"Пять лет среди евреев и мидовцев" - читать интересную книгу автора (Бовин Александр Евгеньевич)ИЮЛЬ-92Правительству Рабина пришлось начинать в сложной обстановке. С одной стороны, а за этой «стороной» была половина израильтян, от Рабина ждали крутых перемен, выполнения заявленной программы (включая реанимацию переговоров с арабами, пересмотр национальных приоритетов с их ресурсным обеспечением, улучшение качества жизни). С другой стороны, а за ней была тоже почти половина Израиля, довлело наследие ликудовцев, ограничивала ситуация, которую нельзя было изменить за несколько дней и даже недель. Один пример. Правительство Шамира вложило огромные деньги в создание и обустройство поселений, освоение «контролируемых территорий». Рабин поставил задачу резко сократить поток денег на территории, направить финансы на решение проблем в самом Израиле. Но строительство было в самом разгаре, его невозможно было прекратить. И, следовательно, переадресовка денежных потоков, перераспределение ресурсов откладывались на неопределенное время. Кто-то из журналистов сравнил правительство Рабина с поездом, у которого сменили паровоз. Поезд — даже с новым паровозом — стоит на старых рельсах, на прежней железнодорожной колее и не может свернуть с нее, поехать в другую сторону. Для этого сначала надо уложить рельсы в новом направлении. Что требует и времени, и преодоления сопротивления мощных политических сил, которые вовсе не хотят сворачивать на новую колею. 16 июля — посещение «черкесской» общины. Ставлю кавычки, поскольку и в Израиле, и в окрестных странах черкесами называют всех, кого царская власть вышвырнула с Кавказа в середине XIX века за нежелание «добровольно» присоединиться к России. Это были представители разных народностей. Они расселились по всему Среднему и Ближнему Востоку. Из «черкесов» — прекрасных воинов, верных людей — нередко формировалась придворная гвардия, элитные воинские части. Но основная масса продолжала заниматься своим извечным делом — обрабатывала землю. Именно это делали «черкесы», обосновавшиеся в Палестине и перешедшие «по наследству» к Израилю. Израильские «черкесы» на самом деле — адыги. Их примерно 2500 человек (две «деревни»). Добротное сельское хозяйство. Мусульмане. Лояльные граждане Израиля. Служат (в отличие от арабов) в армии. В школе дети изучают четыре языка — иврит (язык страны), арабский (язык Корана), английский (язык мира) и адыгейский (родной язык). В честь российских дипломатов (нас было трое) в «столице» израильских адыгов Кфар-Каме был дан концерт самодеятельности. Шашлыки жарили на берегу Тивериадского озера, ибо на территории общины действует «сухой закон». Лидер общины Тахуаго Яхья с нажимом говорил о том, что наконец-то после векового перерыва начинают устанавливаться связи с Адыгеей, с Майкопом. Но мешают всяческие бюрократические препоны. Яхья вручил мне послание на имя президента Ельцина, в котором адыги просили помочь им наладить устойчивые, постоянные контакты с родной землей. Разумеется, послание было незамедлительно отправлено адресату с рекомендацией пойти навстречу общине. Ответ так и не пришел. Несколько раз Яхья приезжал в посольство, спрашивал. Мне было стыдно… 17 июля в «Новостях недели» появилось мое интервью с Лазарем Дранкером. — Если Вы не против, я хотел бы коснуться личности самого посла. Ваша персона не укладывается в традиционные рамки… — Это естественно. Я вешу 130 кг. Уж какие тут рамки… Средний вес посла значительно ниже. — Галстук не носите, в гольф не играете, верховой ездой не балуетесь… — С лошадью проблема. Учитывая мой вес, жалко будет арабского скакуна… А привозить орловского битюга из России — накладно. — Если быть точным, Вам и орловский не годится. Владимирский тяжеловоз был бы самым подходящим… Что же касается Вашего образа жизни в Израиле, говорят, Вы проявляете чрезмерный интерес к русскоязычной публике. Я слышал, что Вы даже получаете письма от репатриантов, в которых они просят помочь им получить амидаровскую квартиру. Почему Вам интереснее общаться с бывшими соотечественниками, чем, скажем, с коллегами по профессии? — Почему же интереснее? Я стараюсь общаться с разными слоями общества, министрами, дипломатами, журналистами, потому что нет ничего интереснее людей. Чтобы хорошо узнать эту страну, надо бывать на всех ее «этажах». С «нашими» мне, разумеется, легче, здесь все мы — «русские». Общение с разными группами людей, которые по-разному видят Израиль, помогает мне создать объемное, стереоскопическое изображение страны. Что касается просьб, с которыми ко мне обращаются репатрианты, но далеко не всегда могу помочь. Нет у меня ни квартир, ни рабочих мест. Ни денег. Но стараюсь успокоить тех, кому на первых порах здесь трудно. Поговорим, подушевничаем, и, может быть, станет человеку легче. К сожалению, мне часто приходится пользоваться словом «совланут» (терпение), которое многим репатриантам сильно надоело. Но я все-таки его повторяю… Я говорю им: вы изменили всю свою жизнь, вы с кровью оторвались от одной страны и с кровью прирастаете к другой. Это больно. — … А хобби у Вас есть? — Я собираю ощущения. Они не занимают много места, они всегда со мной и не надо заботиться об их сохранности. Собрал большую коллекцию ощущений. — … Я вижу у Вас около стола лежат две гантели. Это для зарядки? — Вы должны были заметить, что ни у меня, ни у посольства — в отличие от многих других послов и посольств — нет никакой охраны. Так что эти гантели призваны обеспечить мою безопасность. — В том смысле, что можно и гантелей? — Только в экстремальных случаях…» В Израиле по понятным причинам всегда болезненно реагировали на антисемитские выходки в России. После нескольких неприятных разговоров на эту тему посольство решило направить в МИД специальное письмо на эту тему. К сожалению, — писали мы, — борьба против антисемитизма идет у нас непоследовательно, половинчато, с большими недоговорками. Процветает «Память», выходят антисемитские издания, активно действуют группы, клеймящие — «жидо-масонский» заговор. А мы как бы «забываем» о законах, объявляющих уголовным преступлением разжигание национальной вражды. В Израиле очень внимательно следят за всем этим и делают соответствующие выводы. Из истории известно, что власти часто использовали «свободу антисемитизма» для сбрасывания паров народного недовольства. Хотелось бы надеяться, что наша новая власть еще недостаточно цинична для этого. Кажется, мы уже поняли: каждый человек волен жить там, где хочет. Но когда здесь, в Израиле, чуть ли не везде сталкиваешься с «нашими» учеными и артистами, программистами и врачами, учителями и инженерами, да и просто с толковыми, знающими, энергичными людьми, которые могли бы принести много пользы России, становится обидно. Давайте спросим себя — почему уезжают евреи? Убежденных сионистов, религиозных фанатиков вынесем за скобки. Их и было-то не очень много, а сейчас практически совсем нет. Мотивация основной массы эмигрантов была другой. До перестройки — несвобода, политический гнет, невозможность реализовать себя не только как homo politicus, но и как homo economicus. После перестройки — резкое падение уровня жизни, повсеместный рост преступности, угроза гражданской войны, отсутствие сколько-нибудь обнадеживающих перспектив. Но в обоих случаях мотивировка осознавалась и вызревала на фоне явного или скрытого антисемитизма. В застойные и дозастойные годы антисемитизм выступал как тщательно скрываемая, но фактически официальная политика партии и государства. В перестроечные и постперестроечные годы — как устойчивая, «корневая» установка значительной части бюрократии, широких «низов» и даже «патриотической» интеллигенции. За последнее время произошли значительные изменения. Антисемитизм как государственная политика исчез. В разных формах возрождается еврейская национальная культура. И все же, как уже говорилось выше, остается впечатление половинчатости, какой-то «стеснительности», когда речь идет о необходимости официального осуждения антисемитизма, официальной — публичной, гласной — борьбы против антисемитизма. Но жажда лучшего будущего неизбывна. Даже половинчатая, вихляющая политика сказывается на настроениях людей. Материальные факторы создают неустойчивое равновесие: за выезд в Израиль — хаос у нас, против — отсутствие жилья и работы у них. И если в последнее время выбор все чаще делается «против», если заметно уменьшается количество евреев, уезжающих из России в Израиль, то решающую роль тут играет, по-моему, рост — пусть медленный, пусть непоследовательный — враждебных антисемитизму настроений в общественной атмосфере. В Израиле понимают это. В Россию, в бывшие республики Советского Союза хлынули многочисленные израильские эмиссары, вербующие евреев для отправки на «историческую родину». Вербуют под лозунгом: «В России для евреев нет будущего!» И наша пассивность, наша «застенчивость» играют на руку агитаторам из Израиля. Есть старые, испытанные способы решения подобных проблем. Можно было бы ограничить деятельность указанных агитаторов. Можно было бы организовать перепечатку в нашей прессе материалов из израильских газет о колоссальных трудностях абсорбции. Но цель не оправдывает средства. Еще одна ссора с Израилем невыгодна нам ни в каком отношении. Она снизит наш международный «рейтинг». Она вытолкнет из России толковых, умеющих делать дело людей. Существует только один способ сразу убить двух зайцев (предотвратить новое массовое бегство евреев из России и сохранить прочные отношения с Израилем) — бой с антисемитами. Игра в поддавки тут ничего не даст. Компромисс с черносотенными подонками — значит отступление, потакание им. Вряд ли нужно стыдиться защищать Конституцию, защищать демократическое будущее России. Наступление на антисемитизм — требование не только политики, но и совести каждого порядочного человека. МИД промолчал. Впоследствии председатель комитета Верховного Совета РФ С. А. Ковалев говорил мне, что мое послание послужило одним из поводов для парламентских слушаний по антисемитизму. Но мало что изменилось. Тема антисемитизма в России (равно как и тема Ирана) преследовала меня постоянно. И столь же постоянно служила (и до сих пор служит) источником недоверия к России, к намерениям и политике российских властей. 26-28 июля в Израиле находился с рабочим визитом мой непосредственный начальник Виктор Викторович Посувалюк. Он тогда занимал пост руководителя Департамента Среднего и Ближнего Востока и Северной Африки. Приезд начальства всегда несколько возбуждает посольство. В данном случае главным было — организовать беседы Посувалкжа на достаточно высоком уровне. Чем выше — тем лучше, разумеется. Закавыка была в том, что у самого Посувалюка в те времена чин был не очень высокий. Но мы расстарались, и Посувалюка принял министр иностранных дел Перес. В общем Посувалюк остался доволен. Затащил я его в мое любимое кафе на Дизенгофе. Пили прекрасный местный рислинг и налаживали отношения. Он втолковывал мне всякие премудрости посольской и мидовской жизни. Кажется, читали стихи. Потом мне много раз приходилось встречаться с Виктором Викторовичем в разных ситуациях. Человек он компанейский. Сочинял песни и сам исполнял их, аккомпанируя себе на гитаре. Умен. Хорошо знает арабский Восток. Встречи с Арафатом всегда сопровождались объятиями и поцелуями. По-моему, мы понимали друг друга. Иногда мне казалось, что он хитрит, не хватало искренности, открытости… Однако я вносил поправочный коэффициент на долгие годы пребывания в МИДе. И патология не выходила за пределы нормы. Когда мы с Посувалюком были у Переса, я передал министру письмо Г. Попова, в котором предлагался проект опреснения морской воды. Если отвлечься от арабов, то для Израиля пресная вода — проблема № 1. В Израиле — хронический и огромный дефицит пресной воды. И это при том, что расчетная норма потребления воды на человека минимальна — 200 литров в сутки (в Европе — более 1000 литров). Около трети потребляемой воды дает озеро Кинерет. Около двух третей поступает из подземных водоносных пластов. Однако подземные резервуары далеко не бездонны. А многие реки, питающие Кинерет, берут начало за пределами Израиля. Что чревато… Как это ни покажется странным на непросвещенный взгляд, Израиль богат осадками. В среднем в год небеса дают до 10 млрд. кбм., а в дождливые годы — до 16 млрд. кбм. осадков. То есть в 3–5 раз больше, чем нужно. Но чтобы использовать этот дар небес, нужна полномасштабная система управления ливневыми водами. Ее же нет. И, похоже, толком ею никто не занимается. Остается опреснение морской воды. В середине 90-х в мире уже действовали более семи с половиной тысяч опреснительных установок, из них — две трети на Ближнем Востоке. Из этих двух третей почти половина — в Саудовской Аравии: вот уж воистину страна по переработке нефти в воду! Опреснение морской воды — дело очень дорогое, да еще и с туманными экологическими последствиями. Но разговоров вокруг в Израиле велось много. Участвовала в этих разговорах и Россия. Поначалу мы предлагали израильтянам проекты с использованием ядерной энергетики (в основе — наши установки с подводных лодок). Но энтузиазма этот проект не вызвал. Особенно, видимо, после Чернобыля. Второй проект предлагал многоцелевую экологически чистую систему опреснения морской воды с отбором ценных минеральных компонентов и получением электроэнергии. По расчетам, эта система должна была полностью удовлетворить потребности Израиля в пресной воде и позволить экспортировать воду в соседние страны. Обо всем этом и писал Г. Попов господину Пересу. Далее для меня история кончилась и началась работа. Ходил по разным кабинетам, включая кабинет Рабина. Но — тщетно. Все застревало где-то в бюрократическом болоте. За «мои» пять с половиной лет не удалось реализовать ни один крупный российско-израильский проект. Причины разные. В основном — «объективные». Но почему-то провал с проектом опреснения сидит где-то внутри меня как личное поражение. Наверное, потому, что уж больно он мне нравился — своей цельностью, техническим изяществом… 29 июля в Иерусалиме был открыт памятник жертвам советского режима. Открытие было приурочено к 40-летию расстрела руководителей Еврейского антифашистского комитета. Не помню уж по каким причинам, но я не смог приехать в Иерусалим. Написал и опубликовал небольшую статью. Она называлась «Я плачу вместе с вами». «Сорок лет назад — 12 августа 1952 года — по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР были расстреляны выдающиеся деятели еврейской культуры, руководители Еврейского антифашистского комитета. Еще одна кровавая страница среди тысяч таких же страниц советской истории… Мне, человеку, чья жизнь прожита в Советском Союзе, мучительно трудно об этих страницах говорить. Но говорить нужно. Я не был палачом и не был жертвой. Но я был частью, неотъемлемой частью того большинства, молчание которого сделало возможным появление палачей и жертв. И теперь, обращая душу к ужасам прошлого, сопереживая с мучениками и сочувствуя несчастным, ведя диалог с собственной совестью, я делаю это не только для того, чтобы склонить голову перед памятью невинных жертв, не только для того, чтобы вновь и вновь проклясть палачей, но и для того, чтобы ни я сам, ни дети мои, ни мои внуки никогда больше не молчали… Как ни ужасна правда, которая открыта нам, правда, которая еще не открыта, вернее, открыта не полностью, наверное, во сто крат ужаснее. Судя по тому, что мы знаем, речь шла не только об уничтожении еврейской элиты, а о том, чтобы уничтожить или заключить в огромные гетто всю еврейскую общину Союза. Злодейское убийство великого артиста Михоэлса, хладнокровная ликвидация лидеров и активистов Еврейского антифашистского комитета, духовный погром еврейской интеллигенции под флагом борьбы с «безродным космополитизмом», позорное «дело врачей», ориентированное на возбуждение массового, низового юдофобства, — таковы мрачные вехи на пути к всееврейскому геноциду. К счастью, умер Сталин. Но, к несчастью, посеянные им, — если бы только им! — семена зла продолжают прорастать и ныне. Но ныне, слава Богу, иные времена, и цветы зла обречены. Сталинский террор не имел национальной основы. Гибли русские, гибли украинцы, гибли грузины. Свой жертвенный список имеет каждая нация, каждая народность бывшей империи. Но евреям не легче от этого. Каждый народ имеет «право» громче плакать на могилах своих сыновей и дочерей. Я представляю Россию. Но я представляю ее в Израиле. Поэтому в этот трагический день я плачу вместе с вами, люди Израиля, и прошу вас — простите… Я представляю Россию. Но я представляю новую, демократическую Россию. Поэтому я убежден, что такая Россия будет не мачехой, а матерью для всех евреев, которые поверят ей. Обязательная суета посольской жизни не позволила мне присоединить свой голос к голосам тех, кто 29 июля в Иерусалиме принимал участие в открытии памятника жертвам советского режима. Сегодня я делаю это». Через несколько дней «Правда» обругала меня. Цветы зла продолжали прорастать… |
||
|