"Портал на Керторию" - читать интересную книгу автора (Дихнов Александр)

Глава 3

— С начала? — как будто нехотя переспросила Гаэль. — Это с рожденья, что ли?

— О да, это весьма небезынтересный факт!

— Конечно, редкое по значимости событие… Хотя больше всего оно походило на трагедию.

Сделав такое заявление, Гаэль надолго замолчала. Она наконец подожгла сигарету, не торопясь выкурила ее, допила свой кофе, достала следующую… Я не хотел ее торопить, по собственному опыту зная, как трудно вытаскивать на свет призраки прошлого, да еще и держать их в узде. Однако сидеть истуканом мне тоже поднадоело, и я применил свое излюбленное лекарство от скуки — попытался пролевитировать пару скукожившихся в пепельнице окурков. Поднять их одновременно удалось, но один тотчас же упал, взметнув облачко пепла…

— Ловко!.. Вам скучно? Не волнуйтесь, сейчас пройдет. Скоро вы поймете… Я просто задумалась немного, отвлеклась.

— Послушайте, если вам столь… м-м… неприятен этот рассказ, то можете ограничиться кратким сообщением. Намеком хотя бы.

В брошенном на меня взгляде промелькнуло нечто, похожее на признательность, но затем она вытянула губки трубочкой и покачала головой:

— Можно бы и так. Но вы-то мне рассказывали в полном объеме… Кстати, один из древних психологов заметил: люди потому так любят распространяться о своих неприятностях, что, высказывая вслух, они от них освобождаются. Но я этого что-то не замечала! А вы?

— Признаться, тоже. По мне, самый лучший способ избавиться от неприятных воспоминаний — пореже их ворошить.

— Верно. И причина та же, по которой на Кертории не существует психологов.

— То есть? — Я вовсе не предполагал развивать эту тему, но ход ее мысли показался мне парадоксальным.

— Керторианцы значительно лучше разбираются в себе, чем люди, — сообщила она как факт. — У них отлаженное веками мировосприятие, гораздо меньше склонность к рефлексии. Практически все они… или все мы тут будет уместно?.. в большей или меньшей степени психологи, даже психоаналитики. Которым никогда не потребуются услуги наемных специалистов.

Я промолчал, и ее взгляд вновь вернулся из некого туманного далека…

— Опять ухожу от темы, верно? Что поделаешь… Говорят еще, привычка — вторая натура. Какая глупость! Привычка — и есть натура. Первая, и она же восемьдесят восьмая… — Она щелкнула зажигалкой и, совершенно не меняя интонации, продолжила:

— Итак, мое рождение. Прямо с него начать не получится, придется вернуться немного назад — к личности моей матери. По отзывам людей, хорошо ее знавших — родственников, друзей, — я получила впечатление, что она была человеком своеобразным. В частности, в ней непостижимым для меня образом уживались прагматизм и авантюризм, склонность к всевозможным приключениям… Если посмотреть на ее официальную биографию, то она пристойна и пресна, как вода Великих Озер: родилась на Земле, в исторической области Канада, в богатой и во всех отношениях приличной семье. Получила хорошее образование в престижном частном колледже, окончила университет по специальности биоинженер. Получив диплом, осталась в университете, быстро сделала карьеру и к тридцати пяти годам возглавила кафедру генной инженерии, не выпустив в свет ни одного мало-мальски стоящего научного труда. Такая вот проза…

В то же время о личной жизни моей матери мои собеседники либо вообще не хотели говорить, либо бормотали что-нибудь вроде «запутанная» и тому подобное. Не более чем щадящие формулировки сами понимаете чего… Третьим сортом моя мамочка, похоже, не интересовалась — потратив кучу времени на выяснение приблизительного списка ее, скажем так, поклонников, я обнаружила там немало незаурядных личностей: известных артистов, спортсменов. Как удачно выразился однажды мой дед: «Едва ли Беатрис к тридцати годам могла нас чем-нибудь удивить…» Тем не менее она смогла. Не к тридцати, лет на шесть позже, но смогла. Мои дед с бабкой были, по их собственному признанию, шокированы, когда невзначай выяснилось, что, вернувшись из очередного рождественского отпуска, проведенного на каких-то там островах, моя мать забеременела. А надо вам сказать, что рожать без мужа в том кругу, где выросла моя мать… и я, кстати, тоже… — это совершеннейший нонсенс! Особенно если учесть, что технология борьбы с нежелательными последствиями удовольствий была моей матери известна не понаслышке…

Но мама уперлась, и хотя тогда причины ее поступка никто не мог понять, мне они предельно ясны. Безусловно, она знала, что за ребенка носит — уникального и единственного в своем роде. Более того, я убеждена также и в том, что появилась на свет не в результате чьей-то вопиющей неосмотрительности. Хотя, возможно, мне лишь приятнее так думать… Но так или иначе, по отношению ко мне мама проявила не свойственные ей внимание и заботу. Беременность протекала тяжело, но она очень пунктуально выполняла распоряжения врачей. Я собственными глазами видела ежедневник, который она завела в тот период — каждый день расписан по минутам: гимнастика, процедуры, диета, буквально любая мелочь. Вот… Дело потихоньку шло к родам, но за неделю до ориентировочного срока произошло несчастье. Возвращаясь на собственном флаере домой после очередного наблюдения у врача, моя мать угодила в авиакатастрофу. Уже при заходе на посадку управление неожиданно отказало, флаер, разумеется, упал и разбился. Знакомо выглядит, не правда ли, герцог?.. Ну, как вы наверняка уже догадались, моя мать не погибла на месте — в тяжелейшем состоянии ее доставили в госпиталь, где врачи долго и безуспешно боролись за ее жизнь. А вот меня спасти удалось…

Во время рассказа я старался ее не перебивать, но и теперь, когда она вроде бы закончила, продолжал молчать — действительно, трагическая история и нехорошо выглядящая к тому же… Что тут скажешь? Соболезнования окажутся слегка запоздалыми, а ковыряться в таком пальцами, доискиваясь подробностей, как минимум неэтично…

Тем временем Гаэль, как будто погрузившаяся в меланхолическую дрему, исподтишка внимательно за мной наблюдала и, когда заметила, что я тоже это вижу, мгновенно встрепенулась:

— Ну что, герцог, поняли вы главное?

— Вы хотите сказать, что личность вашего отца вам до сих пор неизвестна? — Если это было так, то, конечно, объясняло многое. Многое, но не все.

— Да! — неожиданно резко отрубила Гаэль, которой явно не понравилась форма моего вопроса, но потом улыбнулась и потянулась, как будто устав сидеть в одной позе. — Я расскажу вам, и что было дальше. Если принесут еще кофе, а лучше чего-нибудь покрепче…

Это было совсем не трудно — «чего-нибудь покрепче» в моем замке было навалом, хотя сам я и пользовал его крайне редко. Так что минут через пять, когда на столе появилась бутылка коньяка и очередная порция кофе, Гаэль продолжила:

— Поначалу мое детство было совершенно безоблачным. Дед с бабкой, которые меня воспитывали, были очень заботливы, потакали малейшим капризам — пожаловаться не на что… — Тут она прервалась, отхлебнув наконец из рюмки, которую прежде долго катала между пальцев. К моему удивлению, столь маленький глоток оказал необычайно мощное воздействие — слегка подскочив, Гаэль поставила рюмку и схватилась за бутылку, жадно вглядываясь в этикетку, а затем восхищенно причмокнула:

— Да, это вещь! Где вы только взяли такую древность? Даже думать не хочется, сколько он может стоить…

— Рад, что вы способны оценить это в полной мере, — совершенно искренне заметил я, и она расхохоталась.

— Да, вот это мне в вас нравится! Красиво вы живете: замок, охрана, повар каких мало, дорогущий коньяк, сигары — предел мечтаний для любого. И что? Вы хвастаетесь, гордитесь молча или хотя бы обращаете на это внимание? Нет, вам это безразлично. В другом бы заподозрила желание пустить пыль в глаза…

— Скорее всего причина в том, что я никогда не жил по-настоящему плохо.

Гаэль с сомнением покачала головой, допила рюмку без новых выражений безудержного восторга и иронично приподняла брови:

— Я тоже выросла в атмосфере богатства, но это не значит, что жизненные блага — любого рода — мне претят. Напротив, я с достаточно ранних лет сознательно культивировала в себе способность получать максимальное удовольствие от того, что предлагает жизнь. Видите ли, герцог, в какой-то период… скажем так, на заре общения с себе подобными… я чувствовала себя очень несчастной. В частной школе, где я оказалась в один момент, который трудно назвать прекрасным, скверно быть бастардом, если вам известно значение этого слова.

Я кивнул, а она налила себе еще рюмку, столь же бесцеремонно опорожнила ее залпом и потянулась за сигаретой…

— Впрочем, моя оговорка бессмысленна. Вы очень образованный человек, хотя по виду так и не подумаешь… Не говоря уже о том, что выросли в обществе, где незаконнорожденным приходится, вероятно, значительно хуже.

— В глазах общественного мнения, безусловно. А так — по-разному бывает…

— Очень верное наблюдение. Со мной тоже было по-разному. Тяжелый период, когда я ненавидела своих родителей и тряслась при одном их упоминании, прошел и сменился живейшим интересом к тем, кому я обязана своей жизнью… Своей жизнью и своей исключительностью. Конечно, причиной столь разительной перемены было осознание такой мелочи, что я вообще-то не человек! Узнала я об этом достаточно поздно, незадолго до тринадцатилетия… — Я не сдержал недоверчивой улыбки, и она тотчас вскинулась:

— А что тут не правдоподобного? Хотите сказать, что это должно было выясниться после первого же медосмотра? Странно, что в таком случае вся Галактика до недавних пор не знала, что долгожданный контакт с инопланетянами уже произошел.

— Но мы-то сознательно стереглись всевозможных медосмотров.

— Замечание принимается, — неожиданно легко согласилась она и вновь взялась за бутылку, но, поколебавшись мгновение, оставила где стоит. — Меня врачи осматривали, но только докладов о том, что они там обнаружили, не предоставляли. Мои старики, конечно, знали правду едва ли не с самого моего рождения, но от меня держали в тайне. Чтобы не травмировать нежную детскую психику… А помог, как водится, случай, тоже не из разряда приятных. Я много занималась спортом, в теннис любила играть, и однажды, неудачно упав, сломала руку в запястье…

— Удивительное — рядом! — невольно пробормотал я.

— Да, учитывая крепость наших с вами костей, это надо было умудриться… Ну, сломала и сломала. Больно, но ничего такого уж страшного. Проблемы появились, когда кости срослись за неделю… Хирург, а это был опытный врач и, помимо прочего, друг нашей семьи, явно поразился, но изо всех сил пытался сделать вид, будто так и надо. Но я серьезно призадумалась и даже решилась на серию небольших экспериментов, однозначно показавших, что регенерационные процессы протекают в моем организме в три раза быстрее, чем полагается… Дикое любопытство мне было свойственно уже тогда, поэтому смириться с существованием столь интригующей загадки я не могла и сделала самый примитивный и естественный ход: отправилась втихаря в первый попавшийся медицинский центр. Там меня, естественно, спросили: на что жалуемся, ответ я не заготовила и брякнула по примеру бабушки — сердце, мол, пошаливает. Конечно, на меня посмотрели с большим подозрением, но я настаивала и добилась того, что решили снять кардиограмму… А дальше, как нетрудно догадаться, начался настоящий цирк: долго искали сердце, налаживали аппаратуру, разводили руками, обзывали друг друга сумасшедшими, созывали консилиум. В конечном итоге, насилу от них выбравшись, я была достаточно просвещена относительно некоторых особенностей своей анатомии… О, какой скандал я закатила по возвращении домой! — Глаза Гаэли приняли мечтательное выражение, и я не удержался от ехидного:

— Точно. Донимать вы умеете!

— Бросьте, герцог! — она кокетливо захлопала ресницами. — Такие люди, как я, и делают жизнь интересной! Честно говоря, я попросту обомлел и еле выдавил:

— А вы уверены, что моя жизнь нуждается в… как бы это сказать… дальнейшем уинтересивании?

— Ну, по-моему, не считая последних полутора месяцев, она была порядком скучной.

Отчасти это была правда, но я все равно обиделся и, демонстративно обращаясь к оконному переплету, напомнил:

— Некогда мое имя занимало в рейтинге галактической популярности… том, который составляют на Рэнде… место в горячей десятке. Причем на протяжении многих лет. И даже на самой завалящей планете был хотя бы один клуб моих фанов. А еще однажды за моим боем в прямом эфире наблюдали более десяти миллиардов человек, что является доселе непобитым рекордом… Разумеется, такую жизнь можно не без оснований назвать скучной.

Когда я вновь взглянул на Гаэль, она потупилась и виновато улыбнулась:

— Да, я выступила неудачно. Признаю… — Вздохнув, она постучала ногтем по горлышку бутылки. — Может, выпьете со мной за компанию? А то пить в одиночестве — это моветон.

— Если только рюмочку.

Кажется, она удивилась, но молча налила коньяк и приподняла бокал:

— За великого чемпиона!

Вот так, и поиздевалась, и ничего не возразишь…

— Ладно, вернемся к нашим баранам, — быстро заговорила она, чуть переведя дух. — Своих стариков, хоть они и отпирались, я выпотрошила до дна, но толку, как вы уже знаете, из этого вышло мало. Разве что им пришлось отвалить приличную сумму тем докторам — чтобы они забыли о моем существовании… В результате вопрос: кто я вообще такая? — предопределил мою дальнейшую жизнь. Я и журналисткой стала поэтому — больше, чем через нас, информации проходит только через спецслужбы, но там мне, по вполне понятным причинам, делать было нечего… Естественно, сбор информации я начала с истории жизни своей матери, но о ней уже все сказано, и добавить ничего не могу. Я выяснила, к примеру, что на Канарских островах, где она якобы проводила тот достопамятный отпуск, ее и духу не было. Но где она была? Этого никто не знал. С большой долей уверенности можно только утверждать, что пределов планеты она не покидала, да и то не на сто процентов…

Короче говоря, прошлое моей матери не давало ни единой зацепки для выявления личности загадочного инопланетянина, как я его про себя называла, и это надолго завело меня в тупик. Нет, я продолжала поиски с воистину керторианским упрямством, но затея была обречена — очень трудно найти то, не знаю что. И лишь несколько лет назад, когда я впервые заметила, что возраст как будто оказывает на меня меньшее воздействие, чем на сверстников, это натолкнуло на ключ к разгадке тайны керторианцев…

— Простите, а сколько вам лет? — перебил ее я бестактным вопросом, но по какой-то смутной причине он казался мне важным.

К моему удивлению, Гаэль никак не выразила неудовольствия и, мимоходом бросив: «Двадцать восемь», продолжила свой рассказ:

— Тогда я уже повела целенаправленный поиск, стала изучать биографии галактических долгожителей, и так всплыли первые: банкир и адвокат. Их публичная карьера длилась более полувека, а выглядели они как тридцатилетние… Это навело меня на новую мысль: провести параллельно тщательную проверку наиболее видных и неординарных фигур новейшей истории, и так я набрела на Принца и великого детектива. Затем в ходе расследования выявился факт, что все керторианцы обладают физической силой, немыслимой для человека, и я взялась за знаменитых силачей. Надо ли говорить, что ваша кандидатура оказалась в этом списке на первом месте? И еще этот непобедимый борец… Если я буду рассказывать детально о каждой своей находке и о том, как все они проверялись, то придется трещать до утра, а я и так порядком устала. Но если вас, герцог, интересуют какие-то определенные подробности, то скажите.

— Пожалуй, нет. — Сразу в голову действительно ничего не приходило. — Может, как-нибудь потом.

— Интересное замечание, — она улыбнулась уголком рта и кивнула в сторону наполовину опустошенной бутылки. — Как насчет?..

— Не особенно.

— Ну и ладно, я тоже не буду… На чем мы остановились? А, можно считать, на факте: к середине прошлого года я вычислила вас всех…

— Не всех, — почти против воли поправил я.

— Ого! Вот это новость! Кого же это я прозевала?

— Если исходить из фотографий, что вы мне показывали за нашим первым обедом, то в вашем списке отсутствует барон Данферно. Он, кстати, живет на вашей родной планете.

— Такой невысокий, худощавый, русоволосый и абсолютно невыразительный?

— Очень подходящее описание.

— Тогда я его знаю. Он оставался последним, относительно кого у меня не было уверенности. Да и фотографии его у меня тоже нет…

— А вот, кстати, любопытно: как вы его-то вычислили? Чем занимается барон Данферно?

— Хрен его знает! Я наводила справки, и в итоге у меня сложилось впечатление, будто двадцать четыре часа в сутки он спит. Не понимаю, как такой персонаж вообще мог здесь оказаться. В Галактике, я имею в виду…

— В этом вы не одиноки. — Действительно, зачем тишайший барон полез в авантюру с троном Кертории, понять не мог никто, даже мой дядя.

— А познакомилась я с ним чисто случайно, почти так же, как с Вольфаром. Произошло это еще на Земле, только не в космопорту, а в театре. Я обратила на него внимание потому, что он — левша… И в итоге у меня сложилось двоякое впечатление: вроде ничего примечательного, даже признаков вашего своеобразного акцента нет, лишь нечто неуловимое в замкнутой манере держаться, высокомерных жестах… В общем, факты говорили «против», интуиция — «за». Приятно, что она меня не подвела. А с чего вдруг вас заинтересовал господин барон?

— Странный он. Никогда ни в чем не был замечен.

— Да, это удивительно само по себе.

Возникла небольшая пауза, которой я решил воспользоваться для уточнения одного момента, который Гаэль опять постаралась в своем рассказе незаметно обойти.

— Я так понял, что большую часть жизни вы провели на Земле, своей родной планете?

— Да. Мне там нравится.

— Тогда тем более. Почему вы вдруг сорвались на Новую Калифорнию?

Гаэль чуть закусила нижнюю губу и даже порозовела:

— Так и знала, что вы спросите. Ну, я могла бы соврать, конечно, но вы наверняка это почувствуете, и вам будет неприятно… Ладно, скажу правду. Как вы понимаете, мое изучение керторианцев было обусловлено не только общим интересом, но и вполне конкретной целью — узнать, кто из них приходится мне батюшкой. Но тут я не продвинулась ни на шаг — по тому, что мне было известно, не обнаруживалось ни одного подходящего кандидата… — В этот момент я мысленно облегченно вздохнул — перспектива того, что Гаэль заявит, будто во времена оны сделала свой выбор в мою пользу, вызывала у меня легкое содрогание. Впрочем, услышанное оказалось немногим лучше. — Поэтому я поставила перед собой промежуточную задачу: втереться к кому-нибудь из керторианцев в доверие, вызвать его на откровенность и увидеть их мир изнутри. Но наметить… гм… жертву было нелегко, все вы отгораживались от мира один ловчее другого, и после долгих колебаний я выбрала вас, герцог. Уж извините, но мне казалось, что с вами этот номер пройдет легче, чем с кем-либо другим…

— А что извиняться? — сухо поинтересовался я. — В точности так ведь и получилось.

— Нет, получилось не так! И я не собираюсь дискутировать по этому поводу! — с неожиданной твердостью отрезала она, но дальше заговорила как ни в чем не бывало:

— К тому же существовала и вторая причина. Видите ли, я немного ясновидящая — у меня бывают изредка своеобразные полупредвидения-полупредчувствия. В них раз за разом появлялась Новая Калифорния… Именно поэтому я не убралась отсюда восвояси, когда выяснила, что добраться до вас в вашем замке попросту невозможно. Нет, я терпеливо ждала и вот, прочитав в газете о смерти Вольфара, поняла: час пробил!

— Да уж, и впрямь — судьбоносный выдался денек!

— Шутка в стиле вашего друга майора, — прокомментировала она. — Совершенно, кстати, неостроумная. Кто знает, как жизнь повернется.

Эта во всех отношениях банальная фраза каким-то образом прозвучала в ее устах столь значительно, что у меня и в самом деле отбило охоту иронизировать на данную тему…

— Что было дальше, герцог, вам известно не хуже моего, поэтому позвольте поинтересоваться: ваше любопытство удовлетворено?

— Более или менее, — честно признался я. — Я бы не отказался узнать, что сегодня происходило на «Прометее».

— Понятное желание, — кивнула она и вздохнула. — Да и у меня, между прочим, есть к вам парочка вопросиков… Но, как вы изящно выразились, «может, как-нибудь потом»? А то я уже еле сижу, мысли совсем путаются — день был чертовски длинный…

Несмотря на то что про себя я так сказать не мог, а мы как будто прибыли из одного и того же места, в это можно было поверить: в изолированной камере я жил в режиме, отличном от всего корабля. И даже то, что внешний вид Гаэли не выдавал повышенной усталости, меня не настораживало: керторианцы очень выносливы, а организм наш устроен так, что до предела функционирует без видимых отклонений, потом же просто выключается без дополнительных предуведомлений… Мне было досадно прерывать беседу на самом интересном месте, но не спорить же?

— Ладно, тогда последний вопрос?.. Гаэль коротко рассмеялась.

— О, вы сегодня весь вечер мне льстите!.. Нет, герцог, в разительных переменах, которые с вами происходят, определенно есть и положительная сторона. Валяйте!

— Вопрос довольно скучный. И все же: почему вы не рассказали мне все это раньше?

— Могли бы догадаться, — поморщилась она. — Что вам ответить?.. Задать встречный вопрос? А зачем?.. Или сослаться на то, что я тоже недостаточно вам доверяла? Наверное, это была бы уважительная причина?

Я пожал плечами:

— Это уж вам виднее.

— Возможно. Поначалу так и было, но потом я руководствовалась другими соображениями… Разумеется, я всегда считала свою тайну важной — как же иначе! — но только после нашего с вами ужина в «Уединенных грезах» осознала, насколько она важна по-настоящему. Я внезапно обнаружила, что быть керторианкой, хоть и наполовину, не только… гм… весьма необычно, но и небезопасно. И самым разумным выглядело держать свои истории при себе, ведь иногда чужой секрет можно выдать и невольно. Вы согласны, герцог?

Честно говоря, у меня мелькнула шальная мысль: уж не понимает ли Гаэль по-керториански? Совсем ведь только что я аналогичными причинами объяснял собственное поведение Креону, и вот получился своеобразный бумеранг…

— Полагаю, эту тему можно считать исчерпанной.

— Что само по себе подразумевает целый список тем, которые считать исчерпанными нельзя, — подхватила Гаэль. — Трудно было ожидать чего-то другого.

Обычно в такие фразы она старалась вкладывать побольше язвительности, но эта прозвучала достаточно бесцветно. Видно, и вправду устала…

Я вызвал дворецкого и поинтересовался, хорошо ли ее разместили. Гаэль столь же официально ответила, что не жалуется, встала, взяла со стола сигареты, а потом лукаво улыбнулась:

— Ну и что у нас завтра, герцог? — Я как-то не сразу нашелся, и она с напускной жалостливостью попросила:

— Только не говорите, что с утра отправите меня домой, поскольку все происходящее меня совершенно не касается.

— Ладно уж, не буду, — кисло согласился я. — А вообще-то, завтра в полдень состоится Совет, после которого будет видно.

Гаэль отлично поняла, какой именно Совет я подразумеваю, и у нее явно зародились сомнения — не рано ли заканчивать беседу… Но тут появился Тэд, она утвердилась в прежнем решении, пожелала мне спокойной ночи и отправилась в спальню…

Мне же спать вовсе не хотелось, и я принялся бесцельно блуждать по замку, рассеянно отвечая на приветствия постоянно попадавшихся то тут, то там телохранителей — очевидно, после моего прибытия Тэд поднял по тревоге весь личный состав и удвоил караулы. Очень предусмотрительно. Особенно если учесть, что я его об этом не просил…

Собственно, мои мысли занимал только что завершившийся ужин. Еще накануне, сидя в камере, я прямо-таки мечтал, чтобы Гаэль объяснила мне некоторые вещи. Ну, сбылось… И что? Стало легче? Проще? Черта с два! Только еще больше запуталось. Даже не хочется приводить несметное количество новых вопросов, вертевшихся в моей голове, потому как наибольшая проблема носила иной характер…

Гаэль хотела, чтобы я ей доверял. Прекрасно. Если не пудрить себе мозги, то я хотел того же… Но мои глаза и уши советовали мне прямо обратное. Да, она рассказала о многом, и у меня не было ни малейшего основания подозревать ее во лжи, но сколько она не рассказала? И почему?.. Гаэль ведь очень тщательно контролировала себя. Это было очевидно хотя бы потому, что она перестала пить после третьей рюмки, хотя мой коньяк явно пришелся ей по вкусу. А ссылки на усталость все же могли скрывать под собой желание утаить информацию. С единственной целью — пока она не выложила мне всю подноготную, я не буду пытаться от нее избавиться… Короче говоря, она тоже мне не слишком доверяла, и пусть я того заслуживал (иногда я и сам-то себе не вполне доверял), но получался типичный замкнутый круг. Или скорее уж, собака, преследующая собственный хвост…

Подобные рассуждения окончательно увлекли меня в область метафизических проблем, где, по словам Гаэли, каждый керторианец должен чувствовать себя легко и уютно. Чушь полнейшая! За других не скажу, но мое мыслительное приспособление всегда начинало давать сбои, когда я пытался доискаться чего-то в самом себе… Например, я рассматривал гипотетическую ситуацию, что Гаэль действительно не нужна мне более в качестве источника информации. Что тогда? Я и в самом деле «отправлю ее домой»? Или нет?.. Вообще, в таком случае неплохо бы для себя решить: воспринимаю я Гаэль как компаньона, друга, в конце концов, или все-таки в первую очередь как женщину?.. Или — это уже следующая ступень — объяснить, почему я столько о ней думаю, так ли она важна для меня и моей жизни?..

Потерпев таким образом полное фиаско в теории, я силком заставил себя вернуться на ниву практики. С определенного момента меня вдруг начало грызть ощущение, что происшедший разговор был не столь уж бесполезен. Было, было нечто такое, что могло сразу расставить все на места. Подчас мне казалось, что я просто смотрю на это в упор, смотрю и не вижу! Такое чувство — близок локоть, а не укусишь! — изводило меня ужасно, я еще долго перебирал в памяти разговор, фразу за фразой, но безрезультатно.

И лишь потом, уже лежа в кровати (где я битый час ворочался без сна), я вдруг нашел ответ на один вопрос из предыдущей партии. Насколько для меня важна Гаэль? Ха-ха… Если принять к сведению, что весь вечер накануне столь ответственного мероприятия, как Совет, я так или иначе потратил на ее персону, то придется констатировать — Гаэль вполне может быть приравнена к центру моей личной Вселенной. Придя к столь устрашающему выводу, я решил спешно продумать завтрашнюю линию поведения на Совете, а заодно и возможные варианты развития событий. И тотчас благополучно заснул…

А между тем пошевелить извилинами явно следовало. Выяснилось это непосредственно по пробуждении, осуществленном моим дворецким посредством тряски за плечо (хотя вернее было сказать — ударов)… Разумеется, открыв глаза, я был взбешен:

— Какого дьявола, Тэд?! Вам что заняться нечем? На его круглом лице не промелькнуло и тени эмоций, но ответил он с подчеркнутой вежливостью:

— Вам звонят, сэр. Совершенно неотложно.

— Что вы говорите? И с каких пор это стало поводом для того, чтобы меня будить?

— Вас ждет ваш дядя, сэр, — сказал он таким тоном, будто это все объясняло.

Ну, кое-что это и впрямь объясняло — я рассвирепел пуще прежнего. Но, выскочив из постели, заметил вдруг, что как-то в спальне подозрительно светло…

— Который час?

— Половина одиннадцатого, сэр, — за едва уловимую нотку иронии Тэд чуть не схлопотал по морде. Меня остановило только предположение о том, что могло иметь место, если б он меня не разбудил. Проспать самим же назначенный Совет, потом пойти и застрелиться…

Не говоря больше ни слова, я направился к двери. Тэд последовал за мной и, когда я не свернул на ведущую к кабинету лестницу, окликнул:

— Но сэр?.. Ощерившись, я обернулся.

— Надеюсь, я имею право умыться? — Тэд заметно порозовел и даже отступил на шажок назад… — Передайте: пускай-ка перезвонит через полчаса!

Конечно, походило на хамство. Да что походило, оно самое и было. Причем продиктованное отнюдь не желанием хоть немного прочистить мозги со сна. Нет, я просто ясно выражал свое отношение…

Принимая душ и наскоро бреясь, я решал вопросы посложнее, чем какой костюм сегодня надеть. Полностью полагаться на интуицию и импровизацию в предстоящем разговоре — маразм; не заметишь, как выложишь все, что знаешь, и даже сверх того. Нужна была стратегия, но так как тягаться с дядей во всех без исключения смыслах мне было трудно (кроме разве что абсолютно бесполезного на данный момент размера кулаков), я решил обойтись без тонкостей. Вопросы игнорировать и вообще вести себя по принципу: лучшая оборона — это атака…

Потом, правда, пришлось вернуться к костюму, но я не стал выкаблучиваться — надел черное и красное, свои родовые цвета, и поднялся в кабинет, давая себе малое торжественное обещание: немедленно уволить дворецкого, если он не подал мне кофе. Что ж, кофе на столе стоял, но все равно насчет увольнения стоило подумать всерьез…

Дядя, соблюдая пунктуальность, не заставил себя ждать, чем разрушил едва теплившуюся у меня иллюзию, будто, получив столь нелицеприятное послание, он перенесет разговор на после Совета или еще куда подальше… Но нет, ему нужно было повидаться со мной до — это даже мне было понятно. Получив же предупреждение о вызове от Тэда, я несколько секунд гадал: попытается ли дядя изображать свое обычное добродушие? Нет, ничего подобного. Более того, он даже изменил своей привычке одеваться весьма неброско и вырядился по-керториански: расшитый золотом камзол, плащ, тонкие перчатки. Только шпаги не хватало… Впрочем, и без нее он выглядел достаточно грозно, с места в карьер заявив:

— Твои поступки выглядят вызывающе, Ранье! Я едва не начал оправдываться, но вовремя вспомнил свою стратегию и холодно усмехнулся:

— Так мы теперь здороваемся!.. Что ж, интересно послушать, какие поступки вы имеете в виду?

Пожалуй, так мог бы сказать Принц — и впервые в жизни мне удалось дядю смутить. Добрые полминуты он смотрел на меня расширившимися глазами, и я почувствовал прилив гордости…

— Перечисляю, — господин барон сбавил напор, но хорошо закаленная сталь в его голосе оставалась. — Ты даже не поставил меня в известность о своем возвращении. Вместо этого ты, наплевав на все традиции, назначил Совет и опять-таки ни с кем не посоветовался. А в довершение всего — хамишь!

Довольно слабая речь для моего дяди. Да он и сам, похоже, остался недоволен… Я же скромно помолчал, а потом согласился:

— Вы как всегда правы. Действительно, мои поступки выглядят вызывающе. — От такой борзости он онемел, что дало мне возможность продолжить:

— Но ваши-то обвинения, извините, смешны. С кем это я должен был посоветоваться? С вами, надо полагать?

— Да нет, с папой римским, — поддержал он мой тон, но я не отступил:

— Верно. Тот не стал бы в очередной раз выставлять меня идиотом!

Я ожидал, будто он вспылит или хотя бы пройдется, что меня выставлять идиотом и не надо, но дядя вдруг разительно переменился. Он оставил обличительность, как-то даже внешне обмяк, сразу став похож на себя обычного…

— Ага! Вот мы и добрались до истинной причины, — он довольно улыбнулся. — У тебя есть претензии. Но когда мы расстались у герцога Лана, между нами все было улажено, из чего с неизбежностью следует, что они появились потом.

Он замолчал, я ответил тем же — меня ни о чем не спрашивали.

— Хорошо, Ранье, — спокойно кивнул он. — В чем же суть?

— Неужели не догадываетесь?

— Да, ты научился ставить собеседника в тупик, поздравляю. Несколько неожиданно, надо признать… — Буркнутая сквозь зубы похвала была, не скрою, очень приятна, но я не принял ее всерьез — на тот случай, если это уловка…

А не исключено, что она и была, ибо господин барон явно ожидал ответа — предположение, будто ему может понадобиться собраться с мыслями, не выдерживало критики. После новой паузы его голос зазвучал задумчиво:

— Сказать, что для меня твои слова — несказанные — как снег на голову, не могу, выйдет ложь. А излагать предполагаемые претензии к самому же себе — вроде как нонсенс! — он подмигнул и рассмеялся. — Ну ничего, я уж как-нибудь извернусь! Наступлю слегка на собственную гордость — хоть это и болезненно, ты прав, — и скажу: мой мальчик, мне нужно, чтобы ты выложил все сам. Сделай, пожалуйста, такое одолжение!

Пока он все это говорил, мне пришло в голову еще одно достоинство линии, которую я проводил: отлично удавалось потянуть время, а его, между прочим, было крайне мало. Но после неожиданной просьбы об одолжении отделаться чем-нибудь незначительным стало уже невозможно. Я тоже отбросил казенность:

— Собственно, суть можно уместить в одну фразу: вы не хотели, чтобы я убивал герцога Рега, хотя и утверждали обратное!

Я бы не взялся предсказать дядину реакцию, но все равно его хладнокровие меня поразило. Особенно вкупе со словами…

— Очень тяжелое обвинение. Дивлюсь, как ты смелости набрался! И почему же я так поступил?

— Это очень просто, как вы любите говорить. Вам нужна была станция. Разве нет?.. Поэтому вариантом с минимальными потерями был тот, при котором уверенный в близкой победе Вольфар сам вернул бы «Бантам» в Галактику. Выложил, можно сказать, вам с Его Высочеством на блюдечке. Тогда бы и пришла пора его убрать! А я с какого-то момента вам только обедню портил! — Я слегка завелся, поэтому усмехнулся и повертел пальцем у виска. — Да, вам сейчас, конечно, стоит порекомендовать мне принимать транквилизаторы! Ну, давайте, переверните все с ног на голову!

— И не подумаю! — медленно отчеканил он.

— Потому что я жестоко оскорбил вас в лучших чувствах?

— Нет-нет. Просто ты абсолютно прав, Ранье. Тут уж я растерялся, а он разглядывал меня, чуть склонив голову набок.

— Да, твоя реакция забавна. Сам не верил, что ли? Или удивлен моим цинизмом?.. Видишь, уже не знаю, чего от тебя ждать. Дожили. — Несмотря на якобы расстроенный тон, он, казалось, был доволен. И его дальнейшие слова косвенно это подтвердили. — Ситуация принимает интересный оборот, кто бы мог подумать… Да, мои недавние просьбы были совершенно неуместны. У тебя действительно был единственный повод обвинить меня в… гм… неискренности, и с тем же успехом я мог сделать это сам. Но тогда я спрошу тебя о другом. Спрошу как разумного человека…

Итак, ты верно просчитал план, который мы разработали с Его Высочеством. Честь и хвала. Я даже молча принимаю упрек, что мы могли бы тебя в него посвятить. Но, помимо этого, план был хорош. Он обещал прекрасные результаты: в том числе, и мертвого Вольфара, и секрет технологии клонирования… Но тут, по твоему классному выражению, на обедне замаячил ты. И тебе удался исключительный ход, вообразить который мы не смогли: привлечь герцога Венелоа и его «Прометей»! Почти гениально!.. Но теперь ответь мне: чего ты добился?

На этот раз я издалека почувствовал, куда он клонит, и был во всеоружии:

— Я убил Вольфара Рега. Спас девушку, которая мне дорога. Для меня — это удовлетворительный результат.

Я выждал, пока он изготовится сообщить, что мелко, дескать, плаваю, и рассмеялся:

— А драгоценная технология? Как же можно было ее проворонить? Да, дядя?

К моему удивлению, он вдруг вновь окаменел и на полном серьезе поднял руки — традиционное признание поражения.

— Можешь дальше не говорить — я разбит. Но мне уже было не остановиться.

— Станция никому не досталась, верно? Ни Вольфару, ни вам. Но на данный момент наиболее предпочтительными выглядят шансы герцога Венелоа и мои. И это отнюдь не заставляет меня страдать!.. Вам разве никогда не приходило в голову, что я могу захотеть станцию просто-напросто себе?!

Слушая меня, дядя монотонно кивал с полузакрытыми глазами, а затем повторил:

— Я же сказал — все ясно! Аргументация сильная и весьма разумная, ничего не возразишь. Но не пытайся обманывать обманщика!

Я изобразил было недоумение, но он только пренебрежительно отмахнулся:

— Прекрасно ты меня понимаешь — теперь я в этом не сомневаюсь! Я сам виноват, проявил непростительную тупость и недооценил твоих, мой мальчик, способностей. Нужно было вести себя по-другому… — Порцией самокритики дядя вновь как будто поднял себе настроение и бодренько заявил:

— Сейчас, конечно, уже поздно.

Я мельком посмотрел на циферблат рядом с монитором и чуть не подскочил — без восемнадцати двенадцать!

— Да, за разговором с интересным человеком время пролетает незаметно, не так ли?.. Осталась только одна маленькая деталь — мой портал!

— Что ваш портал? — Я решил, что самый момент прикинуться придурком.

На этот раз дядя принял предложение и ответил как младенцу, с легкой журящей интонацией:

— Ну, например, не хочешь ли ты мне его вернуть?

Разумеется, я не испытывал ни толики подобного желания, но до сих пор не придумал и зацепки для отказа. Брякнул, что в голову пришло:

— А разве вы не попросили герцога Лана сделать вам запасной? Хотя бы на тот случай, если я не успею воспользоваться вашим под огнем эскадры графа Таллисто?

— А даже если так?

— Тогда зачем вам два?

Дядя поскреб подбородок, а затем пожал плечами:

— Ну, нет так нет! Но, черт возьми, ты настроен оч-чень решительно, Ранье!

Тут безо всякого предупреждения он разорвал контакт, а я машинально встал и направился к сейфу, где лежал Камень… И престранное у меня при этом было ощущение, доложу я вам. Вроде радоваться должен: грамотно провел разговор, моя бредовая гипотеза блестяще подтвердилась к тому же… А на самом деле я боролся со смятением, из последних сил поддерживал пресловутую решимость. Ведь не угрожал мне дядя, не агитировал, даже почти не высмеивал против обыкновения. Лишь намекнул — достаточно прозрачно, впрочем, — что я кладу на тарелку больше, чем способен съесть, и, главное, сам об этом знаю… И что уж самое неприятное, я действительно об этом знал!

Открыв сейф, я обнаружил Камень на месте (а было бы забавно, если бы он вдруг пропал…), но тут в мой кабинет вновь постучали. Признаться, я удивился: это очевидно была не Гаэль — иначе дверь бы уже распахнулась, и скорее всего не Тэд… Прикрыв дверцу сейфа, я разрешил:

— Войдите.

Вошел Гэлли — один из наиболее опытных (как по возрасту, так и по стажу работы у меня) телохранителей. Среди остальных он пользовался заметным авторитетом… Мое удивление возросло настолько, что я сказал:

— Доброе утро, Гэлли! В чем дело?

— Добрый день, сэр. Видите ли… — он замялся, и я слегка опомнился:

— Побыстрее, пожалуйста! Я очень занят вообще-то.

Так что если это надолго, то лучше потом!

— Да нет, сэр. Как будто нет. — Гэлли непроизвольно вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Ребята беспокоятся, сэр. Послали меня спросить, что случилось с нашим командиром?

— А-а… — протянул я, совсем не готовый к такому вопросу. Тем не менее врать явно не стоило. — Не знаю.

То есть что случилось — знаю, а вот что сейчас — нет… Скорее всего майор жив. Он остался там, откуда мне удалось сбежать. Бежал я в большой спешке.

Последнее я добавил при виде того, насколько нелюбезным стало лицо Гэлли. Однако он кивнул, как будто услышал положительный ответ…

— Простите, сэр, но… Вы собираетесь предпринять что-нибудь по этому поводу?

Как вы знаете, и в мыслях не имел. Но такой ответ не казался пристойным даже мне самому… Пришлось уклониться:

— Пока я еще не успел об этом подумать. Гэлли едва заметно вздохнул:

— Конечно, сэр. Ребята просили передать, что если понадобится их помощь — любая, сэр! — то вы можете на нас рассчитывать. Безо всяких там дополнительных премий!

— Учту. Спасибо!

Гэлли отдал честь и выразительно покосился в сторону двери.

— Да, да, идите!

Он развернулся, а я пригляделся к часам на столе — вроде еще без семи — и окликнул:

— Гэлли!

— Да, сэр?

— А что ваш новый командир?

На его лице отразилось непонимание — чертовски раздражающая у военных привычка отвечать только на вопросы, заданные в лоб…

— Ну, как бы вы его оценили?

Гэлли явно чуть не сообщил, что не привык обсуждать старших по званию (с еще более старшими, разумеется), но выбрал более дипломатичную форму:

— Компетенция майора Грэхема не вызывает сомнений, сэр.

— А что вызывает?

Гэлли чуть покраснел и потупился, но решительно выдвинул подбородок:

— Он — опасный человек, сэр.

Это было не совсем то, что я предполагал услышать. И не новость к тому же…

— Да вы все как будто не дети.

— Точно. Но он — особенно.

Я понял, что если бы он захотел сказать нечто более существенное, то уже сделал бы это, и вежливо улыбнулся:

— Я вас больше не задерживаю!

Еще раз отдав честь, он крутанулся на каблуках, а я схватил Камень и бросился к столу. На часах было без трех — за всеми этими разговорами я рисковал позорно опоздать!

Оставалось только надеяться, что мои последние тренировки мысленного контроля не прошли даром. Я не стал концентрироваться, погружаться в медитацию, как это полагалось по инструкции, а только по-свойски скомандовал Камню, лежащему передо мной на поверхности стола: «Перенеси-ка меня в зал Совета!» Глубины огромного алмаза помутнели как будто в колебании, но я уже знал, как надо обращаться с подобными вещами: повторить, да пожестче, вкладывая больше воли в приказ!

Но когда в следующее мгновение я (или, вернее, моя проекция) оказался посреди заполненного людьми зала с колоннами, то испытал мгновенный шок… Изначально я отнюдь не собирался драматично появляться в последнюю секунду. Напротив, я хотел прибыть загодя, дабы освоиться, оценить атмосферу…

Впрочем, с атмосферой все было предельно ясно — она была зловещей. Достаточно было видеть, как расположились в зале десять керторианцев (все за исключением герцога Венелоа)… Обычно мы равномерно распределялись по окружности, сейчас же это больше напоминало полукруг и точку. Точкой был Принц, полукругом — все остальные. Даже мой дядя, хоть и стоял к Его Высочеству ближе прочих, но все же на приличном отдалении.

Почему-то мне показалось забавным, поприветствовав собрание, подойти и встать рядом с Его Высочеством.