"Том 11. Монти Бодкин и другие" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)Глава XIIНа следующий день погода по-прежнему стояла отличная, но ни лучика света не проникало в мрачный колодец Холси-корт, когда туда вступили мистер и миссис Моллой. Двор казался еще грязнее обычного, а хозяек — любительниц вареной капусты заметно прибавилось в числе. Шимп Твист принял гостей с важностью, приличествующей сенсационному характеру новостей. — Садись, Долли. Бросай кости, Мыльный. Значит, вместе приехали. Я ждал одного тебя. На лице мистера Моллоя появилось недоумение, и Долли поспешила объяснить: — Я вчера рассказывала Шимпу про тебя и Корку, пупсик, и он, наверное, вообразил, будто мы повздорили. Мы ошибались насчет Мыльного, Шимп. Он все объяснил. Просто он хочет всучить ей нефтяные акции. — Вот как? — сказал Шимп Твист. — Неужели? — Он смотрел на мистера Моллоя, так явно восхищаясь его находчивостью, что Долли посчитала нужным внести ясность: — Думаешь, он меня дурит? Так вот нет. Расскажи ему, Мыльный. — Вчера я продал Корке Серебряную реку, — гордо объявил он. — Сегодня она отдаст мне чек. — На тысячу фунтов. — На тысячу фунтов, — повторил мистер Моллой, смакуя слова. Шимп Твист сморгнул. Мысль, что кто-то другой, а уж тем более — старый недруг — огреб такие деньжищи, терзала, словно зубная боль. — Ладно, — отмахнулся он (что мне ваши пустяковые победы!). — Думаю, вы оба вчера здорово удивились. — Ты насчет того типа с соломенными волосами? Удивились, не то слово, — с чувством произнесла миссис Моллой. — Когда он назвался Дж. Шерингемом Эдером, я чуть не села. Кто этот молодчик? — Стреляйте меня. Я знаю одно, — сказал Шимп и поежился, отчетливо вспомнив вчерашнюю жуткую сцену, — у него на меня зуб. — А поточнее нельзя? — спросила Долли. Ей показалось, что Шимп очертил уж очень широкий круг. Шимп покачал головой. — Я сам пытаюсь его вычислить, но, хоть убейте, ничего не помню. И все же, когда тебя сначала обстреливают из окна, а потом хотят прикончить, сразу понимаешь: чем-то ты человеку досадил. — Обстреливают? Чем это? — Ну, я потом посмотрел— чем-то вроде камней. Как увидел, что он мчится по лестнице, глаза бешеные, я сразу прыг в шкаф. А из шкафа я услышал историю, которую рассказывала эта девица. — Какую историю? — Про брильянты. — Что за брильянты? — Это, — промолвил Шимп, — я и собираюсь рассказать вам. Гости выслушали со вниманием, которое вызывает у определенного типа людей слово «брильянты». Когда Шимп закончил, в глазах Долли горели звезды, а мистер Моллой дышал, как сенатор-астматик во время приступа. Оба были поражены. Оказалось, что они живут в стране Мальчика-с-Пальчик или пещере Али-Бабы, где повсюду рассованы мешочки с бесценными алмазами. Зачарованную тишину нарушила миссис Моллой. — Только подумать, Кейкбред-то лорд! — сказала она. — Вот что, Мыльный, сегодня же начну обхаживать старого перечника. Когда маленько оклемается, пусть у него рядом будет подружка, от которой ничего нельзя скрыть. — Хм! — А ты пока что ищи. — Буду искать. — Они могут быть где угодно. — Это точно. — А вдруг ты их найдешь! — Уж я все переверну. А теперь, — сказал мистер Моллой (он уже окончательно раздышался и снова стал похож на самого себя), — насчет условий. Миссис Моллой не поняла. — Каких условий? — Как делить будем, — объяснил мистер Моллой. — Не забывай, киска, будет только справедливо, если Шимп получит свою часть. — Ах, да, — сказала миссис Моллой. Она совершенно упустила из виду этот вопрос— Ты хочешь взять его в долю? — Ну да. Он нам здорово помог, тут не отвертишься. Здорово помог. — Мистер Моллой великодушно улыбнулся Шимпу; если в его манере и сквозила легкая покровительственность, то благодетелям всегда трудно от этого уберечься. — Я убежден, что Шимп должен получить свое. — Может, ты и прав, — отвечала Долли. Она сочла предложение несколько донкихотским, но готова была уступить. — Двадцать пять процентов? — Я бы отдал тридцать. Смотри на вещи шире. Без доброго старого Шимпа мы могли бы до них и не добраться. — Как скажешь. Значит, договорились. Шимпу — тридцать. — Мне так представляется. — Деньги немалые. — Солидный куш. — И все ж, он — наш старый приятель. — Очень старый. — Мне он всегда нравился. — И мне. — Не знаю человека, — продолжал мистер Моллой, все с тем же легким оттенком покровительственности, — которого я бы ценил больше, чем старину Шимпа. Хриплый, скрежещущий звук нарушил молчание, наступившее после этих продолжительных восхвалений: старина Шимп прочистил горло. — Минуточку! — сказал он. — Минуточку, минуточку! Его слова внесли диссонанс в атмосферу дружеского умиротворения. Двое восторженных обожателей различили в голосе третьего некоторую обеспокоенность. Шимп-Твист походил на обезьяну, у которой ее товарки пытаются стянуть банан. Мистер и миссис Моллой обменялись недоуменными взглядами. — Что-то не так? — спросил мистер Моллой. — Да, — отвечал мистер Твист, ощетинясь нафабренными усами. — Ваши расчеты. Для женщины, только что расписавшейся в любви к усатому сыщику, миссис Моллой выглядела не больно-то ласково. Ее тонкие брови сошлись, глаза потемнели. — Черт! — воскликнула она с некоторым, увы, раздражением. — Опять ему все не слава Богу! Только заходит нормальный деловой разговор, он так разевает свою пасть, что, того глядишь, сам себя проглотит. Чем тебе плохи тридцать процентов? — Да, Шимпи, — укоризненно произнес мистер Моллой. — Чего тебе неймется? Тридцать процентов — хорошие деньги. — Девяносто — еще лучше. — Девяносто? — вскричал мистер Моллой, словно друг — да что там, почти брат — тяпнул его за ногу. — Де-вя-носто? — эхом повторила миссис Моллой. Ее тоже как будто укусил в ляжку неблагодарный друг. — Это мои условия. Я предложил план. Не будь меня, не было бы никакого плана. Вам осталось выполнить черную работу. Исполнителям положено десять процентов. Наступило молчание. — Да лучше пусть у меня губы треснут! — наконец объявила миссис Моллой. — И то не удержусь, засмеюсь. И она рассмеялась недобрым зловещим смехом. Шимп-Твист потрогал усы. — Думаете, это смешно? Долли отвечала, что именно это она думает. Ее супруг загадочно улыбнулся, показывая, что тоже нашел предложение несколько забавным. — Сам посуди, Шимпи, как нам не смеяться, — заметил он. — Ты упустил, что мы — в доме, а ты — на улице. — Да, это ты забыл, — кивнула миссис Моллой. — Сказал бы спасибо, что мы по доброте душевной решили тебе немного отстегнуть. — Вы тоже кое-что не учли, — сказал мистер Твист. — Звоню вашей Корке насчет того, что за акции ей впарили, и через полчаса вас в доме не будет. Или быстрее. Зависит от того, дадут ли вам собрать вещи. Пошевелите извилиной. Мистер Моллой остолбенел. — Ты же не станешь ей звонить? — Стану. — Это низко, — указал мистер Моллой, — не по-джентльменски. Ты не опустишься до этого, Шимп. — Опущусь, — отвечал Шимп. — Я тренировался. Миссис Моллой утратила дар речи, которого на миг лишалась при мысли о такой низости, и выдала фразу, настолько емкую, что в полудюжине слов сумела высказать свое мнение о внешнем виде, манере, моральном облике, усах и родителях Шимпа Твиста. Человек чуткий обиделся бы до глубины души, но Шимп Твист слышал таких фраз, что даже не поморщился. — Так мы далеко не уедем, — укоризненно проговорил он. — Да, — кивнул мистер Моллой, — ругайся, не ругайся, киска, надо соглашаться. — Ты же не отдашь ему девяносто процентов за красивые глаза! — содрогнулась миссис Моллой. Мистер Моллой, никогда не умевший держать удар, грустно взглянул на супругу. — Не вижу другого выхода, ласточка. — А я вижу. — Но, куколка, он прав. Если он капнет Корке, плакали наши денежки. Она все проглотила, как милая, но все же она не совсем дура. Не забудь, я еще не получил чек. — Вот это разговор, — согласился Шимп. — Я готов слушать. — Тогда слушай, — взвилась Долли. — Эти твои стекляшки — кто их тебе вытащит, если не мы? — Ты сама рассказала про ваш собачий пансион, да еще я сидел в шкафу, и слушал, как тут толковала девица. Подъеду к двери, назовусь богатым миллионером, и передо мной расстелят алую ковровую дорожку, как прежде для Мыльного. Ну, что? — Ничего. — Почему? — Ничего у тебя не выйдет. — Кто мне помешает? Мистер Моллой задавал себе тот же вопрос. Ему казалось, что борьба проиграна и нет смысла барахтаться. Он испытывал сложные чувства человека, которому защемили палец, и не мог понять, почему его супруга так уверена в себе. Впрочем, она уже не раз выходила из немыслимых коллизий, ставивших в тупик его самого, и сейчас он глядел на Долли с искрой надежды. — Я скажу, кто тебе помешает, — объявила она (не зря Мыльный надеялся!). — Молодчик с соломенными волосами, который назвался твоим именем. Приезжаешь, а он — тут как тут и сразу начинает откручивать твою мерзкую головенку. У Шерингема Эдера отпала челюсть. Этого он совершенно не учел. — Лично я, — продолжала Долли, — буду очень рада, если ты вот так приедешь. Нам с Мыльным останется купить венок и постоять на похоронах, а потом спокойненько заняться стекляшками. Милости просим. Поезда ходят с утра до вечера. Наступило молчание. Шимп Твист снова теребил усы, на этот раз нервозно, словно одураченный баронет в старосветской мелодраме. Во взгляде мистера Моллоя тоска сменилась любовью и восхищением. Долли подкрашивала губы. — Помнишь, милый, — сказала она, — как вчера мы встретили этого типа на берегу? Он стоял, такой это черный на фоне закатного неба, и мускулы перекатывались, как змеи. — Угу! — Ты еще подумал, что это боксер какой-то. — Борец. — Ну да, борец. Из тех ребят, что отрывают руки-ноги. Мистер Твист выслушал достаточно. — Ладно, что вы предлагаете? — с тоской произнес он. — Пятьдесят на пятьдесят, — тут же откликнулась Долли. — Устраивает? Мистер Твист без особого жара сказал, что устраивает. Мистер и миссис Моллой покинули контору. Миссис Моллой расточала улыбки, лицо мистера Моллоя было немного задумчивым. — Ты слишком добрая, киска, — сказал он, проплывая через двор в густом аромате капусты. — Ты так его прищучила, что могла бы выбить и семьдесят. — Ну ты загнул! — Да нет, я ничего, — торопливо добавил мистер Моллой. — Ты — молодчина. Просто мне неохота делиться поровну с этим жуликом. — Да очнись ты! — в изумлении вскричала миссис Моллой. — Думаешь, он получит хоть цент? Где твоя голова, пупсик? Заберем стекляшки, только нас и видели. Про пятьдесят процентов я сказала просто так, чтобы его утешить. Шекспировское чело мистера Моллоя разгладилось. Он дивился, как мог хоть на мгновение усомниться в своей мудрой жене. Деловые совещания отнимают немало времени, даже если проходят не так бурно, как в квартире номер три, Холси-билдингс. Когда мистер и миссис Моллой сошли на станции, стояла уже середина дня, и оба испытывали приятное чувство голода. Такси за несколько минут доставило бы их в Шипли-холл, как раз к ланчу, но Мыльный был против. Он, как и Юстэс Трампер, с детства любил покушать, поэтому считал угубу недоумками, а их рацион — мерзостью. Он без труда убедил жену, что сегодня выдался прекрасный случай избежать растительной трапезы, и час ланча застал их в кофейной комнате «Оленя и рогов» на главной улице Шипли. Уперевшись локтями в стол, они поглощали яичницу с ветчиной, а на кухне готовилась вторая порция. Поначалу оба молчали, потом, утолив первый голод, начали разговор. Естественно, он коснулся волка в овечьей шкуре, точнее — в шкуре частного сыщика. — Думаю, первым делом надо вытурить этого белобрысого субчика, — сказала миссис Моллой после того, как ее муж с чувством пожелал Джефу подавиться шпинатом. — Пока он там ошивается, у нас связаны руки. Мистер Моллой вздохнул и запустил в рот кусок ветчины с видом сенатора, водружающего в яму закладной камень. — Да, но как его вытуришь? — Просто. Скажем Корке, что он — гад. — А если она спросит, почему мы вчера не сказали? — Ответим честно: вчера он наплел нам, будто купил дело. Мы поверили. А сегодня хорошенько подумали, засомневались, съездили в Лондон и поговорили с настоящим Шерингемом Эдером. Тот пришел в ужас. Все гладко? — Все. — Делов на полминуты. Как придем, сразу к ней. Думаю, к трем часам летнего времени сделаем ему ручкой. — Солнышко, — начал мистер Моллой и осекся. Он хотел сказать своей избраннице, что она — клад, но в этот миг кухонная дверь отворилась, и внесли вторую порцию яичницы. Не успела официантка вернуться на кухню, как дверь снова открылась, и появился человек, о котором они только что говорили. Заботливый Джеф, не откладывая в долгий ящик, отправился за пропитанием для Лайонела Грина. Глядя, как однокашник с обреченным видом поглощает горошек и морковь, он почувствовал жгучую жалость. Он не любил Лайонела и не думал к нему меняться, но бывают минуты, когда человечность важнее предубеждений. Не скроем, что он и сам рассчитывал подкрепиться. За первым же ланчем у миссис Корк, Джеф, как и мистер Моллой, подивился вкусам угубу. Может быть, эти простые дикари — и впрямь краса человечества, но они платят за свое здоровье слишком большую цену. Заказав изрядное количество мясных сандвичей, он прохаживался, ожидая, когда их приготовят, и запах поджаренной ветчины выманил его в кофейную. При его появлении глаза миссис Моллой блеснули боевым задором. Мистер Моллой, смотревший на ветчину, словно впервые воочию узрел Тадж-Махал, не сразу заметил Джефа. Только когда его жена воскликнула: «Эй», до мистера Моллоя дошло, что они не одни. Восклицание «Эй!» всегда звучит резковато, а миссис Моллой ничуть не постаралась смягчить его. Уже во время вчерашнего разговора Джеф заметил в ней некоторую враждебность, но думал, что окончательно рассеял всякую тень. Однако глаза миссис Моллой по-прежнему горели злостью и недоверием. Если б даже он не прочел ее взгляда, первые же слова внесли окончательную ясность. — Так здесь мистер Умник! — сказала она. — Явился, не запылился. При всем желании эти слова нельзя было счесть комплиментом, как нельзя было, глядя на решительные черты и горящие глаза Долли, списать на безобидную болтовню. В такие минуты миссис Моллой, особа вообще-то привлекательная, больше походила на кобру, готовую к прыжку, чем добрая часть настоящих кобр. Однако если Джеф и дрогнул, то лишь на мгновение. Как человек разумный, он сразу сообразил, что в его планах опять что-то разладилось. Он внутренне напружинился, готовясь отвертеться по-новой. — Добрый день. Вас сегодня вспоминали за ланчем. — Вот как? — Да. Гадали, куда вы делись. — Сказать, куда? — Скажите. — И скажу. Мы были в конторе Шерингема Эдера. И когда мы сказали Дж. Шерингему Эдеру, что один тип будто бы купил его дело, Дж. Ш. Эдер сказал: «Что за черт? Я никому ничего не продавал». Ну, что теперь запоете? Джеф кивнул. — Я и сам себя спрашивал, — сказал он, — не случится ли чего-нибудь такого. — Теперь ответ известен, случилось, — отвечала миссис Моллой. — Можете укладывать вещи. — Укладывать вещи? — Чтобы не задерживаться, когда я все это выложу миссис Корк. — Вы же не станете ей говорить! — Почему это? — Ну, во-первых, — начал Джеф, — вы не захотите лишиться живого и занимательного собеседника в доме, где, я успел заметить, с веселой компанией не густо. Представьте, что вам придется сутки напролет общаться с этими занудами. Мистер Моллой обиделся. — У нее есть я, — сказал он. Джеф задумался. — Да, у нее есть вы, и все же… — Ничего, поскучаю, — отмахнулась Долли. — Не тревожьтесь за меня, детка, я не пропаду. У меня для вас только два слова, милый. Одно — «пошел», другое — «вон». — Откуда это желание от меня избавиться? Чем я вам помешал? — Мне смешно, Мыльный. — И мне, киска. — Я объясню, чем. Мы знаем про камушки. — Камушки? — Брильянты, — нетерпеливо перевела Долли. — Мы тоже на них нацелились. — Что?! — Что слышал. — Они же не ваши! — Будут наши. — Это же воровство! — Называй, как знаешь. — Ну, ну, ну, — сказал Джеф. — Ну, ну, ну, ну. С глаз у него спала пелена. И у мистера, и у миссис Моллой уши были не изуродованы, но он ясно осознал, что видит перед собой наполеонов преступного мира. Ему было немного стыдно, что он сразу не раскусил их под маской респектабельности. Инспектор Первис, герой его книг, догадался бы с первого взгляда. Долли вернулась к тому, что мистер Шусмит назвал бы сутью дела. — Так что, пошел вон, малыш. Проваливай. — Вы хотите разоблачить меня перед миссис Корк? — Что нам помешает? — Я бы сказал, ваше доброе сердце. Чуткая душа. Видимо, они в отпуске. — Угадал. — Тогда мне придется рассказать ей про яичницу с ветчиной. Вы знаете, какие у миссис Корк строгие взгляды. Успеем на один поезд. Выстрел попал в цель. Долли не нашла, что ответить. Мистер Моллой нашел, но поскольку он в эту минуту жевал кусок ветчины, то разобрать удалось лишь заключительное слово. — …наотрез, — сказал мистер Моллой. Долли оправилась от растерянности и с благодарностью взглянула на спутника жизни. — Верно. Будем отпираться наотрез. Миссис Корк скорее поверит мне и Мыльному, чем рыжему нахалу. — Интересно, — сказал Джеф, — почему, если нахал, то обязательно рыжий? Бывают и брюнеты, и шатены. Впрочем, сейчас не время в этом разбираться. Вы наверняка горите желанием узнать, как я теперь выкручусь. В ваших глазах читается немой вопрос: что-то он запоет? Отвечу: хозяин заведения подтвердит мой рассказ. Он уже получил от миссис Корк предупреждение не продавать животных белков пациентам ее дурдома и будет поражен, узнав, что приличная проезжая пара на самом деле — гости Шипли-холла. И не думайте его подкупить. Он слишком боится нашей хозяйки, чтобы шутить с ней шутки. Долли с надеждой взглянула на мистера Моллоя, но источник его вдохновения уже иссяк. Как ни обидно было сдаваться так быстро, она капитулировала. — Твоя взяла. — Лично я, — отвечал Джеф, — назвал бы это ничьей. Мы — как те ребята в салуне, что держат друг друга на мушке. Предлагаю объявить перемирие. А сейчас, увы, вынужден откланяться. Дела призывают меня в другое место. Он только что вспомнил, что сандвичи, наверное, уже готовы, и не хотел, чтобы их вручили на глазах у теперешних собеседников. Когда он вышел, наступило долгое молчание, которое нарушил мистер Моллой. — От него не избавишься, — промолвил он скорбно, но с ноткой уважения в голосе. — У него на все готов ответ. Миссис Моллой передернуло. Джеф появился в двери, чтобы одарить их любезной улыбкой, которая полоснула Долли, как ножом. — Я с этим жуликом поквитаюсь, чего бы мне это ни стоило, — сказала она чуть севшим от ярости голосом. — Как, киска? — спросил мистер Моллой. — Не волнуйся. Я его уберу. Мистер Моллой вздрогнул. Его напутало последнее слово. Он был человек нервный и, когда его жена пускалась в такие предприятия, поневоле спрашивал себя, не перегнет ли она палку. — Что значит «уберу»? — То и значит. — Ты же не думаешь его пришить? Миссис Моллой весело рассмеялась. Она уже вернулась в прежнее расположение духа. — Не глупи, пупсик. — И ты не глупи, пожалуйста, — сказал он. |
||
|