"Дар" - читать интересную книгу автора (Дуглас Кирк)

Глава XIII

Сжавшись в комок на заднем сиденье автомобиля, Патриция обхватила колени руками и высоко подобрала ноги. Ей было наплевать на то, что чудовищная грязь Ногалеса, оставшаяся на подошвах, пачкает ей брюки. Почти всю дорогу до фермы она проплакала. Водитель несколько раз встревоженно смотрел на нее в зеркало заднего обзора, а однажды даже спросил. «Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, мисс Деннисон?» Но она только покачала головой, смаргивая слезы. Миссис Спербер уверяла ее в том, что она сильный человек, но сама Патриция понимала, насколько ошибочно такое мнение-то, что она только что сделала, свидетельствовало о ее слабости, о ее чудовищной слабости, и она ненавидела эту слабость, ненавидела самое себя.

Но вот опухшими от слез глазами она увидела вдали очертания фермы. Почки на деревьях были готовы вот-вот распуститься. Первая нежная травка покрывала луга, превращая их в изумрудного цвета ковры Патриция видела, как дряхлые лошади жадно лакомятся молодой травой. И у нее вырвался вздох облегчения. Она вернулась домой.

Таксомотор принялся носиться бешеными кругами, высоко подпрыгивая и приземляясь на все четыре лапы, пока машина тормозила на дворе. Как только Патриция вышла наружу, пес бросился к ней, сшиб наземь и принялся лизать ей лицо. Смеясь, она поднялась на ноги и велела ему отправляться в дом. Водитель в это время выгружал багаж.

Она открыла дверь в кухню, крикнула: «Лаура!» – и, пораженная, застыла на месте. Грязная посуда горами вздымалась в раковине, пустые бутылки из-под спиртного и переполненные окурками пепельницы были буквально повсюду – на полках и на столах. На обеденном столе валялся недоеденный сэндвич, над ним роились мухи. «О Господи, – подумала она, – значит, Лаура опять взялась за свое».

Патриции не терпелось обойти всю ферму. Она бросилась наверх переодеться, по дороге схватила с ручки кресла спящую Фебу и осыпала ее мордочку поцелуями. На площадке она остановилась перед «Звездолазом» – теперь ей было известно, что картину написала возлюбленная отца. Она испытала легкий укол ревности – а впрочем, с какой стати? Каждому хочется, чтобы его любили. А тебе, папочка, наверняка пришлось нелегко: мамочка умерла, я осталась всецело во власти Дж. Л. Как жаль, что нам не удалось сойтись поближе! Она грустно улыбнулась, не отрывая взгляда от картины. Но зато здесь ты останешься навсегда, взбираясь вверх и глядя только вперед, никогда не оглядываясь. Ты хочешь повесить эту звезду ради меня.

Она услышала какой-то шум в студии. Дверь распахнулась, и перед ней предстала Лаура – в ночной рубашке и вообще в весьма расхристанном виде.

– Лаура! – Патриция обняла подругу. – Как я рада увидеться с тобой!

– Я по тебе, детка, тоже скучала. От Лауры разило алкоголем.

Патриция слегка отстранилась и укоризненно посмотрела на нее.

– Ты ведь обещала бросить пить!

– Но без тебя мне стало так одиноко! – Лаура тяжело потрясла головой. – О Господи, просто раскалывается. Надо сварить кофе.

Оперевшись о руку Патриции, она стала спускаться по лестнице.

– А что ты здесь, собственно, делаешь? Я думала, ты поедешь в Нью-Йорк.

– Я там и была. Говорила с Хорейсом Коулменом. Это просто чудовищно!

– А что случилось?

– О Господи! – голос Патриции задрожал, когда она вновь подумала о происшедшем. – Я приехала поговорить с ним о судьбе несчастных в Ногалесе – но просто сломалась в ходе беседы.

– Детка, как это на тебя похоже! Всегда стараешься всем помочь. А я-то надеялась, что эта история с доктором научит тебя кое в чем разбираться.

– Лаура… пожалуйста, не надо… Об этом и так-то противно вспоминать. Мне хотелось сделать что-нибудь по-настоящему достойное, хотелось быть сильной. И вот – такой провал.

– Ну-ну, детка, возьми себя в руки… Все будет в порядке. Пусть совет директоров занимается своим делом – а ты держись от всего этого подальше.

– Дядя Хорейс полагает, что для меня было бы лучше всего продать компанию – избавиться от этого бремени раз и навсегда. И он, наверное, прав: он ведь разбирается в таких делах куда лучше, чем я. Все это – выше моего понимания.

– Что ж, тогда тебе лучше последовать его совету.

– Я понимаю, но тем не менее… Лаура, почему мне не удается настоять на своем, хотя я твердо уверена в том, что правда на моей стороне? А я все всегда ухитряюсь испортить. О Господи, я ухитряюсь испортить все, за что ни возьмусь!

– Это неправда! – Лаура обняла Патрицию. – Ты делаешь свое дело на этой ферме! Ты замечательно позаботилась о моем Тумане. Ты спасла мне жизнь тем, что взяла его к себе. Так что не больно-то сокрушайся!

Патриция в знак признательности потрепала ее по плечу.

– Ты всегда умеешь меня утешить. Лаура, не будь у меня этой фермы… не знаю… наверное, я бы сошла с ума!

Она обескураженно улыбнулась.

– Ну, главное, что ты сейчас вернулась. А здесь твой дом, твое место. Оседлай Спорта, поезди по окрестностям, развейся, это пойдет тебе на пользу, а пока суть да дело… – Лаура расхохоталась. – Я тоже постараюсь привести себя в порядок. – Она подошла к раковине, сполоснула чашку и наполнила бурой жижей, явно уже довольно долго протомившейся на огне. Сделала большой глоток. – Ух ты! Именно то, что мне было нужно. – Затем, поймав взгляд Патриции, которая по-прежнему не могла свыкнуться с чудовищным беспорядком, Лаура поспешила добавить. – Да, ничего не скажешь, полный бардак. Но знала бы ты, как трудно управляться без Кончи!

– Понятно-понятно. А что – от нее есть известия?

– Да, она звонила. Сказала, что до ближайшего телефона ей приходится ходить пешком по пять миль. Ее сестре пока не стало лучше.

– Вот беда, так беда.

Патриция взяла со стола стопку грязных тарелок.

– Нет-нет, не смей и не думай! Я этот бардак устроила, я его и ликвидирую. А ты отправляйся к своим лошадкам.

Патриция благодарно поцеловала Лауру.

– Ты лучше всех на свете!

Патриция прихватила из холодильника несколько морковок и поспешила в стойло. Харпало вяло и равнодушно сжевал их; он выглядел одиноким и заброшенным; соседнее стойло, предназначенное Ультимато, пустовало. Она дала пару морковок Спорту и, повинуясь внезапному порыву, обняла его за шею.

– Пошли, Спорт, покатаемся!

Она надела на него уздечку и без седла вскочила на спину коню. С дороги она так и не переоделась, но сейчас ей было все равно. Таксомотор радостно сновал рядом – все наконец-то начало возвращаться на свои места.

Патриция галопом неслась по лугам, остро ощущая весеннюю свежесть воздуха. Как замечательно все-таки вернуться домой! Она объехала вокруг кладбища, потом помчалась на вершину холма, с которой открывался вид на всю ферму, – и как раз в это мгновение заметила «джип» почтальона, трясущийся вверх по проселку. Внезапно Патриция похолодела. Сколько раз она с нетерпением дожидалась прибытия почты, надеясь получить письмо от Тома. А сейчас сама мысль о том, что надо выгребать содержимое из почтового ящика, вызывала у нее отвращение. Но почтальон тоже заметил ее и призывно помахал рукой, в которой была зажата целая стопка писем. Он думал, что она сразу же помчится к нему за письмами, и поэтому притормозил. Патриция нехотя поехала вниз по склону.

– Рад, что вы вернулись, мисс Деннисон, – поприветствовал ее почтальон.

– Как поживаете, мистер Колоски?

– Прекрасно, просто прекрасно. Но мы скучали по вам, особенно мой малыш Джимми. Ему очень нравятся эти странные ливанские марки, которые вы ему отдаете.

– Вот как? Что ж, возможно, для него найдутся и какие-нибудь другие.

– Например, такие? Он показал ей конверт.

Патриция немного подумала. Она ведь больше и слышать не хотела о Томе. Она посмотрела на конверт. Марки были португальские – такие ни с чем не спутаешь.

Она отклеила марки, сердце ее при этом бешено билось.

– Огромное спасибо, мисс Деннисон. Джимми с ума сойдет от счастья, когда увидит их.

Держа конверт в руке, она села на Спорта, дождалась, пока скроется из виду «джип» почтальона, затем, затаив дыхание, вскрыла конверт.

Текст письма просто ошарашил ее:

«Я не конокрад! Вы выгнали меня – и у вас не хватило учтивости даже на то, чтобы сделать это лично. Вы поручили это мисс Симпсон. Поскольку условия нашего контракта вами нарушены, у меня появилось право забрать обоих коней. Но я оставил вам Харпало».

Подпись была неразборчива – Мигель явно расписался в минуту страшного гнева.

Патриция послала Спорта в галоп и подъехала к склону холма, где уже приведшая себя в порядок Лаура кормила Тумана морковкой.

– Как ты спешишь, детка!

– Лаура! Ты что – уволила Мигеля?

– Да.

– Уволила? Но с какой стати?

– Потому что ты мне это поручила.

– Что за вздор!

– А ты что – не помнишь? Ты велела мне передать ему, что в его услугах здесь больше не нуждаются.

– Я тебе велела?

– Да, как раз перед тем, как улететь в Швейцарию.

– Ты меня, должно быть, не так поняла. Я вообще не помню, чтобы мы с тобой об этом разговаривали.

– Да уж, не сомневайся.

Патриция в недоумении посмотрела на нее.

– Детка, а ты уверена, что тебе не стоило погостить в санатории еще немного?

– Нет-нет, со мной все в порядке, – с отсутствующим видом пробормотала Патриция и послала Спорта в обратный путь.

Тяжелым шагом приближаясь к арене, Мигель размышлял о том, как резко изменилась вся его жизнь за последнюю пару недель. Пауло пока оставался в больнице, хотя врачи намеревались вскоре выписать его, чтобы несколько месяцев, которые ему еще оставались, он мог провести в более комфортабельных домашних условиях. Рак желудка оказался чересчур запущенным – начинать химиотерапию уже не имело никакого смысла. На него порой по-прежнему накатывали приливы энергии и, оставаясь на больничной койке, он упрямо настаивал на том, что ему необходимо продолжать занятия с учениками. Но врачи предупредили Мигеля, что его отца не следует и близко подпускать к конюшне.

Этот великий человек, научивший Мигеля всему, что тот знал о лошадях, уже никогда не сядет в седло. По сравнению с этим, даже потеря ноги казалась неизмеримо меньшим несчастьем.

Скольких людей научил Пауло Кардига волшебному искусству танца верхом на лошади! У него был свой стиль – имя великого Пауло было известно в самых отдаленных уголках Португалии, любители верховой езды во всем мире знали и чтили его. Этот человек сумел добиться всего, о чем мечтал, – сумеет ли сам Мигель когда-нибудь сказать о себе то же самое?

Но времени на тягостные размышления у Мигеля уже не оставалось: его поджидала группа начинающих. Мигель сел на Ультимато и щелкнул длинной плетью. «Поехали!» – скомандовал он так громко, что маленькая девочка-француженка едва не вывалилась из седла. Мигель состроил гримасу; эта девочка в плане конного спорта была безнадежна, никому из инструкторов не удалось научить ее чему-нибудь путному – даже Филипе, который умел втолковать все, что нужно, даже самым бездарным ученикам.

Мигель был преисполнен решимости взять на себя всю ответственность за судьбу школы верховой езды. Он раскаивался в том, что так долго старался всеми правдами и неправдами уклоняться от этого и пытался подавить тревогу, что связанные с этим нагрузки помешают ему должным образом подготовить Ультимато к выступлению в бое быков; но все же конь делал быстрые успехи.

В прошлое воскресенье, прицепив грузовик к «феррари» Эмилио, они поехали в деревню, чтобы провести учебную игру с той самой телочкой.

Кровь весело заструилась по жилам Мигеля, когда он увидел и почувствовал, с какой легкостью, граничащей с презрением, уворачивается Ультимато от бодливой игруньи.

Мысленно прокручивая эту почти шуточную репетицию предстоящей корриды, Мигель отвлекся от учеников на арене и очнулся только, когда один из помощников схватил его за руку.

– Вас к телефону, сеньор Кардига.

– Не сейчас, – рявкнул Мигель.

– Дама, которая звонит, утверждает, что это крайне важно.

Опять Исабель. Узнав о том, что произошло с Пауло, она принялась названивать чуть ли не ежедневно, предлагая Мигелю свои утешения. Он не раз пытался объяснить ей, чтобы она оставила его в покое, но Исабель не желала униматься и использовала малейший повод, чтобы преследовать его.

– Я ведь уже говорил: не смей прерывать мои уроки! – обрушился Мигель на помощника.

– Прошу прощения, сеньор, но дама сказала, что звонит из Америки.

– Кто такая?

– Сеньора Деннисон.

Мигель подогнал Ультимато к борту арены и в четыре прыжка преодолел расстояние до настенного телефона.

– Алло!

Патриция сразу же отозвалась:

– Мигель?

– Да!

Его голос, заглушая гудение международных линий, звучал грубо.

– Я не вовремя?

– У меня идет занятие.

– Ох, прошу прощения… Я перезвоню попозже.

– Да нет, я слушаю.

Патриция благодарила судьбу за то, что Мигель не видел, как у нее сейчас полыхают щеки.

– Я только что получила письмо…

– Вот и прекрасно!

– Мы… ах… словом, тут вышло недоразумение. Мы друг друга не поняли.

Он промолчал.

– Я… мне только хотелось бы извиниться… За неверное сообщение, переданное Лаурой Симпсон.

– Неверное? Что это должно означать?

– О Господи… Я не так объяснила… Я… Мне только хотелось сказать: очень жаль, что вы покинули ферму.

– Но вы же меня выгнали!

– Нет-нет, я не выгоняла. В том-то и ошибка. Мисс Симпсон неправильно меня поняла. Наверное, я не совсем точно изложила ей свои пожелания… и…

– Значит, ошиблись вы, а не мисс Симпсон? Патриция деланно рассмеялась.

– Выходит, что я. Видите ли, я тогда была страшно взволнована, потому что в ту ночь разорвала свою помолвку.

– Ах, вот как! Ну что ж, мои соболезнования. Нет, я в самом деле за вас огорчен.

Голос Мигеля звучал уже далеко не так сурово.

– Надеюсь, что с вашей невестой вам повезло больше.

– Какое совпадение – если можно так выразиться.

– Что вы имеете в виду?

– Я с нею тоже порвал.

– Ах ты, Господи. – В голосе у Патриции было ровно столько сочувствия, сколько ей удалось с трудом из себя выдавить. Но она была рада тому, что Мигель, судя по всему, не слишком убит горем. – Но, знаете ли, вы задолжали мне два месяца уроков.

– Это совершенно справедливо, и я переведу вам деньги.

– Нет-нет… Мне хочется продолжить занятия!

– Но я не могу вернуться в Штаты. Мой отец болен, и на меня возложено руководство учебным центром.

– Но, может быть, я смогу приехать к вам.

– Да-да, приезжайте в Лиссабон и продолжим наши занятия здесь.

Патриции оставалось только надеяться, что по линии международной связи не было слышно, с каким облегчением она вздохнула.

– Что ж, – произнесла она затем, – хотя и ненадолго, но я смогу приехать.

– И когда же вас ждать?

– Как насчет послезавтра?

– Великолепно.

Мигель повесил трубку, вскочил на Ультимато, поехал по кругу, и изумленные ученики увидели, как их, казалось бы, трезвый учитель разъезжает по арене, горланя веселую песню.

Эш и Роузмонт едва успели рассесться по местам, как Хорейс Коулмен, с непривычно бодрым выражением на лице, поспешил объявить им:

– Знаете ли, друзья мои, Патриция все-таки оказалась благоразумной девицей, и нам, возможно, удастся избежать утомительной процедуры признания ее недееспособной.

Эш бросил на него взгляд, означающий: «Не могу поверить собственным ушам».

Роузмонт также отнесся к услышанному весьма скептически.

– Но послушай, Хорейс, мы же пришли к выводу, что это единственный путь сохранения контроля над корпорацией. Зачем же нам теперь от этого отказываться?

– Тед, я не сказал, что мы должны отказываться. Я сказал, что нам, возможно, удастся избежать этой процедуры. Появился другой путь.

– И в чем же он заключается?

– Запасной вариант. – Коулмен, медленно переводил взгляд с одного компаньона на другого и казался им загадочным Буддой. – Выкупить контрольный пакет акций корпорации.

Эш и Роузмонт уставились на него в полном недоумении.

– Ты тоже, спятил, Хорейс? – поинтересовался Эш.

– Думаю, что девица созрела для того, чтобы продать свою долю.

– Ты имеешь в виду всю ее долю? – Роузмонт почтительно понизил голос. – Пятьдесят два процента акций?

– Коулмен кивнул.

– И она поднесет нам компанию на серебряном блюдечке?

– Вот именно.

Эш хмыкнул.

– Ничего не скажешь, благоразумная девица. Роузмонт принялся чертить по воздуху эмблему доллара.

– А деньги-то мы откуда возьмем? Послушай, Хорейс, речь идет об изрядной сумме, не так ли?

– Джентльмены, собрать деньги под залог имущества не составит труда. Все это можно провернуть, скрепить подписью и печатью и разложить по полочкам менее чем за полгода.

– Однако! – вырвалось у Эша.

– Ну, и сколько же ты собираешься ей предложить? – спросил Роузмонт.

– Нынешнюю биржевую цену – шестьдесят три доллара за акцию.

– Лихо! Акции ведь на самом деле стоят куда дороже, – с почтением в голосе произнес Эш.

– А она продаст и за меньшую сумму, – сказал Коулмен.

– Что ж, тогда давай заплатим ей меньшую. Коулмен смерил Эша презрительным взглядом.

– Вот тогда ты и объяснишь это Федеральному экономическому совету. Передача имущества в таких масштабах будет самым тщательным образом проанализирована.

– Но почему ты решил, что она пойдет на это? – пропищал Эш.

Коулмен описал в воздухе указательным пальцем круг, а затем постучал себя по лбу.

– Потому что она хочет прославиться на поприще благотворительности – и, как я уже сказал, черт с нею. Пусть строит больницы, которые ей вздумается, пусть хоронит в ящиках дохлых лошадей… словом, делает все, что хочет.

– Ты прав, Хорейс. – В голосе Эша послышалось злорадство. – Доставим девушке удовольствие.

Коулмен откинулся в кресле.

– В моем возрасте очень вредно не спать ночами, дрожа от страха перед тем, какой еще номер пожелает отколоть безумная наследница состояния.

– Ты изумительно придумал, Хорейс. – Роузмонт подошел к стенному бару, достал бутылку шампанского, откупорил ее. – Полагаю, что нам следует выпить за твой гений.

Он наполнил бокалы, но прежде чем компаньоны успели выпить за здоровье одного из них, по внутренней связи зазвучал голос секретарши:

– Мистер Коулмен, пришла мисс Симпсон. Роузмонт скорчил гримасу.

– Надеюсь, теперь-то мы в состоянии обойтись без этой поганой алкоголички.

– Давай, давай, Хорейс, – подзадорил Эш. – Хочу посмотреть, как ты вышвырнешь ее отсюда пинком под зад.

– Погодите-ка, – успокоил их Коулмен. – Полегче на поворотах. Она еще может понадобиться нам для подстраховки. Я не собираюсь разрушать ни одного элемента основного плана до тех пор, пока у меня в заднем кармане не окажутся сертификаты акций. – Он нажал на кнопку. – Впустите ее.

Лаура вошла и сразу же уставилась на открытый бар.

– Просто непорядочно, парни, с вашей стороны выпивать без меня. – И она налила себе изрядную дозу шотландского виски. Коулмен с отвращением посмотрел на нее.

– Что вы для нас припасли, мисс Симпсон?

– Просто хочу поведать вам, что ваша леди Жучок вылетела из своего жукотория.

И она отхлебнула из стакана.

– Вы пьяны? Что вы такое несете, – заорал Коулмен.

– Как мы уже и говорили, семейный самолет держит курс на Лиссабон. И малышка на его борту.

– Ах ты, дьявол! – взвизгнул Эш. – А я собирался завтра слетать в Палм-Спрингс на турнир по гольфу.

Коулмен презрительно посмотрел на него.

– Ну, а почему именно в Лиссабон?

– В школу верховой езды.

– Вот, что ей нужно! Еще одну лошадку! – хмыкнул Эш.

– Она не за лошадью туда отправилась, а за мужиком! – поведала Лаура, расплескивая виски по зеркальной поверхности столика.

Тед Роузмонт, моргнув, уставился на Лауру.

– За мужиком? Это еще кто такой?

– Да, тот иностранец… у которого одна нога.

– Что? – хором выдохнули Эш и Роузмонт.

– То-то и оно. Она преисполнена решимости выйти замуж, чтобы наконец от вас, голубчиков, избавиться.

– Ладно, ваш сарказм в данном случае неуместен. – Коулмен поднялся с места и отобрал у нее стакан. – Но продажа контрольного пакета расставит все по своим местам.

– Ну, на этот счет мне ничего не известно.

– На какой еще счет вам ничего не известно?

– Насчет контрольного пакета – вы ее ужасно расстроили, Хорейс. Бедняжка вернулась домой вся в слезах. Возможно, она выйдет замуж и все перерешит по-своему.

– Это уж ваше дело – обеспечить, чтобы ничего подобного не произошло.

– А как прикажете обеспечить? Прыгнуть в постель вместе с ними?

– Ну, здесь уж решайте сами.