"Цена чести" - читать интересную книгу автора (Адеев Евгений)

Глава 11

Эрик Йоргенсон пробежал пальцами по зачехленному лезвию огромного боевого топора, висевшего в ременной петле на поясе, поерзал, пытаясь устроиться в седле поудобнее. Пронзительно-голубые, веселые глаза задорно блестели из-за стальной личины. На лошади он мог сидеть как угодно, но только не так как надо, а главное, похоже, и не собирался учиться, из-за чего постоянно страдал. Но все равно упорно не желал уяснять для себя разницу между конем и драккаром. Впрочем, одно только то, что Эрик решился ехать верхом, уже само по себе являлось событием из рядя вон выходящим — его дружина предпочла топать пехом.

— Ну, значит, так, — неспешно начал Эрик. — Было это, в общем, пару зим назад, самым, то есть, летом. Мы в дружине Хольгерта болтались на «Клинке Асгарда» возле Оловянных островов, искали где бы высадиться, а то что-то там без нас совсем хреново стало. Ветер какой душе угодно, только с одной оговоркой: всегда в морду и всегда не к берегу. Штормит. Ну, не то чтобы только знай за банку держись, а так, препротивненько, препоганенько подштармливает. Грести ну ни какой возможности — одна радость, что хоть назад не сносит. Но ветер-то в морду только нам, а этому р-р-р-раздолбаю Сигурду с его охломонами в самую, значит, задницу, потому как вечно у него там гуляет. А они с Хольгертом как раз перед тем что-то там не поделили, сами, похоже толком не знали, что именно, но рога друг другу посшибать поклялись. И надо же было ему оказаться именно тогда, и именно там! В общем, проворонили мы, как он на своей «Мокрой Валькирии» к нам с наветренной стороны подвалил, а когда спохватились, поздно было — выгрести не выгребешь, выдохлись все, а парус вешать уже некогда… А Сигурд ба-а-альшой мастак по части абордажа. Был. В общем, не успели мы оружие похватать, как эти полудурки уже во всю у нас по палубе шарились. На меня как двое сигурдовых недотеп насели — только успевай щит подставлять. Прижали меня, значит, к борту — ну, думаю, попал, как у вас на Руси говорят, аки кур с корабля на пьянку, пущай старик Один место на лавке освобождает… А эти трое вчетвером на меня жмут — спасу нет…

— Только что двое было, — напомнил Велигой. — И как же это они исхитрились с наветренной стороны так незаметно подкрасться, если ветер вам в морду?

— Да что я их там, считал что ли? — отмахнулся Эрик. — А Сигурд — это такая хитрая сволочь, от него все что угодно ожидать можно. Было.

— Да ты его больше слушай! — Трувор соскочил с телеги, пошел рядом. — Ему ж не соврать — не рассказать.

— Это когда я врал? — возмутился Эрик.

— Всегда.

— Да ты… да я… Ну и негодяй же ты, Трувор Нильсон!

— Ну-ну! Как здесь, на Руси говорят, неча на зеркало пенять, пока по роже не получил…

Началась обычная перепалка, и Велигой понял, что сегодня вряд ли услышит продолжение истории.

Расставшись с Репейкой витязь к концу того же дня выбрался на черниговскую дорогу и двинулся на полуночь. Куда ехать особой разницы не было — Радивоя с одинаковым успехом можно искать где угодно — один хрен, все равно не найдешь. Поэтому витязь, поразмыслив, решил направиться к верховьям Волги, и по совету Барсука побывать там, где все началось. Путь предстоял неблизкий, но Велигоя больше волновало не столько само расстояние, сколько дорожные расходы.

И тут ему вдруг повезло. Добравшись до Чернигова, болтаясь на тамошем торжище с целью пополнения съестных припасов, он нос к носу столкнулся со старым знакомцем — киевским купцом средней руки по имени Драгомысл. Тот как раз направлялся через Рязань в Муром с десятью здоровенными телегами всяческого товару. На дороге, по слухам, было весьма неспокойно, поэтому для охраны своего достояния Драгомысл исхитрился тут же, в Чернигове, за половину обычной платы нанять отряд из дюжины варягов, то ли отбившихся от соратников, то ли пропивших где-то свой драккар, то ли просто решивших подзаработать. Таким образом, в Муром с купцом направлялось в общей сложности чуть менее трех десятков человек, включая возниц и пятерых его личных тельников. Узнав, что Велигою с ними некоторое время по дороге, Драгомысл тут же затащил витязя в ближайшую корчму, живо расписывая все удобства совместного путешествия. В итоге Велигой устроился, что называется, на полное довольствие со кормежкой три раза в день и отдельным шатром, а Драгомысл на халяву приобрел в охрану обоза еще одного бойца.

Варяги поначалу глядели на витязя косо, но когда узнали, что он работает за здорово живешь сразу подобрели. А когда выяснилось, что он еще и очень даже сносно говорит на их языке, так и вовсе стали считать за своего.

Старший отряда — еще молодой, но уже побывавший во всех мыслимых передрягах Эрик Йоргенсон с первого же дня пути проявил себя, как человек, знающий толк в охранном деле. Все обязанности были четко распределены, дневные и ночные дозоры расписаны посменно, перед обозом всегда двигались, «зачищая» местность двое конных, правда, в основном это были русичи из пятерки личных охранников Драгомысла — всем известно, что всадники из варягов, как из печенегов мореходы.

Разузнав от Драгомысла кое-что о прошлом Велигоя, Эрик поставил его распоряжаться всем, что связано со стрельбой. Витязь матюгнулся про себя плохим словом, но за дело взялся с должным рвением и прилежанием. Луками в отряде владели все, но Велигой на первом же привале устроил небольшое представление, и теперь шестеро лучших стрелков укрывшись на телегах и сменяясь по двое — четверо в дозоре, двое отдыхают — постоянно держали под прицелом все подозрительные места по сторонам дороги. А дорога, как вскоре выяснилось, и в самом деле была небезопасна. Если раньше главную опасность в окрестностях Киева и Чернигова представляла ныне распавшаяся банда Залешанина, искренне уверенного, что одного разбойника на киевщине хватает за глаза, то теперь, когда бравый атаман решил сменить род занятий, на дорогах начался сущий беспредел. Можно было подумать, что за топор да кистень схватился каждый, кому только не лень. Купцы возили товары под охраной чуть ли не целых полков, да и то их ухитрялись регулярно и с удовольствием грабить. В Новгороде и Муроме, говорят, на товары из Киева цены взлетели до небес, аж самих светлых Богов перепугали. Тамошний люд по чем зря костерил «хохлов поганых», после которых иудеям делать нечего, но вынужден был терпеть: купцы с дальнего и ближнего восхода до них обычно не добирались — далеко, да и холодно. Поэтому диковинный товар скупался киевскими купцами, отправлялся на полуночь и там, в городах и весях, перепродавался втридорога. Так что Драгомысл намеревался в этот раз поживиться весьма и весьма солидным барышом. Тем более, что отряд, охраняющий его обоз был, похоже, не только самым малочисленным на дороге, но и самым низкооплачиваемым.

Ребята Эрика отбили несколько лихих налетов, причем немалую роль сыграли стрелки Велигоя, обычно успевавшие нанести разбойникам значительный урон раньше, чем те успевали напасть. Велигой всячески поощрял разумную самостоятельность, и потому его шестерка время от времени лупила почем зря во все, что казалось подозрительным, а иногда варяги стреляли и просто так, от нечего делать, благо стрел было вдосталь. Пару раз только это и спасло обоз от больших неприятностей — выпущенные со скуки стрелы попадали в притаившихся в ветвях или за кустами лиходеев. Не обходилось и без недоразумений — весь отряд чуть со смеху не помер, когда Хельге, самый молодой из Эриковых варягов, выстрелив в самую середину чем-то не понравившегося ему куста угодил прямиком в мягкую часть тела какому-то местному весянину, присевшему под прикрытием густой листвы по большой нужде.

Впрочем, разбойного люда было хоть и много, но весь он, по мнению Велигоя порядком измельчал. То ли было дело, когда по заданию князя он и Ратибор Теплый Ветер во главе целой сотни охотились по всем лесам за ребятушками Залешанина — так хоть бы одного поймали, а сами потеряли кучу народа. Владимир тогда от злости чуть ли не до потолка прыгал, грозился услать героических борцов с преступностью на дальние заставы, куда Макар телят не гонял, с тараканами воевать. А теперь глянь-ка ты, тот самый Залешанин уж при нем состоит, любите и жалуйте, а если какой-нибудь Велигой нос воротит — так по носу тому Велигою, по носу, ничего этот самый Велигой не понимает в капустных кочерыжках…

Солнце сквозь густые темные облака отчаянно ломилось к виднокраю. По сторонам дороги на некотором удалении темнели густые перелески и высились невысокие холмы.

Привал! — гаркнул Эрик, получив знак от Драгомысла, и четверо варягов тут же отделились от отряда, «зачищать» местность вокруг намеченного места ночлега.

— Может, чуть дальше? — спросил Велигой. — Больно место нехорошее.

— Да мне здесь тоже не нравится, — скривился Драгомысл. — Да только дальше еще хуже будет. Там в холмах можно вообще добрую дружину спрятать — и шиш ты кого заметишь, пока тебе чем-нибудь тяжелым по башке не заедут. Я уж как-нибудь не первый год здесь товар вожу, весь Рязанский шлях назубок изучил.

— Отобьемся, если что, — махнул рукой Эрик. — Стражу усиленную выставим — муравей не проскочит.

— А самую опасную дыру Олафом заткнем! — крикнул от телеги Трувор. — Такую тушу тараном не своротишь!

— Вот я тебе сейчас сворочу рожу на сторону, похохмишь ты у меня! — буркнул Олаф, спрыгивая с телеги. Земля ощутимо вздрогнула — весом варяг был, наверное, пудов десять, если не больше.

— Как тебя телега держит… — сокрушительно покачал головой Трувор. — Бедные лошадки, такого кита тащат…

Олаф взревел, кинулся к насмешнику с явным намерением учинить над ним жестокую и быструю расправу. Трувор отскочил в сторону, ловко уворачиваясь от медлительного толстяка.

— Отставить! — заорал Эрик. — Здесь вам не тут! Ночь по курсу, а они в догонялки бегают! Вот уж я разберусь, накажу кого не надо! А ну, телеги в круг, растяпы! Олаф, оставь ты этого дурня, ты сегодня в кашеварах. Впрочем, как и всегда. Трувор, возьми Хельге и дуй за хворостом! Что там эти недотепы так долго болтаются? Медом им, что ли намазано в этих кустах? Эй, Нильс, Седрик, вы что там, веревки проглотили?

— Можешь в меня утром сапогом кинуть, — тихо сказал ему Велигой, озирая окрестности, — но этой ночью что-то будет. У меня какое-то поганое чувство…

— Да брось ты! — Эрик опустил руку на топор. — Тебе постоянно что-то мерещится. Кучу стрел извели попусту, а толку?

— Ну, толк, допустим, был, — вступился за витязя Драгомысл. — Но у нас в любом случае нет выбора. Все равно придется ночевать здесь.

Телеги составили с круг, привязали лошадей, развели костры. Ночь подкралась тихо, как пардус, растеклась, разлилась вокруг стоянки, разгоняемая лишь колеблющимся светом костров.

— Все, Локи побери это четвероногое, — в сердцах сказал Эрик, швыряя к костру конскую сбрую, бухнулся следом сам, растянулся, пристороив голову на седло. — Завтра пешком пойду. Что за страна — полтора водоема? А как хорошо было бы в этот самый Муром, да по реке, да на драккаре… Так нет, приходится на этих… этих… животных задницу портить.

— Да ты отлично ездишь! — Велигой принял у Хельге охапку хвороста и тут же уселся на нее. — Как молния!

— Что, так быстро? — удивился Эрик.

— Нет, зигзулей, — невинным тоном ответил витязь.

— Тьфу на тебя, — Эрик сплюнул. — Эй, Олаф, где жратва, я сейчас собственный сапог сожрать готов.

— Перекуси им пока, — откликнулся от соседнего костра толстяк. — Я что тебе, волхв, чтобы так вот сразу все приготовить?

— Ну что за жизнь! — Эрик уставился в небо. — Ни тебе пожрать, ни тебе… ох, ну зачем Боги лошадей придумали? Это ж надо было догадаться!

— А ты в колеснице езди, как раньше делали, — усмехнулся Велигой. — И лавку от своего драккара приладь, чтоб привычнее.

— Лавка в корчме, — возмутился варяг. — На корабле — банка.

— Все у вас не как у людей, — пожал плечами Велигой.

Он устроился поудобнее, вытянув ноги к костру, вытащил меч и оселок.

— Крепкий шлем попался, — пробормотал витязь, рассматривая еле заметную зазубринку на клинке. — И где та сволочь его только раздобыла…

— Нет, и он еще не доволен! — улыбнулся Эрик. — Обычный меч после такого удара а кузнице править бы пришлось, а этому хоть бы хны!

Велигой хмыкнул, принялся водить оселком по лезвию. Меч Торина должен содержаться в образцовом порядке. Негоже, чтобы единственная память о друге и боевом командире превращалась в пилу. Взгляд невольно задержался на длинной пятке клинка. Там вытравленные каким-то неведомым способом, виднелись странные письмена. Это не были черты и резы, какими пишут славяне, больше походило на варяжские руны, но что значила надпись, Торин так и не сказал. Не успел.

— Эрик, — окликнул витязь.

— Да? — варяг повернул голову, пламя костра красиво играло золотом волос.

— Ты руны разбираешь? — спросил Велигой.

— Есть такой недостаток, — ответил варяг. — Знал бы, что в жизни не пригодится, ни за что не стал бы время тратить. Так нет, батька меня палкой гонял к… как это по вашему… ну, который… а, волхву. Учиться.

— Можешь прочитать, что написано? — витязь протянул Эрику меч рукоятью вперед.

Варяг сел, принял оружие, склонился, долго хмурил брови, хмыкал.

— Это, разумеется, руны, — сказал он наконец. — Но не те, которыми пользуются в обиходе. — Так… это понятно, но вот конец… если это «вместе», тогда вообще чушь получается… Нет, бред какой-то, и начертание…

— Что это за руны? — спросил Велигой.

— Ими пользуются только посвященные. — Эрик протянул Велигою оружие. — Вроде бы читаются похоже, а в итоге получается чушь. Я, правда, у такого посвященного и учился, но он не особо стремился «посвятить» и меня тоже. В общем, тут речь идет, как я понимаю, о каком-то то ли единении, то ли объединении… Скорее всего имеется в виду, что обладателю сего меча предстоит после смерти присоединиться к небесной дружине Одина. Меч-то наш, варяжский, хоть и кован явно на заказ. И сталь замечательная… Откуда он у тебя, если не секрет?

Велигой некоторое время молчал, подбросил в костер сучьев. Наконец ответил, медленно и тяжело выговаривая слова.

— Когда я служил на заставах, там, на полудне, почти что в самой Таврике, был у нас командир сотни. Варяг, поступил на службу еще чуть ли не при Ольге. Торин его звали. Просто Торин, дальше он не говорил. Стрелок был отменный, мечом владел, по-моему, не хуже самого Перуна. Лучшего командира у меня не было ни до, ни после. Вот уж истинно, второй отец. И как стрелять по науке он нас наставлял, и как оборону держать хоть в поле, хоть в крепости, и как разведку вести, как просто выжить… и как умереть с честью. Да, последнее он нам показал на своем примере… Какой дурак отправил стрелков в полевой разъезд, ума не приложу. Нас всего десять было. И Торин с нами поехал, как чувствовал…

— А про меч-то когда будет? — пользуясь паузой поинтересовался Эрик.

— Меч… — Велигой печально улыбнулся. — Я этот меч как увидал первый раз, так прямо глазами и зацепился. Не поверишь, когда Торин его точил, я всегда рядом околачивался. Молодой был еще, все на свете в диковину… А он как-то углядел меня, спрашивает: «Что, нравится?» Я ему честно: «Ага. Это, — говорю, — лучшее оружие, что я видел в жизни.» А он еще так грустно улыбнулся, и говорит: «Ну, как настанет мой черед пополнить Одинову дружину, так уж и быть, оставлю его тебе. Если заслужишь.»

— И заслужил? — спросил Эрик, но в глазах его загорелись любопытные огоньки, похоже, варяг был охоч до историй.

— Не знаю… — Велигой остановившимся взглядом смотрел в костер. — Не знаю. В том злосчастном разъезде напоролись мы на печенегов, а нас десять юнцов, первого года службы еще нет, как и ни одной серьезной драки. И Торин. Я, вроде как старший после него, у меня к тому времени все-таки второй год шел… Он мне кричит: «Уводи пацанов!» А сам…

Велигой замолчал. Эрик сидел, затаив дыхание, вцепившись в рукоять топора. Показалось, или по изрезанному шрамами лицу пробежали две влажные дорожки?

Наконец, витязь совладал с собой.

— Мы не смогли его тогда оставить. В первый раз ослушались его приказа. И в последний. Полегли все. Торин… он в отличии от некоторых, прекрасно управлялся с лошадью… рубил печенегов, как камыш, не знаю, сколько накромсал… А потом какая— то тварь все же достала его саблей. В спину. А потом… Они тело топтали конями, изверги, рубили… рубили… В месиво… И все на моих глазах. Наши все уже полегли, а меня арканом зацепили, скрутили, но я все видел, все…

Вновь повисло молчание. Эрик потрясенно смотрел на тиверца. Слезы уже неприкрыто текли по обычно бесстрастному лицу Велигоя, оставляя мокрые следы, но витязь будто бы и не замечал этого.

— А что дальше? — так робко, что сам себе удивился, спросил Эрик.

— Той же ночью я сбежал из плена, — Велигой вытер лицо рукавом, голос его окреп. — А меч… они притащили его в становище — столько железа… Здоровенный бугай еле волоком пер. И когда поднялся переполох — ну не мог я не придушить пару гадов… За мной неслась целая толпа. Наверное, случайность, но я, пробегая мимо того костра, где они оружие свалили, споткнулся обо что-то, растянулся, как бревно… и рукоять сама оказалась в ладони. Не было времени перебирать, срубил самых рьяных… А дальше, с оружием, уже легче пошло. В общем, сбежал я от них. С мечом Торина в руках.

Эрик медленно кивнул, но не сказал ничего. Нечего было сказать. Понятно теперь, почему так бережет оружие, малейшую зазубринку счищает, полирует… Что тут можно сказать?

А Велигой вновь взял в руки оселок и влюблено провел по и без того острому, как бритва, лезвию. Он помнил и еще кое-что. Голос. Голос, прогремевший в голове в тот момент, когда ладонь коснулась рукояти меча павшего командира. Голос Торина.

«Что обещал, выполняю. Владей.»