"Лучшие подруги" - читать интересную книгу автора (Келли Кэти)

Глава 26

Лиззи понимала, что неприлично так радоваться тому, что собираешься поужинать с мужчиной, которого знаешь всего несколько дней, но ничего не могла с собой поделать. Когда Саймон на следующий день после прыжков позвонил и пригласил ее на ужин, у Лиззи от радости заколотилось сердце.

– Может быть, мы поужинаем вместе? – предложил Саймон.

– Да, с удовольствием, – торопливо согласилась Лиззи, совсем забыв о том, что женщинам полагается немного «поломаться».

Они решили встретиться в среду, потому что во вторник Лиззи поздно заканчивала работу.

– А куда мы пойдем? – поинтересовалась Лиззи.

Они долго обсуждали эту тему и в конце концов сошлись на рыбном ресторане, где вечерами по средам играл джаз.

– Тогда я заеду за вами в семь, хорошо? – предложил Саймон.

– Нет-нет, лучше встретимся в ресторане, – попросила Лиззи, подумав о Дебре, которой явно не понравится то, что мать пойдет на свидание.

Не успела Лиззи попрощаться с Саймоном, как из своей комнаты спустилась Дебра, на ногах у нее были дорогие сандалии, купленные матерью.

– Кто звонил? – подозрительным тоном спросила она.

– Да просто ошиблись номером, – соврала Лиззи.

Вторник и большая часть среды прошли для Лиззи в радостном возбуждении. У нее свидание! Но предстояло решить один очень важный вопрос – что надеть? Лиззи, которая провела столько лет дома в традиционном вечернем наряде – блузке с юбкой или брюками, – теперь растерялась. Припомнив, какую неудачную блузку она купила для вечеринки у Ричардсонов, да еще ядовито-желтый костюм, в котором она была на свадьбе дочери, Лиззи решила, что у нее уже не хватит смелости купить себе что-нибудь еще.

Дебра собиралась в среду пойти в клуб со своей подругой Фридой.

– Барри слишком долго держал меня взаперти, – решила она. – Я целую вечность не была в клубе. После работы загляну домой, переоденусь и снова убегу.

«Отлично», – подумала Лиззи. Значит, Дебра уйдет в клуб и у нее будет время перебрать весь свой гардероб и повертеться перед зеркалом.

Но когда Лизи вернулась с работы, Дебра с грустным видом встретила ее дома.

– Позвонила Фрида и сказала, что не может пойти в клуб, – сообщила она. – Жаль, мне так хотелось развеяться.

Лиззи только вздохнула. Мысли лихорадочно закрутились у нее в голове. Дебра явно расстроена тем, что из-за подружки не сможет пойти в клуб, и наверняка ожидает, что мать останется с ней дома.

В клуб с дочерью Лиззи пойти не могла, но сегодня она не могла и пойти куда-то поужинать с ней… Неожиданно Лиззи поняла, на что ее дочь и зять тратили все свои деньги – на рестораны. Дебра и Барри бывали в ресторане как минимум дважды в неделю, а нередко и три или четыре раза. И Дебре, разумеется, не хотелось отказываться от своих привычек.

– Я собираюсь вечером уйти, – виновато объяснила Лиззи, чувствуя, что нервничает.

– Куда? – потребовала ответа Дебра, пристально глядя на мать.

– К Эрин, – ответила Лиззи, молясь в душе, чтобы потолок не рухнул на нее за такую ложь.

– Тогда я позвоню Мэгс, узнаю, что она делает, – со вздохом сказала Дебра, поняв, что ей предстоит остаться одной.

Пока Лиззи собиралась, Дебра позвонила подруге и договорилась встретиться с ней в Корке и развлечься.

– Я поеду на такси, жаль, что нам не по пути, – сказала Лиззи дочери.

Дебра вздохнула с притворным сожалением:

– Да, жаль. А что это ты так вырядилась? – добавила она, внимательно посмотрев на мать.

Лиззи покраснела. В черном платье из джерси с глубоким вырезом она выглядела стройной и очень сексуальной.

– Мне хочется хорошо выглядеть, – смущенно улыбнулась она.

И хотя Лиззи немного опоздала в ресторан, она не пожалела, что провела столько времени перед зеркалом, перебирая наряды. Восхищение в глазах Саймона стоило того.

– Вы прекрасно выглядите, – похвалил он, и было ясно, что он говорит искренне.

– Вы тоже, – ответила Лиззи. Простая рубашка с открытым воротом не могла скрыть его стройный, мускулистый торс, и Лиззи почувствовала волнение оттого, что ее пригласил на свидание такой симпатичный мужчина. Да, Майлс тоже был симпатичным, и все же у него не было той привлекательности, что у Саймона.

– Вот уже не думал, что женщины могут делать мужчинам комплименты, – улыбнулся Саймон.

– То есть вы хотите сказать, что я поступаю не как настоящая женщина? – пошутила в ответ Лиззи. Она не знала, как ей следует вести себя с Саймоном и о чем говорить, потому что целую вечность не бывала на свидании. Но оказалось, что с Саймоном очень легко. Он держался естественно, не пытался что-то изображать из себя.

Наслаждаясь хорошей едой и приятной музыкой, они говорили о жизни, о разводе, о детях. Оказалось, что у Саймона был взрослый сын, который жил в Белфасте.

– Моя жизнь очень заурядная по сравнению с вашей, – сказала Лиззи, когда Саймон рассказал ей, что в свое время служил инструктором в военной авиации, а вот уже десять лет является совладельцем парашютного клуба.

– Ну что вы, у такой женщины не может быть заурядной жизни, не наговаривайте на себя, – возразил Саймон.

Когда пары стали танцевать на небольшом пятачке, Саймон вопросительно посмотрел на Лиззи. Перед ужином она предупредила его, что танцевать не будет, поскольку считала, что танцует плохо. Но взгляд Саймона был столь призывным, что Лиззи сдалась.

В танце Саймон прижал Лиззи к себе и крепко обнял ее, и Лиззи почувствовала, что ей очень легко танцевать с ним. Она прекрасно ощущала себя в его объятиях и буквально порхала в танце. Так она никогда не танцевала раньше и пожалела, когда мелодия закончилась.

– Почему вы говорили, что плохо танцуете? – спросил Саймон.

– А я и правда плохо танцевала… до сегодняшнего вечера.

– Наверное, вам попадались плохие партнеры, – шепнул ей на ухо Саймон.

И когда после ужина он предложил проводить ее домой, Лиззи просто не смогла отказать ему. Она даже решила, что пригласит Саймона к себе на кофе. Только на кофе. И им никто не помешает, потому что Дебра наверняка вернется не скоро.

Когда они приехали домой, Саймон, похоже, расслабился, да и Лиззи позволила себе расслабиться.

Приятно было пригласить этого мужчину к себе на кофе, Лиззи доверяла ему, она была уверена, что он не позволит себе ничего лишнего. Но когда они уселись на диван и стали разговаривать и смеяться, Лиззи с удивлением поймала себя на том, что ей хочется, чтобы между ними произошло что-то большее.

Она не отрывала взгляда от сильных пальцев Саймона, сжимавших кофейную чашку, и представила себе, как эти пальцы ныряют в глубокий вырез ее платья.

«Прекрати», – приказала она себе.

Было уже около полуночи, когда Саймон с явным сожалением сказал, что ему пора уезжать.

– У меня завтра ранний вылет, – пояснил он.

– Да, конечно. – Лиззи не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь вечер проходил так быстро. – Но вам ведь не хочется уезжать, правда? – доверчиво взглянула она на него.

– Правда, но я вынужден уехать. – Помолчав, Саймон добавил: – Вы очень соблазнительны в этом платье.

– У меня слишком редко бывали поводы надевать его, – призналась Лиззи.

– Надо почаще выбираться из дома, – с улыбкой сказал Саймон и поднялся с дивана.

Лиззи тоже встала, а затем – она даже не поняла, как это произошло, – они обнялись и поцеловались. Лиззи задыхалась от страстных поцелуев Саймона, но в то же время ей казалось, что если он перестанет целовать ее, то она умрет. Не разжимая объятий, они снова опустились на диван. У Лиззи мелькнула мысль, а не включила ли она по ошибке отопление, потому что ей стало так жарко…

– Черт побери, мама, что вы тут делаете?

Лиззи отпрянула от Саймона и покраснела, словно школьница, которую застали за чем-то предосудительным. Быстро поправив платье, она повернула голову и увидела Дебру, которая стояла на пороге гостиной с презрительным выражением на лице.

– Кто это? – спросила Дебра таким тоном, каким могла поинтересоваться, откуда у нее на туфлях взялась грязь.

– Я Саймон, – представился Саймон, поднимаясь с дивана.

– А это Дебра, моя дочь, – сказала Лиззи, надеясь, что разговор пойдет в цивилизованном русле. Но она ошиблась.

– Значит, ты приводишь домой незнакомых мужчин! – возмутилась Дебра. – О чем ты думаешь, мама?

– Я могу уйти, если хотите, – сказал Саймон, обращаясь к Лиззи. – Но могу и остаться.

– Уходите, – пробормотала Лиззи, чувствуя себя несчастной трусихой. Но ей не хотелось, чтобы Дебра закатила концерт в присутствии такого хорошего человека, как Саймон.

Саймон нежно поцеловал Лиззи в щеку. Дебра презрительно фыркнула.

– Я позвоню завтра, – пообещал Саймон и направился к выходу.

– Не могу поверить, что ты такое вытворяешь! – вскричала Дебра, когда они услышали звук захлопнувшейся двери. – Привела домой незнакомого мужчину. А вдруг он насильник или маньяк какой-нибудь? Ты с ума сошла? И это в твоем-то возрасте!

Дебра казалась настолько расстроенной, что Лиззи просто не знала, как ее успокоить.

– Мой возраст здесь совершенно ни при чем, – робко возразила Лиззи.

– Еще как при чем. Кто этот мужчина? Где ты его нашла?

– Я познакомилась с ним в парашютном клубе. Он работает там инструктором. Он хороший человек.

– Ага, хороший! Но этого мало. Ты же с ним только недавно познакомилась. Ничего о нем не знаешь! Ты ведь могла бы сегодня поужинать со мной, но не захотела. И у Эрин ты, конечно же, не была. Почему ты мне солгала? Обманула меня, чтобы встретиться с этим мужчиной! А зачем надо было приводить его домой? Не могу поверить, что ты так со мной поступила!

Лиззи не понимала, почему приглашение Саймона домой на кофе вызвало у Дебры такое возмущение. Видимо, тут дело было в другом. Дебра просто не могла смириться с тем, что мать променяла ее на мужчину.

– Дорогая, я не хотела тебя обманывать.

– Но все-таки обманула! Я-то думала, что между нами не может быть тайн. Даже представить себе не могла, что ты способна меня обманывать.

– Прости, дорогая. – Лиззи была уже не в силах возражать дочери. Тем более что в глазах Дебры появились слезы. – Дебра, но он же ушел…

– Мама, тебе следует быть осторожнее, – всхлипнула Дебра. – Пожилая женщина, живет одна, разведена… Этот ловелас просто увидел в тебе легкую добычу.

– Нет, это не так, – возразила Лиззи.

– Ох, мама, открой глаза! Пойми, я же волнуюсь за тебя. Такие типы охотятся за пожилыми женщинами, и ты попалась на его уловки. А через неделю он попросил бы у тебя денег якобы взаймы.

– Саймон не такой.

– Откуда ты знаешь? А обо мне ты подумала? Я прихожу домой и вижу свою мать на диване с незнакомцем. Да меня чуть удар не хватил. А что папа скажет?

– Мы с ним разведены, – напомнила Лиззи, но у нее уже не было сил спорить с дочерью. Внезапно она ощутила слабость и желание заплакать.

– Знаешь, мама, – продолжала наступать Дебра, – ведь я люблю тебя, беспокоюсь о тебе. Я могу тебя понять. Тебе нужно о ком-то заботиться, но у тебя же есть я. И нам с тобой никто больше не нужен.

– Конечно, – тихо пробормотала Лиззи.

Дебра села на диван рядом с матерью и обняла ее.

– Мы же можем по вечерам ходить с тобой куда-нибудь развлекаться и вдвоем без мужчин, правда?

– Конечно, – повторила Лиззи.

– Мужчины только усложняют нам жизнь, поэтому они нам не нужны, согласна?

Лиззи кивнула:

– Согласна.

Могила Салли находилась в дальнем углу кладбища, среди таких же могил, появившихся здесь недавно. Памятник ставить было еще рано, следовало было подождать, когда осядет земля. Трава на земляном холмике не росла, но, судя по маленьким горшочкам с ухоженными цветами, обрамлявшим могилу, Стив бывал здесь часто.

Отдельно стояла небольшая фарфоровая ваза с красными розами – розами из сада Салли. Их явно принесли сюда не позднее чем пару дней назад. Эбби с грустью представила себе, как Стив аккуратно срезает розы, ставит их в вазу, наливает воды… и все это в память о своей дорогой Салли.

У Эбби возникла странная мысль: а будет ли кто-то с такой же любовью ухаживать за ее могилой, когда она умрет? Наверное, нет. Но пожалуй, не годится ей, здоровой женщине, здесь, на могиле подруги, жалеть себя. Вот кого действительно стоило пожалеть, так это Стива. Эбби часто звонила ему, надеялась поговорить, но всегда отвечал автоответчик, а Стив так ни разу и не перезвонил ей. И Эбби, с одной стороны, очень хотела хоть чем-то помочь Стиву, но, с другой стороны, понимала, что лучше не надоедать ему.

Закрыв глаза, Эбби прочла несколько молитв. Она не была на кладбище со дня похорон, но сегодня, проезжая мимо, почувствовала внезапное желание посетить могилу подруги.

И кроме того, Эбби решила, что кладбище – подходящее место для того, чтобы мысленно поговорить с Салли и спросить ее, надо ли ей, Эбби, умолять Тома попытаться спасти их брак. Странно, но когда Салли была жива, Эбби даже не приходило в голову задать ей такой вопрос.

Эбби осторожно опустила свои цветы на могилу и мысленно помолилась, чтобы Салли была счастлива там, на небесах, потому что она заслуживала этого.

Несмотря на все попытки встряхнуть себя перед встречей с Томом, Эбби покидала кладбище в подавленном состоянии. Они решили встретиться на нейтральной территории. Их дом был полон тяжелых воспоминаний, поэтому Том выбрал для встречи паб на пути между Корком и Данмором. Когда Эбби подъехала к пабу, она увидела его машину и поняла, что Том уже ждет ее.

– Привет, Эбби, – поздоровался Том, когда она подошла к столику. Перед ним стояла кружка пива и лежала газета. Том очень не любил просто сидеть и ждать, ему обязательно надо было что-то читать. И похоже, Том сидел здесь уже довольно долго, потому что уже прочел газету и теперь разгадывал кроссворд.

Эбби удивило, что выглядит он прекрасно. Она всегда считала, что когда мужчина уходит из семейного дома и ночует на диване у приятеля, он непременно закончит неглажеными рубашками и пятнами на галстуках. Но Том, который никогда не был аккуратистом, выглядел действительно прекрасно в безупречно выглаженной голубой рубашке и светлых брюках.

– Что ты хотела мне сказать, Эбби? – без обиняков спросил Том, даже не предложив ей что-либо заказать.

Несколько ошарашенная его тоном, Эбби опустилась на стул и начала произносить заранее заготовленную речь:

– Я пришла поговорить с тобой не об адвокатах, разводе или продаже дома. Я хочу, чтобы мы ответили себе на вопрос, нельзя ли еще что-то исправить. Том, прошу тебя, выслушай меня. Я думаю, что ради Джесс мы должны попытаться начать все сначала. – Помолчав, Эбби добавила: – И ради меня. Ты даже не представляешь, как я скучаю без тебя. И я сделаю все, чтобы мы могли начать новую жизнь.

Том посмотрел на нее через стол и ничего не сказал. Эбби восприняла это как знак, что она может продолжать.

– Мы можем пойти к психологу, – предложила она. – Больше того, нам непременно надо пойти к психологу, ведь я понимаю, что тебе будет очень трудно примириться с тем, что произошло, будет трудно снова доверять мне. Но такого больше никогда не случится. – Эбби почувствовала уверенность, и теперь заготовленные слова давались ей легко. – Это был единственный глупый случай, да, глупый, я в тот момент не думала ни о тебе, ни о нашем браке, ни о Джесс, ни о чем… И я очень жалею об этом. Том, неужели ты этого не видишь? – Устремив на Тома умоляющий взгляд, Эбби протянула руку, чтобы дотронуться до его руки, но не успела, потому что Том резким жестом убрал свою руку.

– Так ты для этого пришла сюда? – спросил он. – Чтобы умолять меня вернуться и все начать сначала? Я просто не могу поверить в это, Эбби. Неужели ты считаешь, что все так просто? Неужели и правда думаешь, что мы сможем вернуться к прежней жизни?

– Нет, – заторопилась Эбби. – Я понимаю, того, что было, не вернешь, но мы можем постараться начать все сначала. Ведь в нашей жизни было много хорошего… ты же помнишь, Том. Нам обоим надо постараться приложить усилия к тому, чтобы сохранить наш брак.

На лице Тома появилось изумленное выражение.

– Нам обоим надо постараться? Что означает это «нам обоим», Эбби? Я не совершал ничего плохого. Я не изменял тебе. Это делала ты. Если кто-то и должен прилагать теперь усилия, так это только ты. Но я думаю, что у тебя ничего не получится. Ты сейчас похожа на ученика младших классов, который стоит у меня в кабинете и хнычет: «Сэр, я не хотел включать пожарную сигнализацию, этого больше никогда не повторится, честное слово, сэр».

В голосе Тома звучала неприкрытая издевка, и Эбби поняла, что она напрасно тратит время. И все же она была обязана попытаться. Она не сможет спокойно жить, если не сделает все, что в ее силах, чтобы спасти их брак. И в конце концов, Том тоже виноват в том, что произошло. Да, это она переспала с Джеем, но подтолкнул ее к этому Том. Теперь Эбби хорошо понимала это. Ни одна женщина не заведет любовника, если у нее все прекрасно в семье. И Том тоже должен понять это.

Эбби попыталась еще раз:

– Том, я не говорю, что в случившемся виноват ты, я просто хочу сказать, что мы были с тобой в браке равноправными партнерами и оба допустили, чтобы он разрушился. Да, измену совершила я, но это не означает, что вина целиком лежит на мне. Ты с этим не согласен? Я понимаю, это трудно осознать, но ты должен…

– Что я должен? – возмутился Том. – Я должен отвечать за то, что ты спала с другим мужчиной? Пошла ты к черту, Эбби! Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать подобную чушь. Я думал, ты хочешь поговорить об адвокатах и о том, что нам делать с домом. А ты, оказывается, решила уговорить меня вернуться… да еще заявляешь, что я во всем виноват.

– Я не говорила, что ты во всем виноват, – возразила Эбби. Она видела, что Том по-настоящему раздражен и зол. Неужели он не может понять, что она не обвиняет его, а только хочет все исправить?

Том быстро допил пиво. Он так ничего и не заказал для Эбби. Она подумала, что в былые времена он непременно, даже еще ожидая ее, заказал бы для нее бокал белого вина. Она даже шутила по этому поводу, говоря, что он никогда не дает ей шанс заказать что-нибудь другое.

– Если ты пришла сюда только для того, чтобы поговорить о моем возвращении, то я пошел, – рявкнул Том. – У меня нет времени торчать тут с тобой. У меня другая жизнь, Эбби, и ты сама толкнула меня в эту жизнь.

Том ушел, не сказав больше ни слова. А Эбби еще некоторое время сидела в пабе, разглядывая посетителей, которые смеялись, шутили, беспечно болтали, словно их вообще ничто не тревожило в этом мире. Если бы только она могла быть такой, как они… Если бы могла вернуться к старой жизни, в которой она была счастлива и имела все… только не понимала этого.

Утром в пятницу Эрин зашла в цветочный магазин рядом с супермаркетом и отобрала для букета ароматные лилии и красивые желтые фрезии. Она подумала, что маме понравятся эти цветы. Пока продавщица упаковывала букет, Эрин, глядя сквозь витрину на улицу, заметила Лиззи Шанахан, которая с отсутствующим видом медленно шла по улице.

Забрав букет, Эрин поспешила к выходу.

– Привет, Лиззи! – крикнула она.

– Привет! – обрадованно воскликнула Лиззи. – Как твои дела? Как малыш?

– Уже вовсю толкается, – с гордостью заявила Эрин. – Наверное, будет футболистом или солистом балета. Грег с ума сходит от радости. А как ты?

– Отлично, – ответила Лиззи, но без особого энтузиазма. Дебра, обидевшись на мать за то, что та решила устроить личную жизнь, теперь постоянно отпускала колкости по поводу старых женщин, заводящих себе дружков. Дебра почему-то была убеждена, что Саймон ухаживал за матерью ради денег. Хотела бы Лиззи узнать, ради каких денег.

Эрин чувствовала, что с подругой что-то происходит, но старалась не приставать с расспросами. Руби подозревала, что проблема Лиззи в том, что ей приходится жить вместе с дочерью, хотя сама Лиззи не обмолвилась об этом ни словом.

«Почему ты так думаешь?» – спросила Эрин у Руби. Ей трудно было представить, чтобы Лиззи могла с кем-то не ужиться. «Я знакома с ее дочерью, это та еще штучка, – ответила Руби. – Думаю, она вертит бедняжкой Лиззи как хочет».

– Лиззи, мы давно с тобой не виделись, – сказала Эрин.

– Да, конечно, но, извини, столько дел…

– Да не извиняйся ты. Понятно, что мы все заняты. Но я очень скучаю по нашим встречам за чашкой кофе и беседам. Эбби тоже пропала, за последнее время она только однажды заходила в салон, так что я не знаю, как у нее дела. Нам надо бы встретиться и поговорить о фонде борьбы с раком.

– Да, это было бы здорово. Знаешь, я уже собрала небольшую сумму, – похвасталась Лиззи. – Я с благотворительной целью прыгнула с парашютом.

– Фантастика! – изумилась Эрин. – Мы только говорим, а ты сделала конкретное дело. Молодец. Кстати, у меня отличная новость, – не могла не поделиться своей радостью Эрин. – Я встречалась со своей сестрой, Керри, а сегодня увижусь с родителями. Этот букет для моей мамы. Грег пораньше придет с работы, и мы все выходные проведем с моей семьей.

– Это просто чудесно! – Искренне обрадовавшись за подругу, Лиззи обняла ее. – Я же говорила, что они будут рады тебе… разве не так?

– Да, говорила, и ты была права, – признала Эрин. – А я набралась смелости и отыскала их.

– В семье никогда не забывают тех, кого любят. Так как же родные могли забыть тебя?

– Да, но вот моя настоящая мать забыла меня, – с грустью проговорила Эрин. Она могла поделиться с таким понимающим человеком, как Лиззи.

– А я готова поспорить, что и она не забыла тебя. Ты же ведь не знаешь, что за жизнь была у нее. И ты должна дать ей шанс.

Эрин задумалась. Лиззи слишком верила в людей. В ее представлении плохих людей вообще не существовало. По ее мнению, люди просто в силу обстоятельств были вынуждены совершать плохие поступки.

– Я бы хотела быть такой, как ты, – с улыбкой сказала Эрин. – Ты видишь в людях только хорошее. Я много лет переживала, что настоящая мать бросила меня, но, наверное, ты права, я должна дать ей шанс.

Лиззи зарделась от удовольствия. Ей польстило, что Эрин хотела бы походить на нее.

– Переживания не приводят ни к чему хорошему, это я для себя уяснила, – сказала она.

– Лиззи, а ты оптимистка? – поинтересовалась Эрин.

– В общем-то да, но бываю иногда и пессимисткой, – призналась Лиззи. – И все-таки, что ты сейчас чувствуешь?

– Скажу честно, я немного нервничаю. И еще не могу себе простить, что столько лет провела вдали от родных.

Лиззи устремила взгляд куда-то вдаль.

– Понимаешь, Эрин, это хорошо, что в наших сердцах есть место для раскаяния. Это помогает нам ценить то, что мы имеем.

Эрин собиралась встретиться с родителями в отеле «Уэксфорд», где они с Грегом сняли номер на уик-энд.

– Не дури, – заявила Керри, услышав об этом. – Зачем это нужно? Мама с папой и так беспокоятся, что у них в доме не хватит места для всех, но все-таки у них три спальни, а девочек можно уложить в гостиной. Мы с мамой будем в пятницу готовить ужин, так что если вы с Грегом не захотите остаться, то вернетесь в отель.

Трудно было спорить с Керри, которая уже все продумала. Поэтому Эрин и Грег заехали в отель, зарегистрировались, а потом отправились на юг от Уэксфорда, в небольшой приморский городок, где жили родители Эрин. Все дорогу Эрин нервничала и только ради ребенка заставляла себя сидеть спокойно.

– Бедный ребенок, он родится с неврозом, – с досадой пробормотала она после очередного приступа сомнения. А вдруг родители не обрадуются этой встрече?

– Ничего, спокойным он будет в меня, – заверил Грег. – У нас в семье все спокойные, и мать, и отец, так что твою нервозность перевесит наше спокойствие.

– Я стараюсь не нервничать, но ничего не получается, – призналась Эрин.

– А хочешь, я тебя развеселю? – предложил Грег.

Эрин немного расслабилась.

– Наверное, ты хочешь сказать мне, что у нас непременно будет девочка? – предположила она.

– Наверняка, и такая же непоседа, как ты.

Эрин протянула руку и ласково погладила мужа по затылку. Она ничего не сказала, но сейчас и не требовалось никаких слов.

Когда они подъехали к родительскому дому, Эрин была на грани нервного срыва.

– Хорошо, что за рулем ты, – сказала она Грегу, – я бы просто не смогла найти дом, ездила бы возле него кругами.

Грег, понимавший состояние жены, тактично промолчал. Машина остановилась возле небольшого каменного коттеджа, и почти в то же мгновение распахнулась входная дверь и обитатели дома высыпали на улицу.

– Господи, Грег, ты только посмотри, это папа, и Керри, и мама…

Грег вышел из машины, распахнул дверцу и помог выбраться Эрин, которая тут же очутилась в объятиях отца, а потом матери… а вот уже Керри и Лианна обнимали ее. Все одновременно смеялись и плакали.

– Дай-ка я посмотрю на тебя. – Мать обняла Эрин, с любовью разглядывая ее. – Ты прекрасно выглядишь, – подытожила она.

– А разве она всегда не была красавицей? – сказал отец, продолжавший крепко сжимать руку Эрин.

За ужином Эрин даже не замечала, что ест. Просто не обращала внимания на такие пустяки. Зато она постоянно тайком бросала взгляды на родителей, отмечая про себя, что мама похудела с возрастом и сгорбилась, а отец стал совсем седым. Родители выглядели старше своего возраста, в этом не было сомнения. Как бы Эрин хотелось вернуть назад годы, чтобы все эти девять лет жить вместе с ними! Ведь на самом деле ей всегда не хватало родных. Вспомнились слова Лиззи: «Хорошо, что в наших сердцах есть место для раскаяния. Это помогает нам ценить то, что мы имеем».

Лиззи права. Годы, прожитые вдали от семьи, заставили Эрин гораздо больше ценить родных. И теперь она действительно понимала, что такое семья.

Она видела, как Керри и Питер смеялись над какой-то фразой Грега. Питер ей понравился – спокойный, дружелюбный, чувствовалось, что он по-настоящему любит Керри и детей. Эрин заметила, как он временами украдкой сжимает и гладит руку Керри.

Эрин вдруг подумала, что ведь они едва не потеряли Керри. Рак мог свести ее в могилу, как это произошло с Салли. А уж Салли, упокой, Господи, ее душу, прекрасно знала, что такое семья.

Внезапно в голову Эрин пришла неожиданная мысль. Семья и Салли. А если взять шире, то семья, в которой кто-то заболел раком. Как себя ведут такие семьи? Стараясь сохранять мужество, они вынуждены скрывать свое отчаяние, лишь в одиночестве давая волю слезам. А если бы у таких людей было место, где они могли бы поговорить об этой болезни, о том, как вести себя с больными, с детьми, поделиться друг с другом своими проблемами? Вот на что можно было бы собрать деньги. После ужина Эрин высказала свою идею сестре.

– Ты имеешь в виду нечто вроде центра «Жизнь побеждает рак»? – с интересом спросила Керри.

– А что это за центр?

Керри объяснила, что центр, в котором она работает, является филиалом национального благотворительного фонда, собирающего деньги на разработку новых методов лечения рака.

– Это глобальный подход к решению проблемы, – подчеркнула Керри. – Опытные консультанты беседуют с больными и их родственниками, предлагают всевозможные методы терапии, в том числе и медитацию, дают советы относительно питания. И практическую помощь они тоже оказывают. Например, в центре имеется специальная мастерская, изготавливающая парики для больных. Знаешь, когда у тебя выпадают все волосы, это очень важно. Это я по себе знаю.

Эрин ощутила прилив энергии.

– Вот что нам нужно, – решительно заявила она. – Мы будем собирать средства на создание такого центра в Данморе.

В субботу Эрин оставила Грега в отеле, а сама отправилась к родителям. Питер с утра ушел гулять с девочками, поэтому родители, Керри и Эрин устроились в уютной кухне, чтобы поговорить.

За чаем Эрин впервые услышала историю Шеннон.

– Шеннон с детства была очень своевольной девочкой, – начала мама. – Школу ненавидела, для меня было мукой посещать родительские собрания. Учителя жаловались и на ее поведение, и на то, что она не выполняет домашних заданий.

Мама сделала паузу и бросила на отца многозначительный взгляд.

– Пойду-ка я приготовлю дров для печки, – сказал он, поднимаясь из-за стола. Проходя мимо Эрин, отец потрепал ее по плечу. День выдался теплый, и, конечно же, дров для печки не требовалось, но Эрин поняла, что отцу просто тяжело присутствовать при этом разговоре. Когда он ушел, мама продолжила свой рассказ:

– Отец не знал, что делать с Шеннон. Он любил дочь, но совершенно не понимал ее. В наше с отцом время люди были счастливы, если появлялась возможность поступить в колледж, а Шеннон не воспользовалась такой возможностью. Только и ждала, как бы побыстрее закончить школу и отправиться путешествовать.

– Наверное, тебе очень не нравилось, когда и я вела себя так же, – вставила Эрин и поморщилась при мысли о том, что испытывала мать, когда на восемнадцатилетие вместо подарка она попросила денег на путешествие.

– Это другое дело, – ласково объяснила мама. – У Шеннон была цель уехать и не возвращаться, а ты просто хотела развлечься.

– Да, но все обернулось иначе, – вздохнула Эрин.

– Ладно, не будем об этом, – оборвала их Керри, – а то я тоже пойду за дровами.

Все рассмеялись.

– А потом, – мама сделала глоток уже остывшего чая, – она как-то пришла вечером домой и сообщила нам, что беременна. Эта новость не повергла нас в смертельный ужас, наоборот, мы сказали, что поможем ей. Мы любили ее… как же еще мы могли поступить? Отец предложил пристроить к дому еще одну комнату… мы тогда жили в Рейхени, и дом у нас был очень маленький, честно говоря, слишком маленький для четверых взрослых и ребенка. Но Шеннон это не устраивало, она сказала, что намерена уехать, а ребенок будет только связывать ее по рукам и ногам, поэтому она отдаст его в приют.

У Эрин защемило сердце. Больно было слышать, что она была нежеланным ребенком и родная мать собиралась отдать ее в приют.

– Я понимаю, дорогая, тебе тяжело это слышать, – сказала мама, обращаясь к Эрин, – но я решила рассказать тебе все, как было. Это мой долг по отношению к тебе. Раньше я думала, что сумею защитить тебя, скрыв правду, и вот что из этого вышло. Так что теперь тебе придется ее выслушать.

– А я и хочу услышать правду. – Да, это было так, но только Эрин не представляла себе, какой тяжелой окажется эта правда.

– Ты уверена? – спросила мама.

Эрин кивнула и посмотрела на Керри, которая сидела с видом человека, давно знающего все перипетии этой истории.

– Мы с отцом не могли допустить, чтобы Шеннон отдала тебя в приют, поэтому сказали ей, что сами воспитаем ребенка. Знаешь, дорогая, такое часто бывает. Многих детей воспитывают дедушки и бабушки, и эти дети считают своих дядей и тетей братьями и сестрами. Мы желали тебе только добра.

– Я понимаю, – кивнула Эрин. – Вы все сделали правильно, просто я испытала шок, когда узнала об этом.

Взгляд матери затуманился.

– Я должна была раньше все тебе рассказать. Бог свидетель, я хотела сделать это, но ты становилась старше, а мы с отцом по-прежнему не знали, как начать с тобой такой разговор. А когда тебе понадобился паспорт…

Эрин испугалась, что мама расплачется, ей не хотелось этого. Она протянула руку и успокаивающе погладила мать по голове.

– Продолжай, мама. Расскажи мне о Шеннон, какой она была? – Эрин не решилась задать вопрос о своем отце, это могло еще больше расстроить маму.

– Помню, как Шеннон с подругой ходили в церковь на первое причастие. Соседи дарили девочкам деньги, и они на все эти деньги накупили сладостей. Я тогда подумала, что если Шеннон все это съест, то ей станет плохо. Но Шеннон отобрала шоколадные конфеты и сказала, что отправит их беднякам в страны третьего мира, потому что дети там не видят сладостей. – При этом воспоминании лицо мамы просияло. – Да, а еще она как-то вбила себе в голову, что отец Райан непременно должен присоединиться к движению за ядерное разоружение. Шеннон решила, что, как человек религиозный, он просто обязан участвовать вместе с ней в маршах протеста. Ей тогда было пятнадцать. Она познакомилась с местным парнем, который был одним из лидеров этого движения, и убеждала нас, что кто-то ведь должен думать о судьбах мира.

– Больше всего ей нравилось участвовать в разных демонстрациях, – добавила Керри. – Когда ей наскучило бороться за ядерное разоружение, она перекинулась на другое. Помнишь, была такая группа, которая ездила в Штаты протестовать против проведения тайных военных испытаний на землях индейцев? Так вот, ее увлекла и эта идея, потому что ей хотелось поехать в Штаты. Да она бы с радостью отправилась и на Северный полюс, разве не так?

– Не надо так уж осуждать ее, – попросила мама. – У нее было доброе сердце. Девочка просто была идеалисткой.

Керри бросила на Эрин взгляд, который говорил, что она не согласна с матерью, но спорить с ней не будет.

Мама продолжала настаивать на том, что Шеннон была доброй, однако излишне доверяла людям. И они с отцом понимали, что Шеннон не готова взять на себя ответственность за ребенка.

– Представь себе, во время этих маршей протеста и пикетов она запросто могла бы доверить тебя совершенно незнакомым людям.

– Но когда она стала старше, у нее так и не появилось желания забрать меня? – спросила Эрин.

– Нет, – покачала головой мама.

Керри, не сдержавшись, вступила в разговор:

– Когда тебе было восемь лет, Шеннон связалась с парнем, у которого была трехлетняя дочь, и ей пришло в голову, что ты сможешь жить с ними и стать нянькой для этой малышки.

– Да, я помню, как она приезжала, – пробормотала Эрин.

– Ага, приехала только потому, что решила использовать тебя.

– Керри, не говори так! – возмутилась мама.

– Но это же правда. И шесть лет назад она приезжала только для того, чтобы одолжить у нас денег на свое дурацкое общежитие. И продолжает она жить поблизости потому, что не теряет надежды разжиться у нас деньгами. Надеюсь, ты не даешь ей денег?

– Нет, не даю, – заверила мама, но и Керри, и Эрин поняли, что это не так.

– Она совсем не умеет распоряжаться деньгами? – спросила Эрин.

– Да она не понимает, что деньги надо зарабатывать, – со злостью выпалила Керри.

В этот момент Питер и девочки вернулись с прогулки, и Керри ушла к ним. Эрин и мама остались на кухне одни.

– Керри не может простить Шеннон того, что она сделала с тобой и со мной, – пояснила мама. – Но я не хочу, чтобы ты неверно думала о Шеннон. Не такая уж она плохая. Просто в ней неистребим бунтарский дух, она не желает ничем ограничивать свою свободу. Конечно, мне хотелось, чтобы жизнь у нее сложилась, как у дочерей моих подруг: счастливый брак, дом, дети. Но у нее все получилось иначе. Однако это был ее выбор, и не будем ее осуждать за это. Возможно, во всем виновата я. Может, мне следовало настоять, чтобы она воспитывала тебя, и, кто знает, вдруг это изменило бы ее.

– Если она этого не хотела, то ты не смогла бы заставить ее.

– Да, наверное. И потом, мы все очень любили тебя, поэтому нам было в радость воспитывать тебя.

На лице Эрин появилась улыбка. Вот в этом все дело. Если родная мать не желала ее появления, то бабушка и дедушка были очень рады ей.

Через час после того, как она покинула родительский дом, Эрин остановила машину у многоэтажного дома, в котором жила Шеннон, и сказала себе, что если бы она увидела по телевизору такую сумасбродку, как Шеннон, то непременно переключила бы канал. Почему-то все, что было в ее жизни связано с Шеннон, было проникнуто каким-то нереальным духом телевизионного шоу. Наверное, виновата в этом была Шеннон.

Адрес ей дала мама, и когда настало время уезжать, Эрин вместо того, чтобы вернуться в отель к Грегу, решила отыскать Шеннон. Время у нее было, поскольку Грегу требовалось поработать в отеле, а вся семья должна была снова собраться на ужин только в семь часов. Эрин понимала, что если бы она сказала Грегу или Керри о своей поездке к Шеннон, они бы предложили сопровождать ее. Но Эрин не хотелось, чтобы кто-то присутствовал при их встрече.

Дом, в котором жила Шеннон, стоял на оживленной улице со множеством кафе и магазинчиков. Это был один из тех старых домов, снос которого обошелся бы дороже его стоимости. Эрин подошла к черной двери и пробежала взглядом список жильцов. Под звонком с номером шесть было написано: «Шеннон и Уильям». Обычно люди писали на двери только свои инициалы, а Шеннон вывела полностью свое имя, да еще обозначила какого-то Уильяма.

Эрин нажала кнопку звонка. Он был настолько старым, что пришлось жать изо всех сил, но даже и тогда Эрин не была уверена, что звонок прозвонил.

– Если вам нужна Шеннон, то она ушла, – раздался рядом детский голосок. Повернув голову, Эрин увидела девочку в футболке и джинсах. – Если хотите, можете подождать ее на лестничной площадке. – Но тут девочка заметила, что Эрин беременна, и добавила: – Правда, там нет стульев, но вы можете посидеть на ступеньках.

– Нет, спасибо, я подожду ее в кафе. А ты, случайно, не знаешь, когда она вернется?

Девочка пожала плечами:

– Нет, не знаю. Но она выходила из дома вместе со мной и, похоже, направлялась в магазин. Значит, должна скоро вернуться. – Девочка с любопытством оглядела Эрин. – А вы очень похожи на нее. Вы ее сестра или родственница?

– Родственница, – ответила Эрин.

Сидя в кафе на другой стороне улицы, Эрин не отрывала взгляда от старого дома, и все же едва не проглядела стройную женщину, переходившую улицу. Несмотря на большие пакеты в руках, женщина быстрой походкой приближалась к черной двери. На ней был длинный кремовый кардиган с капюшоном, и Эрин не удалось разглядеть лицо, но она увидела рыжие волосы, выбивавшиеся из-под капюшона. Эти волосы Эрин не спутала бы ни с какими другими, ведь они так были похожи на ее собственные. Оставив на столике деньги за сок, Эрин вышла из кафе и перешла на другую сторону улицы. Когда она открыла черную дверь, в нос ей ударил сильный запах затхлости, но Эрин, не обращая внимания на запах, стала подниматься по лестнице. На первой лестничной площадке располагались квартиры третья и четвертая, значит, первая и вторая, видимо, находились в цокольном этаже. Добравшись до второго этажа, Эрин подошла к зеленой двери с цифрой «шесть» и увидела, что дверь слегка приоткрыта. Подождав немного, чтобы успокоить дыхание и пульс, Эрин постучала в дверь. В ответ она услышала женский голос:

– Кайра, это ты? Заходи, дверь открыта. Я сейчас.

Эрин нерешительно толкнула дверь, не веря в реальность происходящего. Но дверь поддалась и распахнулась. Через прихожую Эрин прошла в большую комнату с высоким потолком; стены комнаты были выкрашены в зеленый цвет. Отсюда открытая дверь вела в другую комнату, вероятно, спальню. Со стен смотрели плакаты антивоенного содержания, здесь же стоял старый диван, а на полу лежало несколько потрепанных циновок. Пожалуй, комната напоминала дешевое студенческое общежитие.

Шум, донесшийся из соседней комнаты, подсказал Эрин, что там кто-то есть. И вдруг ее охватила тревога: может, она не туда попала? Вдруг сейчас появятся хозяева с криками «Полиция!»…

Но тут из спальни вышла женщина, и мысли Эрин о том, что она не туда попала, мгновенно улетучились.

Стоявшая напротив нее с удивленным выражением на лице женщина была как будто зеркальным отражением Эрин. Те же волосы медного цвета, те же миндалевидные глаза, то же узкое лицо с крупным носом и пухлой верхней губой.

Эрин подумала, что девочка, встретившаяся ей у подъезда, не случайно приняла их за сестер. На вид женщине можно было дать лет тридцать шесть, не больше, кожа на лице без морщин, бледные веснушки.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась женщина, похоже, ничуть не встревоженная тем, что видит в своем доме незнакомого человека.

– Простите, но дверь была открыта, – начала было Эрин, но тут же разозлилась на себя. А за что она, собственно, извиняется? Это Шеннон должна извиняться. – Вы Шеннон Флинн?

– Да. – Женщина улыбнулась.

– Я ваша дочь, Эрин, – выпалила Эрин.

Женщина еще больше расплылась в улыбке:

– Вот это да! Правда?

Эрин ожидала любой реакции, но только не такой.

– Вы не удивлены? – спросила она.

– Я понимала, что когда-нибудь ты придешь, – без всякого удивления проговорила Шеннон. – Чай будешь? Я как раз собиралась приготовить себе чай с мятой, а для соседки из квартиры напротив обычный.

– Да, я выпью чаю, – кивнула Эрин.

– Знаешь, я не употребляю молочные продукты, – сказала Шеннон, проходя на кухню.

Она не предложила Эрин сесть, не обняла ее, вообще не проявила никаких чувств, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что правила хорошего тона не играли особой роли в жизни Шеннон. Но Эрин все же села на стул.

– А ты употребляешь молочные продукты? – спросила Шеннон так, словно они встретились на автобусной остановке и решили поболтать, чтобы скоротать время. – На самом-то деле они вредные. Другое дело – соя.

Эрин наблюдала за действиями Шеннон. Вот мама была идеальным примером того, как женщина может одновременно готовить чай, проверять блюда в духовке и гладить мужские рубашки. А Шеннон готовила чай так, словно выполняла какой-то обряд, целиком сосредоточившись на этом занятии.

– Молочные продукты вызывают рак, – продолжала Шеннон. – Я читала об этом, поэтому уже несколько лет употребляю сою.

Внезапно Эрин охватила вспышка ярости.

– У Керри был рак. Вы знаете об этом?

Шеннон не прервала своего занятия.

– Да. Но сейчас у нее все в порядке, так ведь?

– Но вы даже не навестили ее, когда она была больна. – Эрин чувствовала собственную вину за то, что ее не было рядом во время болезни Керри, но она по крайней мере ничего не знала об этом. А Шеннон знала. – Почему вы не навестили ее? – спросила Эрин. Но на самом деле ей хотелось спросить, почему, черт побери, Шеннон бросила ее, Эрин, когда она была ребенком.

– Ой, ты знаешь, у меня не столь сильны родственные чувства, – беспечным тоном бросила Шеннон. – Я давно порвала с семьей. У меня была другая семья, она называлась коммуной. – В ее глазах вспыхнули огоньки. – Я два года прожила в коммуне, когда участвовала в движении антиглобалистов. Чудесное было время. Ты никогда не жила в коммуне? Тебе бы понравилось.

– Откуда вы знаете, что бы мне понравилось, а что нет?

– Конечно, не знаю, просто в коммуне жизнь без всяких скучных условностей, ты делаешь то, что хочешь.

– Поэтому вы и ушли в молодости из дома? – спросила Эрин, едва сдержавшись, чтобы не добавить «когда я была ребенком».

– Я ушла, чтобы быть свободной. – Шеннон откинула назад длинные волосы, и Эрин вздрогнула, узнав этот жест, потому что она сама делала это точно так же. – Я понимала, что не смогу сидеть на одном месте, я бы с ума сошла от такой жизни. Ты знаешь, что в этом мире ни у кого нет никаких принципов? Все просто хотят получать деньги, выполняя скучную работу, а по вечерам идти домой. Люди ни во что не верят.

Эрин так и подмывало спросить, какую же жизнь получила Шеннон в обмен на то, что бросила семью. По ее мнению, старая обшарпанная квартира, треснутые чашки и воспоминания о коммуне, в которой Шеннон когда-то жила, не стоили того.

– Я включу музыку, – сказала Шеннон, видимо, желая снять возникшее напряжение.

– Привет, – раздался из прихожей женский голос, и через несколько секунд на пороге кухни появилась высокая, очень худая женщина с черными кудрями.

– Привет, Кайра, чайник уже вскипел, – сказала Шеннон. – Это Эрин.

– Привет, Эрин. – Кайра прошла на кухню и стала возиться с чаем.

– О, я так люблю эту музыку! – воскликнула Шеннон, когда из магнитофона полилась модная мелодия. В подтверждение своих слов она стала слегка пританцовывать.

– Я дочь Шеннон, – с вызовом заявила Эрин, обращаясь к Кайре. Ей было интересно, как та отреагирует на эти слова.

– Вот как? – удивилась Кайра. – Шеннон, ты никогда мне не говорила, что у тебя есть дочь.

Эрин, как раз собиравшаяся сделать глоток чая, поставила чашку на стол. Значит, Шеннон даже никому не рассказывала о ней. Хотя чего еще можно было от нее ожидать?

– Пожалуй, я пойду, – холодно проговорила Эрин.

– Нет, не уходи, – попросила Шеннон, – давай поболтаем.

Эрин внимательно посмотрела на нее. Похоже, она была для Шеннон просто очередным персонажем, неожиданно затесавшимся в ее беспутную жизнь. Ну поболтают они полчасика о пустяках, и что это даст?

Шеннон долго вращалась в мире хиппи и прочих бунтарей, всегда готовых устроить или антивоенную демонстрацию, или пикет с призывом сохранять деревья. Вещей у Шеннон не было, только плакаты, которые в любой момент она могла свернуть, портативный магнитофон и кое-какая одежда, помещавшаяся в рюкзаке. Бывало, Эрин восхищалась людьми с рюкзаками за спиной, которые отстаивали свои принципы, однако Шеннон во всем этом скорее привлекал образ жизни, чем принципы. Но если все же у нее имелись какие-то принципы, то как же тогда насчет материнской любви? Неужели эти принципы были важнее дочери, которая нуждалась в матери? Может, деревья для нее были важнее, чем дочь?

У Эрин вовсе не было намерения злиться, но внезапно она почувствовала, что злоба буквально закипает в ней.

– Думаю, мы уже обо всем поболтали, – резко заявила Эрин. – Вспомнили все двадцать семь лет. Понимаете, Кайра, я часть той жизни Шеннон, от которой она очень хотела сбежать. Та часть, за которую, по ее мнению, не стоило бороться. Совсем не похожая на демонстрации антиглобалистов или пикеты за спасение деревьев. – Эрин оглядела плакаты с лозунгами на многих языках. «Спасем улиток!» – прочитала она один из них. – Да, моя мать больше интересовалась спасением улиток, чем собственной дочерью. Вот если бы я сидела в раковине или если бы на мне стоял штамп «Собственность Министерства обороны США», вот тогда, возможно, я была бы ей более интересна.

На лице Кайры появилась тревога. Похоже, она повидала на своем веку немало семейных ссор и знала, что в таких случаях лучше всего было бы оставить спорящих одних.

– Все было не совсем так, – абсолютно спокойно возразила Шеннон.

– А как же?! – возмутилась Эрин.

Шеннон пожала плечами:

– Я сама еще была девчонкой, хотела чувствовать себя свободной…

– Свободной от чего? – оборвала ее Эрин.

– Ну как ты не понимаешь? От всяких условностей. – Для Шеннон это было совершенно очевидно. – Я не хотела связывать себя…

– А как же я?! – вскричала Эрин.

Шеннон снова пожала плечами:

– О тебе заботилась мама. Она тебя любила. И я понимала, что тебе с ней будет лучше.

– Но как вы могли бросить меня и не вернуться? Неужели у вас никогда не возникало желания увидеть меня?

– Мама сказала мне, что ты считаешь ее матерью. Они переехали в другое место, где никто не знал правды. Так зачем мне было разрушать все это? Люди, по обыкновению, стали бы задавать вопросы. Господи, я терпеть этого не могу. Приставали бы со всякими «Кто отец?» и все такое прочее… Вот я и сбежала от всего этого.

– Другими словами, сбежали от ответственности.

– Нет, ты неправильно меня поняла.

– Я могу понять, когда молоденькая девушка, испугавшись, бросает ребенка, но я не понимаю, как взрослая женщина может ни разу не приехать домой, чтобы взглянуть на свою дочь. Ни разу. – Эрин почувствовала, что у нее задрожал голос. – Даже если вы не хотели забирать меня к себе, то почему не захотели хотя бы взглянуть, притвориться старшей сестрой, которой я вас считала? Ладно, не будем говорить о детстве. Но где же вы были, когда я выросла?

– Ох, ты так похожа на Керри, – теперь уже с раздражением бросила Шеннон. – Та тоже очень любит копаться в прошлом. Все это было так давно.

Эрин устремила взгляд в окно, изо всех сил сдерживая слезы. Она не хотела доводить себя до такого состояния, но, видимо, обида, копившаяся все эти годы, достигла критической массы. И Шеннон должна знать о ее чувствах.

– Вы родили меня. – Голос Эрин охрип. – Я ваш ребенок, ваш и неизвестного мужчины, с которым вы переспали. Неужели для вас это не имеет никакого значения?

Впервые за все время Шеннон растерялась. Она закусила губу, и Эрин вспомнила, что точно так же делает Керри. И Керри была права, когда предупреждала ее, что решение встретиться с Шеннон не самое разумное.

Эрин резко поднялась со стула, не обратив внимания на то, что расплескала при этом чай.

– Прощайте, – сказала она и вышла из кухни, оставив Шеннон и Кайру с открытыми ртами.

Торопливо спускаясь по ступенькам, Эрин не чувствовала ничего, кроме злости, которая сейчас была для нее своего рода облегчением. Было бы гораздо хуже, если бы она расплакалась из-за такой женщины, как Шеннон. Эрин решила, что никогда больше не будет встречаться с ней. Какой в этом смысл?

Грег не единственный догадался о том, где Эрин пропадала полтора часа. Когда Эрин вернулась в отель, в вестибюле ее поджидали Грег, мама и Керри.

– Забудь обо всем, – посоветовала мама, когда Эрин подошла к ним. – Если она обидела тебя, то не нарочно, просто она такая, какая есть.

– Не защищай Шеннон, мама! – вспылила Керри. – Кто знает, что могла сказать Эрин эта дрянь?

Грег крепко обнял жену.

– Я так волновался, когда ты не вернулась. Позвонил Керри, и мы сразу предположили, что ты поехала к Шеннон. Если она обидела или оскорбила тебя, я ее убью.

– Да ничего особенного она мне не сказала, – устало поморщилась Эрин. – Ей вообще была не интересна эта встреча.

– То есть как это? – удивился Грег.

– Шеннон интересует только она сама, – пояснила Керри. – Я же предупреждала тебя, чтобы ты не ездила к ней одна, – упрекнула она Эрин.

– Я должна была увидеть ее. Должна была поговорить с ней. – Эрин подумала, что эта встреча не принесла ей ничего хорошего. Керри права: Шеннон интересует только она сама. В той драме, какой была жизнь Шеннон, всем остальным отводились лишь крохотные роли.

Ощутив внезапный толчок в животе, Эрин прижала к животу ладони. Каждый раз шевеление ребенка восхищало ее. Она представляла себе, как ее ребенок ворочается в тепле и безопасности. Пусть толкается, это признак того, что ребенок здоров. Пройдет немного времени, и она сможет взять на руки своего младенца.

«Я никогда тебя не брошу, – мысленно пообещала Эрин. – Никогда».