"Лесная быль. Рассказы и повести" - читать интересную книгу автора (Радзиевская Софья Борисовна)

Неожиданная встреча

Это была, наверное, самая страшная ночь в моей жизни. И тянулась она без конца. Становилось всё холоднее. Мы до того измучились, что даже от наступившей тишины нам было не по себе: казалось, что кто-то подкрадывается и вот-вот схватит.

Наконец небо посветлело, стали видны деревья, и мы с Мишкой посмотрели друг на друга.

— Мишка! — вскричал я с испугом. — У тебя всё лицо поцарапано.

Мишка тряхнул головой.

— А ты сам, думаешь, лучше? — отвечал он с оттенком прежнего задора и потянулся было рукой закрутить хохол, да так и остановился.

— Вот так штука, — проговорил он медленно. — Мешок-то мой там остался, в избушке.

Тут только я понял, отчего у меня так сильно ныли плечи. Мой мешок до сих пор висел у меня за спиной, я даже ночью не догадался снять его. Теперь, с трудом поднимая затёкшие руки, я отстегнул лямки, опустил мешок на землю и почувствовал, что страшно хочется есть.

— Давай поедим, Мишка, — предложил я и быстро развязал мешок. — Тут всего хватит.

Мишка как-то странно посмотрел на меня.

— Да-а, — протянул он. — Не очень-то хватит. Я вчера у костра большой каравай из твоего мешка в свой переложил, у тебя тут маленький кусочек остался да сало.

Я понял: Мишка сделал это, чтобы мне идти было легче. А теперь мы оказались далеко от дома и без еды…

Но Мишкина рука уже добралась до хохла и крепко его закрутила. Это сразу его подбодрило.

— Вынимай, что там есть, — скомандовал он. — Да идём скорее. До реки дойти надо, там видно будет.

Я ещё в то время не понял, какая нам грозила беда, у нас не только не осталось ни еды, ни спичек, но теперь Мишка не знал, где избушка, где река и в какой стороне завод, чтобы попытаться хоть вернуться домой. Но мне этого он сразу не сказал. Оставалось идти на удачу. И мы пошли…

— Мишка, а так не может быть, что мы идём, идём и всё равно ни до какой реки не дойдём?

Мишка оглянулся.

— Болтаешь ты, сам не знаешь чего. Как это не дойдём? Всякой дороге конец бывает. Мы чуток в сторону взяли. А теперь как раз на Северную выйдем. Рыбы там страсть сколько.

— Я не про то. А вот если я сяду и скажу: «Миш, я больше не могу?»

Тут уж Мишка повернулся и быстро подошёл ко мне.

— Во-первых, я тебе за это самое по шее надаю. А во-вторых, встанешь и пойдёшь!

Мишкин голос звучал что-то очень бодро. Похоже было, что он старался показать не только мне, а и себе, что всё обстоит благополучно. И мы оба это понимали.

Мы пробирались по лесу уже четвёртый день после бегства из избушки. Остатки хлеба были съедены в первый же день, теперь мы собирали только ягоды, и за ними уже стало трудно наклоняться, а есть и, главное, пить хотелось всё больше. Мы шли к реке, так мы думали, а реки всё не было — не было ни воды, ни рыбы — пусть хоть сырой, которой река накормила бы нас.

— Мишка, — повторил я тихо, — я не в шутку сказал: я, и правда, совсем идти не могу. Лучше я посижу, а ты до реки дойдёшь и потом мне рыбы принесёшь. Немножко. И воды. Я тогда тоже, наверное, дойду. Даже, домой. Только ты сейчас, вечером, не уходи. А утром иди. Хорошо?

Мишка молча смотрел на меня. Он так сжал губы, что они побелели.

— Серёжка, — сказал он наконец, и голос у него сделался хриплым, как от простуды. — Ну, пройди ещё чуток, ведь ты же поел вчера хлеба… маленько.

Я тогда не знал, что это хлеб Мишка сохранил от своей порции. Сохранил для меня, а сам не ел уже трое суток. Он знал, а мне не говорил, что мы заблудились, и мучился — думал, что это его вина.

— Пойдём, Серёжка, — повторил он ещё раз умоляюще.

Но я вместо ответа протянул руку, опёрся о дерево и медленно опустился на его толстый изогнутый корень.

— Вот я и сел, — сказал я спокойно. — Ты уж не сердись, Мишка. Если ты мне по шее надаёшь, всё равно я не могу идти.

Корень был удобный, вроде скамеечки, спиной я прислонился к дереву, сидя как в кресле. Мне не было страшно, и есть больше не хотелось, только бы меня никто не трогал.

Мишка отчаянно взмахнул руками и перевернулся на одном месте, точно собрался куда-то бежать, но вдруг остановился и, наклонив голову, прислушался.

— Серёжка, — позвал он тихонько. — Храпит там кто-то… Смотри, смотри, вон там, — он показал рукой на что-то тёмное, лежавшее под кустами на другой стороне полянки. — Живое оно, может нет?

Мишка уже шагнул было вперёд, но тут я собрался с силами, встал и схватил его за руку.

— Мишка, — зашептал я, — не ходи, а вдруг это медведь?

— Ну вот ещё, — неуверенно ответил Мишка, но остановился.

Мы постояли тихо, крепко держась за руки.

— Давай поползём потихоньку, к кустам поближе, — предложил я. От волнения и слабость куда-то пропала.

Опустившись на четвереньки, мы осторожно поползли к тому тёмному, что лежало под кустом.

— Мишка, — зашептал я опять. — Да это же человек! Ну да, человек, видишь — ноги? Он нам дорогу покажет домой. — Я помолчал. — А может быть… может быть, у него и хлеба есть немножечко. Может быть, он сыт, и ему не нужно. Даст он? Как ты думаешь?

Мишка остановился не отвечая. Наморщив лоб, он всматривался в неподвижную фигуру.

— Да-а, — неопределённо протянул он. — Ты вот что, погоди маленько, я один немножечко проползу. Чего это он не шевелится? Может, и неживой вовсе?

— А храпит-то как, — возразил я. — Очень даже живой. Ползём вместе. Я…

Но тут — крак! Под моей коленкой хрустнула ветка, да так громко, точно выстрелила. Мы оба даже к земле припали от неожиданности.

Человек под кустом перестал храпеть, медленно повернулся в нашу сторону и открыл глаза. За круглыми очками глаза эти показались мне ужасно большими и строгими.

— Мальчишки, — произнёс человек так спокойно, словно в глухой тайге мальчишки росли под деревьями, как грибы, — откуда здесь оказались мальчишки? — И он опять опустился на землю и закрыл глаза, будто нас и не было.

Мы всё ещё не могли прийти в себя от удивления и не шевелились. Вдруг Мишка толкнул меня в бок:

— Серёжка, смотри!

На траве около странного человека лежал чёрный сапог с разрезанным голенищем, а левая нога, в одной портянке была неестественно вытянута.

Мишка ещё немного помедлил, а потом решительно встал и шагнул к человеку. Я вскочил за ним.

— Дяденька, — заговорил Мишка, — что у вас с ногой-то?

Густые брови зашевелились, и тёмные глаза посмотрели на нас очень строго.

— Вывихнул, — проговорил человек таким же недовольным голосом. — В яму свалился и вывихнул. И нарыв ещё на подошве. Вот если бы вместо пары таких шпингалетов один толковый человек оказался, он бы мне помог. А вы только… спать мешаете.

Но от Мишки не так легко было отделаться.

— Да вы скажите — что делать, мы постараемся, — предложил он уже увереннее, ступил ближе и потянул меня за рукав.

Незнакомец вдруг широко открыл глаза и приподнялся, но тут же со стоном откинулся назад.

— Ой! — крикнул я подбегая и нагнулся, чтобы помочь ему подняться.

— Не трогай! — резко проговорил человек, отстраняя меня рукой.

Я в смущении отступил на шаг и оглянулся на Мишку: что же это такое?

Мишка стоял, наклонив голову набок, и внимательно смотрел на странного человека. Затем тряхнул головой и, подняв руку, закрутил чуб на макушке.

— И вправду, Серёжка, — сказал он как бы в раздумье, — ну чего мы с тобой к дяденьке привязались? А он и не нуждается. Пойдём себе, а он и один как-нибудь полежит.

Решительно повернувшись, он схватил меня за руку и потянул за собой. Я пошёл, окончательно сбитый с толку, спотыкаясь и оглядываясь.

— Мишка, — шептал я отчаянно, — а как же он один будет лежать?

— Иди, знай, — прошипел Мишка и дёрнул меня за руку.

— Эй, — послышался сзади недовольный голос. — Эй, мальчик, как тебя там?..

Мишка остановился вполоборота, всё не выпуская моей руки.

— Извиняюсь, дяденька, — вежливо проговорил он. — Может, и взаправду кто постарше набежит. Тут по зимам охотники заходят…

Я испуганно взглянул на Мишку.

— Так что не обижайтесь, — договорил он так же спокойно и опять медленно повернулся, точно собирался идти дальше.

— Гм, кха… — донеслось из-под куста. — Ну ты, мальчишка, подойди-ка сюда!

Мишка опять повернулся, придерживая меня рукой.

— Что скажете, дяденька? — спросил он вежливо, не двигаясь с места.

— Да ты что, приклеился, что ли? — крикнул человек, и очки его так сердито заблестели, что я опять испугался. — Подойди ближе, я, кажется, не кусаюсь!

Мишка, всё ещё держа меня за руку, сделал несколько шагов вперёд. Больной поднял было руку, но сморщился и опустил се.

— Там, — сказал он отрывисто. — В рюкзаке. Фляжку достань и котелок. Воды принесите из речки, вот в той стороне с берега спуститься не так круто.

— Сейчас, дяденька, — так же не торопясь согласился Мишка. Но на этот раз я поймал его косой взгляд, полный такого лукавства, что наконец мне стало всё понятно.

— Река! Слышишь, Мишка? Мы до реки дошли! — от радости ко мне вернулись силы, и я бросился за другом. А он уже схватил и фляжку и котелок и тоже бежал во всю мочь.

Берег был невысокий, но крутой, мы чуть не свалились на прибрежную отмель. Вода! Чистая, холодная, и пить её можно сколько хочешь! Я погрузил лицо в воду, пил, захлёбывался и снова пил. Вода текла быстро, но спокойно и только в одном месте, у самого берега, весело журчала, разбиваясь струйками о старый свалившийся с подмытого берега пень.

— Кажется, всю бы выпил! — сказал я, стоя на коленях, и с завистью посмотрел на убегающие струйки.

— Ты уж немножко тому дяденьке оставь! — откликнулся Мишка. Он только курточку скинул и как был, в трусах и майке, плескался около берега. — Видал, как я его обошёл-то?

— И я хочу! — я тоже стащил курточку. — До чего же хорошо! Мишка, а я сначала и правда испугался, что ты его в лесу оставить хочешь. И его я тоже немножко боюсь. Уж очень у него очки сердито блестят.

— Против солнца лежит, — объяснил Мишка. — Нравный старик. Сам с места сдвинуться не может, а сам ещё сердится. Ну, уж теперь тише будет. Я вот его не испугался. Нисколечко!

Уж это Мишка соврал. Но я и спорить не стал. Лучше лишний раз окунуться!