"Том 2. Лорд Тилбури и другие" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава XVII ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР У МАРИО

Ничего похожего на дух дружества и оптимизма, воцарившийся по адресу Баттерси, доходный дом Мармонт, 9, не проникло с приездом Флик в Холли-хауз, Уимблдон. Хотя возвращение блудной племянницы сопровождалось почти библейским ликованием, разве что без упитанного тельца, Флик не радовал вновь обретенный кров; день за днем она заставляла себя думать о Билле, чтобы окончательно не впасть в тоску.

Лекция, которую тетя Фрэнси начала на вокзале Ватерлоо, длилась без остановки целую неделю, а к семи часам вечера в воскресенье она переросла в такой поток красноречия, что мистер Синклер Хэммонд сбросил оковы возраста и проявил свирепую решимость, тем более устрашающую, что исходила она от человека мягкого.

— Флик, — сказал мистер Хэммонд странным, напряженным голосом, перебив монолог жены.

— Да, дядя Синклер?

— Вышла бы ты на минутку.

Миссис Хэммонд устремила на мужа взгляд, под которым он в прежние времена тут же уткнулся бы в книгу. Но сегодня это не подействовало. Ад не ведает той ярости, на которую способен мирный покладистый человек, когда наконец решается дать отпор. Мистер Хэммонд неделю кипел на медленном огне, и силы в нем скопилось с избытком. Подобно тому, как другой мягкий человек, Билл Вест, рассвирепел от удара палкой, так и Синклер Хэммонд бросился я бой, слыша, как его любимую племянницу учат и учат, песочат, воспитывают и вообще терзают.

— Я говорю с Флик, — холодно сказала миссис Хэммонд.

— Выйди, Флик, — с кривой полуулыбкой произнес мистер Хэммонд.

Флик вышла.

Миссис Хэммонд величаво повернулась к мужу. Некому было сказать ей, как некогда французскому королю, что это не бунт, а революция, которая положит конец ее безраздельному владычеству, и она думала, что подавит его привычным способом.

— Помолчи, — сказал мистер Хэммонд. Миссис Хэммонд замолчала.

— Тебе придется прекратить это, Фрэнси, — сказал мистер Хэммонд, но глаза его, устремленные на жену, горели огнем. — У тебя было вдоволь времени высказать Флик все, что надо, и даже больше, а теперь довольно. Ты поняла? Я не позволю мучить бедного ребенка. А чтобы у тебя не было соблазна, я еду с ней ужинать. Отвезу туда, где музыка, огни и добрая тяжелая пища. Оркестр будет играть, свет — заливать зал. Кто знает, может, я даже с ней потанцую. А когда мы вернемся — часам так к шести утра, — ты встретишь ее своей знаменитой улыбкой, заключишь в материнские объятия и будешь беспечно болтать исключительно о светлых сторонах жизни. Я понятно выразился?

— Синклер, — возразила миссис Хэммонд, и в голосе ее звучала испуганная мольба. — Ты не можешь увезти Фелисию. Сегодня приедет Джордж!

— Твой брат Джордж, — сказал мистер Хэммонд, — человек во многих отношениях замечательный. Я нередко им восхищаюсь. Но в застольные собеседники Флик он сейчас не годится. Он будет ей выговаривать, а я не намерен этого допустить.

— Он удивится, если Флик не будет за обедом! — простонала миссис Хэммонд.

Мистер Хэммонд нежно поцеловал ее в лоб. Он очень любил свою Фрэнси.

— Зато, — игриво сказал мистер Хэммонд, — он сможет написать об этом статью. «Знаменитые племянницы, которые удивляли своих знаменитых дядюшек». Ладно, пойду одеваться. Боюсь, что случай требует белого жилета. — Он вздохнул. — Ладно, в этой жизни все мы должны приносить жертвы.

Он снова поцеловал миссис Хэммонд и, напевая, вышел из комнаты.

— Флик! — позвал он. Флик появилась из гостиной.

— Флик, — сказал мистер Хэммонд, — мы с тобой — двое молодых лоботрясов. Как насчет того, чтобы где-нибудь пообедать? В каком-нибудь отвратительном кабаке. Давай поедем в ночной клуб из тех, о которых пишут «Светские сплетни», и где царит сущий ад.

Флик с недоверчивым ужасом подняла на него глаза. Она очень любила дядю, но понимала, чего он может и чего не может. Это был открытый мятеж — все равно как если б мистер Хэммонд выбросил флаг со скрещенными костями.

— Это было бы здорово! — сказала она.

— Это будет здорово, — поправил мистер Хэммонд.

— Но сегодня приезжает дядя Джордж, — напомнила Флик.

— Знаю. Представляешь, как весело пировать, зная, что дядя Джордж засел в этой гостиной. Все равно что включить холодный душ и смотреть на него из-за порога.

Флик бросилась ему на шею.

— Какой ты милый, дядя Синклер!

— Ну, мне показалось, что пора немного встряхнуться. Куда едем? Ты знаешь хорошенькое злачное местечко?

— Поехали к Марио.

— К Марио? Не слыхал. Для разнузданного юнца, о которых сейчас столько пишут, я плоховато знаю лондонский Вест-энд. Достаточно ли оно злачное? Я хочу поехать в такое место, где кидаются хлебными катышками. Как у Марио с этим?

— Отлично! Молодой лорд Тревельян как-то уложил шестерых официантов шестью выстрелами.

— Шестерых, — задумчиво повторил мистер Хэммонд. — Ладно, посмотрим, что получится у нас. Откуда ты знаешь этот притон?

— Я была там. — Флик замялась. — С одним человеком.

— Хм? О? А! — Мистер Хэммонд чуть пристальнее взглянул на племянницу. Голос его стал серьезным. — Кто водил тебя к Марио, Флик?

— Билл Вест. Племянник мистера Парадена. Помнишь, я рассказывала в саду.

— Помню. Так значит, он в Англии и вы встретились?

— Да.

— Флик, — сказал мистер Хэммонд, — знаю, ты считаешь меня старым занудой, но, боюсь, вечер в ресторане придется начать с разговора. Не обидишься?

— На тебя — никогда.

— Ладно, — бодро сказал мистер Хэммонд, — к рыбе я уже закончу. А там начнем кидаться хлебом. Этот лорд Тревельян, он как их бил, сидящих или на лету?

— На вспорхе.

— Вот как? — сказал мистер Хэммонд. — Ладно, попробуем. Беги, одевайся. Мне надо выкопать из нафталина белый жилет.

— Кликни-ка официанта, дорогуша, — сказала мисс Лилия Бум, указывая на несчастного, который метался между столиками, пытаясь выполнить работу двух обычных людей, — и напомни, что он, когда был маленьким мальчиком, обещал нам бутылку лансона.

Билл расплылся в вежливой улыбке и повернулся исполнить ее приказ.

— Официант!

— Громче, — посоветовала мисс Бум. — Поменьше от пекинеса, побольше от сенбернара.

— Официант!

— Уже лучше. Голос у тебя хороший. Если будешь тренировать, тебя возьмут объявлять поезда на станции.

Билл снова расплылся. Ему казалось, что это длится уже целую вечность.

Если верно, что можно улыбаться, улыбаться и быть подлецом,[20] то не менее верно и другое: можно расплываться, расплываться и сидеть, как на иголках. Билл не испытывал ни малейшей радости от прославленного ночного клуба «У Марио».

Даже в те далекие нью-йоркские дни, когда он таскался на вечеринки вместе с Джадсоном Кокером, они не доставляли ему особенного удовольствия. Еще до того как он ошибочно вообразил, что влюбился в Алису Кокер, и вследствие этого обратился мыслями к более серьезным вещам, Билл пришел к твердому заключению, что эти вечеринки — скука смертная. Чтобы быть там на своем месте, надо обладать хорошо подвешенным языком. Надо заслужить репутацию уморительного хохмача и классного прикольщика, а к тому же иметь желудок из асбеста и нержавейки. Билл определенно не мог похвастаться этими качествами. Его желудок возмущался уже после второго или третьего коктейля, и никто лучше него самого не знал, что язык у него подвешен так себе, что хохмач он убогий, и ни один сколь-нибудь беспристрастный критик не назовет его прикольщиком.

Сегодня ему пришлось еще хуже. Раньше он был один из многих, сейчас весь груз ответственности лег на его плечи. И нелегкий, надо сказать, груз. Мало того, что обедать здесь с кем-нибудь, кроме Флик, граничило со святотатством, бурная натура мисс Лилии Бум подавила его с первых секунд. Оставалось только дивиться, как верно описал ее Джадсон Кокер.

Джадсон сказал, что она похожа на танк. Чистая правда. Джадсон пообещал, что на ней будет красное платье. Тоже верно, хотя сказано слабовато. Еще Джадсон сказал, что она — огонь. Ошибся он в одном — ему казалось, что мисс Бум понравится его другу. Биллу трудно было бы назвать живое существо, которое вызвало бы у него большую неприязнь. Ему не нравились большие блестящие глаза, эффектная внешность, слово «дорогуша», которое она начала употреблять еще за супом. А больше всего ему не нравилось, как она подается вперед, хохочет ему в лицо и, пошутив, хлопает его по руке. Мистер Слинсби убедился ранее, что рука у Лилии тяжелая, а теперь она похлопывала ею, как разыгравшаяся лошадь — копытом.

Однако он терпел. Мисс Бум, при всех своих внешних недостатках, обладала одним существенным достоинством — она знала, где мистер Слинсби зарыл труп. Так что Билл, хотя и подумывал с опаской, на что она станет похожа, когда официант принесет наконец бутылку, собрал бульдожье мужество Вестов и решил, стиснув зубы, держаться до конца.

Какой именно труп зарыл мистер Слинсби, еще предстояло выяснить. Пока тянулся бесконечный обед, мисс Бум наотрез отказывалась говорить о «делах».

К тому времени, как принесли кофе, Билл узнал одно: секрет этот — настоящая конфетка, ради которой стоит и потерпеть; и все это время он так старательно развлекал мисс Бум, что даже заслужил похвалу. Она назвала его «хорошим мальчиком». Все знают, что от хорошего мальчика лишь один шаг до уморительного хохмача, а там недалеко и до классного прикольщика. Вскоре после того как Билл был произведен в хохмачи, мисс Бум выразила желание потанцевать.

Билл вежливо встал. Мысль о том, чтобы танцевать с очаровательной спутницей, наполняла его отвращением, но он взял себя в руки. В то самое время, когда они второй раз кружили по залу, Флик с дядей Синклером вошли в ресторан и поднялись по лестнице на балкон. Уступив старомодным приличиям, мистер Хэммонд решил сесть на балконе, а не в основном зале. В зале было слишком много блистательных созданий, безусловно, добрых сердцем и внимательных к родителям, на которых он тем не менее предпочитал смотреть издали. Балкон, оставленный для тех, кто приходит к Марио без вечерних костюмов, представлялся на 99 % свободным. Здесь его белый жилет пропадет втуне, но ничего не попишешь.

Сколько Билл танцевал, он бы сказать не мог — ему казалось, что целую вечность. Время от времени музыка смолкала, они ненадолго возвращались к столику, чтобы через мгновение вновь устремиться на зов саксофонов. Когда Билл уже начал подозревать, что мощная фигура мисс Бум отлита из каучука, та неожиданно выразила желание отдохнуть. Они сели, и Билл, чувствуя, что, если упустит эту возможность, к следующей уже ничего не будет понимать от усталости, подался вперед.

— Рассказали бы вы мне о Слинсби, — взмолился он.

— Тебе это интересно? — игриво осведомилась мисс Бум.

— Очень.

— Тогда слушай хорошенько, — сказала мисс Бум. — Рассказываю!

Билл придвинул стул еще на несколько дюймов ближе и расплылся в улыбке, преданно глядя мисс Бум прямо в глаза. Та для затравки хлопнула его по ноющему плечу и начала.

Мистер Хэммонд одернул жилет, который с последнего появления на людях загадочным образом съежился, и заинтересованно взглянул через перила на праздничную толпу.

— В нашей современной жизни нет ничего более символичного, — сказал он, — чем отношение порядочного круга к воскресному вечеру. Такие места, как это, — внешний и внутренний знак внешних и внутренних перемен в английской семье. Двадцать лет назад уважаемый семьянин вроде меня и помыслить не мог, чтобы выйти воскресным вечером из дома. Двадцать лет назад я бы проводил последние священные часы выходного дня под родимым кровом в окружении любящих домочадцев. Мы бы ужинали довольно жесткой холодной говядиной, довольно мокрым салатом, довольно клеклым яблочным пирогом, бланманже и очень большой, очень желтой головкой сыра. Затем мы бы пели псалмы или, в чуть менее строгой семье, играли в застольные игры с карандашиком и листком бумаги. То, что я здесь и с трудом перебарываю соблазн уронить сардинку на голову вот того лысого джентльмена, означает Поступь Прогресса. — Мистер Хэммонд подцепил на вилку кусок закуски. — Теперь, когда я изложил сии прозаические наблюдения, — сказал он, — давай вернемся к твоему прошлому появлению в этом месте. Как ты тут оказалась?

— Меня привел Билл. Он бывал здесь однажды с мистером Слинсби. Это лондонский управляющий мистера Параде на.

— Значит, Билл… — сказал мистер Хэммонд. — Ну что же, выкладывай.

Флик внимательно поглядела на дядю. Насколько разумно рассказывать ему все? Что она любит Билла, Билл любит ее, мало того, она обещала бежать с ним по первому его слову. Не лучше ли дядю пощадить? Конечно, приятнее было бы открыться, И дядя ее не выдаст, но ему это будет стоить душевного спокойствия. Нет, ни за что!

— Я встретила его на следующий день после того, как ушла из дома. Ну, и поскольку я оказалась совсем одна, мы довольно много виделись.

— Ясно, — с сомнением произнес мистер Хэммонд.

— Мы частенько обедали вместе.

— Ясно.

Мистер Хэммонд начал скатывать хлебный шарик.

— Помнится, тогда, в саду ты сказала, что Уильям был предметом твоих девичьих грез. Очаровал ли он тебя и на этот раз?

— Он очень милый, — осторожно промолвила Флик.

— Надеюсь, ты не сказала, что некогда боготворила почву под его ногами?

— Когда мы встретились, Билл был влюблен в другую. Мистер Хэммонд явно обрадовался.

— А! — сказал он.

— Отчаянно и безнадежно, — быстро добавила Флик. — Держал дома двенадцать ее фотографий.

Мистер Хэммонд окончательно успокоился и с аппетитом принялся за жареного цыпленка.

— Должен признаться, Флик, — сказал он, — что ты сняла огромный камень с моей души. Может быть, ты порою подозревала, что я питаю к тебе отцовские чувства. Я — старая развалина и живу только ради…

— Кажется, ты сказал, что принадлежишь к молодому поколению.

— Неважно. Для целей моей речи я — старая развалина и живу только ради счастья моей золотоволосой доченьки.

— Вот бы я и вправду была твоя дочь! — с чувством сказала Флик.

— Чтобы крутить мной уж совсем как тебе вздумается? Тогда, наверное, да. Я тревожился о тебе, Флик. Я бы очень хотел, чтобы ты приняла правильное решение, и пришел к выводу, что такое решение — выйти за Родерика. Самый факт, что со временем он унаследует несколько миллионов фунтов, придает ему в моих глазах особенный блеск.

— Я не знала, что ты такой жадный! Если б я кого полюбила, меня не остановила бы его бедность.

— Смелые слова. Но не забывай, бедность — банановая кожура на пороге любви… Куда это ты смотришь так зачарованно?

Флик смотрела на кружащиеся пары. Когда дядя заговорил, она вздрогнула и отвела взгляд, но тут же стала снова смотреть вниз. Будь мистер Хэммонд наблюдательнее, он бы заметил, что глаза ее расширились и застыли, а уголки губ странным образом поджались; но он не имел обыкновения примечать мелочи. Мало того, сейчас он курил сигару, которую приобрел с некоторым сомнением, а она оказалась такого редкого качества, что привела его в мечтательно-отрешенное состояние духа.

— Я гляжу на танцующих, — сказала Флик.

—. Пропащие создания, — произнес мистер Хэммонд, угодно попыхивая сигарой.

Флик ложечкой чертила на скатерти иероглифы.

— Дядя Синклер, — сказала она наконец, — я думаю, молодые люди всегда любят девушек?

— Случается, — согласился мистер Хэммонд.

— Я хочу сказать, любят не какую-то определенную девушку, а… не знаю, как сказать. Наверное, есть мужчины, которые делают вид, что влюблены, и ведут себя так, будто действительно влюблены, и уверяют в этом, а сами проводят время с другими, и забывают тебя через день или два.

— Да, — отвечал мистер Хэммонд, — это довольно распространенное явление, если молодые люди не сильно изменились с моих дней. Постоянство — хрупкий цветок, который раскрывается лишь под солнцем зрелости. Конечно, — торопливо добавил он, — это не относится к Родерику. Он так не поступит.

— Я не о Родерике, — сказала Флик. Она чертила на скатерти очередной замысловатый узор, в уголках ее губ образовались маленькие складочки. — Думаю, ты прав.

— Насчет чего?

— Насчет разумного решения. Ну, то что ты назвал бы романтической любовью, довольно глупо, а главное — быть разумной.

— Во всяком случае, я так считаю. Хотя ты не можешь пожаловаться, что Родерик недостаточно романтичен. Да он дышит романтикой. Посмотри на его галстуки!

— Дядя Синклер, будь вы девушкой, вы бы вышли за человека, которому не можете доверять?

— О чем ты?

— Ну, если бы кто-то притворялся, что любит тебя, а сам бы встречался с другими… обедал с ними… танцевал… и, — Флик быстро взглянула через перила, — расплывался, глядя в их мерзкие рожи, — зловеще продолжала она. — Не почувствовал бы ты, что делаешь ошибку?

Мистер Хэммонд отечески похлопал ее по плечу.

— Не тревожься. Флик, — сказал он. — Родерик не такой. Будь он такой, я бы первый отсоветовал тебе за него выходить. От ненадежных людей лучше держаться подальше.