"Том 13. Салли и другие" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава III ДОСТОПОЧТЕННЫЙ МИСТЕР КАРМАЙЛ

Однако к шести часам следующего вечера Салли пришла к заключению, что Рыжику в жизни, очевидно, придется обойтись без ее ценных советов и рассчитывать только на собственные силы. За весь день он ни разу не попался ей на глаза, а вечером она уезжала из Ровиля в Париж. Поезд отходил в семь пятнадцать. В Париже она планировала сделать пересадку и отправиться в Шербур, где ее ждал пароход, на котором она забронировала каюту до Нью-Йорка.

Все еще надеясь повидаться с Рыжиком, она отвезла чемоданы на вокзал и, оставив их на попечение любезного носильщика, заглянула напоследок в городское казино. Ей не хотелось уезжать, не подбодрив нового друга. Как и многие девушки с живым умом, Салли всегда интересовалась делами окружающих, или, как сказал бы ее брат Филлмор, «совала свой нос повсюду». Рыжик показался ей достойным того, чтобы подтолкнуть его в верном направлении. А потому, войдя в казино, она испытала большую радость, увидев его огненную шевелюру за одним из игровых столов, вокруг которого собралась толпа.

В Ровиле есть два казино. Одно на набережной, куда ходят, главным образом, подышать морским воздухом и сыграть в безобидную игру под названием «буль».[75] Серьезные люди посещают городское казино на площади Массена недалеко от вокзала, где играют по-крупному. Едва завидев юного Кемпа, Салли поняла: он не просто играет по-крупному, он выигрывает. В самом деле, он разошелся не на шутку: на столе перед ним уже высился порядочный холмик квадратных фишек, еще одну солидную порцию подталкивал к нему через стол крупье с деревянным лицом.

— Epatant![76] — задумчиво прошептал кто-то рядом с Салли и убрал локоть, которым давил ей в бок, чтобы свободней жестикулировать. Салли была не слишком сильна во французском, однако разобрала, что он благоговейно радуется происходящему. Впрочем, казалось, все вокруг благоговейно радуются. Несомненно, публика в европейских казино отличается странным альтруизмом. При виде чужого выигрыша она испытывает моральное удовлетворение.

Крупье левой рукой подкрутил усы, а правой — колесо, и вновь все замерли. Салли, которая пробралась туда, где поменьше толкались, увидела наконец лицо Рыжика, и у нее вырвался непроизвольный смешок. Он был точь-в-точь фокстерьер, стерегущий крысиную норку: волосы дыбом, уши того гляди встанут торчком от напряжения.

В напряженной тишине, которая повисла вокруг колеса, смех прозвучал до неприличия отчетливо и не остался незамеченным. Публика, наблюдающая за игрой в рулетку, испытывает нечто вроде религиозного экстаза. Так что, если бы Салли расхохоталась в храме, вряд ли смятение было бы большим. Самые благочестивые прихожане обернулись к ней оскорбленно, а Рыжик, заметив ее, подпрыгнул. В этот момент шарик с сухим щелчком упал в красный сектор. Когда стало ясно, что на этот раз счастливчик поставил не на тот цвет, паства содрогнулась в едином вздохе. Так бьются кающиеся грешники на негритянском молитвенном собрании. Со всех сторон на Салли бросали укоризненные взгляды. По всеобщему убеждению, удача отвернулась от Рыжика именно из-за ее неблагоразумия.

Единственный, кого этот проигрыш нисколько не огорчил, был сам Рыжик. Он сгреб свою добычу, рассовал ее по карманам и протолкался к Салли, которая теперь потеряла в глазах толпы всякое уважение. Зрителям хотелось, чтобы Рыжик продолжал. На него смотрели как на актера, который на середине реплики внезапно покинул подмостки и сошел в зал. Даже ожесточенная ссора, которая как раз в эту минуту разгорелась между двумя игроками, поспорившими из-за пятифранковой фишки, не слишком утешила публику.

— Надо же! — сказал Рыжик, проворно вытаскивая Салли из толпы. — Здорово, что я встретил вас. Я вас искал повсюду.

— Странно, что не нашли, ведь я там и была. Я тоже вас искала повсюду.

— Нет, правда? — обрадовался Рыжик, прокладывая путь из игрового зала в вестибюль, где в уголке они и присели. Здесь было тихо и пусто, только швейцар в роскошной форме стоял у дверей. — Это жутко мило с вашей стороны.

— Мне нужно с вами поговорить до отхода поезда. Рыжик вздрогнул:

— Поезда? Что это значит?

— Поезд. Чух-чух, — объяснила Салли. — Я сегодня уезжаю, понимаете?

— Уезжаете? — Он смотрел на нее с ужасом, как самый благочестивый член общины, которую они только что покинули. — Как это уезжаете? Вы же не собираетесь уехать из Ровиля?

— Собираюсь.

— Почему? Куда вы едете?

— Назад в Америку. Мой пароход отплывает завтра из Шербура.

— Как же так!

— Мне очень жаль, — сказала Салли, тронутая его вниманием. Она была сердечной девушкой, и ей нравилось, когда ее ценили, — но…

— Слушайте, — Рыжик густо покраснел и бросил свирепый взгляд на швейцара, наблюдавшего за их разговором со снисходительностью человека, который и сам прошел через такое. — Знаете что, выходите за меня замуж.

Салли уставилась на его ярко-красный профиль с искренним изумлением. Рыжик во многом был человеком непредсказуемым, она уже успела это понять, и все же не ожидала, что настолько.

— Замуж?!

— Ну… Вы понимаете, о чем я?

— Да. Думаю, да. Вы намекаете на священные узы. Да, я понимаю, о чем вы.

— Ну, так как же?

Салли понемногу приходила в себя. Теперь ее разбирал смех. Она посмотрела на Рыжика, который все еще пожирал глазами швейцара. Того настолько захватила романтика происходящего, что он мурлыкал себе под нос какую-то шансонетку. Он не слышал, о чем они говорят, а даже если бы и слышал, то все равно ничего не понял бы. Однако он изрядно поднаторел в языке взглядов.

— Только не думайте, что я нарочно изобретаю трудности. Вам не кажется, что это немного неожиданно?

— Еще бы! — воскликнул Рыжик. — Но я думал, вы здесь надолго.

— Милый вы мой, мы ведь почти незнакомы. Вам не приходило это в голову?

Она терпеливо похлопала его по руке, и швейцар вздохнул, расчувствовавшись.

— Кажется, я знаю, что произошло, — сказала Салли. — Вы просто спутали меня с какой-то другой девушкой. С девушкой, которую вы по-настоящему хорошо знаете, которой вы представлены, как положено. Посмотрите на меня хорошенько, и вы сами поймете.

— Если я посмотрю на вас хорошенько, — сказал Рыжик лихорадочно, — я за последствия не ручаюсь.

— И этому человеку я собиралась прочесть лекцию о предприимчивости!

— Вы самая прекрасная девушка, какую я встречал! — Глаза его все еще были прикованы к швейцару у дверей. — Да Уж, неожиданно… Ничего не могу поделать. Я влюбился в вас с первого взгляда, и все тут!

— Но…

— Послушайте. Ничего особенного, конечно, я собой не представляю, и все такое, но… Я только что выиграл кучу денег…

— И теперь собираетесь купить меня?

— Я имею в виду, у нас будут деньги для начала… Конечно, до сих пор все, за что я ни брался, я заваливал к чертовой матери… Но ведь должно же быть что-то, что я умею делать. И уж будьте уверены, я постараюсь. Тем более, с вашей поддержкой, и все такое, понимаете…

— А вам не приходило в голову, что я, возможно, уже помолвлена с кем-то другим?

— Не может быть! Неужели вы?..

Впервые с начала их разговора он повернулся к ней и посмотрел так трогательно, что Салли стало совсем не смешно. Как ни глупо, этот человек говорил всерьез.

— Вообще-то, да, — ответила она.

Рыжик Кемп закусил губу и с минуту помолчал.

— Тогда всему крышка! — произнес он наконец.

Салли вдруг охватило сложное, не поддающееся анализу чувство. Это чувство, незнакомое ей, было материнской нежностью. Мать испытывает то же самое, слушая, как ее ребенок с очаровательной настойчивостью требует невозможного. Салли хотелось усадить Рыжика на колени и поцеловать. Ей было жаль его, но смотреть на него как на разумного взрослого человека она не могла.

— Вы же это несерьезно! — сказала она.

— Несерьезно! — сказал Рыжик глухо. — То есть как, несерьезно?

— Так не бывает! Нет такой штуки, как любовь с первого взгляда. Любовь приходит, когда вы хорошо знаете человека и…

Салли вдруг остановилась. Ей пришло в голову, что вряд ли она вправе читать подобные лекции. Ведь сама она влюбилась в Джеральда Фостера в общем-то внезапно. Что она знала о Джеральде, кроме того, что любит его? Они решили пожениться через две недели после знакомства. Это воспоминание немного охладило ее пыл, и она закончила банально:

— Это же просто смешно.

Рыжик погрузился в смиренную меланхолию.

— Глупо было надеяться, что я вам небезразличен, — сказал он угрюмо. — Кто я, в сущности, такой?

Это было отступление от темы, которого так ждала Салли. Она обрадовалась возможности сменить тон разговора, ставшего чересчур сентиментальным.

— Вот об этом-то я и хотела с вами поговорить, — сказала она, ухватившись за эту самоуничижительную реплику. — Я вас целый день искала, чтобы досказать то, что начала вчера в лифте, когда нас прервали. Вы позволите, я буду говорить с вами как любящая тетушка? Нет, лучше как сестра. Правда, лучше, если я буду для вас сестрой. Как вы считаете?

Рыжик взирал на новую родственницу без всякого энтузиазма.

— Я ведь и в самом деле беспокоюсь о вашей судьбе. Рыжик посветлел:

— Это ужасно мило с вашей стороны.

— Прислушайтесь к голосу разума! Встряхнитесь!

— Встряхнуться?

— Ну да, расправьте плечи, поднимите голову, поработайте локтями. Сделайте что-нибудь. Почему вы все время слоняетесь, ничего не делаете и надеетесь на эту вашу Семью? Почему всю жизнь вам надо помогать? Почему вы сами себе не поможете? Почему кто-то должен искать для вас работу? Почему вы сами не побегаете и не поищите? Почему вы все время беспокоитесь, что подумает Семья? Почему не проявите независимость? Понимаю, вам было трудно оказаться вот так, без гроша, но, Боже мой, любой человек, который чего-то в жизни достиг, хоть однажды побывал в такой ситуации. В этом есть свой интерес. Вы ничего не добьетесь, если будете позволять Семье переносить вас, как… как толстого щенка, с места на место. Работу нужно подбирать по себе и для себя. Подумайте, что вы умеете делать — должны же вы уметь хоть что-то, — а там, хватайте эту работу, держитесь за нее покрепче и научитесь делать ее шутя. Сейчас у вас появились какие-то деньги. Хорошо. Значит, есть время осмотреться. А потом, за дело! Поймите же, это ваша жизнь, и представьте, что Семьи нет!

Салли перевела дыхание. Рыжик ответил не сразу. Он смотрел на нее завороженно.

— Когда вы говорите вот так быстро, — произнес он задумчиво, — у вас нос немножко шевелится. Это забавно!

У Салли вырвался возмущенный возглас:

— Вы что же, совсем не слушали меня?

— Да нет, слушал! Клянусь вам!

— Ну и что же я сказала?

— Вы… Э… А глаза у вас просто сверкают.

— Забудьте про мои глаза. Так, что я сказала?

— Вы сказали, — произнес он в раздумье, — мне надо найти работу.

— Ну, вообще-то я немного лучше выразилась, но имела в виду примерно это. Что ж… Тогда хорошо. Рада, что вы…

Он смотрел на нее с угрюмым обожанием.

— Знаете, — прервал он Салли, — можно я буду вам писать? Письма, в смысле, и все такое. Думаю, это меня бы поддержало.

— У вас не будет времени на письма.

— Найду. У вас случайно нет какого-нибудь адреса в Америке? То есть, чтобы я знал, куда писать.

— Я дам вам адрес, по которому меня всегда можно найти.

И она продиктовала адрес принадлежащих миссис Мичер меблированных комнат, который Рыжик почтительно записал на манжете.

— Пожалуй, и вправду пишите мне, — сказала Салли. — Мне же захочется узнать, как вы там. Я… О Боже! Эти часы идут правильно?

— Да. А в котором часу у вас поезд?

— Поезд! Да он уже ушел! Или уйдет через две секунды. — Салли бросилась к двери, чем привела швейцара, никак не ожидавшего такого поворота, в полное замешательство. — До свидания, Рыжик. Пишите мне и помните, что я сказала.

Рыжик, когда речь зашла о том, чтобы поработать ногами, также проявил неожиданную прыть и кинулся за ней вдогонку. Они вместе выскочили на улицу и понеслись к вокзалу.

— Не отставайте! — подбодрил Рыжик. Бежал он легко, как человек, которому в свое время светила карьера в сборной.

Салли экономила дыхание. Поезд уже тронулся, когда они ноздря в ноздрю вбежали на перрон. Рыжик подскочил к ближайшей двери, распахнул ее, аккуратно подхватил Салли и забросил ее внутрь. Она приземлилась прямо на ноги пассажиру, сидевшему в углу, тут же вскочила и высунулась в окно. Верный Рыжик рысцой бежал рядом с набиравшим скорость поездом.

— Рыжик! Бедный носильщик! Дайте ему на чай! Я забыла!

— Ладно!

— И не забудьте, что я вам сказала!

— Ладно!

— Позаботьтесь о себе и «Долой семью!»

— Ладно!

Поезд выехал из вокзала. Салли бросила прощальный взгляд на своего рыжеволосого друга, который, стоя на краю платформы, размахивал носовым платком. Затем, совершенно запыхавшаяся, она повернулась к своему соседу по купе:

— Извините. Надеюсь, я вас не ушибла.

И очутилась лицом к лицу с кузеном Рыжика, брюнетом из вчерашней истории, Брюсом Кармайлом.

Мистер Кармайл обыкновенно не позволял себе отвлекаться на мелкие сюрпризы, однако сейчас он был слегка ошеломлен. Он узнал в Салли вчерашнюю француженку, которая привлекла внимание кузена Ланселота на пляже. И вот, предполагаемая француженка бегло заговорила по-английски. Откуда этот дар языков? И как, ради всего святого, совершенно незнакомая с Ланселотом еще вчера, она умудрилась настолько подружиться с кузеном, что сегодня наперегонки гоняла с ним по платформе, кричала ему из окна и называла Рыжиком? Брюсу Кармайлу было известно, что среди отбросов общества, к которым он причислял Ланселотовых приятелей, эта вульгарная кличка в ходу: но как узнала об этом она?

Если бы Салли не была такой хорошенькой, мистер Кармайл несомненно посмотрел бы на нее с презрением — ее поступки никак не укладывались в установленные им жесткие рамки приличия. Однако запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она была чудо как хороша, и мистер Кармайл выдавил улыбку.

— Вовсе нет, — ответил он на ее вопрос, хотя это было и далеко от истины. Большой палец на левой ноге страшно ныл. Даже такая маленькая девушка, как Салли, может нанести увечья, если ее изо всех сил метнет вам на ноги полузащитник сборной по регби.

— Вы позволите? — сказала Салли, присаживаясь. — Мне нужно отдышаться.

Пока она восстанавливала дыхание, поезд набрал скорость.

— Едва успели, — приветливо сказал Брюс Кармайл. Палец ныл уже не так сильно. — Еще немного, и опоздали бы.

— Да уж. На счастье, со мной оказался мистер Кемп. Он очень меткий, правда?

— Кстати, а как вы познакомились? — спросил Кармайл. — Вчера утром на пляже…

— О, тогда мы еще друг друга не знали. Но оказалось, что мы живем в одной гостинице. Мы около часа просидели вместе в лифте. Вот тогда-то мы и познакомились.

В купе заглянул официант и сообщил, как ни странно, по-английски, что в ресторане накрыли к ужину.

— Не хотите поесть?

— Умираю с голоду, — сказала Салли.

По дороге в вагон-ресторан она корила себя за глупость: разве можно судить о человеке по его внешности? Мистер Кармайл, несмотря на мрачноватый вид, оказался очень приятным собеседником. К тому моменту как они уселись за столик, Салли решила, что он ей даже нравится.

Однако за ужином манеры его изменились. Дружелюбия как ни бывало. К приему пищи он относился серьезно и считал необходимым держать официантов в строгости. Он заметил пятнышко на скатерти, содрогнулся, а затем, нахмурившись, погрузился в меню. Тем временем Салли подружилась с приветливым официантом, веселым старичком, который сразу же полюбил ее как собственную дочь. Официант не знал английского, а Салли — французского, однако они прекрасно поладили. Мистер Кармайл с раздражением отмахнулся от его добродушных советов — в «Сплендиде» официанты никогда не лезут к вам в ухо со своими предложениями — и сделал заказ на англо-галльском диалекте, обычном для странствующего британца. «Бум!» — радостно подытожил официант и исчез.

— Милый старичок! — сказала Салли.

— Бесцеремонный донельзя! — возразил мистер Кармайл. Салли почувствовала, что по вопросу об официантах их мнения расходятся, так что вряд ли разговор на эту тему получится приятным, и она решила поговорить о чем-нибудь другом. Мистер Кармайл нравился ей меньше, чем минуту-другую назад. Однако он был так любезен, что пригласил ее поужинать, и она постаралась думать о нем как можно лучше.

— Кстати, — сказала она, — моя фамилия Николас. Я всегда считаю, что для начала лучше представиться. Вам не кажется?

— Меня зовут…

— О, я знаю. Рыжик, то есть мистер Кемп, сказал мне.

Мистер Кармайл, оттаявший с уходом официанта, при упоминании о кузене вновь обратился в лед.

— В самом деле? — холодно поинтересовался он. — А вы как будто с ним теперь друзья?

Салли его тон не понравился. Он словно осуждал ее, а она не желала выслушивать замечания от незнакомцев и вызывающе посмотрела через стол.

— Почему же «как будто»? Я вам сказала, что мы с ним подружились, и объяснила как. Невозможно полночи просидеть в лифте с человеком и не узнать его. Мистер Кемп оказался очень приятным собеседником.

— Да что вы?

— И очень интересным. Мистер Кармайл поднял бровь.

— Интересным? Неужели?

— Да, интересным. — Салли уже упивалась битвой. Обычно мужчины во всем охотно с ней соглашались, потому она так воинственно среагировала на недружелюбие, которое исходило от ее собеседника в последние несколько минут. — Он мне все рассказал о себе.

— И вам было интересно?

— А что в этом странного?

— Ну… — Холодная полуулыбка скользнула по лицу мистера Кармайла. — Бесспорно, у моего кузена масса весомых достоинств. Он чудесно играет в регби и, насколько мне известно, проявил большие способности к боксу. Но я и не подозревал, что он мастер светских бесед. Мы всегда считали его туповатым.

— Я думала, только королевские особы говорят о себе «мы»,

— Я имел в виду нашу Семью.

Упоминание о Семье окончательно разозлило Салли, так что ей пришлось замолчать на время, чтобы привести мысли в порядок.

— Мистер Кемп рассказал мне про Скримджора, — проговорила она наконец.

Брюс Кармайл с минуту разглядывал метровый батон, который официант положил на стол.

— Неужели? — сказал он. — Да уж, молчаливым его не назовешь.

Официант грохнул на стол супницу.

— Via! — заметил он удовлетворенно, словно проделал какой-то особенно сложный трюк и выжидающе улыбнулся Салли, очевидно, рассчитывая заслужить аплодисменты, по крайней мере, у этой части публики. Однако Салли оставалась суровой. Впервые в жизни с ней говорили пренебрежительно, и это ей не нравилось.

— Думаю, мистеру Кемпу просто не повезло.

— Вы уж простите меня, но я предпочитаю закрыть эту тему.

Салли, конечно, была девушка хорошенькая, но совершенно незнакомая, а мистер Кармайл считал, что внутрисемейные дела с чужаками не обсуждают.

— Он был совершенно прав. Мистер Скримджор бил собаку…

— Детали мне известны.

— Я и не знала. Значит, вы со мной согласны?

— Нет. Человек, который предпочел вылететь с прекрасной работы, только из-за того…

— Ах, ну если вы так думаете, бесполезно с вами разговаривать.

— Правильно.

— И все же я спрошу: что вы думаете делать с Ры… с мистером Кемпом?

Мистер Кармайл опять покрылся льдом.

— Боюсь, я не могу обсуждать…

Раздражение, которое Салли сдерживала до сих пор, наконец прорвалось наружу.

— Ради Бога! — в сердцах воскликнула она. — Будьте же вы человеком, хватит презирать всех вокруг. Вы похожи на портреты восемнадцатого века, ну, с деревянными лицами и рыбьими глазами, которые таращатся на вас из золоченых рам как на досадную ошибку природы.

— Р-р-ростбиф, — благодушно объявил официант, который возник у стола как чертик из коробочки.

Брюс Кармайл с мрачным видом набросился на ростбиф. Салли понимала, что позднее будет стыдиться своей вспышки, однако была слишком захвачена битвой и сидела молча.

— Приношу вам извинения за свои рыбьи глаза, — сказал мистер Кармайл немного тяжеловесно. — Прежде мне не указывали на этот факт.

— Наверное, у вас не было сестер, — ответила Салли. — Они бы вам сказали.

Мистер Кармайл вновь обиженно замолчал. Так продолжалось до тех пор, пока официант не принес кофе.

— Думаю, — сказала Салли, поднимаясь из-за стола, — мне лучше уйти. Кофе я не хочу, а если останусь, могу наговорить грубостей. Я-то надеялась замолвить словечко за мистера Кемпа и спасти его от избиения, но, видно, зря. До свидания, мистер Кармайл. Спасибо за ужин.

Салли пошла прочь. Брюс Кармайл провожал ее негодующим и в то же время восхищенным взглядом. Странные чувства теснили ему грудь.