"Владычица морей (сборник)" - читать интересную книгу автора (Синякин Сергей)

Глава десятая

В купе было душно. Вагоны еще не начали топить, но, погода стояла жаркая, а окна, как это обычно бывает в российских пассажирских поездах, никогда не открывались. Из четырех светильников горело всего два, и следовало ожидать, что простыни, которые придется получать от проводницы, непременно окажутся влажными.

Купе уже обжил один пассажир. Излишне полный, в светлой рубашке и костюмных брюках, он обмахивался галстуком и вид оттого имел добродушный и беспомощный. Что-то неуловимо кавказское проглядывало в славянских чертах пассажира. Перед ним на столике лежали красочный журнал и несколько газет. Пиджак пассажира висел на крючке.

— Нашего полку прибыло, — добродушно сказал пассажир, наблюдая, как вошедший ставит в багажный отсек чемоданчик. — Далеко следуете?

— До Свердловска, — сказал вошедший.

— Э-э, батенька, — протянул полный пассажир. — Отстаете от жизни. Нет такого города больше. Екатеринбург есть, а Свердловска, — он широко развел руками, — Свердловска вот не стало.

— Никак не привыкну к новым названиям, — ответил второй пассажир и сел.

Был он худощав и невысок. Большой широкий лоб еще более увеличивали залысины. Сквозь очки в широкой роговой оправе на собеседника смотрели внимательные серые глаза. Новому пассажиру было лет тридцать пять, не больше. Одет он был в голубую безрукавку и легкие летние брюки из серой брезентовки. На ногах желтели легкие сандалии.

— В командировку? — спросил полный.

— Почти, — отозвался новый спутник. — Я туда всего на пару дней. По своим делам.

Вагон дрогнул, и перрон за окном поплыл. Вошла толстая неразговорчивая проводница, проверила и уложила в сумочку билеты и вышла, с треском задвинув за собой дверь.

— Поехали! — весело сказал полный. — Ну что ж, давайте знакомиться? Я ведь тоже в Свердловск направляюсь. — Он протянул спутнику руку: — Багдасарян Карлен Оганезович, журналист.

— Иван Алексеевич Карпов, — после секундного колебания кивнул худощавый. — Частный предприниматель.

— Среднее сословие, — понимающе улыбнулся Карлен Оганезович. — Будущее нашей России!

— Вот теперь похоже, что вы действительно журналист, — усмехнулся Карпов.

— Откуда такой вывод? — едва не обиделся Багдасарян.

— Газетные штампы выдают, — пояснил Карпов. — Сословие… Будущее России… Если нас так и дальше будут раскулачивать, никакого будущего не будет. Ни у нас, ни у России. Налогами уже так обложили, что дышать нечем.

— Надо же из чего-то бюджет формировать, — согласился Багдасарян. — Крупный капитал весь уже в доллары перевел да за пределы страны вывез, вот на вас и отыгрываются. Ну, может, по двадцать капелек на зубок?!

— Это в смысле выпить? — уточнил Карпов. — Извините, но не употребляю. Придется вам, Карлен Оганезович, одному мучиться.

— Жаль, — сказал Багдасарян. — А вы меня узнали, верно? Я по вашему взгляду догадался. И насчет газетных штампов вы меня лихо поддели. Но в остальном все правильно, Анатолий Николаевич. Я действительно Карлен Оганезович Багдасарян, и я работаю старшим оперуполномоченным Управления уголовного розыска страны. Один раз я уж попробовал вас перехватить, но вы очень неудачно выпрыгнули из электрички. Ну, в нашей работе тоже бывают неудачи. От них никто не застрахован.

— Трудная служба, — не меняясь в лице, уточнил Карпов.

— Служат собачки, — с легким ироничным акцентом сказал Багдасарян. — А я, дорогой товарищ Молибин, работаю. Молибин чуть напрягся. Багдасарян это заметил.

— Знаете, Анатолий Николаевич, — сказал он, — давайте договоримся, что хвататься за тяжелые предметы вы не будете. А оружия при вас нет. С оружием вы рисковать в поезде не стали бы. Зачем? Можно купить у братвы в Свердловске, тем более что там она отличается особой крутизной. Верно? — Он весело подмигнул собеседнику.

— Как вы догадались? — спросил Молибин.

— Э-э, — снова погрозил пальцем оперуполномоченный. — Догадываются люди, которые кроссворды разгадывают. А я не догадался, Анатолий Николаевич, я вычислил. Это ж надо, сколько вы своих и чужих трупов по стране оставили! Особенно своих. Паспорта разные, а отпечатки пальцев одни. Шесть раз вас уже убивали, да? В седьмой раз я, к сожалению, постарался сам. Но это очень много — семь раз. Это не для рядового человека, я правильно говорю?

— Девять, — уточнил Молибин.

— Да? — Багдасарян не удивился. — Но я нашел всего семь ваших трупов. Значит, еще два надежно спрятали от греха подальше. — Он помолчал немного, потом нерешительно предложил: — Может, пивка, Анатолий Николаевич? Очень уж трудно разговаривать с покойником насухую.

— Пожалуйста, — предложил Молибин. — Только без меня. Мне в Чистилище запретили. Багдасарян подумал и махнул рукой.

— И как вы назвали свою машинку? — спросил он. — Оживитель? Или реаниматор?

— Репликатор, — сказал Молибин. — Он никого не способен оживить или реанимировать. Труп остается трупом. Восстанавливается только матрица. Разумеется, что в новом теле репликатор ее обогащает знаниями. В противном случае я всегда начинал бы с одного и того же места.

— Репликатор, — задумчиво повторил Багдасарян. — Растилит из института животноводства вы для этих целей заказывали?

— Разумеется. — Молибин снял очки и принялся их протирать. — А вы действительно узнали очень многое.

— И сколько своих копий вы заложили в репликатор? — спросил оперативник.

— Не знаю, — сказал Молибин и, видя, что брови собеседника недоверчиво шевельнулись, пояснил: — Честное слово, не знаю. Василию Степановичу я отдал коробку с Коконами без пересчета. Чтобы самому потом не считать и не дорожить рождениями. Все-таки смерть должна быть неожиданной.

— Василий Степанович… — Багдасарян покачал головой. — Это ваш дядя, верно? Он был неизлечимо болен и умер вскоре после того, как его работа была завершена.

— Он был болен раком, — сказал Молибин. — И умер в дороге. Поэтому я даже не знаю, где Коконы им посеяны и все ли он их использовал.

— Похоже, что все, — задумчиво кивнул оперативник. — Я был в больнице, где умер ваш дядя. Там еще осталась в камере хранения его сумка. На случай, если родственники объявятся. Ничего похожего на Коконы в ней не нашлось. Только личные вещи. Не знаю, как ваши Коконы выглядят, но думаю, что от обычных бытовых вещей я бы их отличил… — Он тяжело посопел, подергал ручки окна. Окно не поддавалось. — Вы хорошо поработали, — сказал Багдасарян. — Такого кровавого следа не оставалось даже за серийными убийцами. Не считали, сколько наркодельцов вы отправили на тот свет, э?

— Зачем? — безразлично спросил Молибин. — Я вообще старался о них не вспоминать. Хотя это довольно трудно. Особенно ночами.

Поезд замедлил ход. Очевидно, они подъезжали к какой-то станции. За окном поплыли желтые пятна фонарей, освещая полутемное купе и спокойное бледное лицо Молибина.

— Вы были гением, — сказал Багдасарян. — Я даже представить не могу, как ваше открытие могло бы перевернуть мир.

— Его уже перевернули, — пожал плечами Молибин. — И это сделали те, кто вообще не имел мозгов. Ладно, к чему говорить о прошлом, его уже нет. Как и будущего. Вы меня арестуете?

Багдасарян некоторое время смотрел ему в глаза, потом шумно вздохнул и полез в сумку. На столе появилась бутылка пива. За ней вторая. Багдасарян открыл бутылку, сделал длинный глоток и некоторое время разглядывал пенистые пузыри в бутылке.

— Зачем? — наконец сказал он, — Я думаю, что это бессмысленно. Вы ведь подстраховались, верно? Ну, допустим, мы вас арестуем, в камере вы вскроете себе вены, тюремная администрация вас захоронит, а через месяц вы опять окажетесь на свободе. Только в этот раз вас будет вычислить еще труднее. А скорее всего невозможно. Ведь так?

— Если это был не последний Кокон, — согласился Молибин.

— Ох, не думаю, что он был последним, — покачал головой Багдасарян. — Я не альтруист и, несомненно, арестовал бы вас, если бы знал, что все этим закончится. Но есть и другая сторона медали. Как вы думаете, что мне скажет начальство, если я начну доказывать им, что вы и есть неуловимый убийца, уже погибавший и захороненный девять раз, э? Если я предъявлю им семь ваших трупов и семьдесят пять идентичных друг другу пистолетов?

— Наверное, вас сочтут сумасшедшим, — согласился Молибин. — Правда, пистолеты — это уже неоспоримые факты. А против фактов…

— Да, — согласился Багдасарян. — Возможно, что все вместе взятое их и убедило бы. Но, с другой стороны, убивали те, кого уже больше нет. Лично вы еще никого не убили. Я имею в виду вас сегодняшнего. Вы ни в чем не виноваты, ну разве что в проживании по чужому документу. Доказать, что вы совсем не Иван Алексеевич Карпов, было бы несложно. Но признает ли суд вас виновным в прошлых убийствах? Куда сложнее доказать абсолютную идентичность вашей нынешней ипостаси прошлым. Это своего рода юридический казус. Сомневаюсь, что он может быть разрешен в соответствии с нашим сегодняшним законодательством. Так что же мне остается? Создавать известность какому-то адвокату я не хочу, как не хочу и привлекать излишнего внимания к вашей персоне. Мне кажется, после этого вы проживете недолго. Слишком много у вас врагов. И это значит, что я опять вас потеряю. Возможно, навсегда.

— Мне вам посочувствовать? — с легкой усмешкой поинтересовался Молибин.

— Ни боже ты мой! — всплеснул руками Карлен Ога-незович. — От такого сочувствия у меня только испортится настроение. Я лишь рассуждаю. Мне совсем не улыбается занять место в списке ваших врагов. Тоже перспектива не из приятных, верно? Так что живите. По сути, вы ведь делаете полезное дело, уничтожаете всякую дрянь. Вы своего рода ассенизатор. А золотарь золотаря всегда поймет. Живите, если это можно назвать жизнью. Мне одно ясно вы ведь уже не человек.

— А кто же я? — Молибин, не мигая, смотрел на оперативника.

— Вы — робот. Робот, запрограммированный на уничтожение преступников.

— Я не робот, — проговорил Молибин. — Я — человек.

— Всмотритесь в себя, дорогой товарищ, и не занимайтесь самообманом. Чего вам еще хочется, кроме того, чтобы убивать, э? Вас тянет к женщинам? У вас есть семья? Вы любите вкусно поесть? Вы ищете на книжных лотках умную книгу? Или, может быть, вы регулярно посещаете театры, выставки? Вы робот, и вы возрождаетесь только для того, чтобы выполнять свою работу. А работа эта заключается в том, чтобы убивать. Вы сами так запрограммировали себя.

— Я не робот, — повторил Молибин. — Я ощущаю, душевную боль. У роботов нет души.

— Значит, вы — робот с душой, — сказал оперативник. — В конце концов, мы слишком мало знаем о роботах, чтобы рассуждать о наличии или отсутствии у них души. Не так ли, Анатолий Николаевич? Я, знаете ли, не Айзек Азимов. Сотня трупов — это все-таки слишком продуктивно для человека, нет?

— А чем вы отличаетесь от меня? — спросил Молибин. — Ищейка, возомнившая себя учителем. Вы-то чем лучше?

— Я не убийца. — Багдасарян прямо смотрел в глаза собеседнику. — Уже то, что я с вами беседую, о чем-то говорит. Мог бы стрелять, э?!

— В попы бы вам, — тоскливо сказал Молибин. — Там со своими нравоучениями вы были бы на месте. А мне и без вас тошно.

Он молчал, раздумывая. Багдасарян заставил его сомневаться. С этой стороны Молибин свой проект никогда не рассматривал. Но вообще-то… «Глупости! — одернул он себя. — А эти адские муки после рождения? Какой робот может переживать боль, сомневаться и мучиться от своей сверхзадачи?»

— Господи! — прошептал он. — Если бы вы знали, через что я прошел!

— Тогда для чего вы возвращаетесь снова и снова? — спросил Багдасарян. — Зачем? Чтобы вновь и вновь оказываться в аду? Ведь вы едете сейчас только для того, чтобы найти и физически стереть с лица земли Минуллу Гиятулина. Но прошло уже десять лет, и все эти десять лет Гиятулин носил в себе тот же ад, что носите вы. Неужели этого срока не достаточно для прощения? Ведь сейчас это не тот убийца, который сидел в зале суда. Он много испытал, много пережил, он стал другим человеком. Справедливо ли стоять над законом? Справедливо ли быть никем не уполномоченным судьей?

— Не знаю, — пожал плечами Молибин. — Разум мой давно все простил им, а вот сердце не хочет прощать. Но как вы догадались?

— После того, как я догадался о главном, — сказал Багдасарян. — Это было уже не самым сложным.

— Тогда что же мне делать? — Молибин посмотрел в глаза сыщику, но тот не отвел взгляда.

— У меня нет рецептов. Наверное, надо вспомнить, что ты человек. И вспомнить, что, кроме смерти, существует жизнь.

— Значит, понять и простить? — тяжело спросил Молибин.

— Можно не понимать. — Багдасарян развел руками. -

И прощения у вас никто не вымогает. Просто жизнь продолжается, и в ней надо делать все чистыми руками. В противном случае стирается грань между добром и злом. Бог с ним, с генералом Тикачевым. Полковники-то были при чем? Между прочим, хорошие люди и совершенно не замараны в тикачевских делах. Их-то за что? При чем их семьи? Если бы вы больше доверяли инструменту, который именуется государством… Все могло быть иначе, Анатолий Николаевич. Совсем иначе.

Молибин улегся на своей полке и долго глядел в потолок, где синим огоньком помигивал никак не желающий разгореться плафон. Багдасарян молча пил пиво. В окно выжидающе смотрела черноликая ночь.

— Да, — наконец сказал Молибин. — Все могло быть иначе. Вы правы, Карлен Оганезович, все могло быть совсем по-другому. Если бы я был другим, если бы были другими они, если бы государство было честным и беспристрастным судьей. Но что говорить? Теперь уже ничего не исправить. Мы все такие, какие есть. И другими уже не — будем. Впрочем, если вы пожелаете, редактор репликатора я всадил в компьютерную сеть Министерства обороны. Только она обеспечивала надежную связь с Коконами. При известном усердии специалисты обнаружат и нейтрализуют его. Общество избавится от угрозы, а я… — он помолчал немного, словно сомневаясь в справедливости того, что сейчас скажет, — я обрету наконец покой. Думаю, что такой вариант всех устроит, Карлен Оганезович.

— Только не меня, — возразил Багдасарян. — Мне вы нужны живым. И не просто живым, а творчески дееспособным. Хватит вам прятаться за личиной кровожадного вурдалака, пора вспомнить о своем предназначении на белом свете. Пора жить и работать, Анатолий Николаевич. А то, что вы предложили… Будем считать это за крайний вариант.

— Да вы философ, — усмехнулся Молибин. — Я думал, в вашем ведомстве держат только охотников.

— Философия не профессия, а состояние души. — Багдасарян встал. — Давайте спать, Анатолий Николаевич? У нас обоих впереди трудные дни.

— Вы не беспокойтесь. — Молибин сел, стаскивая рубашку через голову. — Я никуда не побегу. Верите?

— Вот об этом-то я не беспокоюсь, — сказал Багдасарян. — Куда вам бежать? Бежать от жизни — дело безнадежное и нелепое. Вы переодевайтесь, Анатолий Николаевич, я пока схожу к проводнице за бельем.