Владимир Голубев КУПОЛ

I

Одинокая цапля решилась на перелет еще до восхода солнца. Ее родное болотце за жаркий июль изрядно пересохло; пищи стало нехватать. С птенцами в этом году не получилось: лиса разорила гнездо. Но болот и лесов здесь много. Можно найти другое место.

Цапля коротко разбежалась и стала кругами набирать высоту. Она не хотела лететь над черным пятном торфоразработок; пятно и его шум пугали обитателей болот. Она полетела вдоль речки Тинки, вытекавшей из одного болота и вроде бы впадавшей в другое, слабым зигзагом разрезая на своем пути спящий поселок. Поднявшись как можно выше, туда, где тихо, безопасно и воздух прозрачен, цапля направилась к своей цели.

У птиц хорошее зрение. Они были бы отличными воздушными наблюдателями, если бы имели побольше мозгов. Но то, что увидела цапля, не смог бы объяснить и человек.

Далеко внизу, в ухренней дымке, над разноцветными крышами и темной зеленью плакучих берез неспешно двигались круглые черные точки. Цапля увидела их первой. Черные точки не были ни пищей, ни опасностью, ни партнерами, и одинокая цапля не придала им ровно никакого значения.

Армейские вертолеты прибыли только под вечер следующего дня.

Поселок Затинск возник осенью сорок шестого. Страна остро нуждалась в любом топливе, и спешная геологоразведка выявила в здешних болотах неплохие запасы торфа. В эти глухие места забросили кое-какую технику и людей. До зимы было рукой подать. Первые поселенцы едва успели, работая днем и ночью, срубить две избы. Потом ударили морозы, которые в палатках было бы не пережить. И начался каторжный труд, когда сверху только подгоняли да требовали продукцию, при совершенно негодном снабжении. Первую зиму пережили на пределе сил; два человека умерли то ли от пневмонии, то ли от цинги, а может, от того и другого вместе. Врача среди поселенцев не было, все они имели за плечами советский суд, а посему жаловаться в голову никому не приходило. Начальником был поставлен бывший военный комиссар, человек по натуре сволочной, с которым дважды чуть не произошел «несчастный случай на производстве». Он ничего не смыслил в добыче торфа, впрочем, как и в других профессиях, зато имел луженую глотку и большой опыт по принудиловке.

Летом пятьдесят третьего торфяные разработки были реорганизованы в «комбинат по производству брикета», по-простому называемый «Торфяшкой». Как раз в это время с начальником произошел третий и последний несчастный случай, в ночную смену. Его заляпанный грязью, изуродованный труп был извлечен однажды утром из-под бункерного комбайна. Как он туда попал — так и не узнали. Приехавший следователь глубоко не копал, похоже было, что поиск «врагов народа» уже перестал быть его главным занятием. Его затравленный вид говорил скорее о его страхе перед собственными жерновами, перемоловшими уйму народа и теперь угрожавшими ему самому… Следователь за два дня собрал показания свидетелей, оформил «несчастный случай» и спешно уехал. Решающим обстоятельством стало то, что при мертвом начальнике нашелся его табельный пистолет «ТТ» с полным комплектом патронов. Было бы чрезвычайно странно предположить, что предполагаемый убийца (из местных зеков) не позарился на оружие. Разве что был очень умён. Или в самом деле то был несчастный случай.

Добытчики торфа смеялись и благодарили здешних «злюш-ших» комаров. Нового начальника назначили из местных. А через восемь лет в центре растущего поселка появился памятник покорителям болот. Это был трехметровый цементный дядя с лопатой — и с лицом того самого сволочуги-начальника, который лопату при жизни и в руках не держал.

Когда производство брикета выросло, в поселке прошел слух о строительстве железной дороги. Такой проект действительно был, и дорогу построили, но прошла она в тридцати километрах северней Затинска; зыбкие болотные почвы не позволили ей подойти ближе. И до известных событий брикет на станцию возили грузовиками. А что поделаешь?

Время незаметно шло, поселок рос, все больше приобретая черты города: появились артезианский водопровод, телефонная станция, два кинотеатра и даже аэроклуб с единственным планером. Только вот газ сюда не проводили: традиционно топили торфяным брикетом.

Руководство Затинска начало хлопотать о присвоении поселку статуса города. Глава поселкового Совета, Иван Федорович Свиридов, он же секретарь местной парторганизации, уже дважды ездил по этому вопросу в Москву. Словом, все шло нормально — до одного ясного летнего утра.

В дежурке тесно и накурено.

— Товарищ майор, граждане сообщают о летающих шарах. Звонков больше двадцати. Вот опять. Да, мы в курсе. Выясняем. Не волнуйтесь.

Шипение милицейской рации:

— Третий. Подтверждаем. Шар пролетел вдоль Красноармейской. Высота… трудно определить, но выше пятиэтажек. Летит бесшумно. Покрыт чем-то вроде шевелящейся шерсти.

— Не понял, чем покрыт? Повторите!

— Шерстью. Против солнца не видно.

Шипение.

— Шестой на связи. Видим шар над центром. Размер метров пять или больше. У него снаружи что-то двигается, типа шарнирных рычагов. Скорость, как у машины, километров пятьдесят… Высота… намного выше домов.

— Понял. Всем патрулям срочно сообщать о пострадавших.

Телефонный перезвон.

— Товарищ майор, аэроклуб на связи. Говорят, ничего не запускали. Нет, планер не летал. Стоит на якоре.

— Кто — на якоре?! Он что, корабль?! Что ты мне мозги пудришь?!

— Они так сказали, товарищ майор…

— Позвони в «скорую». Никто не обращался с травмами, и?.. Ну, ты понял…

— Товарищ майор, поссовет, Свиридов.

— Слушаю, Иван Федорович. Уже распорядился. Так. Так.

Шипение рации.

— Всем постам и патрулям: ожидается вспышка хулиганства и краж. Усилить бдительность. Как поняли?

— Третий. Понял.

Шипение.

— Шестой. Принял.

Шипение.

— «Скорая» сообщает: травм сегодня не было. В общем, пока все нормально…

— Товарищ майор, пожаров сегодня не было…

— Хорошо.

Шипение.

— Пятый. ДТП на углу Пушкина и Гагарина…

— Пятый, пострадавшие есть?

— Нет, люди целы. Только машины.

— Тимошенко, позвони гаишникам…

— Есть!

— Власов! Димка! Где этот чертов связист?

— Туточки, товарищ майор!

— Что еще за шуточки? Магнитофон пишет?

— А то как же… В мою смену полный ажур.

— Смотри, за каждое слово спрошу…

— Товарищ майор, люди уходят из Каменского района.

— Куда?

— Кто куда. В третью школу не пришел ни один ребенок.

— Стоп! А ну, тихо! Какого черта вы тут торчите?! Быстро все по местам! Патрули удвоить! Выходные отменяются до выяснения… Всем свободным на улицу! Гаишникам помогать! «Скорой» помогать! Пожарным помогать! За шушерой смотреть! Они только и ждут… Шагом марш!

— Товарищ майор, наши патрули тоже оттуда уходят.

— Что такое? Как уходят? Приказываю продолжать патрулирование!

Шипение рации:

— Второй. Мы уходим. Здесь оставаться не хочется… то есть очень не хочется…

Майор наклонился к микрофону:

— Второй, говорит Сурков. Что еще за «нехочуха»!? Приказываю остаться и нести службу.

— Мы уходим. Здесь будет все в порядке.

— Второй, я приказываю вам…

Шипение.

— Вы не расслышали, товарищ майор? Повторяем: здесь — будет — все — в — порядке. Как поняли?

— Вы у меня поймете! Как придете! «Нехочухи»! — закричал майор, но, взглянув на дежурного, тихо сказал:

— Ну и дела…

Оса жужжала на грязном оконном стекле.

Боря Васин бежал, что есть мочи. Болотная осока цеплялась за ноги, высокий кустарник хлестал по лицу. Боря знал, что бежит к трясине, но другого пути здесь нет. Он также знал, что у преследователей есть страшные длинные ножи, и когда они его настигнут, то сразу не убьют. Он задыхался. Он кожей чувствовал близкую мучительную смерть. Сначала ему отрежут нос. Потом уши. Потом яйца. Потом… Страх холодным лезвием пронзил тело от затылка до пяток. Его быстро догоняли, а грязь становилась все глубже. Вот он провалился в болото до колен. Все, не уйти. И когда беспощадная рука схватила за рубашку, Боря обреченно закричал и… вынырнул из кошмара.

Сердце бешено колотилось, лицо и плечи были мокры от холодного пота. Лежать в машине неудобно, все тело затекло, телогрейка сползла, холод сковал мышцы, а повернуться недоставало сил. Во рту страшный сушняк. Боря, дрожа всем телом, ждал, когда успокоится сердце. Кровь паровым молотом била в голову. Казалось, еще чуть-чуть, и череп лопнет. Но нельзя лежать бесконечно, потому что мочевой пузырь не резиновый. Не хватало еще обоссаться. Собрав в кулак всю волю, он попытался встать. Первая попытка вызвала головокружение и тошноту. Только с третьей ему удалось на ощупь открыть правую переднюю дверь своей «четверки» и, больно ударившись коленом, вывалиться на холодный деревянный пол гаража.

Боря на четвереньках дополз до стола, с трудом встал на ноги и тут же рухнул на скрипучий стул. Вслепую пошарил по столу. Вляпался в липкое. Что-то упало со стеклянным стуком. Рука нащупала кнопку настольной лампы. Свет ударил по глазам. Слава богу, канистра с водой стояла на своем месте. Боря выпил кружку, две, три. На середине четвертой его вывернуло наизнанку. Заныла голова.

«Так и сдохнуть недолго», — подумал страдалец.

Беглого взгляда на стол было достаточно, чтобы понять: спиртного не осталось. Боря тщательно осмотрел все бутылки — пусто, только на дне одной из них плескалась ложка вонючей жидкости.

Держась за стену, мученик помочился в ведро. Сколько он уже бомжует в гараже? Две недели? Или больше? Такого запоя у него еще не было. Обмыл с ребятами отпуск, и понеслось. Слишком долго кремнем ходил. Спасибо гаражу — Танька и дети не видят папу в скотском состоянии. Спасибо подвалу — есть банки с соленьями и купленные по случаю два ящика тушенки. Свиной и говяжьей. А вот «ханки» больше нет. И взять негде.

Последние три (или четыре?) дня Боря пил в одиночку. (Однохарыцик? Да! И горжус-с-с!) Принимал стакан, немного сидел, разговаривая сам с собой, а после второго полз «в отрубя», через открытую заднюю дверь, на тряпье, постеленное в машине. Проводил в забытье несколько часов, потом опять пил стакан… (Ванька-встанька? Да! И горжус-с-с!) Говорят, после этого приходит «белочка». (Ишшо не было! Горжус-с-с!)

В Бориной голове все перемешалось. Он смутно подозревал, что пропил новую запаску (выручил хорошего человека, но вот кого — убей…). Наручные часы бесследно сгинули еще в начале запоя. О деньгах и речи нет… но если сейчас не похмелиться, то все, кранты. Без вариантов.

Боря качался взад-вперед на стуле, соображая, у кого занять и где взять. Похоже, все способы раздобыть «ханку» были исчерпаны, и даже (о, ужас!) пропиты две банки великолепных красных помидор, Танькина гордость, которые она самолично вырастила, закрыла и берегла к приезду мамы.

«Танька узнает — убьет, как пить дать… пить дать… пить дать… выпить дать…»

Боря не знал, день сейчас или ночь, и какая погода стоит за железными воротами. Но он чувствовал, что отоспаться ему не дадут ребята с длинными ножами. Есть лишь один способ ненадолго избавиться от них… А посему надо куда-то идти и что-то делать.

— Под лежачего Борю вода не течет, а уж «ханка» — тем более, — прохрипел он мудрость собственного разлива. И стал собираться.

Боря жаждал чуда. Перевернется машина с водкой, или кто-то потеряет кошелек, или веселая компания забудет под лавочкой едва початый пузырь, или троица за углом вдруг угостит, а не даст в морду…

Боря включил верхний свет, посмотрел в обломок зеркала, прилепленный изнутри железных ворот; там была видна опухшая до глупости, заросшая и грязная морда. К тому же от него воняло. Но ему было все равно. Желание похмелиться убило напрочь все остальные чувства. И если бы Боря стал попрошайничать, его совесть так и не вылезла бы из своего угла. Он накинул рабочую куртку и вышел, с трудом заперев тугой замок.

На улице было пасмурно и сумрачно, как бывает ранним летним утром или поздним вечером. Прохожих не было, и Боря решил, что сейчас утро. Это его немного взбодрило — днем его шансы больше. Он бесцельно бродил по пустым улицам и тихонько хрипел: «Хосподи, не дай помереть, помоги. Хосподи, не дай помереть, помоги». Он нашел две монетки по десять копеек, но этого было ничтожно мало. Еще одна монета лежала около урны. Боря нагнулся, заглянул за урну — и не поверил глазам.

Его мечта стояла на заплеванном тротуаре, среди смятых окурков, между урной и грязной стеной. Быстро оглянувшись, Боря осторожно взял за горло пузатое сокровище. Литровая бутылка водки! Запечатанная! И наяву!

Он спрятал находку под куртку, воздел глаза к серому небу и, глотая слезы, прошептал:

— Есть Бог! Спасибо, Тебе, Хосподи! Слава Тебе, Хос…

Вдруг из-за крыши ближайшей пятиэтажки бесшумно выплыло нечто. Шар, черный на фоне серых туч, весь утыканный шарнирными стержнями, которые оканчивались ребристыми площадками. Стержни шевелились, как иглы морского ежа, шар медленно летел над домами. Он пересек улицу по диагонали и скрылся за домами на другой стороне.

«Ё-моё, — испугался Боря, — вот оно как бывает. Не иначе, «белочка» меня настигла. Надо завязывать. Ох, надо завязывать…»

Он побрел в сторону гаража. В конце концов, у него есть средство против «белочки», потому что она, по заверениям бывалых сотрапезников, всегда приходит с бодуна. И вообще — у него теперь есть все для недолгого счастья. По дороге все же не утерпел (благо, никого нет), прислонился к дереву на газоне, с трудом скрутил трясущимися руками пробку и сделал несколько жадных глотков. Занюхал рукавом. Это была водка. Настоящая и очень мягкая. Без обмана.

Придя в гараж, Боря поправил свое лежбище, достал из подвала банку огурцов и банку тушенки («Эх, хлебца бы… черного»), разобрал на столе и даже побрился старой щипучей электробритвой, что валялась на стеллаже, «Ну, вот… совсем другое дело…»

Драгоценную бутылку на стол не поставил, «упаси, Хосподи, уронить…». Налил стакан, пробормотал: «Прости, Танюша, но ты же видишь, что сам Бог подал…». Выпил, захрустел огурцом.

Когда водка «прижилась», Боря съел тушенки и высказал все, что думает о своем начальнике. Выпил еще. Самочувствие пришло в норму. От Бори досталось всем: нашим коммунистам, американским империалистам, и евреям, и гаду-соседу, и производителям носков, «потому ш-ш-шо воняют», а также многим другим людям, организациям и странам, не имеющим к Боре Васину ни малейшего отношения.

Примерно через час он устал от словесных баталий. Сказав: «А не пошли бы вы все на х…», заполз в машину и отправился туда, где на болотных кочках живут терпеливые ребята с длинными ножами.

В кабинете Свиридова не было свободных мест. Иван Федорович прокашлялся и сказал:

— Доложите, что происходит. Вы, товарищ майор.

Начальник милиции подошел к карте поселка:

— Первые сообщения поступили вчера в пять утра. Неизвестные объекты шарообразной формы летают над поселком. Они замечены во многих местах: здесь, здесь, здесь и еще… — красный фломастер ставил точки. — Как видите, образуется круг. Центр примерно здесь, — маркер нарисовал жирную точку, — это спортплощадка третьей школы. Внутрь круга попадают пекарня, гаражный кооператив, хоздвор «Торфяшки» и несколько жилых домов…

— Я вижу. Еще что?

— Люди уходят. То есть из пределов круга народ уходит. Даже те, кто не видел шаров и не слышал о них.

— Паника? Пострадавшие?

— Нет. Уходят тихо и спокойно, что удивительно… Уводят детей. И еще… — полковник замялся. — Уходят все. Наши патрули тоже. Приказам остаться не подчиняются. Хотя люди надежные. Все говорят одно и то же: не хотим там оставаться. Прямо какая-то массовая «нехочуха». То ли гипноз, то ли психоз…

Свиридов посмотрел на майора:

— Вот даже как? Ладно. Как я понимаю, непосредственной опасности пока нет. Значит, вот что. Эту стихийную эвакуацию надо организовать. Сколько жилых домов попало? Так-так. Организуйте размещение и питание. Инна Игоревна, обеспечьте круглосуточное дежурство врачей. Ваша больничная столовая справится с дополнительной нагрузкой? Продукты вам доставят.

Заведующая поселковой больницей записала в блокнот:

— Понятно, Иван Федорович. Постараемся.

— Где у нас энергетик? Отключить свет в означенном районе. Воду пока не отключать, вдруг понадобится пожарным… Обстановку докладывать каждый час. Вот-вот должны приехать гости из Москвы.

Сурков кивнул:

— Вот и хорошо. Может, они подскажут, что это такое…

— Собьют, и посмотрим…

— И вот еще что. Нашей газете и радиоузлу, — он посмотрел на двух молодых людей, — шума не поднимать!

Молодые люди кивнули.

До обеда не случилось ничего нового. В час дня голос в трубке прокричал:

— Шары приземляются! Один сел прямо на хоздвор «Торфяшки»!

Черный пятиметровый шар стоял на асфальте, среди машин. Лапы под ним сложились в суставах, а по бокам распрямились, образуя своими площадками платформу. Остальные лапы торчали вверх и в стороны, причем на некоторых были видны прилипшие комья земли с засохшей травой. Похоже было, что шар садился где-то в лугах, причем не на те лапы, на которых стоял сейчас. Сторож, зевая, вылез из будки и подошел к шару. Он обошел вокруг, ища окно, не найдя его, постучал связкой ключей по лапе, крикнул: «Эй, водила! Здесь становиться нельзя!». Поскольку никто не отозвался, сторож вернулся к себе, набрал номер, сказал в трубку:

— Тут какая-то хрень образовалась. Здоровая. Круглая. Прямо в середку встала. И нету никого. А я знаю? Ворота заперты. Она прям с неба спустилася… Да не пил я. Я с того раза ни-ни. В милицию? Щас позвоню…

Милицейский «уазик» прибыл через пять минут. Сержант сказал:

— Иди домой, Тимофеич. Начальник твой в курсе. А здесь мы сами разберемся…

Сторож и милиционер постояли, покурили. Покалякали о том, о сем. Поудивлялись, глядя на шар. Потом разошлись. А куда спешить-то? Русская провинция вообще живет неспешно, тем она и хороша…

Всего приземлилось шесть шаров, образовавших правильный шестиугольник с центром в районе третьей школы. Остальные двенадцать продолжали медленный полет по широкому кругу.

А на школьной спортплощадке появилось стеклянное сооружение в виде купола. Только его никто не замечал, из-за домов и деревьев.

К тому времени людей в опасной зоне не осталось. Или почти не осталось. Милицейский наряд, вышедший оттуда, был отправлен в распоряжение врачей.

Вечером второго августа на крошечном поле аэроклуба приземлились два армейских транспортных вертолета. Военные и гражданские, придерживая головные уборы, пошли к ожидавшему их автобусу.

Армейская колонна из Тронска тем временем подходила к Затинску. Впереди, победно гремя гусеницами, ползли два танка.

Московский куратор прочитал первые доклады, посмотрел на собравшихся и сказал:

— Товарищи, события, происходящие в Затинске, от населения скрыть невозможно, но меры, которые будут приняты, составляют государственную тайну.

Он кивнул капитану-артиллеристу, сидевшему рядом. Капитан достал из портфеля пачку бланков и сказал:

— Товарищи, каждый из вас должен прочитать этот документ, поставить свою фамилию, сегодняшнее число и подпись.

Профессор-физик Трегубов, едва взглянув на бланк, понял:

«Стандартная расписка о неразглашении. Сколько я их уже подписал? Не помню».

Он подмахнул бумагу и передал ее капитану.

После того, как формальности были улажены, московский куратор сказал:

— Давайте не будем ломать головы, что это и кто это. Наша задача — защитить население и минимизировать ущерб. Пока, подчеркиваю, пока, состояние дел будем считать удовлетворительным. Но это скорее по причине неагрессивного поведения этих… объектов, чем предпринятых нами, — он быстро взглянул на Свиридова, — мер. Нет, нет, это не в укор уважаемому Ивану Федоровичу; он действовал правильно. Но мы не имеем никаких данных о происходящем феномене. Группа специалистов скоро приступит к работе. После получения данных мы примем решение о полной или частичной эвакуации населения. Помощь движется наземным транспортом.

Зеленый вертолет трижды облетел поселок, измеряя уровень радиоактивности, забирая пробы воздуха, делая снимки шаров и стеклянного купола.

Боря несколько раз нажал кнопку. Света не было. Он нашарил спички, зажег свечку, стоявшую на столе в банке из-под сметаны. Посмотрел на ее неровное пламя сквозь бутылку с остатками водочки. Выпив последнее, Боря потушил свечку, вышел из гаража и глянул на черное небо:

— Ну, щас-то точно ночь. Однако под лежачий камень… да… Надо самому. Повезло раз — повезет ишшо. Я везучий. И ваще — Бог, он троицу любит…

И он пошел, удивляясь полной тьме: не горело ни одно окно, ни один фонарь.

— А свет везде отключили. Может, я грозу проспал? А где народ? Что-то ни машин, никого… Война, что ли, началась?

Боря пошел к третьей школе, где свет горел всегда, порой даже днем. На спортплощадке что-то светилось, но не фонарь. Что-то большое. И притягательное. Споткнувшись о невидимый бордюр, Боря зашел на школьный стадиончик и обомлел: почти все поле занимало стеклянное сооружение в виде верхней половины огромного шара. Сквозь него просматривались дома и черные облака, а зеленая трава внутри вроде подсвечивалась.

В самом центре сооружения стояла знакомая уже Боре литровая бутылка водки.

Боря сглотнул и, не веря в происходящее, не поминая больше ни Господа, ни «белочку», прижался к теплой стене и пошел вдоль нее, скользя раскинутыми руками по чистому стеклу. Он зачарованно смотрел на бутылку и ни о чем не думал. Он прошел полный круг, но не заметил этого. И когда этикетка опять ушла на ту сторону бутылки, Боря неожиданно провалился в открытый проем. Упал на траву. Теперь между ним и бутылкой препятствий не было. Боря вскочил, подбежал, быстро схватил бутылку, прижал к себе и… замер.

Неизвестно, что произошло с Борей Васиным в куполе. Но в два часа ночи он, поставив нераспечатанную бутылку на землю, вышел наружу и побрел домой, качаясь от слабости. В темноте было не видно, что его синяя рабочая куртка стала серой. Клетчатая рубашка тоже. И старые коричневые штаны. А может, это он одежду в гараже так угваздал. За две недели-то.

— Пока гражданские думают, мы с этими шарами быстро разберемся.

Капитан-танкист опустил бинокль, прижал ларингофоны к шее и скомандовал:

— Цель — шар. Дистанция четыреста. Бронебойным… заряжай!

И закрыл за собой люк.

Башня танка чуть повернулась и замерла.

Ночную тишину разорвал оглушительный хлопок. Сполох выстрела на мгновение выхватил из мрака дома и заборы. Черной птицей взметнулась пыль. Где-то зазвенело стекло. Массивная стальная «болванка» с бронебойным сердечником ударила стоящий на асфальте шар точно в середину. Взметнулись снопы искр. Полетели брызги расплавленного металла. Несколько оторванных лап шара разметало в. разные стороны. Одна из них вспорола бензобак грузовика. Загорелся бензин. На стоянке стало светло. Запахло резиной и горелой краской.

Сердечник снаряда вошел в тело шара, как нож в масло. Вокруг него материал шара на мгновение раскалился добела. Но шар даже не дрогнул. И никак не отреагировал. Он стоял, как скала, черный, огромный и невозмутимый.

Капитан высунулся из люка, посмотрел в бинокль и удивленно сказал:

— Вот зараза… Ему хоть бы хрен… Кумулятивным… заряжай!

И только после того как танк, рыча от злости, попятился назад, солдаты в противогазах, не обращая внимания на горящий грузовик, пошли к шару, как в атаку, выставив впереди себя стволы дозиметрических датчиков.

Профессор Виктор Антонович Трегубов ворвался в помещение поссовета и закричал:

— Вы знаете, что происходит, товарищ полковник? Ваши танкисты устроили стрельбу! Прямо в поселке! Они всадили в шар два снаряда! Не думая о последствиях! О потерях для науки и вообще! Не говоря уж о сгоревших машинах!

Полковник спокойно ответил:

— Они имеют приказ атаковать противника. А насчет машин: лес рубят — щепки летят…

— Какого, к черту, противника?! Шары не противник! Это… Они… — он махнул рукой. — Вы понимаете, что может произойти?! Вы поручитесь за последствия вашей стрельбы? Мы же ничего не знаем! Кто это и что это! Сначала надо попробовать договориться! Запретите стрелять! Или я… я… — профессор беспомощно оглянулся. — Я буду жаловаться!

— Я понимаю, что может произойти. Теперь послушайте ВЫ, уважаемый товарищ академик, — с нажимом ответил полковник. — Вторжение чужой боевой техники является признаком агрессии. На нас совершено нападение. В центре страны! Вам ЭТО понятно? Задача армии — уничтожение агрессора, кем бы он ни был, и защита населения. Люди ждут от армии действий, а не болтовни. Странно, что приходится объяснять такие вещи. Мы не будем кланяться этим пугалам, мы будем их уничтожать. Это решение вышестоящего начальства. Можете жаловаться.

— С чего вы взяли, что шары — боевая техника?!

— Любая несанкционированно вторгшаяся техника рассматривается как боевая.

Трегубов понял, что попусту теряет время…

— Товарищ полковник, дайте нам хоть сутки на исследования!

— Танки больше стрелять не будут. К Затинску движется комплекс ПВО. Он будет развернут не ранее чем через двенадцать часов. Так что время у вас есть. Исследуйте. И еще, Виктор Антонович. Вы поручитесь за последствия, если мы НЕ БУДЕМ стрелять?

Одинокая цапля нашла себе укромный уголок в зарослях молодого ивняка, увитого лианами дикого хмеля. Она опустилась на землю, сунула голову под крыло и задремала. Тучи мошкары нисколько ей не мешали. Она впервые за несколько дней наелась досыта. Здесь, на затинских болотах, много белых цапель. Среди них нет особенных или выдающихся. Все они одинаковые. Не то что люди.

Военный патруль сцапал Борю Васина, как только он пересек границу летающих шаров. Боря не понимал, что происходит, и слабо сопротивлялся:

— Ребята, вы что? За что?

— Молчи, дядя… Иди… Ну и воняет от тебя…

— Так я ж неделю, а то и две в запое… В гараже бичевал… Какое там — помыться…

— Запой кошмарит человека и снутри, и наружно…

— Знаю, солдатик, а что поделаешь?

Васю привели в милицию. Разговаривал с ним сам майор Сурков. После выяснения личности, адреса и места работы Сурков сказал:

— Так-так, гражданин Васин. А жена твоя, между прочим, приходила, тебя искала.

— А чего ж она в гараж-то не пришла? Знала ведь, что я в гараже отдыхаю…

— А потому она не пришла, гражданин Васин, что туда НИКТО пройти не мог, по причинам, нам неизвестным. А теперь расскажи нам, — он взглянул на сидевшего рядом мужчину, — мне и вот — профессору, почему ты не ушел оттуда.

— Как не ушел? Я и ушел. Как из купола стеклянного вышел, так и домой пошел. Только не дошел — солдаты меня… А что случилось-то?

Профессор подался вперед:

— Вы были в куполе?

— Ну… это… я сперва думал, что он мне спьяну привиделся, как тот шар с иголками, когда я пузырь за урной нашел, а он, видать, и вправду… Твердый такой, и теплый… Я руками его трогал, а там еще пузырь стоял, такой же, а потом дверь появилась, я упал туда, на траву. — Боря осекся, видя напряженные лица слушателей. — А что, это все на самом деле? И шар тоже?

— Вы… э-э-э… Борис? — подал голос профессор. — Расскажите с самого начала.

— С самого?

— С самого.

— Так, стало быть, это не «белочка»? Слава тебе, Хосподи! А домой отпустят? Я ничего не сделал!

Майор Сурков поспешно ответил:

— Отпустим, отпустим, когда расскажешь. На машине отвезем.

— Да тут рядом. Ну, значит, так. Получил я отпуск. Соответственно, бригаду задурачить должен. Как положено.

— Простите, что сделать? — удивился профессор.

— Водки поставить, — ответил за Борю майор. — Дальше что?

— Дальше — известное дело. Затарились мы, и пошли ко мне в гараж… А закуси у меня там полно. Так что мы на закусь-то не тратились, только хлеба черного и взяли, да «Примы» пять пачек. Потому «ханки» через край и вышло…

Через сорок минут Боря был отвезен домой и сдан на руки жене. Что там было — неизвестно, но еще через два часа он, вымытый и накормленный, спал на чистых простынях в своей кровати. На Бориной голове росла шишка, а под глазом красовался свежий фингал. Его благоверная сидела на краешке кровати, гладила Борю полной рукой по голове и шептала:

— А рубашку новую как уделал! Клеточек не видать! А помидоры… Эх, Борька, Борька, скотина ты, скотина…

Ее крупные слезы капали на ее крупную грудь.

Профессор Трегубов повернулся к майору:

— А где у вас можно взять водки?

— Сейчас?

— Сейчас.

— Найдем. Я понял. Хотите сделать эксперимент?

Сурков поднялся и вышел в коридор. Было слышно, как он крикнул:

— Тимошенко! Спишь, что ли? Поди-ка сюда…

Сержант быстро принес бутылку и поставил на стол. Майор спросил:

— Сами будете? Может, кого из ребят попросить?

— Нет, — усмехнулся профессор, — настоящий ученый все опасные эксперименты проводит на себе.

— Ну, как знаете…

Трегубов задумчиво пробормотал:

— А какая дозировка…

Сурков взял бутылку, решительно налил по ободок и протянул профессору:

— У нас признают только такую, Виктор Антонович.

Трегубов взял стакан, посмотрел на часы (было пять утра), сказал, ни к кому не обращаясь:

— Чего не сделаешь ради науки…

И выпил крупными глотками. Замахал руками. Сержант Тимошенко сунул ему дежурный бутерброд с расплывшимся салом. Профессор с трудом подавил рвотный позыв. Рухнул на стул. Посидел минуту, потом отважился открыть глаза. Милиционеры с удивлением и восторгом смотрели на него.

— Наш человек, — сказал сержант. — А, товарищ майор?

— Здорово, — подтвердил Сурков.

— Да ладно, — ответил повеселевший профессор, — были и мы студентами на картошке…

Сержант отвел Трегубова к границе летающих шаров. Он с удивлением наблюдал, как солидный человек из далекого города свободно прошел на территорию, запретную для других, походил там, и вдруг стал неуклюже танцевать и подпрыгивать, крича:

— Я так и думал! Я так и думал!

В российской глубинке гостиницу принято называть именем реки. Затинск не был исключением. Здесь тоже была крошечная, всего на двенадцать номеров, гостиница «Тинка». Обычно гостей было мало, в основном командированные на «Торфяшку» да заезжие из района артисты с концертами. В гостиницу и определили двух физиков, профессора Трегубова и молодого кандидата наук Сергея Афонина. Афонин с изумлением увидел своего научного руководителя, прибывшего в полседьмого утра в непотребном состоянии. Профессор порывался объяснить Сергею суть рискованного эксперимента и написать отчет, но тут его одолела икота; пришлось лечь спать.

Тем временем пожар на стоянке машин погасили. Директор «Торфяшки» смотрел сквозь железный забор:

— Три грузовика сгорели. Два почти новые. Чем я работать буду?

Солдаты, привязав веревку, волоком притащили еще теплые, оторванные лапы шара. Сделали соскоб с его поверхности. Дозиметрист еще раз бесстрашно обошел вокруг, прикладывая к разным местам шара датчик прибора. Доложил, что радиоактивности не обнаружено. Огромный черный шар был абсолютно равнодушен к происходящему.

В восемь утра на железнодорожной станции Затинная началась разгрузка военной техники.

Комплекс ПВО, не самый современный, но проверенный в деле, отошел от станции своим ходом на три километра и расположился в прогале между лесными массивами.

Командир выпрыгнул из кабины, посмотрел на часы, скомандовал:

— К бою!

Солдаты бросились расчехлять технику.

Точно в этот момент все шесть шаров, стоящих на земле, одновременно, бесшумно и плавно поднялись в воздух и присоединились к своим летающим по кругу собратьям. Но никто не связал эти два события.

Совещание открыл профессор Трегубов. Он был бледен. Было видно, что научные эксперименты даются нелегко. Надев очки, он достал из папки листок бумаги, начал читать тихим голосом:

— Отчет. Пункт первый. Материал фрагментов шара исследован спектроскопическим методом. Это металл, его состав — железо, углерод, сера, кремний, фосфор — и плотность соответствуют широко распространенной стали марки Ст-три. Обнаружены точечные следы коррозии. Соскоб с поверхности шара дал тот же результат. Снаружи шар и его лапы покрыты составом, практически совпадающим с обыкновенным битумным кузбасслаком [Этот лак широко применяется для защиты от атмосферных воздействий на металлы, дерево и бетон. (Прим. авт.)].

Пункт второй. Никаких опасных для человека факторов — радиоактивности, других излучений, а также отравляющих веществ — около шара не обнаружено.

Пункт третий. Диаметр шара четыре и девяносто пять сотых метра. Внутреннее устройство выяснить пока невозможно, но оболочка чрезвычайно прочна. Если она состоит из стали, то ее толщина должна превышать предел бронепробиваемости танковых снарядов (четыреста миллиметров), потому что сталь марки «три» не имеет броневых свойств. Но даже если толщина стенок равна четыремстам миллиметрам, и даже если шар пуст, то его масса (без лап!) составит более ста пятнадцати тонн. Если под тонким слоем стали имеется другой материал, то его прочностные свойства совершенно невероятны. Масса одной «лапы» составляет шестьдесят восемь килограммов. На шаре их около сотни. Таким образом, массогабаритные характеристики шаров исключают все известные нам принципы полета, как аэростатические, так и аэродинамические. Во всяком случае, его энергетическая установка должна обладать колоссальным запасом мощности. Если это предположение верно, то обстрелы шаров могут вызвать их разрушение с мгновенным выделением всей содержащейся энергии, что на практике означает сильнейший взрыв с непредсказуемыми последствиями.

Пункт четвертый. Вопрос о разумности поведения объектов остается открытым, но ясно, что никакого вреда ни людям, ни сооружениям шары не нанесли.

И, наконец, пункт пятый. Природа так называемого «затин-ского эффекта», или «нехочухи», изгоняющей людей за границу летающих шаров, неизвестна. Опрос местного жителя, Бориса Васина, и небольшой эксперимент, — Трегубов, морщась, прикоснулся к своей голове, — показали, что алкоголь нейтрализует эффект.

Еще несколько слов о куполе. Пока мы достоверно ничего не знаем. Мы слышали рассказ Бориса Васина о его пребывании в куполе, но адекватность Васина на тот момент вызывает сомнения. В любом случае считаю необходимым провести разведку.

Трегубов сел и обвел глазами присутствующих.

Все молчали.

Первым отреагировал майор Сурков:

— Если пьяный может туда зайти, то надо территорию охранять, а то найдутся орлы… Но у милиции нет людей для круглосуточного патрулирования периметра. Прошу эту задачу возложить на военных. И надо пока закрыть вино-водочные отделы.

Он посмотрел на Свиридова. Тот кивнул:

— Закроем. Хотя… — Он замолчал и помотал головой. Куратор сказал:

— Необходимо эвакуировать людей за пределы поселка.

Сурков недоуменно поднял глаза. Куратор поспешно добавил:

— Ненадолго. На час или два.

Трегубов прошептал на ухо Афонину:

— Опять будут стрелять… придурки.

Потом встал полковник:

— Комплекс ПВО к работе готов. Возможно, объекты более уязвимы в полете, чем на земле. Наземная разведка будет проведена после атаки. Могу утешить товарища профессора: армейская радиостанция пыталась установить связь с объектами, прослушивала эфир, но безрезультатно. Неизвестных сигналов не обнаружено.

— Товарищ полковник, — подал голос Трегубов, — я могу поговорить с экипажем радиостанции?

— Конечно. Я дам распоряжение.

В кабине радиолокатора было темно. Только светились зеленые экраны и разноцветные лампочки. Лейтенант включил излучение. На экране был ясно виден находящийся в тридцати километрах поселок и облака над ним. Изображение медленно гасло, но его каждый раз возрождала к жизни двигающаяся по кругу яркая линия развертки.

— Масштаб!

Щелчок тумблера. Картинка приблизилась.

— Еще!

Теперь стали видны двигающиеся точки над размытыми контурами домов. Операторы докладывали:

— Азимут…

— Дальность…

— Угол места…

Вдруг точки на экранах пришли в движение. Угол места объектов возрос. Там, над поселком, шары стали подниматься. Офицеры следили за ними с замиранием сердца. Лейтенант прошептал:

— Уйдут…

Но они не ушли. За десять минут шары поднялись на высоту три километра. Все и сразу, как по команде. Там, выше кучевых облаков, они продолжили свой полет по кругу.

— Они почуяли наше излучение, — сказал лейтенант, повернувшись к командиру. — Они поняли…

— Включить СДЦ [Селектор движущихся целей. Устройство, позволяющее видеть только цели, имеющие скорость не меньше заданной. Применяется для селектирования местных предметов, облаков и пассивных помех. (Прим. авт.].

— Есть!

— Вот они, голубчики.

На экране были отчетливо видны все восемнадцать целей, кружащихся в странном танце. Дальше все пошло, как на учениях. Отрывистые команды. Быстрые доклады. И вот…

— Первая — пуск! Пятнадцать секунд.

— Вторая — пуск! Пятнадцать секунд.

— Третья — пуск!

Одинокая цапля чувствовала, что происходит что-то непонятное. Что надо бы улететь отсюда подальше, но… здесь, в зарослях ивы, осоки и хмеля, было так хорошо.

…страшный треск, будто небо сделано из прочной серой парусины, и ее, эту парусину, нещадно рвут злобные великаны…

Цапля подскочила, едва не сломав свои хрупкие ноги, захлопала крыльями, но не взлетела. Черная тень, оставляя за собой белую полосу, промчалась высоко над головой. Потом еще. И еще. Послышались три отдаленных раската. И все стихло.

Болотные птицы долго молчали. А над ними висели белые полосы — разрывы небесной парусины. Потом они искривились и исчезли. Цапля опустилась на свою кочку, сунула голову под крыло. Она хотела, чтобы здесь всегда было тихо и спокойно. Она думала о том, что в следующем сезоне у нее будут птенцы, и она сумеет их выкормить и защитить. Она хотела, чтобы не было черного пятна торфоразработок с их людьми и шумом машин.

Она не знала одного: скоро так все и будет.

— Кого пошлете в разведку, полковник?

— Двух прапорщиков: Михеева и Куликова.

— Почему их?

— Ребята надежные. Служат давно. И еще…

— Да?

— Тут ведь разведчикам выпить придется. Иначе не пройти. Так вот, они, как бы это сказать…

— Пьющие, что ли?

— Никак нет. Скорее наоборот. Но я как-то попал на охоту с Михеевым. Он ведь охотник страстный. Ну, выпили, конечно. Так вот, он стал очень сосредоточен и внимателен. Может, даже слишком. И ни разу не промазал. Выстрел — утка. Так что выпивши я его знаю… то есть знаю, какой ОН выпивши…

— А второй?

— Куликов? Прекрасный танкист. Профессионал высшего разряда. Однажды на учениях… что греха таить… всякое бывает. Словом, связисты спирта принесли, согреться. И заспорили. Куликов сказал, что проведет танк между двух берез и не заденет. И ведь провел, будучи под градусом.

— Ну, это не фокус.

— Связисты знали, что танк шире на два сантиметра, они заранее рулеткой померили. А Куликов провел. И на березах царапин не осталось.

— Похоже на солдатскую байку. Но вам виднее, кого посылать. Разведку провести завтра, в шесть утра.

— Есть!

Сергей Афонин и Трегубов сидели в гостинице.

— Виктор Антонович, что вы об этом думаете? Как физик?

Профессор мешал ложечкой чай. Помолчав, он ответил:

— Как физик скажу, что мы еще ничего не знаем. Считается, что макромир достаточно хорошо изучен. Физика занимается почти исключительно микро- и мегамиром. Ускорители и телескопы. Все остальное, по большому счету, удел прикладников…

А тут нам показали — черта с два вы знаете. Вот вам макрообъект с невероятными свойствами. Раскусите орешек!

— Кто показал? И что им надо?

— Насчет «кто?» — уволь. Не знаю. Но кем бы они ни были, Сергей, инженеры у них живут явно лучше клоунов, не то, что у нас… Что им надо? А вот скажи мне, что в этом деле бросается в глаза?

— Ну-у-у…

— Никто не пострадал, вот что. Шары, сидящие на земле, взлетели, как только прибыли ракетчики. Я более чем уверен, что шары поднялись на три километра, обнаружив излучение РЛС. Они как будто специально поставили себя в оптимальные условия для ракетного удара…

— Или уводили взрывы ракет туда, где они не повредят дома.

— Или купол. — Трегубов отхлебнул чаю.

— Или и то, и другое.

— Согласен. Во всяком случае, они явно не желают причинить нам вред. То есть на данном этапе агрессией не пахнет, что бы там ни говорил уважаемый товарищ полковник.

— Говорят, два частных дома все же пострадали. Оторванные лапы пробили крыши и потолки.

— Похоже, ни один осколок не упал внутрь круга. Во всяком случае, пожаров не было. Значит, они умеют отклонять траектории падающих предметов. — Профессор отпил чай. — Они разумны, Сергей. Во всяком случае, в нашем понимании разумности. А вот мы показали себя дикарями, бьющими своими деревянными копьями по их броне… Я вообще сомневаюсь, что мы бы считались разумными в масштабе, скажем, Галактики. Или даже нескольких звездных систем. Как тот африканский вождь сотни человек. У себя в деревне он самый разумный, а привези его в Нью-Йорк или хотя бы в Каир… Время, Сергей. Время покажет…

— Может, это наши военные эксперименты?..

— Может, и так…

Полковник поставил на стол бутылку, положил газетный сверток:

— Ну, ребята… давайте.

Прапорщики переглянулись.

— Ну, что мнетесь? Бутылку никогда не видели? А, Михеев?

— Видели, товарищ полковник…

— Значит, так: на ту «территорию» трезвым не зайти, понятно? Профессор доказал на себе… ха-ха. Вы идете в разведку. Вдвоем. Берете рацию. И оружие. Доходите до купола. Куликов идет первый. Ты, Толя, с рацией, за ним. Докладываешь каждый шаг. В купол без разрешения не входить! Обойдете его вокруг, доложите. А вообще — действуйте по обстановке. Главная задача — выяснить, есть ли там какие опасности. Ясно?

Прапорщики еще раз переглянулись.

— Так точно, товарищ полковник!

В свертке оказались огурцы, черный хлеб, кусок копченой колбасы. Полковник самолично налил два полных стакана. Секунду подумав, вылил остатки в третий стакан.

— Ну, ребята… не стесняйтесь.

И выпил первым. Закусили, помолчали пять минут.

— Разрешите идти? — Михеев привстал.

— Идите, время не ждет.

Про себя подумал: «С Богом». А вслух сказал:

— Осторожней там…