"Антикиллер-3: Допрос с пристрастием" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил Аркадьевич)Глава 3 Судьба агентаЗа а прошедшие годы набережная здорово изменилась. Толпы гуляющей публики, запахи шашлыка и громкая музыка, которая со времен советской власти считается показателем полноценного отдыха освобожденного пролетариата. Почему-то преобладали восточные мотивы, как будто здесь проводили время сбросившие оковы ливийские рабочие. И действительно, смуглых лиц было немало, хотя их носители вряд ли имели отношение к Ливийской Джамахирии, да и к пролетариату тоже. На каждом шагу раскинулись закусочные, кафе и рестораны, причем везде лилось рекой пиво, хотя во многих не было ни воды, ни туалета, в связи с чем власти ежегодно грозили закрыть антисанитарные «времянки», но в результате их количество только увеличивалось. Припаркованные вдоль проезжей части машины сверкали лаком, вдоль узорчатой чугунной решетки стояли рыболовы, забросившие удочки в мутные воды Тихого Дона. Над всем этим нависал Южный мост, изящной стрелой перекинувшийся с правого, европейского берега, на левый, азиатский, и открывающий путь на Кавказ и в Закавказье. – Ну, чего, ловится? – по-свойски спросил прохожий у одного из рыболовов. Тот нехотя махнул рукой. – Пара подлещиков. Проходи, папаша, не спугни фарт… – Фарт – дело серьезное, – согласился прохожий и медленно двинулся дальше. Ему было сорок пять лет, и на «папашу» он бы, конечно, не тянул, если бы вел здоровый образ жизни, посещал фитнес-центр и одевался в фирменных бутиках. Но ни того, ни другого, ни третьего человек не делал. Редкие седоватые волосы, покатый лоб, морщинистое лицо, отеки под глазами, пористая бледная кожа, выраженные красные прожилки на картофелеобразном носу, большие, оттопыренные уши… Даже начинающий терапевт определит по этим признакам некачественное питание, злоупотребление спиртными напитками и длительное пребывание в спертой атмосфере замкнутых помещений. И окажется прав: прохожий много лет провел в ИБС,[14] тюрьмах и колониях, где одинаково напряженно как с качественными продуктами, так и с чистым воздухом. Зато про фарт опытный вор по кличке Клоп знал не понаслышке. Например, почти новый, хотя и мятый клифт[15] он выиграл в карты, а неношеные шкары[16] шопнул на рынке. Уже шесть раз он выскакивал из ИБС и СИЗО за недоказанностью, и собратья по ремеслу считали, что фарт Клопу так и прет. Вдали показался желтый «уазик», и он поспешно отвернулся, облокотился на чугунную ограду, сделав вид, будто любуется плывущими по реке корабликами. Когда патруль проехал, он двинулся дальше, а войдя в тень моста, свернул с асфальта набережной и принялся карабкаться на поросший бурьяном и амброзией косогор. Потом начались густые заросли высаженного им же самим шиповника. Естественный колючий забор закрывал вход в жилище от посторонних глаз и представлял труднопроходимое препятствие для случайных гостей. А неслучайные знали, что возле несущей опоры имеется небольшой просвет. Привычно протиснувшись сквозь заросли, Клоп оказался там, где бетонное тело моста соединялось с правым берегом. Здесь, в серой трехметровой стене раньше имелось отверстие, но теперь оно было закрыто железной дверью со строгой надписью: «Посторонним вход запрещен». Надпись сделал сам Клоп, поэтому она была немного кривоватой, но свою роль выполняла, придавая двери официальность. Отперев «сельмашевский» замок большим, двухбородковым ключом, показывающим, что его владелец не относится к категории «посторонних», Клоп вошел внутрь, закрыл скрипучую дверь и запер ее на задвижку. – Надо смазать, – по-хозяйски подумал он, по крутой лестнице пробираясь в недра моста. Мало кто, кроме специалистов, знает, что в мостах перебрасывают через реки электричество, воду, телефонную связь, иногда газ… Кроме того, для снижения веса и упрочения конструкции мосты обычно строят полыми внутри. Полости эти называются технологическими камерами, которые последние три года служили Клопу квартирой, а следовательно, превратились в комнаты. В самой большой – метров на двенадцать, он настлал деревянный пол, подключившись к кабелю, провел себе свет, на зиму поставил мощный «козел», изготовленный из асбестовой трубы, обмотанной толстой проволокой, и даже плоский телевизор с большим экраном. И пол, и стены покрывали ковры, ковры висели на дверных проемах, и спал Клоп на ложе из положенных друг на друга ковров. Их Батон с корешом по запарке вывезли с небольшого склада, а когда рассмотрели, то оказалось, что на всех одинаковый старомодный рисунок – олень на фоне леса. Сбывать такой приметный товар было стремно,[17] вот Батон и подогнал их Клопу. Бетонное логово сразу стало уютным и богатым, похожим на пещеру Али-Бабы. Правда, без сокровищ. Зато со всеми удобствами. Васек Слесарь врезался в водопроводную трубу, и в одной из «комнат», поменьше, Клоп обустроил душевую, пока летнюю, с холодной водой, но он надеялся поставить электрический нагреватель. Чтобы не дуло и не лилось вниз, он забил все дренажные отверстия, выложил цементом направляющую канавку. Теперь вода стекала в какую-то дыру и исчезала в неизвестном направлении. В дальней комнате быт устроен туалет: над расширенным дренажным отверстием Клоп поставил ящик на манер стульчака, точь-в-точь как в средневековых рыцарских замках. Только там испражнения падали на крепостную стену, а здесь – в Дон, надо было только следить, чтобы не попасть на какой-нибудь пароходик… Массивное основание моста постепенно поднималось, анфилада комнат становилась все ниже и ниже, а потом переходила в туннель – метр на полтора, в котором проходили все коммуникации и по которому можно было на четвереньках перебраться на Левый берег. Клоп быт доволен своим жилищем, правда, днем здесь досаждали постоянный гул и вибрация от плотного транспортного потока, но привычное ухо старого вора как бы отключало посторонние звуки. К тому же он не быт большим домоседом, а ночью шумы практически сходили на нет. Снизу раздались глухие удары – кто-то колотил в дверь. Клоп знал – кто. По крайней мере думал, что знал, потому что ждал Батона. «Звонок надо провести, – подумал он, включая фонарь и спускаясь по пологим, мало приспособленным для ходьбы ступеням. И тут же одернул сам себя: – На кой ляд он тут нужен? У меня не притон и не катран.[18] На хер мне вообще эти гости… Если бы не Михалыч…» Стук не прекращался. Надо будет просверлить дырочку, чтобы видно было, кто там толчется… Вздохнув и взявшись левой рукой за задвижку, правой Клоп уцепил маленький, но острый плотницкий топорик. – Ну, кому так не терпится? – недовольно спросил он, перехватывая топорик поудобней: Батон не должен так колотить, он мужик степенный. Но за дверью действительно стоял Батон, и он действительно не стучал, а стучал Черкес, которого Клоп не звал и не ждал. У него сразу испортилось настроение. Хотя с Черкесом они чалились на иркутской пятой зоне, но Клоп очень не любил неожиданностей. – Где ты такую дверь надыбал? – широко улыбаясь, спросил Черкес. – Ее и динамитом не пробьешь! – А ты что, стал динамитом работать? – вопросом на вопрос ответил Клоп, продолжая стоять в проходе и щурясь на незваного гостя. – Чего стоишь, как вертухай на шмоне? – Батон тряхнул огромной сумкой. Послышался характерный стеклянный звон. – Заводи в хату! Клоп пожевал губами и незаметно поставил топорик на место. – Ну, заходите, – пересиливая себя, наконец, выдавил он. В конце концов, эти двое четыре года жили с ним, в одном бараке, даже кушали вместе.[19] Черкес как-то раз впрягся за него во время «разборки» с дагестанскими наркоторговцами и заточкой проткнул одному дагу обе щеки. Да и вообще – за колючкой все на виду. Скрытая гниль, если она сидит в человеке, рано или поздно вылезает наружу. Но за Батоном и Черкесом косяков не числилось, они считались правильными пацанами. А то, что Батон привел кореша без спроса, так никакой подлянки в этом, скорей всего, нет. Клоп повел гостей в свое убежище. Ему не нравилось, когда сюда приходят посторонние. Да и «дела» ему давно надоели. Много лет он работал на износ, бился на двух фронтах и очень сильно устал. Хотелось отдыха, покоя, одиночества. Если бы не просьбы Михалыча, он бы просто гулял по набережной, может, попробовал бы ловить рыбу, спокойно смотрел телевизор и никаких пришельцев к себе не пустил, будь они хоть трижды «семенники»… В узких коридорах едко пахло бетонной пылью, осенью и зимой здесь царил запах сырости. Но человек ко всему приспосабливается. У него диапазон выживаемости, как у крысы. Когда зашли в «жилую комнату», Черкес покрутил головой, демонстрируя орлиный профиль. За тонкий загнутый нос, узкие жгуче-черные усы, пристальный взгляд черных цыганских глаз он и получил свою кликуху. – Ну, ты, в натуре, как барыга! Клево зашхерился! Кривоватая улыбка раздвинула тонкие губы Клопа. Тускло блеснула стальная фикса. – А чего делать? Я откинулся, а дом сгорел. Соседей расселили кого куда, а мне – в лоб: иди туда, откуда вышел! Вот и пришлось самому шустрить… Паша Железняк мне дверь подогнал, пристрелил ее дюбелями к бетону, так и обжился постепенно… В его голосе звучала законная гордость. – И чо власть, не гонит? – поинтересовался Черкес, обходя галерею помещений. В дальних еще остались квадратные и круглые отверстия, сквозь которые виднелись набережная и мутные воды Дона. Черкес несколько раз плюнул вниз, и ему это понравилось. – Менты не «наезжали»? Клоп вздохнул. Он боялся, что в один далеко не прекрасный день придут какие-нибудь инженеры или как их там, приведут участкового – и выгонят к чертовой матери… Но что поделаешь… Воровская жизнь приучила Клопа к тому, что в любой момент можно потерять все – вещи, свободу, жизнь. Пока не трогают – и ладно. – За три года ни одна падла не «наехала». – Харэ порожняки гонять![20] – Батон брякнул принесенной сумкой. Достал водку, хлеб, паштет, сыр, банку соленых огурцов, пакет с чебуреками. – Гуляем, братва! – Что, лабаз ломанули? – как бы из вежливости поинтересовался Клоп. Обычно на такие вопросы отвечать не принято. А задавать – тем более. Чужаку за них и язык отрезать можно. Однако среди своих другие расклады. – Лабаз не лабаз, – хохотнул Батон. Его круглое рыхлое лицо напоминало булку непропеченного хлеба. А маленькие, глубоко посаженные глаза будто выдавили в белой мякоти пальцами. – Шкет с пацанами палатку на набережной сломали. Ну, и отстегнули долю, как положено… А чебуреки рядом, в «Крепости» взяли. Водка сразу ударила в голову, обволокла душу теплым мягким дурманом. Растеклась по телу тихая хмельная радость. Сочно хрустнули на зубах соленые огурчики. Следом за ними хорошо пошли еще теплые чебуреки. Все трое ели быстро и жадно, также бестолково и спешно пили. Без разговора, без тостов, как принято у зэков и животных – набить утробу, пока не отобрали. Одна бутылка глухо упала на ковер, вторая, третья… – Вот по твоей теме! – вспомнил вдруг Батон и выложил из карманов четыре дешевых мобильника. Клоп их осмотрел, проверил, обращая внимание на наличие заряда. – Пятьсот, больше не дам! Батон безразлично хлопнул белесыми ресницами, и Клоп, опасливо озираясь, извлек из своей «постели» несколько купюр. – На, держи… – А насчет остального, на днях перетрем с людьми, – сказал Батон, разливая четвертую бутылку. – Есть пацаны, на хату нацелились, только у всех вопросы: с чего ты вообще вдруг делюгу ищешь? Вроде отошел уже… – Бабки нужны, – глядя в сторону, хмуро пояснил Клоп. Черкес засмеялся. – А кому не нужны? Только не пойму – сколько ты на этих мобилах заработаешь? Одни слезы… – На хлеб с колбасой хватит. Небось не каждый день такая хавка с неба падает… Допив водку и доев закуску, сытые и пьяные блатные развалились на коврах, закурили, пуская вверх ядовитый дым. – Да, в «пятерке» бы такую жратву! – сказал Черкес. И вдруг быстро сел. – Слышь, Клоп, у тебя мост качается! – Это у тебя в мозгах качается, – обиженно ответил Клоп. – Нажрался уже… – Кажись, и вправду качается, – кивнул Батон. – Ты-то уже привычный, а мы нет. – А тут вообще кайфово, – протянул Черкес и хищно прищурился. – Слышь, Клоп, можно я к тебе телок водить буду? Разложу тут, куда ей деваться – кричи не кричи… Клоп, а точнее, сидящий в нем другой человек, по прозвищу Леший, мгновенно насторожился. Хотя внешне это никак не проявилось. – Молодец, Черкес, здорово придумал! А она потом ментов ко мне приведет! Спасибо, братан! – Да не бойсь, не приведет, – лыбился Черкес. – Я ее через ту дырку в Дон спущу, если возникать будет. Пусть купается! – Слышь, Клоп, у тебя травка есть? – спросил Батон. Клоп задумался. Подкумарить, конечно, хорошо, но как бы не вылез тот, второй – Леший… Если ворохнутся кореша – на куски порвут… – Была где-то, да мало: на один косяк… Искать неохота… – Кайфовое место, – повторил Черкес. – Дверь железная, пока ломать будут, можно все выбросить! И концы в воду… Слышь, Клоп, давай я тебе обрез с гранатой занесу, пусть полежат… – Заноси, – пожал плечами Леший. – Только ненадолго. Я волыны никогда не любил, а гранаты особенно. Она рванет, и кишки наружу. Помните, отморозок молодой подорвался? – Было дело, – кивнул Батон. – А правда, что ты хорошо пикой рисуешь?[21] Вроде какой-то особый удар знаешь… – Да брешут все. – Клоп недобро зыркнул из-под бровей. Эта тема была ему неприятна. – Нашли Рэмбо, рогометы сраные! Я же не мокроход, даже не ношу с собой ничего. Это и по воровской окраске не положено. – Что положено, на то давно положено! – сказал Черкес и рассмеялся. – Сейчас тебе любой может в жопу ствол засунуть, да еще повернуть три раза! А когда гранату покажешь – все отскакивают! – Это точно, беспредел! – поддержал кореша Батон. – Зему знаете? Нажрался у Валета в «Раке» и стал всем пацанам в рыто ствол тыкать! С глушаком, длинный такой! – Да кончай! – усомнился Клоп, а точнее, сидящий в нем Леший сделал вид, что Клоп не поверил. – Я Зему знаю. У него пушки отродясь не было! Да еще с глушаком! Он же не киллер, в натуре! – Что «кончай»?! – возмутился Батон. – Я сам видел! Новехонькая такая, черная… А глушак белый, блестящий! – И что пацаны? – заинтересовался Черкес. – Да что… Ничего. Он же пьяный и с пушкой. Никто возбухать не стал, он повыступал, ствол спрятал и ушел. – А я бы отобрал и рыло начистил! – скривил губы Черкес. – Это сейчас хорошо гоношиться… Маслину в брюхо никто получить не хочет… Клоп нашел все-таки порцию анаши, забил косяк, пустил по кругу. Расслабуха усилилась, языки развязались, и разговор пошел совсем откровенный. Сам он говорил мало. Больше слушал, анализировал, мотал на ус. Одно слово, малозначительный намек, случайная проговорка могли пролить свет на непонятные дела и мутные темы, связать концы ниточек, ведущих неведомо куда. Неведомо ему, Лешему. Тот, кому он сливает информацию, знает все и обо всех. И Леший ему в этом помогает. Ибо, какие ни старые кореша Батон с Черкесом, а Клоп им не доверяет. Он доверяет только одному человеку, которого сейчас здесь нет. И быть не может. Но зато здесь есть его глаза и уши – это он, Леший. – Привет, Михалыч, – хриплый голос вибрировал в трубке служебного телефона. – Я у тебя занять хотел пару сотен. Срочно. Через неделю отдам, в натуре! Повисла недолгая пауза. Подполковник Коренев анализировал условную фразу: тембр, интонацию, слова. Ведь агент может говорить с бритвой под кадыком. Выйдешь на встречу, а тебя грохнут. Такие случаи бывали… Но сейчас ничего настораживающего не обнаружилось. Спокойный, расслабленный тон, никакого напряжения. Только глотка пересохла, видно бухал вчера по-черному. Вот и сдоил что-то интересное… – Я тебе не банк для срочных кредитов. Давай во вторник схлестнемся. Где-нибудь на свежем воздухе. Они встретились через два часа на пустыре, за рыбозаводом. Один подтянутый, гладко выбритый, пахнущий хорошим одеколоном, в синих джинсах, белой рубашке, легкой серой куртке и черных блестящих полуботинках, второй – весь какой-то тертый, мятый, в неопределенного цвета одежде: выношенных нечищеных туфлях, коротких широких брюках, складками схваченных на поясе, и растянутом хлопчатобумажном свитере. Казалось, у этих людей не может быть ничего общего, и, если бы кто-нибудь увидел, как представители совершенно разных социально-экономических слоев сердечно пожимают друг другу руки, он бы очень удивился. По другую сторону дощатого забора раскинулась помойка, издававшая невыносимую, выворачивающую внутренности вонь. Зато ненужные свидетели отсутствовали напрочь. «Свежий воздух» отпугивал даже случайных прохожих. Да и кого понесет на гнусный, замусоренный пустырь? – Здорово, Петруччо, – поприветствовал осведомителя Лис, как обычно, дружески коверкая его имя на итальянский манер. – И тебе не болеть, Филипп Михалыч, – ответил тот. Они отошли подальше от забора, нашли местечко поукромней, сели на поваленный телеграфный столб. Но навязчивый запах тухлой рыбы все равно докатывался смрадной волной. Лис поморщился: – Черт, думал – прибьет холодком! – Ладно, – буднично ответил привычный Леший. – Лучше здесь сидеть, чем у параши. Выглядел он неважно. Да и чувствовал себя соответственно. Расцвели красные прожилки на носу, пожелтели глаза, под ними обвисли мешки на пол-лица. Щеки, покрытые жесткой черной щетиной, ввалились. Живот крутило спазмами, тошнота подступала к горлу. – Держи! – Лис вынул из пластикового пакета две бутылки пива. – Ух, ты! – Сорвав пробки, Леший залпом выпил их одну за другой. Потом вытер ладонью влажный рот и перевел дух, прислушиваясь к своему организму. Ему заметно полегчало. – Ну, спасибо, Михалыч, выручил! Откуда узнал, что трубы горят? – Я ведь все знаю, – усмехнулся Лис. – Это точно… Леший засуетился, похлопал себя по карманам. – На, держи. – Он протянул купленные у Батона мобильники. – Заряженные? Сколько отдал? – Тысячу. – Чего-то многовато. – Лис достал деньги. Клоп пожал плечами. – Откуда я знаю? Тут вон даже доллар скачет вверх-вниз. Лис усмехнулся еще раз. – Доллар, говоришь? Ну-ну… Надо будет тебя на биржу устроить! Леший отмахнулся. – Хватит шутки шутить. Слушай сюда… Помнишь, ты говорил, кто-то баб насилует? Так вот Черкес вчера какую-то пургу гнал про это дело… – Что-то конкретное? – Не-е. Мол, приведу к тебе, разложу, криков не услышат, а если что – отправлю в Дон купаться… – Ясно, – кивнул Лис. – Все? – Нет. Сопляки продуктовую палатку на набережной «поставили». У них там какой-то Шкет за старшего. Водка, консервы, сыр, колбаса… – Колбаса, это, конечно, важно… Из-за колбасы такая срочность? – Нет, – упрямо помотал головой агент. – Есть такой Зема, он с Богатяновскими трется. Так вот у него появился ствол с глушаком. Новенький. Пушка черная, глушак белый, блестящий. Батон видел, да и в «Раке» многие видели, Зема по пьянке пацанов пугал… – Вот это другое дело, Петруччо! – оживился Лис. – А ты мне про колбасу да всякие фантазии… Это ты молодец! Скрывая улыбку, Леший опустил голову. Похвала куратора была ему всегда приятна. – Да, Батон мне делюгу подогнал. Вроде с домушниками. Завтра тереть будем. – Значит, слушай меня внимательно, – деловито произнес Лис. – По квартире я тебе даю наводку: улица Зенитная, 15, квартира 8. Запомнишь? Там много добра должно быть, бабла. А меня интресует информация в ноутбуке – знаешь, что это? Такой компьютер маленький, плоский, как книга открывается. Знаешь? – Видал, – не очень уверенно сказал Клоп. – Только я с ними не того… – Тебе и не надо ничего с ним делать. Просто возьми и принеси мне. И документы, какие найдешь. Это моя доля за наводку, понял? Клоп усмехнулся. – Понял. Затейник ты, Михалыч… – Теперь дальше. Найди этого Зему, потрись с ним, убедись, что ствол у него действительно есть. Попроси подержать, если получится – шмальни в землю или в дерево, а потом пулю аккуратно выковыряй, только чтобы не поцарапать… Попробуй узнать – где он взял пушку. Только аккуратно… – Не учи ученого, – сказал Леший. – Они ведь меня на куски резать будут… – Ладно, ладно… А что про беспредельное мочилово? Леший пожал плечами. – Ничего. Я не выспрашивал, пацаны не болтали. Да они сами не в курсах. Не их уровень… – О как? – Лис щелкнул языком. – Красиво говоришь, Петруччо… Уровень… Надо же! – Это мне Север сказал. Они в «Рак» собирались, ну и я подписался, а он головой покачал: «Нет, братан, это не твой уровень. Там и люди другие, и хавка тебе непривычная, и бухло. Да и прикид твой не годится… Ты, – говорит, – в прошлом веке остался. Иди в пивняк на Крепостной, там все как раньше…» – Ну и что? – заинтересовался Лис. – Ты обиделся? Ветер накатил очередной порцией резкой вони. Леший длинно сплюнул. – Во-первых, не обиделся, а огорчился. Ты что, Михалыч, не знаешь, что с обиженными делают? – Точно, это я косяк упорол, – покаялся Лис. – Но огорчился, вижу, конкретно? – Да нет. Правду Север сказал. Раньше все воры были одинаковы. На трамваях ездили, в кильдюмах ночевали, «закон» блюли, в общак отстегивали… А теперь одни в дворцах живут, да на «мерсах» раскатывают, а другие так и ждут трамвайчика… Неправильно все это! – Не бери в голову, Петруччо! Я тебе форму подарю, ты сразу и поднимешься! – засмеялся Лис, чтобы разрядить тягостную атмосферу. Куратор должен оказывать агенту психологическую помощь, поддержку и освобождать от угрызений совести и тягостных мыслей. Но Леший только потряс понурой сивой головой. – И опять не так, Михалыч! Что толку с твоей формы? Теперь даже тебя с твоей подполковничьей ксивой к Северу в дом не пустят, если без ОМОНа придешь! – Ну-ну, меня-то пока везде пускают! Лис потер виски и глубоко вздохнул. Сеанс психотерапии не вытанцовывался. – А вообще ты прав, Петруччо. Все как-то наперекосяк пошло… Только давай ближе к теме, а то ты с нее все соскочить норовишь. Валят наших бизнесменов одного за другим. Кто это делает? – Да какая разница, Михалыч? Это Тиходонец бизнесмен? Да он первый рогомет, беспределыцик! Пусть их хоть всех перемочат! Только воздух чище… Тусклый равнодушный голос Лешего слился с ветром и улетел куда-то за забор, к гниющим рыбным отходам. Коренев присел на корточки. Его взгляд требовательно уперся в блеклые усталые глаза осведомителя. – Не будет воздух чище, – тихо сказал он. – Не будет. Веришь? Леший попробовал отвернуться, но не вышло. Куда кролику отвернуться от гипнотизирующего взгляда удава? Во взгляде и голосе, во всем облике Лиса был такой магнетизм, что по его приказу опытный вор, как мальчишка, мог пойти и в огонь, и в воду. Такой волей обладали паханы старой закалки, которые взглядом и негромким голосом разгоняли толпу бунтующих, жаждущих крови зэков. – Тебе верю. – Он потянулся к вороту старого, потертого свитера. Словно тот давил на горло, не пуская воздух в легкие. – Ты меня давно мог сдать и медальку на грудь повесить. А за тех псов, что я у ИБС мочканул, – так и орден. И что я тебе десять лет верой и правдой служил – не посмотрел бы. Наверное, любой бы сдал… Перешагнули бы через «дятла»… Леший с натугой выдавил последние слова и уставился в землю. Будто под коркой из грязи, бутылочных осколков и раздавленных окурков скрывался философский камень, дающий ответы на любые, даже самые сложные вопросы. – Ладно, ладно, Петруччо, ты чего? – Лис поднялся, похлопал агента по плечу. Он помнил, как выводил Лешего из той истории: подменил личное дело, вклеил другую фотографию, подложил чужие «пальчики»… Должностной подлог – вот как это называется! Всплыло бы – и его за милую душу посадили рядом с Лешим! Но по сути агент быт прав! Он в одиночку завалил двух матерых убийц, которые хотели с ним расправиться! Они бы до сих пор жировали на свободе, да если б и залетели, то кантовались бы на пожизненной зоне, жрали, ссали, дышали, дрочили, писали жалобы и помиловки… Если бы не встретились в подворотне со старым вором, которого по беспредельной глупости и наглости не смогли правильно оценить…[22] – Ты душу не рви. За тех уродов никого бы не посадили. К тому же – элементы самообороны, адвоката я бы тебе подогнал… Но Леший в ответ улыбаться не стал, напротив – жестко свел брови. – Ты мне не вкручивай. С моей биографией – двадцать лет, и к бабке не ходи! Я же сказал, тебе – верю. И просьбу твою помню, насчет последних мокрух. Только стремно лезть в это дело за каких-то барыг. Завалили, ну и хрен с ними… Лис не дал ему договорить, резко рубанув рукой воздух: – Ты послушай меня, Петруччо! А то говоришь: «верю», а сам суетишься, как шлюха под клиентом! Ты не за барыг подписываешься. А против беспредела! Знаешь, как мужа с женой у стекольного завода завалили? Молчишь? А я тебе расскажу! Им обоим по сорок пять лет было. Дети хорошие, подростки, мальчик и девочка. И всю жизнь работали, пахали с утра до ночи! Не воровали, не грабили, не мошенничали. Просто талант у них был: из стекла картины делали. Такие, что сердце радовалось. На их заводе человек двести работали. Хорошо зарабатывали, семьи содержали, родителям старым помогали. Жили как люди, радовались. А потом их из автомата – раз! И все! Лежат в новых плащах, а плащи в дырках от пуль… Какие они барыги?! Последний яростный хрип прокатился над Лешим, словно вдавливая его в землю. Он тоже поднялся, отряхнулся, почесал затылок. – Ты, Михалыч, не кипятись. Я не за барыг, я за тебя подписываюсь. Попробую, разворошу эту тему, может, и выплывет что… В советские времена единственный в Тиходонске пивбар «Актер» был очень популярным местом, может, потому, что выгодно отличался от разбросанных тут и там открытых пивнушек. Располагался он в первом этаже изрядно обветшавшего Дома актеров, здесь были высокие цены, зато подавали неразбавленное пиво, а из-под полы и вяленую рыбу, повсеместно запрещенную по санитарным соображениям. К тому же ходили слухи, что иногда сюда заглядывают артисты драмтеатра, которые якобы все еще жили в этом доме. Неизвестно, что больше привлекало публику, но здесь всегда стояла очередь, и, хотя советскую Россию очередями не удивишь, это все же было определенным показателем. Потом наступили новые времена, шикарно отделанные пивбары расплодились, как грибы, появились пивные рестораны, и даже пивная библиотека, а «Актер» остался таким же, как раньше, только пивные кружки сменили большие пластиковые стаканы. Он превратился в заурядный недорогой пивняк, и контингент посетителей был соответствующим. Клоп зашел сюда за пять минут до назначенного времени. Было накурено, людно и шумно. Сквозь въедливую табачную вонь пробивался рыбный запашок, смешанный с тяжелым пивным духом. В приглушенном свете тяжелых потолочных ламп краски казались темнее и гуще. Основной контингент составляли рабочие двух ближайших заводов, безработные и окрестная пьянь. Иногда залетали разномастные жулики низшего пошиба, чувствовавшие себя здесь как дома. Народ гомонил, обсуждая очередной футбольный матч, рост цен и другие насущные проблемы. В некоторых разговорах сквозил мутный криминальный оттенок. Клоп осмотрелся, кивнул нескольким знакомым и подсел за четырехместный столик к Батону. Они обменялись рукопожатиями. Двое парней, сидящих напротив, холодно и испытующе уставились на нового человека. Судя по их небритым угрюмым рожам, ребята не отличались добродушием и прошли ту же школу, что и Клоп. Синие перстни на пальцах подтверждали этот вывод. Клоп едва заметно покосился в их сторону. Так смотрят на пустое место. Батон коротко кивнул: – Это – Круглый. Это – Стекло. Это Клоп. Угрюмые парни кивнули, но рук не протянули. Клоп вообще не шевельнулся. Все же в воровской общине он был более крупной фигурой, и молодняк должен это понимать. Ему принесли пиво и сухую тарашку. Он оторвал голову, чулком спустил серебристую шкурку, разорвал рыбку пополам, выковырял и сунул в рот вязкую, соленую икру, с удовольствием глотнул пива. – Ну, так что за тема? – наконец спросил он, в упор разглядывая будущих подельников. – Тема простая – хату взять, – нехотя сказал Круглый. Блатные четко подмечают броские черты личности: у него были большая круглая голова, круглые глаза и круглый рот. Еще ему бы подошло погоняло «Сова». – Люди нужны? – отхлебнув еще пива, поинтересовался Клоп. – Нужны, – кивнул Круглый. – Только… Он посмотрел на напарника – говорить или нет. Тот отвел взгляд. – Что-то я вас не пойму, пацаны, – рассудительно проговорил Клоп и с силой поставил кружку на стол. – Вы что, «шестерку» собираетесь к себе пристегивать?! Или молодого «стремящегося» проверить хотите? Он зубами вгрызся в твердую коричневую спинку, не сводя взгляда с собеседников. От его слов и взгляда веяло холодом. Жуликам стало неуютно. По сути, Клоп поставил их «на правилку». И очень умело, потому что они уже сейчас чувствовали себя виноватыми. Даже Батон отодвинулся на другой конец лавки и притих. – Да никого мы… – попытался объясниться Стекло, навалившись грудью на стол. Его раскрасневшаяся физиономия, в многочисленных рытвинах от детской ветрянки, нависла над пивной кружкой. А глаза оправдывали прозвище – пустые, отблескивающие, как стекло. – Ша! – Клоп ударил ладонью по столу. – С тобой козырный фраер говорит! Стекло замолчал, а Клоп выпил полкружки пива, не сводя с уголовников холодного немигающего взгляда. – Меня все люди знают. Батона тоже многие знают. Батон мне сказал: есть люди, есть тема. Я пришел. А где тут люди? Х…и на блюде! С гнилыми базарами! – Прости, браток, – опустил голову Круглый. – Я тебе как на духу скажу, сомнение было… Ты ведь давно на дело не ходил. А в этой жизни всякое бывает… – Сомневаешься, значит, во мне? – Клоп приник к столешнице и смотрел своими ледяными глазами снизу вверх, как готовая к прыжку змея. – Так проверь! Или серьезных людей спроси. Севера, например. Или Креста… Слыхали про таких? Под тяжестью этих имен Круглый и Стекло склонили головы. – Нет сомнений, браток. Какой базар был, так и сказали. Честно, по-пацански! – Ну ладно, – Клоп, как ни в чем не бывало, продолжил обгладывать рыбу и запивать ее пивом. – Тогда давай свою тему. Наводка есть? – Нет. Клоп рассмеялся. – Тогда какая же это тема? Хотите хату поставить – и это тема? Это не тема, это смех один! Батон, кого ты мне привел? Окаменевший Батон наконец зашевелился. – Ребята проверенные, Клоп, зуб даю! Нуакосякупороли по молодости. Да и не знали они тебя. Сами не местные, откинулись недавно… В подтверждение его слов две головы покаянно склонились. – Ну ладно, – повторил Клоп. – Тогда слушай меня. Адрес есть. Хата богатая. Хозяин уедет, я буду знать. Но там замки хорошие. Как у вас с замками? Стекло кивнул. – Любой открою. – И новые? – Точняк. – А по электрике? Сигнализация там… Теперь кивнул Круглый. – Я отключал, было дело. Только раз на раз не приходится. На все сто гарантий не дам. – Хреново, – пожевал губами Клоп. И перевел взгляд на Батона. – А ты себе прикид солидный подбери. Я тебя научу, что говорить. Выучишь наизусть. – Какой из меня училыцик? Лучше на атасе постою. Или в хату пойду. Тонкие губы Клопа скривились в змеиной улыбке. – У тебя рожа внушает доверие. Ты же раньше лохов разводил у обменников. Значит, засрать мозги умеешь… И наколок на руках нет. Стекло и Круглый спрятали руки под стол. – Ничего, вы в перчатках будете, – ободрил их Клоп. – Мы целый бал-маскарад разыграем. Машину для перевозки мебели одолжить можете? На два часа, с надежным водилой? Только номера поменять… Дисциплина в Речном училище когда-то была полувоенной, курсанты всегда носили флотскую форму, выходили в город строго по увольнительным, отдавали честь встречным офицерам, а за серьезные нарушения отбывали арест в гарнизонной гауптвахте. Но теперь подобные строгости захлебнулись в мутных волнах «демократии», и даже гауптвахты ликвидировали, как нарушающие права человека. В новые времена нарушителей вызывали «на ковер» к руководству, где драли, как Сидоровых коз, потом вывешивали приказы с выговорами, строгими выговорами и даже отчислениями, что бывало крайне редко. Когда курсанта Кваскова вызвали к завучу, он удивился. Потому что никакой особой вины за собой не чувствовал: не прогуливал, не дрался, не пьянствовал, оценки в журнале не стирал… И все же в начальственный кабинет шел настороженно, даже немного замешкался перед дверью. Потом постучался и вошел. Вопреки ожиданиям, на месте полненького Ивана Семеновича сидел совершенно незнакомый человек. – Здрасте, – немного растерянно произнес Иван. – Здравствуйте, молодой человек, – кивнул представительный худощавый мужчина в официальном костюме. – Проходите, присаживайтесь. Дело есть. – А вы кто? – спросил настороженно Иван. – Подполковник милиции Коренев. Думаю, догадались, о ком пойдет разговор? Парень привычно ссутулился. – Догадался. Что от меня-то нужно? – Мы знаем, что вы не пошли по дорожке отца. Успешно учитесь, соблюдаете закон, нормально ведете себя с окружающими, не пьете, не употребляете наркотики, хотите честно работать. То есть вы обычный, порядочный молодой человек, далекий от криминала. Потому я к вам и пришел. – Зачем? – Затем, что нам крайне необходима информация о том, что происходит вокруг вашего отца… Иван недоуменно покачал головой, глядя на Лиса непонимающим взглядом. Постепенно до него дошел смысл фразы. – Хотите, чтобы я стучал на батю?! Как пионер-герой Павлик Морозов? Так он вроде уже не в моде… Не обращая внимания на издевательскую тираду, Лис продолжил: – Потому что в его группировке возникли большие проблемы. Ты же знаешь, что отец долго болел? – Ну и что? Он в Америке операцию сделал и выздоровел! Теперь триста лет проживет! – Если дадут. Пока он лечился, власть ослабла, появилось много желающих занять его место. Все думали, что Валет сам уйдет со сцены. А он остался. Как ты думаешь: что сделают те, кто нацелился стать главарем? Я тебе предлагаю помочь мне и спасти отца. Улавливаешь разницу? Иван поднялся. – Не улавливаю я никакой разницы! Как-то батя без помощи ментов всю жизнь справлялся. Видимо, и дальше обойдется. А я на него стучать не собираюсь! Наградив Лиса полным презрения взглядом, он развернулся и вышел, сильно хлопнув дверью. Подполковник Коренев устало потер виски ладонями. Что ж, и у лучшего агентуриста случаются неудачные вербовки! Красивый девятиэтажный дом из красного итальянского кирпича на Зенитной, 15, построили год назад, но уже благоустроили. Тихий центр, зеленый двор, солидные соседи. Ни хулиганствующих подростков, ни наркоманов. Железная дверь подъезда запиралась на кодовый замок, и стертые цифры на трех кнопках выдавали шифр любому наблюдательному человеку. Как и положено, подельники тщательно изучили место предстоящего дела. С девяти до двенадцати движения в подъезде практически не было. Поэтому Стекло и Круглый появились ровно в девять ноль пять. На них были синие рабочие комбинезоны, синие бейсболки и рабочие чемоданчики в руках, затянутых в белые нитяные перчатки. На одном чемодан чике было написано – «Тиходонская телефонная сеть», на втором – «Срочное вскрытие дверей». Следом за ними солидно шел Батон – в новом плаще, под которым был виден костюм с галстуком, в шляпе и новых блестящих туфлях. В руке он держал портфель. Выглядел вор и мошенник очень представительно, хотя ему и пришлось основательно поработать над ролью. Восьмая квартира располагалась на третьем этаже. – Надо стремянку попросить, – озабоченно сказал Круглый и позвонил сначала в седьмую, а потом в девятую квартиру. Как и следовало ожидать, там никого не было. Тогда он поставил заранее приготовленный между этажами ящик, взобрался на него, открыл телефонный люк и принялся быстро перебирать провода. – Ага, вот он! Стекло стоял, будто на подхвате, а Батон наблюдал, как требовательный и строгий заказчик. Повозившись, Круглый умело закоротил провода. Было ровно девять тридцать. В это время Лис находился на Центральном посту охраны, выписывая результаты «сработок» за прошлый месяц, что якобы должно было помочь ему спрогнозировать возможные налеты на квартиры в будущем. Если бы в «дежурку» поступил сигнал вызова, он бы по «разовому» телефону позвонил Клопу, у которого тоже был «разовый» телефон. Но сигнал тревоги так и не прозвучал. Теперь в дело включился Стекло. Он провозился с замками около десяти минут. Наконец, дверь распахнулась. И почти сразу у подъезда притормозил фургон с надписью «Мебель». В кабине рядом с «разовым» шофером сидел Клоп в синем комбинезоне. Он сноровисто поднялся в квартиру номер восемь, где соучастники уже вывалили на пол бумаги из стола и белье из шкафов. – Гля! – Круглый размахивал ажурным черным лифчиком и узенькими стрингами. – Что носит, сука! Разве это не б…ство? – Бабки напши? – спросил Клоп, внимательно осматриваясь по сторонам. Московская бизнесвумен устроилась на новом месте с роскошью и комфортом. Одну из стен спальни занимала плазменная панель. Такая же висела в гостиной над музыкальным центром. В кабинете обнаружились шикарный ноутбук и стационарный компьютер. На кухне имелся еще один плоский телевизор и огромный двухкамерный холодильник. – Нет бабок! – выругался Стекло. – Гондоны в тумбочке есть, а бабок нет. Я и в сортирном бачке смотрел, и под ванной… – Сейчас какой год на дворе? – усмехнулся Клоп. – Будет такая краля ценности в сортире прятать! Сейф ищите! Один сейф почти сразу обнаружили в секретере. Круглый легко вырвал его гвоздодером, раздолбил хлипкую личинку замка и открыл. Там оказалось немного золотых украшений: две цепочки, три кольца, серьги. – Слабо, – поморщился Круглый. – Фуфловая у тебя наводка… – Не ной, – сказал Клоп. – Тут одной аппаратуры на мильен… Давай, грузите в фургон… Круглый и Стекло снесли вначале телевизоры, потом музыкальный центр. Тем временем Клоп отыскал в стенной нише еще один сейф – большой, привинченный к полу, японский. Вскрыть его не удалось, зато удалось оторвать от пола и тоже отнести в фургон. Домушники работали слаженно и умело, как настоящие грузчики. Гуляющая во дворе старушка с собачкой и молодая женщина с детской коляской не обращали на них никакого внимания. Все выглядело, как обычный переезд, тем более что жильцы нового дома практически не знали друг друга. Заподозрить неладное могли разве что соседи по лестничной площадке. Но Лис установил, что Галина Ермакова держалась обособленно и за полтора месяца не удосужилась ни с кем завести знакомства. Операция РУБОПа, которая имела форму кражи, шла гладко. Убедившись, что дело подходит к концу и осложнений не предвидится, Клоп прошел в кабинет и провел ревизию письменного стола. Все найденные документы он сложил в дорогой кожаный дипломат, туда же засунул плоский серебристый ноутбук. В коридоре послышались тяжелое сопение и приглушенный мат, раздался глухой удар – шикарный немецкий холодильник покинул свое место. Клоп захлопнул крышку дипломата, защелкнул золотистые замочки и обвел глазами опустевшую квартиру. Все, представляющее ценность и не создающее сложностей при реализации, было погружено в фургон. Пора было уходить. Он вышел на площадку, прикрыл дверь. С лестницы доносилось пыхтение «грузчиков» – громоздкий холодильник не хотел вписываться в поворот. – А где хозяйка? – неожиданно послышался сверху въедливый дребезжащий голос. Вор замер и медленно поднял голову. На следующей площадке стоял полный мужчина в тапочках, пиджаке, наброшенном поверх тренировочного костюма, круглых проволочных очках и в шляпе. В руке он держал телефон. – Я вот уже в милицию звоню! Внизу воцарилась угрожающая тишина. Домушники поставили свою ношу на пол, и Стекло, выхватив откуда-то нож, крадучись стал подниматься назад. Взгляд у него был совершенно безумный. – Эй, бригада, не отдыхать! – перегнувшись через перила, рявкнул Клоп и скорчил ужасающую гримасу. Стекло остановился, лицо его приняло осмысленное выражение, он вопросительно смотрел на старого жулика. Тот замахал рукой: – Несите, несите! Только аккуратно! А сюда покупателя зовите, к нему есть вопросы! Потом он повернулся к очкарику и изобразил добродушную улыбку: – Галина Васильевна дом купила. Не смогла жить в этом муравейнике… Когда нужно, он умел играть любую роль. Каждый опытный уголовник еще и хороший артист. Иначе не выживешь ни на воле, ни в зоне. Сейчас он старательно изображал словоохотливого бригадира грузчиков. Сосед сделал пару шагов вниз. Клоп представил, как он выглядит со стороны – в болыпеватом рабочем комбинезоне и с щегольским бордовым дипломатом в руке. Хорошо еще, что очкарик не видел, как Стекло крадется с ножом. А еще лучше, что тот до него не добрался. Толстячок переводил взгляд с дипломата на лицо Клопа. Тот чувствовал, что легенда трещит по швам. Только полный идиот мог поверить, что хозяева доверят грузчику легкий, но дорогой чемоданчик. Ничего страшного, в руке у любопытного мужика не шпалер и не двустволка, да и сам он не Рэмбо. На крайняк, бросят холодильник, сядут в фургон, и – аля улю! Но мысль любознательного соседа уже переключилась. – Почему это у нас муравейник? – обиженно спросил он. – Очень хороший дом, чистый… – Да и я бы здесь сто лет жил, – подхватил словоохотливый грузчик. – Если б деньги были. А у них, у богатых, свои причуды… Она к коттеджу привыкла, чтоб свой участок, цветник. А тут, говорит, квартира над квартирой, как в муравейнике, трубы гудят, канализация клокочет… – Интересно-о, какая нежная, – протянул очкарик. – Прям принцесса на горошине! – Что тут такое, Боря? – Сверху спускалась склонная к полноте женщина в наброшенном на домашний халат плаще. – Да вот, дама из Амстердама съезжает в собственный особняк! Здесь ей муравейник, трубы клокочут… Женщина подбоченилась. – А что я тебе про нее говорила? У нее же все на лице написано! Высокомерная, наглая… – Когда денег много, будешь высокомерной, – вздохнул Боря. Он на глазах терял интерес к происходящему. – Где они их берут, интересно, – ядовито добавила супруга. – Петрович, чего тянешь? – раздался властный, уверенный голос. Батон упругим шагом преодолел лестничный пролет. – Вам еще меня перевозить! – Да немного с соседями задержался, – пояснил Клоп. И показал рукой. – Вот Иван Иванович теперь здесь жить будет… Очкарик перевел взгляд на нового персонажа. Батон солидно кивнул головой. – Эт точно. А вода у вас без перебоев идет? – Да все у нас без перебоев! – раздраженно сказала женщина и пошла обратно к себе. Очкарик дружелюбно улыбнулся. Шляпа и галстук произвели на него благоприятное впечатление. – Нормально идет, товарищ, у нас же своя подкачка. Если что понадобится, заходите в одиннадцатую, как раз над вами. – Спасибо, обязательно. Успокоившийся сосед затопал вверх. Клоп с Батоном быстро спустились на улицу и сели в машину. Мебельный фургон тронулся и выехал из двора. Некоторое время ехали в полной тишине, потом воров стал бить отходняк: пришли возбуждение, словоохотливость, смешливость. – Ну, ты голова, – сказал Батон. – Такую постановку разыграл, каждое слово продумал! Видали, босяки?! Вот так темы готовят! Клоп вор опытный, у него вам еще учиться и учиться! Клоп приосанился, с удовольствием принимая незаслуженные похвалы. Потому что план всей операции, включая реплики и антураж, разработал Лис. У него на такое бы масла в голове не хватило. – А я этого фраера заколбасить хотел! – засмеялся Стекло. – Сейчас лежал бы поперек лестницы, а кровища донизу лилась! Круглый тоже захохотал. Они раскачивались, держались за животы, толкали друг друга локтями и гоготали. Нарисованная картина казалась им очень смешной, ну просто уморительно веселой. Смеющийся мебельный фургон несся по улицам Тиходонска, а очкастый Боря с женой пили чай у себя на кухне и оживленно обсуждали «эту суку снизу»… Навар оказался богатым. Даже после того, как скупщики здорово уронили цену на технику, барахло и побрякушки, вышло по сто тысяч рублей на нос. Как и положено, часть отщипнули в общак. Клоп-то всегда отдавал на благо воровское, а вот в босяках сомневался, но Круглый и Стекло сами вызвались, да и Батон отстегнул по справедливости. мурлыкал Клоп, неся долю Хранителю. Он воровал всю жизнь, но никогда не крал миллионов и даже за пальчик не держал королеву. Сейчас, войдя в Антенный тупик, застроенный особняками разных форм и размеров, он подумал, что здесь как раз и проживают люди, которые все это делают. На въезде, у шлагбаума, коренастый мужик в черном комбинезоне с желтой надписью «Охрана» на рукаве расспросил, к кому Клоп идет, прозвонил по телефону, уточнил – действительно ли его там ждут, и только после этого пропустил. Здесь, на бывшем антенном поле тиходонского радиоцентра, находился другой мир – богатые дома с бассейнами, бильярдными, саунами, частными коллекциями, прислугой и охраной, уникальными автомобилями… Именно здесь жил Север – правая рука Креста, который даже доверил ему хранить общак. И что удивительно – хотя Север тоже всю жизнь воровал, но достиг гораздо большего. Как это ему удалось? Глухой забор из дикого камня, «гладиатор» на скамейке у калитки, вооруженная охрана во дворе – все это было далеко от того, к чему привык Клоп. И сам Север, демократично встретивший его на высоком крыльце – в джинсах и клетчатой фланелевой рубахе, не быт похож на матерого уголовника. Скорей – на преуспевающего бизнесмена. – Заходи, Клоп, привет, бродяга! – Хранитель провел его в большую светлую комнату. – Я вот долю принес, с дела… – Молодец, бродяга! Большие дела крутишь? – хмыкнул Север, оценив толщину свертка. И показал пальцем в сторону камина. – Вон, положи, сейчас как раз все несут… Клоп подошел к бумажному мешку, на три четверти наполненному деньгами: сотки, пятисотки, тысячи, даже стодолларовые и пятисотевровые купюры… Он размотал газету, бросил деньги в мешок, а обертку – в закопченный зев камина. – Какие у меня дела, – открестился от ненужной славы Клоп. – Я в пристяжке. Это пацаны фартовые. Мое дело стариковское – подай, принеси… Он невольно осмотрелся. Камин отделан мрамором, картины на стенах, доспехи рыцарские – как в музее. Лишнее, ох, лишнее это все… Раньше Хранителю саманный домик на окраине покупали, чтобы посторонних глаз меньше, там он и жил, под рукомойничком плескался, в дворовый сортир ходил… Зато никому в голову не могло прийти, что он в благо воровское руку запускает. Черномор это правило нарушил, из-за того у него с Крестом и размолвка вышла, все отношения наперекосяк пошли… А потом и Крест себе дворец купил, и Север, и Лакировщик… – Что за пацаны? И что за дело? – небрежно спросил Хранитель. Внешность барыги была обманчивой. Мельком брошенный взгляд – по-звериному жесткий, хоть и прикрытый вальяжной добродушной улыбкой, вызвал робость даже у тертого-перетертого Клопа. Это был взгляд вожака волчьей стаи, пусть еще официально и не посаженного на трон. – Круглый и Стекло, – пожал плечами Клоп. – Хату взяли. Кривоватый боксерский нос Севера хищно дернулся, всасывая воздух. – Кто такие? Я их не знаю. – Вроде не местные, только из зоны откинулись. – И как они тебе? – ненавязчиво выспрашивал Север. – Да вроде правильные, с понятием. Сами в общак отщипнуть предложили… Только… – Что «только»?! – насторожился Север. – Повадки у них стремные. Я как-то на пересылке с людоедами ночевал в одной хате… Ну, теми, которые «корову»[23] в побег брали… Вот у этих такие же замашки. И глаза такие же – бессмысленные, дикие… Я прям чуял – если что, кончат они меня и не задумаются. Какой-то лох из квартиры вышел, вякнул что-то, а Стекло сразу пику выхватил и попер! А потом смеялись, что подъезд кровью не залили сверху донизу… Север нахмурился. – Спасибо, браток! Я к ним присмотрюсь, к ребяткам этим шустрым… Бывай… Пройдя сквозь кольца охраны, Клоп неспешно пошел по Антенному переулку. Здесь было красиво, тихо и безлюдно. На углу, за глухим забором возвышался огромный белый дом, похожий на корабль. На нем висело большое объявление с одним словом: «Продается». Здесь же был указан номер мобильника. Клоп посмотрел, подумал, извлек старенький «Сименс» и набрал эти цифры одну за другой. – По объявлению. А сколько стоит дом-то? – Два миллиона восемьсот тысяч, – ответил молодой мужской голос. – Рублей? – Каких рублей! Долларов, конечно! Столько он за всю жизнь не наворовал. И не наворует. Медленно, шаркающей походкой, старый жулик миновал шлагбаум, обогнул школу и вышел к ипподрому, около которого выстроились в ряд торговые ларьки. Он знал, в каком продают на розлив пиво, и направился прямо туда. На душе было муторно. Вечером, за забором стройки у ипподрома, изрядно поддатый Леший передал Лису бордовый дипломат с ноутбуком. – Держи свою долю, Михалыч! У меня все по-честному. Я и Северу в общак отстегнул. Хотя у него и так целый мешок «капусты» наскирдован… – Молодец, Петруччо! Если б мои орлы так работали, мы бы уже всех блатарей «закрыли»… А что со стволом? Агент тяжело вздохнул. – Да подожди, дай дух перевести… Я ведь форму не ношу, в натуре! Спор о том, существует ли на самом деле банда Колдуна, однозначного ответа не имел. Во-первых, от первоначального состава остались три пятерки. Кто-то попал в тюрьму, кто-то умер от «передоза», кого-то убили в пьяной ссоре – бандиты редко доживают до старости. Надо сказать, что большинство неприятностей случалось с ними вне тщательно спланированных руководителем операций и являлось следствием глупой самодеятельности, запрещенной невоздержанности или неправильного образа жизни. Во-вторых, руководил ими совсем другой человек. В-третьих, изменилась система управления и связи. В целях конспирации по-прежнему использовались текстовые сообщения. Только, учитывая семимильные скачки научно-технического прогресса, приходили они уже не на пейджеры, а на мобильные телефоны. Кроме того, новый «Колдун» перешел на прямую связь с руководителями пятерок. Зачастую они получали задания в обход Координатора. И каждый раз с другого телефона. Вот и сейчас в припаркованном у театра «БМВ» тот, кого считали Колдуном, вытащил из перчаточного ящика поцарапанную «Нокию». Не обращая внимания на неотвеченные вызовы и непрочитанные смс, которым не суждено дойти до неизвестных адресатов, он набрал несколько сообщений – коротких, четких, понятных. Они больше походили на инструкции, в конце каждой, вместо подписи, стояла буква «К». Закончив передачу сообщений, он набрал номер Координатора. Приложив к микрофону носовой платок, заговорил басом, делая большие паузы между словами: – Антенный переулок, дом шесть. В гостиной полный мешок бабла. Есть охрана – на подходе и в доме. Работать завтра вечером, с шести до восьми, первой и второй «пятеркой», стараться без крови! Третьей «пятерке» ровно в пять «наехать» на автостоянку в аэропорту. Теперь это будет наша точка. Понял? – Понял, – после паузы ответил Координатор. Он привык не обсуждать приказы главаря. Хотя многое в последнее время казалось ему странным: и голос вроде изменился, и манера разговора, и «дела» пошли другие, и это беспонтовое: «без крови»… Но акции были хорошо продуманы и приносили большие «бабки», а это главное… Потом тот, кого считали Колдуном, выключил телефон и обтер его платком. Дверца машины приоткрылась. Под заднее колесо упал отработавший свое мобильник. Черный «БМВ» тронулся с места. Послышался негромкий хруст. Старенькая «Нокиа» превратилась в пригоршню пластмассовых осколков и раздавленных микросхем… Пятнадцать здоровых мужиков с богатым уголовным прошлым не могут сидеть без дела и без денег. Особенно если у них есть оружие и нет «тормозов». Почти на каждом из банды Колдуна была кровь. Неважно, что в последние годы им приходилось убивать исключительно своих собратьев – любое убийство не очищает совесть и не придает благородства помыслам. Даже если убивает Робин Гуд. Но «колдуны» не были и Робин Гудами. Их надо кормить, поить, занимать делом и давать заработки. Воровской общак был идеальным объектом для нападения. Скоро эти деньги разойдутся по всему Южному округу – коррумпированным ментам, продажным чиновникам, в зоны и тюрьмы на «подогрев» арестантов, подкуп вертухаев, организацию незаконных свиданий… На них будут покупать оружие и наркотики, нанимать киллеров и адвокатов, подкупать следователей и судей. Но пока они собраны в одном мешке… Надо только составить безукоризненный план… Но тот, кто руководил «колдунами», хорошо умел это делать. Одной из статей дохода тиходонской воровской общины был стояночный бизнес. Автомобилей в городе много, а гаражей мало. Если огородить и засыпать тырсой любой пустырь, поставить будку, посадить сторожа и брать пятьдесят рублей с машины за ночь, то уже через неделю пойдет чистая прибыть. Бизнес, не требующий больших вложений и приносящий хороший доход, привлекает организованную преступность во всем мире. В Тиходонске этот пирог безраздельно принадлежал Кресту и Северу. Поэтому Север очень удивился, услышав в трубке сбивчивый прерывающийся голос своего «контролера»: – Папа, шухер! Тут «наезд» конкретный! По ушам резанул гулкий рев взлетающего самолета. Север гаркнул, перекрывая шум: – Что случилось? По делу базарь! – Пришли пятеро, сказали – стоянка теперь не ваша! Мы дернулись. Мишаню сразу затоптали. Кислого и Сидора окучили битами. Меня чуть не мочканули. Загнали на поле… Как бы подтверждая слова контролера, загудел очередной авиалайнер. Север жутковато ощерился. Что за отморозки?! На его ребят наехали, даже не забив «стрелку»! – Чьи они?! – Папа, они сказали, чтобы ты приезжал на разбор, – снова прорезался подвывающий голос. – Не ссы, скоро будем! Север коротко свистнул. Тотчас в дверях возник Шварц. Двухметровый амбал, с угрюмой рожей матерого убийцы, исполнял роль личного секретаря, телохранителя и начальника контрразведки. – Сколько у нас здесь людей? – спросил Север, торопливо одеваясь. Шварц мгновенно подобрался. – Трое в доме, семь снаружи. – Оставь одного в доме, одного у ворот. Остальные – с нами. – Куда? – На разборку с залетными, в аэропорт. Шварц кивнул и исчез. Двигался он бесшумно и стремительно. Спустя пять минут два джипа, под завязку набитые «мясом», «гладиаторами», «быками», вылетели на шоссе, ведущее к аэропорту. Дерганый суетливый парень с красноречивым погонялом «Шиза», без всяких эмоций смотрел им вслед. Эмоций у него вообще не было, зато имелись справка из психоневрологического диспансера и пистолет. Несколько раз его «вязали», он лежал в «дурке», откуда благополучно выписывался, как только прекращали уголовное дело. Проводив корефанов, Шиза сел на скамейку у ворот, плотнее запахнул драповое полупальто и стал увлеченно играть в «Змея» на своем телефоне. Через некоторое время возле ворот остановился аварийный фургон «Водоканала». Из кабины живо выскочил работяга, одетый в новый желтый комбинезон. В руке он держал длинный стальной штырь, загнутый на конце. – Эй, мужик, это ваш люк? – Он указал на чугунную крышку рядом с забором. Шизу передернуло. – Какой я тебе мужик?! Какой, на фиг, люк? – Такой, где засор! – огрызнулся аварийщик и принялся поддевать тяжелую крышку своим блестящим крючком. – Ты чо делаешь? – начал психовать Шиза. – Сваливай отсюда! – Да если я свалю, тогда тебя заставят говно чистить! – обиженно сказал работяга, рывком открывая люк и заглядывая в него. – Ого! Иди, посмотри, полный люк набрался! Шиза открыт калитку и вышел на ровную и чистую мостовую. Что-то ему во всем этом не нравилось. И неожиданный приезд «Водоканала», и новенький, с иголочки, комбинезон ассенизатора – не рабочая одежда, а маскарадный костюм, и рожа его не нравилась, особенно глаза – злые, как у большинства его друганов. Но Шиза не был ни советником, ни аналитиком, он быт обычным «быком», бойцом, в чьи функции мыслительная работа не входит. Поэтому он подошел, наклонился, уперевшись руками в колени, и заглянул в люк, удивляясь, что из него не воняет дерьмом. Но дерьма там и не оказалось: бетонный колодец был чистым и сухим. Это тоже Шизе не понравилось, и он уже хотел достать пистолет, но не успел даже выпрямиться: работяга с волчьими глазами, широко размахнувшись, как при игре в гольф, ударил своим крючком его по шее. Тихо хрустнули позвонки. Шиза упал ничком, человек в комбинезоне ловко направил безвольное тело прямиком в люк и тут же надвинул крышку на место. Ал! Фокус-покус! Был Шиза – и нет Шизы! Из высокого кузова тем временем один за другим, словно парашютисты, выпрыгивали крепкие парни в одинаковой желтой униформе и черных масках. У некоторых в руках были короткие автоматы. Налетчики действовали четко и слаженно. Один остался у ворот, двое перекрыли улицу трое стали под окна, трое ворвались в дом. Бульдог смотрел футбол по телевизору и вдобавок курил. Минздрав не зря предупреждает, что курение опасно для здоровья: Бульдог схватился за пистолет позже, чем нужно, когда делать это было уже нельзя. Короткая очередь прострочила его наискосок – от левого бедра к правому плечу, он так и рухнул обратно в кресло. Желтые комбинезоны быстро обшарили дом и вытащили из платяного шкафа бумажный мешок с деньгами. Он был почти полон! В радостном возбуждении налетчики выскочили на улицу, погрузились в фургон, который уже успел развернуться. Машина рванула с места, вышибла шлагбаум и, набрав приличную скорость, скрылась из вида ошарашенного охранника. Если верить Колдуну, уходить следовало быстро. А не верить Колдуну было очень опасно… Дом стоял на обрыве, в самом конце Лысой горы. Волны цивилизации докатывались сюда в виде современных дорогих коттеджей и фундаментов нескольких элитных высоток, в которых один метр площади стоил столько же, сколько саманный домишко Мамы Гали. Через год-полтора самый знаменитый притон Богатяновки перестанет существовать, уступив место «Панораме» – престижному району фешенебельного жилья. А пока все вокруг выглядело так же, как пятьдесят, а может, и сто лет назад. Вросшие в землю домишки, ветхие заборчики, заросшие амброзией палисадники и будто невзначай засеянные коноплей огороды, маргинальный дух криминального безделья… Местное благосостояние проявлялось в стоящем во дворе мотоцикле да в паре приткнувшихся на немощеных улочках «Москвичей» и «Жигулей». На Лысой горе не было ни табличек с названием улиц, ни нумерации домов. Но Клопу уже доводилось бывать здесь, поэтому он быстро отыскал нужный адрес. Пнул скрипучую калитку, чтобы не испачкаться об черную от ржавчины ручку. По длинной заковыристой тропинке обогнул густые заросли бурьяна и вышел ко входу. На фоне облупившейся стены железная дверь с глазком смотрелась чужеродным вкраплением. Клоп нажал на кнопку звонка. Посторонний мог тыкать в нее пальцем до кровавых мозолей. Перед ним же дверь гостеприимно распахнулась почти сразу. «На воротах» стоял Ваня-Карман. Когда-то он дружил с Гангреной и помогал тому выявлять «наседок». По причине старости замшелый реликт криминального мира не годился даже «на атас». Но память его по-прежнему не подводила. Да и волчий нюх оставался достаточно острым. Вот и пригрелся на старости лет в притоне Мамы Гали. И оказался на своем месте. Потому что своих, проверенных людей не забывал, а чужаков просвечивал насквозь, как рентгеном. Клоп ввалился в небольшой коридорчик. В тени ворохнулась скособоченная фигура. – Здорово, пердун старый, – дружелюбно буркнул Клоп. – Как жизнь, Ваня? – Все ништяк, молодой. Коптим помаленьку… Голос звучал слабо, перемежаясь со страдальческим покряхтыванием. Но Клоп знал, что при крутом раскладе от Вани запросто можно схлопотать шило в печень. Карман опустился в стоящее рядом креслице. Клоп бочком, с некоторой опаской протиснулся мимо сторожевого пса Мамы Гали. Темный коридор закончился еще одной дверью. Она оказалась открыта. За ней и начиналось, собственно, хозяйство Мамы Гали: смесь хитровского трактира и публичного дома. Сильно пахло подгоревшим жиром, из глубины дома доносился шум застолья. Немолодая, но не согнутая временем женщина в ярком халате пересекла большую комнату, заставленную несколькими столами. – Давно тебя не видно. – Она легко коснулась плеча нового гостя. – Говорили, отошел… Голос у нее быт чуть хрипловат. – И я так говорил, – утвердительно кивнул Клоп. – Только тити-мити, башли-бабки, капусту, короче, за красивые глаза не плотют. А то бы ты уже давно богачкой стала… – Мои глаза уже не те… – Мама Галя слегка усмехнулась. – Ты один? Ищешь кого? Или чего-то надо? – Один. Пожрать, выпить, с людьми побазарить… – Садись, сейчас накроют… Клоп осмотрелся. Зарешеченные окна выходили в огород, белые занавески были плотно задернуты. В отличие от других притонов, здесь не приветствовали наркоту и старались поддерживать порядок. Обстановка, конечно, не потрясала роскошью. Неновая мебель, скрипучие полы, кое-где обои отходят от стен. Но грязи не было. Не было ругани, драк, поножовщин, стрельбы не было. Приходили серьезные люди, обедали, выпивали, переговаривались тихо, иногда тискали девочек, уводили в отдельные комнаты… И уходили. Это быт своего рода клуб. Для тех, кто «по уровню» не проходил фейсконтроль и дресс-код в дорогущих ночных клубах Тиходонска, не привык к тамошнему бухлу и не имел денег, чтобы его оплатить. Не успел Клоп затомиться в ожидании, как перед ним появились запотевший графин с водкой, тарелка с соленьями и сковорода со шкворчащей отбивной. – Еще чего хочешь? – спросила накрывшая на стол суетливая круглая женщина неопределенного возраста. Завсегдатаи звали ее Пышкой. – Или девочку позвать? Клоп мотнул головой. – Ничего не надо. Кто еще есть? Она понизила голос и оглянулась. – На дальней половине богатяновские в картишки перекидываются. А больше пока нет никого. Может, к вечеру подтянутся. Клоп сделал жест, будто крошки стряхнул. – Ладно, иди пока. Он неторопливо выпил стопку, косясь на включенный без звука телевизор, закусил твердым соленым огурчиком. Еще выпил, набил рот сочной квашеной капустой. Мясо пахло аппетитно, но есть не хотелось. Внутри шевелился неприятный червячок беспокойства. Это появилось в последнее время. Вот, даже в проверенном притоне, с Ваней Карманом на воротах, он ощущал страх. И вообще везде. Когда шел «на дело», прогуливался по улице, когда менты проверяли документы, когда базарил с пацанами. А вдруг что-то прознали? Вдруг заподозрили? Вдруг кто-то что-то слил? Только в своем бетонном бункере, за железной дверью, расслаблялся. Потому что там он был один. А сам себя человек не боится. Да еще с Лисом было спокойно. Хотя именно из-за Лиса он не сидит в своей безопасной берлоге… Через комнату, озираясь, прошел какой-то вертлявый тип в кепке, оцарапавший Клопа жестким настороженным взглядом. Несколько раз пробежала с тарелками и бутылками Пышка. Клоп подумал, что потерял время зря. Кусок в горло не идет, водку организм тоже не принимает. Пожалуй, пора валить отсюда… Неожиданно скрипнула дверь, ведущая на дальнюю половину. Клоп поднял голову, и у него екнуло сердце. Закрывая собой проем, на пороге застыл здоровенный бык в нависающем над брюками пуловере. Он слегка покачивался, потом подошел, навис, упираясь кулаками в стол и источая густой дух перегара. Клоп сделал вид, что только сейчас заметил постороннего, поднял якобы пьяное лицо, по-блатному скривил губы. – Чего надо?! Они уставились друг на друга, и, если бы кто-то вставил в пересечение взглядов санкцию на арест или грамоту за ударный труд, бумага бы вспыхнула или, по меньшей мере, обуглилась. Потом на лице Клопа проступило узнавание. Недобрый оскал сменила дружелюбная улыбка. Он так натурально играл роль прозревающего пьяницы, что вполне мог получить «Оскара». – Зема, кореш, здорово! Садись, выпьем! Но «Оскаров» раздают совсем в других местах и совершенно другие люди. Здесь с гораздо большей степенью вероятности можно получить пулю в лобешник или нож в сердце. – Говорят, ты делюгу ищешь? – густым басом проговорил Зема. И, плюхнувшись на стул, заорал в сторону двери: – Эй, Пышка, сука, неси стакан, живо! Через минуту стакан стоял на столе, и Зема, не спрашивая, щедро налил в него водки, которую оплачивал Клоп. По блатным меркам – это серьезный косяк. Если не прямой наезд. Потому как получается, что хозяин водки – гондон штопаный, и больше никто – его вообще за человека не держат! В другой обстановке Клоп дал бы оборотку,[24] не глядя на габариты обидчика. Мало ли что здоровый – если вилку в глаз воткнуть, только громче упадет! Но сейчас решил спустить все на тормозах. – Кто говорит? – по привычке никогда не давать сразу прямого ответа, в свою очередь спросил Клоп. Зема вылил водку в горло, сверху набросал капусты, рукой взял отбивную, откусил большой кусок и положил обратно на сковородку. – Пацаны говорят, – прищурившись, он рассматривал Клопа, и тяжелый взгляд не сулил ничего хорошего. «Неужели что-то пронюхал? Может, засекли меня с Лисом?!» – тревожно подумал Клоп, прикидывая, как лучше ухватить острый, с тяжелой ручкой нож. – Какие пацаны? – Что ты скачешь, как вошь меж ногтей? – презрительно усмехнулся Зема. – «Кто, какие»! Ну, допустим, Батон… Клоп глубоко вздохнул. – Если Батон сказал, то ищу! Дальше что? Предложить работу хочешь? – Конечно. На, держи! Повозившись где-то сбоку, Зема неловко вытащил из-под пуловера пистолет и выпрямил руку. Блестящая трубка глушителя чуть не выбила Клопу глаз. Он отпрянул. – Ты что, офуел?! – Не бзди, босота! – захохотал Зема, убирая оружие. – Шутка! Просто пацаны удивляются – чего ты вдруг дело ищешь? Сидел, сидел, и вдруг… Зема улыбался, но взгляд у него был острый и совсем не пьяный. – Да что вы все одно и то же! – Клоп с досадой ударил по столу, вилка упала и зазвенела по полу. – Жить-то надо! Есть-пить хочется! Где мне «капусту» брать? А вы все: чего вдруг, да зачем нужно! Бабло нужно – вот зачем! Давеча отработал – получил! Во, гляди! Он «засветил» пачку тысячерублевок. – Ого, братан, да ты банкуешь! – с насмешкой сказал Зема. – Мне это на вечер погулять не хватит! Очередная порция чужой водки исчезла в огромной пасти. Смачно хрустнул соленый огурец. – Значит, серьезное бабло нужно? – Громовой бас неожиданно превратился в неразличимый со стороны приглушенный рокот. – Есть одна тема. «Бентли» хотим дернуть. – «Бентли»? – Клоп посмотрел на собеседника, как на полного идиота. Зема долго ходил под Лакировщиком, потом пытался организовать свою бригаду. Но угоны – дело сложное. В этот бизнес чужакам хода нет. И вдруг – такое предложение. – Где «Бентли», а где я? Старую обезьяну поздно учить новым фокусам! Нашли угонщика! Зема презрительно скривился. – Ну, ты даешь, Клоп! Чему тебя научишь? Там секреток напихано – мама не горюй! Ее и наши-то не заведут. Да еще система «Космос» – спутниковое наблюдение! – Так о чем базар? – Спеца мы нашли, он с противоугонками разберется. Заводит тачку, подъезжает на «стрелку», получает бабки и уходит. Тут же подкатывает фургон, я за рулем, со мной классный водила, он точняком загоняет «Бентли» в кузов, и мы уезжаем. Там стенки обшиты изоляцией – никакой сигнал не пробьет. Пятнадцать минут делов, и пять штук баксов твои! – А мне-то за что? – Клоп озадаченно отквасил нижнюю губу. – За то, что я такой хороший и красивый? – Ага! – Зема расхохотался, раскачиваясь на стуле так, что чуть не упал. И резко оборвал смех, набычился, нацелив в Клопа крепкий, как железный штырь, палец. – Ты встречаешь Спеца, передаешь ему лавэ, сигналишь мне на трубу. Когда я подъезжаю, водила прыгает в «Бентли», а ты тем временем открываешь фургон, спускаешь две доски, водила загоняет тачку, ты вставляешь доски обратно, закрываешь фургон и идешь спать. По-моему, хорошая работа. Что скажешь? По рукам? Лапища Земы потянулась через стол. Но Клоп аккуратно прихватил ее за локоть. – Ты не спеши, как голый в баню. Я-то вам зачем? Деньги отдать да двери открыть-закрыть вы и сами можете. Да и любой шнырь, любой недоносок справится! – Что ты понимаешь в этих делах! – поморщился Зема. – Мы же против Лакировщика идем! И подельник нужен железный, проверенный, у которого метла намертво привязана![25] Такого найти непросто. Да и не всякий солидняк захочет на подхвате бегать… Клоп обиженно хмыкнул, но Зема не обратил на это внимания. – А если самим все делать, то выйдет минут на пятнадцать дольше. Не годится – там каждая минута на счету! Гигант наклонился вперед и, многозначительно прищурившись, поднял свой железный палец. – А главное – Спец никого из моих пацанов не должен видеть. Если Лакировщик или менты ему наши фотки покажут, он никого не узнает! А если тебя опишет или даже фотороботы всякие нарисуют – как на тебя выйдут? Ты ведь в наших делах не засвечен! Ну, чего думаешь? Решай, и пойдем к ребятам! – Для того и дана голова, чтобы думать! – рассудительно сказал Клоп. – А иначе очень просто без башки остаться. Ведь также тачки у лохов не водятся. Хозяин ее по-своему искать будет. А найдет, так и грохнет, без вопросов… – Ты не очкуй, брателла. «Палятся» все при окончательном расчете, когда тачку отдают. А мы по-умному дело слепим. Запросим бабло в два приема: половину – до, половину – после. Тачку вернем, а за второй долей не пойдем. Нам и так хватит за глаза. И терпила доволен: тачка на месте плюс – бабки сэкономил. Клоп задумчиво пожевал капусту, вылил в свой стакан остатки водки, выпил. – Ладно, я – в деле, – произнес, наконец, он. – Только ты мне пушку дашь свою, с глушаком. Ну, когда я бабки передавать буду… Зема поморщился. – Зачем тебе пушка? – Затем! Я уже старый на зону идти, да и башку подставлять неохота… Если что – завалю любого! Ну-ка, покажи… Зема снова полез под одежду. В его огромной лапище пистолет казался игрушечным. – «Макар», – привычно определил Леший. Огромная лапа легко открутила глушитель. Конец ствола с резьбой непривычно вытарчивал из кожуха затвора. – Так носить удобней и доставать… – Не-е-е. Если шмалять, то надо тихо. – Леший взял смертоносную машинку, прицелился в телевизор, потом прикрутил глушитель на место, снова прицелился. Центр тяжести изменился, ствол заметно тянуло вниз. – Продай, – неожиданно попросил он. Зема покачал головой. – Ну, сведи с тем, у кого купил. Зема повторил отрицательный жест. – Я его у Шкета отобрал. А он, говорит, на мусорке нашел. Здесь, недалеко, под обрывом… – Давай шмальнем, для пробы, – предложил Леший. – Давай, – неожиданно легко согласился Зема. – Только по разу, не больше. Зачем «маслята»[26] зря жечь? Они вышли в огород, зашли в заросли бурьяна. Пахло сортиром, пылью и нищетой. Здесь валялись заляпанные побелкой козлы, в кучу глинозема была воткнута старая лопата. Зема выстрелил в землю – будто хлопнула пробка от шампанского. Взметнулся фонтанчик пыли. – Кайфово! – сказал Леший и протянул руку. Зема не очень охотно передал оружие. Клоп поискал глазами мишень и, остановившись на отрезке толстой доски, прицелился. На этот раз удар пули почти перекрыл звук выстрела. – Клево! Реально, глушит, – радостно удивился он. Зема поспешно отобрал пистолет. – Хорошего помаленьку. Пойдем, надо выпить. А потом в очко с ребятами перекинемся… Клоп вздохнул. Игра никак не входила в его планы. Но и отказываться нельзя: сразу нарушится атмосфера дружеской общности интересов, взаимного доверия и расположенности. И хотя такими мудреными словами Клоп никогда не изъяснялся, но чувствовал. – Это можно. От Мамы Гали он выбрался только в полдень следующего дня. На этот раз фарт от вора отвернулся, и всю свою долю с удачного «дела» он проиграл. Голова трещала с жесточайшего похмелья, он бродил по двору, дышал свежим воздухом, надолго нырял в лопухи – блевал, как определила опытная Пышка. Обслуга сочувствовала проигравшемуся в пух и прах вору. В конце концов, его накормили горячим бульоном, и он ушел к себе в мост. Пронзительные серые глаза подполковника Коренева испытующе впились в лицо Лешего. Жесткая черная щетина торчала клочками. Покрасневшие веки не скрывали беспокойного бегающего взгляда. – Опять нажрался? – Лис не упрекнул, всего лишь констатировал факт, а может, посочувствовал. Агент задумчиво потер большое плоское ухо. – Пришлось всю ночь карты гонять с богатяновскими. Так что сам понимаешь… – Понимаю, понимаю, – усилив нотку сочувствия, кивнул Лис. – Выиграл хоть? Леший сокрушенно покрутил головой. – Влетел на полный ноль… – Ну, что делать, за азарт надо платить. – Опер похлопал его по плечу. – А по делу что-то есть? Леший пожал плечами. – С Земой базарил. Пушка у него, в натуре, есть, с глушаком. У пацана отобрал, у Шкета. Наверное, у того, кто ларек на набережной ломанул… Коренев слушал очень внимательно, но бесстрастно, и только в глазах мелькали какие-то искорки, будто переключались реле мощного мыслительного механизма. Вся информация раскладывалась по полочкам, сопоставлялась с уже имеющейся, сравнивалась с фактами, требующими объяснения. Он никогда ничего не забывал и не путал. Во всяком случае того, что касалось работы. В обыденной жизни он мог быть и рассеянным. – Так что Зема? – спросил курирующий офицер. Агент задумчиво собрал подбородок в ладонь, будто воду стер. – Он меня на угон подписал. «Бентли» угонять буду. Что за зверь такой, я его и не видел никогда… – Странно… Какой из тебя угонщик? – насторожился Лис. – А вот послушай, как он объяснил… В парке Революции лежал ковер из опавших листьев. Они шуршали под ногами, издалека предупреждая о приближении посторонних. Но в сумерках в этой части парка никто не ходил. В пятнах света от желтых фонарей появлялись только две фигуры и тут же вновь растворялись в закатной осенней серости. – Ну, так, конечно, может быть, – задумчиво протянул Лис, когда информатор закончил свое повествование. – Но все как-то притянуто. Вроде внатяг… Ты там будь настороже, Петруччо! И тут же спросил: – А чего ты все морщишься да кривишься? – Да зуб замучил, – выругался Леший. – Уже неделю болит, спасу нет! – А к врачу ходил? – Да куда я пойду? В районную поликлинику? Так прописки нету. А в эти, платные, – к ним без десяти тысяч и не подойдешь… Лис хмыкнул. – Так мне сказать надо! Давай завтра после двух в областную стоматологию, знаешь, у ипподрома? Двенадцатый кабинет, доктор Владимир. Скажешь – от Коренева, а я позвоню… – Спасибо, Михалыч… Что бы я без тебя делал? Короче, договорились мы с Земой, я у него ствол попросил «на дело», обещал дать… А потом вышли во двор, опробовали… На другой день все разошлись, а я там поковырялся, одну пулю не нашел, а одну выковырял, вот… Он передал куратору закрученный целлофан от сигаретной пачки. Лис сунул его в карман. – Спасибо, Петруччо! Если это нужный ствол – с меня бутылка. И не одна! – Давай, Михалыч. Я на проспект выйду, а ты в другую сторону. – Удачи, Петруччо! Через полчаса подполковник Коренев зашел в кабинет экспертов-баллистов. – Ну-ка, Валера, посмотри одну пульку интересную… – Сильно интересную? – Молодой старлей отложил в сторону обрез малокалиберки. – Впрочем, что я спрашиваю? Раз сам Коренев принес, то конечно… Эксперт привычно установил закругленный цилиндрик на предметном стекле сканера и включил оборудование. Косые следы нарезов по бокам являлись визитной карточкой выстрелившего ее оружия. Компьютерная память со скоростью двадцать пять снимков в минуту сличала их со следами стволов с нераскрытых преступлений. – Может, чайку, Филипп Михайлович? – спросил Валера. – Минут сорок ждать придется… – Спасибо, не хочу. Лучше покажи что-нибудь интересное. Есть небось? – Сейчас посмотрим… Валера встал и принялся рыться в сейфе, гремя железом и недовольно бурча: – Не пойму я, что делается? Сколько народу ножами режут, а ответственность за ношение холодного отменили! Из переделанных газовиков каждого третьего убивают, а ответственность, опять же, отменили! Арбалет – бесшумный, бьет сильней пистолета и дальше в четыре раза: отменили! Вы что-нибудь понимаете, Филипп Михайлович? Лис вздохнул. – Да все я понимаю. Расстраиваться не хочу… Ну, что там у тебя? – Вот необычная штука – Лефоше, под шпилечный патрон. Музейная редкость! Видели? – Видел. Ну, давай еще посмотрю… – А вот «Беретта» – из нее один полковник застрелился… – Это плохая примета… Ну ладно, давай, я ведь подполковник… Что там еще? Через полчаса поиск закончился. Экспериментальная пуля калибра 9 мм оказалась выпущенной из ствола, который уже оставил за собой два трупа: гражданина Коломийца СВ. и гражданина Краско Г. И., больше известного в миру под прозвищем Тиходонец. – Результат предварительный, Филипп Михайлович, – предупредил Валера. – Надо полное исследование провести. Но вероятность – процентов девяносто… – Хорошо, очень хорошо, только пока результаты не оглашай, лады? Не дожидаясь ответа, Лис вышел из лаборатории и быстро пошел по коридору. Его ноздри хищно раздувались, как у гончей, вышедшей на верный след. – Куда ты идешь, Виталик? – Мать стала в дверном проеме, намертво вцепившись в косяки побелевшими пальцами. Лицо у нее, напротив, было красным. Точнее пятнистым – между красными пятнами проступала землистая, пористая кожа. – Скоро папа вернется, у него получка, накроем стол, посидим все вместе… – Куда, куда… Гулять! Вы и без меня не соскучитесь… – Ночь ведь на дворе! – Какая ночь – полседьмого всего, а мне уже семнадцать! – Высокий худой подросток с дерзким взглядом голубых глаз безуспешно попытался отодрать ее цепкие руки. – Пусти. Пусти, говорю! Все ребята гуляют! – Знаю я твои гулянья… Каждый раз, когда участковый в школу приходит, сквозь землю проваливаюсь! Я же должна учеников воспитывать, а своего собственного ребенка воспитать не могу… Откуда у тебя эта одежда? – Заработал и купил! – «Ребенок» вызывающе выпятил нижнюю челюсть. – Вы-то с отцом только нравоучения читаете! Тоже мне, воспитатели! – Отец двадцать лет на «Сельхозмаше» работает, ни одного выговора не получал, я в школе восемнадцать лет, тоже всегда на хорошем счету. – Голос Веры Ивановны дрожал. – Лучше бы с родителей пример брал, а не с этих твоих… Сынок глумливо засмеялся. – С вас?! Ты что, с дуба упала? Да кто вы такие? Ничего не можете, ничего не имеете… Какой пример? Хотите, чтобы я тоже в нищете ковырялся? Пропусти, а то в окно вылезу! Руки Веры Ивановны бессильно опустились, по красному лицу покатились слезы. Подросток, оттолкнув ее, протиснулся в дверь. По гулкой железной лестнице сбежал во двор, оскальзываясь в грязи, выбрался на улицу, вытер подошвы о разбитый асфальт и быстро пошел по круто ведущей к Дону улице. Угрызения совести его не мучили, и плачущая мать не стояла перед глазами. Он давно определился, с кого брать пример. Тут даже думать не о чем: с одной стороны – затюканные жизнью, сидящие на грошовой зарплате родители, убогая квартирка и перспектива столь же унылой безрадостной жизни, с другой – Зема на набитом телками «Мерседесе», Батон с полным кошельком «хрустов» и богатым перстнем на пальце… У них есть все – сила, возможности, авторитет среди пацанов! И у него все будет. Вот уже и появилось – черная куртка, черные джинсы, черные высокие ботинки на толстой ребристой подошве, черная лыжная шапочка, которую можно раскатать на лице, и получится маска с прорезями для глаз… В таком прикиде не стыдно на улице показаться – сразу всем видно, какой он крутой пацан! Через десять минут он подошел к месту сбора. На пустыре у подножия Лысой горы за голыми кустами сидели Бомба, Крыса и Шептун. Здороваясь с ним, каждый встал, почтительно протянул руку. Здесь он быт не двоечником, сыном училки, а «стремящимся» по кликухе Шкет. – А где остальные? – спросил он строго, как и положено главарю кодлы. – Кот как принес домой свою долю, так и забухал с отцом, – шмыгая носом, пояснил Крыса. Он выглядел намного младше своих шестнадцати лет, у него были мелкие черты лица, псориаз и хронический гайморит. – А у Дымка предки хипеж подняли, заперли его дома, хотели даже в ментовку идти. Меня на порог не пустили и Бомбу выгнали… – Выгнали, – подтвердил Бомба – широкоплечий парень с лицом дегенерата. Он учился во вспомогательной школе и имел диагноз «олигофрения», но при общении в компании это не ощущалось. Нормальный пацан. Шептун, как всегда, молчал. Он боялся насмешек. Ему и кличку-то дали за то, что он частенько портил воздух – пускал «шептунов». Шкет презрительно осмотрел всех троих. Крыса в выношенном коричневом пальто, из которого он вырос года три назад. Бомба – в ушитом охотничьем комбинезоне камуфляжной раскраски, под который всегда натягивает всякое тряпье, и в сапогах с обрезанными голенищами. Шептун в рваной куртке старшего брата. Это не бойцы серьезной бригады, а какие-то оборванцы, да еще с идиотскими лицами… Нет, с такими не наведешь шороху в районе! Надо для начала человек пятьдесят в черной форме, да с железной дисциплиной! Он ткнул Шептуна ладонью в лоб, так что запрокинулась голова. – Вы что, собираетесь всю жизнь картошку жрать да на Лысой горе копейки сшибать? Я из вас людей хочу сделать: крутую банду собрать, ларьки на набережной под себя забрать, потом автостоянки, парк, игровые автоматы… Чтобы тачки у всех были, стволы, чтобы нас каждая собака боялась! А если дома сидеть, то сами будете каждой собаки бояться… – А ты сегодня со стволом? – как всегда невпопад спросил Шептун. – Забудь! – окрысился на него Шкет. – Нет ствола! Я его отдал старшим. И вы все забудьте! А помните про то, что сегодня на заводах получка! – А зачем ты им все отдаешь? – обиженно спросил Крыса. – И бухло, и хавку из палатки, и ствол… – Да потому, что так положено по понятиям! – раздраженно объяснил Шкет. – С каждого «дела» надо отстегнуть в общак! Надо слушать старших, если те «спалятся» – брать все на себя! У настоящих блатных закон такой: «Сам погибай, а товарища выручай!» Я вам сколько раз объяснял?! Три пары глаз с двойственным выражением рассматривали Шкета. Тот кентовался со взрослыми уголовниками, уже несколько раз стоял на стреме, за что получал честную воровскую долю, наизусть выучил «законы», часто пересказывал истории из «зоновской» жизни, словом, был в авторитете. Но зачем отдавать свое чужим?! Этого ни Бомба, ни Шептун, ни Крыса в силу особенностей умственной организации понять никак не могли. – У нас же свой общак есть… – недовольно пробурчал Бомба. Крыса опять шмыгнул носом и обиженно прогугнил: – Ты же обещал, что с пушкой сразу разбогатеем и сразу мне клевый прикид сделаем… – И мне! – встрял Шептун. – Мне тоже надо куртку и ботинки… – А мне не надо? – возмутился Бомба. – Мне вообще носить нечего! – Да что вы все плачетесь! – взвился Шкет. – Прикид, ботинки… Как сявки есть, так сявками и останетесь! Главное – это идея, воровская честность! Я по «законам» живу и рано или поздно надену корону! – Чо оденешь? – выпучился Шептун. – Какую корону? – Вором в законе стану, вот какую! И буду всеми командовать, как Крест! Слыхали про такого? Через десять минут четверо пацанов лениво шли по пустынным переулкам Богатяновки. Впереди Крыса и Шептун, метрах в десяти за ними – Шкет и Бомба. Среди покосившихся домишек и ветхих заборов они чувствовала себя вольготно. В тесных, плотно застроенных двориках, похожих на катакомбы, всегда можно спрятаться, а узкие проходы между заборами и сарайчиками позволяли незаметно просочиться в соседний двор или выбраться на другую улицу. – Слышь, Шкет, а как правильно в камеру заходить? – спросил Бомба. – Во-первых, не в камеру, а в хату. – назидательно сказал Шкет и сплюнул. – А во-вторых, подлянки разные бывают. Положат чистое полотенце у входа – надо наступить и ноги вытереть. А если переступишь – все, значит, лох! – Гы-гы-гы! – радостно загоготал Бомба. Впереди неизвестно чему хохотнул Крыса. Так, переговариваясь и смеясь, они привычно шатались по району. Фонари здесь не горели. В вечерней дымке, заполнившей изломанные каналы нешироких улочек мутным молоком тумана, их фигуры были почти неразличимы. Со стороны могло показаться, что подростки действительно гуляют. На самом деле они вышли на охоту. Немногочисленные прохожие не обращали внимания на молодежную компанию. На вид мальчишки опасности не внушали. Но они были стаей. Организованной и целенаправленной. И каждого встречного они незаметно, но внимательно осматривали с ног до головы. Но попадались только местные маргиналы – денег, часов и мобильников у них отродясь не водилось, а одежда вряд ли годилась для огородного пугала. – Пошли в верхний квартал, к остановке! – наконец скомандовал Шкет. – Крыса, ты идешь под фонарь и нюхаешь,[27] если карась[28] подходящий, свистишь два раза. А мы в переулке встречаем… Понял? Здесь им сразу повезло: минут через пять раздался условный сигнал. Правда, свистов прозвучало не два, а три, но это не имело значения. В конце переулка замаячил неясный силуэт с сумкой в руке. Шкет толкнул Бомбу локтем в бок. Мозгов у того не было, но сила была, и он мог легко сбить с ног взрослого мужчину. – Делаешь его. Идешь навстречу, и сзади… Ничего не спрашивая, Бомба вразвалку пошел вперед. Вот он поравнялся с прохожим, разминулся с ним и, тут же развернувшись, ударил сзади. Человек упал. Бомба принялся месить его ногами. От угла дергано подбежал Крыса и присоединился к товарищу. – Мочим! – скомандовал Шкет, и они с Шептуном тоже рванули на помощь друзьям, как почуявшие кровь волки бросаются к обездвиженной корове. Вчетвером налетчики принялись лихо обрабатывать жертву. В их ударах не было еще настоящей звериной силы, зато сыпались они градом. Мужик попытался подняться, однако Шкет врезал ему ногой в живот, потом сунул кулаком за ухо, как показывал Батон, и точно – тот сразу обмяк! Шептун подхватил сумку, Бомба и Крыса обшарили карманы, забрали деньги, содрали часы, куртку, вытащили мобильник… Шкет наблюдал за работой кодлы, не забывая сторожко оглядываться по сторонам. Адреналин насытил организм, кровь приятно бурлила, мышцы налились силой, хотелось чего-то такого – нового, необычного… Может, достать припрятанное шило да ткнуть пару раз этого засранца? Хотя зря «лепить мокруху» нет никакого смысла, «деловые» так не поступают… – Все? – нервно спросил он. – Все! – тяжело дыша, ответил Бомба. – Рвем когти! – Давайте еще ботинки снимем, как раз мой размер! – просяще сказал Шептун. – Хватит, валим! – скомандовал Шкет, и стая бросилась в темноту нижней Богатяновки. Разбегались, как всегда, врассыпную: двое – влево, двое – вправо. Один ныряет в первую подворотню, другой – в следующую, по дворам выбираются на следующую улицу, и каждый своим путем добирается до Лысой горы. Здесь, на втором этаже подготовленного к сносу дома была оборудована временная штаб-квартира кодлы. Развалились на грязных матрацах, зажгли свечу, стали рассматривать добычу. В сумке оказалась хорошая хавка – копченая колбаса, цыпленок-гриль, маслины, коробки с пастилой и мармеладом, горький шоколад, – как нарочно, все то, что любил Шкет. – Кайфово! – с набитым ртом сказал Крыса. – Жалко, бухла нет! Не по делу как-то: закусь взял, а бутылку не приготовил… Бомба натянул трофейную куртку. – Как раз! И новье! Я себе возьму, ладно, Шкет? – Бери. – Так моя очередь! – возмутился Крыса. – Большая будет, не видишь, что ли?! – Ладно, тогда мобилу мне! – А бабла там сколько? – спросил Шкет. – Давайте, быстро выкладывайте! – Да вот все, что было, – часы, мобила, а бабки щас посчитаю… Раз, два, три… Семь тысяч семьсот сорок! Но Шкет смотрел не на деньги, а на новую куртку Бомбы. Турецкая кожа, нагрудные косые карманы на «молниях», боковые с клапанами… Что-то до боли знакомое… – Мобилу я забираю, да, Шкет? – спросил Крыса. – Часы кому? – Заткнись!! – рявкнул Шкет. Ему вдруг стало нехорошо. Эту куртку он видел много раз, и сейчас она никак не могла находиться на Бомбе! – Ну-ка, дай сюда трубку! И часы дай! – Да вот, бери… Шкет замер. Точно! Это были вещи его отца! Он внимательно осмотрел часы, заглянул в память телефона и сразу наткнулся на домашний номер. Никакой ошибки нет! – Кончай, Шкет, себе заныкать все хочешь? – заныл Крыса. – Нечестно… Удар наотмашь расквасил ему нос, Крыса опрокинулся навзничь. – А-а-а! Ты что? За что? – Ты куда смотрел, сука!! Ты на моего батю нас навел!! – Шкет вскочил и ударил ногой – раз, второй, третий… – Да откуда я знал? – гундосил Крыса. – Я твоего отца никогда не видел! Ты сказал свистнуть, я и свистнул… Неожиданно со стороны лестницы ударил яркий луч фонаря. – Атас! Менты!!! – заорал Бомба. – Стоять! Руки в гору! – рявкнул грубый чужой голос. – Бегим! – пискнул Шептун и кинулся в дальний угол, Бомба прыгнул к окну. На этаж ворвались три человека в форме. – Ложись, стреляю!! Бурлящая в Шкете ярость требовала выхода и сейчас рванулась наружу, хотя совершенно не по адресу. Выхватив шило, Шкет бросился на ближайшего милиционера. – Убью, сука!!! Вблизи тот показался огромной, несокрушимой глыбой. Шило ударило ему в грудь, звякнуло о пластины бронежилета и сломалось. Но Шкет в тупом озверении бил еще и еще. Однако сейчас ему противостоял не рыхлый неопытный сверстник и не напуганный терпила.[29] Сержант патрульно-постовой службы привык задерживать преступников, и, хотя обломок шила успел воткнуться ему в руку, сильнейший удар в лицо мгновенно свалил Шкета на пыльный пол. Он потерял сознание. Осень наступала все явственней – не только в природе, но и в жизни. Холодный ветер заставлял прихватывать на груди заворачивающиеся лацканы покрытого пятнами пиджака, но это мало помогало. Надо доставать пальто… Леший шел вдоль чугунной ограды набережной, по-стариковски шаркая ногами. Сухие листья разлетались в стороны. Как будто шарахались от никому не нужного пожилого уголовника. И редкие прохожие обходили его стороной. В тяжелой сумке звенели бутылки. Сегодня Леший гулял – есть официальный повод и честно заработанные деньги. Лис выплатил ему премиальные – целых десять тысяч. И похвалил. Его подозрения про Черкеса подтвердились – восемь изнасилований уже доказаны! И пушка у Земы оказалась та, которая нужна! – Молоток, Петруччо! – жал ему руку Лис. – Большое дело ты сделал! Проходя мимо «Крепости», Леший купил чебуреков навынос. – Заверните хорошенько, чтоб не остыли, – распорядился он. – В несколько пакетов засуньте! В кафешке можно было расположиться капитально, взять ухи – он редко ел горячее, взять люля-кебаб, даже коньяк… Но ему это не подходило. Не удержавшись, он только выпил у стойки стакан неприлично дорогой водки. Ноющая душа требовала еще, но старый вор почти никогда не напивался на людях. Привычка к жизни во враждебном окружении: без родственников, друзей, приятелей – предполагала постоянную настороженность, расслабляться было нельзя. Всегда требовалось кого-то опасаться, настороженно оглядываться вокруг, принюхиваться, чтобы обнаружить засаду, оценивать слова и улыбки в ожидании подлянки, искать у корешей нож в рукаве или ствол за пазухой… А значит, скрученные в тугую звенящую струну нервы не могли успокоиться и сбросить напряжение… Поставив стакан на стойку и забрав пакет с чебуреками, Леший опять вышел на набережную. В ушах все еще звучали слова Коренева: – У тебя нюх, как у лисы, Петруччо! Благодаря тебе мы раскрыли серьезные преступления! Ты мне здорово помог! В тот момент похвала куратора была ему приятна. Но потом навалились черная тоска, сомнения и разные мысли. На сердце было гадко. Хотелось скорей забраться в свою нору, отгородиться железной дверью от остального мира и напиться до зеленых чертей… То ли пустой желудок, то ли «старые дрожжи», то ли натянутые нервы сыграли с ним злую шутку – Леший опьянел от ста пятидесяти граммов водки! Его заметно пошатывало. Мозг окутал противный вязкий туман, в котором блуждали совершенно беспросветные мысли. В солнечном сплетении образовалась пустота, что-то там непривычно шевелилось и болело. Наверное, душа. Однако бдительности он не утратил. Даже изрядно набравшись, он оставался осторожным, готовым ко всему одиночкой. И сейчас Леший постоянно останавливался, присаживался на скамейки, облокачивался на чугунную ограду и плевал в темную стылую воду. При этом незаметно осматривался, прислушивался, проверялся. Чисто. За ним никто не шел. Под мостом вообще было безлюдно. И в кустах никого не оказалось. «Сторожок», оставленный в двери, остался нетронутым. Проскользнув в свое убежище, Леший запер дверь и только здесь перевел дух. Поднявшись в «комнату», он накрыл богатый стол, украсив его тремя бутылками магазинной водки. Прозрачная жидкость с тихим шелестом доверху заполнила пластмассовый стаканчик. Он жадно высосал половину, жадно закусил чебуреком. Тяжелый вязкий огонь прокатился по жилам, выжигая ненужные мысли. Но они не исчезали. Наверху по-прежнему грохотали машины. Жизнь летела куда-то, одновременно оставаясь на месте. И мост действительно стал раскачиваться сильнее! Пацаны заметили правильно… Вот тут они сидели с кентами, ели такие же чебуреки… Это ребята сказали, что купили их в «Крепости»… А ведь как душевно сидели, Черкес даже расслабился и сболтнул лишнее… Значит, ему было хорошо, и он чувствовал себя среди надежных друзей! И долго погуляет теперь Черкес? Леший торопливо допил остатки водки, снова налил. Вопреки ожиданиям, блаженное всепрощающее забытье не пришло. Наоборот, появилась беспощадная ясность мыслей. Нахлынули воспоминания. Он не любил возвращаться в прошлое. Да и, честно говоря, поводов для ностальгии было немного. А того, о чем стоило забыть, хватало с лихвой… Внезапно перед глазами возникло лицо Нюрки. Не такое изможденное и старое, как во время последней встречи, а молодое гладкое личико шестнадцатилетней девочки. Ему тогда было двенадцать. Старшая сестра осталась единственным родным человеком после смерти матери и года три кормила его, пока он не стал работать «на подхвате» у Фимы Щипача. Она и на свиданки к нему ездила, и передачи присылала. А тогда авторитета еще не было, и продукты приходились очень кстати… А потом младший брательник ей судьбу определил, отблагодарил, значит… С Мишкой Щуплым они познакомилась на Свердловской зоне, тот выходил на год раньше, ну Леший и написал малевку сеструхе, чтоб приютила на первое время… А когда год прошел, то оказалось, что Мишка уже самый настоящий ейный муж с законным штампом в паспорте! Жили они хорошо, душа в душу, Мишка ее даже пальцем ни разу не тронул. Любил он Нюрку – по-своему, по-босяцки, но любил. И не пил почти, карты не катал, всю добычу нес в дом, а парень он был фартовый… Нюрка свою фабрику с изнуряющими тремя сменами забросила, приторговывала вещичками на рынке, машину купили, «Москвича» – на зависть соседям! Вообще, Мишка пацан нормальный был, вменяемый, Леший с ним и на воле дружбу водил, несколько дел вместе сделали, выпивали иногда, по праздникам, по-домашнему так, под хорошую закуску, пластинки душевные. А один раз, на Первое мая – праздник трудящихся всего мира, вышли они во двор покурить, а Мишка размяк и пожаловался: – Пошли с корешом по наводке на верную кражу в Заводском, а хозяева неожиданно вернулись! Пришлось мужика гвоздодером отоварить, да слишком сильно вышло, к тому же по башке попал… Как бы не окочурился… – А с хозяйкой что? – спросил Леший, но Мишка отмахнулся. – Хозяйку Сенька Холодный в ванную затащил, связал там ее, что ли… Это, короче, не мой вопрос. Вот если я мужика грохнул, тогда дело пахнет керосином… – А Сенька не продаст? – заботливо осведомился Леший. – Да нет. Он в Волгоград дернул, тетка у него там… Он тогда похлопал шурина по плечу, успокоил: – Вылечат его, не парься! Пойдем, еще выпьем! А утром позвонил Лису из телефона-автомата и хриплым с перепою голосом спросил: – Что там у вас на Заводском? – Разбой с изнасилованием, – настороженно отозвался Лис. – Два трупа. А что? – Да так, ничего… Леший повесил трубку, ходил взад-вперед по улице, думал, а через полчаса перезвонил: – Там Мишка Щуплый с Сенькой Холодным работали. Сенька в Волгограде, у тетки, а Мишка здесь, пиши адрес… Потом не выдержал, поехал к дому сеструхи и как раз увидел, как два опера и участковый в форме вытащили из подъезда шуряка с закованными сзади руками. Мишка вырывался и яростно орал: – Пустите, суки! Порву всех-х!!! Менты позорные!!! А Лис подошел и как дал ему по башке пистолетом – кровь так и брызнула! Мишка сразу обмяк и только злобно щерился окровавленным ртом. Сеструха выбежала следом, заорала истошно: – Гады, фашисты, да что вы делаете! Вы же его убьете! И долго выла вслед уходящей машине… Лешего передернуло. В ушах, перекрывая гул транспортного потока, снова бился женский вой, полный безнадежности и тоски. Перед глазами мелькнула окровавленная рожа Мишки… Еще один стаканчик наполнился до края. Водка пролилась в горло, как вода. Желанное беспамятство все не приходило. Он откинулся назад и застыл, уткнувшись невидящим взглядом в трясущийся потолок. Нюрка тогда прибежала к нему, рассказала про беспредел ментов, плакала, выла… А он сочувствовал и успокаивал, говорил, что, может, ошибка вышла. На ошибку она и надеялась до самого суда. Только никакой ошибки не оказалось. Мишку с Сенькой расстреляли – тогда убийства так легко не прощали. А среди пацанов прошел слух, что это Мишка Сеньку заложил – больше никто не знал, что он к тетке поехал… А Нюрка после этого сошла с катушек – пьянки, гулянки, на зону пару раз попала, бомжевала последние годы, да так и пошла за своим Мишей… Леший повалился на пахнущие пылью и мышами ковры и, не мигая, смотрел вверх. Темные пятна сырости на потрескавшемся бетоне складывались в картинки, как в детском калейдоскопе. У него в детстве не было калейдоскопа, а у Витьки Семенихина был, и маленький Леший его украл. Забрался за сараи, долго любовался яркими сказочными узорами, потом, понимая, что нести домой игрушку нельзя, расколотил ее кирпичом и был очень разочарован: никакого волшебного царства внутри не оказалось – только зеркальный трехгранник и горстка тусклых стекляшек… Короче, первая кража разочаровала, и если бы вдобавок мать набила ему жопу ремнем, то, может, жизнь покатилась бы по совсем другим рельсам. Но подумали на Вовку Горохова, и Леший поехал по тем рельсам, которые изначально были предназначены ему судьбой. И сейчас картинки на потолке были невеселыми. Мелькали лица тех, кого он отправил за решетку. На зону. На кичу. К хозяину… Многие так и сгинули там. Не вернулись из ледяных бараков, из-за колючей проволоки с часовыми и псами-людоедами по периметру. И «на луну» ушло человек семь, зеленкой лоб помазали… Скольких он отдал? Сейчас и не упомнить. Работал чисто: ни разу по-серьезному не заподозрили его – вора по кличке Клоп. Милицейского осведомителя под псевдонимом Леший. Среди уголовников он считался своим – корешем, братом, блатным, правильным бродягой, жуликом. Но это еще и благодаря Лису, который умел «обставляться». Обычно он придумывал хитроумные комбинации, разыгрывал сложные постановки, чтобы отвести подозрения от своего агента. Кореша Витьку, с которым Клоп мотал еще самый первый срок на «малолетке», взяли якобы с собакой. Ментовский кобель по команде облаял дверь, к которой его привели. А потом послушно бросился на Витьку, когда того выводили на улицу. Кореш поверил и долго слал малявы с Колымы, мечтая «лично загрызть милицейских сук». А братьев Кульковых, вроде как случайно, опознала кассирша ограбленной сберкассы. Прямо на улице. Совершенно неожиданно. На ее счастье, рядом оказался усиленный наряд патрульно-постовой службы. Тоже – совпадение. Старший Кулек не успел выхватить ствол, как оказался под прицелом двух автоматов… Надо же, и Черкеса точно так взяли – вот ведь совпадение! Их было много – таких случайностей и совпадений с его корешами. Картина-то, в общем, простая. Те, с кем пили, гуляли, ходили надело, рано или поздно выскакивали «на запретку». Ну а тогда, как известно, конвой стреляет без предупреждения… Кто-то совершал разбойный налет с тяжкими последствиями. Кто-то насаживал другана на нож. У кого-то появлялись автомат и гранаты. Кто-то начинал оптом сбывать наркоту. Об этом становилось известно тертому жулику Клопу. Сидящий в нем Леший давал информацию Лису. Кореша приземлялись на нары. Так длилось много лет… А теперь на потолке плавали их лица. Они смотрели на распластанного внизу Клопа и показывали на него пальцами. Словно произносили приговор на сходке. Их распахнутые рты, заполненные серым бетоном, беззвучно кричали: – Стукач! Утка! Наседка! Дятел! На пики гада! Леший со стоном перекатился на бок, пытаясь стряхнуть навязчивый кошмар. Дрожащими руками вытащил из-за ковров пачку «Беломора» с «заряженными» папиросками, чиркнул спичкой, закурил. Облако, пряно пахнущее анашой, поднялось вверх. Оно заполнило провалы беззвучно вопящих ртов. Старые кореша захлебнулись густыми галлюциногенными клубами. Их лица стали расплываться, разваливаться на куски. Носы и уши отделились и принялись летать, как бабочки, то и дело натыкаясь друг на друга. Клоп расхохотался. Нечеловеческие, каркающие звуки смешались с новыми наркотическими облаками. Накатил спасительный дурман, стало легко и весело. Ночной ужас превратился в детскую страшилку. А на потолке теперь крутился веселый красочный мультик. Вот Лис, улыбаясь, жмет ему руку: «Молодец, Петруччо! Розыскное дело „Обочина" мы бы без тебя не раскрыли! Сейчас тебя награждать будут!» По мраморной лестнице с ковровой дорожкой его заводят в большой, просторный кабинет. Там уже ждет генерал. Самый настоящий – седой, солидный, в парадном милицейском мундире, награды во всю грудь. Главный мент области поздоровался очень уважительно, долго тряс руку, говорил хорошие слова. Дескать, он, Петр Васильевич Клищук, выполнил свой гражданский долг и помог органам. И благодаря этой помощи опасные преступники, убивавшие людей на трассе, разоблачены и обезврежены. И за это товарища Клищука наградили орденом! Генерал лично приколол на грудь то ли «Красную Звезду», то ли крест ордена Мужества, вручил бордовую кожаную книжечку с подписью наиглавнейшего начальника России – самого Президента! – А что, Президент меня знает? – робко спросил Петр Васильевич, который неловко чувствовал себя в высоком кабинете. – Обязательно знает! – кивнул генерал. – Ему все подробно доложили. И он тебе лично Указ свой подписал! А это значит – и пенсию персональную получишь, и льготы всякие… А потом добавил: – Конечно, награждение надо обмыть, только мне, к сожалению, некогда. Думаю, Коренев этот недостаток восполнит. При прощании генерал забрал орден и книжечку, спрятал обратно в сейф, запер. Сказал: – Пусть пока здесь полежат, чтобы не было расконспирации… И то верно, где ему ментовский орден носить? В «Раке»? Или у Мамы Гали? Мультик закончился, потолок затемнился. А может, он просто отключился и не видел продолжения. Леший проснулся с блаженной улыбкой. Сердце бешено колотилось. Жутко хотелось пить. Но в то же время он чувствовал умиротворение. И даже горди лся собой. Ведь одно дело – быть официальным секретным агентом, награжденным самим Президентом, а другое – презираемым поганым стукачом, ссучившимся вором… Остатки забытья медленно сползли вместе с улыбкой. Он тяжело закряхтел, обхватив чугунную голову. После нескольких глотков пива стало легче. Но сознание еще обволакивал туман. Где кончается алкогольный бред, а где начинается реальность – не разобрать. Грохот мостового полотна сотрясал стены и мозги. Сон это был или воспоминания? Проклятый шум мешал сосредоточиться. Но кажется, его действительно награждали, они с Лисом хорошенько выпили по этому поводу… Впрочем, с Лисом они выпивали регулярно. А вот с генералом он пил? Нет, с генералом не пил… Но тот сразу честно предупредил, что не может… Яркие картины сна продолжали будоражить сознание. Так есть у него орден или нет? И дадут ли ему пенсию? Выдирая себя из мутной неопределенности, он нашел мобильник, набрал номер. Оставалось нажать кнопку вызова. И что будет? Где-то на краю воспаленного сознания возникло чувство неловкости, неправильности происходящего. Вот в строгом кабинете РУБОПа Лис услышит его неуверенный, пьяный, спотыкающийся голос. Он поморщится и спросит: – Ты что, Петруччо? Какой орден?! Нет, так офоршмачиться[30] нельзя! Леший отбросил мобильник. Его жилистые руки лихорадочно вцепились в водочную бутылку. Глоток, еще один, еще… По гулкой череде бетонных отсеков прокатился тоскливый вой: – Будь проклята ты, Колыма, проклятие нашей планеты, сойдешь поневоле с ума, отсюда возврата уж нету… Леший откинулся на спину и неожиданно отключился, провалившись в глубокий, без сновидений, сон. Пришел в себя он около полудня. Муть в голове улеглась. Размытые картинки из прошлого больше не беспокоили. Он опасливо посмотрел на потолок. Кроме темных пятен, там ничего не обнаружилось. Мост заметно раскачивался. Хотелось на свежий воздух. Леший поспешно встряхнулся и выполз из своего логова. Зашел в «Крепость», опрокинул в лечебных целях стакан водки. Стало немного легче, мелкая внутренняя дрожь унялась. Привычки опохмеляться у него раньше не было. И курить анашу на водку – тоже. Но и ночных кошмаров тоже раньше не было… Прохладный ветерок с Дона прочистил мозги. В довершение он бросил в отечное лицо горсть мелких дождевых капель, окончательно приводя в чувство. |
||
|