"Правдивая история завоевания Новой Испании" - читать интересную книгу автора (Кастильо Берналь Диас дель)

Окружение Мешико

На мешикскую территорию прибыли мы лишь на второй день, к вечеру. Шли мы медленно, с опаской, ибо наслышались о засадах в горных теснинах. Ночь мы провели в предгорье при очень большом холоде; а наутро подошли к главному перевалу, который оказался заваленным бревнами и камнями. Враг не показывался; наши тлашкальцы легко разнесли засеку, и мы беспрепятственно прошли через горы. Вскоре начался спуск, и мы вновь увидели пред собой чудесный вид долины Мешико — с ее озерными городами. Всюду и везде дымились сигнальные костры, сообщая о нашем приходе. Мы вспомнили все наши беды и поклялись в новых боях проявить новую предусмотрительность и послужить Богу.

Первое столкновение не заставило себя долго ждать. Мост через довольно глубокую быструю речку был полуразрушен, а по ту сторону стоял отряд мешиков. Без труда мы его опрокинули, и наши тлашкальцы сейчас же принялись за военный разбой. Впрочем, все селения были покинуты жителями, а некоторые из пленных сообщили, что нас ждет большая засада между двух холмов. Но сражения не было: либо из боязни пред нашими тлашкальцами, число которых было очень велико, либо потому, что между Тескоко и Мешико были натянутые отношения; кроме того, оспа так неистовствовала, что множество защитников лежало при смерти. Во всяком случае, нас не задержали, хвала Нашему Сеньору Иисусу Христу.

Мы заночевали в двух легуа от Тескоко, а когда мы, с восходом солнца, хотели двинуться дальше, наши разведчики прибыли с радостной вестью: идет десяток индейцев-вождей с золотым знаменем, без оружия.

Действительно, то были высшие чины Тескоко. В знак мира они склонили свое золотое знамя, и один из них обратился к Кортесу: «Малинче! Коанакочцин1 — сеньор Тескоко, наш повелитель, просит тебя о дружбе. Пусть братья твои и тлашкальцы больше не разоряют полей и селений, а, наоборот, поселятся мирно среди нас, и мы снабдим их всем необходимым. В знак мира прими от нас это золотое знамя; а что касается нападений на перевале, то совершили их не мы, а мешики». Кортес обнял говорящего и немедленно приказал прекратить всякий военный разбой; запрет этот свято соблюдался, и только фуражировки происходили по-прежнему.

Заверениям мира мы, конечно, верили с опаской, а посему в этот день подошли лишь вплотную к городу, из окраин которого нам принесли множество еды. Тут же мы разрушили и несколько языческих капищ. Наутро же мы вошли в сам город, и нас сразу поразило полное отсутствие женщин и детей, а также угрюмый вид мужчин. Кортес велел нам быть настороже, не разъединяться и, кроме того, послал Педро де Альварадо, Кристобаля де Олида с 20 аркебузниками и отборными вояками — среди них был и я — занять главный си [(пирамиду храма)] Тескоко.

С вершины си открывался прекрасный вид на окрестности, и мы сейчас же заметили толпы женщин и детей, спешивших либо к горам, либо рассаживающихся по большим и маленьким лодкам, спрятанным в густом прибрежном тростнике. Об этом мы сейчас же донесли Кортесу; тот послал за сеньором Тескоко [Коанакочцином], но, оказалось, он успел уже улизнуть в Мешико.

Тем не менее ночь прошла спокойно. Наутро же Кортес собрал знатнейших граждан, отчасти враждебных бежавшему сеньору, и от них узнал, что сеньор этот завладел властью, убив своего брата, и что в Тескоко есть ряд лиц, имеющих куда больше прав на престол, нежели он. Особенно много говорили о молодом человеке, сыне короля Несауальпилли2 — сеньора Тескоко, вскоре ставшего христианином. Его-то и сделали сеньором Тескоко, и жители были рады и охотно ему повиновались. Для обучения же его вере, искусству управления и испанскому языку Кортес определил к нему некоего Антонио де Вилью Реала, а также бакалавра Эскобара; комендантом же при нем, чтоб окончательно порвать сношения с Мешико, назначен был бравый наш солдат, Педро Санчес Фарфан. Крещение произошло с великой торжественностью, и наречен он был, по крестному3, дон Эрнан…

Кортес немедленно потребовал индейских рабочих, чтоб углубить канал, ведущий к озеру, настолько, чтоб могли быть спущены наши бригантины, причем он объяснил, что желает тесно обложить город Мешико и с суши, и с озера. Индейцы прибыли не только из Тескоко, но и окрестных земель, которые тоже стали вассалами Его Величества, и вскоре ежедневно работало не менее 7 000 — 8 000 человек.

Наши тлашкальцы между тем заскучали и требовали какого-нибудь военного прибыльного дела. Тогда Кортес решил наказать город Истапалапан, который сильно повредил нам при отступлении из Мешико да и теперь жил не в ладу с нашими союзниками. Решил он это не только в угоду тлашкальцам, но и для облегчения Тескоко, ибо прокорм наш становился тяжким ярмом для этой провинции. Во главе экспедиции стал сам Кортес, и состояла она из 13 всадников, 20 арбалетчиков, 6 аркебузников, 220 солдат и всех тлашкальцев.

Мешики, наученные горьким опытом, выставили наиболее отборные войска, но мы все же их рассеяли и вступили в город, половина которого построена была на озере. Опрокинутый враг не ушел между тем, а спасся на лодках, схоронившись в домах на берегу и густом тростнике. Когда же наступила ночь и мы спали, расставив обычную лишь охрану, они внезапно напали на нас, открыв одновременно шлюзы. Кто не умел плавать — тонул, например, многие тлашкальцы, мы же кое-как вскарабкались на сушу, отбили врага и провели остаток ночи продрогшие, мокрые, голодные, в отвратительном настроении, ибо порох наш отсырел, и враги насмехались и грозили со всех сторон.

Утром битва возобновилась, хотя и не так рьяно. Мы опять-таки прогнали наседающего врага, но и сами так изнемогли, что отступили в Тескоко. Славы мы пожали немного; наоборот, нас грыз стыд, что неприятель так ловко нас перехитрил; тем не менее это был устрашающий урок для Истапалапана, — он перестал нападать и смирненько занялся похоронами убитых, лечением раненых и исправлением разрушенных домов4…

Послы от разных городов в окрестности, не переставая, приходили к Кортесу. Были тут и представители Отумбы, где мы одержали памятную блестящую победу. Сильно они нас ненавидели, но о сопротивлении не могли и думать; Кортес принял их сурово, но все же простил, потребовав формального их отложения от Мешико. Просил о мире и город Мискик, также лежащий частью на озере, а посему прозванный нами Венесуэлой5. Его переход нас очень порадовал, ибо он давал надежду на присоединение и других окрестных местностей.

Все шло хорошо, как вдруг, с разных сторон, прибыли гонцы от нескольких только что подчинившихся местностей с известием, что мешики готовятся на них напасть. Дело в том, что шла жатва; часть урожая должна была идти нам на прокорм, а мешики по-прежнему хотели ее собрать в свои житницы.

Кортес, конечно, не мог поспеть всюду, но он вышел из трудного положения так: как только где-либо начиналась жатва, нас извещали, и мы отправлялись туда для охраны работы. Порой завязывались горячие схватки, но всегда победоносные для нас; сам я дважды участвовал в такой «жатве с боем», причем однажды враг произвел высадку из тысячи с лишком лодок.

Охранная эта служба и вечные вылазки врага нам не только досаждали, но и сильно мешали: нельзя было, например, начать транспортировку наших бригантин из Тлашкалы, а с другой стороны, поступали жалобы тлашкальцев, что им немыслимо отправить домой добычу, так как все пути находятся под постоянной угрозой. Кортес решил поэтому овладеть городами Чалько и Тлалманалько и таким образом обезопасить сношения с Тлашкалой. Экспедиция поручена была Гонсало де Сандовалю и Франсиско де Луго.

Жители этих городов втайне радовались нашему приходу и в случае удачи готовы были содействовать изгнанию мешиков. Тлашкальцы, тяжело нагруженные добычей — солью и золотом, а также разной поклажей, находились в арьергарде; к ним было прикомандировано пятеро всадников и столько же арбалетчиков. Но мешики напали именно на арьергард, двоих из наших убили, а остальных переранили. К счастью, Сандоваль вовремя пришел на помощь, но зато и ругался же он после битвы, обзывая наш эскорт новичками и нюнями. Понятно, ему был неприятен хотя бы частичный и временный успех мешиков.

Отныне Сандоваль сам принял на себя охрану обоза и продвигался вперед весьма осторожно, ибо все селения и даже отдельные строения заняты были вражескими отрядами. Близко от Чалько, на равнине, произошла и настоящая битва; неприятель был оттеснен с большими потерями, а жители Чалько встретили победителей с громкими кликами радости. Узнав, что Сандоваль уже на следующий день возвращается в Тескоко, они просили захватить с собой торжественное их посольство: именно, недавно умер их сеньор от оспы и наказал обоим своим сыновьям идти к Малинче, чтоб из его рук получить отцовское наследие, Так и случилось: Кортес обошелся с ними милостиво и между обоими братьями разделил всю землю. Вернулись они восвояси под охраной нашего отряда, который выступил для встречи корабельных частей, переносимых из Тлашкалы.

В это же приблизительно время Кортес послал трех пленных мешикских сановников к Куаутемоку с таким предложением: Кортес, дескать, отнюдь не желает уничтожения Мешико; ему хорошо известны мешикские силы, но и Куаутемок отлично знает, что он со всех сторон окружен и что тлашкальцы горят желанием мести и за недавнее, и за далекое прошлое; мудрее всего — подчиниться, и Кортес обещает мир почетный. Но владыка Мешико не удостоил нас даже ответа, а лихорадочно подготавливал оборону; отдельные же отряды то и дело беспокоили нас, так что выступил сам Кортес и нанес такое поражение, что вылазки в окрестности с тех пор совсем прекратились.

Мелкие стычки только раздражали; хотелось приступить к крупной операции против Мешико, но для этого, прежде всего, нужно было собрать и спустить бригантины, все части которых уже изготовлены были в Тлашкале. Провести этот материал выпало на долю Сандовалю, для чего ему дали 15 всадников, более 200 солдат, 20 аркебузников и арбалетчиков и большое количество тлашкальцев. По дороге они должны были взять еще крепость, прозванную нами «Пуэбло мориско»6, где в свое время погибло около 40 людей Нарваэса и множество тлашкальцев.

Крепость оказалась оставленной, и Сандоваль мог лишь захватить кое-кого из населения. От пленников он узнал, что кровавая баня удалась потому, что наших окружили в ущелье, откуда нельзя было выбраться. Действительно, стены местного святилища были забрызганы испанской кровью; на алтаре пред их идолами лежала, в виде масок с бородами, кожа, содранная с двух голов; кожа четырех лошадей была также преподнесена их идолам, так же, как и части одежды и вооружения. А на стене одного из домов нацарапано было углем: «Здесь томился я, несчастный Хуан Иусте, со многими товарищами». А был этот Хуан Иусте7 одним из виднейших идальго у Нарваэса. Как ни содрогались мы при этом зрелище, но во имя дела пришлось не мстить, а оказывать снисхождение: ничего мы не сделали с пленниками, а послали их в горы, чтоб они привели разбежавшихся жителей. Те вернулись, присягнули на верность, и путь в Тлашкалу отныне был свободен. Изготовление частей наших бригантин между тем было закончено. Выставлено было Тлашкалой 8000 носильщиков, и столько же воинов охраны, и еще 2000 несли разные припасы. Тлашкальской охраной командовал храбрый Чичимекатекутли, общее командование было у Сандоваля, а наш бравый Мартин Лопес специально присматривал за транспортировкой корабельных частей. По пути чуть не вышла размолвка: Сандоваль приказал Чичимекатекутли оставаться в арьергарде, а тот обиделся, видя в этом недоверие к его храбрости; лишь когда Сандоваль указал, что мешики имеют обычай нападать именно на арьергард, а посему это наиболее почетное поручение, он успокоился и просветлел.

Но нападения на сей раз не последовало, и вся колонна благополучно дошла до Тескоко. Вступление было грандиозно: тлашкальцы надели лучшие и наиболее яркие накидки и плюмажи из перьев и шли великолепно слаженными рядами под звуки барабанов и труб. Порядок был столь образцовый, что ряды ни на минуту не расстраивались; а ведь вся колонна растянулась на больше полдня пути! Радостно гремели лозунги: «Да здравствует император, наш сеньор!», «Испания! Испания!» и «Тлашкала! Тлашка-ла!«… Кортес и все капитаны вышли навстречу, и Чичимекатекутли удостоился высоких почестей.

Деревянные части были сложены подле канала, и немедленно Мартин Лопес принялся за сборку, причем ему помогали другие наши мастера — Андрес Нуньес, старший Рамирес, Диего Эрнандес и другие. Работа кипела, и вскоре сборка закончилась; оставалось лишь проконопатить и просмолить, да поставить мачты и реи. Надзор велся усиленный, ибо трижды мешики пытались поджечь бригантины. При последней попытке мы изловили десятка два индейцев и от них узнали, что Куаутемок не менее энергично готовит отпор: день и ночь готовится оружие, строятся укрепления, свозится провизия. Только что прибывшие тлашкальцы, а их было более 15 000, плохо мирились с выжиданием. Более всего горячился сам Чичимекатекутли, желавший «немедленно послужить нашему великому императору». Кортес очень его благодарил за столь великую ревность и, наконец, объявил, что намерен идти против Шальтокана8, лежавшего посередке одного из озер в 5 или 6 легуа пути, и выступил лично с 250 солдатами, 30 всадниками, с Педро де Альварадо и Кристобалем де Олидом, множеством арбалетчиков и аркебузников, со всеми тлашкальцами и отрядом воинов Тескоко, большинство которых были знатные. Доступ к поселению Шальтокану был по одной лишь дамбе, а посему все наши требования о мире встречались глумлением и насмешкой.

Дело было трудное. Дамба была разрушена, и Кортесу пришлось бы вернуться ни с чем, ежели два окрестных индейца не сообщили бы, что в одном месте дамба все же проходима, так как сняты лишь верхние слои. Мы проникли, наконец, в город; после отчаянного сопротивления жители бежали в лодках, и богатая добыча — золото, ткани, соль — вознаградила наши труды.

На другой день выступили к крупному поселению Куаутитлану9, оставленному жителями; ночь провели там настороже. А на следующий день мы направились к большому поселению Тенаюке; в его главном святилище были два огромных змеиных идола дьявольского вида, этим идолам они поклонялись. Жители его, как и жители Куаутитлана, как мы узнали, бежали в Аскапоцалько, где изготовлялись чудесные вещи из золота и серебра. Туда направился и Кортес. Путь был нелегок, ибо все время приходилось отражать нападения отрядов из Мешико и других поселений. Переночевали мы в самом городе, засыпая одним лишь, так сказать, глазом; жители же его ушли в город Тлакопан, который был примерно в пол-легуа от него.

На другой день мы двинулись к Тлакопану. Но тут нас встретили такие массы врагов, что, хотя Кортес и овладел временно некоторой частью города, пришлось отступить, тем более что из Мешико прибывали все свежие подкрепления. Мы вернулись прежней дорогой, и Сандоваль, оставленный в Тескоко, встретил нас с великой радостью: ведь целых две недели мы ничего не знали друг о друге, и дважды Кортес за это время был лично в великой опасности.

Тлашкальцы, заполучившие большую добычу, отпросились у Кортеса домой; тот разрешил, и они вполне беспрепятственно доставили свои богатства в Тлашкалу. И все же край не был окончательно замирен: почти одновременно с севера и юга пришли просьбы о помощи. Особенно настоятельны были просьбы к Кортесу городов Чалько и Тлалманалько, причем притеснения мешиков были даже изображены в картинах. Туда мы и решили двинуться в первую голову, несмотря на крайнюю усталость, на множество раненых и больных, из которых человек 15 умерло, между прочим, 8 от колотья в боку и кровохарканья.

В Чалько по приказу Кортеса двинулся Гонсало де Сандоваль с 200 солдатами, 20 конными, 10 или 12 арбалетчиками и таким же числом аркебузников, и с нашими друзьями из Тлашкалы, и отрядом из Тескоко, взяв с собой капитана Луиса Марина, поскольку он был его большим другом. По прибытии прослушав мессу, в 12-й день10 месяца марта 1521 года, он расположился на ночлег в Чалько, а на другой день утром достиг Тлалманалько, где касики и военачальники его приняли с распростертыми объятиями. Местные воины присоединились к ним, и вскоре они наткнулись на крупные силы мешиков; Сандоваль, воодушевляя своих, ринулся на врага с кличем: «Сантьяго! На них!» Столкновение распалось на ряд битв на ходу, то есть Сандоваль не переставал продвигаться вперед, пока не прижал врага к Уаштепеку11, за стенами которого тот в конце концов и искал спасения, хотя один раз и попытался еще совершить отчаянную вылазку. Наконец, бой стих, и испанцы могли подкрепиться; расположились они в каком-то саду, столь обширном и чудном, каких редко кто видел.

На следующий день Сандоваль потребовал сдачи Уаштепека, но напрасно; тот же ответ дало и большое поселение Йекапиштла12, что было в двух легуа от Уаштепека и охранялось крупным мешикским гарнизоном. Отказы эти неприятно поразили Сандоваля, так как он видел всеобщую усталость; тем не менее он двинулся против Йекапиштлы. Расположено оно было в горах, и наши союзники наотрез отказались от штурма — «на то teules [(божества) - испанцы], чтобы идти впереди». Нечего делать, Сандоваль со своими бросился вперед и счастливо проник в это поселение, причем он сам был ранен в голову. Видя это, союзники сейчас же воодушевились и докончили поражение врага; резню они устроили ужасающую, пока Сандоваль, жалея население, не вмешался в дело.

Взяв Йекапиштлу, экспедиция немедленно вернулась в Тескоко. Но Куаутемок, узнав о поражении своих войск, сейчас же послал 2000 больших лодок с 20 000 воинов в Чалько. И случилось, что одновременно с въездом наших в Тескоко прибыл и гонец из Чалько с мольбой о помощи. Кортес, в полном недоумении, гневно обратился к Сандовалю с приказом сию же минуту идти обратно в Чалько и «как следует выполнить порученное». Сандоваль готов был вспылить вследствие незаслуженного оскорбления, но одумался и рьяно понесся на помощь, не давая своим ни минуты передышки. Счастье, что жители Чалько уже сами справились с напастью: им пришла большая помощь из Тлашкалы и из Уэшоцинко. Итак, мешики побеждены были одними лишь индейцами, что для них было страшнее, нежели поражение от испанцев. Сандоваль опять вернулся в Тескоко, гоня множество пленных мешиков. Гнев его долго не унимался, несмотря на извинения Кортеса. Но служба его стала отнюдь не хуже.

В этих экспедициях Сандоваля я не участвовал, вот почему я так необычно говорил «испанцы», «они», а не «мы»; дело в том, что под Истапалапаном я получил опасную рану в шею и с нею промаялся целых три недели.

Так как прибыл Гонсало де Сандоваль со своим войском в Тескоко с большой добычей из рабов и были многие другие плененные нами в предыдущих походах, ставшие сожительницами, было принято решение, чтобы всех их тут же клеймили. И затем нам было объявлено, что их следует привести в назначенное строение; и все мы, в основном солдаты, повели тех, что у нас были, дабы поставить на них клеймо Его Величества, которое было буквой «G», что означает «guerra» [(война)], согласно обычаю, как мы и прежде условились с Кортесом, о чем я уже рассказывал, веря, что нам их вернут после того, как оценят по отдельности и заберут королевскую пятую часть; но было не так, в Тескоко все случилось хуже, чем в Тепеаке: так, после того как забрали королевскую пятую часть, другую пятую долю забрали для Кортеса, и еще доли для капитанов, а ночью, когда там все рабы были вместе, у нас увели лучших женщин-индеанок. Хотя сам Кортес нам говорил и обещал, что лучших рабынь продадут на торгах по той цене, в какую оценят, тех же, что хуже, — по более низкой цене, так что и тут был беспорядок, поскольку королевские чиновники, в чьем ведении это было, творили, что им заблагорассудится, раз за разом все хуже. После этого многие солдаты, у которых были хорошие индеанки, не желая, чтобы их, как в этот раз, отобрали, прятали их и не клеймили, говоря, что те сбежали, а если кто был любимцем Кортеса, то водил клеймить тайно, ночью, и платил пятую часть, а многие другие оставляли женщин у себя и говорили, что они — naborias [(слуги-индейцы)], прибывшие из мирных поселений и из Тлашкалы. Распределение золота прошло еще более безобразно: у нас не только оттягали лучшую долю, но предъявили еще такие счета и претензии, что мы удивлялись, как мы не очутились должниками!