"Лебедь" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Наоми)

ЛОС-АНДЖЕЛЕС—НЬЮ-ЙОРК. 1992–1993

Кэсси Зиммерман встретила мужчину своей мечты при странных обстоятельствах: его вынес к ее ногам калифорнийский прибой. Некоторое время она наблюдала, как этот парень, судя по всему, «чайник», выделывает неимоверные кульбиты на своем серфе, пытаясь одолеть океанские валы, накатывающие на пляж Элис-Бич. Похоже, он вообще в первый раз встал на серф, а Элис-Бич – не самое подходящее место для начала.

Кэсси нужно было как-то отвлечься от мрачных мыслей. Первые шестнадцать лет ее жизни походили на сплошной безоблачный праздник. И вдруг все в одночасье рухнуло.

Типичная калифорнийская девушка, блондинка с фиалковыми глазами и правильным, чуть вздернутым носиком, Кэсси была красива той благородной нордической красотой, которую унаследовала от матери и ее скандинавских предков. Еврейская кровь отца, Эла Зиммермана, похоже, в ней никак не проявилась. Эл работал юристом в шоу-бизнесе, и среди его клиентов числились многие знаменитости голливудского телевидения. Кэсси росла единственным ребенком в семье, в доме на Бенедикт-кэньон, одной из самых престижных улиц Беверли Хиллз. У нее была собственная горничная-филиппинка. Однокашники считали за счастье быть приглашенными к ней в гости: мало того, что у Зиммерманов самый большой в округе бассейн, у Кэсси еще и личный просмотровый зал, настоящий маленький кинотеатрик. Жизнь казалась прекрасной. Да она и на самом деле была такой, за исключением, правда, дурацкой истории, которая случилась год назад.

Кэсси тогда еще не исполнилось и шестнадцати. Этот парень, англичанин, приехал с родителями на лето в Лос-Анджелес, и они снимали дом рядом с Зиммерманами. У Кэсси в классе было много поклонников, конечно, ничего серьезного, но девочка она была симпатичная, мальчики за ней бегали, и ей это нравилось. К тому же она была очень романтична. Но будущее ей виделось весьма обычным: муж, дети, прогулки на пляж и в кино, забавы в бассейне – словом, такая же жизнь, что вела она сама. Кэсси любила детей и надеялась, что когда-нибудь и у нее родится ребенок.

С тем парнем она и потеряла девственность. Ведь англичанин – это так романтично… Во всяком случае, он достоин быть ее первым мужчиной. Родители Кэсси, однако, сочли, что одного английского происхождения недостаточно, чтобы стать отцом ее первого ребенка. Аборт прошел совершенно безболезненно. Эл и Кэри окружили дочь подчеркнутым вниманием и заботой и ни в чем не винили. Они обожали Кэсси. А в жизни бывает всякое. Ну и случилось… Дай Бог, чтобы первый и последний раз. Англичанин с родителями уехал домой, все кончилось благополучно. И никто даже не подозревал, что каждую ночь Кэсси плачет о погибшем ребенке.

Жизнь пошла своим чередом, внешне все выглядело прекрасно, как и раньше.

Но вот однажды четыре полицейских из Лос-Анджелеса избили человека по имени Родни Кинг. А управляющий из водопроводной компании по имени Джордж Холлидей случайно оказался рядом и снял это своей видеокамерой «Сони». Копов судили и оправдали, и это вызвало бурю протеста цветного населения. В результате – десятки убитых и раненых, страшные разрушения на улицах города. Отец Кэсси запаниковал.

– Срочно звони агенту по недвижимости, – говорил Эл Зиммерман своей жене Кэри. – Мы все продаем и переезжаем. В этом городе жить стало опасно.

Но настоящая причина была в другом. Эл больше не мог жить в этом городе, потому что его юридическая практика медленно, но верно приходила в упадок. Начинал он очень удачно, в числе его клиентов было немало громких имен, но стоило им выбиться в звезды, как они тут же уходили от Эла к адвокатам помоложе и поэнергичнее, которые лучше ориентировались в современном динамичном мире. Тридцативосьмилетний Эл начал явно отставать от жизни. В свое время, закончив юридическую школу, он приехал из Нью-Йорка в Калифорнию в поисках счастья. Поначалу фортуна улыбалась ему, но теперь решительно и бесповоротно отвернулась. Беспорядки в связи с «делом Родни Кинга» оказались прекрасным предлогом сменить обстановку и вернуться в Нью-Йорк, на родину и – что, как потом выяснилось, куда важнее – поближе к матери.

Кэсси пришла в ужас. Распрощаться с Калифорнией, с веселой жизнью у моря… Да уж лучше умереть! К счастью, мать разделяла ее чувства, а против двоих Эл оказался слаб. Но через год его деловой партнер настоял на продаже фирмы, и семье волей-неволей пришлось подчиниться. В конце лета 1992 года Эл намеревался отправить жену с ребенком к матери в Нью-Йорк, а сам решил пока остаться, чтобы свернуть дела и продать недвижимость в Калифорнии.

Кэсси отчаянно старалась взять все, что возможно, от этого последнего лета, от их чудесного домика в роскошной пляжной колонии Малибу. Может статься, больше она этого никогда не увидит. Правда, насчет дома родители еще ничего не решили, и, может быть, Эл согласится оставить его, чтобы приезжать сюда на лето. Каждый день Кэсси бродила по берегу океана, выходила за ограду пляжа колонии, мельком взглядывая на огромные щиты с предупреждающими надписями, что обычной публике сюда вход заказан. Мимо волнореза и ресторана Элис она шла на общий пляж, иногда брала напрокат роликовые коньки. Мужчины повсюду провожали ее долгими взглядами, и она это знала. Да и было на что смотреть: между узенькой полоской бикини и свободными, приспущенными на бедрах шортами – гладкий бронзовый живот. Ноги – неимоверно длинные, загорелые, стройные. Иногда она шла в другую сторону, вверх по Прибрежному шоссе, на Зуму – свой любимый пляж. Каждый вечер на закате она садилась на скамейку и, вытянув ноги, зачарованно смотрела на огромное живое тело Тихого океана. Осталось всего три недели, и ее увезут в бетонные джунгли большого города. Если только не явится прекрасный принц: он примчится на гребне огромной волны, сойдет на берег и заберет ее с собой.

Но что это там за «чайник» на серфе? Комедия! Он и пары секунд не может устоять на доске! Кэсси от нечего делать решила подойти поближе и посмотреть. Океан в этом вместе вдавался в сушу небольшим заливчиком, и Кэсси решила пройти к общему пляжу прямо по воде. В этот миг «чайника» накрыла большая волна, и он скрылся из виду. Кэсси даже немножко испугалась. Она знала – тут очень коварные течения. Паренька вполне может затянуть на дно. Она взглянула на вышку спасателя – пусто. Тело «чайника» на мгновение мелькнуло в волнах, и через секунду прибой вынес его прямо к ее ногам.

Она опустилась рядом с ним на колени. Что за болван, как можно лезть в океан, когда не умеешь обращаться с серфом! Но такого романтического лица ей никогда не доводилось видеть. Мокрые пряди черных волос живописно спадали на лоб. Глаза закрыты, и ресницы такие длинные – казалось, они закрывают пол-лица. Длинный и прямой нос, чувственный рот и едва уловимая тень мужественной щетины на верхней губе и подбородке. Тело крепкое, загорелое, мускулистое.

Он вдруг открыл глаза и посмотрел на нее. И Кэсси впервые в жизни поняла, что значит выражение «она обмерла», которое так часто встречалось ей в исторических романах. Ей захотелось обнять его и заплакать – как Дебора Керр над распростертым на линии прибоя телом Берта Ланкастера в фильме «Отныне и навсегда». Но вместо этого она просто спросила:

– Ты в порядке?

К ее удивлению, он протянул руку, и Кэсси взяла ее. Он вдруг вскочил на ноги, и, как собака, затряс мокрой головой. Он улыбнулся, и Кэсси пришлось отвернуться, чтобы он не заметил, с каким идиотским обожанием она глядит на него. Какой красавец! Божественный красавец!

– Похоже, я чуть не попал в серьезную переделку, – сказал он.

Кэсси вздрогнула.

– Ты англичанин!

– А ты точно американка. Ты что – модель?

– Кто?

– Модель. Фотомодель. Ну, девушка, которая позирует фотографам. Понимаешь?

– Нет, я пока учусь в школе.

– Одно другому не мешает.

– Почему я обязательно должна быть моделью?

Кэсси занервничала. А вдруг она ему не понравится, потому что не модель?

– Чего ты насупилась? Просто ты красивая. Высокая. Кожа у тебя замечательная, да и зубы, и волосы. И ноги длинные. Да ты настоящая красавица. Вот я и подумал, почему бы тебе не быть моделью?

– Потому. И вообще, глупо так спрашивать. Я ведь не спрашиваю, почему ты не солдат Королевской гвардии, или как это там у вас в Англии называется? – В Англии, кстати, тоже есть фотомодели. И потом, может, я как раз он и есть.

– Кто? Королевский гвардеец?

– Или сотрудник фирмы «Ллойд» в лондонском Сити, а может, у меня огромное поместье с охотничьими угодьями и прудами, которые кишат рыбой.

– Правда? – Сердце Кэсси затрепетало от восторга. – Ты что, из благородных англичан, какой-нибудь лорд Уиттингтон-Дуглас-Фэрбенкс, или как там у вас?

– Зови меня просто Томми Лоуренс.

– Ах, ну да. А меня зовут Кэсси. Кэсси Зиммерман. А что ты делаешь в Калифорнии?

– Я здесь с родителями. Мы остановились в «Беверли Уилшир».

И все. Хоть бы рассказал, почему именно в «Беверли Уилшир», и что его родители делают в Лос-Анджелесе.

– А ты учишься в Англии? То есть, я хочу спросить…

– Учусь ли я в школе? Нет. А ты? Раз ты не модель, то, наверное, после школы, собираешься в колледж, или как это у вас в Америке называется?

– Наверное, – вздохнула Кэсси. – Точно пока не знаю, куда я собираюсь. Понимаешь, мы скоро переезжаем в Нью-Йорк.

– Везет!

– Не думаю. Слушай, Томми, я сегодня вечером собираюсь дома крутить последний фильм Брэда Пита. Если ты не очень занят и хочешь посмотреть…

На самом деле она не собиралась сегодня смотреть никакого Брэда Пита, но если Томми согласится, она позвонит отцу, поклянется вести себя как ангел и не канючить больше против Нью-Йорка. Только бы он достал ей до вечера эту пленку.

– Если хочешь позвонить своим в отель, можем пойти прямо сейчас к нам домой. Я имею в виду в наш летний дом. Это тут недалеко, прямо на пляже. Мой просмотровый зальчик в нашем другом доме, в Беверли Хиллз. К сожалению, в летнем домике даже просмотровой комнатки пока нет.

Ее слова явно произвели на него впечатление. Хотя, конечно, судя по тому, что он говорил, у себя в Англии он, наверное, живет в каком-нибудь замке или даже настоящем маленьком дворце.

– Вечеринка? Чудесно. Дай мне адрес. Обязательно приду.

Не собиралась она устраивать никакой вечеринки. Она думала, они будут смотреть кино вдвоем. Ну ладно, это неважно.

Если надо, она умела вить из отца веревки.

– Папочка, я боюсь, это будет последний просмотр в нашем зале, в нашем доме. Хочется, чтобы фильм был стоящий. Пожалуйста, достань Брэда Пита, а? Папочка, миленький, сделай так, чтобы к семи вечера пленка была уже у нас дома. А я обещаю, папочка, что научусь любить Нью-Йорк. Ну, пожалуйста, папочка, ну, миленький…

Эл вздохнул и с горечью подумал, что в лучшие времена он мог бы достать дочке на вечер не только пленку, но самого Брэда Пита лично.

Она не слышала, как подъехал Томми, хотя все время сидела у окна и прислушивалась. Неужели у него такая тихая машина? Потом в дверь ее комнаты постучала горничная и сказала, что он ждет внизу. Он пришел пешком. Пешком? Но в Лос-Анджелесе никто никуда не ходит пешком. Может, англичане все такие эксцентричные? Нет, наверное, он приехал из гостиницы на такси. Точно. Но тогда почему не подъехал к самому дому?

Кэсси на всю жизнь запомнила момент, когда компания ее приятелей вошла в просмотровый зал, и она начала знакомить их с Томми. Все были потрясены: такой красавец да к тому же англичанин. Она наблюдала, как Томми пожимает руки ее друзьям. Рукопожатия! Такого здесь отродясь не видывали. И вместо обычного «Привет» вежливо говорил «Рад познакомиться». Чудно! Но Кэсси это нравилось.

К концу вечера она была определенно влюблена.

Пока смотрели фильм, Томми держал ее за руку. В самом начале, когда по экрану бежали титры, он положил свою руку на ее, да так и оставил. Картина закончилась, зажегся свет, Кэсси как бы со стороны услышала свой голос:

– Спасибо, что зашли. Пока. Анджелина, проводи ребят.

Она никого не пригласила остаться. Ей хотелось, чтобы все поскорее ушли и оставили их с Томми наедине.

Они проговорили до двух ночи. Никогда и ни перед кем она так не откровенничала. Она говорила ему даже то, в чем сама не хотела себе признаться. Единственное, о чем она умолчала, – о том первом своем английском мальчике. Томми сидел тихо, держал ее за руку и слушал. Он казался Кэсси пришельцем из другого мира – так не похож он был на спортивных, загорелых пляжных мальчиков с квадратными подбородками и выгоревшими на солнце волосами, которых она привыкла видеть. Чувственность сквозила в каждом его жесте, в каждой черточке его красивого лица. У него была стройная фигура – впрочем, как и у многих ребят на пляже, но лицо… Романтическое, загадочное, цыганское. Длинные черные волосы забраны в красивый хвост, в ушах – серьги, в форме золотых подковок.

– Не знаю, как буду жить в Нью-Йорке, – жаловалась она ему. – Мне страшно. Я боюсь. Я привыкла жить на воле, у моря, на пляже. А там эта страшная бетонная квартира. Как тюрьма.

– Тебе бы понравилась жизнь в английском поместье. Кстати, ты ездишь верхом?

– Довольно часто. У меня лошадь в конюшне на Топанга-кэньон. Я люблю кататься вдоль моря. Но с этим тоже придется распрощаться. А у вас в Англии много земли?

– Много. Очень много. Сама увидишь.

«Сама увидишь». Эти слова запали Кэсси в самое сердце. Они были своего рода обещанием того, что в один прекрасный день Томми покажет ей свои владения. А может быть, они станут и ее владениями. Он рассказывал о своей далекой и непонятной английской жизни, и ей казалось, это она сама шагает по осенней подмерзшей грязи в странных сапогах под загадочным названием «ботфорты» и сидит в охотничьей засаде. И выходит замуж, и рожает английского ребеночка, которого у нее отобрали, и начинается прекрасная новая жизнь…

На прощание, перед тем, как сесть в такси, он поцеловал ее. Кэсси целовалась со многими, но поцелуй Томми показался ей совершенно особенным. Ее язык и ее губы словно сами собой, без участия воли, слились с восхитительным ртом Томми. Кэсси вдруг почувствовала страстное желание прижаться к этому крепкому телу, обвить эти синие джинсы своими длинными ногами. Рука ее потянулась к пряжке его ремня… Но тут загудел клаксон таксиста.

– Парень, так ты едешь или нет?

– Боюсь, мне пора. Послушай, Кэсси, завтра я должен уезжать с родителями в пустыню, но, когда вернусь, обязательно тебе позвоню.

– Но мы же переезжаем В Нью-Йорк. Как ты найдешь меня?! – закричала она вслед.

Он выглянул из окна машины.

– Не волнуйся. Найду. Вот увидишь.

Вот и все. Надо возвращаться домой. И только два коротких слова «Вот увидишь».

В эти оставшиеся до отъезда недели ей казалось, она встречает его повсюду. У тетушки в Шерман Оукс она была уверена, что это именно он катил тележку с товарами по залу супермаркета «Хьюджес». Но как, черт возьми, он мог оказаться в Шерман Оукс? В другой раз она была в гостях у одноклассницы, они загорали в шезлонгах около бассейна, и вдруг приятельница вскочила и сказала:

– Кэсси, прикрой грудь. Я забыла тебе сказать, к нам теперь раз в неделю приходит новый парень чистить бассейн.

Сама она побежала в дом, а Кэсси обернулась и увидела, как «новый парень» поворачивает за угол дома. И она готова была поклясться, что это Томми.

И еще два раза ей казалось, что она видит его – и в самых неподходящих местах. Наконец накануне отъезда в Нью-Йорк она не выдержала и пошла в гостиницу «Беверли Уилшир».

– Вы не знаете, – спросила она портье, – когда Лоуренсы собирались вернуться в гостиницу?

– Таких постояльцев у нас нет.

– Я понимаю. Но они жили тут совсем недавно, молодой человек с родителями. Они уехали, но скоро должны вернуться.

Портье был тверд как скала.

– Мне очень жаль, мисс, но у нас такие не останавливались.

Кэсси мало общалась с бабушкой Зиммерман. У нее были какие-то смутные полудетские воспоминания о пожилой женщине, несколько раз приезжавшей к ним в Калифорнию, которая почему-то постоянно на все жаловалась: солнце слишком жаркое, воздух из кондиционера слишком холодный, улицы слишком безлюдные, смога столько, что нечем дышать; но все это были цветочки по сравнению с Дорис Зиммерман во всей ее красе, да еще на «своей территории».

Вот уже пятьдесят лет она безвыездно жила в Верхнем Вестсайде, на углу Вест-энд-авеню и 97-й улицы. Отец Кэсси родился и вырос в этой квартире. Он часто говаривал, что именно открывавшийся из их окна вид на Гудзон был причиной того, что он приехал в Калифорнию и поселился на берегу океана. Кэсси с первого взгляда поняла, что надо очень сильно постараться, чтобы из окон квартиры Дорис Зиммерман разглядеть Гудзон. Конечно, можно высунуться из окна метра на полтора, да еще и изогнуться, как змея – только неизвестно, что случится раньше: увидишь долгожданный Гудзон или свалишься вниз Бог знает с какого этажа.

Бабушке явно не нравилась мать Кэсси, и Кэсси скоро почувствовала, что эта антипатия распространяется и на нее.

– Какая shiksa, – бормотала Дорис себе под нос, и было не очень понятно, кого она обзывает – мать или дочь. – А ты совсем не zaftig, никто тебя такую замуж не возьмет. – Это уже явно относилось к Кэсси: ее стройная, «непышная» фигура возмущала Дорис до глубины души. Кэсси, впрочем, совсем не понимала этих бабкиных филиппик, поскольку та густо пересыпала их словечками на идиш. – Это типичный shlemiel; пора вам познакомиться со всей нашей семьей, завтра к обеду соберется ganze meshpochen; и скажи своей матери, пусть скажет спасибо, что у нее такая shviger [13], как я.

Но хуже всего, что Дорис сама соблюдала Shabbes [14] и принуждала к этому Кэсси с матерью. В пятницу вечером она заставляла их покрывать головы косынками, зажигать свечки, крутить три раза подсвечники и говорить молитвы. А что за еду она готовила! Фаршированная рыба, селедка, куриный суп с клецками из мацы – и ни листочка зелени, и ни одного помидора.

Кэри Зиммерман привыкла нравиться. Она решила воспользоваться этим периодом совместной жизни со свекровью, – который, как она надеялась, будет не очень продолжительным, – чтобы завоевать сердце Дорис. Поэтому Кэри старалась потакать всем прихотям свекрови. Кэсси же, напротив, с каждым днем чувствовала себя все хуже и хуже. Единственной ее отрадой была надежда, что скоро она увидится с Томми. Едва ли не каждый вечер она звонила в Калифорнию и спрашивала у отца, не звонил ли Томми. И всякий раз Эл терпеливо объяснял, что если молодой человек позвонит, то Эл сразу же даст ему нью-йоркский номер дочери.

– А может, он звонил, когда тебя не было дома?

– Ради Бога, Кэсси, детка, у нас есть прекрасное изобретение, которое называется автоответчик. На нем записано: «Вы набрали номер Зиммерманов. Кэри и Кэсси сейчас в Нью-Йорке, вы можете позвонить им по номеру 212 222 6543. Сообщение для Эла Зиммермана вы можете оставить, после того, как услышите сигнал. Спасибо». Я слышу эту идиотскую запись по сто раз на дню. Твой приятель не звонил. А, как по мне, так и не позвонит никогда. Забудь его, Кэсси, и дело с концом. Ты мне лучше вот что скажи. Мама говорила, вы ходили в универмаг «Мэйси». Что купили?

Кэсси не могла это слышать. Она бросила трубку, выбежала на улицу и пошла в сторону Риверсайд Парк. Она ненавидела этот гнусный серый Гудзон. Как ей хотелось снова увидеть Тихий океан! Какая скука в этом Нью-Йорке, какая дурацкая школа, как надоела эта безумная старуха Дорис со своими дурацкими словечками. Как ей все это н а д о е л о!

– А ну-ка еще разок! – услышала вдруг она.

Она обернулась. Мужчина был высокий и крепкий. Лица из-за фотокамеры она не могла как следует разглядеть.

– Давай еще разок. Топни ногой и замри. Смотри на меня, представь, что ты на меня сердишься.

– Да не сержусь я на вас. Я просто расстроилась, потому что… – Выдумывать Кэсси никогда не умела, а правду говорить не хотелось.

– Ладно, проехали. Ну-ка взгляни на меня.

Он щелкнул камерой, перемотал, чуть отступил, еще пару раз щелкнул, потом подошел к ней.

– Где ты живешь?

Кэсси возмутилась:

– Я не даю адрес незнакомым мужчинам.

– И правильно делаешь. Но я не просто незнакомый мужчина. Я фотограф. Если хорошо получишься на снимках, я пошлю их в фотомодельное агентство, вот рекламный проспект, возьми, тут есть адрес. Сходи туда и попроси, чтобы они заказали мне твои пробные снимки. А теперь последний раз спрашиваю: где ты живешь? Мне что, проводить тебя до подъезда? Как тебя звать, кстати?

– Кэсси Зиммерман.

– Зиммерман. Не очень подходящая фамилия для модели. Ты случайно не родственница Боба Дилана? Его настоящее имя – Роберт Зиммерман. Слушай-ка, почему бы тебе тоже не взять псевдоним «Дилан»? Во-первых, имя на слуху, во-вторых, в начале алфавита – в фотоальбомах агентства всегда будешь на первых страницах.

Кэсси постаралась состроить презрительную мину и высокомерно взглянуть на незнакомца, но в нем было что-то такое, что привлекало ее. Он тоже предлагает ей стать фотомоделью. Как Томми! Томми сразу же спросил, не модель ли она. Может, эта случайная встреча – знак судьбы? Может, это поможет ей поскорее встретиться с Томми? Она решила не упрямиться и дала фотографу свой адрес и номер телефона.

Через пару недель он позвонил.

– Это Пол. Пол ван Эш. Помнишь, я тебя фотографировал на улице? Снимки получились классные. В агентстве хотят поговорить с тобой. Они ждут тебя завтра. Адрес я тебе дал. Обязательно сходи!

И Кэсси пошла. Просто чтобы хоть куда-нибудь уйти из дома, подальше от нытья Дорис. Единственным утешением последних недель стал звонок отца: ему пока не удалось свернуть дела в Лос-Анджелесе, и он вроде бы хочет, чтобы они приехали к нему на Рождество.

– Здравствуйте, меня зовут Кэсси Зим… то есть Кэсси Дилан. Вы хотели со мной поговорить.

Девушка за столом мельком взглянула на нее.

– Прекрасно. Дайте мне взглянуть на вашу книгу [15].

«Книгу? – удивилась про себя Кэсси. – Зачем она ей?» Но ничего не сказала и робко протянула девушке потрепанный экземпляр «Мосты округа Мэдисон», который читала в метро. На этот раз удивилась девушка.

– Что это? Зачем? Я уже читала. Мне нужна ваша книга, ваш альбом, ваш портфолио.

– А у меня нет.

– Вы собираетесь стать моделью или писательницей? – Девушка старалась скрыть нарастающее раздражение бестолковостью Кэсси. – Вы вообще зачем сюда пришли?

– Не знаю, – тихо сказала Кэсси.

В дальнем конце приемной раздался громкий хриплый хохот. Кэсси обернулась. Дикого вида девица гоготала, развалившись на диванчике. Закинув ногу на журнальный столик, девица курила и одновременно жевала резинку. Удивительно красивая, но острижена почти наголо, и Кэсси с ужасом заметила, что под тесной черной кожаной курткой у нее, похоже, больше ничего не надето.

– Если не хочешь быть моделью, зачем тогда сюда приперлась? – спросила девица.

Кэсси даже не могла представить, что на свете существуют такие вульгарные особы. Но она старалась держать себя в руках, улыбнулась и вежливо ответила:

– Меня послал фотограф.

– Пол ван Эш.

Кэсси не удалось скрыть удивления.

– Да ты не охай. Все нормально. Пол всегда так делает. У него, кстати, хороший вкус. Он уже запустил таким образом пару девчонок. Теперь они ему по уши благодарны. Послушай, пойдем сходим в магазин. В новый универмаг «Барниз», а?

– А вы кто? Вы знаете, я не люблю панибратства. Особенно с незнакомыми.

– Да брось ты. Тут так не разговаривают. И потом, прости меня, что это значит «панибратство»? Я тебе предлагаю всего лишь сходить в магазин, никто и не собирается с тобой брататься. Ну так что, Кэсси с понтом Дилан? Это Пол придумал тебе фамилию? Впрочем, неважно. Меня звать Джиджи. Пошли.

Выходя из агентства, она через плечо бросила девушке за столом:

– Пока. Скоро вернусь.

– Эй, Джиджи, – засуетилась девушка. – Ты куда? Через двадцать минут у тебя съемка. Джиджи…

На улице Джиджи спросила:

– Ты откуда?

– Из Калифорнии, – ответила Кэсси.

– Из Диснейленда?

– С Беверли Хиллз.

– Из Лос-Анджелеса, значит. Поди, торчишь от «Кипарисовой аллеи»?

– Там нет такого района.

– Да это группа, дурочка. Ты что, не слышала «Кипарисовую аллею»?

Кэсси покачала головой и, чтобы переменить тему разговора, спросила:

– А ты откуда?

– А Бог его знает, – загадочно ответила Джиджи.

– Но ты же где-то росла.

– Это уж точно.

В универмаге Джиджи сразу ринулась в гущу покупателей, и Кэсси ее потеряла. Когда через некоторое время она вновь увидела Джиджи, сердце у нее так заколотилось, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Джиджи преспокойно сгребала с витрины мелкие драгоценности и запихивала их в свою сумочку. Поймав на себе напряженный взгляд Кэсси, она улыбнулась и кивнула, словно хотела сказать: «Чего ждешь, давай, присоединяйся!»

Кэсси отвернулась и как ошпаренная выскочила из магазина.

В газетах это назвали «голливудским адом»; устроил его опустошительный тайфун «Санта Анна». За полтора месяца до предполагаемого отъезда на Рождество в Калифорнию Кэри и Кэсси разбудил полночный звонок Эла. От их домика в пляжной колонии Малибу осталась груда обломков. Эл возбужденно рассказывал, что полиция обнаружила поблизости пару трупов, обгоревших настолько, что их даже не смогли опознать; но Эл думает, что это соседи по колонии Малибу. Другие его знакомые в панике залезли в бассейн и молили Бога, чтобы скорее прилетел спасательный вертолет, а вокруг бушевал огонь.

Короче, теперь, когда все позади, он понял, что больше не может оставаться в Лос-Анджелесе. С него хватит. Он купит роскошный пентхауз на Манхэттене; деньги найдутся, он продаст дом в Беверли Хиллз и получит страховку за пляжный домик в Малибу. И ждет не дождется, когда наконец сможет приехать домой. Кэри и Кэсси с грустью заметили, что домом Эл называет квартиру Дорис Зиммерман.

На следующее же утро Кэсси словно с цепи сорвалась. Длинные ноги сами несли ее прочь от дома Дорис к единственному убежищу, которое у нее было в этот момент: агентство «Этуаль». Она заплатила пятьдесят долларов, чтобы Пол ван Эш сделал пробные снимки, и объявила Кэри, что переезжает из этой жуткой берлоги Дорис в общежитие агентства в центре города. С матерью пришлось поспорить, и они сошлись на компромиссном варианте: если до приезда Эла Кэсси не получит работу фотомодели, она вернется обратно к Дорис Зиммерман.

Когда Кэсси встретилась со своей соседкой по комнате в общежитии, первым ее желанием было убежать обратно домой. Типичный случай: из огня да в полымя. В маленькой комнатке – две узенькие кроватки, на одной из которых полуголая Джиджи Гарсиа с неизменной жевательной резинкой во рту. Когда Кэсси вошла, та весело помахала ей и засмеялась:

– Привет, блондинка. Что, не узнаешь?