"Месть королевы" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

5. ЕЩЕ ОДНО ИЗГНАНИЕ

Не все так уж хорошо шло и у Ланкастера. Он был Президентом Совета – вторым, а вернее, первым лицом в стране, но люди жаловались, что он плохо правит ею. В самом деле: взял на себя командование армией, воюющей с шотландцами, однако дела на границе не улучшались, а брат Роберта Брюса продолжает править в Ирландии, объявив себя ее королем; голод, засуху, наводнение Ланкастер тоже не сумел преодолеть. Так что же доброго, спрашивается, он сделал для народа? Осуждал и корил короля, а сам не лучше, чем тот. Если не хуже. Не пора ли от него избавиться?..

Так, во всяком случае, считали уже многие, в том числе Джон Уоррен, граф Сурея и Сассекса, который был вполне готов переметнуться на сторону короля для выполнения этой цели.

Правда, Уоррена нельзя было назвать идеальным союзником ни для одной стороны: его мнения и привязанности менялись в зависимости от того, что было выгодней в данную минуту ему самому. В свое время он возненавидел Гавестона – особенно после того, как тот нанес ему поражение на турнире; но позднее не одобрил его убийство, считая, что тот должен был предстать перед судом, как и было обещано. Теперь же почти с той же силой он ополчился против Ланкастера, видя в нем персону, которая может грозить его, Уоррена, благополучию.

Возможно, желчи ему подбавляли и семейные дела. Он не любил свою жену Джоан и время от времени безуспешно пытался развестись с ней. У него было несколько детей от его любовницы Матильды де Нерфорд, он был им предан и хотел обеспечить их будущее. Король знал о его неурядицах, относился к нему с приязнью. Поэтому Уоррен решился дать ему одну важную рекомендацию: тайно собрать в Кларендоне Королевский Совет, не оповестив о том Ланкастера.

Король послушал его; на этом Совете решено было начать действия по отстранению Томаса Ланкастера от власти, а возглавить их поручили Уоррену.

Тот принялся за дело весьма решительно. Вскоре уже во главе отборного войска он двинулся на север, к владениям Ланкастера, но, приблизившись туда, понял, как могуч и богат противник, и не стал вступать с ним в открытую битву, в которой неминуемо потерпел бы поражение.

Он остановил свой отряд и потом повернул обратно, чтобы выработать другой план действий.

На пути в Лондон ему встретился один из рыцарей-оруженосцев; тот рассказал, что возвращается из Дорсета, где у Ланкастера тоже есть владения, и что там он имел честь познакомиться с супругой графа леди Элис.

– Мне кажется, она несчастная женщина, – сказал рыцарь.

– Она была с вами настолько откровенна? – с некоторым удивлением спросил Уоррен.

– В некотором роде, милорд, – скромно ответил тот. – Не нужно большой откровенности со стороны миледи или проницательности с моей, чтобы понять, что она не очень счастлива в браке. Это знают многие.

Уоррен кивнул. Он тоже знал такое, и не по слухам, а по собственному горькому опыту.

– Она просто в отчаянии, милорд, – продолжал рыцарь, уловив в лице собеседника сочувствие и интерес. – Такая прекрасная дама.

– Меня это не удивляет, – буркнул Уоррен. – Люди, подобные Ланкастеру, любого доведут до горячки. Если не хуже. Видеть его у себя в постели! Брр…

– Наверное, так, милорд.

– Хотелось бы повидать ее, – сказал Уоррен. – Когда будет время.

– Ходят слухи, милорд, – продолжал рыцарь, – что у этой леди появился любовник.

Некая мысль пришла Уоррену в голову.

– Поедем к ней сейчас, – сказал он. – Зачем откладывать визит? Постараюсь, насколько в моих силах, утешить ее.

– Она окажет вам подобающее гостеприимство, милорд. Не сомневаюсь в этом.

– Даже если я не состою в числе сторонников ее мужа?

– Особенно в этом случае. Его врагов скорее всего она и назовет своими друзьями.

Уоррен рассмеялся.

– Вижу, вы не напрасно побывали у нее в гостях, мой друг.

Леди Элис встретила гостей приветливо.

Она сказала, что граф Ланкастер, к сожалению, сейчас находится у себя в замке Понтифракт. Она слышала о Совете в Кларендоне и что там его не было, – наверное, ему поздно сообщили об этом… Такая жалость…

Да, подумал Уоррен, очень привлекательная женщина и, видимо, с недюжинным умом. К тому же принесла Ланкастеру целых два графства после смерти своего отца…

Однако не может или не хочет скрыть своего отношения к супругу. При одном упоминании его имени лицо ее каменеет, в глазах появляется выражение презрения и ненависти. Он не ошибается – так оно и есть.

Уоррен проникся к ней искренним сочувствием: ее положение напоминало ему его собственное: тоже брак не по любви, а по договоренности, точнее, по принуждению… Ох, насколько все было бы иначе, женись он на Матильде! А что теперь? Никакого просвета, никаких надежд… Как он понимает графиню!..

– Граф редко бывает под крышей вашего дома, миледи? – осторожно спросил он. – Я не ошибаюсь?

Она ответила с подкупающей прямотой:

– Да, это так, и я только благодарна ему…

Уоррен не стал продолжать разговор на эту тему и лишь к вечеру, когда принесли ужин и менестрели запели в зале свои песни о безнадежной любви, он заговорил с Элис о собственных невзгодах.

– В ту пору, когда меня женили, – тихо говорил он, – я был слишком молод, чтобы протестовать и выражать собственное мнение. А позднее понял, что выхода уже нет. Моя дорогая госпожа, я несчастлив в браке уже много лет. Рим не хочет мне помочь в разводе, все время отказы… Но все же мне повезло. У меня есть женщина, которая мне верна душой и телом, с кем я чувствую себя хорошо и свободно, с кем рад делить кров… Вас не смущает то, о чем я так откровенно говорю?

– Совсем нет, милорд. Рада за вас, что вы обрели свое счастье. Пускай не в браке, но нашли его. А дети? Есть у вас дети?

– Да, у нас с Матильдой трое детей. Мой сын мог бы наследовать все мои титулы и земли, но увы… Наши законы так жестоки и несправедливы порою. Если два человека не подходят друг к другу, то нужно развязать узел, которым они стянуты. Разве это не естественно? Не лучший на свете выход из положения?

– Ах, милорд, – вздохнула хозяйка, – не вы один в таких обстоятельствах. Я знаю человека, кто куда более несчастлив, чем вы. Это женщина, которая замужем за Ланкастером.

Уоррен мрачно кивнул и всем своим видом показал, что понимает, но не считает возможным развивать эту тему.

Но Элис думала иначе.

– Я не хотела нашего брака, – продолжала она. – Его совершили без моего согласия. Отец считал для меня честью породниться с Ланкастером, а у того, конечно, разгорелись глаза на Солсбери и Линкольн.

– Они весьма обогатили его.

– Но не сделали более приемлемым и желанным для меня. Как я мечтаю избавиться от него! Вас, по крайней мере, милорд, не принуждают жить вместе с человеком, который вам неприятен.

– Нет, – сказал Уоррен, – я оставил жену и живу в одном доме с Матильдой и детьми. Рядом со мной те, кого я люблю и о ком хочу заботиться.

– А у меня… – начала Элис и остановилась.

Уоррен тоже молчал. Так прошло какое-то время.

– Я слишком свободно говорю о таких вещах, – сказала потом Элис.

– Миледи, со мной вы можете говорить вполне откровенно, – ответил он. – Потому что, обещаю вам, ничто из сказанного не выйдет за эти стены.

– Я чувствую облегчение, разговаривая об этом, – призналась она. – Особенно с человеком, кто знает по себе, что это такое.

Разговор продолжался, Элис поведала Уоррену, что во время прогулки встретила недавно одного мужчину… Он помог ей с конем, тот потерял подкову… Отвел к кузнецу.

– Очень удачно… – пробормотал Уоррен.

– Мы полюбили друг друга, – сказала Элис. – Но что толку? Какие надежды? Мы никогда не будем по-настоящему вместе.

– Точно в таких выражениях, миледи, мы часто разговариваем с Матильдой и приходим в уныние. Но потом вдруг начинаем понимать, что возможности для того и созданы, чтобы их ловить. И если вы достаточно смелы и удачливы, для вас нет ничего невозможного.

– Вам легче, потому что вы оставили свой дом и нашли новый вместе с Матильдой. А каково мне?

– Дорогая графиня, – сказал Уоррен после недолгого молчания, – хватит ли у вас бесстрашия сделать то, что сделал я? Хотя бы для начала?

Она посмотрела на него загоревшимися глазами. Но тут же их блеск погас.

– Я женщина, – сказала она. – Это не так-то легко.

– Верно. Но и не невозможно. Матильда ведь сделала это.

– Думаете, и я смогу? Нужна только смелость? Оставить этот замок… оставить Ланкастера… Зажить своим домом с Эбуло ле Стрейнджем…

– Вы сможете. Я уверен… Но кто этот человек? Я не знаю его.

– Он оруженосец. Сельский житель. – Ее голос стал мягче, когда она заговорила о нем. – О, как я мечтаю войти в его простой дом, зажить спокойно… в любви, в согласии… Иметь детей…

– Так ступайте к нему.

– Милорд, вы в самом деле считаете, что это возможно?

– Да! – вскричал Уоррен. – Идите туда!

– Но как?.. Как? Сумею ли я взять своих слуг? Его, Ланкастера, слуг? И пойдут ли они? А если пойдут, смогу ли я им доверять?

– Отправляйтесь без слуг!

– А Ланкастер? Как он поступит с этим рыцарем? С Эбуло? Мой муж самый могущественный человек в стране.

– Его могущество дало трещину, – сказал Уоррен. – Оно убывает с каждым днем. Потому что он оказался недостаточно умен, чтобы воспользоваться им. Его сила тает, говорю я вам. Поэтому, если хотите оставить Ланкастера, сейчас как раз время.

– Я сделаю это, – произнесла она медленно, в раздумье. – Сделаю. Но все равно опасаюсь за Эбуло. Ланкастер может обвинить его в чем угодно. Эбуло всего-навсего простой сквайр. И пускай власти у Ланкастера все меньше, он остается двоюродным братом короля.

– Если у вас будет кров в одном из моих замков, который Эбуло сможет тайно посещать, никто ничего не узнает.

– Милорд, вы говорите о совершенно невозможных вещах!

Но Уоррен впрямь загорелся этой мыслью. С юности его отличала склонность к всевозможным проделкам авантюрного толка, а сейчас к этому примешалось желание помочь прелестной несчастной женщине, схожей с ним судьбы, ну и, конечно, досадить Ланкастеру, начать атаку против него на этом направлении. Такой род битвы более безопасный, чем пытаться овладеть замком, где тот сейчас находится, но, может быть, не менее действенный. Во всяком случае, отчего не попробовать?..

– Чтобы завоевать счастье, надо за него биться, – повторил он то, что уже говорил раньше.

– Хорошо, милорд… Но… что дальше?

– Завтра мы с вами уезжаем отсюда. Объявим, что направляемся на охоту. Не забудьте взять все драгоценности, какие сможете. Есть у вас хотя бы несколько слуг, которым вы можете доверять как себе? Велите им уложить ваши вещи и следовать за вами верхом.

– Вы… вы все это серьезно говорите?

– Если вы серьезно настроены… Продумаем сейчас все до мельчайших подробностей, миледи, и тогда завтрашний день, возможно, станет днем вашего полного избавления от Ланкастера.

Элис молитвенно сложила руки и сказала:

– Я начинаю верить, что само Провидение послало вас в этот замок, милорд. Потому что чувствовала, что не могу уже больше выдерживать такую жизнь. Вы поставили на ней точку.

– Значит… значит, завтра, дорогая леди, мы разрубим узел. Покинем этот дом вместе, и вскоре вы призовете к себе вашего любимого.

– Что мне сказать вам? – тихо произнесла она. – Как благодарить?.. – Внезапно взгляд ее сделался жестким. – Но зачем вы все это делаете? Вы тоже не любите Ланкастера?

– Я не люблю его настолько, миледи, – ответил Уоррен, – насколько люблю оказывать помощь прекрасным, но несчастливым дамам.

Ответ прозвучал утонченно и убедительно.

Итак, сказала себе леди Ланкастер, все решено. Пришла пора…

И снова у королевы должен был появиться ребенок. Третий.

Ее план постепенно осуществлялся. Нужны только воля и терпение. Особенно терпение.

У нее уже были шестилетний Эдуард, отличавшийся завидным здоровьем, и двухлетний Джон, не такой крепыш, как его брат, – возможно, оттого, что старший забрал себе все, что можно. Но состояние Джона, к счастью, не таково, чтобы надо было всерьез беспокоиться.

Мало-помалу собиралась целая королевская семья. Печально, что так медленно, но что поделаешь? Против Бога и природы не пойдешь. Хорошо еще, что так, – могло быть куда хуже, если бы она не проявила силу воли и бездну долготерпения.

С каждым днем ее презрение к Эдуарду росло, и каждый день она напоминала себе, что близится освобождение, оно уже не за горами. Тогда они расстанутся навеки, и она заставит его уплатить ей за все унижения, которым он ее подверг. Ради такого финала стоило сжать зубы и ждать. И она ждала.

Из родной Франции вести были малоутешительными. Ее брат, король Людовик Сварливый, умер. Супруга родила ему сына вскоре после его смерти, но мальчик – которому дали имя Жан – прожил всего неделю. Бедный маленький король, даже не узнавший, что на его младенческую голову должны были водрузить корону… Королем стал другой ее брат, Филипп, кого за гигантский рост прозвали Дюжий. В народе не умолкала молва, что над королевской семьей довлеет злой рок – сказывается проклятье тамплиеров. Действительно, после того, как Гроссмейстер Ордена выкрикнул его из пламени костра, вскоре скончался отец Изабеллы, вслед за ним ее брат Людовик и его младенец-сын. Она знала, что люди во Франции продолжают задаваться вопросом, кого еще из королевской семьи, из ее родных, ожидает смерть или какое-либо другое несчастье. О своих братьях Изабелла была невысокого мнения: куда им до отца. Все было бы по-другому, если бы он жил. Но братья есть братья…

Ну а ей остается ждать, мириться с судьбой и быть готовой, когда появится благоприятная возможность, не упустить ее, схватить за хвост!..

В самой Англии тоже продолжали происходить события, которые немало будоражили людей. Сейчас многие говорили о похищении графом Уорреном супруги Ланкастера.

О, это было происшествие! Да еще с далеко идущими последствиями. Изабелла знала, разумеется, что Элис не выносит своего мужа и отказывается жить с ним как жена, но чтобы такое… Бедняга Ланкастер!.. И как только мог он понравиться ей самой, хотя бы ненадолго? Но ведь было – она хотела даже соблазнить его и совершила бы это, если не твердое убеждение, что в ее нынешнем положении нельзя допускать никаких промахов или поблажек своим сиюминутным желаниям. Чтоб никто не смел сомневаться в том, что ее дети чистых королевских кровей.

Но Уоррен! Он ведь так предан своей незаконной супруге. Для чего ему было похищать Элис Ланкастер? А она? Добровольно бежала с ним?.. Изабелла не понимала до конца, что же произошло. Зато знала о том, что Ланкастер пришел в бешенство и напал со своим войском на северные земли Уоррена. Между ними завязалась настоящая война, по всем правилам гражданской (если там есть какие-то правила).

Изабелла сказала королю, что тот обязан прекратить войну: ничего хорошего в том, что бароны дерутся друг с другом, хватит с них войны с шотландцами. Но он ответил: лучше, когда они воюют между собой, чем против короля.

Он был, пожалуй, прав, говоря так, но дело в том, что даже при всем желании ему было не остановить военных действий: его кузен слишком силен для него и не послушается, коли не захочет.

Ланкастер захватил уже два замка Уоррена – Сандел и Конисбург, а для того, чтобы спасти еще два – Грантем и Стемфорд, – Уоррену придется отдать их королю.

Эдуард все же попытался урезонить баронов, но из этого ничего не вышло: Уоррен говорил, что не может оставить все так, как есть, в руках у Ланкастера, а тот вообще признавал только свои собственные законы.

Изабеллу больше интересовала Элис: неужели они с Уорреном – любовники? Или тут скрыто что-то совсем другое? Она, без сомнения, докопалась бы до истины, если бы собственные дела не занимали ее куда сильнее. Главным источником ее беспокойства и раздражения стал сейчас молодой Хью Диспенсер.

Она понимала: происходит то же, что в свое время с Гавестоном. Смазливый молодой человек вползает на место, освобожденное предшественником, становится чуть ли не единственным близким другом короля, его советником, наперсником, его женой, наконец… Подобно Гавестону, он понимает, конечно, что королева его ненавидит, и, пытаясь защитить себя, действует и будет действовать не в ее пользу. Ей нельзя забывать об этом…

Тем временем подошли новые роды.

Она выбрала для них Вудсток в графстве Оксфорд. Ей нравились эти места, получившие название от величественных лесов, окружавших замок. Здесь в былые времена король Генрих II, прапрадед Эдуарда, держал свою любовницу, Прекрасную Розамунду, скрывая ее от глаз властной жены и сильной женщины Элеонор Аквитанской.

Этой женщиной Изабелла восхищалась. По рассказам, разумеется. Особенно тем, как яростно та противостояла своему грешному супругу. Правда, это закончилось для нее заключением в темницу, но сыновья заступились за мать. Хорошо, когда есть сыновья и есть кому заступаться.

Роды были легкими, на этот раз на свет появилась девочка.

– Я назову ее Элеонор, – сказала Изабелла, – в честь ее великой прародительницы.

Казалось, время бед и несчастий для Англии подходит к концу. Новое лето и следующее за ним выдались благоприятными для урожая; из Ирландии стали поступать хорошие вести. Эдвард Брюс, объявивший себя королем, был неплохим воином, но никудышным политиком, в отличие от своего брата Роберта: слишком надменным и гордым, не умевшим завоевывать сердца и души людей. Против него восстали все английские поселенцы в Ирландии, но первое время он выходил победителем из столкновений, ибо, в случае необходимости, ему на помощь каждый раз приходил брат Роберт, посылая подкрепление. Однако Роберту хватало своих забот с новообретенным шотландским королевством; кроме того, на границах с Англией было по-прежнему неспокойно, и, в конце концов, брат Эдвард был предоставлен самому себе.

И тогда в Ирландии разразилась битва под Лейнстером. Советники Эдварда Брюса предупреждали его, что у противника сильное войско и без помощи со стороны не обойтись. Но он с презрением отверг все их доводы, говоря, что один шотландец стоит не менее пяти англичан и что ему наплевать на их численное превосходство.

Он совершил непоправимую ошибку, считая так. Битва была проиграна, сам Эдвард убит, его армия бежала с поля боя. Голову Эдварда Брюса победители отправили королю Англии, а тело было четвертовано и останки выставлены напоказ в четырех городах, чтобы все узнали: самозванного ирландского короля больше не существует.

Шотландцы были окончательно изгнаны из Ирландии.

Король Эдуард находился в радостном возбуждении. «Все хорошо, что хорошо кончается», – говорил он.

Скорбь по Гавестону тоже ушла из его сердца: теперь у него был молодой Хью Диспенсер.

Правда, Ланкастер по-прежнему занимал главенствующее положение в стране. Он вышел победителем из столкновения с Уорреном, но не стал настаивать на возвращении жены, и та продолжала находиться в полутаинственном сокрытии, как и прежде, под покровительством Уоррена.

Последнему пришлось расстаться с землями в Норфолке и со многими другими, но появились слухи, что Элис отдала ему в аренду несколько поместий, доставшихся ей в наследство от отца.

Да, вся эта история была какой-то странной, и, несмотря на то, что Ланкастер одержал явную победу, за его спиной над ним насмехались, выражая недоумение, как это он, не умея наладить собственные семейные отношения, берется налаживать дела в государстве.

И все же он оставался самой сильной фигурой, фактически королем страны.

А во дворце оба Диспенсера – отец и сын – постепенно завладевали другим королем, королем только носящим этот титул. Их аппетитам не было предела – чем больше им жаловали, тем больше хотелось, и вокруг них уже крепла атмосфера недоброжелательства, как то было в отношении Гавестона.

Разгорелся и спор имущественный. Дело в том, что после гибели графа Глостера при Баннокберне его земли и поместья перешли к семье и должны были быть распределены между тремя его сестрами, одну из которых в раннем возрасте выдали замуж за Диспенсера-сына. Мужья двух других сестер оспаривали права Хью Диспенсера на все графство Гламорген и на титул графа Глостерского.

Пока происходили эти и другие споры и разногласия, дела на Севере осложнились, английская армия во главе с Ланкастером, к которому пришлось примкнуть королю, выступила, чтобы отбить у шотландцев захваченный ими Бервик.

Изабелла пребывала в смутном состоянии духа. Она вдруг осознала, что уже не так молода – далеко за двадцать, что ее трое детей родились не в любви, а в унижении; что она, все еще самая красивая королевская дочь в Европе, по сути, была и есть брошенная жена. Что люди в стране и за ее пределами не столько любят ее, сколько жалеют… Все это, прямо высказанное самой себе, ужасало… Так не может, не должно продолжаться! О, скорее бы, скорее подрастал маленький Эдуард! Вместе они отомстят этому чудовищу – ни отцу, ни мужу!.. Впрочем, она не могла не признать, Эдуард любил своих детей. Она тоже любила, но не глубоко: ведь они от него! В большей степени она была привязана к первому ребенку, потому что возлагала на него все надежды. Как и королеве Элеоноре, ей придет на помощь сын… Сыновья… Они тоже пойдут заодно с ней против своего отца…

Эти мысли, пришедшие к ней близ селения Бротертон, куда она со своими придворными дамами и служанками выехала из Лондона, были прерваны какой-то суматохой в нижнем этаже замка. Она не успела даже послать кого-то узнать, что случилось, как в покои к ней вошли несколько вооруженных мужчин и один из них сказал с поклоном:

– Миледи, нас направил к вам архиепископ Йоркский, который просит вас немедленно уехать отсюда под нашей защитой.

– Что произошло? – спросила она надменно.

– Приближается Черный Дуглас с большим отрядом. Он собирается взять вас в заложницы.

Ах, вот оно что! Знаменитый шотландский воин с таким смуглым лицом, которое и породило его прозвище. Уж он-то, по крайней мере, настоящий мужчина, можно не сомневаться. Вероятно, не так уж плохо побывать у него в плену… Не очень долго…

– Как вы узнали о его намерениях? – спросила она.

– Миледи, – твердо сказал посланец, – у нас совсем немного времени. Вы не представляете, насколько велика опасность. Прошу вас ехать с нами, в дороге вам все расскажут…

Изабелла и ее приближенные уехали с людьми архиепископа. В пути ее любопытство было удовлетворено. Она узнала, что в близлежащем городке был задержан подозрительный человек. Его выдал шотландский акцент. Доставленный к архиепископу, он под угрозой пыток сознался, что является лазутчиком Черного Дугласа, который движется на Йорк, а по дороге хочет захватить в плен саму королеву. И еще раз она пожалела, что этого не случилось: хоть какое-то яркое событие в ее тоскливой, томительной жизни. Жизни в ожидании…

Король не выказывал ни малейшего беспокойства по поводу королевы. Это ее просто бесило. Ведь она могла попасть в плен к ужасному Черному Дугласу, который, говорят, так умеет обращаться с женщинами, что те не хотят от него уходить… Она вспоминала, как Эдуард волновался всегда из-за своего Гавестона, как удрал вместе с ним из Скарборо, оставив ее одну на милость Ланкастера (чем она, к сожалению, не воспользовалась). Если бы сейчас что-нибудь грозило этому женоподобному красавчику Хью, король бы на голову встал…

Нет, никогда она этого не забудет и не простит!..

Король так и не научился вести войну с шотландцами. Ничего у него не получалось. Войска противника остались в графстве Йоркшир, которое сумели захватить. Разумеется, все дело в главаре, в вожде. Такому, как Роберт Брюс, равного нет. Королю Эдуарду с ним никогда не сравняться, да и Ланкастер ненамного лучше. Плохое время для Англии – теряет все, что завоевано раньше…

Эдуард был вынужден предложить Брюсу перемирие на два года, и, к его удивлению, тот согласился. Эдуард еще не знал тогда, чем это вызвано. А дело было в том, что здоровье шотландского вождя сильно пошатнулось: начинало сказываться то, что несколько лет назад он общался с прокаженными и, видимо, заразился. Страшная болезнь уже начала проявляться, Брюсу необходим был хоть небольшой отдых от походной военной жизни.

Эдуард ликовал. Он вообще был из тех людей, которые живут только сиюминутными удовольствиями или успехами, закрывая глаза на опасности и несчастья, какие могут быть впереди и о которых можно догадываться или предвидеть их при небольшом усилии мыслей.

Потому и в отношении Хью Диспенсера он продолжал вести себя так же безрассудно, как до этого по отношению к Гавестону. Прежний урок не пошел на пользу, ровно ничему не научил.

Никогда он не извлечет для себя ничего полезного, как бы судьба ни наставляла и ни учила его, говорила себе Изабелла. Эта черта характера Эдуарда, пожалуй, сейчас больше радовала, нежели огорчала…

Она была довольна, когда Эдуард собрался во Францию – нанести визит вежливости ее брату Филиппу, чего он не сделал в свое время в отношении другого ее брата. Ей хотелось увидеть родину, заодно она прощупает, насколько Филипп V будет готов прийти ей на помощь в случае необходимости. Если в один прекрасный день она возьмет на себя смелость возглавить выступление баронов против короля и обоих Диспенсеров, которые уже всем опостылели, навязли в зубах. Изабелла думала о таком исходе и раньше, во времена Гавестона, но тогда это казалось ей фантазией, а сейчас стало обретать зримые черты. Или ей опять кажется? Нет и еще раз нет! Теперь она – мать двух мальчиков. Из них Эдуард почти точная копия деда (об отце ей говорить не хотелось) – такой же длинноногий, светловолосый. И, главное, серьезный и умный. Очень умный. Тоже в деда. Ее главная надежда…

О нем уже говорят, она не раз слышала сама: «Этот мальчик тоже станет Эдуардом Великим».

Как приятны эти слова! Как много обещают!..

По прибытии во Францию они первым делом посетили Амьен. Изабелла и раньше с удовольствием совершала поездки по своей стране, нравилось ей это и теперь. Приятно было убедиться, что люди не забыли ее и с таким же воодушевлением приветствуют на дорогах и улицах. К Эдуарду толпа относилась сдержанно. Еще бы! Люди наверняка оскорблены за свою принцессу.

Французский двор также пришелся ей по вкусу: он был куда изысканней английского, женские наряды намного элегантней. Ей бывало даже стыдно за фасон своей одежды, и она решила заказать здесь несколько платьев и увезти с собой в Англию.

Выбрав удобный момент, она поговорила со своим братом с глазу на глаз.

Бедняга Филипп! Он выглядел совершенно больным: желтая кожа, мешки под глазами, ему можно было дать гораздо больше лет, чем на самом деле. Всего четыре года на троне, а вид такой, словно уже собрался вслед за своим братом Людовиком Сварливым в могилу.

– Ты очень худой, Филипп, – сказала Изабелла участливо. – Обращался к лекарям?

Филипп пожал плечами.

– Они убеждены, что я скоро тоже умру. Над нами проклятие, сестрица.

– На твоем месте я бы прогнала таких врачей! Неужели ты склонен уйти из жизни по команде какого-то де Моле?

– Не упоминай имени Гроссмейстера тамплиеров всуе, сестра, – испуганно сказал король. – Никто у нас так не делает. Это приносит несчастье.

Изабелла упрямо покачала головой. Будь она на месте брата, она велела бы возглашать это имя со всех башен! Она показала бы всем, что не боится проклятий отступника, что ее голос звучит уверенней и громче того, который звучал из пламени костра, где горели его грехи.

Но ведь проклятия не относились к ней, слава Богу.

– Карл только и ожидает занять мое место, – жалобно сказал Филипп.

– Это, может быть, и случится когда-то, – утешила его Изабелла. – Но, вернее всего, никогда.

Брат решительно покачал головой.

– Не надо утешений, сестрица. Я-то знаю… Его очередь скоро наступит… Расскажи лучше про Англию.

– Ты еще спрашиваешь! Разве тебе не известно, за какого мужчину я вышла замуж?

– Он по-прежнему гнушается тобой и отдает предпочтение особам мужского пола?

– Почему отец не выдал меня замуж за настоящего мужчину?

– Он выдал тебя за Англию, сестрица. Не забывай этого. Ты королева.

– Королева… Которая не имеет никакого значения… Как я ненавижу этих Диспенсеров, если бы ты знал! Больше, чем Гавестона. Тогда у меня были хоть какие-то надежды, что все изменится.

– Сколько их, Диспенсеров?

– Двое. Отец и сын. Он носится с ними обоими, но его возлюбленный – конечно, сыночек.

– У тебя тоже, сестрица, есть сын. Даже двое. Это что-нибудь да значит.

Она кивнула и сказала почти шепотом:

– Да, брат, это согревает мне душу и дает силы жить. Два чудесных мальчика, и старший точь-в-точь, как его дед. Так считают в народе… Люди часто говорят об этом и, как мне кажется, не без намека, понимаешь?

– Понимаю, что Англия нуждается в новом Эдуарде I.

– И чего ей не надо, – тихо добавила Изабелла, – так это нынешнего Эдуарда II.

– Но он у нее есть, сестра.

– Будем надеяться, ненадолго.

Филипп вздрогнул.

– Что ты хочешь этим сказать, сестра?

– Только то, что недовольство в стране растет. Бароны ненавидят Диспенсеров так же, как я, хотя у этих всесильных лордов они никого не вынимают из постели… – Она нарочно этой горькой шуткой решила немного смягчить впечатление, которое могли произвести на больного и нерешительного брата ее слова. – Дело может вскоре дойти до самого серьезного столкновения, и тогда… тогда я могла бы…

Она увидела, как лицо Филиппа окаменело, и безрадостно подумала: нет, от него мне не получить поддержки, напрасно я питала надежды… Все его мысли сосредоточены на своем здоровье, на том, как лишить силы проклятие тамплиеров.

– Мне кажется, – пробормотал Филипп, – все не так страшно, как ты представляешь. У тебя от него уже трое детей. Не нужно ссориться с ним. Старайся потакать ему.

– Потакать?! Никогда он не дождется этого!

– Но дети…

– Они зачаты в стыде и позоре!

– Не нужно так говорить, сестра. Они твои и его… Или я ошибаюсь?

– Ты не ошибаешься. Это видно по их внешности. Но что мне приходится терпеть…

– Сыновья и дочери королей, – сказал он, – обречены принимать судьбу такой, как есть, не пытаясь изменить ее…

Что толку говорить с Филиппом? Напрасная трата времени… Она рассказала ему еще кое-что об Англии, и они расстались.

Неожиданно для нее нашелся человек из королевской свиты, с которым она сумела откровенно поговорить, о чем хотелось. Это был Адам из Орлетона, епископ. Он первым осмелился заговорить с ней, выразив восхищение силой духа, с которой она переносит сложности своих отношений с королем.

Когда у них состоялся более длительный разговор в Амьене, епископ прямо сказал, что он в ужасе от состояния страны и от стычек между баронами. Он намекнул также, что рост влияния отца и сына Диспенсеров не способствует хорошему отношению подданных к королю.

– Миледи, – сказал он, – повторяется история с Гавестоном.

Он замолчал, не зная, как королева отнесется к подобным откровениям с его стороны, но Изабелла взглядом и кивком головы предложила ему продолжать.

Он сказал, что растут недовольство и подозрения по адресу Ланкастера, и затем добавил:

– Я сам слышал, миледи, разговор о том, что граф вступил в тайное соглашение с Робертом Брюсом, который дал ему денег за то, чтобы тот продолжал действовать против короля. И что…

– Не могу в это поверить, – перебила его Изабелла. – Ланкастер никогда не станет делать ничего во вред Англии. Да и у Брюса вряд ли найдется столько денег, когда ему нечем платить своим солдатам. Куда ему заниматься подкупом.

– Так говорят люди, – повторил епископ, – а, как известно, нет дыма без огня. Возможно, Ланкастер считает, что сумеет добиться мира с Шотландией сам, без помощи короля, своими собственными силами. Во всяком случае, как ни странно, во время нападений шотландцев через границу их нога никогда не ступала на земли Ланкастера.

– Да, это действительно вызывает недоумение, – согласилась Изабелла. – Над этим стоит подумать. Вы говорили с королем?

– Миледи, – ответил епископ, – я посчитал более мудрым обратиться к вам…

Она была приятно поражена. Что бы откровение это могло значить? Неужели люди начинают всерьез отворачиваться от короля и возлагать свои надежды и чаяния на нее? Неужели такое происходит?

– Все это заслуживает внимания, – повторила она.

Встреча в Амьене улучшила ее настроение, вконец испортившееся после беседы с братом Филиппом, когда она поняла, что на поддержку короля Франции рассчитывать не приходится.

Споры вокруг наследства Глостера продолжались. Три свояка, три мужа его сестер, никак не могли прийти к соглашению о своих долях в наследстве. Кончилось тем, что молодой Хью Диспенсер, супруг одной из них, вошедши в раж, силой занял Ньюпорт, принадлежавший тоже Хью, но Одли по рождению.

Тот немедленно пожаловался Ланкастеру, который, еще не остыв от побед над Уорреном, призвал баронов дать отпор наглецу.

– Нужно заодно вообще избавиться от Диспенсеров, – присовокупил он. – Иначе повторится недавняя история.

– Но король… – возразили ему.

– Король отстаивал и своего Гавестона, – парировал Ланкастер, – однако удалось изгнать его из страны, а потом, если помните, он вообще остался без головы. Хотя многие до сих пор клянутся, что ни сном, ни духом не причастны к этому. Что касается меня, я никогда не боялся признать, что присутствовал при этой справедливой казни. И уверен, каждый здравомыслящий англичанин согласится со мной, что от таких паразитов на теле страны нужно избавляться любым способом.

Это говорил прежний Ланкастер – сильный, уверенный в себе, чувствующий, что за ним пойдут и станут его слушать многие. Он знал, что сейчас ему будет нетрудно возглавить баронов и повести против новых захребетников – Диспенсеров. Даже Уоррен был в этом на его стороне, не говоря уже о Гирфорде и Аренделе. А еще необузданные «приграничные» бароны, возненавидевшие Диспенсеров потому, что те осмелились посягнуть и на их земли. Собственно, пока еще не на их, а на те, что рядом с ними, но чего хорошего можно ждать от подобных наглецов и лизоблюдов?!

Главными среди приграничных баронов считались члены рода Мортимеров. Они были настоящими королями на своих землях уже на протяжении нескольких столетий. Еще Вильгельм Завоеватель поручил им хранить мир на границе с Уэльсом, и после подчинения Уэльса Англии могущество Мортимеров неизмеримо возросло. Главами их клана были сейчас два Роджера, старший из которых, лорд Черк, сражался под знаменами Эдуарда I в Шотландии, но, будучи человеком чересчур самостоятельным, впал в немилость у короля за то, что без его соизволения оставил шотландские земли и удалился к себе на юг, на границу с Уэльсом. Король лишил его за это земель и недвижимого имущества, однако Эдуард II вернул их ему, и лорд Черк обрел прежнюю силу и могущество. Ленивый и вялый Эдуард сделал это по сиюминутному побуждению: ему показалось в тот момент, что хорошо, если такой сильный человек станет еще сильнее, будет править в своем графстве, точно настоящий король.

Второй Роджер был племянником лорда Черка и тоже человеком твердого характера, непреклонным и уверенным в своих силах. У него была незаурядная внешность – высокий, со смуглым красивым лицом. После смерти отца он унаследовал титул графа Уигмора. Когда Роджер был подростком, Эдуард I отдал его под покровительство Гавестона – в то время король еще не знал, какое вредное влияние тот оказывает на его собственного сына. Позднее Роджера изъяли из-под попечения Гавестона, а вскоре для него была найдена невеста, Джоан де Женвиль, после обручения с которой его земли и поместья значительно расширились. Джоан принесла ему город Лудлоу и владения в Ирландии.

В эти неспокойные времена он сумел добиться немалых успехов, в чем помог опыт жизни в Уэльсе.

Вот до этого молодого Роджера и дошли слова, сказанные кем-то из Диспенсеров королю, что пора бы урезать могущество Мортимеров, которые становятся слишком опасными, поскольку считают себя полноправными хозяевами и не собираются никому подчиняться.

Неудивительно поэтому, что, когда Ланкастер вознамерился поднять баронов против отца и сына Диспенсера, Мортимеры тут же изъявили согласие влиться в ряды недовольных.

Будучи людьми необузданного нрава и непривычными к соблюдению каких-либо правил или законов, они не стали ожидать начала согласованных действий своих сторонников, а тут же напали на владения Диспенсеров и захватили земли в пограничных областях, которые те объявили до этого своими в качестве наследия от Глостера. Вдобавок Мортимеры овладели несколькими замками со всеми угодьями, а также многочисленными стадами, пасущимися на этих угодьях. Словом, объявили открытую войну роду Диспенсеров.

Молодой Хью примчался к своему покровителю-королю в полном отчаянии.

– Посмотрите, что они вытворяют, эти Мортимеры! – закричал он прямо с порога. – Как можно давать им такую волю? До чего это дойдет?

– Дорогой Хью, – отвечал король, обнимая его. – Мы их накажем, обещаю тебе. Вам будет возвращено все, что было отнято у вас.

– Но как? Как? В их руках такая сила.

– Дорогой, поверь, что-нибудь я придумаю. Издам предписание, запрещающее вторгаться в земли твои и твоего отца. Пригрожу смертной казнью. Приравняю их действия к измене… Что-нибудь обязательно сделаю… Да, да, мой дорогой, обязательно. Это им так не сойдет.

Король произносил еще множество всяких слов, но было ясно, он и сам растерян и не знает, что предпринять.

Помимо того, они почти забыли о Ланкастере, о том, как сильна сейчас вся фронда по его руководством.

Бароны все же настояли, чтобы немедленно был созван Парламент, где пошел бы разговор о Диспенсерах, об их покушении на полную власть в стране. На заседание все недовольные явились с одинаковыми белыми повязками на руках, означающими, что они едины в своем решении избавиться от Диспенсеров.

Ланкастер первым повел атаку. Диспенсеры, заявил он, запустили руку в государственную казну – у него есть неопровержимые доказательства. Они сделались намного богаче, чем полагается им по заслугам. А заслуживают они изгнания с их земель и лишения незаконно приобретенных богатств.

Король был в бешенстве, но и в полном отчаянии. Он сознавал всю беспомощность своего нынешнего положения. Сторонников у него, можно сказать, нет. Страна стоит на пороге гражданской войны, причем вполне понятно, на чьей стороне сила и кто будет побежден и лишен власти и трона в случае начала военных действий. Его старшему сыну уже девять лет и у врагов короля появляется возможность прикрываться его именем. Королева не будет держать сторону мужа – это тоже совершенно ясно, а за ней – мощная поддержка Франции, стародавнего друга-врага Англии; скорее всего они захотят объявить регентство, а временным правителем страны, до совершеннолетия юного Эдуарда, назначат Ланкастера… Кого же еще?.. О, нет! Нет!

Старший Диспенсер оказался достаточно мудрым и рассудительным человеком. При данных обстоятельствах, сказал он королю, мы с сыном должны оставить королевский двор и тихо удалиться.

Что они и сделали. Обстановка разрядилась.

Эдуард рыдал, оставшись один в своих покоях. Повторялась история с Гавестоном. Снова и снова… Лишь только привяжется к человеку, полюбит по-настоящему – как вмешивается грубая внешняя сила, отнимая радость общения, любовь…

Королева Изабелла, напротив, была радостно изумлена: подумать только – судьба начинает не на шутку поворачиваться в ее сторону. Колесо завертелось быстрее!

Она к этому времени снова была беременна – в четвертый раз, и пора разрешения от бремени приближалась. Она решила, что роды состоятся в Лондоне, в замке Тауэр. Там она еще и еще раз поразмыслит (дай Бог, чтобы все прошло благополучно!) о своем будущем. Но одно она уже знает достаточно определенно: этот ребенок, кто бы он ни был – мальчик или девочка, – будет последним. С нее достаточно. Больше она не хочет этих постельных унижений, разделения супружеского ложа с известными ей, а также, вполне вероятно, и с неизвестными мужчинами.

Она перетерпела вполне достаточно для одного человека. Теперь ее очередь торжествовать, ее пора одерживать верх и праздновать победу.

Стоял июнь, однако в Тауэре было сыро и холодно. Изабелла видела, что замок требует основательного ремонта. Даже крыша протекала, и в особо дождливые дни ее постельное белье становилось влажным. Всюду запустение, и королева знала, кого винить в этом: подлые Диспенсеры присвоили себе деньги, которые были предназначены на ремонт замка. Они уже проделывали подобные штуки в других похожих случаях, и потому многие давно считают, что подобные места нужно брать под государственную опеку, а не доверяться отдельным личностям.

Какие все же мерзкие людишки, эти отец с сыночком! Как же умеет несчастный Эдуард окружать себя подобными существами – а все из-за своей пагубной страсти! Хотя, не будь этой страсти, тоже неизвестно, какими были бы самые приближенные к нему люди – он ведь так слаб, так беспомощен. Иногда просто жалко его до слез… И совершенно очевидно: на смену Хью Диспенсеру придет вскоре еще какой-нибудь смазливый и порочный молодой искатель наживы – и так будет все время, пока… До тех пор, пока вмешательство со стороны не прекратит это насовсем… Навсегда…

Клянусь, сказала она себе, что после рождения ребенка обращу все силы на то, чтобы такая пора наступила как можно скорее. Ждать больше нельзя!

И ведь какая, в сущности, шутка судьбы, что она рожает четвертого ребенка от подобного человека! Противно, и непонятно, и немножко даже забавно… Но теперь хватит! Довольно…

Роды прошли легко. Она вообще рожала почти без труда. На свет появилась еще одна девочка, которую нарекли Джоанной и кто стала известна как Джоанна из Тауэра.

Эдуард вскоре явился посмотреть на новорожденную.

– Снова девочка, – сказала ему Изабелла, вглядываясь в его лицо, до сих пор не потерявшее своей юношеской привлекательности.

Это ее огорчало и обижало: она все еще думала, как бы она могла любить его – будь он другим, – любить, уважать, стараться во всем понимать и помогать ему. Если бы только он был другим! Но он был и остался таким, каким она его узнала: равнодушный к женщинам, падкий на мужчин, по-настоящему страстный только к себе подобным. Могущий любить только их…

Ну, пускай уж так – но почему… зачем он делает все так открыто? Словно ребенок, не умеющий скрывать свои детские шалости, думающий, что их никто не замечает, а если и видит, то прощает – ребенок ведь… О, Эдуард, какой же ты неразумный!.. И как тебе предстоит окончить свои дни? Думаешь ли ты об этом?.. Наш сын делается все старше. Ему уже девять. Он растет, и вместе с ним вырастает угроза для тебя. Понимаешь ты это, глупый Эдуард?..

Но в чем дело? Почему король смеется? Что он находит смешного в ребенке?

Эдуард уже не смотрел на девочку. Изабелла молча ожидала, что он скажет. Он продолжал смеяться, теперь еще громче.

– Что тебя так рассмешило? – спросила она раздраженно.

– О, это все из-за Хью.

– Опять Хью? Довольно!

– Я думал, это тебя повеселит. Послушай… Он уехал на остров в Бристольском заливе…

– На остров? – переспросила она. – Разве его не изгнали из страны?

– Он сделался пиратом. – Король снова расхохотался. – Настоящим пиратом! У него вооруженный корабль, и он уже захватил два торговых судна. Взял на абордаж! Забрал весь груз и отпустил их пустыми и голыми…

Эдуард так смеялся, что с трудом можно было разобрать слова.

– Но ведь пиратство у нас наказывается по закону? – Голос Изабеллы был холоден.

– Ох, перестань. Это же просто шутка.

– А капитаны и владельцы кораблей тоже так считают? Как ты думаешь?

– Им все потом объяснят… Но как это похоже на Хью, верно? Он такой выдумщик. Не хуже Гавестона.

– Да уж, – язвительно произнесла Изабелла. – Роль пирата ему вполне подходит. Он и с королевской казной поступает, как настоящий пират.

– Перестань, Изабелла. Все это наговоры и людская злоба. Уверен, мы скоро снова увидим его здесь, и многие будут просить у него прощения.

О Господи, думала она, глядя на красивое оживленное лицо Эдуарда, ну можно ли быть таким глупцом?! Ты же собственной рукой пишешь себе смертный приговор…