийца — ты сама, — сказал Алексей, осторожно трогая свой сломанный нос. Ольга фыркнула.

— Кто это говорит?! Тот, кто притащил из леса окровавленный плеер и спрятал его?! Впрочем, если хотите думать, что убийца я — думайте на здоровье! Может, еще и линчуете?! Отдай бутылку!

Виталий отвернулся, подошел к балконной двери, открыл ее и вышвырнул бутылку за перила. Через секунду снизу долетел глухой удар. Рот Ольги возмущенно приоткрылся.

— Ловко, — Олег несколько раз хлопнул в ладоши. — Если кто-то сидел там внизу, строя свои коварные планы, ему сейчас не поздоровилось! Я вот сейчас тоже кое-что сделаю.

Он схватил с другого стола баночку с кислотой, выбежал на балкон, осторожно отвинтил крышку и опрокинул баночку вниз, потом осторожно выглянул. Даже сквозь дождь было видно, что несколько прутьев ограды начали слабо дымиться.

— Гляди-ка — не соврала, — сказал Олег, отправил баночку вслед за ее содержимым и бегом вернулся в гостиную, точно за ним кто-то гнался. — Вот так. Теперь мне гораздо спокойней, когда я знаю, что никто не окатит меня этой дрянью!

— Этой дряни, — сказал Жора, вставая, — в подвале еще две бутыли здоровенных. И, между прочим, позапрошлой ночью они оттуда пропадали.

— Как так? — улыбка сползла с лица Олега.

— А вот так! Их забрали, а сегодня ночью поставили на место! И плохо, что мы не знаем — отлили оттуда кислоты или нет.

— Приятно слышать, — пробурчал Петр и с опаской посмотрел на потолок. — Это что теперь — заденешь что-нибудь или, — он передернул плечами, — не дай бог, глотнешь…

— А ты нюхай, прежде чем глотать, — посоветовал Жора. — У серной кислоты очень специфический запах.

— А почему вы нам ничего не сказали?

— А что бы от этого изменилось? — Виталий закрыл балконную дверь и прислонился к ней спиной. — К тому же, позавчера никому и в голову не приходило…

— Это она! — заявил Алексей, вытягивая руку в направлении Ольги и та захохотала совершенно искренне.

— Ну конечно! Стала бы я тогда вам все рассказывать! Господи, никогда мне еще не доводилось попадать на такое редкостное сборище кретинов! Как вы мне все надоели! Так и будете до следующего рассвета тыкать друг в друга пальцами и перетряхивать свое грязное белье! Разбудите, когда закончите!

Она замоталась в одеяло и, отвернувшись к спинке дивана, закрыла глаза. Алина уперла локоть в ручку кресла и уткнулась подбородком в согнутые пальцы. Она бы и сама с удовольствием поспала, если б знала, что это безопасно. Ольга была права. Позволить себе хоть немного расслабиться здесь теперь можно было только напившись.

— Я все хотел спросить, Жорка, — Олег плюхнулся на пол перед камином, вытянул вперед руки и пошевелил пальцами. — У тебя было такое выражение лица, когда ты увидел… свой ремень на Светке. Ты в усмерть перепугался. И мне кажется, не только потому, что это был ремень из твоей комнаты и все стрелки могли перевести на тебя.

Жора резко расправил плечи, и одна из пуговиц его рубашки, не выдержав такого напряжения, отскочила и покатилась по полу.

— Ты прав.

— Странно, — Виталий задумчиво посмотрел на него. — Несмотря на твою устрашающую внешность буйного гладиатора, ты кажешься на редкость добродушным парнем. Мне даже странно подумать, что и у тебя есть свой скелет в шкафу.

— У него, скорее, черепушка в тумбочке, — не преминул вклиниться в разговор Олег. Петр захохотал, потом сказал:

— Ну ты…

— Знаю, — Кривцов удрученно махнул рукой. — У меня нездоровое чувство юмора.

— По крайней мере, это лучше, чем напиваться или закатывать истерики, — сказала Алина. — И хоть как-то отвлекает остальных.

Олег послал ей воздушный поцелуй.

— Лапуля, я всегда говорил, что ты — женщина моей мечты! Искренне надеюсь, что маньяк — не ты, если, конечно, ты не развлекаешься тем, что периодически вываливаешься из окон! Глаза… боже мой, какие глаза!

— Жора хотел что-то сказать, — деликатно напомнила Алина — не столько для того, чтобы услышать Жорино признание в чем-то, сколько, чтобы отвлечь общее внимание от своей персоны, особенно Маринино, которая смотрела на нее с такой открытой неприязнью, что по коже бегали мурашки. — Ты говорил, Жора, что это ремень твоего отца?

— Да, — Вершинин мрачно кивнул, — моего отца. Он был козел, — выдав это, Жора тотчас же ткнул пальцем навстречу уже шевельнувшимся губам Олега. — Даже рта не открывай, понял?! Иначе я сделаю с тобой что-нибудь ужасное!

— Я родился, — отозвался Олег. — Вряд ли ты сможешь сделать со мной что-то еще более ужасное. Говори спокойно — семейные проблемы для меня не повод для шуток.

Жора засунул руки в карманы брюк и мрачно уставился в стену, на которой висели его картины. Алина вздрогнула — после кадров из фильма она никак не могла отделаться от мысли, что сейчас посередине гостиной стоит сам Рок, а вовсе не владелец волжанских Интернет-кафе.

— Нас было двое в семье — я и старший брат Колька. Наверное, если б я был единственным ребенком, мне бы пришлось гораздо хуже, а так мне доставалась только половина папашкиного воспитания. Макаренко хренов!.. — Жора покачал головой. — Как он нас полосовал! Тем самым ремнем. Я кроме этого ремня ничего и не помню о нем, точно моим отцом был ремень, а не человек… Он называл его «черный доктор». Каждый день лечил — за малейший проступок. Бить он умел… со стороны и не видно… Мать пыталась вступаться за нас… но бестолку! Он говорил, что так воспитает из нас настоящих мужиков, — Жора невесело усмехнулся. — Что ж, Кольку он действительно воспитал настоящим мужиком — копия получилась прямо. И прибили его по-мужски — в пьяной драке. А ремень… Ремнем этим я как-то папашку своего педагогического придушить пытался… пока он дрых… после очередного урока. Но не смог. Бросил и убежал. Малой был, глупый. Иначе…

— Иначе бы что? — быстро спросила Марина, уловив, что пауза грозит превратиться в конец рассказа.

— Иначе бы придушил, — спокойно ответил Жора. — Сучара был мой папашка. Никогда не мог понять, зачем мать за него вышла. Она — тонкая интеллигентная женщина, а он… козел!.. Зла любовь, но не настолько же!..

— Не представляю, чтобы кто-то мог тебя бить, — Марина встала и принялась прохаживаться по комнате, разминая затекшие ноги и разглядывая шкафы. Жора посмотрел на нее не без иронии.

— Я развивался согласно всем биологическим законам и тоже был ребенком. Или ты думаешь, что я сразу родился здоровым мускулистым дядей, дал по морде акушеру и пошел покупать себе компьютер?!

— Не понимаю, как вы можете шутить, когда…

— А так! — вдруг взорвался Вершинин. — Мы шутим, Олька и Петя напиваются, ты косы плетешь и задаешь идиотские вопросы! Каждый реагирует, как может!

— Чего ты на меня орешь?! — изумилась Марина, потом склонила голову набок, разглядывая Жору так, словно увидела его впервые. — Знаешь, Жора, а ты ведь начал сдавать. Несмотря на твои… м-м… габариты, ты становишься слабым. Продолжай орать. Хуже от этого только тебе.

— Это соответствует твоей теории? — холодно осведомился Виталий. Жора посмотрел на него.

— Какой еще теории?

— Теории не по моей части, — Марина махнула рукой в сторону Алины, повышая голос, и лежавшая на диване Ольга съежилась и натянула одеяло на голову, так что теперь были видны только кончики ее угольно-черных волос. — Это вон она теоретик. Только теорий вы от нее больше не дождетесь, потому что ей страшно!

— У меня есть имя! — отрезала Алина осипшим от бесчисленных выкуренных сигарет голосом. — Чего ты на меня взъелась?! Трахнули-то тебя!

Глаза Рощиной яростно сверкнули. Олег хохотнул, продолжая смотреть на огонь, а Жора укоризненно сказал:

— Дамы, дамы!.. А вот ты, Аля, сейчас была не на высоте.

— А вот мне плевать! — Алина вытянула из пачки очередную сигарету и начала мять ее в пальцах, роняя золотистые табачные завитушки и в душе ставя себя к стенке за этот выпад. Тарантулы, говорил Жора. Вот это было самое настоящее тарантульское поведение. А то и каракуртское.

— А вот мне бы хотелось узнать, что нашел в своей комнате наш классный руководитель, — Петр снова посмотрел на потолок, потом на стены, обшаривая глазами каждый предмет. Очевидно, он боялся скрытой ловушки с таймером.

— Я нашел это, — Виталий вытянул из кармана сложенный собачий ошейник и покачал им в воздухе.

— Что это — ошейник? — недоуменно спросила Кристина, приподнимаясь в кресле. Марина остановилась возле горки с хрустальной посудой, открыла ее и начала разглядывать разнообразные по форме бокалы и вазочки. Ярость была даже в протянувшейся от ее ног тени.

— Да, ошейник. Моего пса, Бэка, — Виталий еще раз посмотрел на ошейник, потом бережно спрятал его в карман, и его взгляд устремился куда-то сквозь Кристину — туда, где он сам, еще мальчишка, зашвыривает палку далеко-далеко, и пятнистый вислоухий песподросток с готовностью мчится за ней, вывалив розовый язык из смеющейся пасти. — Я сам для него сделал.

— Что же ужасного может быть в ошейнике? — в голосе Петра послышалось недоумение. Виталий вздернул одну бровь, лицо его стало холодным и отстраненным.

— Ничего. Это всего лишь ошейник. А Бэк, когда ему был год, попал под машину… его буквально разорвало пополам… Но он был еще жив… долго был жив… и он так кричал… от боли… — Виталий сощурился и облизнул губы. — Я понимал, что ничего уже нельзя сделать… хотя был еще совсем пацаном… Но часто такие вещи начинаешь понимать очень рано.

Жора внимательно посмотрел на него, потом мягко спросил:

— Ты… добил его?

Виталий как-то механически кивнул.

— Камнем. Старался, чтоб… сразу. С одного удара. Так и вышло. Но я сделал это, потому что было больно ему! А не потому, что мне было больно слушать его крик и видеть, как он мучается! Это разные вещи!

— Жалко конечно, — сочувственно произнес Петр. — Но это, все же, была собака…

— Это был мой друг! — в голосе Воробьева прозвучал вызов. — Даже среди людей подобных друзей находишь редко! Тогда я был мальчишкой, сейчас мне почти тридцать, но мое мнение на этот счет не изменилось! Я убил своего друга, пусть и для того, чтобы он не мучился. Неважно, в какой он был шкуре. Но этого никто не видел. Никто об этом не знал.

— Все это очень печально, — Петр придал своему лицу соответствующее печальное выражение, — но ума не приложу, как все это может нам помочь?

— По крайней мере, теперь мы знаем, от каких вещей лучше держаться подальше… ну и друг о друге кое-что, — подытожил Олег, который, пригорюнившись, смотрел на огонь. — Лично я за то, чтобы валить из этого дома. Перещелкают нас здесь, как блох!

— Нам не дадут уйти, — Алексей поскреб щетинистую щеку, глядя на уютно свернувшуюся под одеялом Ольгу. Ему не нравилось, что она накрылась его одеялом, а его взгляд выжидающе бродил по задумчивым лицам друзей по несчастью. Ему казалось, что теперь, когда они все знают, то вот-вот начнут потешаться над его страхами. — Таков закон жанра. Запертый дом, в котором все погибают один за одним и остается только убийца, причем это, как правило, человек, которого меньше всего подозреваешь.

— Мегрэ хренов! — буркнул Жора. — Между прочим, довольно часто убийцей оказывается именно тот, кого больше всего подозреваешь, а больше все-го я подозреваю тебя… хоть ты и был заперт.

— А мне кажется, что это какой-то ритуал, — прошептала Кристина, нервно теребя свои черно-красные пряди. — Нас здесь приносят в жертву. Может, этот дом проклят!

— Господи, вокруг меня одни ненормальные! — Петр трагично обхватил голову руками. — Галька, наверное, с ума сходит, по моргам звонит…

— У всех есть родственники, не ты один такой!.. — Марина закатила свои аметистовые глаза, потом снова повернулась к открытой горке, в глубине которой стояла совершенно изумительная хрустальная вазочка, на дне которой что-то темнело. Выпуклые узоры лишали предмет четкости, и понять, что это такое, было совершенно невозможно

А кто ждет тебя? Кто сходит с ума от того, что ты пропала?

Марина нахмурилась, внезапно осознав, что ответа на этот вопрос у нее нет. Родители давно умерли, друзья… нет, ну у нее есть, конечно, подруги, но… вся дружба заключалась в совместных вечеринках, обсуждении платьев, причесок и симпатичных мужиков. Разумеется, она помогала им — она помогала многим, но в ее отношении к ним не было глубины, так почему бы не допустить, что и в их тоже? Что если узнав о ее пропаже или, тьфу-тьфу, смерти, они всего лишь скажут: «Как жалко» — и забудут об этом через пару дней? Сотрудники «Гебы»? Подчиненные никогда не любят начальников и владельцев, и в их сияющих улыбках, комплиментах и дружеском щебетании не может быть искренности. А мужчины… отношения с ними, как правило, носили чисто физиологический характер, и о том, чтобы привязаться к кому-то, речи никогда не шло. Они были удобны друг другу — и все. Ее это устраивало, мужчин тоже. Но, тогда, получается, что единственными существами, кто мог ее ждать, были две ее персидские кошки? Да и те сейчас у Анжелы, которая их кормит…

Разве я одна?

Тебя ведь тянет к слабым, да, Мариш? Ты ведь только рядом со слабыми чувствуешь себя чем-то значительным?

Марина тряхнула головой. Это было неправдой! Всего лишь слова, брошенные в обиду — как пощечина, как шлепок грязи. Ничтожное от ничтожества! Нам на это нечего смотреть!

Сжав пухлые губы, она потянула к себе вазу, чуть наклонив ее, потом отвернулась к остальным.

— Минутку! Одного человека мы так и не выслушали, — она с ехидным торжеством взглянула на Алину. — Что нашла ты?

Алина сжалась в кресле, чувствуя, как на ней, словно лучи прожекторов, мгновенно пересеклись вопросительные взгляды. Ее рука блуждала в недрах кармана, сминая вялые дряблые цветы. Язык неожиданно присох к гортани. В комнате повисло тяжелое молчание, и враждебность в обращенных на Алину взглядах возрастало с каждой секундой тишины.

— Я? — она облизнула губы. Прикосновение языка к ним было неприятным, словно вместо губ вдруг оказалась бугристая и шершавая древесная кора.

Тебе ведь пять было, Аля? Пять? Ты ведь была достаточно взрослой для того, чтобы крикнуть? Разве нет?

Ее рука, сжавшая в кулаке пронзенные спичками цветы, очень медленно поползла из кармана, пока в голове лихорадочно формировалась легенда, которую можно было бы выдать за правду. Но легенда отчего-то получалась жалкой и корявой — вся ее фантазия, раньше помогавшая создавать удивительные образы и увлекательные ситуации, которые должны были воплотиться воплотились на страницах ее книги, вдруг улетучилась, словно ее никогда и не было.

Спасла ее неожиданно для самой себя Марина. И будь она постарше и послабей здоровьем, это спасение стоило бы ей сердечного приступа.

Буравя полным выжидания и злого ехидства взглядом поникшую фигурку Сухановой, Марина вдруг почувствовала, как что-то легко коснулось ее пальцев, все еще тянущих вазочку из горки. Ощущение было мягким, щекочущим, словно до пальцев дотронулись кисточкой из беличьего волоса, а потом провели ею выше, к запястью.

Она резко повернула голову, одновременно выдергивая руку из горки и выпуская из пальцев край вазочки, и оцепенела от ужаса.

По ее руке неторопливо и даже как-то задумчиво шествовал лохматый, темно-коричневого цвета паук, величиной с чайную чашку, одну за другой величественно поднимая и опуская длинные волосатые лапки и поблескивая яркими янтарными глазами. Казалось, он весь состоит из одних только топырящихся лап — кошмарное многоногое лохматое чудовище, ожившее порождение ее кошмарных снов.

Вазочка со звоном опрокинулась, и оцепенение слетело с Рощиной, сменившись бурной реакцией. Она испустила мощный низкий рев, которому мог бы позавидовать любой уважающий себя медведь, и судорожно застрясла рукой. Паук сорвался с нее и, возмущенно размахивая лапками, шлепнулся на ковер. Теперь его увидела и Кристина и, пронзительно завизжав, вспрыгнула в кресло с ногами. Остальные повскакивали со своих мест.

— Уберите его! — визжала Кристина. — Уберите!

Жора, наклонившись, пытался содрать с ноги ботинок, но тот застрял и не поддавался. Марина, продолжая реветь и мало чего соображая, одним прыжком взвилась на один из многочисленных столиков, сметя с него блюдо с остатками фруктов, и, словно кошка, полезла на шкаф с пластинками.

Паук тем временем быстро разобрался в ситуации и проворно засеменил в сторону оказавшегося поблизости Петра, и тот, испуганно выругавшись, совершил гигантский прыжок и оказался возле забаррикадированной двери в залу. Олег швырнул в паука прихваченным от камина поленом, но паук вдруг резко сменил направление, а полено угодило в ногу Виталию, который взвыл от боли.

— Убейте его! — запищала Алина, как и большинство женщин, тоже нервничавшая при виде всего, что имеет больше четырех ног, и паук, словно услышав, развернулся и, суматошно перебирая ногами, стремительно покатился к ней, проигнорировав прижавшегося к стене Алексея. Это было его роковой ошибкой, потому что бизнесмен, тут же отмерев, схватил с журнального столика большую тяжелую хрустальную пепельницу и прицельно метнул пауку вслед, веером рассыпая пепел и окурки. Пепельница со смачным звуком впечатала паука в ковер, и из-под нее на серебристый ворс выплеснулась бурая слизь.

— Есть! — воскликнул Алексей, торжествующе вскинув руки над головой. — Попал! В блин!

Кристина облегченно выдохнула и оползла в кресле, точно из нее вдруг вынули все кости. Марина, сидевшая на шкафу, точно на дереве, крепко вцепившись в него пальцами, вытянула шею, напряженно глядя на место происшествия. Все, что случилось до этого, резко отступило на задний план, на какое-то время утратив свою значительность.

— Точно? — боязливо спросила Алина, осторожно спускаясь на пол. Подбежавший Олег склонился над раздавленным пауком, потом бесстрашно поднял пепельницу, за которой потянулись липкие бурые нити. Одна из лапок насекомого судорожно дернулась и застыла.

— Лепешка! — констатировал Олег и поставил пепельницу на столик. — Браво, господин бизнесмен! Не ожидал!

Алексей самодовольно ухмыльнулся. Остальные сгрудились вокруг изуродованного тельца. Марина, только сейчас обнаружившая, где находится, жалобно протянула:

— Снимите меня отсюда!

— А как ты туда забралась?! — изумился Жора, подошел к шкафу, протянул руки вверх, и Марина скользнула в них и застыла, дрожа от пережитого ужаса. Ее зубы выбивали замысловатую дробь.

— Откуда тут взялась эта крокозябла? — Олег взял со столика ложку и ткнул ею в паука, сразу же отдернул руку, потом ткнул снова — уже смелее. — Надо же, какой здоровый! Я таких только по телеку видел!

— Из шкафа, — выстукнула зубами Рощина. — Он сидел в вавава…з-з-зочке! Какой страстрашный!

Кристина панически огляделась.

— А вдруг где-то есть еще?!

Марина икнула и предприняла попытку снова взобраться на шкаф, но Жора вовремя ухватил ее за талию.

— Не дури!

— Он ядовитый? — спросил Виталий, потирая ушибленную ногу. Олег пожал плечами.

— Фиг его знает! Я в них не разбираюсь! Возможно. Все здоровые пауки ядовитые.

— Сенокосцы не ядовитые, — заметил Жора, присаживаясь рядом с ними на корточки и разглядывая мертвого паука. Олег презрительно фыркнул.

— Сенокосцев я вообще за пауков не считаю! А этот… видал, какой?! Прям как из фильма ужасов! Домашний любимец?! Не, хозяева дома совершенно ненормальные!

— Ты серьезно все еще представляешь себе хозяев дома?!

— Он точно дохлый? — спросила Алина со страхом и отвращением. — А вдруг прыгнет?

— Ва! — вдруг рявкнул Кривцов, резко разворачиваясь и тыкая ей в лицо растопыренными пальцами. Алина, взвизгнув, отшатнулась, потом ударила его по плечу.

— Дурак!

— Прекратите возню! — Виталий выпрямился. — Если эта тварь ядовитая, то это может быть была еще одна ловушка?

— Ерунда! — возразил Жора. — Откуда было знать, что кто-то вообще полезет в шкаф?!

— Может, ловушка наудачу? Вдруг кто-нибудь да попадется?

— А вчера кто бокалы из шкафа доставал? — спросила Алина. Сидевшая в кресле Кристина передернула плечами.

— Я. Но я не обратила внимания…

— Глупости! Он бы удрал. Его посадили ночью! — сказал Алексей.

— А чего он с ночи не удрал? — Олег бросил ложечку на стол, но ее тут же схватила Алина и осторожно начала ворочать раздавленного паука, замирая от каждого движения. — Сидел себе тихонечко так?

— А может, его усыпили, — предположил Жора. — Например, подержали какое-то время в холодильнике. От холода пауки впадают в состояние близкое к анабиозу.

— От холода и я впаду в состояние, близкое к анабиозу!

— Что?! — возопила Кристина. — Мы же оттуда… и там… а он был в это время набит пауками?!

Алина поспешно задрала голову и испуганно посмотрела на потолок, почти уверенная, что за время их разговора он полностью покрылся огромными длиннолапыми пауками, которые вот-вот свалятся им на головы.

— Чудно, — с испуганным раздражением буркнул Петр. — Мало того, что нас здесь мочат, ловушки кругом, так теперь еще что — отовсюду тарантулы будут вываливаться?!

— Это не тарантул.

— Да какая разница!

— Господи, ну почему это случилось именно со мной! — простонала Марина, яростно растирая полой кремового пиджака руку, которой касались паучьи лапки. — Почему со мной?! Я их до ужаса боюсь! У меня практически арахнофобия! У меня чуть инфаркт не случился! Господи!

Жора задумчиво посмотрел в ее сторону.

— А ведь действительно странно. Как будто специально для нее… но предугадать такое невозможно.

— Может, это еще одна твоя вещь? — негромко спросил Виталий.

Марина застыла, изумленно-испуганно хлопая ресницами. Алина вздрогнула, продолжая разглядывать паука. Его брюхо лопнуло, практически вывернувшись наизнанку, но остальные части тела были в относительной сохранности. Закусив губу, она наклонилась ниже, снова повернув паука, и вдруг застыла.

— Народ, — произнесла Алина странно изменившимся голосом, и все головы тотчас повернулись к ней. — А у него четыре глаза.

— Ну и что? — недоуменно спросила Кристина.

— Как так? — Жора резко наклонился, чуть ли не уткнувшись носом в паучьи останки. — Черт возьми, точно! Это что за штуки?! Что — новый вид что ли?

— У пауков восемь глаз, — удивленно произнес Виталий. — Это всем известно.

— Но у этого-то четыре! — плачуще ответила Алина. Казалось, она переживает этот факт гораздо болезненней, чем все, что происходило до этого.

Все, кроме Марины, все еще баюкавшей недавний испуг, стремительно посмотрели друг на друга, потом так же стремительно наклонились над раздавленным насекомым, чуть не уткнувшись в него носом. Жора отобрал у Алины ложку и повернул паука так, чтобы лучше его разглядеть. Брюшко паука было раздавлено совершенно, но головогрудь почти не пострадала, и четыре больших тусклых янтарных глаза, располагавшихся в два ряда, были видны совершенно отчетливо.

— А куда же подевались еще четыре? — спросил Олег таким тоном, словно обвинял остальных в этом страшном злодеянии. — Может, он инвалид?

— Тогда бы были видны шра… тьфу ты! — Жора вытянул губы, словно собирался кого-то чмокнуть. — В общем, видно бы было, где эти глаза были раньше. Тварюка-то немелкая. Нет, скорее всего, какой-то мутант.

— И именно в этом доме! — язвительно заметила Кристина, которая стояла напрягшись, готовая отскочить на другой конец комнаты, если паук подаст хоть малейшие признаки жизни. — Сколько ног у него — ужас!

— Сколько ног… — повторил Виталий, сел на корточки и наклонился, пристально разглядывая насекомое. Его серебряная цепь, раскачиваясь, почти касалась изуродованных, неприятно пахнущих останков. Не выпрямляясь, он согнул руки в локтях и поднял их, растопырив пальцы, потом сжал один кулак, оставив торчащим только указательный палец. Другая ладонь так и осталась раскрытой.

— Сколько?! Шестнадцать?! — Олег плюхнулся рядом с пауком на колени и, беззвучно шевеля губами, начал пальцем ткать в воздухе над пауком замысловатые узоры. Остальные уже давно посчитали и теперь ошеломленно наблюдали за его манипуляциями.

— Шестнадцать! — убито подтвердил он, поднимаясь. — Вашу маму, шестнадцать! Это что еще за хреновина?! Радиация, что ли?!

— А вдруг? — Кристина принялась пристально разглядывать свою руку. — Я смотрела один фильм, так там люди под воздействием дикой радиации начали стремительно превращаться в такое…

— Да хватит уже!.. — зло рявкнул Петр, по-старчески потирая поясницу. — Дикая радиация, ручная… Какая разница, сколько у него чего?! Нас тут мочат, а вы всякой монтологией занимаетесь!

— Энтомологией, — автоматически поправил его Жора, снова и снова пересчитывая паучьи лапы. Петр кивнул.

— Во-во! Главное — ядовитый он или нет. Надо весь дом дихлофосом полить!

— Здесь нет дихлофоса.

— Надо поискать.

— Сам ищи! Откроешь шкафчик, а оттуда еще что-нибудь выскочит! Или выстрелит!

— Значит, надо в лес валить!

— Я в лес не пойду ни за что! — вскинулся Алексей, тут же забыв про паукообразного мутанта. — Там еще хуже! Там…

— Что там?! — резко спросил Виталий, и Евсигнеев сразу же сник.

— Не знаю.

Алина, под шумок снова отобравшая ложку у Жоры, опять перевернула дохлое насекомое, нахмурилась, потом обернулась и зашарила взглядом вокруг. Стоявшие рядом люди ее не интересовали.

— Что ты делаешь с насекомым? — недоуменно спросил Олег. — Уже препарируешь? Зачем ты тычешь ложкой ему в физиономию? Мы уже все увидели, а ему от этого лучше не станет… надеюсь.

— Это не паук.

— Из-за того, что у него столько…

— У него зубы.

— Чего?! — голос Олега сорвался на писк, он откашлялся и повторил уже более мужественно, одновременно бухаясь на колени. — Чего?!

— И что в этом такого?! — пискнула Марина из-за кресла, так и не решившись подойти поближе. — Чем-то же они кусаются!

— Посмотри сам! — Алина ручкой ложки осторожно приподняла небольшую складку кожицы у паука под глазами, густо покрытую коричневыми волосками, и все увидели два длинных желтоватых клыка, поразительно напоминающих кошачьи, между которыми виднелись два маленьких треугольных зуба.

Жора схватился за голову, точно боялся, что она вот-вот свалится с плеч и улетит неведомо куда.

— Но это невозможно! У насекомых не бывает никаких зубов! У пауков хелицеры… но не зубы!

— А это что?! — завопил Олег, тыча пальцем в паука. — Что это?! Объясни! Ты же тут в науке самый продвинутый! Это мутант такой, с тигриными клыками?! Или мы на другой планете?!

— «Невское» пьют по всей Галактике? — поинтересовался Виталий не без язвительности, недоуменно разглядывая паучьи клыки и восемь пар волосатых лапок, переворачивающие с ног на голову все его немногочисленные знания о насекомых. Кристина раздраженно посмотрела на одеяло на диване, которое даже не шевельнулось, — похоже безмятежно спавшей под ним Ольге все происходящее нисколько не мешало.

— А вот в другом фильме… — начала было она, но Олег внезапно вскочил, дал пинка ни в чем не повинному креслу и заорал — и от злости, и от боли в ушибленной ноге:

— Хватит! Хватит про фильмы! То колдовство, то фильмы!

— А может, он ненастоящий? — несмело предположил Алексей. Олег яростно посмотрел на него.

— Да?! Конечно! Игрушечный! Куда у него ключик вставляется?! Или «Энерджайзер»?! Не подскажешь?!

— Перестаньте орать! — взвизгнула Марина, со звоном теребя в пальцах подобранные ключи. — Вы уберете с пола эту пакость или нет?!

— Тебе надо — ты и убирай!

— Слушайте, ну хватит уже! Паук — и паук! Лично мне наплевать! У нас покойники в холодильнике — забыли?!

— Вот кто-то смотрит и потешается!..

— Еще раз про эксперимент напомнишь — убью!

— Ты и до этого так решал свои проблемы?

— Скорее всего, это насекомое — продукт генной инженерии, вот что!

Алина, до этого момента сидевшая на корточках, до боли вжав ладони в щеки и сморщившись в мучительном раздумье, вдруг захохотала, хлопнула себя по коленям и повалилась на пол, словно смех был лезвием, перерезавшим те непрочные ниточки, на которых пока еще держались ее самообладание и напряженные мышцы. Хохот походил то на рыдание, то на задыхающийся кашель. Из уголков рта выплескивалась слюна, ноздри бешено раздувались, рыжие кудри прыгали по серебристому ворсу ковра. Корчась на полу, Алина сучила ногами и хохотала, то и дело взвизгивая — то ли от изнеможения, то ли от избытка эмоций.

— Алька, ты чего? — испуганно спросил Олег, наклоняясь над ней.

— Готова, — констатировал Алексей, опасливо поглядывая в ее сторону. — Башня обрушилась. Запереть ее надо! А то она…

— У нее просто истерика! — перебила его Марина, бросая косые взгляды на шкаф. — Как у Кристинки. Дайте ей по морде или воды плесните.

Виталий наклонился над Алиной, но прежде, чем он успел что-то сделать, девушка одним прыжком вскочила на ноги и, продолжая смеяться, но уже тише, посмотрела на остальных, качая головой, и в этом жесте было что-то безнадежное и одновременно снисходительное.

— Галактика! — протянула она и облизнула губы, словно слово обожгло их. — И в одном-единственном человеке нельзя до конца разобраться, а вы уже говорите о Галактике!

— Ты это к чему? — голос Олега дрогнул. В глазах Алины мерцал тот странный полубезумный огонек, который предшествует ревущему пламени истины, могущему пожрать без остатка все представления, устои и правила, а, возможно, и тебя самого, и внезапно ему очень захотелось последовать предложению Алексея.

— А вы еще не поняли? — теперь в ее голосе было что-то плачущее, по-детски беспомощное. — Мы ведь здесь три дня и за это время успели ведь кое-что узнать друг о друге… заметить, понять… Обрывки фраз, поступки, желания, страхи, все эти вещи… А здесь паук с зубами млекопитающего и шестнадцатью лапами! Вы не поняли?!

Сунув руки в задние карманы джинсов, она неторопливо пересекла комнату и подошла к окну. Стразы на ее широком ремне холодно поблескивали, пытаясь соперничать с ледяным блеском огромной люстры.

— Лично я не понял! — с вызовом заявил Вершинин и тоже сунул руки в карманы, в которых его широченные ладони едва поместились. — Паук вполне настоящий и нам он…

— Ты уверен? — спросила Алина, глядя сквозь мокрое оконное стекло, потом повернулась, прислонившись спиной к подоконнику. — А ты знаешь, что гиацинты завяли?

— Какие еще гиацинты? — осторожно спросил Жора, всем своим видом давая понять, что начинает сомневаться в Алинином психическом здоровье.

— Гиацинты, там, на клумбе, возле входа. Из окна моей комнаты они очень хорошо видны… Когда я ходила к себе, то видела их… Они цвели все время…но сегодня днем они завяли.

— Гиацинты, которые цветут только весной… — медленно произнес Виталий и взъерошил свои волосы. — Да?

— Харченко дрыхнет, как из пушки… — пробормотал Олег. Его пальцы извлекли из кармана зажигалку и теперь нервно снова и снова выщелкивали из нее яркий лепесток пламени. — Мне бы ее нервы… или ее порцию! И ведь фиг разбудишь… заразу! Пауки, гиацинты…

— Светка вчера сказала мне, что всегда мечтала о цветнике, в котором бы росли гиацинты, тюльпаны и тагетесы. Росли и цвели бы круглый год. Но это весенние цветы… и тем не менее, они цвели здесь осенью, в открытом грунте…

— Но Света умерла, и цветы завяли… — Виталий потер плечо. — Словно это она давала им жизнь.

— Ребята, вас куда занесло? — Олег потянулся за сигаретой, рассеянно сунул ее в рот не тем концом, но тут же спохватился и исправил положение. — Вы сами хоть понимаете? Звучит красиво, но человек жизнь цветам давать не может, если только они не на нем растут!

— В таком случае, не подскажешь, какое это по счету совпадение?! — Виталий повысил голос. Олег скептически пожал плечами, давая понять, что не собирается ему ничего доказывать, поскольку считает это совершенно бессмысленным, потом обвел взглядом остальных, как бы приглашая и их поучаствовать в разговоре, а не скромно стоять в сторонке.

— Марин, а ты хорошо училась в школе? — вдруг спросила Алина, и Рощина, меньше всего ожидавшая подобного вопроса, ошеломленно вытаращилась на нее.

— Чего?

— Я спрашиваю, в школе ты хорошо училась? Что у тебя было по биологии?

— А тебе какое дело?! — довольно грубо произнесла Марина, разглаживая свои измявшиеся брюки.

— Ну, ответь же на вопрос? — предложил Виталий. В его глазах прыгали смешинки, но в голосе чувствовалось плохо скрываемое нетерпение. — Или у тебя настолько уж темное прошлое?

Алина перестала сверлить Марину взглядом, отвернулась и бегло оглядела гостиную, потом вдруг подбежала к двери в библиотеку и рванула ее на себя прежде, чем кто-нибудь успел ее остановить. Вбежав внутрь, она буквально через несколько секунд выскочила обратно. В ее руке была ручка и лист белой бумаги. Не останавливаясь, Алина быстрыми уверенными шагами направилась к Марине, и та, увидев мрачную решимость на ее лице, попятилась и вжалась спиной в стену, выставив перед собой ключи, словно они были крестом, а приближающаяся Алина — изголодавшимся вампиром.

— Не подходи!

Алина посмотрела на ключи с тем снисходительным презрением, с каким, очевидно, смотрят на кресты изголодавшиеся вампиры, потом решительно выдрала ключи из ее вяло сопротивляющихся пальцев, а вместо них сунула между пальцами Марины ручку, а на ладонь другой руки хлопнула лист бумаги.

— Нарисуй мне паука!

Марина ничего не ответила и, глядя на нее широко раскрытыми глазами, сейчас похожих на два эмалевых блюдца, попыталась сделать еще один шаг назад, но стена помешала. У Кристины вырвался звук, наводящий на мысль о раздавленной чьим-то тяжелым ботинком лягушке.

— Аля, — растерянно сказал Олег, — ты… это…

— Заткнись! — отрезала Алина, резко утратившая хорошее воспитание. Она толкнула Марину к креслу и зло повторила: — Нарисуй паука! Нарисуй или я тебя убью!

Жора и Алексей осторожно двинулись в ее сторону, но Виталий неожиданно преградил им дорогу и покачал головой.

— Не трогайте ее. Пусть продолжает.

— Да она с ума сошла! — Алексей попытался обойти Виталия с правой стороны, но там вдруг возник Олег.

— Не знаю, какой хреновиной она занимается, но я, кажется… Короче, пошли все вон… то есть, подальше отсюда, а ты, Маринка, рисуй!

— Не буду я ничего рисовать! — Марина отшвырнула от себя бумагу и ручку и оттолкнула Алину с такой силой, что та чуть не упала. — Психопатка! Уберите ее от меня! Чего вы смотрите?! Жора!

— Виталий! — сказал Жора, точно передавая эстафету. Тот не сдвинулся с места, словно и не услышал. Алина порывисто наклонилась, подобрала бумагу и ручку, потом посмотрела на Марину.

— Ты не хочешь узнать, что происходит?

— Я и так знаю, что…

— Что у тебя было по зоологии?

— Какая ра…

— Сколько глаз у паука?

— Что?

— Сколько глаз у паука?

— Отце…

— Сколько глаз у паука?! — вдруг заорала Алина так громко, что хрустальная люстра испуганно звякнула. Марина, не ожидавшая такого громкой и яростной зоологической любознательности, дернулась назад, кресло подсекло ей ноги, и она с размаху плюхнулась в него. Верхняя пуговица ее легкого пиджака выскочила из петли, декольте распахнулось, открыв край кружевного лифчика и просвечивающие сквозь него полушария грудей, но сейчас туда не посмотрел даже Олег.

— Вы же сейчас сами говорили.

— Сколько?!

— Да не помню я! Я их боюсь до ужаса! Мне наплевать, сколько у них глаз! Я их никогда не считала! Ну… кажется, больше двух… кажется, четыре.

Виталий и Олег переглянулись, и по их лицам начало расползаться очень отдаленное подобие понимания.

— А ног сколько?!

— Много.

— Сколько?!

— Да уж десятка полтора точно! А может, больше! Длинные, волосатые…

Жора резко сел на ручку кресла, и Петр, чья ладонь в этот момент лежала на подлокотнике, взвыл и выдернул руку.

— Нарисуй паука, — размеренно сказала Алина и снова протянула ей бумагу и ручку, и на этот раз Марина приняла их, но лицо ее было взбешенным.

— Черт с тобой! Но с такого расстояния я его не увижу, а ближе…

— Не срисовывай. Рисуй из головы. Рисуй так, как ты его себе представляешь.

— Я не умею рисовать.

— Ничего, мы поймем.

Марина поджала губы, примостила лист бумаги на журнальном столике, запустила пальцы одной руки в свои растрепавшиеся волосы и, нахмурившись, начала старательно водить по бумаге ручкой. Олег отошел к балконной двери и прижался лицом к стеклу, стукнувшись об него лбом.

— Дурдом! — сказал он своему отражению.

Несколько минут прошли в молчании. Кристина села на плетеный диванчик и раскачивалась на нем, тупо глядя на темный экран телевизора. Жора подобрал с пола коробку с видеокассетой и мрачно разглядывал грозное лицо своего двойника. Олег снова и снова обозревал пейзаж, который уже успел возненавидеть. Остальные наблюдали за Мариной.

— Вот! — наконец сказала она, швырнула ручку на стол и протянула рисунок Алине, хлопнув им в воздухе. — Подавись!

Алина взяла лист, посмотрела на него, и ее лицо стало таким, будто она сейчас расплачется.

— Покажи! — потребовал Виталий, вытягивая шею. Алина отвернулась и медленно пошла туда, где лежал паук. Села на корточки и положила рисунок рядом с ним, остальные сгрудились у нее за спиной.

Если не считать плохого качества исполнения рисунка и подпорченности оригинала, настоящий и нарисованный пауки были совершенно идентичны.

— Что это значит? — прошептала Кристина. — Это же невозможно.

— Она срисовала его, — пробормотал Алексей. Его голос был почти умоляющим. — Она ведь его просто срисовала. Чего вы на измену подсели сразу?!

Алина встала и развернулась в сторону двери, ведущей в зал, и одновременно с этим туда посмотрел Виталий.

— Гиацинты завяли, а часы остановились, — негромко сказал он.

— Дело не только в этом! — Алина подбежала к креслу, подпиравшему дверь залы, вцепилась в обе ручки и дернула, сдвинув тяжелое кресло на несколько сантиметров. — Не только в этом!

— Что ты делаешь, мы же специально закрыли эту комнату, там же оружие, — воскликнула Кристина, — там же…

— Мне нужно увидеть часы! — кресло отъехало еще на несколько сантиметров.

— Зачем?

Подошедший Жора одним легким движением отодвинул, почти отбросил кресло в сторону, потом внимательно посмотрел на Алину.

— Паук пауком, но ведь каждый знает, как выглядят часы.

— Да? А ты в них разбираешься? Мог бы их починить?

— Не знаю, смотря какие. Смотря, какая неисправность, опять же. Я, все-таки, не часовщик. Может, и смог бы.

— Я бы смог, — подал голос Олег, не отводя глаз от рисунка Марины. — Если б механические, то смог. Уж что-то, а в шестеренках…

— Тогда иди сюда! — Алина резко распахнула двери и вошла в залу. Взглянула на засохшее пятно крови на паркете, на свисающую с потолка веревку, на торчащую из пола алебарду и, сглотнув, отвернулась и направилась к столику, на котором стояли замершие часы. Олег и Жора вошли следом за ней, остальные остались в гостиной. Виталий обошел кресло и прислонился к дверному косяку, сжимая в пальцах дымящуюся папиросу.

— Что ты ищешь? — осведомился Жора, глядя, как Алина водит пальцами по задней стороне часов.

— Крышка как открывается?

— Пусти, — Олег отодвинул ее и наклонился над часами. — Так, так… ага!

Он отошел к оружейной стене и с величайшими предосторожностями снял с нее офицерский кинжал, вернулся к столику и начал сосредоточенно ковыряться в часах.

— Ты бы смог их починить, Жорка бы смог их починить… — пробормотала Алина, наблюдая за его действиями. — А Борис смог бы их починть?

— Шутишь?! — Олег фыркнул. — Он же художник, а не… то есть, он был художник…

— Но он ведь был ювелиром, — Жора устало опустился на стул.

— Ювелиру вовсе не обязательно разбираться в часах, — заметил Виталий от дверей, выпуская в залу густое облако дыма. — Ему главное разбираться во внешнем виде изде…

Он замер с приоткрытым ртом, и в тот же момент Олег справился с крышкой и, осторожно сняв ее, заглянул внутрь и присвистнул.

— Елки! А как же они работали-то?!

Он растерянно потрогал пальцем несколько больших зубчатых колес, вставленных внутрь часов. На часовой механизм это не походило совершенно, казалось, шестеренки здесь находятся исключительно для того, чтобы хоть как-то заполнить пустое пространство. Каждая стояла отдельно, не касаясь других и единственное их достоинство заключалось в том, что они были очень красивыми, сияя благородным золотым. Олег дернул одну из шестеренок, она снялась легко и осталась у него в пальцах.

— Это просто футляр без начинки, — сказал он недоуменно, разглядывая шестеренку. — Все равно, что машина без двигателя. Здесь ничего нет. Это не часы, это… — Олег покачал головой. — Я бы мог, конечно, сказать, что кто-то выковырял из них механизм, но не могу, потому что здесь никогда не было механизма. Здесь нет и намека на его присутствие.

— Но они же шли! — Жора встал и тоже заглянул внутрь, а следом за ним и Алина с Виталием. — Мы же все видели! А может, их подменили…

— Они же тяжеленные — довольно затруднительно бегать с ними по дому. Да и к тому же, когда так мало времени на все. Ведь они шли, когда Борис… иначе все наши версии летят к черту! — Виталий прищурился. — Может, где-нибудь тут была батарейка?

— Не-а, — протянул Олег, придирчиво оглядывая и простукивая копию Реймского собора со всех сторон. — Ни хрена тут не было. Но как же они могли идти… без механизма?! Как?!

— А ты не понял?! — Алина ударила ладонью по столешнице — беспомощ-ный и бессмысленный жест. — Они шли, потому что Борис этого хотел! Он понятия не имел, как выглядит часовой механизм — просто знал, что там крутятся какие-то колесики — и все. Они выглядят именно так, как он себе представлял — и представлял он их себе идущими. Обязательно. Тикающими. Звонящими с наступлением нового часа. Понимаете?!

— Подожди, но ведь мы-то знаем, как устроен меха… — начал было Жора, но Алина тут же перебила его:

— А мы тут, Жора, не при чем! Это вещь Бориса. Это он хотел эти часы. Он о них мечтал! Он их себе представлял! И именно такими они и получились! Это его часы! Но Борис умер, поэтому часы больше не могут работать. Они тоже умерли. И вы даже не представляете себе, как это ужасно!

— Почему? — спросил Виталий, не донеся папиросу до рта. Олег скривил губы и покачал головой, глядя на шестеренку в своих пальцах.

— Ничего не понимаю. Что ты тут сейчас навертела? Что значит, представлял часы? Они тут были. Он же не волшебник, чтобы сотворить их силой мысли?!

— Он — нет, но кто-то другой — определенно да, — Алина закинула голову и посмотрела на потолок, на большую хрустальную люстру. — Знаете, а ведь я совершенно не разбираюсь в электромоторчиках.

— А это-то тут при чем? — спросил совершенно сбитый с толку Кривцов. Виталий смял папиросу в пальцах, просыпав пепел на паркет, и тоже посмотрел на люстру, потом на Алину.

— Подвеска? Твоя заветная вещь?

— Надо убедиться! Ведь ты-то разбираешься в электромоторчиках?! — она схватила Олега за руку, и тот автоматически согласно кивнул, но тут же с нервной деликатностью попытался высвободиться.

— Какие моторчики?! Какая связь между этими дурацкими часами и электромоторчиками?! Цветы еще приплела какие-то! Ты мне объясни, что это за тварь сейчас по гостиной бегала, а уж моторчики…

— Не что за тварь, — перебила его Алина и снова ухватила Олега за запястье, словно боялась, что он сейчас даст деру. — Ты неправильно задаешь вопрос. Не что, а почему.

Виталий прекратил дебаты самым простым способом, обхватив обоих за плечи и выпихнув из гостиной. Обернувшись, бросил Жоре, все еще разглядывавшему открытые часы.

— Закрой залу! Сделай все, как было. И проследи, чтобы никто ничего не стащил.

Он взглянул на остальных, которые собравшись в кучку неподалеку от двери, опасливо наблюдали за происходящим в зале с выражением предельного непонимания на застывших лицах. Хотел было сказать, чтобы и они следили, чтобы сам Вершинин чего-нибудь не свистнул, поскольку доверия нет никому, но тут же отказался от этой мысли. В ней не было нужды. Все и так следили друг за другом.

Алина уже открыла замок, осторожно отворила дверь и одновременно с этим отскочила в сторону. В тот же момент Олег, чьи мысли шли в идентичном направлении, вжался в стену, стукнувшись об нее затылком.

Ничего не произошло.

Алина издала нервный смешок и хотела было выйти, но Виталий довольно грубо придержал ее за плечо, отодвинул в сторону и вышел первым.

— Я уже говорил, что в этом доме не пропускаю женщин вперед, — ответил он на ее безмолвное негодование.

В коридоре Алина внезапно остановилась, чуть повела головой из стороны в сторону, словно хищник, пытающийся поймать летящий с ветром запах добычи, потом медленно очертила взглядом стены и потолок.

— Теперь все прямо бросается в глаза, — сказала она все так же тоскливо. — Если б не этот мерзкий паук, мне бы и в голову не пришло… принять это за версию.

— Аля, сейчас не время играть в шарады! — Олег огляделся, пытаясь понять, что именно бросается ей в глаза, но ничего не увидел.

— Мы ведь включили весь свет, когда запирали двери?

— Ну да. Я сам это делал.

— Тогда я не обратила на это особого внимания, а вот сейчас… Ничего не замечаешь?

— Замечаю! Что у одного из нас…

— Свет, — негромко сказал Виталий и прислонился к стене, глядя на потолок. — Света стало меньше. Примерно раза в два. Половина ламп не горит.

Взгляд Олега повторил прежний маршрут, и Кривцов сердито удивился тому, что сам не заметил, что свет, некогда затоплявший все коридоры особняка, словно полноводная река, стал жиденьким и чахлым… Олег нахмурился. Нет, свет просто стал… обычным — не предельно ярким интенсивным потоком, а обычным, домашним — теперь его было именно то стандартное количество, которое озаряет стандартные коридоры стандартных домов, просто по сравнению с тем, что было раньше — с той ослепительной рекой, это едва-едва тянуло на ручеек.

— Я же включил все лампы! — Олег хлопнул ладонью по стене, словно ставя печать на собственные слова. — Кто-то вырубил половину! Наверное именно тогда, когда Борьку…

— Нет, так было с самого утра, — Алина поежилась. — Не когда Бориса, а когда…

Но Олег, не слушая ее, уже рванул по коридору к лестнице, на бегу бормоча изобретательные проклятия в адрес того, кто «устроил всю эту хренотень».

— С выключателем осторожно! — крикнул Виталий, устремляясь следом.

— Помню, не дурак!

Алина побежала за ними, но, миновав дверь своей комнаты, резко развернулась и кинулась обратно. С трудом, сломав последний из оставшихся ногтей, она выдернула стул, намертво вбитый под ручку двери, не дававший открыть ее, плечом толкнулась в створку и влетела в комнату.

Подвеска все так же безмятежно пела свою хрустальную песню — такую мирную и уютную, словно все было покойно и ничего не случилось, и не было в доме ни паники, ни крови, ни смерти, ни кучки растерянных перепуганных людей, пожирающих друг друга подозревающими взглядами. Если все это и происходило, то где-то очень далеко отсюда, и в это отчаянно хотелось верить… потому что так было намного проще.

Она включила свет, и покачивающиеся стеклянные цветы ожили, заиграли, кокетливо отражая электрический поток, и в их перезвоне появилось что-то приветливое. Алина взглянула на подвеску и внезапно зажмурилась, почувствовав, как дернулось и защемило сердце. Она мечтала об этой вещице в глубоком детстве, она всегда так хотела ее иметь… Возможно, это единственная вещь, которой ей не хватало для полного счастья — все остальное было… вроде бы было — ресторанчик, обеспеченная жизнь, славный симпатичный парень, который ждет ее дома… Костя… или Леша.

Так Костя или Леша? Тебя не удивляет, что ты не вспоминала о нем раньше? Есть ли он у тебя на самом деле? Есть ли на самом деле все твое счастье? Все так идеально складывается… как эта подвеска, но не бывает ничего идеального!.. Как бы тебе хотелось.

Но так было бы намного проще.

Тряхнув головой, она подбежала к стулу и потащила его, царапая ножками паркет, туда, где пела подвеска. По щекам ползли злые слезы. Сердце теперь колотилось испуганно и почти умоляюще, словно упрашивая ее ничего больше не делать.

Это самоубийство, самоубийство… и убьешь ты не только себя и их — ты убьешь нечто большее, чего не простить… и не исправить.

Алина поставила стул и уже собралась было влезть на него, когда дверь в ее комнату распахнулась, и ввалились Олег с Виталием.

— Представляешь, половина ламп перегорела! — сообщил Олег прямо с порога. Его голос был таким же взъерошенным, как и его волосы. — Черт знает что творится в этом поганом доме!

— Они не перегорели, — Алина влезла на стул. — Они просто перестали работать. Их больше некому представлять. Я не сомневаюсь, Олег, что если ты разберешь те лампы, которые не работают, то очень удивишься. Бедная Света вряд ли разбиралась в проводке.

— При чем тут Света? Разве она вешала здесь эти лампы и тянула проводку?! — Олег зло хлопнул ладонью по дверце шкафа так, что тот пошатнулся. — Алька, да объясни ты толком, что происходит! У меня голова разламывается от твоих заморочек!

— Не понимаешь пока, — кисло констатировала Алина, сама еще до конца не понимая. — Тогда насчет ламп я объясню тебе, когда мы придем в комнату Светы, но пока что вы в моей комнате, поэтому объяснять буду про себя.

— Какая симпатичная штучка! — сказал Олег со злым восхищением, оглядывая подвеску. Алина, стоя на стуле, кивнула.

— Я тоже так думаю. Я так хотела себе в детстве именно такую. Я желала получить ее, наверное, так же, как Борис желал получить свои часы, свой маленький Реймский собор.

Она отвернулась, встала на цыпочки, схватила подвеску чуть выше сферы, сделанной из матового зеленого стекла, за цепочку и дернула изо всех сил. Ошеломленный Виталий сделал шаг вперед, а Олег воскликнул:

— Да ты что творишь?!

Цепочка лопнула с печальным звоном, и суматошно задребезжавшая, чуть не рассыпавшаяся на отдельные цветочки и стебельки подвеска осталась у Алины в руке. Судорожно дергаясь, она пыталась продолжать вращаться, но диаметр ее был слишком большим, тело Алины мешало ей, и движения подвески напоминали судорожно бьющуюся в сетях яркую птичку. Мелодия утратила свою воздушную красоту — звон цветов звучал резко и сварливо.

— Автономка, — машинально сказал Олег. — Батарейка или аккумулятор… а я думал, что она к сети подключена… Аля, что ты натворила?! Испортила такую красивую штучку.

Виталий ничего не сказал, но смотрел на Алину так, словно та была священником, вдруг ни с того, ни с сего разнесшим собственную церковь. Он слишком хорошо помнил, как в первый раз увидел эту подвеску и саму Алину рядом с ней — зачарованную, укутанную сковывающими ностальгическими воспоминаниями, равнодушную ко всему, что происходит у нее за спиной.

— Посмотри, как она работает! — приказала Алина, протягивая подвеску Олегу. Тот взял ее, и на его лице появилась деловитость. Пальцы, черные от машинного масла, проворно пробежались по зеленому стеклянному шару.

— Так, так… здесь, наверное… как он, интересно, открывается…

Алина резким движением отняла у него подвеску и с размаху стукнула шар об стенку, и шар треснул. На пол, звякнув, выпало несколько длинных осколков.

— Вот так, — сказала она, возвращая подвеску Олегу. Потом упала на стул и, умостив сложенные руки на округлой спинке, заплакала, как ребенок, нечаянно сломавший любимую игрушку. Но слезы прошли так же быстро, как и появились, она обмахнула ладонью лицо и вопросительно посмотрела на Кривцова, копошащегося во внутренностях разбитого шара, выражение лица которого от легкого недоумения стремительно перешло к глубокомысленной мрачности.

— Виталя, подика сюда, — попросил он. Виталий подошел и посмотрел туда, куда указывал палец Олега, потом осторожно отсоединил от клемм маленький продолговатый предмет.

— Аккумулятор, — сказал он, показывая его Алине издалека. — Фирмы «Сони». Ну, ты ведь знаешь, как выглядят аккумуляторы.

— Только снаружи, — ответила Алина.

— Разбирать я его не стану, — Виталий заглянул внутрь шара. — И без этого ясно, что она не могла работать. Он подсоединен к проводкам, которые замыкаются на двух концах стержня внутри этого шара. А на стержень надет крошечный вентилятор. Вот и все. Но это никак не могло заставить подвеску вращаться. Никак.

— Дикое сооружение, — подтвердил Олег. — Здесь нет никакого механизма, который бы мог приводить подвеску в действие. И причем тут вентилятор? Тут должен быть моторчик…

— Но это и есть моторчик, — заявила Алина. — Я его так себе представляю. И он, как видишь, работает.

— Да, я это видел, — убито произнес Олег. — Но это невозможно.

Виталий осторожно поставил аккумулятор на место, и подвеска тотчас вздрогнула, звякнула. Виталий вытянул руку, и стеклянные цветы с перезвоном снова поплыли по кругу.

— Господи! — Олег попятился. — Мистика какая-то! Она не должна работать!

— Но она работает! — крикнула Алина. — А вот если я умру, она перестанет работать! Как часы Бориса! Как лампы Светланы! Начинаешь понимать, — Алина мотнула головой. — Выключи ее!

Виталий снова извлек аккумулятор и очень осторожно положил подвеску на кровать. Его пальцы слегка дрожали.

Даша… как ты мог ездить к Даше, как ты мог дарить щенка ее дочери, ведь она… ведь она… Даша…

— … мама, что случилось?.. мама?!.. мама?!..

— … с первым всегда тяжело…

Что с твоей рукой? Что с ней?

Почему все время тянет прикасаться к людям — просто прикасаться, чувствуя живое тепло? Этого нельзя делать, потому что людям тут же лезут в голову всякие глупости сексуального характера… но так хочется все время чувствовать под пальцами теплую жизнь, а не смерть, не холод, которые…

Где?!

Мотнув головой, Виталий сделал шаг назад, его качнуло и крепко приложило спиной о стену. Олег испуганно посмотрел на него, Алина слетела со стула.

— Что с тобой?!

— Не знаю, — Виталий потер лоб. — Но такое уже было раньше. Не могу объяснить, что это… не понимаю… но это было еще в автобусе…

— А до автобуса?

Он вскинул на нее глаза. Вопрос неожиданно напугал его до полусмерти, хотя он не понимал почему — ведь вопрос был простенький, почти невинный. Нет, не было. Конечно не было. И не могло быть, потому что…

И снова глухая стена.

— А у тебя были какие-нибудь странные ощущения? — Виталий повернулся к Олегу. Тот покачал головой.

— Ощущения?

— Что с тобой что-то не так?

— Нет, — Олег невесело усмехнулся. — Пока не было. Может, потому, что жизнь у меня попроще, чем у вас, а? И требования тоже. Ладно, что там насчет Светкиной комнаты?

— Проверь, — Алина похлопала себя по карманам, потом покосилась на торчащую из кармана брюк Виталия пачку «Беломора» и уголки ее рта скорбно опустились. — Зайди в комнату Светки и включи в ней свет.

— И он не загорится, — иронично сказал Олег. Алина кивнула.

— Скорее всего.

— Жаль, невозможно проверить ни твою вазу, ни оружие, ни мой диван, ни собачий ошейник — это слишком обычные вещи. Разве что разбирать их на молекулярном уровне, — пробормотал Виталий, похлопывая ладонью по стене и глядя на лежащую на кровати подвеску. Перед глазами до сих пор стояла распотрошенная зеленая сфера. Эта подвеска не могла кружиться и распевать свои хрустальные песни. Никак не могла.

Но она это делала.

Алина быстро взглянула в его сторону — взгляд ее был обрадованным и в нем было некое прояснение.

— Ты понимаешь?

— Начинаю понимать, — он в который раз взглянул на свою правую руку. — Но, если честно, мне совсем не хочется этого делать.

В гостиной ничего не изменилось, разве что дверь в залу была снова закрыта и задвинута тяжелым креслом, в котором восседал Жора, сверля задумчивым взглядом то дохлого паука на полу, то рисунок Марины, который он держал в руках. А в остальном не изменилось ничего — ни выражения лиц, ни направления взглядов, ни позы, словно они и не покидали гостиной, и не прошло этих пятнадцати минут, или люди просто застыли, и только сейчас, когда дверь гостиной распахнулась, их губы раскрылись для следующего вдоха. Ольга все так же лежала на диване, с головой закутавшись в толстое лоскутное одеяло Евсигнеева, и Марина все так же заплетала и расплетала свои волосы, казалось, даже не замечая того, что делает.

Говорить они предоставили Олегу, и пока тот излагал свои наблюдения, стараясь быть как можно более беспристрастным и серьезным, прислушивались не только к его словам, произносимым непривычно отстраненным, чужим голосом, но и к себе, пытаясь укрепиться или, напротив, разубедиться в своих подозрениях, кажущихся совершенно невероятными.

— Так вы не нашли новых ловушек? — спросила Кристина, катая между пальцев висящую на шее на цепочке жемчужину.

— Нет, как видишь, раз мы вернулись в прежнем составе, — Кривцов снова перешел на свой обычный тон. — И кстати, мы до сих пор отражаемся в зеркалах и тень отбрасываем, так что можешь не смотреть на нас такими круглыми глазами. Может, осениться крестным знамением?

— В таком разе, чего тогда об этом тереть?! — Алексей небрежно махнул рукой. — Только паук такой непонятно откуда взялся, а так… ну, подумаешь, часы остановились, лампочка пере…

— Идиот!

Голос был тихим, но жестким, хлестнувшим, словно смоченный в соленой воде кнут, и все не сразу поняли, что принадлежал он Алине. Она медленными шагами вышла на середину гостиной — так тихо и невесомо, словно ноги ее не касались серебристого коврового ворса. Сейчас она казалась маленькой, но гораздо более значительной.

— Неужели вы до сих пор не понимаете?! — в ее голосе прозвучало искреннее изумление, и она обвела взглядом остальных. Никто не смотрел на нее с одинаковым выражением — она видела и интерес, и страх, и опаску, и раздражение, и злость, и недоумение, и даже легкое подобие понимания, пытающееся пробиться сквозь привычно-уверенное «не может быть». — Все эти вещи, наши вещи, особые вещи, которых тут не может быть по двум причинам — во-первых, о них никто не знает, во-вторых, их не может существовать!

— Я говорил, что способ вытаскивания информации… — начал было Жора, но его перебил тихий смех Виталия. Он прислонился к стене под одной из Вершининских картин и, глядя перед собой невидящими глазами, смеялся, не открывая рта. Смех был монотонным и совершенно бездушным. Лицо Кристины жалобно сморщилось, и она резко взвизгнула:

— Прекрати!

Виталий перестал смеяться, но взгляд его не изменился. Казалось, он смотрит куда-то внутрь себя. И смеялся над тем, что там увидел.

— Информация! — Алина опустилась на ручку дивана, спиной к Ольге. — А вы уверены, что кто-то вытащил ее из нас?! Может, мы сделали это сами, просто кто-то нам в этом посодействовал?! Это место слишком особое. Наши потребности, наши желания, наши страхи… Комнаты, обставленные именно так, как мы любим. Сигареты, которые мы курим. Одежда нашего стиля и размера. Еда… Олег нашел здесь «Невское», а Борис — «Ай-Серез». Жора, скажи, какой фильм ты любишь, и я найду его в этом шкафу! Кристина, какие духи тебе нравятся?! Я уверена, что ты нашла их либо в своей комнате, либо в ванной. Кто любит архитектурный стиль «а-ля избушка»?! Резные наличники, деревянные кружева… Весь третий этаж такой!

Жора резко передвинулся в кресле, и Алина, уловив это движение, кивнула.

— А пруд возле дома, который я так хотела заиметь?! А бассейн с зимним садом — кто хотел такой — Света?! Или, может, ты, Кристина?!

— Я, — мрачно сказал Петр, постукивая пальцами одной руки по запястью другой.

— Вы можете — уже в который раз — сказать мне, что это совпадение, что такие вещи вполне могут быть в богатом особняке… но в нем не может быть моей книги, которая существует лишь в моей голове! В нем не может быть Жоркиных картин, которые никогда не были им нарисованы в реальности — они пока что написаны лишь на полотне его мозга! Об этом можно узнать… но создать это можем только мы!

— Подожди, — Олег откашлялся. — Ты хочешь сказать… что…

— Мы, — повторила Алина и чуть развела перед собой раскрытые ладони, словно удерживая в них большой шар. — Но каждый из нас устроен индивидуально. У нас свои представления и понятия, свое видение чего-либо и свои знания. Вспомните тот давний спор между Ольгой и Борисом по поводу вина! Борис утверждал, что шабли — сухое вино, тогда как Олька с пеной у рта доказывала, что оно сладкое! Вспомните, как он удивился вчера, когда попробовал это вино. Ведь он был уверен в своей правоте — так же, как и Ольга. Он был настолько потрясен, что не забыл об этом даже после того, как нашли Свету. Помните, что он сказал, когда мы видели его в последний раз? Когда он уходил в гостиную?

— А шабли — сухое вино, — пробормотал Жора, сжимая и разжимая свои огромные кулаки. — Но я-то подумал, что у бедняги просто крыша поехала… после того, как… — он украдкой взглянул на Олега, но Кривцов сделал вид, что взгляда не заметил.

— И что в этом такого? — с легким презрением спросила Марина. — Кто-то из них ошибся…

— Нет. Никто из них не ошибся. Они оба были правы. Борис был прав, по-тому что разбирался в винах — это же очевидно. А Ольга была права, потому что в этом доме шабли было сладким вином. Она считала, что шабли — это сладкое вино, и оно здесь оказалось именно таким, каким она его считала, потому что это была ее вещь! Она хотела ее здесь видеть. Если бы это вино хотел бы здесь видеть и Лифман, то тогда, скорее всего, на кухне оказалось бы два вида шабли. Сухое и сладкое.

— Подожди, но ведь это ее любимое вино! — Жора недоуменно посмотрел на одеяльный сверток на диване. — Уж всяко разбираешься в том, что любишь и постоянно употребляешь!

Алина покачала головой, и в этом жесте была безнадежность. Она со-скользнула с подлокотника и села на диван рядом с Ольгой, опершись одной рукой на сиденье.

— Шабли… Красивое название. Довольно известное. Благородство, шик… если хотите, понты.

— Думаешь, на самом деле она никогда не пробовала этого вина? — медленно произнес Виталий — так же медленно, как медленно поворачивалась его голова в сторону Алины одновременно со словами.

Он не спрашивал и не утверждал — интонация была совершенно индифферентной, словно Виталий вслух читал неинтересную книгу, но во взгляде вопрос был — столь же явный, сколь и нежелание услышать на него утвердительный ответ. Взгляд был страшным, и внезапно Алине отчего-то подумалось, что именно такие глаза бывают у смертельно больного человека, который спрашивает у врача, правда ли, что он умирает. Она поежилась, чуть передвинув руку, ладонь проехалась по мягкой обивке дивана, скользнула под одеяло, которое Ольга натянула себе на голову, и внезапно угодила во что-то теплое и влажное. Вздрогнув и сморщившись, Алина выдернула руку, и свет люстры лег на ладонь и пальцы, густо измазанные неестественно ярко-красным. У основания указательного пальца почти сразу же набухла тяжелая капля и с невесомым звуком шлепнулась ей на бедро, оставив на джинсовой ткани темное пятнышко.

Она вскочила, одновременно разворачиваясь и судорожно тряся испачканной рукой в воздухе. Попыталась крикнуть, но вместо крика получился лишь задыхающийся сиплый звук. С пальцев слетели еще несколько капель, потерявшись в серебристом ковровом ворсе. В следующий момент нога у Алины подвернулась, и она села на ковер, глядя, как остальные подходят к дивану. Ей казалось, что они делают это страшно медленно, словно считали, что в этом все равно уже нет никакого смысла, что уже и так все ясно.

Виталий резким движением откинул одеяло, и Жора, зажав рот ладонью, отвернулся. Кристина глубоко, с подвыванием вздохнула и попятилась, дергая головой.

Ольга лежала на боку, отвернувшись к спинке дивана и уютно свернувшись калачиком, положив одну руку под голову. Другая была переброшена через бедро на живот. Тонкая кофточка чуть сбилась наверх, обнажив полоску загорелой кожи. Брови-усики расслабленно разъехались к вискам, глаза были плотно закрыты, и могло бы показаться, что Ольга мирно спит, если бы не нож, всаженный в левую сторону шеи почти по рукоять, — зеленую треснувшую рукоять, наполовину обмотанную изолентой, с нацарапанной на ней тигриной мордой. Нижняя губа Ольги чуть отвисла, так что видны были испачканные кровью ровные зубы. Сиденье дивана и часть одеяла промокли от крови, приобретя густой темно-бордовый цвет, и пятно все еще продолжало расползаться по светлой кожаной обивке, хотя сердце, выталкивавшее кровь из тела, уже остановилось, смуглое лицо Ольги из золотистого стало бело-серым, странно прозрачным, и по словно резко истончившейся в подглазьях коже стремительно растекались сизые тени. Щель между спинкой и сиденьем была очень узкой, и здесь кровь застоялась жутким густеющим озерцом.

Им понадобилась секунда, чтобы осознать и принять происшедшее, а потом все восьмеро резко отскочили от дивана в разные стороны, и каждый теперь стоял один, и за спиной у него была безопасная стена, и взгляд испытывающе впивался в остальные лица, теперь кажущиеся незнакомыми, и во взгляде был страх, и мышцы напряглись до предела. Но если все отскочили куда придется — лишь бы подальше от остальных, то один человек стоял именно там, где ему было нужно оказаться, — возле окна, недалеко от балконной двери, где до самого пола спускались тяжелые белые шторы и стояло очередное кожаное кресло.

— Ну, что, суки! — заорал Алексей. — Колитесь — кто?! Или будете дальше втирать, что кто-то шастает по дому?! Про потайные двери будете втирать?! Мы все здесь были! Никто сюда не входил! Никакой ловушки не было! Здесь нет никого, кроме нас, никого! Нет и не было! Кто, суки?!

— Кто сделал, тот первым всегда и орет! — дрожащим голосом сказала Марина, прижимая к стене вывернутые ладони. Петр в отчаянье ударил кулаком по раскрытой ладони.

— Но когда?! Как?! Мы же все были друг у друга на виду! Все время! И ее видели! И когда вы трое уходили, мы друг с друга глаз не спускали! Это же невозможно! Никто не подходил к дивану! Только ты! — он бросил на Алину тяжелый взгляд, стукнувший ее, точно булыжник. — Но ведь ты была на виду… все бы заметили… все!

— Ловушка… — прошептала Кристина. — Снова ловушка…

— Нет, это сделали руками, — дрожащим голосом произнес Жора, не сводя глаз с Харченко. Полоска кожи под задравшейся кофточкой отчего-то притягивала его взгляд, как магнит. Хотелось прикоснуться к ней — теплая ли она или уже начинает холодеть. Он вспомнил, как совсем недавно в бассейне Ольга жадно прижималась губами к его губам… сейчас они были в крови и уже остывали. Желудок его судорожно сжался, и Жора подумал, что теперь он очень хорошо понимает тот истерический приступ, накрывший Бориса в холле. Жаль, что ювелир мертв, и он не может сказать ему об этом. Вершинин сглотнул и снова заговорил — большей частью для того, чтобы отвлечь собственный желудок: — Воткнули точно в сонную артерию и сразу же повернули, чтобы рана не закрылась — это видно. Я думаю, она умерла очень быстро. Наверное, даже не проснулась… даже не поняла, что умирает.

— Она много выпила, — глухо сказал Виталий, глядя на рукоятку ножа. — Она просто вырубилась.

— Но мы же должны были заметить! — взвыл Олег. — Мы же должны были что-то услышать хотя бы…

— Мы были очень заняты, — Виталий повернул голову в сторону Марины и в упор посмотрел на нее. — Тут же паук бегал — забыли, какой был переполох. Все носились, орали… что тут можно было услышать?!

Марина втянула голову в плечи.

— А чего ты на меня так смотришь?! Думаешь, это я?! Спрятала это чудовище, а потом посадила себе на руку?! А потом…

— Она сразу же залезла на шкаф, — неожиданно пришла ей на помощь Алина. — Все это видели. У нее просто не было бы времени.

— Зато оно было у всех остальных! — зло сказал Жора. — Смотрели-то на насекомое, а не друг на друга. Кто-то просто, пробегая мимо дивана, воткнул нож ей в горло, и подключился к общему бедламу, как ни в чем не бывало! Господи, мы паука убивали, а она там… умирала…

Алина сжала губы и потерла ладонью щеку. Щека почему-то оказалась мокрой, и это было странно — жалко теперь было только себя.

— Хватайся второй!.. Быстрее! Уцепись за что-нибудь! Я не могу!..

Она взглянула на белое лицо Ольги, на тонкую бровь, теперь кажущуюся особенно черной, и отвернулась.

По комнате растеклась тишина — тяжелая, страшная. Все застыли — никто, казалось, даже не дышал. Рваные взгляды, лихорадочные мысли, стук собственного сердца, как никогда громкий и как никогда родной, холод, бегущий по изгибу позвоночника, прижатого к твердой стене. У кого-то дрогнул палец, у кого-то дернулась на виске жилка. Раздувающиеся ноздри, подрагивание ресниц, язык, скользнувший по губе, чуть повернувшаяся голова, чуть изменившийся отблеск света в глазах — все замечалось, все заносилось в реестр, — мельчайшие штрихи сливались в единое целое. Антология подозрений. Антология опасности. Антология страха, очерченная восьмиугольником, в каждой из вершин которого был человек. Воздух в комнате словно утратил прозрачность и легкость, вставал комом в легких, будто вместо воздуха комната вдруг наполнилась мутной студенистой жидкостью, в которой сгущалось что-то жуткое. Они смотрели друг на друга, и за чьими-то глазами притаилась смерть с ухмылкой, лишенной плоти, — большая шутница, чьи шутки понять способны лишь те, кто открывают для нее дверь и приглашают войти.

Начали раздаваться монотонные, едва слышные звуки — со сдвинутого, промокшего одеяла очень медленно зашлепали на ковер тяжелые густые капли. В пепельнице на столике рядом дотлевала чья-то сигарета, и тонкая струйка дыма по прямой выматывалась к потолку, постепенно становясь все тоньше и тоньше, пока сигарета не погасла, превратившись в хрупкий столбик пепла. Тишина стала невыносимой, взгляды прыгали все быстрее и быстрее, сталкивались, летели по кругу — безостановочная, безумная карусель. Вздернувшаяся бровь, капля пота на лбу, вдох, выдох, удар сердца, дрогнувший кадык, сжавшиеся пальцы… кто?! кто?! кто?!..

— Кто?! — взвыла вдруг Кристина, расколов тишину. Ее взгляд продолжал прыгать по лицам остальных, но теперь в нем было очень мало осмысленности и очень много беспредельной животной мольбы. — Не убивайте меня! Я все вам отдам! Если вы меня убьете, то ничего не сможете получить! Кто ты?! Я все сделаю!.. только пожалуйста не убивайте меня!.. Да, я воровала, но это было давно! Я больше ничего не делала! Я не хотела обедать в твоей столовой! Это все Светка! Светка! Мамочкаа-а!

По ее лицу текли слезы, капая с подбородка, пальцы судорожно сжимали болтающиеся на шее кресты и амулеты. Черно-красные волосы Кристины как-то сразу потускнели, поникшая фигура казалась сломленной, жалкой, и каждый брошенный на нее взгляд словно добивал ее, пригибая все ниже и ниже к полу, и смотреть на нее перестали — сейчас Кристина была зеркалом, в котором, мог отразиться кто угодно из них.

— Ты принесла что-нибудь с собой? То, о чем хотела рассказать?

Виталий уже не стоял возле стены, а медленно шел на середину комнаты, чуть пригнувшись. Движения его были плавными, осторожными, словно у хищника, подкрадывающегося к добыче. Он смотрел в пол, и остальные не сразу поняли, кому он задал этот вопрос, — они поняли это только тогда, когда в гостиной прозвучал другой голос.

— Сейчас это не важно.

— Что ты принесла с собой? — повторил Виталий, остановившись на пересечении взглядов и по-прежнему не поднимая глаз от пола, словно ему было больно двигать шеей.

Алина вытащила руку из кармана, и на ковер просыпались увядшие цветы, пронзенные спичками, — жалкие, поникшие, побуревшие, еще на лету теряющие свои лепестки, — словно маленькие мертвые человечки, так и не попавшие на свой великий цветочный бал. Скомканный парашютик одуванчика зацепился за ее ноготь, словно не желая с ней расставаться. Она тряхнула рукой, потом сжала пальцы в кулак.

— Господи, что это? — прошептала Марина, царапнув стену длинными ногтями. — Что это за гадость?

Ей никто не ответил. Алина облокотилась на кресло, глядя на увядшие цветы, потом улыбнулась, если можно было назвать улыбкой механически поддернувшиеся вверх уголки рта.

— Завяли. Они были свежими, когда я увидела их в первый раз, хотя пролежали там почти весь день. А потом начали вянуть… Что ж, они хотя бы пытаются соблюдать законы природы.

— Какие законы? — Жора украдкой посмотрел на Ольгу. Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь подошел и закрыл ее одеялом, чтобы не было видно ни обнажившейся полоски живота, ни окровавленных губ. Сам он сделать это не решался. — Аля, что ты несешь?! Нас убивают — какая, черт подери, теперь разница, где да почему?!

— Да она просто спятила! — Алексей, очень внимательно и слегка растерянно смотревший на ручку ножа, потрогал засохшую корку на переносице. — Я давно это…

— У тебя один диагноз! — перебил его Олег, засунув руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок и обратно. — Между прочим, теперь, когда очевидно, что пацан тут ни при чем и что его, скорее всего, тоже… ты на главном подозрении!

— Он тоже, — указательный палец Евсигнеева распрямился в сторону Виталия. Но тот не заметил этого жеста — он даже не услышал разговора, он смотрел на склоненную голову Алины, на медный локон, свесившийся ей на глаза.

— Но ведь это не все, не так ли?

Алина резко вскинула голову.

— Что значит, не все?!

— Минутку! — Марина качнулась вперед, но тут же снова прижалась к стене, будто та давала ей силы, как земля — титану Антею. — Ты ведь единственная, кто ничего не рассказал! Что ты сделала?!

— Действительно, — поддержал ее Олег, хотя по выражению его лица было ясно, что находиться с Мариной по одну сторону ему было вовсе не по душе. Потом он осторожно подошел к дивану и остановился на расстоянии полутора метров от него, внимательно разглядывая рукоять ножа. — Кстати, этой дряни на оружейной стене не было. Уж это я точно знаю.

— Так что? — Виталий сделал еще один шаг и остановился возле лампычаши на длинной тонкой серебристой ножке. — В этом ящике с цветами было что-то еще? Не так ли? Ты принесла это тоже? Или сегодня там этой вещи уже не было?

Глаза Алины сузились, превратившись в две щелочки, в которых опасно поблескивал холодный изумрудный огонь.

— Ты рылся в моих вещах?!

— Значит, ты признаешь, что…

— Ты рылся в моих вещах!

— Это вышло случайно, но сейчас…

— Как ты посмел лазить по моим ящикам?!

— Да не важно, как!!! — заорал Виталий, и стоявший неподалеку Петр отскочил за телевизор. — Важно то, что это твой нож торчит у нее из горла, и я хочу знать, когда он пропал и пропадал ли вообще?!!

Алина застыла. Сейчас на ее лице жили только глаза, затравленные, злые, в которых билось что-то агонизирующее, тонущее — то ли остатки самообладания, то ли останки разума.

— Что?! — изумленно переспросил Жора и двинулся вперед. — Аля, это правда?

— Это она! — Марина вытянула вперед руку с растопыренными пальцами. — Я знала, что это она! Видно же, что она сумасшедшая!

— Не может быть! — неуверенно произнес Олег, переводя взгляд с ножа на окаменевшее лицо Алины и обратно. — Она же нам все объясняла, она же нам во многом помогла! Ее же саму чуть не убили!

Марина жестко, не по-женски хохотнула.

— Не убили?! Спектакль! Что стоит самой сигануть из окна в нужный момент?!

— Если бы я ее не поймал, она бы насадилась на прутья, как бабочка на иглу, — ровным голосом сказал Виталий. — Хорош спектакль! Откуда ей было знать, что я там буду?! Откуда ей было знать, что я ее поймаю?! Такое обеление своей персоны в глазах остальных равноценно самоубийству!

— Подожди, — на лице Марины появилось огорченное недоумение, — но ведь ты только что…

Виталий отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи.

— Ты ответишь на мой вопрос?

Алина молча, холодно смотрела на него.

— Аля, пойми, ты себе только хуже делаешь!

Смешок.

— Это твой нож?

— Нет.

— Но это твоя вещь?

— Допустим.

— Когда она пропала?

— Сегодня днем.

— Да врет она все! — Алексей ударил кулаком по стенке шкафчика с видеокассетами. — Сама принесла его сюда, сама и зарезала эту!..

— Антилогика, — с улыбкой напомнила Марина. — Забыли? Что с того, что она вам помогала?! Ты такой наивный, Олег. Лучше признайся, что веришь ей только потому, что тебе приглянулась ее мордашка!

— Да уж поболе, чем твоя! — вспылил Кривцов. — Да она еще черт знает когда про деревья нам сказала… Она… Нет, я не верю! Кто угодно мог свистнуть у нее этот нож! И она ничего нам не рассказала про него просто потому, что не успела! Ты ж тогда заорала, когда на тебя паук прыгнул, потом и вовсе бардак был!

— Тогда пусть расскажет сейчас, — аметистовый и изумрудный взгляды сшиблись друг с другом, точно тяжелые клинки, и казалось удивительным, что в воздухе не брызнули искры. — Кого ты зарезала этим ножичком?!

— Заткнись! — Жора зло посмотрел на нее. — Хватит! Аля, может, и в самом деле все расскажешь по быстрому, чтобы между нами уже никаких непоняток не было? А?

— Я ничего не буду рассказывать! — отрезала Алина. Жора огорченно покачал головой.

— Аля, тебе придется. Уж не знаю, что ты там натворила в своем прошлом… нож и цветы… хм-м… но мы-то все вывалили, и, как видишь, ангелов здесь нет. Ольга так вообще… хотя о покойниках плохо нельзя…

— Я ничего не буду рассказывать!

— Аля, это не только нечестно, но и подозрительно. Ты ведь этим прямо подписываешься под убийствами!

Снова смешок — жесткий, стылый, словно удар железа по железу на сильном морозе.

— Ну так заприте меня! Вы уже запирали одного! Сильно вам это помогло?!

— А-а, значит уже «вам»? — протянул Виталий, внимательно глядя, как ее правая рука медленно, почти неуловимо плывет вниз. Зарождалось какое-то движение, мысленно он уже почти видел, как она разворачивает бедра вправо, в чуть опустившихся плечах и легкой сгорбленности угадывался будущий наклон вниз — скорее всего с сильным сгибанием коленей. Зарождался какой-то поступок. Что она хочет сделать? — Себя уже отграничиваешь?

— Разумеется. Потому что я-то точно знаю, что убийца кто-то из вас!

— Тебе лучше все рассказать.

— Нет!

— Так мы тебе поможем! — рявкнул Алексей, устремляясь вперед, следом неуверенно, точно оживший баобаб, качнулся Жора, потом кинулись остальные.

Дальше все произошло очень быстро и суматошно.

Алина стремительно наклонилась, и ее рука скользнула под ковер за креслом. Виталий, вроде бы бросившийся к ней вместе со всеми, вдруг слегка развернулся, и теперь было непонятно, хочет ли он схватить Алину или Алексея.

Рука Алины вынырнула из-под ковра, и следом за ней серебристой лентой вытянулся пропавший кэн. Клинок со свистом рассек воздух перед самым лицом Евсигнеева, уже тянувшего к ней свои руки, и Алексей тотчас же дернулся назад и заорал, прижимая окровавленную ладонь к носу, с кончика которого лезвие с хирургической точностью срезало кожу. В тот же момент подоспели все остальные, кроме Кристины, которая с неожиданным проворством метнулась в угол.

Алина стремительно и легко, словно ртутная капля, проскользнула сквозь набежавших товарищей по несчастью. Движения ее были воздушными, почти неуловимыми, отмеченными лишь серебристыми вспышками меча, полосующего воздух, то взлетая, то ныряя куда-то вниз, послушно подчиняясь держащей его руке. Все заняло не больше десяти секунд — десять секунд мелькающих тел, серебристых взблесков, свиста воздуха, треска ткани, удивленных вздохов и болезненных возгласов.

На середине комнаты она остановилась, крутанувшись назад, и теперь стояла боком к двери, дорогу к которой преграждал неизвестно откуда там взявшийся Воробьев, державший наперевес тонкую стальную ножку торшера с обрывком провода. Острие меча в вытянутой и чуть приподнятой руке Алины указывало на балконную дверь, левая, согнутая в локте рука чуть подрагивала в воздухе. На лице дрожали напряжение и хищный азарт.

Все замерли, потрясенные и толком не понявшие, что произошло, и толь-ко Алексей выл, прижимая ладонь к лицу.

— Нос!.. эта сука отрезала мне нос!

— Если б я хотела тебе отрезать нос, то отрезала бы, кретин! Твой нос на месте! А если что и стоит тебе отрезать, так совсем другую часть тела! — хрипло сказала Алина, потом, не поворачивая головы, произнесла: — Отойди от двери!

— Ни хрена себе?! — Жора потянул вниз футболку, ошеломленно глядя на аккуратный разрез поперек груди, совершенно не задевший кожу. — Вот вам и тихие омуты!

— Что ты делаешь, психопатка?!! — закричала Марина, глядя на лежащую на ковре прядь собственных волос. Петр, испуганно хлопавший себя по груди, не досчитался трех пуговиц на рубашке, кроме того, у него был вспорот рукав. Укоризненней же всех смотрел на Алину Олег, лишившийся пуговицы на ширинке.

— Положи железку! — негромко сказал Виталий. — Что ты творишь?!

— Вот, значит, кто меч украл, — печально произнес Олег. — Аля, значит, и все остальное тоже ты?

— Нет. Остальное ищите у себя! Я взяла только меч!

— Мне следовало догадаться, — в голосе Виталия послышалась досада и он шагнул было вперед, но острие меча качнулось в его сторону, и он снова застыл. — Любимое оружие писателей-фэнтазистов. А я-то думал, чего ты так побледнела, когда мы о ловушке с алебардой рассуждали. Значит в три часа ночи ловушки еще не было, так?

— Значит… — начал было Жора, но Алина тут же перебила его.

— Я не ставила никаких ловушек! В третьем часу я просто зашла в залу, взяла меч и ушла. Вот и все! Впрочем, теперь вам бесполезно что-то доказывать!

— Что же ты хочешь после такого представления?! Слушай, перестань валять дурака! — Жора качнулся вперед, и Алина тотчас же ловко прокрутила «мельницу», после чего меч легко и даже как-то игриво скользнул в сторону Вершинина, и гигант поспешно отступил назад.

— Никому не подходить! — меч очертил в воздухе полувосьмерку, и Виталий, пойманный на начале движения, снова остановился. — Отрежу руку каждому, кто ко мне ее протянет! Играйте дальше в свои паучьи игры без меня! Хватит! Дай мне пройти!

Виталий покачал головой.

— Положи меч. Зачем ты все портишь?

— Порчу?! Я защищаю свою жизнь! — Алина начала отступать к стене, в то же время боком плавно продвигаясь к двери, водя глазами по сторонам. — Один из вас — маньяк, а может и не один! Вы затыкаете мне рот, не даете сказать то, что надо сказать, но требуете рассказать вам то, что к делу совершенно не относится. Я ничего вам не скажу! Я не сказала этого даже единственному человеку, которому доверяю безгранично — я не сказала этого своей матери! Вы пытались применить ко мне силу, так теперь не жалуйтесь!

— Аля, мы просто… — начал было Олег, но Алина, чуть оскалившись, повела рукой, и меч с издевательским свистом полоснул воздух.

— Назад! Вместо того, чтобы выбивать из меня признания, вам следовало бы довести все размышления до конца! То, о чем мы говорили, пока не… Есть кое-что… ничуть не лучше убийств… может, и хуже…

— Что может быть хуже?! — пальцы Марины торопливо ощупывали голову, перебирали волосы — не срезаны ли еще пряди? — Гадюка! В этом доме…

— Вы сами создали этот дом, идиоты! — рявкнула Алина и, развернувшись, прыгнула к двери, Виталий метнулся ей наперерез, и взлетевший меч со звоном выбил искры из подставленного стального стержня торшера. Кристина, сжавшаяся в углу, завизжала и закрыла лицо ладонями, Алексей же, напротив, убрал руку от лица. Его нос и подбородок были залиты кровью. Жора кинулся было к дерущимся, но Виталий, краем глаза уловив движение, заорал:

— Не подходите!

Жора остановился, недоуменно моргая и пытаясь понять смысл брошенных Алиной слов. Алексей тоже рванулся вперед, жаждая отомстить за в очередной раз испорченную внешность, но Жора поймал его за плечо и толкнул назад.

— Не надо. Елки, и где она только так научилась?! Никогда бы не подумал…

Алина пыталась пробиться к двери с почти маниакальным упорством. Левое плечо болезненно пульсировало, глаза застилала алая пелена, но правая рука хорошо знала, что ей делать, ее движения опережали секунды, острие меча ткало в воздухе немыслимые узоры, и Виталий едва успевал отбивать выпады, а времени, чтобы придумать что-то свое, замысловатое, и вовсе не оставалось. В какой-то момент она даже начала теснить его, он вжался спиной в косяк, но тут же метнулся в сторону, а меч полоснул по дереву, выбив щепки, в том месте, где за доли секунды до того была его голова. По лицу Виталия растеклось неподдельное изумление.

— Испугался? — Алина усмехнулась — вроде бы снисходительно, но в усмешке было что-то жалкое, почти умоляющее, а пальцы левой руки уже проворно крутили ручку замка. — Я же сказала — не лезть ко мне!

Она рванула на себя дверь и выскочила в коридор. Виталий отшвырнул торшер, с грохотом ударившийся о шкаф, и метнулся следом, прокричав на ходу:

— Из комнаты никому не выходить!

— Как же! Я этой бляди матку вырежу!.. сука драная!.. — Алексей бросился через комнату к креслу, загораживавшему дверь в залу, схватил его за подлокотники и дернул, ножки жалобно скрежетнули по полу, а потом вдруг какая-то неведомая сила приподняла его в воздух, развернула и отшвырнула назад. Алексей покатился по ковру и въехал головой в диван, от сотрясения лежащее на нем тело Ольги дернулось, переброшенная через бедро рука упала и, свесившись вниз, мазнула холодными пальцами Алексея по лицу. Заорав, он отшвырнул от себя руку, хлопнувшую по кожаной обивке, оттолкнулся от пола ногами, повернулся и шлепнулся на пол, почти уткнувшись лицом в останки им же самим раздавленного паука, заорал снова, вскочил на ноги и, тяжело дыша, прижался к стене.

— Тебе же сказали — не выходить из комнаты, — лицо Жоры было почти ласковым, но пальцы правой руки угрожающе сжались в кулак, размером почти с голову Евсигнеева. Он посмотрел на остальных. — Пусть сами разбираются. Им, похоже, виднее.

— Шестеришь, сука?! — прошипел Алексей, пригнувшись. — Думаешь, испугал?!

— Думаю, да, — Вершинин улыбнулся, по-акульи показав все зубы. Зубы у него были отличные — эталон для рекламы зубной пасты и чудес стоматологии. — Дернешься еще раз — я тебе твою башку в твою же жопу запихну, по личной инициативе! Убийца ты или нет, но ты мне, мерзоид, с самого начала не нравился!

— При чем тут он — убийца эта психованная официантка, — Марина судорожно заплетала свои волосы, почти со слезами глядя на срезанную прядь, кольцом свернувшуюся на серебристом ворсе. — Господи, она нас чуть не убила!

— Хотела бы — убила, судя по тому, как лихо она с мечом управляется, — Олег покачал головой — на его лице было откровенное восхищение. — Черт, знал бы раньше — взял бы пару уроков. Эх, не ту я бабу выбрал! Эй, звезда, подымайся, а то, не ровен час, попку простудишь, а из лекарств в доме толь-ко водка.

Кристина мрачно посмотрела на него из угла и начала медленно подниматься, опираясь ладонями о стены. Ее глаза и лицо покраснели от слез, нос слегка припух.

— А вдруг они друг друга убьют?

— Это решит многие проблемы, — заметила Марина. Логвинова посмотрела на приоткрытую дверь.

— Мне надо в свою комнату.

— По дяде Коке соскучилась? — с усмешкой спросил Олег. Кристина яростно посмотрела на него и ничего не ответила. Петр, осторожно ступая, подошел к дивану, бросив косой взгляд на Алексея, подхватил свисающий край одеяла и накрыл им мертвое умиротворенное лицо Ольги.

— Унести ее надо, — тихо сказал он. — Вот ведь как, а… Уволить меня грозилась, а теперь… вот ведь как… Судьба… В одеяле, может, ее, а?

— Это мое одеяло, — подал голос бизнесмен, отклеиваясь от стены.

— Заткнись! — мрачно сказал Олег. — Да, наверное.

— Виталий сказал, не выходить, — нерешительно произнес Жора. Марина насмешливо посмотрела на него.

— Он твой папа, что ли? Петя прав, надо унести ее отсюда. Господи, в доме скоро мест не останется, где сидеть можно! Кругом все…

— Сука, — негромко, но отчетливо произнес Кривцов. Марина осеклась и выпустила из рук почти заплетенную косу.

— Что?!

— Ты слышала, — Олег отвернулся и посмотрел на диван. — Ну, что, мужики, давайте-ка… — не договорив, он махнул рукой. — Пойдем все вместе. Все будем друг у друга на виду. Здесь никто не останется.

— Только прихватим какую-нибудь простыню из… что тут рядом… из Лифмановской комнаты, — добавил Петр хозяйственным тоном. Кристина непонимающе посмотрела на него.

— Разве одеяла мало?

— Кровь, — пояснил водитель, кивая на запачканное сидение. — Слишком много ее, застоялась даже. Вытереть надо хоть как-то. А то здесь очень тепло… затухнет.

Кристина сглотнула и уставилась в окно. Все происходящее слишком напоминало кошмарный сон. Такого просто не могло случиться с ней, известной процветающей певицей. Не могло! Самой большой катастрофой был сломавшийся мобильник, а теперь… Нелепо, невозможно, немыслимо! Она зажмурилась. Сколько крови нужно деревянным идолам в столовой, чтобы напиться досыта? Неужели все должны умереть, чтобы хоть немного подобрел их взгляд?! Бывший муж смеялся над ее увлечениями религией, интересно, смеялся бы он здесь? Проклятый дом — как он мог казаться ей уютным?! Теперь она чувствовала себя здесь, словно в брюхе у чудовища.

— Я только не знаю… может, все-таки стоит поискать их… узнать, как там… — задумчиво пробормотал Жора. — Не вмешиваться, а просто… — он нерешительно пожал плечами. Олег бодро мотнул головой.

— Да ну, брось! Виталя — мальчик не хилый.

— А вдруг наоборот он…

— Нет, — Олег хрустнул суставами пальцев, глядя на мокрое оконное стекло. — Думаю, все миром решится.

— Почему ты так в этом уверен?

Олег подмигнул ему, сразу же превратившись в того самого балагура, упорно и успешно смешившего мчащийся в неизвестность сквозь дождь испуганный автобус.

— Потому что я, Жорж, очень наблюдательный человек!

Она захлопнула за собой дверь, но Виталий сразу же врезался в нее плечом, не дав закрыть замок. Дверь распахнулась, ударившись о косяк, Алина отпрыгнула к кровати и застыла. Двигалась только ее рука, и острие меча упреждающе покачивалось из стороны в сторону, словно голова готовящейся к нападению кобры.

— Не подходи!

Виталий усмехнулся, показывая ей развернутые пустые ладони.

— А если нет, что — убьешь? Безоружного?

— Это ты-то безоружный?! — она тоже усмехнулась. — У тебя же руки, а у меня — всего-навсего кан.

— Кэн, — поправил ее Виталий, вздернув бровь. Алина кивнула.

— Верно. Я не знаю правильного названия. Ты удивишься, как многого я не знаю!

— Так, может, поболтаем?

— Это как в штатовских фильмах? — ее усмешка стала кривой. — Давайте поговорим об этом? Что с тобой?! Да вот, только что ноги взрывом оторвало. Ты в порядке? Ага. Хочешь поговорить об этом?

Виталий перешагнул через порог, закрыл дверь и запер ее. Алина наблюдала за его действиями, не двигаясь с места.

— Зачем?

Он повернулся и сделал шаг вперед. Меч угрожающе вздернулся, указывая острием ему в грудь.

— Брось, Алька! Какой из тебя убийца?! Думаешь, я поверил, что ты вот так вот запросто можешь человеку горло перерезать?!

Ее левая рука дрогнула и потянулась к собственному горлу.

— Я никого не убивала! Но если ты сейчас же не выйдешь, то, пожалуй, придется начать!

Виталий сделал еще один шаг ей навстречу, и Алина чуть отступила, уперевшись ногами в кровать. Дальше отступать было некуда. Дернись она в сторону — и Виталий без труда ее перехватит.

— То есть, ты считаешь, что убийца я?! Ты все еще уверена, что видела меня? Аля, меня там не было и быть не могло! Я…

— Ты всегда носишь эту цепь?

— Что? — недоуменно переспросил Виталий и дотронулся пальцами до серебряных звеньев.

— Цепь.

— Да. Ну, разве что иногда снимаю, чтобы почистить.

— На тебе ее не было.

— Не было?

— Я видела тебя — я уверена в этом, но цепи на тебе не было. И этой майки тоже. Это нелепо.

— Слушай…

— Не подходи! — острие качнулось вперед и одновременно с ним Виталий качнулся назад, снова поднимая раскрытые ладони.

— Ты утверждал — тогда, в первую ночь, что видел меня на первом этаже, помнишь? Когда Света и Ольга утверждали то же самое. Якобы я свет в столовой…

— Помню.

— Ты действительно меня видел?

— Да. Аля, ты знаешь, этот меч тебе совершенно не идет…

— Замолчи! Было ли во мне что-нибудь необычное?

— Необычное? — Виталий улыбнулся, но улыбка сразу же исчезла с его лица. — Твой халат. Зеленый… светло-зеленый, но тогда мне показалось, что он намного темнее… в тот момент. Темно-зеленый халат. А когда ты спустилась вместе с Харченко, то снова была в светло-зеленом. Но, наверное, мне показалось, освещение виновато.

— У меня в комнате не было темно-зеленых халатов, Виталий. И меня тогда не было на первом этаже. И говорить ты со мной тогда не мог!

— Ну а меня не было на третьем. И из окна я тебя не выбрасывал!

Разговор, начавшийся в ключе истерического надрыва, стал приобретать вид детской перепалки, и Алина, почувствовав, что контроль над ситуацией переходит в чужие руки, сделала полшага вперед, и Виталий невольно качнулся назад.

— Довольно! Выйди из моей комнаты!

— А почему ты взяла именно кэн? — с искренним любопытством спросил Воробьев. — Насколько мне известно, это больше религиозный меч, в бою его использовали редко, и, по-моему, на него тебя не учили. Конечно, катана для тебя тяжеловата, но могла бы взять вакидзаси — он там тоже был. Вернее, сето.

— Я уже говорила, что не разбираюсь в оружии.

— Но, тем не менее, разбираешься в его применении, — он усмехнулся. — Знаешь, пророк Мухаммед сказал, что меч — это ключ к Небесам и Аду. Куда собралась ты?

— Не заговаривай мне зубы!

— У тебя занятная техника, просто какой-то винегрет. Вроде бы система яйджитсу, но очень плоха точность исполнения. Хотя, с другой стороны, ближе к чхонме — мало блоков, много уходов с линии атаки с одновременным нанесением удара, красивые круговые движения… а отсутствие тычковых ударов могу отнести в пользу твоей гуманности. А так — принцип воды — все движения — одно целое, каждое перетекает в следующее. Но тебя учили неправильно — сразу обучили мягким видам, но очень мало дали жестких способов боя, а начинать надо именно с них. Твой стиль красив, но он более хорош для кино, чем для боя. Будь на моем месте более-менее обученный человек, то тебе бы не поздоровилось. Ты хорошо танцуешь с мечом, но ты плохо танцуешь с противником. Нужно многому учиться, хотя, — Виталий нахмурился, — с другой стороны, ты срезала мечом у Маринки прядь волос, а такое могут только мастера.

По мере того, как он говорил, лицо Алины становилось мучительно задумчивым, и под конец его слов, она смотрела на него, словно старушка из русской глубинки, которой пытаются объяснить принцип работы и преимущества новейшего компьютерного процессора.

— Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь! — наконец вскричала она. — Какая техника?! Какие блоки?! Я делаю это автоматом, я это просто умею, как плавать или прыгать через скакалку! Кажется, в детстве я куда-то там ходила… в какую-то школу, но это было очень давно, я даже и не помню этого… почти. Я это просто умею!

Виталий изумился.

— Невозможно! Для того, что ты продемонстрировала, нужно долгое обучение, систематические тренировки…

— Нет! Ни обучения, ни тренировок нет! — обоюдоострый меч в ее руке слегка дрогнул. — И не так уж много я и умею! И не нужно на меня так смотреть! Вы сами меня на это вынудили! Что мне было делать?! Устраивать с тобой поединок сердец, а остальные бы тем временем…

Виталий засмеялся.

— Так, все-таки, ты что-то знаешь?

— Просто читала где-то… — Алина мотнула головой. — Зачем ты сказал им про нож?! Если тебе так уж надо было знать, спросил бы потом… тихо… Не так давно ты утверждал, что мы союзники, а союзников не подставляют! Или это месть за то, что я тебя, якобы, оклеветала?!

— Глупости! Просто я не ожидал от тебя такой реакции. Если бы ты спокойно ответила, я думал…

— Ты думал?! — ее верхняя губа по-волчьи вздернулась. — Да ты полон сюрпризов, Виталий! После того, как…

Она осеклась, заметив, что Виталий ее не слушает, а смотрит в сторону шкафа, и по его лицу расползается некое ехидное понимание, адресованное почему-то не ей.

— В чем дело?

— Знаешь, я уже ничему не удивляюсь, — сказал он и подошел к шкафу, сопровождаемый настороженно перемещающимся острием меча. Засунул руку в щель между стеной и шкафом и вытащил несколько скомканных грязных зеленых тряпок. Алина широко раскрыла глаза и хрипло выдохнула.

Это были пропавшие чехлы с автобусных кресел.

— Отличный способ, чтобы, придя с дождя, не оставлять в доме мокрых следов! — Виталий пнул грязную груду материи, но тут же резко развернулся к Алине, по лицу которой начало расползаться очень нехорошее выражение, и упреждающе-успокаивающе вытянул вперед руку. — Эй, тихо, тихо, я же не говорю, что это ты. Это же очевидная подстава! Пальто, чехлы, нож, игры со светом… тебя даже убить пытались вне расписания, а ведь у этой сволочи явно установлена для нас очередность — один за одним, а сразу двое — не интересно…

— А как же антилогика? — он услышал знакомый стылый смешок, и в его глазах появилась искренняя тоска — выдерживать вторую атаку Виталию вовсе не хотелось. — Как же ваши теории, мол…

— Это была не моя теория, а Маринкина. Я… блин, ты своим представлением все испортила! Ты же этому гаду на руку сыграла! Он не хочет, чтобы мы тебя слушали. Мне кажется, он по какой-то причине не хочет, чтоб мы поняли, где находимся. А ты ведь знаешь?

— Не совсем, я просто…

— Я догадываюсь, а ты уже знаешь… ты успела все систематизировать, не так ли. Тебе ведь это проще… это ведь твой жанр. Аля, я знаю, что ты никого не убивала.

— Да ты что?! — скептически произнесла она. — И откуда же?

— Некоторые вещи просто знаешь.

Его лицо внезапно стало очень серьезным — серьезнее, чем когда-либо, и внезапно она поверила ему, и это напугало ее до полусмерти. Если он это точно знает, то потому, что точно знает, кто на самом деле убийца? То есть, он? Потому что человеку не верят просто так. Для этого должны быть причины. Всегда должны быть причины. Особенно здесь.

— Уходи!

— Без тебя я отсюда не уйду! Пойдем со мной. Если с мечом тебе спокойней — оставь его себе. Но ты должна вернуться к нам, иначе убийцей будут считать тебя.

— Мне на это наплевать!

— Да тебе на всех наплевать! Они переведут на тебя все стрелки, расслабятся, а ему как раз этого и надо! Неужели ты этого не понимаешь?! Раз им будет спокойней, если они узнают о твоем прошлом, расскажи им! Тогда они станут слушать и остальное…

— Я не могу!

Виталий сделал шаг вперед, и острие меча коснулось его майки. Алина вздрогнула, и ее рука чуть дернулась.

— Не можешь сказать всем — скажи мне! Одному рассказать проще, чем толпе!

— Не в этом дело! — она жалко улыбнулась, стараясь не шевелить рукой. — Знаешь, нет худшей клетки, чем в голове. И мне кажется, у моей клетки нет дверей… Думаешь, я ничего не понимаю?! Не понимаю, что продолжать делать какие-то выводы для меня равносильно самоубийству?! Ради чего?! Ради вас?! Ради истины?!.. о, господи! И отправиться в холодильник?! Я никогда не верила людям, заявляющим что они смерти не боятся. Смерть ведь состоит из многих вещей — из боли, из неизвестности, из потери целого мира, из конца времени, из невозможности больше что-то делать или сделать, из людей, которых больше не суждено увидеть, из сознавания того, что тело, которым ты так гордишься, будет становиться все уродливее и уродливее, гнить, распадаться и тебя в нем уже не будет… Хотя бы одной из этих вещей невозможно не испугаться.

— Многих ли боишься ты?

— Я боюсь смерти, — глухо сказала Алина. — Я боюсь… Но еще больше я боюсь того, что окажусь права, и на самом деле…

— Что?

Алина покачала головой, и Виталий понял, что больше она не скажет ни слова. Ее глаза снова начали застывать, волнение и страх на лице стали покрываться инеем равнодушия.

— Ты забыла еще одну вещь. Он убивает тех, кто хотя бы на мгновение выпадает из поля зрения. Если ты останешься здесь, он убьет тебя. Он хитрый… Он убьет тебя — понимаешь?! Черт возьми, упрямая баба, если ты не пойдешь со мной, я выволоку тебя за волосы!

— Если ты попробуешь это сделать, я убью тебя!

— Так валяй! — вдруг почти весело сказал Виталий и резко шагнул вперед, и на этот раз она, не ждавшая этого, не успела среагировать, рука отдернулась слишком поздно, и острие меча успело разрезать его майку и глубоко прокололо кожу на груди, и по белой ткани мгновенно расплылось ярко-алое пятно. С губ Алины сорвался испуганный возглас, пальцы разжались, и меч кувыркнулся из ее ладони, стукнув о пол. Она подскочила к Воробьеву, дрожащие пальцы вжимались в испачканную майку, комкали ее, пытаясь остановить кровь.

— Господи… прости меня… боже мой!.. сейчас…

— Да ну, царапина! — Виталий улыбался, не препятствуя ей. — Брось. И кровь-то уже не идет.

— Ты дурак! — плачуще выкрикнула Алина, несильно хлопнув его ладонью по плечу. — Зачем ты это сделал?!.. дурак!

— Зато эффективно. Ничего другого в голову просто не пришло.

Алина качнулась назад, ее испачканные кровью пальцы сжимались и разжимались, комкая воздух. Виталий покосился на лежащий на полу меч, острие которого влажно блестело, Алина посмотрела туда же, тут же осознав, что у Виталия было очень много времени и возможности поднять оружие или отшвырнуть его ногой в дальний конец комнаты. Но меч все лежал себе на полу, и Виталий почти сразу же отвернулся от него и молча протянул ей правую руку раскрытой ладонью вверх. Серо-синие глаза внимательно и вдумчиво смотрели на нее, и казалось, что кто-то в них с дружелюбной усмешкой манит к себе пальцем.

Но я ведь видела его лицо в окне!

Взгляд был не его, словно кто-то чужой смотрел его глазами и неумело улыбался губами, которыми еще не умел толком управлять…

…- Я был на лестнице третьего этажа, когда услышал твой крик, побежал наверх, и никого мне навстречу не попадалось! Особенно его…

— Не мог же он телепортироваться!..

— Я не отпущу. Только не дергайся.

Алина перевела взгляд на кэн, снова взглянула на приглашающе раскрытую ладонь, потом осторожно протянула руку и легко коснулась ее, готовая в любой момент отдернуть назад, словно эта ладонь могла обжечь, а потом внезапно вцепилась в нее с обреченным стоном утопающего, ухватившегося за подвернувшийся акулий хвост.

— Ну, вот и славно, — произнес спокойный голос у нее над головой. — Обещаешь в ближайшее время больше не заниматься по мне художественной резьбой?

— Дурак! — повторила Алина, а потом, наверное, поскользнулась или просто пошатнулась, потому что вдруг отчего-то уткнулась лицом в его майку, терпко пахнущую кровью, потом и, почему-то, апельсинами. Его ладони успокаивающе легли ей на плечи, потом легко, но настойчиво отстранили.

— Эй, эй! Измажешься, тогда тебе, рыжик, припишут еще и вампирские наклонности.

Алина вытерла ладонью мокрую щеку и тускло посмотрела на испачканную кровью кожу.

— А у тебя правда дома живут чау-чау?

— Две штуки. Цезарь и Мэй, — он улыбнулся и улыбка была теплой. — Когда выберемся отсюда, обязательно познакомлю… Ты говорила, тебе двадцать три?

— Не припоминаю.

Виталий усмехнулся, но Алина не ответила на его смешок, внезапно как-то вся сникнув и потускнев, съежилась, точно от холода, шагнула назад и опустилась на кровать — медленно-медленно, точно страдающая радикулитом старушка.

— А было пять, — она покачала головой. — Да, именно так.

Виталий присел на корточки возле кровати, свесив руки между разведенных коленей и глядя на нее — внимательно, но не в упор, чтобы взгляд не резал, подождал немного, потом негромко спросил:

— Что же случилось?

Алина, не поднимая глаз, сказала:

— Когда мне было пять лет, я видела, как изнасиловали и убили девушку. В полуметре от меня. Это было… — она передернула плечами. — Я часто бегала играть на пустырь, через дорогу… тогда там еще не было свалки и автостоянки, а были холмы, зеленые холмы, весной покрывавшиеся цветами, а среди них был овраг, в стенах которого было несколько пещерок — маленьких, в них мог бы с удобством разместиться только ребенок. Снаружи они зарастали длинной травой, так что в них был таинственный полумрак, и со стороны их совсем не было видно. Я любила играть в них… у меня были куклы из цветов и спичек… а иногда удавалось стащить у деда шахматных коней, что-бы устраивать рыцарские поединки или романтические прогулки или… — она отрешенно улыбнулась. — Там был целый мир в этих пещерках, волшебный, мой собственный мир… А однажды, ранним вечером туда пришли они… трое… Я не помню их лиц, я не знаю, сколько им было лет… помню только голоса… вроде бы, молодые голоса… Они шли очень быстро и смеялись, и с ними была девушка, но она не смеялась и идти не хотела, и они тащили ее, они очень торопились, и все время называли ее «коза». Она крикнула — один раз, но ее никто не услышал — дорога была далеко, ходили по ней в это время редко… Только я услышала… Они бросили ее на землю, порвали на ней одежду, заткнули ей рот ее же кофтой и начали по очереди на нее забираться… Тогда я не понимала, что они делали… но видела, что ей было очень больно… Я сидела в своей пещерке и сквозь травяные заросли видела ее запрокинутую голову… видела ее лицо… видела, как она плачет… Ее глаза почти все время были закрыты, но иногда она открывала их и смотрела прямо на меня, хотя я сидела за травяными стеблями, сжавшись в комок, и даже не дыша. Сколько лет я все думаю о том — видела она меня тогда или нет…

Алина по-детски сунула в рот ноготь большого пальца, и чуть прикрыла глаза. Комната словно бы начала разрастаться, растягиваться, а сама она становиться все меньше и меньше, и вокруг запахло сырой землей и прелыми корнями, кровать вдруг свернулась вокруг кольцом с неожиданной гибкостью и превратилась в пещерку, а перед глазами встала свежезеленая трявяная занавесь, и рассеченные длинными стеблями широко открытые глаза, смотрящие прямо на нее. Она не слышала свой голос, звучащий в том мире, — в этом она сидела не дыша и боясь проронить хоть малейший звук, — здесь звучали чужие голоса — высокие, задыхающиеся, захлебывающиеся, и видела согнутые спины в легких куртках, затылки, руки с обломанными ногтями, чувствовала странный резкий запах, похожий на спиртовой… Возможно, ей нужно было только закричать, чтобы все прекратилось. Только лишь закричать… Но она сидела молча, оцепенев от страха, слыша, как бьется ее сердце и отчаянно боясь, что и те, другие, тоже услышат этот стук. А потом в руке одного из них появился нож — нож с пластмассовой зеленой рукояткой, наполовину замотанной изолентой и с тигриной мордой на зеленой пластмассе. Его рука держала нож как-то странно, между средним и указательным пальцами, очень близко к лезвию. А потом она вдруг резко метнулась вниз и слева направо под задравшимся девичьим подбородком, лезвие распороло натянутое горло, и оно раззявилось страшной густо-красной щелью, в сторону ударил тугой фонтан крови, оседая на стеблях травы на соседней стенке оврага тяжелыми тягучими каплями, и Алина вонзила зубы в свой кулак, чтобы не закричать, глядя на огромную рану, на дергающиеся в глазницах глаза, полные ошеломленной боли, на вздувшийся над губами большой кровяной пузырь. Двое остальных что-то испуганно загомонили, но она не разбирала слов, а третий, странно и страшно ухая, полоснул по горлу еще раз и еще, словно проверял остроту своего ножа, и кожа и мышцы послушно расступались под лезвием, из раны вылезли какие-то сырые трубки, а потом Аля зажмурилась и уже не смотрела, хотя и сквозь веки чувствовала сверлящий, обвиняющий взгляд уже мертвых глаз. В воздухе стоял резкий медный кровяной запах — совсем непохожий на тот, что витал в кухне, когда мать разделывала говядину. Она слышала удары, слышала уханье и ругань и зажмуривалась все крепче, думая, что это не кончится никогда. Ее пальцы сжимали и комкали раздавленное тельце желтой одуванчиковой куколки с кокетливой белой пушистой шляпкой.

А потом двое других оттащили третьего. Судя по звуку, один его даже ударил и продолжал бить, пока другой поспешно выливал что-то — она слышала бульканье, но посмотреть так и не решилась — открыла глаза только тогда, когда услышала потрескиванье, почувствовала жар, и в ноздри ей полез жуткий сладковатый запах горелого мяса и жженных волос.

Аля не сразу смогла заставить себя уйти, хотя овраг уже опустел, и только на дне продолжал гореть страшный костер. Она боялась, что те трое стоят где-то рядом и смотрят вниз, дожидаясь, пока она вылезет, чтобы и ей располосовать горло. Но потом она все же выбралась наружу, и никто ее не схватил, и тогда она побежала домой так быстро, как не бегала никогда в жизни, а дома залезла с головой под одеяло и просидела там до тех пор, пока за ней не пришла мать.

А потом были бесконечные недели ночных кошмаров, где к ее горлу тянулась рука с обломанными ногтями и ножом с зеленой пластмассовой рукояткой, а потом появлялась она — безликая, в разорванной одежде, с полуотрезанной головой и задавала ей один и тот же вопрос:

— Почему ты не закричала?!

Что ей было ответить?

Она так никому ничего и не сказала, хотя хотелось много раз — чтобы пожалели, успокоили и главное, убедили бы, что она ни в чем не виновата. Каждый раз открывая рот для признания, Аля вдруг почти видела, как после этого знакомое лицо вдруг на глазах преображается, искажаясь гримасой отвращения и осуждения.

Почему ты не закричала?

Пятилетняя Аля закрыла глаза и тут же снова открыла их — вокруг опять была комната, и она по-прежнему сидела на кровати, и было ей двадцать три — высокая гора, с которой прошлое опять казалось успокаивающе крошечным. Она почувствовала, что ее ладонь опять прилипла к горлу, и подумала о том, что лучше бы ее убрать, и рука тотчас же послушно поплыла вниз с непривычной покорностью, и Алина не сразу с удивлением осознала, что делает это не сама — руку тянут чужие пальцы, и она им это позволяет.

Виталий, уже сидевший рядом, на кровати, положил ее ладонь на свою и прикрыл сверху другой ладонью — осторожно, словно бабочку.

— Их нашли?

Она покачала головой и тут же подумала, что ей давным-давно следовало об этом кому-то рассказать. Стало внезапно легко — удивительно легко.

— Нет. Никогда. А ее звали Оксана Щеглова, ей было семнадцать лет. Я узнавала… потом…

— Это страшно, Аля. Очень страшно. И не всякий взрослый такое бы выдержал, а ребенок…

— Я могла бы ее спасти. Если б я крикнула, меня могли бы услышать… они могли бы испугаться… убежать. У меня был очень громкий голос. Но я испугалась… я не…

— Господи, глупая, и ты мучаешь себя этим столько лет? В ее смерти нет ни крошки твоей вины, ты ведь была пятилетней девчонкой. И если б ты крикнула, очень мало вероятности, что тебя бы кто-то услышал, а если и услышал, то ничего бы не понял. А вот они тебя, скорее всего, тоже бы убили. А может, и хуже…

— А может и нет. Теперь этого никак не узнать, — Алина пожала плечами, глядя на его ладонь, прикрывавшую ее. Она была теплой, уютной. — Знаешь, иногда мне кажется, возможно они и не были пьяны или под наркотой… все это больше походило на какой-то безумный вирус. Вирус, который пожирает все — и душу, и разум — человек просто исчезает. Кошмарный инфернальный вирус.

— Кто знает, может и так. Наверное, такой вирус действительно существует. Очень многие людские поступки нельзя объяснить с человеческой точки зрения. Живут, как ты, ходят, дышат, нормальные, обычные, а потом вдруг… и никто ничего не может понять — даже они сами, — Виталий нахмурился, словно пытался что-то вспомнить.

— Знаешь, с тех пор я больше всего на свете боюсь, что мне перережут горло, — сипло произнесла Алина. — Что я умру так же, как и она. Несколько лет мне все время казалось, что кто-то подкрадывается ко мне сзади с ножом, и сейчас он схватит меня за волосы и… Можно было сойти с ума. Странно, что этого не произошло. А может, произошло? — она с неожиданно холодной усмешкой взглянула на Виталия. — Может, это все я делаю — просто не помню об этом?!

— Бросить в тебя чем-нибудь, чтоб глупостей не говорила? Мне опять начать все сначала?

Алина натянуто рассмеялась, высвободила руку и встала. Ее слегка пошатывало, словно она выпила лишнего.

— Ты ждешь, чтобы я вернула тебе комплимент?

— Вовсе нет, — Виталий потер порез на груди и тоже встал, глянув на позабытый меч. — Но, конечно, мне бы было гораздо приятней, если бы ты перестала обвинять меня в том, чего я не делал. Хотя, похоже, ты искренне в это веришь… и тут мне ничего не поделать.

Алина отвернулась. Ее пальцы бережно обжимали пострадавшее плечо, массируя его, пытаясь хоть немного унять настырную боль. Потом она уронила руку и медленно подошла к окну, воздух за которым уже утратил дневную прозрачность. Виталий удивленно наблюдал, как она поворачивает ручки запоров. Помедлив немного, Алина дернула створку и распахнула ее, принимая в лицо холодную дождевую пощечину. Мокрый ветер взметнул ее волосы, и она подняла голову, щурясь в низкое сизое небо и слушая спокойный стук своего сердца. На пятнадцатый удар Виталий облокотился на подоконник рядом с ней, подставляя лицо дождевым каплям.

— Мне еще никогда не давали такого красноречивого ответа, — негромко сказал он. Алина улыбнулась в дождь, потом глубоко вдохнула, втягивая в легкие отборную порцию свежего холодного воздуха.

— Я не хочу идти вниз, — пробормотала она. — Не хочу их сейчас видеть.

— Я тоже.

— Правда?

— Да. Но нам придется вернуться. Ты ведь сама это понимаешь.

— Ты беспокоишься за них, — она не спрашивала, а утверждала. Виталий нехотя кивнул. — Но ты вовсе не обязан…

— А ты обязана была пытаться им объяснить? Не только себе, но и им? Они люди, Аля. Не злись на них и не обижайся. Они напуганы. Так же напуганы, как и мы.

— Но один из них нет.

— Может, один из них подцепил этот самый вирус?

— Скорее, он сам является этим вирусом. Но несколько минут…

— Несколько минут можно.

Алина снова вздохнула. Ей было холодно, но уходить от окна не хотелось. Она смотрела на подъездную дорогу, убегающую за густые заросли, — иллюзия свободы — кажется, в любой момент можно пойти, побежать по этой дороге, и в этот раз она не закончится, не приведет обратно к страшному особняку.

— Знаешь, в самом начале для меня в этом доме было какое-то очарование, пусть и пугающее… и у меня долгое время было странное ощущение, что именно в тот момент, когда я вошла сюда, моя жизнь обрела какую-то законченность, полноту. Мне не на что было жаловаться, у меня вполне… счастливая жизнь, но все же в ней чего-то не хватало… какой-то мелочи. А здесь…

— Я понимаю, — Виталий кивнул. — У меня тоже. По-моему, здесь у всех так.

— Да. Я тоже так считаю. И поэтому мне кажется, самое ужасное даже не то, что он убил Свету, Олю и Бориса, а то, что он забрал у них это волшебство… Законченность жизни. Он убил их в тот момент, когда они стали абсолютно счастливы.

— Законченность неинтересна. Человек всегда должен к чему-то стремиться, а не сидеть, сгребя в кучу то, что досталось. Законченность устраивает людей ограниченных или старящихся. У законченности нет будущего.

— Зато у нее всегда есть настоящее. Счастливое настоящее. Многим не хотелось бы, чтобы будущее вообще существовало.

— Да ты еще и философ!

— Частично. Но очень паршивый!

— Я это заметил, — Виталий усмехнулся, потом чуть передвинулся, чтобы посмотреть вниз, его локоть дернулся и коснулся ее локтя. Она вздрогнула, но руки не убрала. Напротив, захотелось придвинуться еще ближе. Или что-бы он опять взял в свои ладони ее пальцы.

Или вдруг вот просто так как обнял бы!

Алина криво улыбнулась. Действительно, правду говорят — когда очень страшно, то хочется либо есть, либо выпить, либо секса. И не обязательно в такой последовательности… Ведь раньше таких мыслей в отношении него не возникало? Или они уже были, просто она их не понимала? Полумысли, на деле превращающиеся в раздражение, которое она то и дело обрушивала на его голову… а ведь он довольно часто бывал прав.

— Честно говоря, не ожидал я, что ты так с мечом… — Виталий провел ладонью по влажным волосам, потемневшим от дождя. — Казалась такой правильной.

Он с оттенком ехидства взглянул на нее, и Алина собралась было достойно ответить, но…

Отчего-то вдруг захотелось отвести глаза. Или закрыть их. Или сказать что-нибудь такое, над чем они вместе могли посмеяться. Или запустить пальцы в его волосы — жесткие они или нет? Лицо затопила горячая волна, в глазах защипало, и она ошеломленно заморгала. Виталий отвернулся, и она так и не поняла — заметил он что-нибудь или нет.

— А теперь я кажусь неправильной? — голос ее невольно прозвучал сварливо, и Виталий хмыкнул.

— Да я не в этом смысле.

— Между прочим, ты не боишься, что столь долгое пребывание со мной наедине может окончательно испортить твои отношения с Мариной?

Воробьев снова посмотрел на нее — на этот раз с полнейшим изумлением.

— А разве похоже, что у меня с Мариной есть отношения?!

— Ну, не знаю, мне казалось, что…

— Так и не болтай про то, что тебе только казалось. И вообще поменьше рассуждай на эту тему, — посоветовал Виталий с неожиданной холодностью. — У тебя это хорошо получается только в книге, но не в жизни. Да и, к тому же, вдруг я подумаю, что ты ревнуешь.

— Я — что?! — Алина засмеялась. — Ты себе льстишь!

— Вот и славно, — Виталий отвернулся, помолчал, потом непоследовательно заметил: — Холодно. У тебя есть еще какие-нибудь тайники?

Почувствовав, как Алина сразу напряглась, он поспешно добавил:

— Я не спрашиваю, где они, просто мне нужно знать, какое еще оружие списать на тебя.

— А-а… Какой-то кинжал.

— Все?

— Все, — Алина сердито покосилась на него — ей показалось, что он ей не верит. — Это чистая правда! Мне произнести страшную клятву и съесть землю из цветочного горшка? Или расписаться где-нибудь чернилами Фауста?

— Думаю, на сей раз обойдемся без этого, — милостиво ответил Виталий, снова раздраженно потер порез на груди, потом подставил дождю окровавленные пальцы. — Ладно. Надо идти к остальным, пока Дева Севера не пришла за следующим.

— Дева Севера? — с любопытством переспросила Алина. На лице Виталия появилась откровенная досада, он отвернулся.

— Черт!

— Скажи! — она перегнулась через подоконник, чтобы заглянуть ему в лицо, и с удивлением обнаружила, что их язвительный и мрачный полулидер-полунадзиратель умеет краснеть, как мальчишка.

— Да ерунда! Просто ассоциации!.. вспомнилась одна вещь… Мне показалось, что она очень подходит… — он покосился на Алину, словно оценивая, достойна ли она его выслушать. — Удивительно, что она начинается почти такими же строками, как и одна из частей твоей книги.

— Прочтешь?

Виталий посмотрел на нее неуверенно и недовольно.

— Я плохой чтец.

— Зато я хороший слушатель.

Он насмешливо вздернул одну бровь, потом перевел взгляд туда, где вершины деревьев подпирали низкое пасмурное небо — мокрая зеленая живая стена их клетки.

Он замолчал, потом начал сердито ковыряться в пачке, пытаясь достать оттуда папиросу, явно злясь на себя за то, что только что сделал. Алина, приоткрыв рот, потрясенно смотрела на него.

— Только не надо ничего говорить! — предупредил Виталий, ткнув в ее сторону незажженной папиросой, потом сунул ее в рот. — Не стоит! Послушала — и ладно!

— Это твои стихи? — вопрос был больше похож на ошеломленный вздох. Виталий прикурил, выпустив в дождь густое облако дыма.

— Да, — сердито сказал он. — Иногда пишу… но очень, очень редко. Вернее, не пишу… на бумаге. Они все у меня в голове, как и твоя книга. Но в отличие от тебя, я никогда не хотел их написать, потому что никому не собирался давать их читать. Мне вполне достаточно того, что они есть в моей голове — уж оттуда они никуда не денутся. Наверное, поэтому я не нашел их в этом доме…

— А ты их искал?

Он молча кивнул, глядя на мокрые цветные дорожки.

— Оно бы так подошло к моей книге! — сказала Алина с легким оттенком зависти. — Вернее, могло бы подойти…

— Так вставь его туда, если хочешь. Это ведь на самом деле твоя книга. Пожалуйста. Я тебе его дарю.

— Это очень щедро.

— А я вообще щедрый малый, — Виталий скромно потупился. — Особенно, если у меня ничего не выпрашивают.

— Никогда ничего не просите у великих — сами все предложат и сами все дадут, — с усмешкой процитировала Алина.

— Это ирония? — поинтересовался Виталий, чуть подтолкнув своим локтем ее, и она с готовностью вернула ему тычок.

— Нет, господин главнокомандующий. Скорее, невоздержанность характера.

— Я рад, что твоя неприязнь ко мне выражается только в этом.

— Я рада, что твоя неприязнь ко мне в последнее время вообще ни в чем не выражается.

Виталий искренне расхохотался, продолжая разглядывать далекие деревья, но тут же оборвал свой смех.

— Ладно, надо возвращаться, — он недовольно покрутил головой, потом еще раз оглядел двор. — Знаешь, если бы не все обстоятельства, здесь бы было чертовски красиво! Даже в дождь. Я давным-давно не видел столько цветов и столько деревьев, и в городе большой дефицит свежего воздуха… Из того, что ты говорила… наверное, для меня самое страшное в смерти все же то, что я потеряю эту Вселенную.

— Самое страшное, что эта Вселенная потеряет тебя, — негромко, почти шепотом произнесла Алина.

Виталий очень медленно повернул голову и взглянул прямо ей в глаза, и она вздрогнула, точно его взгляд вонзился ей в мозг. Позабытая папироса выскользнула из его пальцев и, вращаясь, улетела куда-то вниз, негромко пшикнув под дождем, и секунды вдруг стали длинными, и каждая вмещала в себя целую вечность. Особняк вокруг них вдруг словно исчез, чудесным образом растворившись, будто его никогда не существовало, исчез монотонный надоедливый стук дождевых капель, исчезли страх, назойливая неизвестность и ожидание, и дева Севера больше не бродила где-то рядом. Исчезло все.

Собственных движений они даже не заметили — не заметили, как повернулись друг к другу, как тянулись друг к другу, как двигались навстречу друг другу их руки, скользя пальцами по мокрому подоконнику. Они просто вдруг оказались рядом и, казалось, стоят так уже давным-давно. Их лица разделяло не больше сантиметра, кончики лежащих на подоконнике пальцев почти-почти соприкасались. Бесплотные взгляды сейчас были крепче самых крепких стальных тросов.

Алина почти не дышала — забыла, как это делают, да сейчас это было и ни к чему. Его губы были совсем рядом, расстояния почти не существовало, и все же они не касались ее. Это было мукой — чувствовать его губы так близко и все же не ощущать их — невыносимой мукой, почти агонией, но прерывать ее почему-то не хотелось, и он тоже чего-то ждал, и она губами чувствовала его дыхание. Хотелось закричать, сорваться, качнуться вперед первой и прижаться к его приоткрытым губам, разбить эту дикую странную боль наслаждением прикосновения, но она все продлевала и продлевала агонию, словно боялась, что с поцелуем его сердце остановится навсегда, а это было бы равносильно концу света. Вселенские катастрофы, взрывы сверхновых, галактики, обращающиеся в астероидную пыль — все это было ничтожным, все это было тенью… Был только взгляд и были только губы, расстояния между которыми почти не существовало, и в то же время это «почти» казалось бездонной пропастью, наполненной временем…

Три громких удара в дверь — словно небо, расколовшись, обрушилось на землю. Четыре коротких слова, произнесенные голосом Олега, — словно яростный окрик бога, почувствовавшего угрозу вере в самого себя.

— Эй, там! Вы живы?!

Взгляды порвались, словно натянутая до предела мышца, и, казалось, в воздух брызнула невидимая кровь. Вернувшийся особняк безжалостно схлопнулся вокруг них, на улице снова хлынул дождь, и кто-то третий, ворвавшись в комнату, оттолкнул их друг от друга и тотчас же исчез, оставив после себя лишь двух отдельных людей, смотревших в разные стороны.

— Естественно! А ты что думал?! — громко сказал Виталий, отворачиваясь и отходя от окна. Алина опустила голову и зажмурилась, вцепившись зубами в кулак. Еще никогда, за всю свою короткую, задумчивую и тихую жизнь она не чувствовала такой боли. Был ужас, была пожирающая, вечно голодная вина, но боли не было никогда. В эту короткую секунду она ненавидела Олега больше всего на свете.

— Аля, подай голос! Ты там?!

— Нет, меня снова выкинули из окна! — хрипло отозвалась она, и Виталий, не повернувшись, холодно усмехнулся.

— Шуточки!.. — пробурчал Олег из-за двери. — Давайте, открывайте, мы вас ждем. Мы отнесли Олю вниз — все вместе, друг с друга глаз не спускали. А теперь Жорка тут чинит дверь ванной — Маринка на него насела. Как будто кто-то к ней ломиться станет! Я их хорошо вижу, они меня тоже… Между прочим, ты должен был это сделать!

Виталий повернул ручку замка, приоткрыл дверь, и в щель тотчас глянул внимательный кривцовский глаз.

— Кстати, я не помешал? — запоздало осведомился он, и Алина сжала губы, опасаясь, что сейчас зальется истерическим хохотом.

— Чему? — Виталий открыл дверь пошире, и Олег, теперь видимый целиком, рассеянно почесал щеку.

— Ну, не знаю. Может, вы тут в карты играли… Елки! — он уставился на окровавленную майку Виталия, потом перевел взгляд на спину Алины, с преувеличенной тщательностью запирающей окно. — Алька, ты зачем проделала дыру в нашем предводителе?!

— И не дыра, а царапина, да и та случайная, а я не предводитель! — раздраженно сказал Виталий, потом содрал с себя майку и швырнул ее под кровать. Потер пальцем подсыхающую кровь на проколе, потом развел руки в стороны, точно приглашал полюбоваться собой. — Ну, так более безобидно?! И вообще, Олег, шел бы ты… лучше делом занялся!

— Да, — пробормотала Алина, отворачивавшаяся от окна с выражением на лице «что-это-было?», — постирал бы что-нибудь.

— Только у меня здесь есть право на дурацкие шутки! — сердито отрезал Олег, потом вопросительно посмотрел на Виталия. — Я так понимаю, все уладилось, и мы продолжим нашу милую болтовню?

Виталий кивнул, потом посторонился, пропуская Алину в коридор.

— Просто нервы уже у всех ни к черту в этом доме.

— Ну, я так и понял.

Выйдя в коридор, Алина взглянула в сторону ванной. Жора возился с дверью, остальные стояли рядом полукружком и с любопытством смотрели в их сторону — все, кроме Марины, которая придирчиво следила за Жориными действиями.

— Ты не берешь свой меч? — спросил Виталий.

— Его лучше взять тебе, — ответила девушка, не поворачиваясь в его сторону. — И вернуть на место. Иначе ведь тебе придется всем выдать оружие. Они этого потребуют.

— Только не это!

— Вот видишь. Но кинжал я тебе не отдам и буду очень признательна, если ты никому о нем не скажешь.

— Ладно. Только постарайся не запустить им кому-нибудь в лоб… во всяком случае, без веских на то оснований.

— Я буду паинькой. А если появятся веские основания, вначале попрошу у тебя письменное разрешение с печатью.

— Подмахну легко! А теперь пойдем, продолжим наши многосерийные разбирательства.

Его голос чуть дрогнул, и Алина отчетливо поняла, что ему вовсе не хочется ни в чем разбираться.

Ей и самой не хотелось.

Алексей выбрал себе ярко-синий хаусбол, взвесил его на руке, закрепил пальцы в отверстиях, покачал рукой, а потом резко послал шар вперед. Шар с гулом покатился по дорожке и врезался в кегли, сбив их все разом.

— Страйк! — кисло констатировал Олег, подбрасывавший на ладони бильярдный шар. — Поздравляю.

— Чего? — переспросил Алексей, оглядываясь. Кончик его носа был заклеен пластырем из его же собственного запаса, и в целом внешне Евсигнеев уже начал напоминать неудачливого боксера.

— Страйк, говорю. Сбивание всех кеглей разом, — пояснил Олег. — Боулинговый термин.

— Не слыхал, — пробормотал Алексей, наблюдая, как «грабли» убирают кегли с дорожки. Алина, пристроившаяся на маленьком диванчике, передернула плечами и потянулась за сигаретой. Сидевшая рядом Кристина с опаской посмотрела на нее и передвинулась еще чуть-чуть, хотя и так занимала самыйсамый краешек дивана. — Елки, так и будем кочевать из комнаты в комнату? А что делать, когда в каждой будет по покойнику?.. вернее, по луже крови?

— Заткнись! — пискнула Логвинова, уже не знавшая, кого ей бояться. Алексей осклабился.

— Нервишки?!

— Хватит! — Олег стукнул кием об пол. — Начнем с того, на чем закончили! Аля, что ты имела в виду, когда сказала, что мы сами создали этот дом?

Виталий, сидевший на широком подоконнике и обозревавший мокрый сад, повернул голову. В зубах у него торчала дымящаяся папироса, влажные волосы были взъерошены, а глаза смотрели с холодной северной тоской, словно у старого изможденного волка.

— Может статься, что и не только… — начала Алина, но тут же мотнула головой. — Ладно, пока только дом… Начнем с паука…

У Марины, сидевшей на кожаной банкетке, вырвался полусмешок-полустон.

— Я уже не буду в очередной раз пережевывать тот факт, что здесь появились вещи, которые мы желали бы видеть или иметь, и вещи из нашего прошлого, наши грехи и наши страхи. Важно еще и то, как и какими они появляются. Марина до смерти боится пауков и при этом совершенно уверена, что паук — это насекомое с четырьмя глазами, шестнадцатью ногами и клыками, как у кошки. Вряд ли она когда-нибудь внимательно рассматривала паука, чтобы толком знать, где у него, чего и сколько.

— Упаси боже! — сказала Рощина, разглядывая свои ногти.

— И надо же, какое удивительное совпадение — здесь появляется именно такое чудовище. В природе такого не существует… для нас, но он есть, по-тому что Марина считает, что именно так выглядит паук. Это ее страх, ее вещь. Вы видели часы Бориса — часы которые шли без механизма. Моя электрическая подвеска, которая, как безоговорочно утверждают Олег и Виталий, никак не может работать, но, тем не менее, преспокойно работает, потому что я считаю, что она устроена именно так и поэтому должна действовать.

— Подтверждаю, — сказал Олег и поднял руку, потом ловко провернул кий в пальцах. — Далее. Лампы в коридоре, в холле и в Светкиной комнате — особенно в Светкиной комнате — там их целое море. Помните, как она боялась темноты?

— Ее страх, — пробормотал Жора себе под нос. — И ее вещь.

— Я проверил — они даже не подсоединены к проводке. Просто так висят на потолке и на стенах плафоны с лампочками.

— Не нужно особо напрягаться в дедукции, чтобы предположить, что бедная Света вряд ли смогла бы сама подвесить лампу, уж не говоря о том, что она не разбиралась, как чего работает, — заметил Виталий и щелчком сбил пепел в стоящую возле его согнутой ноги пепельницу.

— Но они же горели, — Марина подняла голову. — Она показывала мне свою комнату… позавчера.

— Уже нет. Кстати, газовая плита на кухне теперь тоже не работает. Между прочим, там даже нет газовой трубы.

Жора ударил кулаком по своей раскрытой ладони.

— Как мы не заметили этого раньше?!

— Раньше нам было не до газовых труб! — Петр вздохнул. — Но я все равно ничего не понимаю! Можете меня хоть на хр…

— Петя, не развивай, мы поняли! — Виталий отмахнулся. — Дальше. Перестали работать телевизор и видик.

— С чего б ему работать, если вы с Олегом и Жоркой их на кусочки разобрали! — Кристина отпила из чашки немного воды и нервно потерла нос.

— Мы это сделали уже после того, как они перестали работать.

Жора подтверждающе кивнул.

— Точно. И то, что находится там внутри, отправило бы в психушку любого телемастера!

— Грубо говоря, они тоже не могли работать, но работали? — уточнил Петр.

— Именно. Поскольку мы уже выяснили, что вещь, которая не может действовать, но действует, перестает действовать после того, как… — Жора потер ладонью вспотевший лоб. — Господи, какая галиматья!.. Перестает действовать после того, как человек, который ее… скажем, представлял, умирает, то телевизор и видик — это вещи кого-то из погибших. Только вот кого? В технике все они были не бумбум!

— Если рассуждать логически, то это Ольгина вещь, — сказал Виталий. — После смерти Светы и ювелира телевизор еще работал. — Только вот почему именно ее? Все мы представляем в своей квартире телевизор, как же без него? Почему же он был здесь именно для нее? В чем это он ей был жизненно необходим? Желанная вещь…

— Я знаю, — Кристина поставила чашку на пол. — Я вчера ночью заходила в гостиную, перед тем, как спуститься в кухню. Олька там как раз что-то смотрела и ненадолго вышла, а кассету в видике оставила. Она меня не заметила, а я зашла в гостиную за сигаретами, ну… и заодно посмотрела, что в видике за кассета. Жуть! — она изящно передернула плечами.

— Что же там было? — дрогнувшим голосом спросил Жора.

— Съемки настоящих изнасилований. Жутко жестоких! Жутко извращенных!..

Алина, вздрогнув, опустила голову и закрыла лицо ладонями. По лицу Олега пробежала судорога.

— Откуда ты знаешь, что настоящих?

Кристина презрительно посмотрела на потемневшее лицо гиганта.

— Любая женщина это поймет. Так сыграть невозможно. Настоящие изнасилования! По-моему, ее это здорово заводило, это для нее было как наркотик…

— Кстати, о наркотике! — перебил ее Виталий. — Ты нашла его в этом доме.

Кристина, помедлив, неохотно кивнула.

— От него такой же кайф, как и от другого?

— Абсолютно.

— Тут нам ничего не проверить, — заметил Олег. — Мы же не химики.

— А автомат будете разбирать?

Все повернулись в сторону позабытого Алексея, подбрасывавшего в руке ярко-синий шар.

— Автомат, — повторил он. — Для боулинга. Я чертовски люблю играть и я был так рад, когда нашел его здесь. Но я не знаю, как он там устроен.

— К сожалению, я этого не знаю тоже, — Олег снова крутанул в пальцах кий и посмотрел на Виталия. Тот покачал головой и передал эстафету взгляда Жоре. Жора взглянул на Петра, который, почему-то, сразу обиделся.

— Я шофер! — заявил он. — Про машину я вам что хочешь расскажу, а такими глупостями, как эти трахнутые автоматы, не занимаюсь! От них один грохот и ничего больше! Видал я один такой автомат — кегли сбивают, так из него вместо подъемника высовываются две обычные человеческие руки и начинают выставлять эти кегли! Не, лучше партию в бильярд… Но я не разбираюсь в устройстве бассейнов.

— Черт с ним, с бассейном! — Олег прислонил кий к бортику бильярдного стола, сгреб пару шаров и принялся задумчиво ими жонглировать. — Нет смысла потрошить дом — и так все ясно.

— Что ясно?! — вскинулась Марина. — Я, например, ничего не понимаю! Как здесь могут появляться вещи, которые на самом деле не могут существовать?! Как они могут работать, если они не могут работать?!

— А как здесь могла появиться помесь паука и саблезубого тигра?! — рявкнул Петр.

— Мутант.

— Да? А может, еще лучше — какая-нибудь инопланетная тварь?! Типа Чужих?!

— Вы хотите сказать, что нас похитили инопланетяне? — жалобно спросила Кристина, сжимаясь на диване. Жора воздел руки к потолку.

— Нет, это невозможно! Может, запереть ее в звуконепроницаемый шкаф, пока мы не закончим?! Ее выводы…

— Успокойся, пусть выводит, чего хочет, — Виталий рассеянно стряхнул пепел мимо пепельницы. — Кроме того, здесь нет звуконепроницаемых шкафов. Их, кажется, никто не желал.

— Вы хотите сказать, что здесь появляется то, что мы желаем? — изумленно произнесла Марина, нещадно теребя свои волосы. Алина подняла голову.

— Не все. И не то, что мы желаем сейчас. То, мы хотели раньше. То, что, как мы считали, должно нас окружать.

— А как же паук?! Я не желала никакого паука! А твой ножик почему тут был?! Разве ты его хотела получить?!

— Господи, я же уже объясняла. Не только желания, но и страхи. Этот дом — он как модель нашего внутреннего мира, если хотите, нашего подсознания. Комбинированная модель нашей мечты и наших страхов. Наших представлений об уюте и наших потребностей. Наших вкусов. Даже наших воспоминаний. Вспомните лес.

— Дурацкий лес, совершенно бестолковый!.. — пробормотал Олег, уронил один шар и нагнулся за ним.

— Да. Он такой же бестолковый, как и библиотека в этом доме, я поняла это, когда смотрела на корешки книг. Жуткая мешанина, книги на любой вкус, стоящие как попало…

— Какая связь между деревьями и книгами? — недоуменно спросил Петр.

— Тебе нравятся детективы?

— Ну да.

— А Борису нравились каштаны. Он еще в автобусе об этом говорил. Он привык видеть каштаны, так же, как Олег привык видеть вишневые деревья в своем дворе, а я привыкла к огромным волжанским тополям, а кто-то… может, Света, привыкла или любила видеть сирень или персики, или березы…

— Мне нравятся березы, — сказал Жора. — Правда, я их не вижу, но очень нравятся.

— Лещина и черемуха — точь в точь, как в самарских окрестностях, — Виталий воткнул папиросу в пепельницу. Олег кивнул.

— А я как-то был в Ялте, в Никитском, и мне там чертовски понравились пальмы и гранатовые деревья. Между прочим, я видел их в этом лесу.

— Этого достаточно? — устало спросила Алина, разглядывая свои сильно расклешенные брючины.

— Но как такое возможно? — прошептала Марина. Жора пожал плечами.

— Фиг его знает! Может, нас чем-то напоили. Может, это внушение. А может — чем черт не шутит — нас действительно похитили маленькие зеленые человечки и проецируют все эти вещи из нашего сознания.

— Третье больше всего подходит, только без маленьких зеленых человечков, — пробормотал Олег, ладонями катая шар по зеленому бильярдному сукну. — Вот действительно такое ощущение, что все это взяли и вынули из наших голов. Или нам все это только кажется. Одна большая коллективная галлюцинация.

Кристина застонала, и Петр раздраженно посмотрел на нее.

— Засохни, звезда, надоела уже, как…

— Не продолжай! — механически произнес Виталий, исправно исполняя роль цензора. — Это слишком реальная галлюцинация.

— Значит, когда кто-то погибает, его вещи перестают работать? — Марина покосилась на боулинговый автомат. — Потому что их перестают представлять, я правильно понимаю?

Алина кивнула.

— Почему же они не просто не исчезают? Разве те, кто все это устроил, не понимают, что оставляют нам подсказки?

— Потому что мы их видели. Мы их помним. И, наверное, сейчас уже мы их представляем. Но только снаружи. У нас они работать не будут, потому что это не наши вещи.

— Какой-то бред!

— И тем не менее…

— Получается, если бы… — губы Рощиной дрогнули, — если бы меня убили до того, как эта тварь… вы бы нашли его дохлым?

— Возможно, мы бы тогда его вообще не нашли.

— Значит, в этом доме возможно были еще какие-то вещи убитых, но теперь их здесь уже нет, потому что их видели только они?

— Может и так. А может и нет. Господи, я же не знаю этого точно!

— Просто удивительно, что ты еще жива, — вдруг сказала Кристина, и Алина, осекшись, резко развернулась к ней. — Фактически, ты ведь все это раскрутила. Они должны были убить тебя еще когда ты про деревья заикнулась. А может, ты жива, потому что это ты…

Жора ударил кулаком по столику, отчего тот чуть не раскололся пополам.

— Так! Давайте же восславим господа и начнем все сначала!

Кристина испуганно подпрыгнула на диване, потом возмутилась.

— Мне уже и слова сказать нельзя?!

— Можно. Но лучше не надо. И от Альки отцепись — ты ее сбиваешь!

— Между прочим, она недавно тут мечом махала…

— Между тобой не махала, так что замолкни! Ситуацию прояснили, и лично я на нее не в обиде.

— Хреново, что именно Светка себе плиту представляла, — сказал Алексей, покачивая в воздухе шаром. — Теперь даже кофейку не сделать! Почему кто-нибудь другой не представил себе электрочайник?

— Меня больше волнует, к кому относится генератор? — Жора задумчиво пощелкал языком. — Олег, ты же говорил, что разбираешься в генераторах. Может, он твой?

— Откуда мне знать?! — Олег презрительно фыркнул. — Откровенно говоря, я не фанатею по дизель-генераторам! Но разбираюсь, да. Кроме того, этот дом без генератора мне как-то не представляется.

— Тогда лучше тебе протянуть подольше, иначе мы останемся без света и без воды, — заметил Евсигнеев. Олег подбросил на ладони шар и прищурился ему в затылок, словно выбирая точку для броска.

— Он может быть и общим, — Алина устало потянулась. — Возможно, этот дом никому не представляется без генератора. Как и без воды, или без крыши. Или без туалета.

— Но и не без плиты! — буркнул Алексей.

— Значит Светка представляла плиту больше, чем остальные. Вообще всю кухню. Она-то как раз фанатка была… кулинарная.

— Но еда-то вполне съедобная, тем не менее.

— А ты проверь ее на молекулярном уровне, — посоветовал Олег.

— Я совершенно запутался! — откровенно признался Жора. Кристина ехидно посмотрела на него.

— Что вы все о бытовой ерунде?! Не забывай, что один из нас убийца!

Алексей засмеялся и снова послал шар по дорожке, но тот очень быстро ушел в сторону и нырнул в желоб, по которому и докатился до самого конца, оставив кегельный строй невредимым. Евсигнеев ругнулся.

— Я не забываю, что кому-то из нас сейчас очень смешно, — Олег закрутил бильярдный шар волчком. — Но мне кое-что неясно. Если этот дом… черт, уж не знаю, как его и назвать!..

— Называй его дом, — посоветовал Виталий и, свесив одну ногу с подоконника, начал покачивать ею. Олег сердито посмотрел на него.

— Остряк!.. Я хочу узнать — деревьято были еще до дома. Фиг знает за сколько до дома!

— Кстати да, — Марина вопросительно взглянула на Алину, которая тотчас поджала губы. Видно было, что дальше рассуждать ей совсем не хотелось.

— Все началось с автобуса, не так ли?

— Мы проснулись в автобусе, — сказал Виталий мрачно, сжимая и разжимая пальцы правой руки. — Мы все проснулись в автобусе. Все началось с этого проклятого автобуса.

— Правильно. Но что было до автобуса?

— То есть как? — Олег резко развернулся к ней, заправляя за пояс брюк постоянно вылезающую полу клетчатой рубашки. — Мы же уже говорили!

— Мне не дает покоя вопрос, почему Ольга с пеной у рта доказывала, что ее клуб находится там, где его на самом деле нет, и в то же время пыталась убедить меня, что там нет моего «Интернет-кафе»- задумчиво произнес Жора.

— Я тоже знаю, что там нет никакого «Вавилона», — Марина чуть передвинулась на банкетке, устало вытянув ноги. — Насчет кафе не знаю.

Кристина неопределенно пожала плечами.

— И Борис утверждал, что Ольга на самом деле никогда не была на Мальдивах, — Алина откинулась на спинку дивана, глядя в потолок. — Но Ольга была уверена, что была там.

— Значит, она это придумала? — спросил Виталий. Алина закинула руки за голову и свела локти перед лицом.

— Придумала… И наверное, не только поездку на Мальдивы.

— Она придумала всю свою жизнь?

Алина уронила руки и посмотрела на него, в душе благодарная за то, что Виталий произнес то, что она сама не решалась.

— Она никогда не пробовала шабли, но была уверена, что пьет его чуть ли не каждый день? — продолжил Виталий, оглядывая остальных. — Так получается?! Она представила не только сухое вино сладким и создала его здесь, она представила даже саму себя?!

— Что?! — потрясенно выдохнула Марина, вспомнив уродливый призрак, взглянувший на нее из зеркала ванной и тут же скрывшийся за туманной дымкой… а потом снова было только ее лицо. Ее прекрасное лицо.

Жора опустился на маленький хрупкий стулик и сгорбился, уперевшись локтями в стол.

— Только она? — глухо спросил Алексей, не поворачивая головы. Он смотрел на свои пальцы. Пальцы дрожали.

— А ты сидел что ли?

— Пусти ее, гад, пусти!..

…да, Гамара, влип ты капитально!..

…почему рыжая так его беспокоит… почему иногда, когда он смотрит на нее, его охватывает такое странное ощущение… такое воровское ощущение… как отдаленная угроза наказания за что-то?..

Кристина, обхватив себя руками, упорно гнала из головы пустое кресло, провернувшееся в зеркале, — кресло без нее. Это ничего не значило, во всем виноват марафет!..

Ты певица?

Ты Кристина?

Ты?..

Олег медленно отвернулся, потирая ладонью лоб. В голову почему-то, совсем некстати полезли мысли о собственной автомастерской… собственной, собственной

…как там она сейчас, все ли в порядке, в кои то веки вырвался, а то вкалывает с утра до вечера…

Чего это он вкалывает с утра до вечера?!

… в таком возрасте и до сих пор…

Чего-чего?!

— Марина, где находится твой салон красоты? — резко спросила Алина, и Рощина затравленно посмотрела на нее.

— «Геба».

— Я спрашиваю, где?

— В Волжанске.

— Мы это уже давно поняли! — нетерпеливо бросила Алина. — Улица, дом?!

— На Савушкина. Рядом с… с музыкальным магазином.

Жора поднял голову и пронзительно посмотрел на Марину. Сейчас его лицо казалось невероятно старым.

— Рядом с «Мелодией» что ли?

— Кажется, да, — шепотом произнесла Марина, сжимая в пальцах пряди золотистых волос.

— А с другой стороны медучилище?

— Да не помню я! — в голосе Марины появилась фальшивая жесткость, смешанная со слезами. — Не интересовалась, ясно?!

— Я понял, о каком доме ты говоришь, — Жора полез в карман за сигаретами. — Такой длинный серый дом…

— Нет! «Геба» — это сплошь стекло, современный дизайн…

— Нету там такого! — рявкнул Жора, уронил сигарету, но не стал поднимать ее, а достал из пачки другую. — Там есть только длинный серый дом, я это отлично помню, потому что одно время в этом доме был неплохой компьютерный магазинчик, где я часто чего-нибудь покупал. Название не помню… Но магазинчик помню отлично! Пару лет назад там была какая-то разборка, и весь персонал убили! А магазин потом закрыли.

— Я тоже это помню! — вскинулась Алина. — В том магазинчике сын наших соседей работал… Максим, кажется. Его тоже убили. Ну да, правильно. А там потом парфюмерно-косметический открыли. Кажется, «Ария» называется. Но никакой «Гебы» там отродясь не было!

— Вы врете! — взвизгнула Марина, вскакивая. — Вы все сговорились! Как там не может быть моего салона, когда я сама для него помещение подбирала, следила за работами… я бываю в нем почти каждый день! Как это его там нет, если я знаю, где он?!

— Вот именно! — Виталий хлопнул ладонью по подоконнику. — Это знаешь только ты!

— Да что же это такое, — прошептала Кристина.

— Кстати, — Олег обернулся в ее сторону, — вот у нас тут известная на всю страну поп-дива, которую, как выяснилось, не знает никто, кроме нее самой!..

— Да погоди ты! — сердито сказал Виталий, спрыгивая с подоконника, — не путай все дело! Сейчас о другом речь, до нее еще дойдет очередь.

— Вы так говорите, будто меня здесь нет! — ядовито заметила Логвинова, теребя в пальцах свои амулеты.

— Да тихо ты! Алина, где находится твой ресторан?

Алина не ответила, тускло глядя на одну из «жориных» картин и зябко обхватив себя руками. Все повернулись в ее сторону.

— Алина! — окликнул ее Виталий, и она медленно перевела взгляд на его лицо. — Где находится твой ресторан?

— Я не помню, — хрипло ответила она. — Где-то в центре.

— Как так?

— А вот так! Где-то в центре, — она криво улыбнулась, и в улыбке был страх. — Самое смешное, что я даже не помню его названия. Мы с Женькой его только-только открыли…

— Кто такой Женька? — спросил Виталий, и Марина косо посмотрела на него.

— Такая, — рассеянно поправила его Алина. — Моя подруга и компаньонка. Мы так давно мечтали об этом ресторанчике, и наконец-то у нас получилось… Странно, сейчас он кажется мне таким призрачным…

— Жалко, не успели мы спросить у Светки, где находится ее пиццерия, — Алексей сел на корточки на боулинговой дорожке и пальцем потрогал заклеенный нос. — Кстати, кто-нибудь хорошо знает Питер?

Ответом было отрицательное покачивание голов. Евсигнеев развел руками.

— Ну, тогда сожалею, вам не проверить, вихрю я или нет насчет своей фирмы! Но я-то знаю, что она существует, так что вы меня на характер не возьмете! Ну, продолжайте воду лить!

— Слушай, а ты с каждым разом все больше на феню, съезжаешь, мэн бизнеса, — сказал Олег. — Сам-то хоть замечаешь? Не, ты точно сидел!

— Ни хрена! — буркнул Алексей. Его глаза суетливо забегали. Олег пожал плечами.

— Ни хрена ли, ни морковки — мне все едино. Чего подумал, то и сказал. Кстати, если кто-нибудь из вас не был в Брянске, то меня вы тоже не проверите! — Олег ткнул пальцем в сторону Виталия. — А заведение, в котором ты девчонок учишь бить морды нехорошим дяденькам, в Самаре ведь, да?

Виталий кивнул, потирая голую грудь, потом спросил:

— А ювелирская контора… «Дилия»? Эй, волжанцы, вы про такую слыхали.

— Нет, — отозвалась Алина. — Но я никогда и не интересовалась. А Борис адреса не называл.

Марина и Жора красноречиво промолчали.

— А Жорку тоже не проверить — в любом городе этих «Интернет-кафе», как грязи, — сказала Логвинова. — Разве упомнишь, где они?

— Кому надо, тот упомнит! — оскорбленно буркнул Жора. — Ну, и что дальше? К какому выводу мы пришли? Кто из нас врет? Кстати, Петя, ты у нас единственный получаешься такой простой и незатейливый. Скромный водила. Семейный человек — заметьте, единственный среди нас, холостяков!

Петр ударил кулаками по бильярдному столу, игнорируя возмущенный взгляд Кривцова.

— Е, достали вы меня! Что — женился и дитя сделал, так уже убийца?! Хрен с вами! Скромность вам моя мешает?! Ладно! Да мне баранка эта, как прикрышка нужна, ясно?! Чтобы не просек никто, да и удобно это — на своем автобусе товар возить!..

— Что за товар? — спросил Алексей, блеснув глазами.

— Серебро, — неохотно ответил Сливка и сунул в рот сигарету. Виталий несколько раз хлопнул в ладони и усмехнулся.

— Браво, Петя! Не ожидал! В опасное дельце ты ввязался, старик. Раньше за это стреляли. Имеешь неплохо?

— Очень даже.

— Как же это Ольга так ошиблась? — задумчиво произнесла Алина. Петр нахмурился.

— Только…

— Что? — все сразу насторожились. Петр почесал ухо.

— Я ведь говорил, что на воронежских рейсах работаю. Я вот… я не помню, как меня брали на работу. Елки, как отшибло! И начальника своего не помню. И серебро…

— Ну? — подбодрил его Олег.

— Кому я его сдавал-то? Надо же, забыл! Вот же ж твою наискосок и…

— Стоп! — перебил его Воробьев. — Петя, не уточняй, присутствующие поняли — воображение у них будь здоров!

— Петь, а ты считаешь себя счастливым? — вдруг спросила Алина и встала с дивана. Шофер удивленно посмотрел на нее, потом улыбнулся.

— Ага. Вполне. Мы с Галькой домик себе присмотрели. Тоже бассейнчик себе там сделаю. Ну, такой здоровый мне, правда, ни к чему… но всякие там пальмы-фиалки там тоже будут.

Алина отвернулась от него и открыла было рот для новой фразы, но Марина вдруг воскликнула:

— Все! Хватит! Довольно! Хватит этих бредовых рассуждений! Все это чушь собачья! Я не хочу больше ничего слушать! Не желаю!

Алина повернула к ней лицо и вдруг хищно улыбнулась.

— Испугалась?

— Не желаешь ты, но желают все остальные! — отрезал Олег. — Так что закрой свой чудный ротик! А то щас помогу!

— Мне и самой не особо хочется дальше говорить! — неожиданно заявила Алина, отходя в дальний конец комнаты. Виталий посмотрел на нее, потом на свою правую руку, и в глазах его что-то задрожало.

— Лучше скажи, — негромко попросил он. — Хотя я и так уже начинаю понимать. Сволочи!

Остальные не обиделись, сообразив, что последнее слово относится не в их адрес. Алина обернулась и посмотрела на него, закусив губу.

— Ты хочешь спросить, счастлив ли я? — Виталий кивнул. — Да, я был счастлив. Во всяком случае, в автобусе я проснулся счастливым человеком. Человеком, у которого все хорошо и у которого все в жизни удалось. Жену только пока не нашел, но… честно говоря, до сих пор и не искал особо. Не нуждаюсь пока в семейном уюте.

Марина посмотрела на Алину, насмешливо прищурившись, но тут же отвернулась, перебирая свои волосы снова и снова.

Алина медленно пошла обратно, прошла мимо Виталия, почти коснувшись его боком, а он остался стоять, глядя на то место, где она только что была.

— Мы ведь можем сказать то же самое, не так ли? — тихо произнесла она, обводя остальных внимательным взглядом. — Все мы? Мы молоды, мы хороши собой и мы счастливы. Нам все удалось, у нас все получилось. Посмотрите на себя. Посмотрите в себя. Мы хороши до нереальности… Вы видели, как я… что я умею обращаться с мечом…

— Да уж, — Олег опустил взгляд на свою ширинку, теперь державшуюся только на молнии, и ухмыльнулся. — Профи!

— Но я не училась этому. Я не посещаю занятия. Я не тренируюсь. У меня и мечато дома нет. Но я умею с ним обращаться. Я это просто умею. Для меня это так же просто, как ходить или смотреть сейчас на вас.

— Это невозможно! — вырвалось у Жоры. — Вообще никак невозможно. Это же не плавать — мол, один сразу плывет, а другой еще этому учится! Бой на мечах — это совсем другое, это целая наука!

— Да, Жора, — Алина печально улыбнулась. — Жора, Жора, грандиозно сложенный мужчина, атлет с лицом Дуайта Джонсона. Атлет, который совершенно не занимается спортом, не следит за своей фигурой, и, тем не менее, его фигура великолепна! Как это возможно, Жора?

Лицо Вершинина внезапно стало испуганным и растерянным, он зашарил глазами по сторонам, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Я… — он запнулся и начал сначала. — Я… ну откуда я знаю?! Это просто факт!

— Наверное, ты отлично себя чувствуешь. Наверное, здорово быть таким большим и сильным, да еще похожим на такого грозного и, кстати, весьма привлекательного актера? А, Жора? Ты восхищаешься этим Роком?

— Ничего подобного! — отрезал Жора, сжимая и разжимая громадный кулак, словно пытаясь этим доказать, что он существует на самом деле.

— А может ты восхищался им до того, как проснулся в автобусе?

Жора промолчал, наблюдая, как его крепкие мускулы ритмично перекатываются под кожей.

— Светка! — вдруг воскликнул Олег и хлопнул себя по лбу. — Помните, я говорил о разговоре с ювелиром. Он мне заявил, что Светка соврала ему, что занималась бальными танцами. Мол, она не знает ни одного термина. Но вы же видели, как она танцевала?!

— Не от сердца, — неожиданно заметил Виталий, не поворачиваясь. — Ее тело словно просто автоматом копировало танец, который видели глаза. Она не понимала, что говорил ей Борис перед каждым танцем. Я слышал. Она понимала, только когда он показывал. И вела в танце она, Лифману было проще подстраиваться под нее, чем вести самому.

— Светке хотелось, чтобы она умела танцевать — и она умела танцевать, — Олег толкнул рукой бильярдный шар, тот ударился о борт, отскочил и юркнул в лузу. — Кристина, мы действительно о тебе никогда не слышали. Но ты утверждаешь, что дико популярна. Может, ты всегда хотела быть дико популярной певицей, да еще и уметь петь при этом? Голосок у тебя ничего.

Кристина опустила голову, запустив пальцы в свои черно-красные волосы.

— Я Кристина, — хрипло прошептала она и заплакала. — Я певица! Певица! Я уже должна была быть на гастролях…

— Марина, — протянула Алина, оборачиваясь к Рощиной, и та ответила ей злым взглядом. — Наша красавица Марина со сказочно роскошными волосами и фиолетовыми глазами. Такую красоту в жизни нечасто встретишь. О ней даже не скажешь, что она хороша, как картинка. Скорее, она прекрасна, как королева эльфов. Э, да чего там, практически Афродита!

— Ну, так не всем везет! — ехидно отозвалась Марина, но движения ее пальцев, перебиравших золотистые пряди, стали тревожными. — И, кстати, уж я, в отличие от Жоры, ухаживаю за собой очень тщательно. И не курю, как паровоз! Я вообще не курю — это очень вредно для…

— Что ты видела тогда в ванной?

Вздрогнув, она посмотрела на Виталия и уронила руки на колени.

— Что ты видела в ванной позавчера? — терпеливо повторил Виталий и обернулся. — Ты еще спросила меня, не был ли я сейчас в соседней комнате. У тебя был в усмерть перепуганный вид.

— Ничего!

— Не ври!

— Ничего!

— Ты врешь!

— Отстань от меня!

Виталий пересек комнату, уселся перед Мариной на корточки и, сцепив руки между коленями, уставился на нее тяжелым взглядом.

— Я жду, Мариш. Мы же договорились — рассказывать все.

— И что ты сделаешь — изобьешь меня?! — язвительно спросила Рощина. Виталий недобро улыбнулся.

— Не знаю. Я — нервный тип, а когда я нервничаю, моя изобретательность не знает границ. В том числе и моральных. Но спроси себя, Мариш — кто-нибудь из присутствующих станет меня останавливать?

Марина побледнела, потом зашарила глазами по лицам остальных, но все отворачивались от ее взгляда — только Олег смотрел прямо и насмешливо, ясно давая понять, что не только не будет останавливать, но и с удовольствием поможет.

— Это уже слишком! — подала голос Алина, повернувшись к Виталию. — Так тоже нельзя. Здесь же не концлагерь!

— Здесь камера смертников! — огрызнулся Виталий. — А все смертники должны быть заодно! Или не быть вообще!

— Да вы с ума сошли! — возопила Марина. — То, что я видела, вообще не имеет никакого отношения…

— Что ты видела?!

— Привидение, — одними губами произнесла Марина. Виталий нахмурился.

— Поконкретней пожалуйста.

— Я видела женщину. В зеркале. Одно мгновение. Вернее, ее глаза. Отвратительные воспаленные больные глаза. Но они почти разу исчезли. Омерзительно! — Марину передернуло. Алина постучала указательным пальцем по своим губам.

— Они не показались тебе знакомыми?

Марина промолчала, презрительно скривив губы, но в ее глазах притаился отчетливый страх.

— А может быть, это были твои глаза?

— Что ты несешь?!

Теперь в ее зрачках был не страх, а самый настоящий ужас. Алина удовлетворенно кивнула и отвернулась от нее.

— Олег. Мастер на все руки, — она взглянула на Кривцова, и тот поднял в воздух раскрытые ладони.

— Так точно. На обе. Но я очень долго этому учился — уверяю тебя, и все это прекрасно помню. От самого первого винтика…

— А чего ты не помнишь?

Олег недоуменно пожал плечами, потом нахмурился.

— Я понял твою мысль. Но… единственное, что я умею и люблю, это возиться с тачками. Как это ни прискорбно, не суперкрасавец, но девчонкам нравлюсь… во всяком случае, так они утверждают. Боевыми искусствами не владею, не пляшу, не пою, не творю, не левитирую. Я обычный, Аля, и жизнь у меня обычная. Свое дело, хорошая квартира, друзья… Я вполне доволен своей жизнью… да, можно сказать, что я счастлив.

— Ты владелец автомастерской?

— Ну да.

— И каково это — быть владельцем автомастерской?

— Да нормально. К тому же, я все равно вместе с парнями в гараже работаю на равных… конечно, не до изнеможения — захотел — поработал, захотел — пошел пиво пить с ребятами.

— А как ты стал владельцем автомастерской?

— Ну, как… — Олег вдруг мучительно задумался, потом лицо его стало растерянным. Марина обхватила себя руками и задрожала.

— Твою мать! — громко сказал Петр и пнул ножку бильярдного стола.

— Ты проснулся в автобусе владельцем мастерской? Просто проснулся с твердой уверенностью в том, что у тебя есть мастерская, да? Главное, что она есть, — неважно откуда она взялась. Ты хотел, чтобы она у тебя была, но никогда не задумывался, какими способами ее заполучить?

Олег тускло посмотрел на нее, потом опустился на стул и обхватил голову руками, и отчего-то сразу стало казаться, что в комнате слегка потемнело.

— Что происходит? — полуистерично-полуиспуганно спросила Кристина, упираясь в сиденье дивана сжатыми кулаками. — Вы что, хотите сказать, что я на самом деле не певица?! Хотите сказать, я на самом деле никто?! Хотите сказать, что я…

Она прикусила губу, вспомнив отразившееся в зеркале пустое кресло. Виталий встал и сунул руки в карманы.

— Что касается меня, то иногда мне вспоминаются какие-то странные вещи, но это так обрывочно, что я ничего не могу понять. Я слышу крики, взрывы, стрельбу… Иногда мне кажется, что я кого-то убил — давно — и это было правильно… — он покачал головой, потом вытащил из кармана правую руку и посмотрел на нее. — Иногда мне кажется, что моя рука… что с ней что-то не так, что-то неправильно, но я не могу понять, что… Все время тянет проверять ее и убедиться, что с ней все в порядке. И еще… — Виталий скрипнул зубами, — иногда мне кажется, что что-то не так с Дашкой… с моей сестрой.

— И с моим братом, — вдруг сказал Жора, и все удивленно посмотрели на него.

— Ты же сказал, он погиб, — Олег поднял голову, потом зло потер щеки ладонями, оставив на коже красные пятна. Вершинин кивнул.

— Да. Но иногда… иногда мне это почему-то кажется очень странным. И каким-то… ну, не знаю, обвиняющим, что ли.

— Да что за бред?! — выдавила Марина. — Что вы… Что вы эту шизу слушаете?! Да и сами!.. А моя «Геба»…

— Да заглохни ты со своей «Гебой»! — грубо перебил ее Олег. — Не ощущаешь, что вопросы поглобальнее решаются?! Дело даже не в том, богаты мы или нет! Дело в том, какие мы на самом деле!

Жора, вздохнув, бессильно сник на стулике, словно ему в спину всадили нож. Алексей обернулся. Электрический свет блестел на его зубах, виднеющихся из-под разошедшихся губ.

— Мечты? — с усмешкой произнес он. — Желания? Певичка, парикмахерша, плясунья… Это не очень-то похоже на первостепенные бабские желания. Обычно, все их главные желания сводятся к тому, чтобы найти денежного мужика, который будет иметь глупость на них жениться и спешным порядком обрюхатить!

— А-а! — воскликнула Алина почти весело, резко поворачиваясь к нему. — О тебе-то я и забыла! Наш многоуважаемый бизнесмен с замашками и лексиконом уголовника!

— Для бизнесмена это вполне нормально, — заметил Олег. Жора сердито посмотрел на него.

— Между прочим, я в какой-то степени тоже бизнесмен!

— Ты — бизнесмен первого типа, — Олег с величавым снисхождением повел в воздухе рукой, словно король, приветствующий своего первого министра. — Нормальный мужик, занимающийся всякой денежной белибердой. А этот — как сявка, тайком залезшая в чужое кресло!

— Ты не зарывайся, пацан! — процедил Евсигнеев. — Я таких гнид, как ты…

— Что?! — Олег вскочил. В его глазах пылала веселая бойцовская ярость. — Ну, что ты?! Членик! Ты еще когда в автобусе разверещался из-за водички… С бабами только смелый, сука?! Как с мужиками, так сразу вянешь, словно петрушка на солнце…

— Олег, не устраивай базарные разборки! — перебил его Виталий, не дав Кривцову развить изыскания в области сравнительных оборотов, и холодно взглянул на Алексея. — Тебе есть, что сказать?

— Я могу досконально объяснить, откуда и как появилась моя фирма, какие она ведет дела, ее годовой доход — все! — насмешливо сообщил Алексей и посмотрел на Алину. Его взгляд был злым и тяжелым, и она почувствовала его ненависть — та была почти осязаемой, но в ней присутствовал какой-то странный испуг. По какой-то причине Евсигнеев боялся ее, наверное сам того не осознавая, и этот страх не носил физического характера. Будто она хранила о нем некую страшную тайну, и недавняя попытка изнасилования по сравнению с этим казалась безвредной и прозрачной струйкой дыма. Алина непонимающе нахмурилась, но задавать вопросы на эту тему не стала.

— Женщина… — на лицо Алексея вдруг набежала тень, и его взгляд соскользнул с Алины, отчего она сразу же почувствовала себя гораздо лучше. — Когда я был в лесу, то слышал, как кричала какая-то женщина… то ли рядом… то ли у меня в голове… Она требовала, чтобы я кого-то отпустил… И еще я видел очки. Маленькие очки. На них была кровь.

— Разве у Лешки были очки? — удивленно спросил Олег. — Чего-то не помню!

— Да при чем тут ваш Лешка. Не в лесу я их видел, дебил! А на полу… И обои там были… в розовый цветочек. У меня нет дома никаких обоев в розовый цветочек! Я терпеть не могу розовые цветочки! И терпеть не могу, когда мне мешают!.. — Алексей резко замолчал, тяжело дыша.

— Ладнока… цветочки! — Олег фыркнул. — Не цветочки ты видел, а как мальчишку мочил!

— Не мочил я никого, ясно?! — Алексей сплюнул на пол и отвернулся. — И все у меня в порядке! Можете вы доказать, что моей фирмы в Питере не существует?! Нет! Ну и отвалите!

— Надеюсь, следующим загасят тебя!

— Олег! — резко одернул Кривцова Виталий, и тот смущенно потупился. — Не перегибай!

— А если он сам убийца? — пробормотала Кристина. Олег фыркнул.

— Тогда пусть повесится!

— Перестань! Вы помните, Светке кошмар в автобусе приснился, — Алина глянула на Марину, и та неохотно кивнула. — Знаете, что ей приснилось? Я даже дословно помню. Она сказала: «Я не могу сказать точно, но мне показалось, что это был не сон… Мне стало так страшно… и когда я проснулась, то мне вдруг показалось, что я действительно не такая, что я на самом деле какая-то уродина, жирная, страшная… Что нет у меня никакой пиццерии, и живу я в какой-то халабуде!.. Жирная, страшная…» А помните, как она ходила между креслами первое время. Худенькая, а двигалась так, будто не знала об этом и считала себя страшно толстой. Потом это пропало.

— Елки! — Олег вздернул голову. — А я, между прочим, все время удивлялся, как она странно реагировала на комплименты. Симпатичная девчушка, а скажешь ей об этом — так на тебя глянет, что чувствуешь себя каким-то извергом, ей-богу! Будто я не восхищаюсь, а издеваюсь. А то и, чего доброго, и по роже дам! А на Борьку-то… помните, первый разговор в гостиной, когда Светку расспрашивали, как она в автобус попала… Борька ее приобнять пытался, типа утешить… как она от него шарахнулась, помните?! И так глянула, словно он ее придушить пытался. А потом ничего, нормально. Я думал, у нее комплексы какие-то. Черт! — Олег суетливо охлопал себя по бокам. — Ну, у меня по поводу моей внешности никаких непоняток не было. Руки-ноги на месте, он на месте, голова присутствует, сердце стучит… в принципе, с меня и хватит.

— А Ольгу и Бориса уже никак не проверить, — мрачно заметил Жора. — Ничего уже у них не спросишь.

Марина дрожащими пальцами заплетала свои волосы. Ее глаза блестели от слез.

— Осталась только я, — Алина повернулась так, чтобы видеть всех, но взгляд не задерживался на лицах, проходил насквозь. — Я — владелица ресторанчика… Моя сбывшаяся заветная мечта… Почему-то сейчас мне эта мечта кажется очень глупой. Простенькая, дешевая, примитивная мечта… Настоящая, заветная мечта должна быть совсем не такой.

— Может, на самом деле твоей мечтой была книга, просто ты этого не понимала, — негромко произнес Виталий.

— Может быть… — Алина пожала плечами. — А может я за это короткое время в чем-то изменилась. Может, это место, то, что происходит, заставило меня пересмотреть свои ценности?

— Тогда твоей мечтой сейчас должно быть остаться в живых, — сказал Петр, сопроводив сказанное горестным вздохом. Алина покачала головой.

— Может, это прозвучит неискренне, но нет. Почему-то нет.

Виталий отошел к окну и снова забрался на подоконник, глядя на улицу.

— Еще в автобусе ты говорила, что чувствуешь себя так, словно ты — вовсе и не ты, — напомнил он, не оборачиваясь. Алина закусила губу.

— Да. И нет у меня ничего, и я не я… Иногда мое лицо в зеркале кажется мне странно чужим… словно на самом деле у меня совсем другое лицо. Иногда мое отражение даже почему-то пугает меня. Между прочим, ни у кого из женщин в автобусе почему-то не оказалось зеркал, — она повторила слова Светланы: — Женщина без зеркала — это нонсенс. Словно нам нельзя было сразу увидеть свои лица… будто бы нам нужно было время, чтобы… привыкнуть к ним?

— Нет! — яростно выкрикнула Марина. — У меня — мое лицо! Мое собственное!

— Короче говоря, вполне вероятно, что мы — на самом деле не мы, а этакая виртуальная проекция наших собственных желаний, — хрипло заключил Жора. — И мы, и все вокруг нас. Мы выглядим так, как всегда хотели выглядеть. Мы умеем то, что всегда хотели уметь. Мы живем так, как всегда хотели жить. И мы нашли те вещи, которые всегда хотели иметь. Или всегда хотели забыть! Неужели так?! Неужели все это — лишь иллюзия?!

— Это невозможно! — Марина яростно мотала головой, и ее волосы длинным веером летали с одного плеча на другое. — Нет! Невозможно!

— Нас сделали…

— Мы сделали, — поправила Олега Алина. — Мы сами все сделали. Они лишь дали нам такую возможность. И заперли здесь, чтобы наблюдать за нами. Посмотреть, что и как мы будем делать.

— Но убивать-то нас зачем?! — зло выкрикнул Олег, хватая кий, словно рапиру и оглядываясь. — Зачем?!

— Знаешь, есть вещи, о которых можно забыть, — устало сказала Алина, опускаясь на стул, — Вещи, имевшие значение лишь в определенный отрезок жизни, но совершенно утратившие свою важность в дальнейшем… либо сознательно лишенные этой важности — грехи и грешки, постыдные страхи, маленькие, но очень большие тайны, спрятанные на самом дне подсознания, в которых не признаешься, даже оставаясь наедине с самим собой. И хотя большинство, спрятав их однажды, уже больше никогда не извлекает на свет, они всегда остаются там, в подсознании, никогда не исчезают, они с нами на протяжении всей жизни и с нами же и умирают. А здесь кто-то выпустил их на волю без нашего разрешения, и теперь они охотятся на нас.

— На нас охотится кто-то вполне материальный, а не какие-то там страшные тайны! — отрезал Олег, размахивая кием.

— На нас охотится кто-то, кто сам стал своей страшной тайной, — глухо сказала Алина. — Или чья-то страшная тайна, съевшая своего хозяина без остатка. Мне кажется, он здесь на таких же правах, как и мы. Но в отличие от нас, он с самого начала знал, что происходит. И он охотится на нас.

— Да-а, — протянул Петр. — Дела… Наверное, эти ребята действительно теперь очень жалеют, что оставили такую сообразительную в наших рядах. Локти кусают. А ведь наверняка есть еще что-нибудь интересное, до чего ты пока не додумалась.

Он покосился на Алексея, и тот, поймав его взгляд, отвернулся, потом прищуренными глазами посмотрел на Алину.

— Всего этого слишком много для моей бедной маленькой головы! — Олег полез в карман за сигаретами. — Я уже ни черта не понимаю! Я на самом деле не такой, какой есть?! Я вообще кто?! Я ведь существую! — он сунул сигарету в рот, прикурил и выдохнул дым. — Я чувствую вкус сигареты, это ведь не иллюзия! Я запутался!

— Слушай, ты! — Алексей развернулся, снова вонзив в Алину тяжелый, ненавидящий взгляд, потом вдруг в несколько шагов быстро оказался рядом с ней и она невольно прянула назад. — В принципе, какая разница, какие мы? Факт в том, что то, что сейчас происходит, настоящее, никакая не иллюзия! Вот это настоящее, — он резко ударил ногой в пол. — Это настоящее, — его пальцы сжались на запястье Алины, и она, скривившись от боли, выдернула руку, и он усмехнулся. — Во-во, настоящее. И мочат нас здесь и сейчас — по настоящему. Так что, девочка, не забивай себе голову всякой лабудой и народ не дергай понапрасну!

Виталий легко слетел с подоконника и, подскочив к ним, оттолкнул Алексея, потом уставил на него торчащий указательный палец.

— Отвали от нее!

— О, блаородный рыцарь прискакал! — с издевательской насмешкой произнес Евсигнеев, пятясь. — Что, жаба даванула?! Не нравится, когда кто-то мацает твой кусок мяса?! Думаешь, я не заметил, что ты не только на Маринку, но и на эту шкурку с самого начала глаз положил!

Виталий двинулся было вперед, но Алина неожиданно придержала его за руку.

— Не надо, пусть его! Ему просто страшно. Пусть верещит, раз подругому самовыражаться не умеет!

Виталий повернулся к ней, и она сразу же убрала руку и отступила назад.

— Такого самовыражения…

Олег вдруг с размаху шарахнул кием по столу, и тот переломился надвое — верхушка отлетела Алексею под ноги, а обломок остался у Олега в руках, и он швырнул его в угол. В комнате сразу стало очень тихо.

— Если ты не заглохнешь, мудозвон, я тебе твой боулинговый шар в глотку затолкаю! А вместе с ним и…

Кристина обмякла на диване и громко зарыдала, тем самым сбив Олега с мысли, и продолжения не последовало.

— Мудаки! — Алексей развернулся и отошел обратно к автомату, нервно одергивая свой пиджак. Петр с готовностью открыл было рот для ответного красочного эпитета, но Жора, уловив это, сложил ладони и умоляще покачал головой. Шофер пожал плечами, потом выразительно покрутил пальцем у виска и кивнул в сторону Евсигнеева. Жора развел руками, безмолвно отражая на лице фразу: «Вот такая вот хрень!»

— Короче, я так понимаю, что мы такие, как мы сейчас — это вовсе и не мы, — заключил он. — На самом деле, вполне возможно, что мы совсем другие. Что на самом деле мы многого не умеем. И многого не имеем. Так получается? Что это — гипноз, виртуальная реальность…

— Я не знаю, — Алина смотрела на свое запястье, на котором медленно проступал небольшой синяк. — Но я знаю одно — для нас здесь и сейчас это абсолютная реальность — законы природы действуют практически полностью — цветы вянут без воды, предметы не парят в воздухе, дождь холодный, боль — настоящая, а если… если кому-то перерезают горло, то он умирает. Хотя на самом деле, вполне возможно, что это реальностью не является. Как сон, в котором мы кому-нибудь снимся…

— И это, по-вашему, называется хорошим тестированием?!

— …на это и было рассчитано!

— Вы должны все остановить! Это нужно было сделать еще когда…

— …нет! Поздно!

— …вы и в прошлый раз прокололись!

— …пошла реакция!.. куда вы смотрите?!.. мать вашу!..

Алина с испуганным возгласом вскинула голову, потом завертелась, оглядываясь по сторонам. Комната кружилась вокруг нее, лица, превратившиеся в безликие белые пятна, суматошно летели по кругу, и голоса то утончались до комариного писка, то скатывались в невозможный исковерканный бас.

…реакция… реакция… и в прошлый раз…

…глаза… разноцветные глаза…

…заполняйте тщательно…

Комната вдруг перестала кружиться — кто-то резко остановил ее, больно схватив за плечи, и все сразу исчезло, провалившись в небытие. На мгновение Алина ощутила острый приступ дурноты, потом открыла глаза, и на нее нахлынула реальность — мощным, направленным потоком, словно ее, сонную, вдруг внезапно сунули под водопад. Люди были реальными, пол под ногами был реальным, цвета были реальными… и стук дождя за окном, и звуки, и собственные рыжие волосы, щекочущие лоб, и легкие, наполняющиеся теплым воздухом, и чьи-то пальцы, сминающие плечи.

— Аля! — Виталий резко, даже как-то зло встряхнул ее. — Что?! Тебе плохо?! Ну же, что?!

— … пусти…

— Что случилось?!

— Виталя, да отпусти ты ее! — вмешался Олег. — Ты же ей хребет сломаешь!

Воробьев убрал одну руку, но вторую оставил на ее плече, только ослабил хватку. Алина вздохнула еще раз, глядя на него широко открытыми глазами и изумляясь тому, насколько реальным он кажется, словно до сих пор она видела его подслеповатым взглядом, а сейчас у нее на глазах вдруг появились отличные очки. Она видела и темно-русую щетину на щеках и подбородке, и короткие светлые бачки, и почти заживший короткий порез на левой скуле, и маленькое темное пятнышко на серо-синей радужке правого глаза, и морщинки над съехавшимися над переносицей бровями, и бисеринку слюны, блестевшую на нижней губе. Алина опустила глаза, глядя на четкий, как никогда, узор паркета, потом взглянула на Олега, чьи волосы, как обычно, стояли торчком, проследила, как он сглотнул, и на его шее, покрытой густым рабочим загаром, дернулся кадык. Справа от кадыка к коже прилипла чешуйка табачного пепла.

— Вы слышали?!

Олег и Виталий переглянулись, потом снова уставились на нее.

— Что?

— Голоса! Кто-то ругался! Сейчас! Только что! В этой комнате! Незнакомые голоса!

Виталий отрицательно покачал головой.

— Я ничего не слышал.

— Я тоже, — сказал Олег, оглядываясь и наблюдая кругом лишь недоуменно-испуганные взгляды.

— Но я же слышала! Правда… как сквозь туман… они говорили…

— Что они говорили?! — быстро спросил Виталий. Алина нахмурилась, потом прижала ладонь к губам.

— Я не помню! Господи, я не помню! Но я же слышала!..

— Тихо, тихо, успокойся, — сказал Виталий тоном заботливого врача. — Раз слышала, значит так оно и было. Я тебе верю. Вспомни.

— Что-то… что-то про какое-то тестирование. И сказали, что пошла реакция, — она обвела остальных почти умоляющим взглядом. — Я правда это слышала. Господи, что это значит?!

— Но мы ничего не слышали! — зло произнесла Марина. — У тебя уже галлюцинации начались! Не удивительно, что ты тут такой бред…

— Тихо, ты! — прикрикнул на нее Жора, потом мрачно посмотрел на Алину. — Возможно, это значит, что они поняли, что прокололись. А?

— Но почему это слышала только я?

— Потому что… — Жора вздохнул, потом встал и неторопливо подошел к ней, описал рядом восьмерку, разглядывая свои движущиеся ноги, после чего остановился и, наклонившись, чтобы их лица были на одном уровне. — Потому что только ты начала о чем-то догадываться. Кажется, их приборчики на тебя плохо подействовали. Кажется, тебе досталась бракованная иллюзия, Аля.

— Господи, да неужели вы это серьезно! — простонала Марина. — Да это же полный бред! Я такая, какая я есть! Я всегда такой была! И я всегда такой буду! По-вашему, человек не может быть красивым?! Это все зависть! Я себя не придумывала! Я себя не представляла! И салон мой на месте! Я — это я!

Эти глаза не показались тебе знакомыми?

Может, это были твои глаза?

Господи! Господи! Это мои волосы! Мое лицо! Мое настоящее лицо! Мои настоящие глаза! Моя «Геба», моя уютная размеренная жизнь… персидские кошки… протеже… волны комплиментов и восхищения… и никогда — никогда никаких проблем… как сон — как сладкий сон… ты проснулась в автобусе — состоятельная золотоволосая красавица с аметистовыми глазами… но кем ты заснула? Кем?!

Этого лучше было не знать!

Этого лучше было никогда не знать!

Марина обернулась и вонзила в ненавистное присыпанное мелкими веснушками лицо яростный взгляд, словно стилет с отравленным лезвием.

— Зачем ты все это рассказала?! Зачем?! Зачем он тебя спас?! Ты должна была подохнуть там, на ограде! Это тебя должны были задушить, а не Светку! Ты должна была попасть в ту ловушку, а не Лифман! Ты! Ты!..

Алексей медленно, бесшумно отступал к закрытой двери, и в его запавших карих глазах что-то извивалось в безумной хаотичной пляске, губы подергивались, пальцы безвольно повисшей левой руки шевелились в воздухе, словно вывязывали сложный узор.

— … отпусти ее!.. отпусти! Что ж ты делаешь, гад?! Отпустиотпусти-отпусти…

… очки на полу, маленькие очки в роговой оправе… брызги крови на правой линзе… и на стене пятно крови, прямо на обоях, дешевых старых обоях в мелкий розовый цветочек… теперь безнадежно, безнадежно испорченных… отпусти…

…провалы в памяти… провалы…

…раздробленный светлый затылок… не было такого… рыжие волосы… проклятые рыжие волосы… невозможно, невозможно…

…эй, Гамара!

— Кое-кому и в самом деле лучше было пребывать в счастливом неведении, — заметил Жора, мгновенным и удивительно грациозным для своего сложения движением оказавшись возле Марины и ловко зажав ей рот, так что ее дальнейшие выкрики превратились в громкое бессмысленное мычание. — Да, — его голос дрогнул, — у меня была славная тихая жизнь. Жаль, если ее не существует.

— Может быть, все это на самом деле не так? — с робкой надеждой осведомился Петр.

— Возможно, — Жора отрицательно покачал головой. — Но неужели ты сам не чувствуешь?

— Да, — глухо сказал Олег. — Да. А знаете, Светке, Ольке и Боре в чем-то даже повезло. Они ничего этого не узнали. Не мучались, как мы сейчас.

— По-твоему, это везение? — саркастически произнес Виталий, поеживаясь, — он вдруг начал замерзать.

— Возможно. А кто знает, Виталя, — лицо Олега стало задумчивым, — чем черт не шутит — может быть, они на самом деле сейчас живы? Где-то там? Может, на самом деле они умерли только для нас? А там… они… только уже другие? Такие, как прежде? Там, где раньше были мы, до того как проснулись в этом проклятом автобусе…

— Большой шаг в толковании загробной жизни, — Жора фыркнул, потом посмотрел на Марину, уже начавшую задыхаться. — Отпущу, если больше не издашь ни звука. У меня из-за тебя жутко разболелось то, что сейчас является моей головой.

У Марины вырвался жалобный стонущий звук, выражавший согласие. Жора убрал руку, и Рощина откинулась на спинку кресла, судорожно хватая ртом воздух и яростно вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Это нечестно, — раздался скрипучий голос Кристины, размазывавшей по щекам слезы пополам с остатками туши. Жора вопросительно посмотрел на нее. — Нечестно! Олька умерла… так легко! Вы сами это сказали! Что, скорее всего, она ничего и не почувствовала! Не поняла, что умирает… Она не заслужила такой легкой смерти! Она ведь кислотой… и вообще, была извращенка! А Светке наверняка было больно! И Боре!

— Нас убивают не по тяжести наших грехов, дурочка! — Жора завел руки за голову, рассеянно поправляя свой роскошный хвост. — Нас убивают, как удастся. Она спала, никто на нее не смотрел… и не должен был посмотреть.

— А может, она нравилась убийце, потому он и был с ней так…

— Милосерден?! — загремел Вершинин. — Опять начинается?! Я…

— А про тебя никто не говорил, — заметил Петр. — Кстати, если нас убивают по парам, то следующая очередь — твоя.

— А ты это осуществишь, да?! — резко развернулся к нему Виталий. Петр побледнел.

— Почему я? Опять я? Раз тут бабу не склеил, так уже на подозрении?! Сливка то, Сливка се! Да чтоб вас вывернуло ху…

— Захлопни едальник! — раздраженно буркнул Виталий. — Мне твои эротико-зоологические изыски уже знаешь где?!..

— Тихо, народ, сбавьте, — устало сказал Жора, усаживаясь на диван рядом с Кристиной, отчего та сразу же стала казаться очень маленькой. — Мне только что пришла в голову одна мысль, и она меня, если честно, здорово напугала.

— Что еще? — спросил Виталий голосом человека, весь день безуспешно простоявшего в очереди в паспортный стол. Жора посмотрел на него, и Виталий осекся — еще ни разу он не видел у гиганта такого обреченно-затравленного взгляда.

— Наши вещи, ребята, — Жора сжал кулак и тускло посмотрел на него. — Наши вещи. Но паук был живым. А что если…

— Нет, — в ужасе прошептала Алина и попятилась к стене. Виталий застыл, тупо глядя перед собой. Марина выпрямилась в своем кресле, превратившись в туго натянутую тетиву, готовую спустить острейший приступ истерики.

— Что?!

— Я подхожу больше других, — глухо произнес Жора. — Ты ведь правильно сказала, Аля, чего там мне скромничать?! Грандиозно сложенный мужчина, атлет с лицом популярного актера и борца. Очень здорово быть таким большим и сильным, да еще похожим на такого грозного и, кстати, весьма привлекательного актера… И, возможно, для какой-нибудь женщины очень здорово, когда такой мужчина есть рядом с ней.

— Нет, Жора, — прошептала Алина. — Нет.

— Если здесь можно представить умение, если здесь можно представить достаток, если здесь можно представить вещь или чудо-насекомое, то почему здесь нельзя представить человека?

— Жорка, ты с ума сошел! — хрипло произнес Олег. Жора мрачно посмотрел на него.

— Отчего же. Что, если я чья-то мечта? Или наоборот, чей-то страх? Грубо говоря, чья-то галлюцинация?! А?! Ведь все возможно! Может, бедная Олька хотела для себя такого.

— Тогда бы ты умер. Забыл? После смерти…

— А если она здорово разбиралась в анатомии?! А если с людьми здесь подругому?! — Жора ударил кулаком по дивану, и Кристина, дернувшись в сторону, соскользнула с него и, болезненно ойкнув, плюхнулась на пол. Этого никто не заметил. — Я осознаю себя! Я существую! А как далеко простираются их возможности?! Если они создали с нашей помощью тут все, то что им стоит создать и человека, осознающего себя личностью. Именно такой, как кому-то хотелось!

— Ну, это ты уж слишком завернул! — воскликнул Олег, но в его голосе была отчетливая неуверенность. Жора ткнул в него пальцем.

— Ага! Ты понял?! Ты почувствовал?!

— Жорка, я понимаю только одно — для чьей-то галлюцинации ты слишком громоздок, и если вломишь…

— Дурак! Здесь все реальное! Все представления, желания становятся реальными! — Жора вцепился себе в волосы, мотая головой. — Ты представил себе груду ножей — и они здесь реальны! Ваза твоя здесь реальна, и если дать ею тебе же по башке, то она проломит тебе череп, и ты реально умрешь!

— Реально для вас, — уточнил Кривцов, нисколько не обидевшись. — А для себя я, возможно, очень болезненно проснусь — кто знает?!

— Господи, у меня сейчас мозги закипят от ваших разговоров! — с отчаяньем сказал Петр, вылавливая из пачки «беломорину».

— Так сходи, сунь бошку в бассейн и охолонись! — сердито посоветовал Олег, сбитый с темы. — Не мешай мне, черт подери! Я пытаюсь думать! Для меня это редкий и мучительный процесс!

Кристина, не сдержавшись, хихикнула, несмотря на охвативший ее какой-то отрешенный ужас. Она все думала о пустом кресле. Неужели она на самом деле не существует?! Неужели она — чей-то миф, желание, просто ожившая мысль? Разве может быть такое?

— Прекратите грызню! Никто никому проламывать вазами черепа не будет! — авторитетно заявил Виталий, тут же заработав ехидный кривцовский взгляд.

— О, в дискуссию вступил предводитель! Это обещание, Виталя, или приказ?! Ты еще рыкни пожегловски: «Я сказал!»

— Жор, а чего ты так запаниковал? — Виталий не обратил на Олега никакого внимания. — Почему решил, что именно ты — Ольгина мечта? Может, как раз наоборот?

— Ну… не знаю, — голос Жоры дрогнул. — Ну… вообще-то она мне сразу понравилась. В моем вкусе. Снаружи, во всяком случае.

— Ну, так вот. Кстати, ты-то уж в анатомии хорошо разбираешься?

— В принципе да, — Жора резко поднял голову и сверкнул глазами, раздувая широкие ноздри. — Но я не собираюсь ее вскрывать, чтобы понять…

— Слушай, ну ты из крайности в крайность! — Виталий раздраженно махнул рукой. — Ты кто — практикующий патологоанатом?! При чем тут вскрытие?! В конце концов, это все только теории, Жорка! Теории!

— Все эти теории слишком начинают смахивать на аксиомы!

— Если уж так рассуждать, то можно подумать на любого из нас! — мрачно сказал Олег. — Конечно, на чью-то мечту я никак не претендую, а вот насчет страха или нехорошего воспоминания… Эй, может признаетесь, чей я?! Гады, уж если представили меня — так не могли представить без похмелья?! В автобусе часа три голова раскалывалась нафиг!

— А что же касается красивой мечты… — Петр украдкой взглянул на Марину, и следом за его взглядами повернулись все остальные головы, и Марина, почуяв неладное, охрипшим голосом спросила:

— А что это вы на меня так смотрите?

— Да так… — Олег прижал указательный палец к переносице и сдвинул брови. — Если по внешности, так ты тут можешь быть мечтой любого из нас. Мужика, в смысле. Но начинка у тебя сучья!

— Я ничья не мечта! — Марина вжалась в спинку кресла. — Вы совсем уже?!

— Только ведь фиг поймешь — настоящая она или нет, — задумчиво продолжил рассуждать Олег, словно не слыша ее. — Здесь все настоящее. Но здесь слишком много нереального.

— Но я — не галлюцинация! — завизжала Рощина, напуганная и взбешенная тем, что о ней рассуждают, как о пустом месте. — Я не сон! Я помню себя, я живая, я настоящая!

— Да никто не говорит, что ты — галлюцинация, — попыталась успокоить ее Алина, и Марина тут же обрушилась на нее.

— А ты-то сама?! Слишком уж много ты знаешь! Говоришь, будто выучила! Может, это ты не настоящая?! Может, это ты чье-то желание? Ты ведь тоже красивая!

— Это ж надо, как ее припекло! — пробормотал Петр. — Признать, что еще какая-то баба кроме нее красивая…

— Заткнись, урод! А что?! Я даже могу тебе подсказать, чье ты желание! — Марина, сощурившись, посмотрела на Воробьева. — Может, ты сам ей скажешь, а?! Трахаешь одну бабу, а называешь ее именем другой!.. Только, чего ж ты к своей мечте подойти побоялся?

— Что ты несешь?! — сквозь зубы процедил Виталий. Олег, решивший, что именно ему предназначено разряжать накаляющиеся ситуации, подхватил один из легких стульчиков и запустил его в стену. Все заинтересованно повернулись.

— Ребята! — почти умоляюще сказал он, качая в воздухе ладонями, точно протирал невидимое стекло. — Ребята, давайте без интима! Давайте о деле! Ну что у нас все грызня получается?!.. В одной же жо… в одной же лодке сидим… практически. Отложим галлюцинации в сторону. Кстати, Борис и Светка… как теперь понять, кто из них был чьей мечтой? Они друг в друга с самого начала вцепились!

— Нам все равно в этом не разобраться… — устало произнесла Алина, опускаясь в кресло и избегая смотреть на Виталия. — Нам главное бредбредбред… я существую, я настоящая, я существую, я ничья ни мечта… и у меня нет такой мечты… я не желала себе никого из них, особенно его… никогда… это уже здесь… здесь… к тому же у меня есть… то ли Леша, то ли Костя… безликая тень без имени, с каждым часом все глубже оступающая в серый глухой сумрак… чтобы нас не грохнули, какими бы мы ни были.

— Так зачем рассказала?! — Марина, казалось, сейчас набросится на поникшую в кресле фигуру. — Зачем ты нам все это вывалила?! Ради чего?! Мало того, что умираем один за одним, так еще и… — обхватив себя руками, она отвернулась, оглядываясь и испытывая острую необходимость в зеркале.

— Все правильно! — Олег подхватил со столика бутылку воды и опрокинул остатки в распахнутый рот. — Правильно рассказала! Это вот Жора рассказал неправильно. Одно дело сознавать, что ты не такой, какой есть на самом деле, и совсем другое — что тебя, может быть, и не существует вовсе… Кристинка, да хорош тебе уже нюни распускать…

— Нет, это вы мой сон! — истерично выкрикнула Кристина, поднимаясь с пола и жалобно морща лицо, покрытое разводами туши, словно боевой раскраской. — Вы мне снитесь! Я знаю, когда я родилась! Я даже помню цвет коляски, в которой меня возили! Я помню запахи, у меня есть шрамы, я не могла бы вам присниться со шрамами. У меня татуировки есть… Я не обязана отчитываться перед своими снами!

Жора, не вставая, поймал ее за руку и дернул к себе на диван, успокаивающе что-то бормоча. Логвинова уткнулась ему в плечо и снова дала волю слезам.

— Все это кончится тем, что мы все свихнемся! — подытожил Петр, окутанный густыми клубами папиросного дыма. Олег неопределенно пожал плечами.

— Возможно, на это и рассчитано. А ты, Аля, что думаешь?

Алина не ответила, внезапно почувствовав нарастающую тревогу, но что служит причиной, пока не поняла.

Что-то было не так. Что-то изменилось в комнате.

Она уже очень давно не слышала чьего-то голоса. И не видела…

И почти сразу Виталий громко произнес:

— Эй! А где бизнесмен?!

Все тотчас обернулись на позабытую дверь.

Дверь была приоткрыта.

Он работал сосредоточенно и упорно, чувствуя, как с каждой секундой на него опускаются покой и радость. Даже желание смеяться. Дождь издевательски стучал за окном, но он перестал его замечать, громко сопя и от усердия высунув язык. Теперь-то он посмеется! Никто не смеет подшучивать над Евсигнеевым — это еще хуже, чем коверкать его фамилию!

Чвак! Чвак!

Он-то знает, что с ним все в порядке. Он сильный! Пусть их, кудахчут! Только он способен по-настоящему делать дело! Только он способен по-настоящему проверять все эти теории!

Чвак!

И только он выиграет! Главное — упорство. Он всегда выкладывался без остатка, как и сейчас. Все правильно, правильно… тем более, он убивает двух зайцев одновременно! Жаль только, что так мало этих секундочек, сейчас примчатся… Ничего. У него для них кое-что припасено. А главное, что он знает, что хотят те, другие. Он им поможет. Он сделает то, чего не могли сделать они, и тогда, возможно, его выпустят…

Чвак!

Он облизнул губы. Противно, солено… Ничего. Вначале мутило, но это быстро прошло. Как на базаре. Совсем просто. Надо только побольше усилий. Вам сколько — килограммчик? Полтора? Ха-ха! Все теории надо подтверждать практикой! Иначе у них столько же ценности, сколько у использованной туалетной бумаги!.. А то — ишь ты, кулаками машут, да еще и рожей тычут, чего ему делать! Мы еще посмотрим, кто тут кого отжарит! Трое уже дохлые… хе-хе! Мама с папой каждое лето отправляют меня на каникулы к бабушке с дедушкой… видеть уже не могу эти кладбища… Ха-ха! Леха Евсигнеев не дурак, Леха Евсигнеев все просек, Леха Евсигнеев в гавно нырять не будет. Леха Евсигнеев никогда не умрет! А дождь кончится — и совсем будет хорошо… А вы говорите, перхоть и критические дни!.. блядь… «Сникерса» покушал — кариес замучал!..

Чвак!

Странно, что так жарко… Ну, ничего, работа все-таки… Надо будет потом пивка глотнуть, благо что оно рядом. И рыбка солененькая, опять же… Вам килограммчик? Ха-ха!.. Видели б мамашины адвентисты… Не то, что из квартиры, на его кровные купленные, — из страны бы скачками мотали! Он вам не сявка, он — директор солидной фирмы, не гнущающийся черной работы… Вот так, вот так… в чем-то это даже интересно, такого еще видать не доводилось… Ха-ха!..

А впрочем, вкус — ничего особенного.

— В оружейке уже наверняка копошится, сука!

— Или в своей комнате…

— Да может он просто в туалет пошел!.. Что вы…

— Кто бы другой пошел, так я б не… А если этому психу просраться вздумалось, так вначале…

— Гурьбой не идите!

— Осторожней!

— А может, он уже новую ловушку поставил?..

— А вдруг?! Господи!..

— Да не ори, звезда! Без тебя тошно!

— Как же проглядели?!..

— Теоретизируйте побольше — не только это проглядите…

— Да не галдите вы!.. Пустите меня вперед!

— А меня назад!..

— Вашу мать!..

Виталий и Жора первыми ввалились в гостиную, в которой после их ухода ничего не изменилось — все тот же бардак, разобранная техника, грязный ковер, раздавленный паук и кресло, надежно запирающее дверь в залу. Виталий заглянул во все места, где только мог уместиться Евсигнеев, потом кинулся через гостиную к двери в библиотеку, в то время как Жора рванулся к креслу — проверить. Олег, даже не забежавший на второй этаж, уже мчался по лестнице на третий, крикнув на ходу:

— Бабы, на месте стоять! Если что — орите!

— Куда один?! — возопила Алина, кидаясь следом — не столько из соображений безопасности Кривцова, сколько по уже устоявшемуся принципу «кто в одиночку, тот либо жертва, либо маньяк». Петр несся вдоль коридора, проверяя забаррикадированные двери. Марина и Кристина беспомощно затоптались на месте, пытаясь сообразить, что им делать, потом Марина развернулась и побежала по коридору вслед за Петром.

Когда Виталий и Жора выскочили в коридор, там уже никого не было. Они зло переглянулись, потом рванули по коридору обратно.

— Зря ты им сказал гурьбой не ходить! — тяжело прогудел Жора на ходу. — Они это поняли буквально.

Виталий в ответ выругался. Пробегая мимо обновленной двери ванной, он затормозил и толкнул ее. Дверь оказалась закрытой, и из-за нее сразу раздался жалобный голос Кристины.

— Занято!

— Быстро выходи! — Виталий сильно стукнул в дверь, но Жора тряхнул его за плечо и покачал головой.

— Здесь ничего нет.

— Меня тошнит, — с надрывом произнесла Логвинова за дверью, после чего послышались характерные звуки. Жора поморщился, и тут же развернулся в сторону лестницы — по ступенькам уже снова грохотали чьи-то ноги. Это бежал Олег — остальные поспешали следом, но ощутимо отставали и топали где-то на самом верху.

— Пусто! — отрывисто бросил он, прыгая через ступеньки. Виталий быстро глянул на Жору сощуренными глазами, потом бросился вниз по лестнице.

— Нужно проверить входную дверь, — Олег споткнулся и чуть не скатился со ступенек, но Виталий успел поймать его за шиворот. Сам он при этом не остановился, отчего Кривцов совершил гигантский прыжок, перемахнув сразу через пять ступенек. Приземлившись у подножия лестницы, он бросился к забаррикадированной двери, но тут же повернулся и отрицательно покачал головой. Виталий на ходу развернулся, чуть не сбив Жору, и Алина, сбежавшая по лестнице следом, заложила крутой вираж, чтобы не врезаться в обоих. Следом суетливоизящно цокала каблучками Марина.

— Бассейн или кухня… — прошептала Алина. Жора неуверенно оглядел оба коридора.

— Он скорее жрет, чем купается.

Виталий, уже развернувшийся в сторону кухни, вдруг окаменел.

— Мы кретины!

— Не понял!

— Оружейная!.. А кухонные ножи кто-нибудь убирал?!

Олег, собравшийся кинуться на кухню в первых рядах, задумчиво остановился, произнеся очень нехорошее слово. Евсигнеев, и так еле-еле удерживавшийся на грани, а теперь, после услышанного, вероятно, окончательно свихнувшийся, да еще вооруженный приличным кухонным ножом, не укладывался в рамки тихого задержания и наказания за выход из комнаты без спроса.

— Останьтесь тут! — коротко приказал Виталий Алине и Марине, потом махнул тяжело сбежавшему по ступенькам задыхающемуся Петру, который глотнул воздуха, закашлялся, потом покорно пошел следом, утирая ладонью вспотевшее покрасневшее лицо.

Дверь на кухню была приглашающе открыта. Виталий, Олег и Жора переглянулись, потом Вершинин решительно шагнул первым.

На первый взгляд кухня казалась пустой. Кругом громоздилась грязная посуда, так и не вымытая с первой и последней вечеринки. На столе валялись колбасные шкурки и хлебные крошки. Виталий и Олег вошли следом и огляделись, потом Олег толкнул Виталия локтем и молча кивнул головой на подставку для ножей возле плиты. Отверстие для большого разделочного ножа пустовало. Дверь в столовую была приоткрыта, и в полумраке виднелись мрачные деревянные лица идолов. Алина, проигнорировавшая приказ, тоже вошла на кухню и теперь, вытянув шею, пыталась осмотреться из-за заслонявших обзор мужских спин.

Потом они услышали звуки. Глухие звуки, тяжелые удары, сухой треск, громкое сопение, словно кто-то взбирался на высокую гору с тяжеленным грузом на спине. Звуки неслись из-за сияющей двери морозильной камеры, которая была приоткрыта на ладонь.

Олег сглотнул, потом вопросительно посмотрел на Виталия. Тот покачал головой, потом глазами показал на стойку для ножей, к которой Кривцов стоял ближе остальных. Олег кивнул и шагнул было назад, но тут раздававшиеся в морозильнике удары вдруг прекратились, и дверь тихо поплыла в сторону, и увидев того, кто появился в ярко освещенном проеме, Алина, не сдержавшись, ахнула.

Разделочный нож в левой руке Алексея был по самую рукоять измазан слизью и кровью — темной, почти черной, мускулистое волосатое запястье и украшавшие его золотые часы тоже. Пиджак испещрял влажный узор. На лице — разводы и брызги, только вокруг глаз белая чистая кожа, словно у опереточного негра. На кончике носа висела темная густая капля. Обычно аккуратно зачесанные назад волосы были взъерошены, слипшиеся от геля пряди нелепо торчали в разные стороны. Глаза смотрели пугающе спокойно, и лицо тоже было устало-спокойным и удовлетворенным, как у человека, только что покончившего с тяжелой и ответственной работой.

А на полу морозильника за его спиной…

Алина зажала рот ладонью, борясь с тошнотой, и взгляд Алексея остановился на ней, зафиксировав какую-то точку на ее лице. Теперь он слегка улыбался. Капля сорвалась с кончика его носа и упала на паркет, оставив красное пятнышко. Петр, разглядев, что творится в морозильной камере, где совсем недавно на полу возле стены аккуратно лежали три длинных свертка, охнул, дернул рукой и сбросил со стола несколько тарелок и стоявший на них стакан, и они раскололись с жалобным звоном. Уцелел только стакан, который несколько раз крутанулся вокруг своей оси и замер.

С губ Евсигнеева сорвался смешок. Короткий, сухой, колючий.

— Хе-хе!

Взгляд Алины метнулся на его руку, сжимавшую нож между средним и указательным пальцами. И тут же снова перепрыгнул на лицо.

— Очень тяжело их резать, когда они мерзлые, — доверительно сообщил Алексей, кивая в такт собственным словам. — Ольку проще. Свежак еще. Удобно.

Он деловито посмотрел на нож.

— Настоящие. Я проверил — настоящие. Если их придумали, то очень хорошо. Хе-хе! Зато теперь я уверен. И никто из них теперь точно не встанет. Не получится со мной «Десять негритят»… судьи не будет… Мало ли что… Надо было делать это сразу. Ладно, — на лицо Алексея наползла скука. — С этим все. А теперь я получу пропуск. Сделаю то, что у них не вышло. Я ведь не лох! — он заговорщически подмигнул остальным. — Здесь находят вещи… Я нашел все нужные мне вещи!

— Брось нож! — негромко сказал Виталий. Алексей кивнул с неожиданной покладистостью.

— Нож? Конечно. Он мне больше не нужен.

Его пальцы разжались, выпуская рукоять, и одновременно с этим правая рука стремительно метнулась под пиджак, и в тот момент, когда стальное лезвие ударилось о паркет, рука Алексея уже вытягивалась вперед, надежно фиксируя зрачок пистолетного дула на переносице оцепеневшей от ужаса Алины.

Виталий начал двигаться еще когда пальцы Евсигнеева исчезли за полой пиджака. Понять время было. Выбирать времени не было. Бизнесмен стоял очень далеко. Слишком далеко.

Палец Алексея нажал на спусковой крючок, и в тот же момент взметнувшаяся рука Виталия жестко ударила Алину поперек груди, опрокидывая ее на пол. Она свалилась, суматошно взмахнув в воздухе ногами и уронив табуретку. Так падают в кино, и еще лучше это смотрится при замедленной съемке. Она видела это много раз. В кино это было смешно. Сейчас совсем нет. Пол больно ударил по спине и затылку, кухня кувыркнулась, и перед глазами возник потолок и лампа в нарядном кружевном абажуре.

Только потом она услышала выстрел. Он был совсем негромким. Думалось, что пистолеты бабахают… а они просто хлопают. Как новогодние хлопушки. Кто-то громко вскрикнул от боли, и Алина суетливо завозилась, словно опрокинутый на спину жук.

Виталий, которого попавшая в левое плечо пуля уронила на колени, уже, оскалившись, поднимался, когда Алексей выстрелил снова, на этот раз целясь в него. Но Воробьев увернулся, кувыркнувшись вперед и в сторону и тем самым значительно сократив расстояние до обезумевшего бизнесмена. Краем глаза он увидел, как качнулся вперед Жора, как Олег, успевший-таки выхватить нож из подставки, ужом скользнул вперед где-то с другой стороны стола, и хотел было крикнуть им, чтоб не валяли дурака и не лезли… лучше бы последовали примеру Петра, который давным-давно прилип к полу, закрыв голову руками. Но губы не слушались.

На лице Алексея появились недоумение и паника. Он быстро выстрелил еще несколько раз подряд, дернув рукой, и пуля вдребезги разнесла стеклянную дверцу шкафчика. Третий выстрел расколол плитку перед лицом Олега, и тот, дернувшись в сторону, сунулся лицом в пол. Виталий, который уже был совсем рядом, ногой зацепил табуретку и с силой толкнул в сторону Алексея, но тот успел выстрелить еще один раз, уже не целясь, а просто беспорядочно тыча дулом в пространство, но из этой беспорядочности ему вдруг улыбнулась неведомо как забредшая сюда удача стрелка. Пуля попала Вершинину чуть выше правой брови, и он, сильно вздрогнув и успев изумленно распахнуть глаза, с грохотом косо повалился на стол, а с него сполз на пол, где и распростерся среди груды осколков лицом вниз. Алина, перевернувшись, поползла к нему, цепляясь за гладкие плитки скрюченными пальцами и хрипло дыша. Волосы свалились ей на глаза, и она могла видеть только узор плиток, рывками уходящий назад.

Алексей углядел летящий табурет и качнулся в сторону, но недостаточно проворно, и тот ударил его в бок. Евсигнеев охнул, чуть согнувшись, и тотчас откуда-то с другой стороны вдруг выпрыгнул Виталий. Алексей еле-еле успел заметить его появление, а следующего движения и вовсе не увидел — его рука, только что надежно сжимавшая пистолет вдруг дернулась вверх сама по себе, раздался противный хруст, кисть словно ожгло огнем, и пистолет выскользнул из пальцев, которые мгновенно утратили способность держать что-либо. Виталий безжалостно заломил пойманную руку Алексею за спину, отчего он сразу же присел, продолжая громко орать от боли в сломанном запястье. Теперь хрустнуло уже где-то в локте, боль стала невыносимой, нагоняя на глаза алый туман. Мельком сквозь этот туман он успел увидеть Воробьева, оскаленного, залитого кровью, и где-то в глубине сознания вильнула хвостиком злорадная мысль… попал, сука, попал!.. потом ему нанесли сокрушительный удар в солнечное сплетение, отчего в легких мгновенно кончился воздух, и с силой швырнули вперед. Последнее, что успел увидеть Алексей, — стремительно летящую на него белую стену.

Раскинув руки, точно распяленный, Евсигнеев медленно ополз по стене, оставляя на светло-коричневом широкую красную полосу, и повалился на пол, прижавшись разбитым лицом к плинтусу. Виталий, тяжело дыша, шагнул назад, зажимая ладонью аккуратную дырочку в плече, из которой толчками выплескивалась кровь, потом рухнул на колени и, уперевшись здоровой рукой в пол, с трудом повернулся. Разгромленная кухня колыхалась у него перед глазами, глаза выхватывали какие-то отдельные кадры. Марина, шатаясь, как пьяная, бездумно бредущая куда-то мимо стола. Медленно поднимающийся Олег, как-то сонно вытирающий кровь с иссеченного осколками лица и сжимающий в руке уже ненужный нож. Алина с дергающимися губами, пытающаяся перевернуть на спину неподвижного Жору, из-под лица которого по полу тихо расползалась темно-красное. Тускло поблескивающий пистолет на полу. Грязный нож неподалеку. Евсигнеев возле стены, словно груда окровавленных тряпок. Собственная измазанная в крови рука, оставляющая на плитах четкие отпечатки ладони.

Виталий закашлялся. Сейчас боли не чувствовалось, плечо словно онемело, посылая в нервную систему лишь тупые толчки, будто напоминая о себе, но кровь не останавливалась, и ощущение от теплой струйки, стекающей по груди и животу, было очень неприятным. Протянув руку, он подтянул к себе пистолет — девятизарядный «вальтер» «ППК» и криво, зло улыбнулся. Вот вам и еще одна вещь Алексея Евсигнеева, заслуженного бизнесмена.

Ты свалял дурака, Воробьев! Такого дурака!

Виталий сжал пистолет в руке, поставил его на предохранитель и встал, пошатываясь. Жора уже лежал на спине, но его голову заслонял Олег, который сидел рядом на корточках, обхватив колени одной рукой, а другой вцепившись себе в волосы, и раскачивался взад-вперед, что-то бормоча себе под нос странным подвывающим голосом. Алина медленно поднималась, глядя на Виталия расширенными от ужаса глазами. Сейчас ее лицо казалось маленьким и серым.

— Жорка? — хрипло спросил Виталий, делая шаг вперед. Алина закусила губу, потом покачала головой и прижала дрожащую ладонь ко рту, и от этого ответа у него внутри все оборвалось. Марина, заметившая это, издала слабый возглас, больше похожий на вздох. Виталий снова двинулся вперед. Алина попыталась было остановить его, осторожно взяв за руку, но он вяло отстранил ее, обошел Олега и остановился, тупо глядя на застывшее мертвое лицо гиганта, на котором остывало предельное изумление, словно сию секунду Жора увидел самую потрясающую вещь в своей жизни. Над вздернутой бровью темнело отверстие от пули.

Пол вдруг неодолимо потянул к себе, словно гравитация на кухне неожиданно возросла во много раз. Виталий повалился на колени и ударил кулаками по блестящим плитам — снова и снова, и снова, словно пол был живым торжествующим врагом. Возможно, он что-то выкрикивал, но эти секунды вылетели из его памяти напрочь, и много позже он так и не смог их вспомнить. Его остановили ладони — мягкие прохладные ладони, обхватившие за шею. Он приподнялся, мало чего соображая, и только через какое-то время осознал, что сидит на полу, обняв дрожащую Алину и прижав пистолет к ее обтянутой майкой спине, и ругается срывающимся от бессильной ярости голосом.

Марина тем временем добрела до приоткрытой двери морозильной камеры и заглянула внутрь. От увиденного ее глаза расширились, она хватанула ртом воздух, пропитанный запахом мерзлой крови, и резко развернулась, цепляясь за косяк. Ладонь соскользнула, и Рощина упала на колени и на руки, всхрипнула, к горлу подкатил тугой обжигающий ком, и секунду спустя она забилась на полу в буквально переламывающих тело пополам жесточайших рвотных спазмах.

— Пожалуйста, прекрати дергаться! — крикнула Алина Виталию почти в самое ухо. — У тебя так только сильнее кровь идет! Надо остановить или ты умрешь!

— Эка невидаль! — сказал Виталий с хриплым смешком, отпуская ее и пытаясь встать, но Алина с неожиданной жесткостью прижала ладонь к его здоровому плечу и зло бросила:

— Говорю, не двигайся! Олег! Олег!

Но Кривцов не слышал ее, судя по всему, пребывая в полнейшей прострации. Тогда Алина вскочила, ощупала свой широкий пояс, отрицательно мотнула головой, огляделась, потом решительно подбежала к скорчившемуся у стены Алексею. Наклонилась, резким рывком перевернула его, расстегнула золотистую пряжку узкого кожаного ремня и дернула ее с такой силой, что тело бизнесмена даже слегка приподнялось над полом. Ремень покорно выскользнул из шлевок и остался у нее в руке. Алина пристально взглянула на лицо Алексея, превратившееся в уродливую окровавленную маску, на сломанный зуб, косо выпиравший из-под верхней губы, потом прижала пальцы к его шее слева, и к собственному изумлению, почувствовала под кожей далекое биение. Она была уверена, что Виталий убил его.

— Да этот козел жив! — сказала она, бегом возвращаясь обратно и по пути переступила через дергающуюся Марину, словно через бревно.

— Я знаю, — безразлично ответил Виталий.

На Олега же ее слова подействовали, словно мощный электрический разряд. Он взвился, точно распрямившаяся пружина, в процессе прыжка подхватив с пола брошенный нож.

— Что?! Да я сейчас распотрошу эту гниду!

— Нет, не стоит.

Словно предчувствуя, что его слова не возымеют никакого эффекта, Виталий вытянул ногу и ловко подсек Кривцова под колено, отчего Олег с размаху сел на пол.

— Да ты что?! — возопил он, и попытался снова вскочить, но Виталий уже вцепился в него здоровой рукой, и Олег перестал дергаться, опасаясь, что сделает ему хуже. Алина присела рядом, теребя ремень в пальцах. — Пусти! Этот мудак Жорку завалил! Я его удавлю! Я его…

— Да, все правильно, — хрипло произнес Виталий, не разжимая пальцев. — Мы убьем его. Но вначале он должен все рассказать.

— Вряд ли он будет способен говорить, — пробормотала Алина, тут же снова убежала и вернулась с кухонным полотенцем.

— Я его заставлю. Уж поверь мне, — Виталий не сводил глаз с Жориного лица. — Но сейчас послушай меня, Олег. Послушай.

— Ладно, — с явной неохотой сказал Олег. — Но потом я лично… Давай сюда, — он отнял ремень и полотенце у Алины, — я знаю, как надо. Принеси водки — уж ее-то тут навалом!

Марина с трудом поднялась на ноги, вытирая ладонью испачканный рот. С подбородка свисала, раскачиваясь, длинная розовая нить слюны. Ее все еще мутило, горло жгло огнем. Золотистые волосы, слипшиеся от рвотных масс, висели жуткими бесцветными сосульками, весь костюм был напрочь измазан, в нос бил отвратительный запах. Она взглянула на свои некогда роскошные волосы, издала возглас ужаса и отвращения и опрометью вылетела из кухни.

— У, как поскакала! — зло заметил Олег, ловко перетягивая Виталию плечо. — Подумаешь, блеванула на себя! Жорку убили, а ей лишь бы чистой быть!

— А где Кристинка? — без особого интереса спросила Алина, оглядывая пустую кухню. — Неужели она ничего не слышала?

— Последний раз, когда я ее ви… слышал, она была в ванной на втором этаже, — сказал Виталий и зашипел от боли, вызванной усилиями Олега.

— Теперь все это уже неважно, — сказал Олег. — Вот он, шизанувшийся ублюдок!.. Готово. Прошла навылет — и это радует. Но лучше поискать нормальные бинты, сделать хорошую повязку и вкатить тебе парочку нужных уколов, иначе ты все же рискуешь подцепить заражение. Но где их взять? Надо порыться в барахле этого козла — уж бинты у него точно были.

— Ты спец, — Виталий посмотрел на свое перевязанное плечо. Олег мрачно кивнул.

— Водитель должен все уметь. Да, Петя?

Позабытый Петр, все это время сидевший, прижавшись к шкафу возле раковины и остекленевшими глазами глядя в сторону открытой морозильной камеры, отрешенно посмотрел на него.

— Он их… он их…

— Им уже все равно было! — зло отрезал Олег. — А Жорке нет! Надо было не выпускать этого… из комнаты. Надо было удавить его еще тогда! Еще в автобусе надо было!..

Но Виталий, не слушая его и глядя туда, где валялся Алексей, мрачно качал головой каким-то своим мыслям.

Кашляя, всхлипывая, она мчалась по коридору, не разбирая дороги. Скорее в ванную, скорее под душ — смыть с себя эту гадость, эту вонь, смыть ее со своих прекрасных волос. Господи, и ведь все видели — все видели! Какая мерзость! Где ее ванная — прекрасная ванная, наполненная волнами и морским светом, с теплыми ароматами и зеркалами, из которых никто, никто не посмотрит на нее теми жуткими глазами, которые никак не могут принадлежать ей. И она не галлюцинация! Суханова дура — просто дура, сумасшедшая официантка, ей место в дурдоме!

Марина толкнула дверь в ванную, одновременно щелкнув выключателем, вбежала внутрь и захлопнула за собой дверь, надежно заперев замок. Как хорошо, что Жора успел починить дверь до того, как… Жестокие мысли, зато вполне практичные.

Убрав пальцы с пуговки замка, она сморщила нос — в ванной висел густой тяжелый запах ландышей и еще каких-то цветов — какой-то идиот, побывавший здесь совсем недавно, переусердствовал с освежителем воздуха. Ладно, черт с ним, может, оно и к лучшему — этот аромат всяко приятней, чем тот, который сейчас исходит от нее. Быстрее — горячая вода, шампунь, самое душистое мыло, дезодорант, духи. Быстрее! Господи, какая мерзость!

Марина, тяжело, со слезами дыша, начала быстро раздеваться, швыряя испачканную одежду прямо на пол, где уже валялось чье-то скомканное полотенце. Пуговки пиджака не желали подчиняться ее дрожащим пальцам, и тогда она с истеричной злостью рванула полы в разные стороны. Пуговицы весело зацокали по блестящим полупрозрачным плиткам. Вздрогнув от прикосновения мокрых липких прядей к голой спине, Марина развернулась и быстро взбежала по ступенькам к ванне, потом недовольно сморщила нос, увидев, что ванна заткнута пластмассовой пробкой и на полтора пальца наполнена водой грязно-желтого цвета. Какой-то кретин даже не удосужился спустить за собой воду! Свиньи!

Она включила душ, потом опустилась на колени на теплый сияющий кафель у края ванной и, схватившись одной рукой за выступ, потянулась вниз, чтобы выдернуть пробку, но ее рука вдруг соскользнула, колени поехали куда-то в сторону, словно кафель был натерт жиром. Взмахнув рукой, Марина косо рухнула в ванну.

Она закричала еще когда воды коснулись лишь кончики пальцев вытянутой руки. Боль была дикой, нестерпимой, словно пальцы погрузились в жидкий огонь, расплавленный металл, который мгновением позже с безжалостным гостеприимством принял в объятия и все ее тело.

Марина билась, пытаясь встать, но болевые судороги распоряжались с телом посвоему, вывернутые руки скользили по округлым стенкам. Жидкость почти сразу же попала в рот, а оттуда в горло, и там тоже вспыхнул всепожирающий огонь, и крик сразу же превратился в булькающий хрип, но она все еще пыталась кричать, хотя кричать было уже нечем, и сознание, расплавляясь, угасало с милосердной стремительностью. Кругом была боль, и сама она тоже стала болью — уже ничего не соображающий, бьющийся в муках комок плоти, по которому с шипением хлестали уже бесполезные теплые струйки воды.

Затягивающиеся туманной дымкой зеркала вокруг ванны тщетно ждали отражений своей хозяйки.

В душе внезапно что-то щелкнуло, и вода выключилась — вниз упало лишь несколько последних капель. Погас колыхающийся зеленовато-голубой свет, лившийся со стен и потолка, и ванная погрузилась в удушливую тьму, в которой слышался лишь легкий затухающий плеск воды.

Они одновременно вскинули головы, когда откуда-то сверху долетел приглушенный расстоянием жуткий душераздирающий крик — вибрирующий, захлебывающийся, словно кого-то заживо рвали на части. Петр уронил извлеченную из холодильника баночку, из которой двумя пальцами доставал маринованные чесночинки, и резко развернулся к двери.

— Господи, что это?!

Остальные ничего не спрашивали — только переглянулись и кинулись к выходу. Оборвавшийся крик больше не повторялся, и это говорило о самом плохом.

Только в дверях Олег нерешительно оглянулся на Алексея, но Виталий нетерпеливо пихнул его в спину.

— Живей! Он еще долго не очухается!

Петр гигантскими скачками рванулся за ними, дожевывая чеснок на ходу.

— Кристинка или Маринка… — задыхаясь, бормотал Олег, прыгая через ступеньки. — Твою мать! Как же так?!

— Ванная! — крикнула Алина на бегу, уверенно сворачивая на площадке второго этажа. — Она же пошла в ванную! Это ее место! Ее! Проглядели!.. Проглядели!..

Дверь ванной оказалась заперта. Олег с размаху толкнулся в нее, дверь дрогнула, но устояла.

— Блин, Жорка хорошо сработал! — рявкнул он. — Петька, давай!

Они вдвоем ударили в дверь с такой отчаянной силой, что на этот раз не выдержали не только петли, но и замок, и дверь с грохотом рухнула внутрь, зацепив изящную полочку, с которой посыпались бесчисленные баночки и флакончики. На них пахнуло жутким, удушающим, сырым кисло-горелым запахом, смешанным с тяжелым ароматом ландыша. Ванная была темной и казалась пустой. Виталий пощелкал выключателем, но свет не зажегся. Он безнадежно ругнулся, уже понимая, что это значит, и достал из кармана брюк зажигалку. Растолкал остальных, осторожно щелкнул зажигалкой и двинулся вперед, за ним и дрожащим огоньком в его руке потянулись Алина, Олег и Петр, зажимая носы и рты ладонями.

Марина, обнаженная, ничком лежала на дне круглой ванны, судорожно упершись руками со скрюченными пальцами в стенки. Вода доходила ей лишь до середины тела, так что спина и ягодицы выступали на поверхность. Кожу покрывали страшные глубокие язвы, от роскошных волос остались лишь жалкие лохмотья на затылке и макушке. Тело медленно дымилось с едва слышным шипением.

Петр испуганно икнул, дернулся в сторону, тут же поскользнулся и едва не рухнул прямо в ванну, но Олег успел схватить его за рубашку и дернуть назад. Все тотчас же спустились на ступеньку ниже. Виталий отвернулся, на мгновение оставив всех в темноте, схватил аккуратно стоявшую в уголке швабру и передал ее Олегу. Тот, закусив губу, ухватил швабру обеими руками, осторожно завел ручку швабры Марине под живот и с усилием перевернул тело, и Алина тотчас же в ужасе завизжала, увидев багрово-черный оскал черепа. Олег, ахнув, выпустил швабру, и та плюхнулась в ванну, подняв фонтанчик брызг, к счастью, никого не задевших.

— Господи, — шептала Алина, заикаясь, — господи… Это же кислота… Господи, Маринка…

— Чувствуете запах? — Виталий оглядел ванную, потом поставил горящую зажигалку на низкий шкаф для белья у стены. — Забрызгали освежителем…

Олег осторожно потянулся к тому месту на верхней ступеньке, на котором поскользнулся Петр, легко прикоснулся к нему пальцем, потом провел сильнее, поднес палец к носу и понюхал.

— Подсолнечное масло, — глухо сказал он. — И когда же успела наша Аннушка его разлить?

Виталий открыл дверцу шкафа, издал приглушенный возглас и вытащил большую пустую пластиковую бутыль с предупреждающей наклейкой: «Осторожно! Кислота серная концентрированная».

— Две бутыли?! — он яростно посмотрел на Олега. — Две?! А за них вы заглянуть не удосужились?! За двумя бутылями вполне могли стоять и еще, как видишь!

Олег сник.

— Кто же его знал?! — он покосился в сторону ванны, и его передернуло. — Господи, какая страшная смерть! Бедная Маринка! Стерва была, а все равно жалко.

Алина посмотрела на одну из пластмассовых полочек, где среди флаконов с шампунями издевательски стояла полупустая бутылочка подсолнечного масла. Ее даже не стали прятать. Она повернулась, снова осторожно поднялась на первую ступеньку и, встав на четвереньки, до упора повернула ручки обоих кранов, но из отверстий не вытекло ни капли воды.

— Ванная умерла, — глухо сказал Олег. Даже в прыгающем полумраке было видно, какое мертвенно-бледное у него лицо. — Впрочем, мне на это уже наплевать!

— Но если воды нет во всем доме… — начал было Петр, но Олег махнул на него рукой.

— Это ее ванная, забыл? Здесь воды и нет… теперь. Подождите, но когда он все это успел?! — он вопросительно взглянул на Виталия, который снова взял свою зажигалку. — За минутку все это не сделаешь, а ведь тела этот придурок распотрошил основательно! Совсем недавно ванная была в порядке, когда… когда Жорка чинил дверь. А потом мы ведь друг с друга глаз не спускали! Как же у него на все хватило времени?!

— Что-то я с трудом представляю, чтобы человек поставил продуманную ловушку, а потом в шизоистерике кинулся резать трупы и палить во все стороны! — хрипло сказала Алина, пятясь к выходу. Потом резко обернулась в пустой коридор. — И, честно, говоря, не похож он на человека, который способен продумывать такие вещи.

— Он сумасшедший, — заметил Петр, следуя ее примеру. — А психи — они…

— Нужно поскорее найти Кристину.

Виталий быстро взглянул на нее.

— Она была здесь, когда мы с Жоркой уходили с этажа! Я слышал ее голос, когда стучал в эту дверь. Она должна была уйти отсюда последней! И обязательно прибежала бы на кухню! Не услышать всех этих криков и выстрелов…

— Думаешь, это она? — спросил Петр. Виталий пожал одним плечом.

— Я уже ничего не думаю. Похоже, мы тут все сумасшедшие. Пошли, найдем ее.

— Если она еще жива, — оптимистично произнес Олег. Выходя из ванной, он оглянулся. — Придется оставить ее так — нам ее оттуда не вытащить. Но тогда от нее… скоро ничего не останется. Надеюсь, что Кристинка просто перетрусила. А бизнесмен?! Вдруг удерет?!

Виталий поморщился от просыпающейся в плече боли, потом посмотрел на пистолет в своей руке.

— Не успеет.

Алина, отвернулась от ванной, теперь ставшей личной могилой красавицы Марины, попавшейся в ловушку собственной красоты. А как бы она сама поступила в подобной ситуации?! На время ограничилась бы кухонным полотенцем или тоже рванулась бы сюда?! Заметила бы что-нибудь? Была ли бы ослеплена истерикой и отвращением?

Ответа на этот вопрос не было, а его следовало найти. Ситуация обязательно возникнет. То, что все закончилось, оказалось кратковременной иллюзией. Алексей был сумасшедшим, был убийцей, но он был человеком импульсивным, вспыльчивым и очень плохим актером. Терпение, продуманность и просчет ему не по плечу. К тому же, когда ее выбросили из окна, он был надежно заперт. Теперь она почти не сомневалась, что только Жора погиб от его руки. А это значило, что все продолжается.

Дева Севера все еще бродит по коридорам. Ждет.

Кого?

Кристина была в гостиной.

Она косо сидела в кресле, загораживавшем дверь в оружейную, вытянув ноги и откинув голову на спинку, похожая на небрежно брошенную большую куклу. Спутанные черно-красные пряди плотно закрывали ее лицо. Руки безвольно свисали с подлокотников, камни в кольцах тускло поблескивали.

Они осторожно подошли к ней и остановились в полуметре, глядя на закрытое волосами лицо.

— Она мертвая? — прошептал Петр, нервно хрустя суставами пальцев.

Олег осторожно склонился над Кристиной и отвел волосы с ее лица — бледного, с закрытыми глазами и неподвижными губами. На виске подсыхала тонкая струйка крови. Он прижал пальцы к ее шее и глубоко вздохнул, потом раздвинул черно-красные пряди над виском и с облегчением сказал:

— Живая. По голове стукнули — кожа слегка содрана. Ничего страшного. Дайте воды из какой-нибудь бутылки… только проверьте, чтоб действительно вода, а не… — он не договорил, но его и так поняли. Петр бегом добежал до столика, где стояла большая, наполовину полная бутыль с минеральной водой, схватил ее и бегом же вернулся обратно, бросив косой взгляд на диван с кровяными разводами на сиденье. Олег плеснул воды на ладони, а потом Логвиной в лицо, сопроводив эти действия крепкими бесцеремонными шлепками по щекам Кристины, и ее ресницы чуть дрогнули.

— Кристиночка! Очнись! Дядя Олег пришел!

Виталий, присев рядом с креслом, взял правую руку Кристины, осторожно понюхал ее пальцы, потом швырнул руку ей на колени.

— Освежителем несет, как не знаю что!

Олег хмыкнул, потом перевернул бутылку над головой Кристины, и через несколько секунд она взвилась в кресле, захлебываясь и бестолково отмахиваясь трясущимися руками.

— Нет! Не надо!

Виталий толкнул ее обратно в кресло, и Кристина обмякла, потянувшись правой рукой к голове.

— У-у-уй, как болит! Как я тут оказалась? Что вообще произошло?

— А ты не знаешь?!

Злая ирония в голосе Виталия заставила ее удивленно-обиженно распахнуть глаза.

— Откуда мне знать?! Я побежала за Маринкой к лестнице… а мне вдруг кто-то сзади как даст!.. И где он только прятался?!

— Он? — хмуро переспросил Олег. — Кто он?

В глазах Кристины появилось недоумение.

— Как кто? Алексей. Этот псих. Вы нашли его?

— Нашли, нашли.

— Ой, слава богу! — Кристина нежно ощупала пострадавшую голову, потом испуганно уставилась на свои окровавленные пальцы. — Господи! Этот козел мне голову пробил!

— Не боись, не пробил, — Олег пристально смотрел на нее, и от его взгляда Кристине стало очень не по себе. — Но это не поздно исправить.

— Что? — испуганно пискнула она, потом посмотрела на Петра и Алину, стоявших чуть поодаль. — Вы заперли этого психа? А где остальные? Где Маринка?

— Маринка? — Виталий вдруг резко придвинулся к ее лицу почти вплотную, и Алина, наблюдавшая за ним, с тревогой заметила, что на полотенце, стягивающем его плечо, проступило красное пятно. — А ты разве не знаешь, где Маринка?!

— Ннет.

— Маринка в ванне. Ее немножко искупали в кислоте и она от этого немножко умерла.

— Маринка, грубо говоря, превратилась в желе! — перехватил эстафету Олег и ткнул указательным пальцем чуть ли не Кристине в глаз. — Не подскажешь, как это вышло?

— Что? — на лице Кристины расползся ужас. — Что?!

— Из певиц, порой, получаются и актрисы, — Виталий схватил за запястье ее правую руку и потряс у нее перед глазами. — Ты провонялась освежителем для воздуха, словно полоскалась в нем. В ванной им перебили запах кислоты! Ты была последней, кто оставался на этаже, когда мы с Жоркой ушли! И ты была в этой ванной!

— Что?!

— Ты была в ванной! Сказала из-за двери, что тебя тошнит, а сама в этот момент выливала в ванну кислоту, которую заранее свистнула из подвала!

— Что?!

— Времени у тебя было навалом!

— Что?!

— Еще раз чтокнешь, и я!.. — Олег замахнулся бутылкой, и Кристина, взвизгнув, сжалась в кресле, прикрывая голову руками. Виталий придержал его.

— Погоди!

— Мы с Петькой пойдем проверим Евсигнеева, — вмешалась Алина, заработав недовольный взгляд шофера. — Неспокойно мне, пока он там один.

— Хорошо, — Виталий обернулся и протянул ей пистолет. — Прихвати вот это.

Алина приняла оружие, вскинув брови. Пистолет приятно холодил ладонь, принеся с собой легкое ощущение уютной безопасности.

— Вообще-то я…

— Повернешь вот так флажок предохранителя, прицелишься в бизнесмена и нажмешь на курок. Бизнесмен упадет.

Выслушав нехитрую инструкцию, девушка кивнула, потом приглашающе посмотрела на Петра.

— Оружие следует доверять мужчине, — кисло заметил Петр. Олег фыркнул, не повернув головы.

— Кури отсюда, мужчина!

Виталий проводил их взглядом, заметив, что в дверях Алина пропустила Сливку вперед, и снова повернулся к Кристине.

— Ну?

— Да не была я ни в какой ванной! — взвизгнула певица. — Я же говорю — меня ударили! Сами же видите!

— Сымитировать себе такую травму — не фиг делать! — безжалостно отрезал Кривцов.

— Да ничего я не имитировала! — в отчаянье возопила Кристина. — Меня ударили! Я не была в ванной! Почему вы мне не верите?! Это все Лешка!

— Я слышал твой голос!

— Да?! — Кристина сверкнула глазами. — Докажи! Кто еще слышал?!

— Жорка.

— Пусть скажет! Пусть он сам скажет! Где он?!

— Нету больше Жорки, — глухо ответил Олег. — Бизнесмен его застрелил. Наповал!

Рот Кристины испуганно-потрясенно округлился, потом она с трудом произнесла:

— Тогда подтвердить твои слова некому!

Олег выпрямился и хмуро посмотрел на Виталия, и тот, почувствовав в прежней уверенности спеца по транспорту легкую слабинку, зло хлопнул ладонью по подлокотнику.

— Замкнутый круг, твою мать!

— Я уже не знаю, кому верить, — сообщил Олег почти жалобно. — Нет, ну я верю тебе, Виталя, но…

— Вот именно «но»! У всех получается «но»!

— Меня могли специально полить освежителем! — встряла Кристина. — Не просто же так меня ударили!

— Но почему тебя не убили?

— Чтобы подставить!

— Зачем?

— Потому что он не убивает по двое сразу! Кто-то всегда должен быть виноват!

Олег бросил бутылку на пол и сунул в рот сигарету.

— А может, все-таки, Евсигнеев? Все устроил, спрятался, оглушил эту, а потом…

— А потом очень предусмотрительно телепортировался на кухню! — зло перебил его Виталий. — Да еще имея при себе машинку с замедлителем времени, чтобы успеть качественно покромсать все трупы. Причем два из них были мерзлыми! Ты видел, что он с ними сделал?! На это нужно время, Олег!

— Тогда звезда с ним в сговоре! Или отдельный маньяк! — Олег закурил, потом сплюнул на ковер. — Господи, во галиматья!

Он схватил Кристину за плечо и резким движением вздернул ее на ноги.

— Пошли на кухню! У нас еще много дел!

Перед широкими дверями гостиной они задержались. Олег помог Кристине пройти, услужливо вытолкнув ее в коридор, но сам помедлил, и Виталий тоже не спешил выйти. Потом они криво улыбнулись друг другу и шагнули в раскрытые двери одновременно.

За окном кухни теснилась густая непроглядная тьма. Фонари возле дома, исправно горевшие весь день, теперь уже не работали, и этот факт ее совсем не удивил. Удивило то, что так быстро стемнело, — вроде бы совсем недавно были легкие сумерки… Алина взглянула на свои наручные часы и ужаснулась — время подходило к десяти вечера. Куда делось все это время?! Наступала новая ночь в проклятом особняке. Что она принесет с собой? Что принесет с собой новое утро? Наступит ли оно?

Кто сейчас смотрит на нас? Вам смешно?! Смешно?! Вам нравятся ваши тарантулы?!

Тебе досталась бракованная иллюзия, Аля.

Эх, Жорка, Жорка!..

Погибшего гиганта было жалко до слез, а смерть Марины уже отошла куда-то в прошлое и всплескивалась в памяти лишь из-за жуткого, глянувшего на нее выеденными кислотой глазницами лица… того, что от него осталось. Вот так. Была — и нет. Все.

А тебя будет кому-нибудь жаль?

Нет-нет. Меня не надо будет жалеть. Я не умру!

Умрешь, Аля, умрешь. Все умирают. Все умрут. Ты же понимаешь.

Плачь по себе. Они вряд ли это для тебя сделают.

Петр, опустившись на колени, аккуратно собирал с пола рассыпавшиеся зубчики чеснока, тщательно встряхивая каждый в воздухе и отправляя обратно в банку.

— Что ты возишься с этим чесноком?! — раздраженно спросила она. Петр поднял голову. Его лицо было осунувшимся и постаревшим.

— А? А-а-а. Ну просто… Я люблю маринованный чеснок. Вот… люблю его есть, — поспешно уточнил он, словно Алина могла предположить некое другое, гораздо более гнусное применение для маринованного чеснока. — Люблю есть… особенно, когда страшно.

— Сколько твоему сыну?

— Андрюшке-то? Восемь. На рыбалку должны были поехать… вчера еще…

— Еще съездите.

Петр безнадежно кивнул.

— Жорку жалко. Хороший был, веселый… столько всего знал. Кто б мог подумать, что самого сильного из нас какая-то… — он глянул в сторону Евсигнеева и окаменел. Алина медленно подняла пистолет.

Алексей уже не лежал ничком возле стены, а стоял на четвереньках, мотая головой, словно корова, отгоняющая слепней. С губ свисала, раскачиваясь, длинная темно-красная нить слюны.

— Хр-р, — сказал Алексей. — Уф-хр.

Потом он закашлялся и сплюнул красным. О плитки пола щелкнули два выбитых зуба.

— …волочь… хр-р… — просипел Алексей и сел, привалившись спиной к стене. Его лицо покрывала подсыхающая кровавая корка, свернутый нос лежал на щеке, глаза медленно, монотонно моргали слипающимися ресницами. Он снова сплюнул, попав себе на колено, вытер подбородок ладонью и посмотрел на нее. Потом начал было косо крениться к полу, но тут же снова сел, упираясь в пол неповрежденной рукой. Вторая, нелепо вывернутая в двух местах, безвольно свисала. Сломанные кости запястья пробили кожу и торчали острыми обломками.

Алина сделала несколько шагов вперед, до боли сжимая пистолет в пальцах. Ее трясло от отчаянного желания прострелить эту взъерошенную окровавленную голову.

— Ну?.. чего ж ты? Стрельни! — Алексей попытался улыбнуться разбитыми губами, отчего его лицо стало еще страшнее. — Мозги будут по всей кухне! Как у Жорки! Большой несокрушимый Жорка… а всего лишь маленький кусочек металла и моя рука… Ну что ты смотришь на меня?! — в его голосе появилось отчетливое беспокойство. — Что ты на меня так смотришь?! Меня бесит, когда ты на меня так смотришь!

— Бесит? А может, ты боишься?

— Что?! — Алексей засмеялся булькающим смехом. — Я — бабы?! Ух-хр!.. Да ты просто дура! Только для траха и годишься! Мозгов у тебя нет! Что ты так пялишься?!.. Хочешь стрелять — стреляй… да у тебя тямы не хватит! Безмозглая рыжая курица! Ты не сможешь… А я смогу! Я уже смог! А тебя я все равно… рано или поздно… Они этого хотят! Ты ломаешь всю их затею, всю их охоту… а за тебя меня отпустят!

— Кто «они»? — спросил Петр, как родную прижимая к груди баночку с чесночинками. Алексей посмотрел на него, потом высунул окровавленный язык и снова засмеялся.

— Что — жим-жимчик, Петя?! Хрен я тебе что скажу! Подумай сам!

— А мы подумаем вместе! — вдруг раздался голос Виталия, который вошел в кухню совершенно бесшумно. Следом ввалилась мокрая и растрепанная Логвинова, увидела тело Жоры и, ахнув, вжалась спиной в раковину. Последним вошел Олег. В отличие от Виталия, вставшего неподалеку от Алины, он не остановился, а продолжал идти вдумчиво и целенаправленно. Алексей, сообразив, что является конечной точкой, начал проявлять признаки тревоги.

— Эй, я не собира…

Олег оборвал его слова, коротко и от души впечатав кулак Алексею в глаз. Бизнесмен повалился на бок, прямо на сломанную руку и заорал от боли.

— За Жорку! — сообщил Олег и безжалостно пнул вопящего Алексея в пах. — За остальных!

Вопль Алексея превратился в визг, и он подтянул ноги к животу, одновременно пытаясь перекатиться на другой бок, чтобы освободить поврежденную руку от тяжести тела. Олег помог ему еще одним пинком под ребра.

— А это просто так! За девиантное поведение!

Встряхивая рукой, он отошел, удовлетворенно улыбаясь, и Виталий, проходя мимо, легко толкнул его в плечо. Потом поднял один из опрокинутых табуретов и поставил его перед Алексеем. Сел и начал терпеливо ждать.

Вскоре Алексей, приподнявшись, снова привалился к стене, дыша хрипло, с присвистом. Протер слипающиеся от крови глаза и зафиксировал на Виталии мутный взгляд. Боль была дикой, но он все же ухмыльнулся, отметив и расплывающееся кровавое пятно на его повязке, и нездорово блестящие глаза, и капли пота на лице, и общую бледность.

— А хорошо я тебя зацепил! — Алексей снова сплюнул. — Самочувствие-то ухудшается, Виталик? Ухудшается. Сдохнешь ты скоро — сам же знаешь, что сдохнешь! Стратег сраный! На кухне ножи оставил! Людей не обыскал!

— Не надорвись, — спокойно сказал Виталий и, не оборачиваясь, протянул назад руку. — Аля, дай мне ствол.

Алина молча подошла и положила пистолет в раскрытую ладонь. Встала за плечом Виталия и закурила. Алексей глумливо подмигнул ей правым глазом — левый уже заплыл и не открывался, потом снова перевел взгляд на Воробьева.

— Ты ей еще не свистишь?

Виталий усмехнулся — почти добродушно. Извлек из кармана «беломорину» и сунул ее в рот. Закурил, выпустив густой клуб дыма. Затем без всяких предупреждений поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Хлопнул выстрел, и Алексей снова заорал, схватившись за простреленную голень. Кровь проворно побежала между его дрожащими пальцами.

— С-сука-а-а!.. а-а-а! бля-а-а!..

Олег, прислонившийся к стене, одобрительно кивнул, наблюдая и за Алексеем, и за Кристиной, которая бочком пробиралась к окну. Петр открыл дверцу холодильника и поставил баночку с чесноком обратно на полку. Алина молча курила, глядя на приоткрытую дверь морозильной камеры. Вполне вероятно, что то, что делал Виталий, было неправильно. Но сейчас ей на это было наплевать.

— Вторая пуля будет в коленную чашечку, — сообщил Виталий, чуть наклонившись вперед. — Это гораздо больнее. Третья — в живот. Будет совсем больно. Подыхать будешь долго и мучительно. А может, ничего этого и не будет. Все зависит от того, получится ли у нас диалог.

— Да какой диалог?! Пулю ему между глаз — вот и весь диалог! — не выдержал Олег. — Все же ясно уже — чего с ним возиться?!

— Нет! — на лице Алексея неожиданно появилось, насколько это было возможно, осмысленное выражение. — Подождите! Я…

— В доме есть еще ловушки? — спокойно спросил Виталий.

— Да откуда я…

— Где они?

— Я не знаю! Я ничего тут не делал! Я только Жорку… ну, случайно… Я хотел ее… они хотели!

— Кто они?

— Те, кто смотрит! — прошептал Алексей. — Смотрят на нас. И сейчас смотрят. Им смешно. Я слышу, как они улыбаются… А девка им мешает. Вы же сами сказали это! Совсем недавно сами сказали! Даже Борька тогда говорил!.. Она мешает им. Я думал, я помогу им, а они помогут мне. Отпустят меня. У меня много дел. Мне еще с мамашиными адвентистами разбираться, а то хату отымут! А моя фирма… там столько проб…

— Значит, хотел за девчонку себе свободу купить? — насмешливо поинтересовался Олег. — Бартерную сделочку провернуть?!

— Да, — Алексей торопливо закивал. — Но только ее! Клянусь, только ее! Я больше никого не убивал! Зачем мне?.. Я же только помочь пытался! Я же ваши теории проверял! Ваши! Вы бы сами никогда не решились! Я за вас всю работу сделал! Вы меня благодарить должны!

— Жорка тоже должен?

— Жорка сам нарвался, дурак! Я не хотел его убивать!

— Я тоже не хочу тебя убивать, — рассеянно заметил Виталий, снова поднимая пистолет. — Так что, наверное, это получится случайно. У меня от ранения координация ухудшилась, руки дрожат, так что сам понимаешь…

— Нет, подожди! Слушай, ты же им в масть сыграешь, если убьешь меня! — Алексей завозился, пытаясь встать и оставляя на паркете кровавые разводы. — Я не ставил все эти ловушки! Вы должны убить того, настоящего, и тогда все закончится! Все вернется на свои места! Вы ведь сами говорили, что это место — как виртуальная реальность. Если он умрет, то она должна исчезнуть, и мы все вернемся в свои жизни!

— Ты смотри, как с перепугу грамотно начал излагать! — Олег усмехнулся. — Прямо резко стал такой головастый!.. Спасибо за подсказку, вот мы сейчас настоящего убийцу и щелкнем! Так что можешь помолиться! Алилуйя и все такое!..

— Но это не я! — заорал Алексей, затравленно шаря глазом по сторонам. — А где Маринка?! Почему она не с вами?! Козлы, вы ее без присмотра оставили! Она же сейчас может чем угодно заниматься… Во! На бабуто в первую очередь и не подумаешь, особо на смазливую! А может у нее на сексуальной почве крыша поехала!..

— Может, я тебя огорчу, но единственное, чем может сейчас заниматься Марина, — это остывать, — зло бросил Олег. — Чего ты глазами лупаешь?! Ты же ей сам ловушку соорудил! Чудную кислотную ловушку! Аш два эс о четыре дарит нежность вашей коже! Чего притих, мэн бизнеса?!

— Это не я! Я был тут, я…

— Значит, у тебя есть сообщники? Кто — Кристинка?

— Что такое?! — пропищала Логвинова, отклеиваясь от раковины.

— Цыц, звезда! Ну же, Леха! Чистосердечное признание облегчает предсмертные муки!

— Вы идиоты! Нет у меня никаких сообщников! — пробулькал Алексей. — Я не ставил никаких ловушек! Хрен с вами, убивайте — тогда, хоть, не буду видеть ваши тупые рожи!

— Вставай! — неожиданно приказал Виталий, сам поднимаясь с табурета. Агонизирующе-задиристое выражение тут же слетело с лица Алексея, снова сменившись животным страхом. — Ну, живо!

Евсигнеев с трудом начал подниматься, опираясь о стену здоровой рукой, дрожа и шатаясь. Его простреленная нога подворачивалась. На плитах образовалась небольшая лужица крови.

Когда он кое-как зафиксировал свое тело в вертикальном положении, Виталий остановился в полуметре от него и размеренно сказал:

— Убить тебя? Нет. Я сделаю хуже. Я не убью тебя. Это сделает кто-то другой. Я думаю, он сейчас очень на тебя зол. Он ведь установил для нас очередность, он изобрел для каждого из нас особенную смерть. А ты ему подпортил планы, Леха. Смерть всех, кроме Ольги, была непростой. Как ты думаешь, что он приготовит для тебя?

Алексей в упор посмотрел на него. Его нижняя челюсть отвисла.

Потом он начал смеяться. Тихие, скрипучие смешки выкатывались из раскрытого рта — словно кто-то безостановочно терзал несмазанные дверные петли. Алина, закрыв глаза, отвернулась, чувствуя неодолимое, безумное желание тоже засмеяться. Упасть на пол и хохотать, глядя в потолок. Пятеро. Осталось пятеро. Евсигнеев уже не в счет.

— Олег, Петя, поможете отвести его в комнату отдыха?

— Почему туда? — недоуменно взглянул на Виталия Петр. Олег просто раздраженно пожал плечами — возиться с Алексеем было ему совсем неохота. Евсигнеева нужно было отправлять не в комнату отдыха, а в холодильник. Желательно без признаков жизни.

— Первый этаж, — ответил Виталий. — Решетки на окне. Самое для него место.

Алексей перестал смеяться и мутным глазом посмотрел на приближавшихся Петра и Олега.

— Нет! — взвизгнул он. — В мою комнату! Я хочу в мою комнату! И верните мое одеяло!

Петр и Олег подхватили его и поволокли из кухни. Алексей пытался отбиваться, но тщетно.

— Я не хочу туда! Не хочу! Суки!.. Пустите!..

На этом слова кончились, и дальше изо рта Евсигнеева вырывались только бессмысленные и бессвязные вопли и завывания. Они оборвались только тогда, когда его втолкнули в комнату, и он шлепнулся на пол рядом с бильярдным столом.

— Развлекайся! — напутствовал его Олег. — Можешь в боулинг поиграть! Времени у тебя теперь много! Так что совершенствуй технику!

— Принесите мне мою аптечку! — закричал Алексей, пытаясь сесть. — Принесите мне мои бинты! Я же истеку кровью до смерти!

— Крупные сосуды у тебя не задеты, так что не галди! — холодно сказал Виталий. — Рубашечкой перевяжешь! Отдыхай!

Он захлопнул дверь, приглушив полуотчаянный-полубезумный Евсигнеевский вопль. Петр принес крепкий прямоугольный журнальный столик и укрепил его под ручкой поперек двери. Потом подергал дверь и кивнул.

— Надежно.

И тотчас же они услышали, как изнутри сухо щелкнул замок. Олег зло усмехнулся.

— О, проворно! Как прибздел-то мальчонка… ой, простите, мамзели, сорвалось! А ты куда это собралась?

Вопрос относился к Кристине, которая медленно пятилась по коридору в холл.

— В свою комнату, — она застыла, подозрительно оглядывая всех покрасневшими глазами. — У меня жутко болит голова, я хочу лечь спать! Я не буду сидеть с вами всю ночь — и не надейтесь!

— В этом все равно нет смысла! — поддержал ее Петр, почесывая щетинистый подбородок. — Нас убивают и когда мы порознь, и когда мы вместе. Какая разница? Я тоже пойду спать. По крайней мере, если умру, так хоть выспавшимся. А вы? Что скажете?

— А что сказать? — Виталий отвернулся от двери и медленно пошел по коридору. — Делайте, как знаете? Каждый теперь полагается только на себя.

— Это верно. Ты не подумай, я не говорю, что вас опасаюсь, — извиняющимся тоном произнес Сливка. — Но с другой стороны, абсолютно верю я только себе. И дверь открою, если меня об этом одновременно попросят два голоса. Одному не открою. Учтите. Ладно, до утра!

Олег отрешенно кивнул. Кристина сделала несколько шагов спиной вперед и снова остановилась.

— Если это не он, то это кто-то из вас, — тихо произнесла она. — Я, вообще-то, не считаю себя такой уж положительной. Я, если честно, так себе… и да-же не знаю теперь, кто я на самом деле. А вы… — она коротко глянула на Петра, — мне кажется, что вы лучше меня. Во всяком случае, кажетесь такими. Хорошие люди. Именно таким всегда и удается настоящее зло. Потому что таких людей, как я, всегда тянет спрятаться за вашу спину. И вы надежно прячете, честно защищаете… а потом поворачиваетесь лицом. И это уже совсем другое лицо. Я боюсь вас.

Петр покачал головой и пошел по коридору к лестнице. Проходя мимо Кристины, он задумчиво затормозил, и Кристина тоже застыла, явно не желая идти первой. Петр немного постоял, потом сплюнул и направился дальше почти бегом. Кристина выждала несколько минут и только потом пошла следом.

Они проводили Алину в ее комнату, несмотря на все заверения, что с ней все в порядке и она вовсе не устала. Но Виталий настоял, потому что не хотел, чтобы девушка присутствовала на кухне, где им с Олегом предстояло еще кое-что сделать. Кроме того, Алину буквально шатало от изнеможения, и видно было, что держится она с большим трудом.

Уходя, Виталий оставил ей пистолет.

— Там еще пять патронов, — сказал он. — Только все же сначала спрашивай, кто там, а потом стреляй.

— Ладно, — устало сказала она, держа пальцы на ручке замка. — Вы… я посплю пока.

— Не забудь запереться, — Олег подмигнул ей, вызвав на ее лице кислую улыбку.

— Ты сейчас сказал что-то очень глупое.

Она захлопнула дверь, и почти сразу же щелкнула замком. Не раздеваясь, повалилась на кровать и тут же уснула, обнимая пистолет, словно любимую куклу.

Олег провел в комнате Алексея осторожный, но тщательный обыск, и его усилия были вознаграждены парой стерильных бинтов и упаковкой таблеток ампициллина. Он заново перевязал Виталию плечо, после чего сунул ему упаковку.

— Возьмите это и запейте водой. Антибиотик — то, что тебе сейчас надо! Аллергии у тебя нет?

— Нет, — Виталий взял таблетки и пошел к раковине за водой. — Запасливый сукин сын! О здоровьичке пекся!

Олег поднял голову, прислушиваясь к глухим ударам, воплям и истерическому смеху, непрерывно летевшим из комнаты отдыха.

— Интересно, когда он устанет? Он, кстати, по-моему, бильярдный стол к двери придвинул. Боится. Ты и вправду думаешь, что это не он?

— Не знаю. Ты слышал, что он тогда бормотал? Про «Десять негритят»? Боялся, как бы убийца не спрятался среди трупов. Если убийца он, то чего ему этого бояться?

— Ну, он ненормальный.

— Разве что.

Олег помолчал, потом посмотрел на прикрытое простыней тело.

— Слушай, как мы его поднимем? Тебе так лучше вообще… Водила, сука, хоть бы помог! В нору спрятался!

— Хрен с ним. Еще удивительно, как он столько продержался. С самого начала был на взводе, — Виталий поставил мокрый стакан на стол. — Рохля он, да и семейный, к тому же. Риска не хочет.

— Рохля рохлей, а серебро-то тырит!

— Ладно, давай делом займемся! — Виталий подошел к Жоре и присел на корточки, глядя на него. — Поднятьто, конечно, не поднимем. Волоком потащим. Ты за одну руку, я за другую. Проем широкий — вдвоем пройдем.

— Только там в морозильнике такое на полу! — Олег покачал головой и воткнул сигарету в пепельницу. Виталий вздохнул.

— Значит, придется слегка прибрать.

— Твою мать!

— Во-во!

— Слушай, давно хотел тебя спросить — а это не ты маньяк?

— Да пошел ты!..

— Я так и думал.

Спустя полчаса они захлопнули дверь морозильной камеры, после чего Олег опустился прямо на пол, съехав по двери спиной, и достал сигареты.

— Будешь?

— Давай.

Виталий, морщась от боли в плече, сел рядом, и они закурили.

— Черт, — хрипло сказал Олег. — И подумать не мог, что буду таскать мертвецов, как дрова… и курить… вот так…

— Как так?

— Нам не выбраться отсюда, — вдруг с неожиданной уверенностью заявил Кривцов. Виталий слегка укоризненно посмотрел на него сквозь дым.

— Ерунды не говори!..

— Брось! Ты же умный мужик, ты же уже это понял. Все здесь сдохнем! Блядь, не думал я, что так закончу…

— Уж от кого-кого, но от тебя я таких разговоров не ждал.

— А ведь вот… — Олег механически потер ладонью щеку. В подглазьях у него залегли глубокие, похожие на синяки тени, и он казался старше на добрый десяток лет. — Страшно мне, Виталя, страшно до… — он сглотнул. — Не думал я, что когда-нибудь такое вслух скажу. Я… я всегда… Тебе ведь Алька нравится, да?

Воробьев, помедлив, кивнул.

— Правильно. Она хорошая девчонка, — Олег прижался затылком к двери морозильной камеры и закрыл глаза. — Не хотел бы я ее так же тащить.

— Хватит! — резко сказал Виталий. Олег невесело усмехнулся и встал. Надломленный, поникший, он был сам на себя не похож.

— Будь реалистом, старик. Будь реалистом. Никого нам здесь не спасти… даже себя. Будь реалистом — тогда не будет так больно.

— Олег…

— Я устал, — сереньким, невыразительным голосом произнес Кривцов и подошел к окну. Уткнулся лбом в стекло, глядя на мокрую ночь. Виталий тоже встал и опустился на табурет, положив локти на стол. Его самочувствие немного улучшилось, чего нельзя было сказать о настроении. Он запустил пальцы в свои волосы, потом посмотрел на стоящую на столе чашку и резким движением руки смел ее на пол. Чашка разлетелась вдребезги.

— Ты не виноват, — сказал Олег, не оборачиваясь. — Человек не может всего предусмотреть. И не лепи опять эти фразы: мол, я взял, я понес… Все лоханулись! — он стукнул кулаком по стеклу. — Эх, вмазать что ли?!

— Нельзя, — отозвался Виталий и повернулся на табурете. — Но надо.

— Золотые слова, — сказал Олег и направился к шкафу со спиртным. — По слегка! Беленькой. По-простому. А потом на боковую. Иначе — не убьют нас, так скончаемся от переутомления.

— Ты чертовски откровенен!

— Присутствует, — Олег открыл бутылку водки и поставил ее на стол. Потом принес стаканы — семь штук. Два налил до краев, остальные наполовину, выстроив их рядком на столе. Виталий угрюмо посмотрел на прозрачную жидкость за безмолвным поблескивающим стеклом, потом поднял голову и взглянул на потолок.

— Нравится? — негромко спросил он.

Особняк безмолствовал. И только по коридору летел и летел в кухню истерический, похожий на клекот, смех Евсигнеева.

Его разбудил негромкий стук в дверь — такой слабый и нерешительный, что его можно было и вовсе не услышать. Но он услышал и сразу же открыл глаза. Он знал, кто стучит.

Некоторые вещи просто знаешь.

Прежде, чем встать, мазнул взглядом по стрелкам часов. Половина второго. Странно. Он думал, что это произойдет раньше.

Виталий открыл замок и распахнул дверь, и стоявшая в полутемном проеме фигура чуть качнулась назад.

— Ты даже не спрашиваешь, кто? — произнес ошеломленный голос. Виталий покачал головой.

— Я знал, что это ты. По-моему, только ты в этом доме до сих пор стучишься смущенно. Что-то случилось?

— Да нет, — Алина, все в тех же джинсах и майке, обхватила себя руками. В правой был пистолет. — Просто я… ну…

— Тебе страшно?

Она кивнула, явно обрадованная тем, что ей не пришлось произносить это самой. Виталий открыл дверь пошире, впуская ее, потом выглянул в пустой полутемный коридор. С первого этажа по-прежнему доносились крики и хриплый хохот — Евсигнеев в своем безумии был неутомим. Виталий захлопнул дверь и запер ее, и от хлопка Алина вздрогнула. Потом положила пистолет на журнальный столик и села в кресло.

— Извини, что разбудила.

— Я не спал, — соврал Виталий, опускаясь на смятую постель. — Разве тут уснешь?!..

— Я посижу у тебя. Немножко. Можно?

— Да сиди хоть до утра! — великодушно предложил он. — Вдвоем и веселее. Думаешь, мне не страшно?!.. Может, я бы скоро тоже к кому-нибудь жалостно постучался — или к тебе, или к Олегу.

Алина невесело засмеялась, разглядывая свои пальцы с обломанными ногтями.

— Если хочешь, можешь поспать, — Виталий похлопал ладонью по постели. — Я посижу в кресле.

— Ты джентльмен?

— Местами.

— Человек, который, пригласив девушку к себе домой выпить чаю и посмотреть картины, поит ее чаем и показывает картины?

— Примерно так, — он улыбнулся. — Так что можешь устраиваться. Можешь даже вытащить свой кинжальчик, который ты привязала к ноге под брючиной — тебе будет неудобно с ним спать.

Алина изумленно посмотрела на него.

— Как ты узнал?!

— Элементарно, Ватсон! Ты обращала на нее слишком много внимания. Прижимала к ней другую ногу, проверяя. То и дело одергивала брючину. В следующий раз так не делай.

Алина недовольно скривила губы.

— А я-то вообразила себя спецом по конспирации.

— Ну, остальныхто ты провела.

Алина помолчала, потом вытащила из кармана смятую пачку сигарет и закурила.

— Как твое самочувствие?

— Само чувствие нормально, плечо так себе… Но это не смертельно.

— Спасибо тебе.

Виталий ничего не ответил, сразу помрачнев, и Алина, поняв, о чем он думает, пересела к нему на кровать и осторожно дотронулась до его руки.

— Ты не…

— Олег сказал мне то же самое! — резко перебил ее Виталий. — Но слова — это все… — он покрутил в воздухе пальцами. — Для меня важно то, что я думаю. А я думаю иначе!

Он отдернул руку от ее пальцев и, резко встав, отошел в дальний конец комнаты, ероша волосы.

— Это не твои люди, Виталий! — жестко сказала Алина. — И ты им не командир! У всех свои головы на плечах, и ты не можешь заставить их поступать так, а не иначе!

— И что тогда надо было?! Сидеть и ничего не делать?!

— Почему? Делать. Но без самобичевания и выворачивания наизнанку! Иначе ты очень быстро сорвешься, а вот этого как раз делать тебе никак нельзя! Потому что тогда ты погибнешь.

— Ты меня успокоила, — отозвался Виталий с холодным смешком. — Не беспокойся, истерики у меня пока не предвидится!

— Это радует общественность, — в ее голосе появилась знакомая струйка яда. Виталий отвернулся, глядя в окно. Неожиданно для себя он здорово разозлился, но в то же время ему так же неожиданно полегчало. И в самом деле, какого черта?!

Алина за его спиной что-то пробормотала себе под нос, чуть скрипнув кроватью, и он раздраженно переспросил:

— Что?!

— Я говорю, что люблю тебя. И мне кажется, что это надолго. Если у меня будет это надолго…

— С чего ты это взяла? — Виталий не обернулся, продолжая смотреть в окно. — Не забивай себе голову ерундой, Аля. Это не любовь. Это страх, смешанный с отчаяньем и благодарностью, но это не любовь. И когда все это закончится, и мы выйдем отсюда…

— Ты меня уговариваешь? Или себя? Чего ты боишься?

— Я боюсь? — он резко обернулся. Еще никогда Виталий не видел у нее такого злого лица.

— Конечно. Одному спокойней, правда?! Удобней! Безопасней! С моей стороны было очень глупо предположить, что у тебя с Мариной были какие-то отношения.

— Возможно, у нас просто разные понятия об отношениях, — холодно ответил Виталий.

— Возможно! А глупая Маринка — всего лишь лекарство! От страха и для бодрости! Не она — так другая! Все очень просто! А о лекарствах можно не беспокоиться! Проглотил — и забыл! Отличная и очень полезная душевная организация!

— Крики на меня не действуют, Алина. Может, тебе бы стоило не говорить ничего, а просто запустить в меня стулом. Тогда бы я точно понял, что ты имеешь в виду. Я не хочу, чтобы меня убеждали в том, чего на самом деле не существует! И себя не убеждай! Все это — миф, ненастоящее, и оно исчезнет так же, как, возможно, и все мы! Не может здесь быть такого! Ну вот не может!

Алина встала. Ее лицо было холодным, пустым. Она покачала головой.

— Да. Наверное. Мне показалось, что я что-то увидела… в тебе. Но я ошиблась. Да, ошиблась…Спокойной ночи.

Повернувшись, она быстро пошла к двери, даже не взглянув на пистолет, оставшийся лежать на журнальном столике. Виталий снова отвернулся к окну. На его скулах ходили желваки.

Алина положила пальцы на ручку замка и в тот же момент в очередной раз убедилась в быстроте, бесшумности и неожиданности Виталия. Ее вдруг схватили за запястье — сильно, почти грубо, сорвали пальцы с ручки и развернули и дернули так резко, что она с размаху налетела на него. Виталий поймал ее — и руками, и губами, прижал к себе, водя ладонями по ее спине, плечам, запуская пальцы в медные волосы, сжимая в руках и отпуская, чтобы тут же снова сжать, и губы его были то нежно-ласковыми, то грубо-нетерпеливыми, и она в точности повторяла и его движения, и их оттенки, словно была его отражением.

— К черту, рыжик! — зло сказал он, на мгновение оторвавшись от ее губ. — Реальность это или нет — к черту! Мне надоело корчить из себя идиота! Все было ясно давным-давно!.. Когда в лесу я увидел, что ты с каким-то трухлявым дубьем кинулась ко мне на выручку, я был счастлив, как полный дебил!..

Алина нетерпеливо притянула его к себе, заставив замолчать. И только какое-то время спустя сладко шепнула ему на ухо, щекоча его вьющимися прядями:

— Только тебе нельзя двигаться…

— Ерунда!

— А вот мне очень даже можно!

— Я не стану спорить.

— Да это и бессмысленно…

— Почему ты куришь «Беломор»?

— Не знаю. Привык.

— Жуткий дым.

— Погасить?

— Глупости! Кури на здоровье!

— Чудесное пожелание.

— Спасибо. Всегда приятно сказать что-нибудь хорошее близкому человеку!

Она чуть передвинулась, чтобы близкий человек стал еще более близким, и Виталий молча обнял ее, притянув рыжеволосую голову к себе на грудь и продолжая дымить папиросой. Алина тихо улыбалась. Она была счастлива. Счастлива сейчас. Все остальное, в том числе и время, было очень далеко, и сейчас ей до этого не было никакого дела. И не было никакого желания анализировать, что тут настоящее, что мечта, что иллюзия. Наплевать!

Хотя пистолет все же лежал на тумбочке рядом с пепельницей. На всякий случай.

Кинжал лежал там же.

Одежда лежала везде.

Виталий погасил папиросу, повернулся к Алине и провел указательным пальцем по ее носу.

— Спишь?

— М-м-м? Не знаю. Может быть. Я еще не решила.

— Раз не решила, тогда спи.

— Как твое плечо?

— Плечо? Я забыл, что оно у меня есть.

— Лицемер!

Воробьев от души рассмеялся, потом задумался, и она почувствовала, как улыбка исчезла с его лица. Приподняла голову.

— Что такое?

— Мне не дает покоя мысль — как бы все повернулось, если б мы не остались в этом доме?

— Думаю, точно так же. Мы бы все равно вернулись в этот дом. Рано или поздно. Для того и дождь. Для того и холод. И дорога, которой нет.

— Неужели мы действительно в своем собственном мире? Которого на самом деле не существует?

— Он существует. Пока мы живы, он существует.

— Или пока жив убийца.

— Возможно, — Алина нервно потерла порез на ладони. — Помнишь, я тогда слышала голоса?..

— Да.

— Я не все сказала. Они ругались. Один требовал «остановить это». Другой говорил, что в этом уже нет смысла. И тогда тот, первый, сказал: «Вы и в прошлый раз прокололись». Я уверена, что слышала это на самом деле! Словно…

— Словно на какое-то мгновение ты начала просыпаться?

Алина с трудом заставила себя кивнуть. Лицо Виталия резко осунулось, потом он посмотрел на свою правую руку. Задумчиво пошевелил в воздухе пальцами.

— Прошлый раз… Это что же получается, мы не первые?

— Возможно. Я… знаешь, что я подумала? Мне кажется, что наш маньяк не был запланирован. Он не с ними. Он сам по себе. Но, судя по всему, он с самого начала знал, что происходит.

— Он был в первой группе?

— А теперь оказался в нашей. Поэтому он все знает. И спокойно осуществляет свою мечту, не ломая голову над местными загадками.

— Хороша мечта!

— Наркотики бывают разными, Виталик. Наблюдать за чужим страхом, отбирать жизни… это очень сильный наркотик. Он же тут фактически бог. И вот где мы все у него! — Алина сжала кулак.

— Ты должна запомнить все это, рыжик! — очень серьезно сказал Виталий. — Обязательно! И я запомню! Неужели… неужели всего этого не существует?.. с ума можно сойти! Ты должна запомнить это… и обязательно запомни меня! Если здесь я… как сон… то где-то там я все равно человек! Реальный живой человек! Не компьютерная фантазия или чего там еще! Не забудь меня!

— И ты меня тоже.

Он обнял ее — крепко и с каким-то отчаяньем, точно боялся проснуться сию секунду. Что было равносильно смерти.

Потом она задремала и потеряла счет времени. Ей ничего не снилось, было только приятное теплое забытье, и когда в дверь вдруг громко постучали, Алина даже не сразу поняла, что это за звук. А поняв, резко села на кровати, придерживая на груди одеяло. Виталий уже успел впрыгнуть в брюки и теперь, осторожно ступая босыми ногами, быстро шел к двери, держа в руке пистолет. Прижавшись к стене возле косяка, он негромко спросил:

— Кто?

— Это я! — послышался из-за двери негромкий голос Олега. — Слушай, Альки нет в ее комнате!

— Зато она есть в моей.

— Ф-фу, слава Богу! — произнес Олег с искренним облегчением. — Открой, пожалуйста.

Виталий посмотрел на Алину, которая уже натягивала джинсы. Она кивнула, хватая свою майку.

— Зачем?

— Мне надо кое-что тебе сказать.

— А до утра подождать не может?

— Нет! Да открой ты, елки! — теперь в голосе Олега слышался явный испуг. Виталий сделал Алине знак, чтобы она отошла с линии дверного проема, повернул ручку замка и снова прижался к стене. Дверь отворилась, и в комнату ввалился взъерошенный Олег с азербайджанской саблей в руке. Виталий тут же резко толкнул его к стене и ногой захлопнул дверь.

— Эй! — закричал Кривцов, затылком ощутив тяжелый пистолетный холод, и вскинул руки, уронив саблю. — Это я! Я! Ты чего?! Сдурел?!

Виталий отпустил Олега и отступил назад. Алина вопросительно выглянула из-за его плеча.

— Что случилось?

Олег молча повернулся, потирая затылок. Облизнул пересохшие губы, посмотрел на Алину, на Виталия, снова на Алину, после чего с неким торжественным страхом произнес:

— Я сошел с ума!

— Ну, тоже мне новость, — Виталий слегка расслабился, опуская руку с пистолетом. — Здесь все давным-давно…

— Нет! Я серьезно говорю! — выражение лица Олега не оставляло ни малейших сомнений в его серьезности. — Я сошел с ума!

— И в чем же это выражается? — поинтересовалась Алина, выходя из-за спины Виталия. Олег растерянно и болезненно посмотрел на нее, потом облизнул губы.

— Я тут… ходил по дому… проверял… В общем, я ходил проверить, не стащили ли еще чего из оружейной.

— И как? — слегка недовольно осведомился Виталий. Олег покачал головой.

— Вроде бы, все на месте. И никто ее не открывал. Я… я там метку оставил. Ниточку тонкую. Невозможно было заметить. Но не в этом дело… Я… я был на втором этаже… Я пошел к лестнице… и услышал шаги. Кто-то поднимался — очень тихо. Я выглянул из-за угла и я… — Олег сглотнул, помолчал немного, потом решился. — Я увидел Жорку!

— Что?! — Алина изумленно округлила глаза. — Жорка мертв!

— Вот я о чем и говорю! — плачущим голосом согласился Олег. — Я сошел с ума!

Он съехал спиной по стене и уселся на пол. Виталий хмуро посмотрел на него. Олег никак не производил впечатление сумасшедшего. Но производил впечатление очень напуганного.

— Подожди. Может, ты просто напутал? На лестнице не так уж светло… мог идти… например, Петя, а ты…

— Напутал?! — тут же возмутился Олег. — Как это Жорку можно с кем-то перепутать?! Да и тем более с этим доходягой?! Что я — Жорку не знаю?!.. не знал?!

— Но это невозможно, Олег! — Алина присела рядом с ним на корточки, и Олег машинально скосил глаза на кинжал в ее руке. — Евсигнеев его застрелил. Жора умер. Мы все это видели!

— Видели… Я это не только видел, но и прочувствовал! Мы ж его с Виталей совсем недавно в простыню заворачивали… в морозилку перли! Он был мертвее мертвого! — Олег схватился за голову. — Господи, да что ж это за место такое?! Мертвяки оживают!

— Тихо, подожди, — Виталий успокаивающе качнул его за плечо. — Значит, ты видел его на лестнице…

— Да!

— Не ори.

— Да не ору я! — закричал Олег еще сильнее, но тут же зажал себе рот и испуганно поглядел на дверь. — На лестнице. Я его в профиль срисовал — идет себе спокойно в одних трусах, патлы распущены… и в голове ни дырочки!

— А он тебя срисовал? — спросила Алина. Олег слегка покраснел.

— Нет. Я спрятался. Сразу же. По стеночке обратно… Минут пять просидел за углом не меньше, — он виновато посмотрел на них. — Я в усмерть перепугался.

— Любой бы перепугался, — поддержала его Алина. — А потом?

— Потом все-таки вылез. На лестнице никого. Рванул на третий этаж. Там тоже никого. Комнаты так и заперты снаружи… кроме двух.

— А Кристинка и Петька?

— У себя были. Петька сказал, что не откроет — мол, он предупреждал! А звезда меня просто послала!

— Ты им рассказал?

Олег покачал головой.

— Нет, я сразу к вам. Слушайте, может это… — он запнулся, — проверим морозилку? Только я один туда идти боюсь.

Виталий хмуро посмотрел на Олега, который сейчас казался совершенно разнесчастным. Придумывать такое? Не похоже на него.

Но разве он знает Кривцова наизусть? Он знаком с ним всего три дня.

Нет, ну конечно я верю тебе, Олег.

Но не безгранично.

Он глянул на Алину и понял, что она думает о том же самом. Ловушка? Еще одна ловушка? Но уж больно нелепый способ в нее заманить. Может, Олег действительно сошел с ума и у него начались видения? Возможно. Но почему-то не верится. В ожившего мертвеца верится еще меньше.

А как насчет ирреальности?

Словно уловив его мысль, Алина произнесла.

— До сих пор здесь соблюдались законы природы. С чего бы им вдруг от них отступать?

— Ясно, — упавшим голосом сказал Олег. — Вы мне не верите. Вот видите — я действительно сошел с ума. И что мне делать? От этого есть какие-нибудь таблетки? Может, поискать у Евсигнеева? Он же псих — может таскал с собой какие-нибудь противошизофренические пилюльки? А?

Виталий задумался, но явно не над тем, что следует прописать Олегу.

— Ладно, — наконец сказал он. — Сейчас мы с тобой спустимся на кухню и посмотрим. И если там… ничего не изменилось, то ты отправишься в свою комнату и мирно ляжешь спать, только, извини, под замком. А если нет, то…

— Первый вариант меня вполне устраивает! — заявил Олег дрожащим голосом. — Лучше пусть я буду того, чем тут в придачу к маньяку будут шастать живые мертвецы! Знаете, что?! Как посветлеет, я линяю из этого дома к едрене фене! Лучше в лесу мокнуть, чем такое!..

— Ладно. Но ты пойдешь первым.

Олег потрясенно и обиженно посмотрел на него.

— Думаешь, я способен тебе нож в спину всадить?

Виталий промолчал. Олег пожал плечами.

— Ладно, как скажешь.

Он подобрал свою саблю, с трудом поднялся и шагнул к двери. Виталий оглянулся на Алину.

— А ты…

— Я пойду с вами! — сказала она, потом уставила на Виталия торчащий указательный палец. — И не спорь! Одна я тут не останусь!

— Послушай, у тебя будет пистолет…

— Но тогда его не будет у тебя. Не возражай! А что если кто-то другой постучит в дверь и скажет, что ты ранен?.. Я не уверена, что не открою. Кроме того… короче, я пойду с вами и все!

Она решительно прошла мимо Виталия, остановилась возле двери и кивнула Олегу.

— Ну, чего ты ждешь? Открывай!

Олег положил пальцы на ручку, помедлил, потом с силой рванул дверь на себя и вышел в коридорный полумрак.

Свет на кухне так и горел — уходя, Виталий и Олег не выключили его. Алина взглянула на пять стаканов с водкой, поминальным рядом выстроившихся на столе, и тут же отвернулась, закусив губу. На плитах пола темнели разводы, упиравшиеся в дверь морозильной камеры — именно этим путем не так давно покинул кухню Вершинин усилиями друзей по несчастью.

Олег прикоснулся к ручке дверцы морозилки, но тут же отшатнулся назад.

— Вот черт! А если он там стоит?!

— Открой и сразу отскочи в сторону! — приказал Виталий, поднимая пистолет. Алина встала чуть подальше, чтобы иметь возможность одновременно смотреть и на дверь, и на морозилку. Олег вздохнул, собираясь с духом, потом рванул ручку на себя и тут же отлетел назад и в сторону так проворно, словно кто-то невидимый дал ему хорошего пинка, держа саблю обеими руками так, будто хотел спрятаться за ней. Из-за приоткрывшейся двери вырвался густой клуб стылого пара и медленно растаял в воздухе.

Больше ничего не произошло.

Они осторожно заглянули внутрь. Продукты, сдвинутые к одной из стен. Кровяные разводы на полу. Три длинных свертка, ставших гораздо более бесформенными, чем раньше. И еще один — самый большой и самый аккуратный, уже подернувшийся инеем. Замороженные рыбины вновь неодобрительно уставились на заглянувших мерзлыми глазами.

Опять пришли? Уходите. Здесь только мертвые. Не тревожьте нас. Или заходите насовсем. Останьтесь с нами, с нами…

— Ничего не изменилось, — мрачно заметил Виталий и посмотрел на Олега. Тот неуверенно кивнул на большой сверток.

— А он… точно там?

— Погляди.

Олег покосился на Алину и получил в ответ неодобрительно-недоверчивый взгляд. Вздохнул и шагнул внутрь морозильной камеры. Виталий внимательно наблюдал, как он опустился рядом с телом, снова вздохнул, потом осторожно потянул вверх завернутый край простыни. Тот неохотно поддался с легким хрустом, и в яркий свет длинных ламп выглянуло заиндевевшее белое лицо Жоры с плотно закрытыми глазами. Его ресницы, брови и волосы казались поседевшими от инея, потемневшее пулевое отверстие тоже окаймляли крошечные белые пушинки.

— По-моему, он совершенно мертв, — логично заметил Виталий, чуть поднимая руку с пистолетом. Олег обреченно кивнул, дотронулся пальцем до твердой ледяной щеки гиганта и отдернул руку.

— Да. Но тогда, черт возьми, как он мог только что разгуливать по лестнице?! Ну вот точно он!.. Только голый и волосы распущены! Неужели я действительно свихнулся?!

— Виталик, а тебе это ничего не напоминает? — негромко спросила Алина. Виталий посмотрел на нее, потом снова на Олега и опустил руку с пистолетом.

— Но тогда речь шла о живых!

— Вы о чем? — Олег снова накрыл простыней мертвое лицо Вершинина и вышел из камеры. — Что? Уже что-то такое было?

Алина не ответила, отрешенно глядя в пространство перед собой и чуть поводя головой из стороны в сторону. На ее лице начала появляться легкая, еще не осознанная тревога.

— Что?! — быстро спросил Виталий. Алина подняла в воздух ладонь.

— Подожди!

— Ты что-то слышишь? — свистящим от волнения шепотом спросил Олег, вскидывая саблю и нервно озираясь. Алина покачала головой.

— Наоборот, не слышу. Евсигнеев. Он больше не кричит.

Виталий медленно повернул голову к двери, напряженно прислушиваясь.

— Наверное, спать лег, — предположил Олег, поводя в воздухе саблей. — Психи ведь тоже устают. Я, например, устал… А может, кровью истек.

— Не смешно! — отрезал Виталий. Олег пожал плечами.

— Да какой тут смех?!.. Только я бы, например, не огорчился.

— Может, — Алина крепче сжала в пальцах свой кинжал, — может стоит проверить?

— Достаточно будет просто толкнуть дверь, — задумчиво произнес Воробьев. — Он же заперся — снаружи этот замок не открыть. А смерть от потери крови — это вряд ли. Небось, давным-давно перевязал свою хилую лапку. Уж себя-то он ой как любит! Если он мертв, то лишь с чьей-то помощью.

— Как ты и обещал, — Олег захлопнул дверь морозильной камеры, не заметив брошенного на него угрюмого взгляда. — Только это нереально. Для этого дверь надо было выбить, стол, которым он загородился, свернуть… Это ж какой грохот! Кроме того, Леха уж никак не стал бы, словно телок для заклания… он бы тогда так разорался, что вы б с кровати упали! Дрыхнет он! Да и вообще наплевать, вы лучше объясните, как мог Жорка…

— Жорка ничего не мог! Он в холодильнике!

— Виталик, подожди, — вмешалась Алина, — но ведь…

Но Воробьев только махнул рукой и быстрым шагом направился к двери.

— Я все же проверю. А вы здесь подождите…

— Ну уж нет! — вырвалось у обоих, и они поспешно метнулись следом. Олег, выбегая, зацепился саблей за дверной косяк, и Виталий с Алиной свирепо посмотрели на него.

— Тихо!

Кривцов виновато кивнул и взял саблю наперевес, словно букет цветов. На мгновение на его живом лице появилась некая вспышка, словно Олега посетила совершенно неожиданная мысль. Но тут же исчезла.

Они бесшумно пересекли холл, в котором теперь горела только половина светильников, хотя это мало сказалось на степени его освещенности. Лишь на перилах все так же сияли белые матовые шары. Алина посмотрела в сторону лестнице — не мелькнет ли наверху чья-то тень? Потом не выдержала и оглянулась. Олег-таки нагнал страху своим рассказом, и на какой-то момент она была почти уверена, что Жора уже выбрался из морозильной камеры и спешит следом, неловко переставляя окоченевшие ноги и неумело улыбаясь заиндевевшими губами.

Ребята, подождите! Я с вами!

Вот черт!

Остановившись у двери в комнату отдыха, они некоторое время безмолвно смотрели на нее. Стол все так же подпирал ручку, не давая узнику вырваться наружу. Из-за двери не доносилось ни звука. Виталий сделал Алине знак, чтобы она держалась подальше, потом пригнулся и осторожно прижался ухом к щели между дверью и косяком, пытаясь уловить какой-нибудь мало-мальский шум, храп или хотя бы звук дыхания. Олег сделал то же самое. Прошло несколько секунд, после чего они распрямились и отрицательно покачали головами друг другу.

— Не нравится мне это, — прошелестел голос Виталия, и он, одной рукой держа пистолет наизготовку, взялся за стол и кивнул Олегу, потом коротко глянул на Алину.

— Стой пока там! Не подходи!

Алина и не проявляла желания подходить, она стояла, крепко сжимая в руке кинжал и бросая встревоженные рваные взгляды на противоположный коридор, на дверь комнаты отдыха и обратно на коридор.

Виталий и Олег осторожно сняли стол, стараясь не производить при этом шума, и прислонили его к стене, потом задумчиво посмотрели на дверную ручку. Виталий что-то буркнул и протянул было руку, но Олег неожиданно шлепнул его по пальцам.

— Раз уж я вас сюда притащил, я и открою, понял?!

Он осторожно нажал на ручку, и дверь послушно поддалась, приотворившись на пол-ладони. Изнутри ее ничего не удерживало, замок был не заперт. Виталий и Олег мрачно переглянулись, после чего Олег зло произнес:

— Твою мать! Так и есть!

Он в яростном запале толкнул дверь, распахивая ее, и в следующее мгновение Виталий в стремительном прыжке смел его с ног и повалил на пол. Одновременно с этим раздался глухой удар, на пол что-то посыпалось, Алина испуганно вскрикнула и повернулась. Ее рука с кинжалом машинально взлетела вверх, готовая поразить наскочившего противника.

Но противника не было.

Олег и Виталий, распростершиеся на полу, приподняли головы и ошеломленно посмотрели на стену, из которой, как раз напротив того места, где мгновением раньше была голова Олега, торчала глубоко вонзившаяся арбалетная стрела.

Олег хрипло выдохнул и расслабленно стукнулся затылком о пол, закрыв глаза. Виталий медленно поднялся, неотрывно глядя на стрелу.

— Вот и арбалет нашелся! — хрипло заметил он, потом протянул руку Олегу. Тот поспешно ухватился за нее, после чего был грубо вздернут на ноги и стукнут о стену. — Ты что ж, баран, дверь так дергаешь?! Забыл, где находишься?!

— Мможешь и врезать, — выстукнул зубами Кривцов, чье лицо приобрело зеленоватый оттенок. — З-заслужил.

Виталий скривился и отпустил его, отчего Олег сразу обмяк и чуть не сел обратно на пол.

— Просто думай в следующий раз! Нельзя же так!..

Олег кивнул, подобрал свою саблю, после чего все трое осторожно заглянули в открытую дверь.

Бильярдный стол, повернутый на бок, был аккуратно прислонен к стене возле двери, указывая ножками в широкий подоконник, на котором в наклонном положении с помощью сложной системы веревок был пристроен арбалет. Одна из створок окна была открыта, чтобы дать конструкции больше места, и по комнате вовсю гулял холодный ветер, покачивая свисающие длинные листья растений. По всему полу раскатились бильярдные шары, весело поблескивая под электрическим светом.

Бизнесмен неподвижно лежал возле дальней стены рядом с боулинговой дорожкой, широко раскинув ноги, одна из которых, в соответствии с предсказанием Виталия, была тщательно перетянута разорванной рубашкой под задранной брючиной. Выше пояса брюк виднелся голый волосатый живот, все же прочие части Алексея скрывал большой полупрозрачный зонт Рощиной, открытый и аккуратно поставленный рядом с Евсигнеевым ручкой к окну. Сквозь натянутый материал Алексей казался расплывчатым и бесформенным, отчетливо был виден лишь синий глянцевитый блеск на том месте, где согласно всем законам природы располагалось лицо.

— Ты прав, вряд ли он прилег отдохнуть, — хрипло прошептал Олег. Алина осторожно выглянула из-за его плеча.

— Что это у него с головой?

Виталий молча оглядел пустынный коридор, потом с величайшими предосторожностями вошел в комнату. Посмотрел на валяющуюся на полу оборванную веревку, потом медленно направился к Евсигнееву так, словно переходил минное поле, держа перед собой вытянутую руку. Олег и Алина двинулись за ним след в след, пугливо косясь по сторонам.

Дойдя до зонта, Виталий внимательно оглядел его, потом толкнул ногой, и зонт, легко стуча спицами по паркету, описал полукруг, и увидев то, что он скрывал, Алина резко выдохнула, а Олег уныло выругался, после чего прокомментировал увиденное:

— Да, последний бросок ему не удался!

На лице Алексея лежал тяжелый синий боулинговый шар, которым его череп сокрушили со страшной силой, так что голова бизнесмена в буквальном смысле слова превратилась в лепешку. На полу вокруг темнели многочисленные брызги крови. Черные слипшиеся волосы торчали из-под шара, словно смятые перья. Отверстия для пальцев слепо смотрели в потолок. От тела шел странный шелестящий звук, и Алина не сразу сообразила, что это тикают золотые часы на мертвой руке с переломанным запястьем. В голове мелькнула мысль, что, во всяком случае, Евсигнеев разбирался в устройстве наручных часов.

— Это ж какая нужна сила… — прошептала она вслух. — Да кто из нас так сможет?..

— Жорка бы смог, — невольно сорвалось с губ Олега. Виталий яростно посмотрел на него, хотел было рявкнуть и с большим трудом снизил крик до злого шипения:

— Жорка мертв! Хватит молоть чушь!

Они посмотрели друг на друга, на открытую дверь, снова друг на друга, и в их глазах читалась одна и та же мысль.

Кто?

Кристина или Петр?

Или…

Чем ты занимался, Олег, пока бродил по дому в одиночестве?

Где был каждый из вас, когда я сидел в своей комнате или проверял оружейную?

Где была ты, Аля, до того как постучала в мою дверь?

Все время ли ты был в своей комнате, Виталий, до тех пор, пока я не постучала в твою дверь?

Каждый безошибочно понял, о чем думает другой, и одновременно, не сговариваясь, они отступили на шаг назад, отчего треугольник увеличился почти в полтора раза.

— Кто-то из нас говорил, что сумасшедшие могут обладать невероятной силой… — пробормотал Олег, поднимая саблю. Алина пригнулась, сжимая в пальцах кинжал, рука Виталий с пистолетом чуть приподнялась, но тут же опустилась.

— Елки, да вы что?.. — растерянно проговорил он, обращаясь не столько к ним, сколько к самому себе. Сабля в руке Олега описала дугу и уткнулась острием в пол, а в глазах появилось жалобно-заискивающее выражение бесприютного пса. Алина выпрямилась, кусая губы и запоздало вспомнив, что когда Виталий открыл ей дверь, Алексей еще вовсю голосил, следовательно, был вполне жив.

— Почему он открыл дверь? — Олег хмуро посмотрел на то, что раньше было головой Алексея. — Замок не выломан, стол аккуратно отодвинут… Он что же — сам открыл убийце дверь?

— Получается так, — Виталий посмотрел на Алину, и она прочла в его взгляде вину и отчетливый укор. — Но он бы не открыл дверь никому из нас. Никому.

Алина посмотрела на дверь, потом на бильярдный стол.

Никому.

Я увидел Жорку!

Я не сумасшедший…

В голове вдруг промелькнула яркая нелепая мысль-картина — Алексей, хихикающий и завывающий здесь, на полу, и забаррикадированная дверь. В дверь стучат, и насмешливый Жоркин голос произносит:

— Ку-ку! Сидишь, стрелок херов?! Промахнуться в такую большую голову! Козел ты, Евстигнеев, просто козел! Жалкий, дряхлый, глупый клоун!

Или что-нибудь в этом роде.

А как отреагировал Алексей? Заорал от ужаса?

Вряд ли.

Скорее всего, прошипел бы:

— Евсигнеев! Моя фамилия Евсигнеев! А ты…

Дальше бы последовал взаимный обмен бранью. Наверняка. И тут Жора был бы на высоте. Огонек безумия в Алексее давно уже превратился в неплохой костер, и Жоре бы ничего не стоило раздуть этот костер в ревущее, бушующее пламя.

Он бы открыл ему дверь. Открыл бы. Увидеть. Убедиться. Убить снова.

А может, напротив, чтобы успокоиться. Попросить прощения. И с облегчением сознавать, что убийцей больше не является. Реабилитироваться в глазах остальных — мол, психанул, простите козла, больше не буду. Ну, пострелял слегка, бывает.

Правда, во второй вариант практически не верилось.

Ну, а потом Жоре ничего не стоило оглушить Алексея, уложить его на пол, взять шар, размахнуться и…

Только маленькая загвоздка.

Жора мертв.

Вот если бы он вдруг ожил, все бы очень замечательно подошло.

Но он мертв.

И Олег не кажется сумасшедшим.

А в окне она видела Виталия. Виталия с чужим взглядом и чужой мимикой.

А Маринкин зонт здесь для чего? Как намек, что и Рощина может бродить где-то по дому, заглядывая в комнаты выеденными кислотой глазницами и улыбаясь багровым оскалом черепа?

Кислота, наверное, давным-давно разъела пробку и стекла в канализацию.

Господи, я больше не выдержу!

— Уходить надо отсюда, — глухо сказал Олег и направился к двери. — Лучше уж в лесу, чем…

— Вначале надо притащить остальных, — Виталий осторожно потер плечо. — А для этого придется подниматься к ним вместе. Одному дверь не откроют.

Олег остановился в дверях, потом резко развернулся.

— Откровенно говоря, я бы предпочел обойтись без них, — он пожал плечами, потом поочередно взглянул на Виталия и Алину. — Может быть, я даже предпочел бы обойтись и без вас.

Стоя в дверях, Кривцов потер лоб, потом мучительно сморщился, словно что-то вспоминая.

— Запах, — пробормотал он, — мне не дает покоя тот запах… в ванной. Ландыши… Я чувствовал его… где?

— Ты о чем? — настороженно спросила Алина. Олег приоткрыл рот и вскинул на нее глаза, и его лицо вдруг просветлело, словно он сделал величайшее научное открытие.

— В холле, — хрипло сказал он. — Я почувствовал его в холле, когда мы искали бизнесмена. А Кристинка ведь не спускалась! Мы толпились там… это-го запаха не было… он появился, когда… Он ел чеснок! На кухне! В упор до того момента, пока не закричала Маринка, он ел чеснок! Доставал прямо пальцами, из банки! Сжимал его в пальцах… я думал, это такая манера есть… А когда раздался крик, уронил банку, выплеснув часть маринада на себя! Я думал, случайно… Набрасываться именно на чеснок! Почему?!

Виталий застыл. Алина с трудом произнесла:

— Он сказал, что любит его и всегда ест, когда страшно…

Петр, так случайно и так удачно упавший в бассейн вместе со своей одеждой, Петр, который был один всю ночь и которому ничего не стоило прикинуться мертвецки пьяным, Петр, который почему-то тоже вместе со всеми отправился за своей вещью, хотя все ее уже видели и она была разбита, Петр, входивший в гостиную к Борису, Петр — единственный, кто как-то выпал из поля зрения, когда все бросились изничтожать Маринкиного паука, и который был ближе всех к дивану, где спала Ольга, Петр, который почти прямым текстом сказал, что Алина может додуматься еще до чего-нибудь, и те, другие, будут счастливы, если ее не станет, Петр, спустившийся в холл самым последним, задыхающийся и кашляющий, хотя, как и все, должен был всего лишь пробежать по коридору и лестнице, Петр, набросившийся на маринованный чеснок, Петр, на которого обращаешь так мало внимания, Петр, глуповатый и трусоватый рохля, которого только и хватило на то, чтобы дать пощечину Ольге, Петр, который вез их сюда, Петр, чье простодушное крестьянское лицо и светлые голубые глаза вдруг словно отступили в некую зловещую тень, подернувшись тонкой безжалостной хитростью и насмешливым торжеством, а простецкая неуверенная улыбка превратилась в кривую полуухмылку-полуоскал хищника.

Тогда твоей мечтой сейчас должно быть остаться в живых!..

Все это промелькнуло перед ней, и в тот же момент она закончила произносить последнее слово.

— Бред! — Олег засмеялся. — Конечно страшно! Страшно, что унюхают не тот запах. Вначале нам было не до того, а потом пахло только чесноком! За-то от Кристинки…

Его слова вдруг прервались резким сырым ударом, словно кто-то с размаху швырнул о пол большой кусок свежей говядины. Олег выгнулся назад, коротко взмахнув в воздухе руками, точно призывая слушателей к порядку, из его раскрывшегося рта плеснуло кровью. Рукоять сабли вывернулась из пальцев, и оружие, юлой завертевшись в воздухе, полетело вниз, но еще до того, как сталь коснулась пола, из-за плеча Олега на почти неуловимое мгновение бесшумно выплыло лицо Петра с той самой жестокой полуухмылкой и хищным блеском зубов из-под разошедшихся губ. Его правое веко дернулось — он подмигнул им с холодной издевкой. И тут же исчез. Виталий выстрелил, но пуля пробила лишь пустой воздух и ударила в стену почти рядом с арбалетной стрелой. В следующий момент Петр вшвырнул Олега внутрь комнаты, одновременно схватившись за ручку двери, еще раз мелькнуло его лицо, безвозвратно утратившее прежнее крестьянское добродушие, холодные голубые глаза, а потом лицо исчезло, и дверь с грохотом ударилась о косяк. С той стороны сразу же что-то стукнуло, донесся короткий удар, Виталий на бегу выстрелил еще два раза, и пули пробили дверь насквозь. Добежав до двери, он изо всех сил рванул ручку, но было поздно — Петр с немыслимым проворством уже успел снова заклинить дверь с помощью того самого стола, который не так давно принес сюда с их же молчаливого согласия. Виталий ударил в дверь плечом, но она открывалась внутрь и выбить ее было непросто.

Собственного крика Алина даже не заметила — если он и был, то уже давно отзвенел и умер где-то под высоким потолком. Она метнулась к Олегу, лежавшему ничком и заходящемуся в булькающем хрипе. В его спину был всажен большой немецкий боевой топор, лезвие глубоко вонзилось в тело, перерубив позвоночник и остановившись где-то в районе легких, и глядя на него, Алина сразу же отчетливо поняла, что уже ничто не в силах помочь спецу по транспорту.

— …ка!.. — с трудом прохрипел Кривцов в пол, дергая окровавленными губами. — …ахло!.. кой!..

Вцепившись в его руку, Алина с трудом перевернула Олега на бок, тело качнулось дальше и остановилось, упершись топорищем и обухом в пол. Олег уставился на нее мутными от боли подергивающимися глазами. На губах один за другим вспучивались кровавые пузыри и лопались, орошая все вокруг крошечными красными брызгами.

— Солярка!.. — прохрипел он, вцепившись в ее взгляд. — Пахло… соляркой!.. он… генера…

Откуда-то со стороны сквозь туман долетали методичные удары о дверь. Алина схватила Олега за плечи, потом сжала ладонями его щеки, с ужасом чувствуя, как они стремительно холодеют. Кривцов зашелся в мучительном кашле. В горле у него что-то тонко свистело.

— …жигалка… в кармане… заж…галка… генера…

— Олежка! — дико взвыла Алина, приподнимая его голову. Искаженное лицо Кривцова дробилось от слез, застилавших глаза. — Олежа, не умирай! Пожалуйста, не умирай!..

— … больно… — сказал Олег хриплым, но удивительно детским жалобным голосом. — … ног…нет… ноги… где?.. больно…

— Виталий!.. ну сделай же что-нибудь…

Ответа нет, только слышен треск двери, вздрагивающей под ударами. Нижняя челюсть Олега задергалась, точно он пытался сказать что-то важное, но его одолел приступ икотки.

— … это…я… я его… п-просек… я!..

Горло сжалось, и она не смогла ответить, только кивнула. Олег напрягся в ее руках, каждый мускул его тела на мгновение превратился в камень, а потом Олег неожиданно своим прежним раздраженным голосом произнес:

— Ни…хрена не вижу!

Его челюсть еще два раза дернулась, а потом он с широко открытыми глазами расслабленно осел на пол, и тотчас послышался легкий сухой звук, словно кто-то переломил под коленом тонкую иссушенную палочку, и свет в доме погас. На комнату обрушилась тьма — такая густая, что Алина не видела даже собственных рук.

Почему-то она была уверена, что Петр тут не при чем.

Генератор был вещью Олега.

— Быстрей! — крикнула она, на ощупь нашаривая в кармане Кривцова зажигалку. — Он убьет Кристинку! Он забрал часть солярки!

Невидимый Виталий что-то прорычал от двери. Алина вытащила зажигалку, щелкнула ею и при слабеньком колыхающемся огоньке оглядела комнату. Потом погасила ее и, закусив губу, рванула на Олеге полы легкой тонкой рубашки. Пуговицы полетели во все стороны, одна больно щелкнула ее по щеке. Зашипев, Алина высвободила из рукавов безвольные податливые руки Олега. На спине рубашку крепко держало лезвие, сжав зубы, она рванула и ткань с треском разошлась. Алина вскочила, снова щелкнула зажигалкой и подбежала к стойке с киями и схватила один. Затянула на нем рубашку в несколько крепких узлов, быстро обмотала ее вокруг кия, чтобы получился ком, снова затянула и повела горящим огоньком по ткани, потом вздрогнула, когда откуда-то издалека и сверху долетел пронзительный вопль, а следом за ним несколько глухих ударов.

— Виталий!..

— Я слышу!.. — хрипло, задыхающеся отозвался Воробьев, продолжая вышибать дверь.

— Там!..

— Слышу!..

Импровизированный факел вспыхнул, сразу ярко осветив комнату. Алина развернулась, щедро рассыпая вокруг искры, подхватила с пола свой кинжал и очертя голову бросилась к двери. Виталий, обернувшись и сообразив, что она не собирается останавливаться, придержал очередной удар, поджидая ее, и ударил в дверь как раз в тот момент, когда девушка с разбегу со страшной силой боком врезалась в нее. Раздался треск, потом грохот, дверь просела и рухнула в коридор. Виталий, потеряв равновесие, вывалился следом. Алина каким-то чудом извернулась и, выронив кинжал и уцепившись свободной рукой за косяк, устояла на ногах. Пылающий факел описал во тьме крутую дугу почти до пола и тут же снова взлетел вверх.

Воробьев, держась за стену, с трудом поднялся, и в багровом прыгающем свете Алина увидела, что повязка на его плече насквозь промокла, и кровь стекает по руке длинными нитями. Его шатало, лицо блестело от пота.

— Дай пистолет! — Алина протянула руку, но он оттолкнул ее, упрямо мотнув головой, и побежал к лестнице, хрипло выдыхая при каждом ударе ноги о пол. Алина со злым возгласом метнулась за ним.

Еще никогда лестница не казалась такой длинной, хотя ступени словно сами приветливо прыгали под ноги. Летящий, рассыпающий искры факел рвал тьму на куски, но она, выждав немного, снова смыкалась позади, мгновенно излечивая свои раны. Мелькали перила, стремительно пролетела на развороте округлая площадка второго этажа, запрыгал, приближаясь, долгожданный третий. Страха не было, остался лишь полубезумный азарт и дикая, ослепляющая ярость. Наверх гнало не желание спасти и не желание спастись — наверх гнало желание убить. Поймать зверя и разорвать его на куски. Никакой жалости, никакого благородства, никакой любви к ближнему. Это была охота. Наверх мчалась испуганная и растерянная добыча, внезапно осознавшая себя хищником.

Коридор третьего этажа оказался полон дыма. Свет факела ворвался в него, окрасив густые дымные клубы и спирали в грязно-багровый и превратив их в извивающихся сюрреалистических чудовищ. В воздухе висел тяжелый сладковатый запах горелого мяса.

— Господи! — вырвалось у Алины, понявшей, что они опоздали, и она запнулась, стукнувшись плечом о стену. Но Виталий, не останавливаясь, помчался дальше, и она кинулась за ним. Закрытые и забаррикадированные комнаты летели мимо, только двери в комнаты Петра и Олега были приветливо распахнуты.

Последняя комната — Кристины, тоже была закрыта, но из щели между дверью и полом лениво выползали дымные змеи, запах горелого стал невыносимым, к нему добавилась солярная вонь. Доносилось едва слышное шипение и потрескивание.

Виталий ударом ноги распахнул дверь, одновременно вскинув руку с пистолетом, но тут же опустил ее, тупо глядя на страшный костер посереди комнаты, дровами в котором были двое людей, неподвижно лежащих друг на друге, словно утомленные любовники. Пламя, охватившее их и небольшой участок пола вокруг, колыхалось как-то медленно, лениво, нехотя, словно уже пресытившись, походя на причудливое огненное одеяло, заботливо прикрывшее лежащих, и это отчего-то выглядело удивительно красиво, почти волшебно. Будь Кристина жива, она непременно усмотрела бы в этом расслабленном, томном танце огненных лепестков некое мистическое значение. Но Логвиновой уже не было в живых, а в стороне совершенно прозаически валялось, отброшенное ярко-желтое пластиковое ведро из подвала. Из огня выглядывали посеревшая рука с судорожно растопыренными мозолистыми пальцами, а ниже — вывернутая нога в длинном сапоге из цветной кожи на высоченной шпильке.

Оцепенение длилось несколько секунд, после чего Виталий впрыгнул в комнату и бросился к кровати, а Алина, подхватив ведро, помчалась по коридору в сторону туалета, где, как она помнила, была раковина и из крана все еще должна была течь вода. Дымная тьма испуганно отпрыгивала от стремительно летящего раскачивающегося факела.

Обратно она вернулась почти так же быстро, ухитрившись разлить по дороге лишь небольшую часть ведра. Виталий в комнате яростно бил одеялом по горящим телам, выкрикивая что-то неразборчивое, и в криках слышалось отчетливое разочарование, похожее на обманутый вой хищника, упустившего добычу. Увидев Алину, он остановился. Она воткнула факел в большую вазу, стоявшую на полу у стены, потом с размаху окатила водой лежащих, сбив часть пламени, после чего Виталий снова принялся за свое, удушая, убивая огонь. Алина схватила с кровати подушку и тоже принялась колотить ею по пламени, задыхаясь и отчаянно кашляя. Глаза резало от дыма, и почти ничего не видя, она била и била, снова и снова в каком-то исступлении — до тех пор, пока ее не встряхнули за плечо, так что ее голова дернулась, и она звонко лязгнула зубами.

— Все! Аля, все! Все…все…

Шатаясь, она привалилась спиной к шкафу, все еще сжимая в руках тлеющую подушку. От жуткой смеси горелого, тухлого и запаха солярки мутило, круглая комната летала перед глазами, точно она не стояла, а сидела в большом вращающемся кресле Кристины, стоявшем перед зеркалом. Комната была полна дыма, факел в вазе догорал, роняя вниз кудрявые хлопья сгоревшей материи. Над потемневшими скорчившимися телами курился дымок. Алина снова закашлялась и уронила подушку, глядя, как Виталий подходит к окну и открывает его, впуская в комнату свежий ночной воздух. Она перевела взгляд на обугленное дымящееся одеяло, потом снова на тела.

— Они… — хрипло пробормотала она, — они…

Да, — отрывисто сказал Виталий, подтянул к себе одеяло и осторожно присел на корточки рядом с трупами. Наклонился, внимательно разглядывая.

Волосы Кристины сгорели напрочь, но лицо было почти нетронутым — его прикрывала щека водителя. Из-под полуприкрытых век виднелись матовые белки, побуревшие губы были скошены куда-то в сторону, словно Логвинова пыталась сдуть мешающую прядь волос. Одна согнутая рука упиралась Петру в плечо, другая сжимала рукоять столь приглянувшейся Олегу мизерикордии, всаженной Петру точно под подбородок, узкое трехгранное острие которой торчало из головы Сливки чуть выше затылка. Левая половина лица Петра обуглилась до неузнаваемости, зато на правой сохранилось непередаваемое изумление. Пальцы левой руки все еще сжимали тонкую шею певицы. Горло Кристины было раздавлено. Возле правой скрюченной руки водителя, не тронутой огнем, валялась простенькая пьезовская зажигалка.

Виталий, не выдержав жуткого запаха и не менее жуткого зрелища, резко отвернулся, бросил одеяло, которым приподнимал голову Петра, и встал.

— Наверное, Олег отдал ей стилет еще тогда, — хрипло произнес он, тупо глядя перед собой. — Может, выпросила, может, он по собственной инициативе… Кристинку он не спас, зато, возможно, спас одного из нас…

Алина с размаху села на пол, закрыв лицо закопченными руками, и захохотала — страшный, всхлипывающий, минорный смех, приглушенный сжатыми пальцами, сквозь который то и дело прорывались тонкие, писклявые вскрики — она звала маму. Виталий опустился рядом с ней, обнял, притянув к себе прыгающую, взъерошенную рыжеволосую голову.

— Аля… успокойся. Тише, тише… все…

Хохот постепенно перешел в отчаянный захлебывающийся плач — тот нормальный, хороший, облегчающий плач, с которым уходят и боль, и ужас, и все дурное. Она рыдала долго и от души, крепко прижавшись к Виталию, сцепив пальцы у него на спине и уткнувшись мокрым лицом в грудь, а он гладил ее спутанные волосы и слегка качал, словно баюкая, говоря с некоторой ноткой беспомощности:

— Ну что ты, родная… ну перестань… все уже закончилось, тише, рыжик… все закончилось…

Факел в вазе догорел и погас, но в нем уже не было нужды — за окном стремительно светлело, тьма в комнате стала блеклой и тонкой, и предметы выступали из нее, точно прибрежные камни из уходящей с отливом воды.

Алина, наконец, перестала плакать и подняла голову, вытирая ладонью покрасневшее припухшее лицо.

— Уведи меня отсюда, — с усилием произнесла она. — Пожалуйста, уведи меня отсюда.

Он кивнул и помог ей подняться, напоследок бросив хмурый взгляд на откинутую руку водителя. Шатаясь, крепко держась друг за друга, они побрели прочь из комнаты — двое уцелевших в кошмарной катастрофе, еще толком не осознавшие этого. Шли, еще не зная зачем и куда, — просто шли, брели, упорно переставляя ноги, словно движение вдруг стало смыслом жизни. Страшная комната осталась позади, мимо снова поплыли закрытые двери, будто не они перемещались, а время вдруг потекло вспять, и где-то очень далеко бродили задумчивые бесплотные тени, мерещилось громкое «гы-гы-гы» Жоры, приветствующего удачный исход очередной компьютерной битвы, смешки и прибаутки Олега, который мог бы сейчас выглянуть из двери своей комнаты и обязательно что-нибудь сказануть. Прошла бы, в надменном аристократическом презрении вздернув брови-усики, Ольга. Простучала бы высокими сапогами Кристина, потряхивая черно-красными волосами и напевая себе под нос. Неслышно и грациозно промелькнула бы Светлана, дружелюбно и немного испуганно улыбнувшись и что-нибудь жуя. Мог бы раздраженно крикнуть что-то из залы Борис, пристроившийся на стуле перед миниатюрным Реймским собором. В тренажерной мог бы греметь тяжелыми спортивными снарядами Алексей, а в ванной Марина перед зеркалом бы тщательно расчесывала свои роскошные волосы… Все это могло бы быть. Это почти было.

Но исчезло.

Просыпающееся утро поглотило тени и призрачные звуки, и остался толь-ко пустой мертвый дом. И трупы в комнатах. И двое людей, которые шли вперед.

Только в холле Алина обрела, казалось бы забытую способность говорить.

— Бинты еще остались?

— На кухне, — Виталий, на чьем лице виднелись темные разводы, блеснул зубами, потом пошатнулся, и дальше уже она вела его, крепко придерживая за талию и здоровую руку. Зайдя на кухню, Виталий рухнул на один из табуретов и закрыл глаза.

— Ничего страшного, — пробормотал он, почувствовав испуг Алины раньше, чем она успела его озвучить. — Голова закружилась. Сейчас пройдет. Поищи мне сухого красного вина — там, в шкафчике…

— А таблетки?.. тут лежат…

— Не уверен, что после смерти Евсигнеева они подействуют.

Алина молча выполнила требование, потом с удивившей ее саму ловкостью сменила Виталию повязку, отметив, что кожа вокруг раны покраснела, и выглядела она довольно скверно.

Поглощенная заботами и переживанием происшедшего, она не обращала внимания на происходящее вокруг, и только отложив ножницы, подняла голову, внезапно ощутив ранее не замеченную и очень важную перемену.

— Виталий! Ты слышишь?!

— Что?! — настороженно спросил Виталий, вскидывая голову. Его лицо чуть порозовело, и он стал выглядеть немного лучше. Алина посмотрела на него в упор, ее зеленые глаза искрились.

— Ты слышишь? Дождь! Дождь кончился!

И только сейчас Виталий сообразил, что больше не слышит монотонного тяжелого бесконечного стука дождевых капель, который преследовал их с утра до вечера. Он крутанулся на табурете, обернувшись к окну, в тот же момент то же самое сделала и Алина, и оба прищурились, когда по их лицам, вынырнув из щели между нарядными занавесками, скользнул легкий утренний солнечный луч, в котором затанцевало несколько пылинок.

Они вскочили и, одновременно оказавшись у широкого окна, рванули шторы в разные стороны. Несколько клипс, на которых те держались, отлетели, но это осталось без внимания.

Над особняком торжественно вставало солнце. Мягкое осеннее солнце, оглаживающее еще робкими легкими лучами мокрые стены и умытую листву, глядящееся в зеркала луж на дорожках и зажигающее в каплях на уцелевших цветочных лепестках еще мириады маленьких осенних солнц. Утро разворачивало над лесом свои крепнущие яркие крылья.

Не сговариваясь, Виталий и Алина повернулись и выбежали из кухни. Холл гулко и недовольно отозвался на прикосновение их ног к полу, а потом эхо, улетавшее по «воздушной башне» к высокому потолку стало и вовсе возмущенным, когда они торопливо начали разбирать баррикаду. Оттащили кресла, с грохотом опрокинули прислоненный к двери стоймя диван, отперли замок и распахнули дверь.

Впрочем, даже сейчас они вначале все тщательно проверили.

Убийца был мертв.

Но его ловушки могли быть живы.

В холл ворвался ветер, солнечный ветер, сыроватый, но уже не промозглый, а прохладный, принесший с собой тонкий аромат цветов, запах сырой земли и мокрых опавших листьев. Алина глубоко вздохнула и запрокинула голову. Стена деревьев неподалеку словно расступилась и распрямилась, сбросив с себя зловещую неприступность. Пейзаж больше не казался мрачно-унылым. На кончиках игл огромной ели возле дома весело сияли дождевые капли, солнце поблескивало на неровном, мокром борте старенького автобуса, выглядывавшего из-за деревьев, и придирчиво смотрелось в лобовое стекло.

— Что это значит, Виталик?! — Алина обернулась к нему, зябко обхватив себя руками. Ее глаза были широко раскрыты, и в них сверкало недоверчивое изумление. — Неужели действительно все кончилось?! Неужели нас отпускают?! Дождь кончился, солнце… Это знак? Правда? Да?..

Она задохнулась, не в силах продолжать, и Виталий медленно утвердительно покачал головой.

— Думаю, да. Он мертв. Мы живы. Эксперимент это был, или что другое, но это закончилось. Охотиться больше некому. И не на кого, — Виталий протянул руку и сжал ее холодные дрожащие пальцы. — Сейчас мы оденемся. Барахло… к черту его! Я проверю автобус… чтоб никаких сюрпризов. Заберем канистры из подвала. Заправим. И уедем.

— Куда? — губы Алины чуть дрогнули, и Виталий слегка, ободряюще дернул ее за руку. Улыбнулся.

— Куда-нибудь обязательно приедем. Если будем ехать достаточно долго. Раз все кончилось, то дорога теперь начнется. Как раньше. Не важно, куда. Не важно, кем. Главное, что уедем людьми. То, что снаружи… это пустяки. Мы знаем, кто мы на самом деле. Такого не придумать и не представить. Оно всегда настоящее. В любом месте.

Алина задумчиво посмотрела на листья деревьев, выкрашенные в яркие осенние цвета, на автобус, на мокрые розовые кусты, на свою ладонь и на лицо Виталия.

— Да, — сказала она. — Да. Наверное, ты прав.

Особняк снова, как почти двое суток назад, уплывал, скрываясь за деревьями. Сейчас он был великолепно освещен солнцем и, несмотря на все то, что произошло в нем, казался прекрасным, сказочным замком, с которого сняли злые чары.

Горько только, что остальные не могут так же любоваться этим зрелищем, смотреть, как сияют окна, и как золотятся на солнце деревянные кружева, украшавшие третий этаж. Жаль, что они так и не увидели истинную красоту этого места, созданного на перехлесте их мечтаний.

Алина, покачивавшая в такт движения автобуса и почти прижимавшаяся лицом к заднему стеклу, закрыла глаза, и под веками вдруг промелькнула та, позавчерашняя картина, сцена в зале, очень короткая, но навеки отпечатавшаяся в памяти.

Смеющийся гигант Жора, наклонившийся чуть вперед, отчего рубашка на спине угрожающе натянулась, качающий головой и увлеченно хлопающий ладонью по спинке стула в такт песне. Ольга рядом с ним, чуть склонившая голову набок, с кривоватой неопределенной улыбкой на серебристых губах. Марина, изящно устроившаяся на стуле, чуть прикрыв глаза и рассеянно перебирая пряди своих перекинутых через плечо роскошных волос — перебирая не без доли нарциссизма. Светлана, сверкающая золотом, изящная, хрупкая и в то же время сильная, зажимающая уши и мотающая головой, отчего ее длинные серьги всполошенно летают вокруг головы — движения ее сейчас казались какими-то замедленными, вязкими. Кристина с сочетанием иронии и одобрения на лице, шевелящая губами, беззвучно подпевая и не решаясь вплетать свой бархатный голос в грубые жесткие мужские голоса. Алексей, чуть подавшийся вперед и размеренно болтающий коньяк в пузатом бокале, мрачно глядя куда-то в пол. Борис, сидящий очень прямо и смотрящий с выражением аристократического презрения. Весельчак Олег, невероятно суровый, размахивающий бутылкой, грозящей в любую секунду вырваться из его пальцев и улететь к стене, взорвавшись в брызгах стекла и рома…

Мелькнула и исчезла.

Отвернувшись, Алина, одергивая свое пальто, прошла в начало салона и остановилась, глядя на Виталия, который, положив ладони на руль, прищуренными глазами смотрел на мокрую дорогу. Потом наклонилась, придерживаясь за спинку кресла, легко взъерошила его волосы и поцеловала в затылок. Она не видела его лица, но почувствовала, как он улыбнулся. Потом негромко сказал:

— Да.

Алина не задавала вопроса — даже мысленно. Но сразу поняла, на что получила ответ.

Некоторые вещи просто знаешь.

Она села и оперлась на подлокотник, глядя, как убегают назад деревья. Потом закрыла глаза. Было хорошо — так хорошо. Думать, вычислять, прятаться — ничего этого больше не надо. Настоящее или нет, реальность или нет — сейчас это ее почти не волновало. Главное, что ужас, преследовавший их, исчез. А остальное можно пережить.

Если оно есть.

Если оно будет.

Автобус весело мчался по дороге, и мысленно Алина поблагодарила Петра за то, что он действительно отлично разбирался в машинах. Его вещь не умерла вместе с ним. С другой стороны, странно, почему перестал работать генератор, если Олег утверждал, что отлично разбирается в них и даже какое-то время ими занимался? А что, если генератор представлял вовсе не Олег?

Что, если его представляла Кристина?

Нет, вряд ли. Капризная звезда никак не совмещалась с генератором. Откуда ей было так хорошо его знать, что даже Олегу не к чему было там придраться? Он же не заметил ничего необычного в его внешнем виде. К тому же, когда свет в доме погас, Кристина была еще жива. Она слышала ее крик.

Может, Олег приврал? Или, все-таки, что-то напутал? Хотя бы одну маленькую детальку, отсутствие которой превращает механизм в груду хлама?

Виталий закурил, глядя на дорогу и придерживая руль одной рукой. Раненое плечо напоминало о себе болезненными толчками, отдававшимися в позвоночнике, но не из-за этого его лицо с каждым метром ладно ложившейся под колеса дороги становилось все более хмурым. Его не покидало отвратительное грызущее чувство, что он что-то упустил. Все больше и больше становилось не по себе, и настырный червячок сомнения ковырялся где-то глубоко в мозге. Воробьев снова и снова прокручивал в памяти последние события, мучительно пытаясь найти то самое, из-за чего ему было так тревожно, — так же мучительно забывчивый человек пытается вспомнить, выключил ли он дома газ и запер ли входную дверь? Солярка, пожар, запах, тела, откинутая мертвая рука, не тронутая огнем, зонт, закрывающий тело Алексея…

Я грозы в детстве боялся жутко…

Я ненавижу дождь! А он никак не кончается!

Я ненавижу дождь!

Вещи умирают, когда умирает тот, кто их представлял…

Страх… твой страх…

— Аля, — негромко произнес он, глядя на дымящуюся между пальцами папиросу, — я должен тебя спросить… ты только не пугайся.

— Начало уже пугает, — сонно пробормотала Алина, не открывая глаз. — Ты решил пойти на попятный, что ли? Так ты не бойся — клятв на крови не давали, так что…

— Евсигнеев ведь мог… не разбираться в… механизме атмосферных явлений?

Веки Алины медленно поднялись.

— Что?

— Мы ведь не сразу заметили, что дождь кончился. Мы думали, что он кончился в тот момент, когда погиб Петр… но ведь до того момента нам было некогда смотреть в окно. А что если дождь кончился гораздо раньше?

Алина начала медленно подниматься, глядя перед собой застывшим, невидящим взглядом. Потом так же медленно повернула голову, взглянув в лобовое стекло. Ее глаза округлились, и в тот же момент Виталий резко ударил по тормозам. Шины отчаянно завизжали, Алину швырнуло грудью на спинку кресла, отчего из горла вырвался хакающий звук. Она сглотнула, подняла голову и прошептала:

— Нет.

Два вишневых дерева у изгиба дороги. Чуть подальше просвечивает сквозь ветви матовый шар фонаря. Поднимается над деревьями мокрая макушка высоченной старой ели. А чуть правее — ярко-красная крыша, на которой играет утреннее солнце.

Особняк.

Ничего не изменилось.

Дороги не было.

— Нет!!! — закричала Алина, выскакивая в проход. — Нет!!! Нет-нет-нет!!!.. Этого не может быть! Нет!

В исступлении она колотила сжатыми кулаками по спинкам кресел. Волосы летали вокруг ее головы, и сейчас она была похожа на обезумевшую от ненависти ведьму.

— Дождь кончился! Ведь дождь кончился! Как же так?!

— Мы ошиблись, Аля, — хрипло сказал Виталий, все еще держа ладони на руле, подрагивающем в такт работающему двигателю. — Это не было знаком. Никто нас не отпускал. Это всего лишь умер Евсигнеевский страх. Он ведь играл с нами, рыжик. Он даже специально оставил нам подсказку, чтобы мы не расслаблялись.

Алина затравленно взглянула на него сквозь рыжие пряди, упавшие ей на глаза.

— Зонт.

— Он все предусмотрел. Он предполагал, что мы увидим, что дождь кончился… и решим, что все остальное тоже кончилось. Поэтому оставил нам зонт, чтобы напомнить, что дождь на самом деле не просто дождь. Это еще одна вещь. Вещь Евсигнеева. Его страх. Он не хотел, чтобы мы теряли время, кинувшись прочь по дороге, которая совершенно не изменилась. Но мы оказались не так наблюдательны и сообразительны, как он считал. Наверное, мы его здорово этим повеселили! Хотя, может и расстроили.

— Тогда что же они от нас хотят?! — со слезами выкрикнула Алина, снова и снова дубася спинку ни в чем не повинного кресла. — Что мы должны сделать, чтобы дорога вновь стала прежней?! Чтобы реальность стала реальностью?! Убить друг друга?! Покончить с собой?!

Виталий посмотрел на ее руку, колотящую по спинке кресла. А потом снова вспомнил ту, другую, не тронутую огнем. Вспомнил смесь запахов, показавшуюся ему странно неуместной. И снова руку. Растопыренные, чуть согнутые пальцы. Указательный палец. Темный кровоподтек под ногтем.

Виталий встал и пересел в кресло, в котором только что сидела Алина. Чуть перегнулся, глядя на кресло водителя, закрыл глаза и открыл их в подрагивающем от езды автобусе. В соседнем ряду Кристина покачивала головой в такт звучащей в ее наушниках музыке, через кресло от нее громко хрустела чипсами Света, уткнувшаяся в любовный роман. В водительском кресле сидел Петр, напряженно смотревший в лобовое стекло и постукивавший по рулю указательным пальцем правой руки, под грязным ногтем которого темнел кровоподтек.

— Что ты делаешь? — прошептала Алина. Виталий тускло посмотрел на нее, сквозь нее, а потом снова на нее. Теперь она была в бледно-зеленом халате, и они стояли неподалеку от бортика бассейна, возле которого была свалена груда мокрых вещей. А перед ними стоял Петр, массируя правой рукой ушибленную ягодицу, обтянутую ярко-красными плавками. Правая рука. Указательный палец. Недоумение, тогда охватившее его на долю секунды. Тогда ему невозможно было придать какое-то особое значение. Но это следовало сделать, когда они выходили из комнаты Кристины. Как он мог забыть про это?! Ведь он же еще тогда почувствовал… почувствовал какое-то несоответствие.

Он упустил эту деталь.

Тот, другой, тоже упустил ее в свое время.

И так этого и не понял.

Идеальных людей не существует.

К счастью.

— Что мы должны сделать, чтобы дорога стала прежней? — негромко произнес Виталий, встал и потянул рычаг, открывающий дверцу. Она с шипением сложилась, и Алина испуганно посмотрела на него.

— Что?

— Я уже говорил, что. Думаю, убийца должен умереть!

Виталий спрыгнул на мокрую дорогу и огляделся. Потом повернул голову и осмотрел автобус. Подошел к дверце, закрывающей багажное отделение. Теперь провинившаяся память, словно стремясь реабилитироваться, проворно и безошибочно подсовывала ему нужные картинки. Например, Олега с сумкой Светланы, наклоняющегося к багажной дверце и протягивающего к ней руку. И Петра, резко, почти грубо выхватывающего у него сумку.

— Водитель здесь еще пока я!

Это было… было позавчера.

— Виталий! — Алина выглянула из автобуса, наблюдая, как он открывает дверцу. — Что значит, должен умереть?! Ведь Сливка мертв! Мы видели его труп! Это был он!

— Совершенно верно! Это был Сливка! — гулко отозвался Виталий, наполовину исчезнувший в багажном отделении. Он потянул носом, разглядывая пол, поскреб ногтем одно из двух больших темных пятен на нем, потом выпрямился и захлопнул дверцу. Осмотрел палец, потом поддел ногтем другого сухие бурые частички.

— Тогда я тебя не понимаю. Если ты считаешь, что убийца должен умереть…значит, что он жив?.. — Алина задумалась, потом округлила глаза, и Виталий, уловив произошедшую с ней перемену, покачал головой.

— Не пугайся. Ты уже подумала, что сейчас я повернусь к тебе со зловещей улыбкой и скажу: «Да, Аля, ведь убийца не обязательно должен быть в единственном экземпляре».

Алина выдохнула — с явным облегчением.

— Ничего подобного!

— А ты знаешь, Аля, кого на самом деле убили первым? — негромко произнес Виталий, продолжая разглядывать свой ноготь. Алина недоуменно приподняла брови.

— Свету.

— Нет.

— А-а… то есть, Лешку.

— И не Лешку. Первым убили Петра.

— Что?! — Алина посмотрела на него, как на сумасшедшего. — О чем ты?! Петр умер меньше получаса назад! Первым убили Лешку!

Виталий недобро усмехнулся.

— Лешку? Лешку вообще никто не убивал.

— Не убивал?

— Разве мы видели его труп? Нет. Мы видели только разбитый плеер и сломанные наушники. А Евсигнеев видел на них кровь. И только. Что стоило Лешке сделать себе где-нибудь надрез и позаимствовать немного своей крови? А потом бросить плеер и мешок? Он следил за бизнесменом и просто подбросил их ему. Он успел изучить его и просчитать его действия. И Евсигнеев поступил именно так, как он рассчитывал, автоматически на какое-то время сделав себя подозреваемым номер один, тем самым дав ему в нужный момент свободу действий.

— Какую свободу действий?! — Алина потерла висок, косясь на крышу ненавистного особняка. — Лешки не было в доме! Его не было в комнате, когда убили Ольгу!

— Он был там. И ты видела его, когда он сидел неподалеку от дивана! Видела его, когда он убивал Олега! Видела его, когда он выбрасывал тебя из окна!

— Но ведь Петр…

— Петр был давным-давно мертв! Он убил его в самую первую ночь, когда водителю вздумалось прогуляться! Лешка был возле дома — ждал, когда кто-нибудь откроет ему дверь. Он убил водителя и спрятал его в автобусе. Я нашел кровь на полу… А потом вернулся в дом, прихватив кое-что из вещей Сливки. Для того и чехлы спер с кресел. Он же полдня просидел на улице. Он был мокрый насквозь. Но ему нельзя было оставлять следов. А потом предусмотрительно рванул в бассейн — смыть кровь и грязь. Тут еще мы приперлись, и ему пришлось обставляться с мокрой одеждой. Кувыркнуться в воду.

— Ничего не понимаю, — прошептала Алина, пытаясь вспомнить, как был одет водитель в ту ночь, когда она встретила его в холле. И как он был одет потом. Но не вспомнила. — Петр…

— Когда мы нашли его возле бассейна, это был уже не Петр. Это был Лешка. Это был убийца. Просто он выглядел, как Петр. Точная его копия. Почти точная, — Виталий показал ей торчащий указательный палец правой руки. — Он слегка лоханулся. У водилы был здоровенный кровоподтек под этим ногтем — я в автобусе сидел позади него и отлично это запомнил. А тогда, ночью, этого кровоподтека уже не было. Я тогда удивился, ведь кровоподтек выглядел свежим и никак не мог пройти так быстро. Сам сколько раз пальцы прищемлял!

— Но ты мог оши…

— Не мог! — сквозь зубы произнес Воробьев. — Я запомнил это. Я видел это! И знаешь что?! У трупа в комнате Кристины не обгорела правая рука. И знаешь что я на ней увидел?! На указательном пальце?!

— Не может быть!

— Я увидел тот самый кровоподтек! Это уже перебор. Кровоподтеки не исчезают и не появляются, когда им вздумается! Но могут появляться трупы, которые кто-то прятал! Ты почувствовала, какой странный запах был в комнате? Этакий легкий тухлый аромат? Законы природы здесь соблюдаются!

Она деревянно кивнула, начиная понимать. Но не осознавать.

— Все-таки труп почти сутки лежал в автобусе. Пусть на улице и было довольно прохладно, но процесс все-таки пошел. А следующей ночью он перетащил его на кухню, в морозильную камеру. Там ведь стояло очень много больших коробок с какими-то полуфабрикатами, маслом… Очень больших. Я не удивлюсь, если где-то в доме или в лесу под деревом валяется груда масла или котлет!

— Светка! — одними губами произнесла Алина. Виталий кивнул.

— У него для всех был свой план. Для нее план пришлось изменить. Она не вовремя пришла на кухню и застукала их там. Живого Петю у холодильника. И еще одного, но мертвого, на полу.

— Но как он мог так изменить свою внешность?! Почему для него не писаны законы природы?! Мы ведь так не можем!

— Потому что он из первой группы. Он с самого начала знал, что происходит. И, возможно, это знание позволило ему пронести сюда свою мечту. Умение менять собственную внешность. Становиться чьей-то копией. Вплоть до малейших деталей, если он их заметил. Но он не мог стать кем-то из нас полностью. Поэтому я не сомневаюсь, что перед тем, как убить водителя, он очень тщательно его допросил. О нем самом. И о нас. Так он узнал об опасности. О тебе. И обо мне. А законы природы… и он им подчинялся. Он не мог замедлить время. Не мог быть в двух местах одновременно. Не мог заставить исчезнуть запах. Не мог создавать вещи из воздуха — ни мою цепь, ни Жоркину одежду, ни твой халат — тогда он взял халат в шкафчике бассейной. И он не мог заставить трупы не разлагаться.

— Так вот для чего этот пожар на самом деле! — прошептала Алина.

— Да. Я все удивлялся — Кристинку окатил, себя тоже… да и солярка ведь так просто не загорится. Основательно поливать надо, а не сбрызгивать. У нас не должно было быть сомнений, что это Петр. Но мы не должны были заметить, что Петр умер далеко не только что. И, надо отдать ему должное, у него это получилось. Почти.

— И тогда у окна я действительно видела не тебя…

— И я на первом этаже видел не тебя.

— И Олег не был сумасшедшим. Он действительно видел Жорку. Вернее, Лешку, который превратился в Жорку! И в ванной тогда действительно пряталась Кристина… то, что превратилось в Кристину!

— Сукин сын играет нечестно! — с кривой усмешкой заметил Виталий. — Не соблюдает детективных канонов. Детектив и фантастика несовместимы.

— Но зачем нужно было все так усложнять? Пришел бы Лешкой, мы бы его приняли.

— Одиннадцать комнат, помнишь? Он не должен был появиться в доме. Иначе встревожились бы те, кто все это затеял.

Алина повернулась и пристально посмотрела на красную крышу особняка.

— И он сейчас там?

— Да.

— Он знает, что мы здесь?

— Конечно. Более того, думаю, он знает, что мы все поняли.

— Сволочь! И что же теперь?

— Он ждет нас.

Алина вздрогнула, продолжая смотреть на особняк. Ее руки сами собой поднялись и пальцы переплелись под подбородком. Она облизнула пересохшие губы, потом повернулась и увидела, что Виталий протягивает ей пистолет.

— Осталось два патрона, так что постарайся получше прицеливаться, — негромко сказал он. — Если, конечно, возникнет необходимость.

Алина посмотрела на пистолет, потом покачала головой.

— Зачем? Я все равно не умею с ним обращаться. У меня есть нож… Просто, когда мы зайдем…

— Я зайду! — Виталий нетерпеливо схватил ее за руку, развернул раскрытой ладонью вверх и хлопнул на нее оружие. От холодной металлической тяжести она снова вздрогнула.

— Нет, я…

— Ты вернешься в автобус и закроешь двери! Сядешь так, чтоб тебя не было видно с улицы. Ни в коем случае не открывай дверь и никого не подпускай к себе! Кого б ты не увидела! Даже если это буду я! Даже если я буду в той же самой одежде! Даже если буду истекать кровью и умолять тебя о помощи! Запомни, я покажу тебе указательный палец. И скажу, что Дева Севера ушла. Если я этого не сделаю, стреляй не раздумывая! Поняла?!

— Я пойду с тобой! — вскричала Алина возмущенно и отчаянно. — Я не останусь здесь! Ты не можешь меня заставить!

Она судорожно вцепилась в его руку. Виталий вздохнул и ласково прижал к себе дрожащую девушку.

— Я не заставляю тебя. Я уже понял, что тебя бессмысленно пытаться заставить! А, рыжик?

Алина подняла голову. Изумрудные глаза были полны укора и боли.

— Это верно.

— Поэтому я просто прошу. Нельзя тебе туда соваться, пойми! Останься здесь — и ради своей безопасности, и…

— Чтобы тебе не мешать, — со злой иронией докончила она. Виталий улыбнулся.

— Мне нужно войти туда, чтобы найти его и убить. А не защищать тебя, понимаешь?

— Я не…

— Я знаю — ты страшна во гневе и кого угодно с легкостью порубишь в мелкий винегрет! Потому-то я и пойду туда без тебя. Из гуманных соображений! Ладно, все, Аля, все, иди в автобус.

Виталий поцеловал ее, а потом, чуть отодвинувшись, долго смотрел, точно пытаясь унести в памяти все до единой черточки.

— Помни меня, слышишь? — тихо произнес он. — Обязательно помни. И я…

Виталий оборвал себя, провел большим пальцем по ее подбородку, потом развернулся и быстро пошел, почти побежал к дому. Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за деревьями, потом поднялась в автобус и закрыла за собой дверь. Сдернула с кресел пару чехлов и бросила их на пол. Села так, что-бы видеть дорогу перед автобусом, положила перед собой пистолет и уставилась в стекло невидящими глазами, прислушиваясь к каждому биению своего сердца, словно оно было эхом чужого, бьющегося сейчас где-то в проклятом доме.

Только выживи.

Это моя заветная мечта.

Дверь особняка, которую они, уходя, тщательно закрыли, теперь была приглашающе приоткрыта. Он открыл ее до конца, сделав это спокойно и без всяких предосторожностей. Почему-то он был уверен, что в этот раз не будет никаких хитроумных ловушек. Не будет ни летающих алебард, ни арбалетов, ни опрокидывающихся ведер с кислотой или соляркой. Его ждали не для это-го.

Стоя в дверном проеме, Виталий снял куртку и бросил ее на пол, оставшись в брюках и светло-серой водолазке. Из оружия у него был только нож. Неплохо было бы, конечно, прорваться в оружейную и прихватить что-нибудь посущественней — тот же Алькин меч, но Виталий сомневался, что ему дадут это сделать.

Он медленно пошел вперед, миновал колонну и резко остановился, точно налетел на невидимую стену. Впрочем, это соответствовало истине. Стена была из ужаса и отвращения.

— Больной ублюдок! — произнес Виталий побелевшими губами.

Его встречали.

Яркие лучи солнца, проходя через витражное окно и пронзая «воздушную башню», отлично освещали первые ступени широкой лестницы. Там он их и разместил — с заботливостью и вкусом, и это поражало, учитывая, что времени для композиции у него было не так уж много.

Они полусидели-полулежали на ступеньках, прислоненные друг к другу, прикрепленные веревкой, и все смотрели на него — он почти осязательно чувствовал их взгляды, хотя у четверых глаза были закрыты замерзшими веками, а у двоих глаз не было вообще. А так по сути смотрел на него только Олег, тяжело привалившийся плечом к перилам и свесивший руки между колен, словно он присел отдохнуть после тяжелого трудового дня. Рот Кривцова был приоткрыт, на лице застыло негодование, взгляд был чуть-чуть скрыт надвинутой на глаза кепкой. Губы и подбородок были измазаны подсохшей кровью, голые плечи тоже. В пальцах была зажата любимая мизерикордия. Видеть его было особенно тяжело — он успел привязаться к весельчаку-автослесарю, оказавшемуся почти несгибаемым и сообразительным, но столь неосмотрительным в своей сообразительности.

Жора, Света, Борис и Ольга скорее лежали, чем сидели на ступеньках. Убийца не смог придать замерзшим телам сидячее положение, поэтому просто закрепил их веревкой и упер ногами в ступени. На груди у Жоры лежала одна из его фантастических картин, Ольге всунули в замерзшие пальцы пустую бутылку из-под коньяка, Борису на полусогнутые колени усадили изуродованную резиновую куклу, Светлане к руке привязали обгрызенную палку колбасы, а между раскрытыми губами, чтобы замаскировать вывалившийся язык, воткнули пышный цветок бледно-красной розы, на котором сияли капельки воды, — убийца явно решил показать, что не лишен эстетического вкуса. Тела по-прежнему были обмотаны простынями — вероятно, их оставили, чтобы скрыть нанесенные бизнесменом страшные повреждения. Это тоже выглядело бы не эстетично.

Алексей сидел, полуприкрытый Марининым зонтом, зацепленным длинной крючковатой ручкой за одну из шлевок на брюках. Его лицо было жутким, влажно поблескивающим месивом из мяса и обломков костей. Кристина склонилась на его плечо, прижимаясь к нему головой с жалкими остатками обгоревших волос, пристально глядя страшными запекшимися белками из-под полуопущенных век. В побуревших тонких пальцах медленно тлела наполовину сгоревшая сигарета, и сизый дымок тонкой струйкой разматывался вверх, и сидевший рядом Петр, казалось, неодобрительно щурится на него уцелевшим глазом. У него на коленях лежал аккуратно сложенный листок бумаги.

Убийца не поленился и притащил в холл даже Марину, вернее то, что от нее осталось, свалив на ступеньках бесформенной расползающейся грудой, из которой улыбался безглазый багровый череп. Рядом на ступеньке стояло небольшое зеркальце, повернутое так, чтобы труп мог видеть свое отражение.

Все было затоплено золотистым солнечным светом, придающим композиции некое кошмарное оживление и особую четкость. В холле стоял удушливый запах смерти.

— Больной ублюдок! — дрогнувшим голосом повторил Виталий, потом вскинул голову и закричал в «воздушную башню» — скрываться не было смысла, за ним наблюдали и, конечно же, знали, что он вошел. — Больной ублюдок! Примитивная дешевка! Начинал, как элегантный детектив, а закончил дешевой тупой подделкой под дешевые тупые страшилки?! Дешевка! Ты не то пожелал себе здесь, придурок! Тебе нужно было пожелать себе хотя бы немножко мозгов!

Его сильный голос эхом разлетелся по дому и замер где-то в отдаленных уголках. В ответ не раздалось ни звука. Особняк молчал и молчал прячущийся в его недрах безумец, но молчание было злым, и Виталий почувствовал, что его слова не были приняты благосклонно. Он осторожно подошел к лестнице, потом наклонился к Петру, кривясь от усилившегося запаха, и подхватил бумагу с его колен. Развернул.

Вот примелся злой Виталя, черной молнии подобный!

Виталий резким движением смял записку в кулаке, потом поочередно глянул в оба пустых коридора. Кухня? Нет. Бассейн? Нет, не то место. В бильярдной разгром, в подвале ему вообще нечего делать. Где? Гостиная? Зала? Одна из комнат?

Вообще почему-то самым подходящим местом казался холл, но здесь был только мертвый комитет по встрече.

Трупы занимали лестницу по всей ширине, так что пройти, не потревожив их, было невозможно. Виталий подошел к ступеням в том месте, где была Марина, ухватился за перила и, подпрыгнув, резким рывком перебросил свое тело на несколько ступенек вверх. Потом начал быстро подниматься.

Когда он ступил на третью по счету ступеньку, голова привалившегося к перилам Олега медленно повернулась, и он широко улыбнулся, блеснув крепкими зубами. Потом выпрямился, бесшумно встал на ноги и скользнул вверх по ступенькам, одновременно занося руку со стилетом для удара. Его улыбка стала еще шире.

Виталий, уже шагнувший на площадку, вдруг резко развернулся и коротко ударил Олега в челюсть.

Вернее попытался это сделать. Реакция у противника оказалась великолепной — в самый последний момент он резко дернулся в сторону, и кулак только скользнул по его скуле. Он отпрыгнул к перилам, чуть пригнувшись и внимательно глядя на стоявшего на площадке человека.

— Привет, Леха! — спокойно сказал Виталий, глазами оценивая расстояние между ними. — Решил поприветствовать меня лично? Я тронут.

То, что спряталось под лицом Олега, усмехнулось его губами. Потом его лицо вдруг задрожало, точно воздух над пламенем костра, черты потекли, словно расплавленный металл, посветлели и удлинились волосы, фигура почти неуловимо стала выше и тоньше, и теперь на Виталия смотрел, уже полузабытый внешне, тощий нескладный паренек с жалостливо тонкой шеей и слегка оттопыренными ушами.

— Ты все-таки сообразил, — удовлетворенно произнес он. — Я рад, что оставил в живых именно тебя. Мне нравятся настоящие противники. Настоящая добыча. Девка не в счет! Ты ведь не сделал глупость, взяв ее сюда?

Виталий промолчал, и Лешка снова усмехнулся.

— Ну же, не молчи. Пожалей меня! Я полночи провел в одной комнате с трупом, чтоб он подтаял и не выглядел, как мороженая треска. Чертов водила вонял, как триста тухлых яиц!.. У тебя, верно, накопилось много вопросов? Я готов тебе помочь, в чем смогу, прежде, чем мы начнем убивать друг друга.

— Что это за место?

— Вы ведь уже ответили на этот вопрос. Еще тогда. Это каркас мира, на который мы спроецировали свои истинные сущности. Чудесное место, где сбываются и заветные желания и, — он улыбнулся, — и заветные страхи.

Виталий кивнул на тела в начале лестницы.

— Это и есть твое заветное желание?

— Почему бы и нет? Но объяснить это сложно, Виталий. Язык слов для это-го не подходит. Для этого нужен язык ощущений. Понять это можно лишь очутившись на моем месте, почувствовав то, что чувствовал я! Наблюдать, как вы бестолково мечетесь туда-сюда, обвиняете друг друга, выдвигаете нелепые теории! Косить под дурачка-водилу, только и умеющего, что ругаться. Кричать вместе с вами, пугаться вместе с вами, одновременно подстерегая следующего. Это как охота, Виталий. Как спорт. Кто-то прыгает с парашютом, а кто-то сворачивает чужие шеи. Каждый по своему получает свою порцию адреналина в нашем свихнувшемся мире. Знаешь, живи я в застойные времена, думаю, меня бы вряд ли на это потянуло… но то, что творится теперь… на этой почве прорастают совсем другие ростки, хотя семена все те же. Подумай! Это место — проекция ваших желаний! Заветные мечты… Подумай, насколько примитивны ваши заветные мечты! Разве эпитет «заветные» к ним подходит?

На лицо Виталия неожиданно набежала скука.

— Ты просто сумасшедший.

— Ты знаешь, нет, — доверительно сообщил Лешка. — Я… как бы тебе объяснить.?.. Я просто более живой, чем вы. И я — все равно, что господь бог этого места.

— Ты всего лишь псих, убивающий ради удовольствия, так что не надо полоскать меня в высоких материях!..

— Нет, нет, — поспешно воскликнул Лешка и погрозил ему стилетом. — Ты заблуждаешься. Убийства… это не совсем удовольствие. Сами убийства — это лишь средство — не цель. Смерть — всего лишь издержки. Необходимые издержки. Ты не строил в детстве дом из кубиков? Так вот смерть — это большей частью нижние кубики. На них все держится. Все то, что, как раз, приносит истинное удовольствие.

— Ты уже был здесь раньше?

— Да, только в прошлый раз оно было немного другим, — Лешка кивнул, и в его светлых волосах вдруг проросла чернота, быстро охватив все голову. Удлинилась, колыхнувшись, мягкая челка, потемнели глаза, смягчилась линия подбородка. Рост уменьшился, чуть увеличились бедра, фигура стала чуть плотнее, волосы на груди исчезли, ногти чуть вытянулись, и под ключицами стремительно взбухли ладные полушария грудей. Виталий вздрогнул, глядя на улыбающееся лицо Светланы. Она хихикнула, прижав к губам тонкий пальчик.

— Здорово, правда? — девушка подергала пояс брюк, ставших ей немного великоватыми. — Особенно потрясающие ощущения, когда меняется пол. Невозможно передать! Жаль, что мне тут так и не удалось никого подклеить! Не мог себе этого позволить, это бы здорово помешало. Но интересно было бы попробовать с девицей, а потом сразу с парнем! Это ведь не значило бы, что я педик, верно? Нравятся сиськи?!

— Это место настоящее? — спросил Виталий, глядя ей в переносицу и отчаянно внушая себе, что это не Света. Что она всего лишь выглядит, как Света. Но это было очень сложно и тяжело. Почти невозможно. Но стало немного легче, когда Светлана усмехнулась. Та Светлана никогда бы не допустила на своем лице такого циничного выражения, та Светлана была романтичной и застенчивой девушкой, любившей кухню и цветы. Здесь же стоял совсем другой человек, безумный и безжалостный, натянувший на себя ее облик, словно платье.

— Конечно настоящее. Разве ты это не почувствовал, когда получил пулю в плечо или трахал свою подружку?! Абсолютно настоящее, и умрем мы здесь по-настоящему! Я однажды уже здесь умер! Это было чертовски по-настоящему!

— Значит, в другом месте ты все же был жив?

Светлана снова усмехнулась.

— Я бы так не сказал. Но могу сообщить, что я тогда так же ломал себе голову. И я их раскусил! Поэтому они убили меня! Суки!

— Кто?

Бережная развела руками, не без умысла выдвигая вперед обнаженные груди.

— Извини, приятель, но это больше информации, чем я могу тебе позволить. Довольствуйся тем, что знаешь в моем мире!

— Это действительно эксперимент?

— Можно и так сказать.

— Почему же они не остановили его, когда ты начал своевольничать?

— Потому что им любопытно, — Светлана почти вплотную придвинулась к перилам. — Все плотоядные весьма любопытные создания. Ну, и как тебе история? По-моему, вышел неплохой фантастический детективчик, а? Если б у меня было время, я бы попросил Алю запечатлеть его на бумаге.

— Ты нечестно играл, Леха, — сказал Виталий, стараясь выбрать момент. Можно метнуть нож. Можно перехватить правую руку…

Это не Света! Не Света!

— Детективщик из тебя паршивый! Детективные ходы построены на разуме, на логике, на хитрости, а ты выехал лишь на дешевых кульбитах с переменой внешности. Без этого тебя бы сразу вычислили!

— А по-моему, здорово вышло! — Светлана улыбнулась, но в ее глазах была злость. — Самое смешное, что вы действительно подозревали тех, кого надо! Это Жорка подвесил алебарду к потолку, равно как и размозжил голову бизнесмену! Это Кристина выливала в ванну кислоту! Это ты выбросил Алину из окна! И, кстати, это она задушила, — Светлана погладила себя по шее и подмигнула Виталию, — меня! Что, думаешь, с какой стороны на меня напасть? Боже мой! Неужели ты станешь бить женщину?! Фу, сэр! Вы не джентльмен!

Виталий рассмеялся, качнувшись назад, но обратное движение вдруг в неуловимый момент перешло в округло-наступательное, и он почти успел схватить Светлану, но та, раскусив его маневр, вдруг высоко подпрыгнула, ухватилась за перила следующей лестницы и, ловко подтянувшись, перекувыркнулась, шлепнув босыми ногами по ступеньке. При других обстоятельствах он бы восхитился грациозностью и слаженностью ее движений, для которых тренированное тело Светланы подходило идеально.

Он в несколько прыжков взлетел вверх по лестнице и метнулся в коридор. Светлана стремительно мчалась впереди, и ее тело так же стремительно менялось на бегу, разрастаясь ввысь и вширь, взбугряясь мощными мускулами. Волосы подернулись волнами, вытянулись и упали на широкую спину роскошной вьющейся гривой. Брюки жалобно затрещали по швам, молния разъехалась, нитки вспоролись, и бегущий человек ловко стряхнул их на ходу, оставшись в одних трикотажных трусах — белых в зеленых волнах и зеленых корабликах.

Виталий догнал его в гостиной и слегка вздрогнул, когда к нему развернулся Жора Вершинин, улыбаясь отличными белыми зубами — во всем блеске своего атлетического великолепия. Лешка выбрал для драки идеальный облик.

— Первая часть Марлезонского балета! — весело прогудел Жора, направляя в лицо Виталию громадный кулак. Тот увернулся, блокировал второй удар, перехватил руку, суставы Жоры захрустели, но он почти сразу же ловко вывернулся, и Виталий не успел нанести решающий удар ножом. Поддельный Жора оказался несравненно проворней настоящего.

Стилет ткнулся в горло Виталию, но там уже было лишь пустое место. Виталий стремительным текучим движением оказался возле незащищенного бока гиганта, уже готовый направить нож в прореху, но прореха эта тут же исчезла. Он ловко избежал подсечки, но и его ловушка была тут же обезврежена. Тогда он попытался загнать Жору в угол веером ножевых ударов, но Вершинин вполне профессионально перевел защиту в наступление, сам сделал несколько выпадов, после чего попытался среди серии обманных атак, работая обеими руками, нанести удар в печень, но стилет лишь впустую пропорол воздух. В конце концов они удовлетворились тем, что почти одновременно обезоружили друг друга, после чего на некоторое время застыли на метровом расстоянии. Оба взмокли и тяжело дышали. У Жоры было прилично распорото плечо, у Виталия по правому боку тянулся длинный, но неглубокий порез. Он поискал глазами нож, но не нашел его. Быстро обмахнул ладонью вспотевшее лицо, с тревогой чувствуя, что повязка на плече снова пропиталась кровью. К кончикам пальцев стремительно бежали теплые щекочущие струйки. Жора-Лешка взглянул на красное пятно, быстро расплывавшееся по светло-серой шерсти свитера, и ехидно ухмыльнулся.

— Еще не устал, Воробьев? Может, хватит? Тебе не выиграть.

— Ничья тоже сойдет! — хрипло ответил Виталий, резко бросаясь вперед.

На этот раз было намного тяжелее, и не только потому, что Лешка пустил в ход все свои навыки и был в гораздо лучшей форме, чем Виталий, но и по-тому, что на этот раз он решил не останавливаться только на Жоре. Это было куда как хуже ударов и блокировок, постоянного просчитывания движений нападения и защиты. Он бил в лицо Жоры, но оно вдруг превращалось в лицо Марины, распахивавшей навстречу его руке свои аметистовые глаза. Он хватал ее за длинные волосы, но они вдруг мгновенно втягивались обратно в череп, превращаясь в жесткую прическу Олега. Он зажимал в захват его загорелую шею, но это вдруг оказывалась тонкая шея Светланы, взвизгивавшей Светланиным голосом. Он швырял ее на пол, и она уже оказывалась Борисом, негодующе скривившем свое утонченное лицо, который тут же вскакивал и, увернувшись от новой атаки, уже становился Ольгой, насмешливо вздернувшей тонкие брови-усики. Он выворачивал ей руку, а суставы хрустели у Петра, ревевшего неожиданным басом. Он наносил удар Петру, но попадал в обнаженный живот Алины, чей крик полосовал не хуже ножа. И Алина, улучив момент и яростно сверкая глазами, в которых плескались чужие эмоции, ударяла, и удар он получал уже от Алексея. Знакомые лица мелькали перед ним сумасшедшей каруселью, и он с трудом заставлял себя не останавливать удар, удушал снова и снова всплескивавшуюся уверенность, что сейчас свернет шею любимой, нанесет сокрушающий удар Олегу или Жоре, сломает руку Свете. В конце концов, он начал кричать, сам не слыша своего крика. Это был дикий вопль обезумевшего зверя, попавшего в капкан. Он чувствовал, что начинает сходить с ума. Это был не бой, а невыносимая пытка, прервать которую было равносильно самоубийству. Его мутило, свитер промок от крови и пота, глаза застилал звенящий алый туман.

Лешка совершил ошибку, в очередной раз превратившись в Евсигнеева. На Виталия обрушилась двойная ярость, когда перед ним оказались два ненавистных человека в одном лице. Из последних сил увернувшись от очередной атаки, он припечатал тяжелым ботинком босую ногу противника. Лешка взвыл евсигнеевским голосом, пропустил два почти одновременных удара и рухнул рядом с креслом, прямо на глазах превратившись в Алину, и Виталий, уже придавивший коленом ее живот и тянувшийся к горлу, зацепился взглядом за ее окровавленное лицо и не заметил, как свободная рука Лешки нырнула под кресло. Он успел уловить только серебристый взблеск, а затем ощутил удар в правое подреберье, где тотчас же вспыхнула мощная жгучая боль. Пол неодолимо потянул к себе, и Лешка руками Алины отбросил Виталия в сторону, одновременно выворачиваясь и тяжело вскакивая на ноги. Воробьев перекатился на спину, тускло глядя в шатающийся потолок и ловя воздух подрагивающими губами. Из его тела, всаженный по самую рукоять, торчал тот самый сикхский нож, которым он два дня назад чуть не убил Евсигнеева.

— Ну, — хрипло сказал Лешка, снова вернувшийся к собственному лицу. — Я же говорил тебе!..

Шатаясь, он сплюнул ярко-красным на серебристый ковер, сделал несколько шагов, припадая на одну ногу, и остановился, внимательно глядя на Виталия и ощупывая себя.

— Что, не сообразил про тайник? Очень глупо, Воробьев! Опять ты прокололся! Аленька меня вдохновила. Она сообразительная баба, хотя мне очень жаль, что по твоей инициативе она не долетела до ограды. Вы подпортили мне охоту! Крепко подпортили! Ну ничего! Я уже все исправил! Эй, эй!.. — наклонившись, он похлопал Виталия по щекам. — Ты мне тут не умирай! Пока еще рано! Ты мне пока живой нужен! Черт! — он скривился от боли, потом широко улыбнулся. — Итак, ты выбил мне три зуба, сломал два ребра, палец на ноге и, по-моему, слегка повредил внутренности. Честно говоря, я ожидал от тебя гораздо большего! Как минимум разрыва селезенки и тяжелой черепно-мозговой и, как максимум, собственно убиение! Ну ладно, сойдет и так. Я неприхотливый! Эй, ты что это делаешь?!

Ногой он отшвырнул руку Виталия, потянувшуюся было к рукояти ножа.

— Не фулюгань, лежи тихо! Мне не надо, чтоб ты кровью истек! У нас ведь с тобой еще есть одно очень важное дело! Вернее, тело! Рыжая девчушка, которой ты оставил пистолетик! Знаешь, было чертовски потешно, когда они с бизнесменом тут возились! Мне было даже жаль, что он ее не завалил! Как она в постели — ничего?

Виталий хрипло произнес несколько слов, ярко характеризующих в постели самого Лешку. Тот уважительно фыркнул.

— Сливка бы поставил тебе пять баллов за лексику и за фантазию. Жаль, не дожил бедняга! Ну, ладно, поехали!

Он осторожно переступил через Воробьева, ухватил его за запястья и поволок из гостиной, оставляя на полу широкий кровавый след. Виталий, закинув голову, отрешенно смотрел, как уплывает назад потолок и слушал голос Лешки, то грохочущий, то утончающийся до комариного писка.

— Ловко я всех вас поймал, а?! Мечты, желания, страхи — все, из чего вы состоите — это отличная наживка! Марина попалась на свой нарциссизм — совсем потеряла голову, когда вдруг ее красота очень сильно испортилась. Жора — на веру в собственную несокрушимость — ура, вперед — и пуля в лоб! Светочка — на свой неуемный аппетит, выманивший ее глухой ночью из теплой постельки, бедняжка совсем потеряла голову от любви! Борис — на свою детскую ненависть к сестре, дико и нелепо смешанную с чувством вины. Олег сглупил, развивая свою дедукцию спиной к двери, и попался на неумение думать и говорить одновременно! Оля-Оленька попалась на свою страсть к алкоголю плюс уверенность, что как раз в кругу друзей с ней уж точно ничего не случится! Петя — тоже алкоголик, кроме того, слишком доверчивый и душевный — видал бы ты, как он полез ко мне обниматься — ура, Леха нашелся! Надо выпить по этому поводу! Кристиночке достаточно было предложить сквозь дверь твоим и Алининым голосом нюхнуть на брудершафт — у нее-то бедной, коксик кончился, и она уже на стенку лезла! Евсигнеев… ну, думаю, вы и без меня сообразили, на что попался этот шизик! Ты, Виталя, попался на свое упрямство, стремление во всем идти до конца. Я долго размышлял, на что поймать Алю. Не мог уцепиться — долго. Ничего не получалось. Она слишком крепко хранила свои секреты, а Алексей меня подвел. Но, знаешь, я кажется придумал, на что ее поймать. И я уверен, что она попадется, — на мгновение он остановился и склонился, насмешливо глядя Виталию в глаза. — Я поймаю ее на тебя.

Виталий хрипло выдохнул и дернул рукой. Лешка засмеялся и поволок его дальше. Вскоре пошли ступеньки, и он заботливо чуть приподнял Воробьева, чтобы он не бился головой.

— Я раньше умру от скуки, чем от ранения, слушая твои бредни! — слабым голосом произнес Виталий. Лешка хмыкнул и осторожно уложил его на площадку лицом вниз, но так, чтобы нож не уперся рукоятью в пол и не проник еще глубже.

— Отдохни, пойду хлебну чего-нибудь. А то в горле пересохло.

Виталий услышал, как он быстро сбежал по лестнице, и тотчас же попытался перевернуться, но мышцы отказывались подчиняться, рука впустую скользила по полу. По телу начал расползаться холод, и его зубы дробно стукнули друг о друга. Он еще раз оттолкнулся рукой и тяжело перекатился на спину, хрипло вскрикнув от боли. Тотчас же раздались шаги, над ним вырос Лешка, насмешливо грозящий ему уже давным-давно знакомым ножом с треснувшей зеленой пластмассовой рукояткой, обмотанной изолентой, и Виталий вздрогнул, на этот раз увидев свое собственное лицо.

— Она не придет, — с трудом произнес он. Лешка сочувственно покачал головой.

— Конечно же придет. Она ведь женщина. Женщины никогда не поступают так, как ты им говоришь. Они всегда поступают наоборот. А когда их мужчинам грозит опасность — у-у, ты что!.. Что угодно сделают! Горы своротят! Горящие избы, кони — это все фигня, по сравнению с тем, на что они могут пойти! Поэтому, — Лешка присел рядом с ним на корточки и подмигнул, — скажи мне, каков ваш условный знак. Вы ведь договорились, не сомневаюсь! Скажешь, сделаю так, чтоб не мучилась! И чтоб ты тоже не мучился!

Виталий закрыл глаза.

— Понято, — с сожалением произнес Лешка, поднимаясь. — Прямо Сережка Тюленин! Ничего тебе не скажу, поганый фриц! Ладушки, придется проявить гражданскую смекалку! Кстати, напоследок, могу тебе сказать, что мудрый Жора был слегка прав. Одного из нас действительно не существует!

Он снова повернул Виталия лицом вниз и сбежал по лестнице, поигрывая ножом. Потом остановился посреди холла, взглянул на Виталия, неподвижно лежащего на площадке, и закричал.

Алина, смотревшая на открытую дверь особняка сквозь заросли, вскинула голову, услышав приглушенный крик боли, и ее словно пронзило током. Это был его голос. Господи боже, это был его голос!

Она стремительно выскочила из-за кустов, крепко сжимая пистолет, но тут же нерешительно остановилась.

Сидеть в автобусе… сидеть в автобусе… кого бы ты ни увидела…

Помни меня.

Да какого черта?! Тебя там убивают, а я — сиди в автобусе!

Не раздумывая больше, Алина бросилась к дому.

У распахнутой двери она остановилась, глядя на куртку Виталия, валяющуюся на полу. Осторожно заглянула в пустой холл, потом медленно вошла, держа пистолет перед собой в обеих руках и пугливо озираясь по сторонам.

Когда Алина дошла до того места, откуда открывался вид на ярко освещенную лестницу, то резко остановилась, хватанув ртом огромную порцию воздуха и едва сдержав вопль ужаса, глядя на встречающих ее мертвецов. Но ужас тотчас вытеснил гнев на того, кто не только убил людей, но и посмел обращаться с ними, как с куклами.

Она медленно пошла к лестнице, стараясь ступать бесшумно и прислушиваясь — не долетит ли хоть малейший шорох. Потом подняла голову и увидела залитого кровью Виталия, который к этому моменту сумел кое-как перевернуться и привалиться к стене. Он смотрел на нее и отрицательно качал головой, запрещая идти дальше, уже видя по ее исказившемуся от боли и ужаса лицу, что все бесполезно. Она увидела кровь. И увидела торчащий нож. И помчалась вперед, перемахнув через ступеньки так, как это недавно сделал он сам.

Виталий попытался крикнуть, но голос исчез, он мог только едва слышно сипеть. Со своего места он видел Лешку-Олега, снова привалившегося к перилам. Пока он переворачивался, тот успел занять свое прежнее место.

— Олег!.. — тихо произнес он. Алина уже была возле него, склонялась к нему, но услышав его голос резко выпрямилась и обмахнула пространство за собой взглядом и настороженным дулом пистолета.

— Что?!

— Олег… — повторил Виталий и шевельнул рукой, подняв указательный палец. — Лешка — это Олег.

Алина повернулась, прищуренно глядя на Олега, сидевшего вполоборота, прижавшись спиной к перилам, потом снова взглянула на Виталия, и тот слабо кивнул. Она развернулась и медленно спустилась на несколько ступенек вниз. Потом прицелилась и нажала на спусковой крючок. Хлопнул выстрел, простреленная голова Кривцова дернулась и он косо свалился назад, на ступеньки, негодующим лицом к потолку. Алина тотчас отвернулась от него и бросилась к Виталию, но тот смотрел мимо нее, приковавшись взглядом к негодующему лицу Олега. Мгновением раньше перед этим взглядом мелькнула голая спина Кривцова, разрубленная одним сильным ударом.

Олег имел полное право на негодующее выражение лица. Он был мертв давным-давно и не заслужил пулю в голову. Мертвые требуют уважения к себе.

Алина склонилась над Виталием, держа пистолет в правой руке. На ее лице снова был ужас.

— Виталик! Господи! Милый!..

— …зади!..

— Что?!

Виталий снова шевельнул губами, и в тот же момент она поняла, что он пытается ей сказать — одновременно с тем, как чья-то рука схватила ее сзади за волосы и что-то больно обожгло ей горло. Боль сразу же исчезла, что-то горячее потекло по груди, хотя это было уже неважно. Отчаянно захотелось спать и вместе с этим пришло понимание, вспыхнувшее где-то в глубине мозга яркой звездой. Алина начала опрокидываться на Виталия, все еще видя его лицо, на котором застыли ужас и ярость, причудливо смешавшись друг с другом. Она почувствовала, как его ладонь прижалась к ее шее, безуспешно пытаясь остановить кровь, хлещущую из разрезанной артерии, и хотела сказать, что это бесполезно, но на это времени уже не было.

Но прежде, чем его лицо исчезло в темноте, Алина успела найти время на другое. Ее рука с пистолетом резко дернулась, и пальцы потянувшемуся к нему Лешки схватили пустоту. Девушка ткнула пистолет в ладонь Виталия, разжала пальцы и косо повалилась на Воробьева, закрывая глаза.

Спать, спать, спать…

Помни меня…

Лешка удивленно посмотрел на свои пальцы, в которых ничего не было. Потом так же удивленно посмотрел на пистолет, качнувшийся в его сторону в дрожащей руке. У него было пропасть времени. Он успел не только удивиться. Он даже успел изумленно произнести:

— Что?!..

Рука вдруг застыла. Палец уверенно нажал на спусковой крючок, выпуская из пистолета последнюю пулю.

Лешку отбросило назад, он взмахнул руками и кубарем скатился вниз по лестнице, налетел на связанные друг с другом трупы и остался неподвижно лежать на спине, глядя в далекое витражное окно, сквозь которое на него лился яркий солнечный свет. Пуля попала ему в ямку у основания шеи.

Виталий все-таки оправдал его ожидания.

Он умирал и знал об этом.

Тем не менее, ему было очень смешно.

Те, двое, и не подозревали, что если бы они его не убили, ему бы пришлось делать это самому.

Но тогда бы он умер победителем.

Алина была уже мертва, а они жили еще около минуты, и, умирая практически одновременно, видели, как, колеблясь, начинают исчезать высокие стены особняка, растворяется витражное окно, тает лестница и колонна, уходят в никуда мертвецы и вещи. Особняк прекращал свое существование, превращаясь в пустоту, которая, в свою очередь, превращалась в бесконечную тьму.

Виталий закрыл глаза, и где-то там, внизу, закрыл глаза другой, последний гость исчезающего дома и исчезающего мира.

Помни меня.

Это была последняя мысль.

Потом и она стала тьмой.