ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТРЕЩИНА В СТЕНЕ

ГЛАВА 10

Возвратившись после тревожного звонка Филипа в Миллхэйвен, Тим Андерхилл опросил такое же множество людей, как добросовестный репортер, который берет интервью на улице за неделю до предвыборной кампании. Он бы и на Аляску слетал, приди оттуда известие, что на Аляске видели Марка, или если бы там появилась любая информация о его исчезновении.

Дни шли за днями, и отчаяние Тима росло. Только сейчас он понял, как сильно любил Марка за то, что ему предстояло в будущем, за его удивительную красоту, за доброту и покладистый характер — и за его вспышки гнева, и за моменты подавленности, и за мгновения бесшабашной бравады. Как-никак, он ребенок, и если уж любить его — то принимать таким, каков он есть. Тим хотел, чтобы племянник погостил у него в Нью-Йорке. Он думал, что подросток вроде Марка увидит большой город и почувствует миллион возможностей, начнет ценить особую позитивность этого места и поймет, что Нью-Йорк совсем не таков, каким его представляют себе люди, живущие в других уголках страны; поймет, что он более честный, более великодушный и более внимательный к людям, чем другие американские города Таким был Нью-Йорк Тима — его и большинства людей, которых он знал.

В первые дни после возвращения в Миллхэйвен, встречаясь с мужчинами и женщинами, которые могли знать больше, чем сами подозревали, Тим Андерхилл осознал, до какой степени он, вольно или невольно, думал о Марке как о своем сыне. Конечно же, он не мог говорить об этом с Филипом Потери, последовавшие одна за другой, надломили и опустошили брата, обратили в неискреннее и настороженное существо, зависимое от Тима в отношении любой надежды, которую он мог позволить себе ощутить. Не в состоянии чем-либо занять себя, Филип продолжал ездить на работу, но поскольку более или менее серьезной «работы» хватило лишь на пару недель, кабинет заместителя директора стал убежищем от эмоций и ассоциаций, неизбежных дома.

Как бы Тиму хотелось, чтобы на самом деле Марк спасся бегством из дома 3324 по Северной Сьюпериор-стрит в дом номер 55 по Гранд-стрит. Ему очень хотелось, чтобы ярость брата была заслужена им. Ярость, считал он, куда лучше безнадежности. Филип никогда не признавался в этом, но он довольствовался унылым комфортом безнадежности с того самого момента, когда диктор ФМ-станции WMTG из портативного радио на письменном столе отвлек его внимание от затейливых каракулей сообщением о том, что, по достоверным сведениям, к именам двух пропавших подростков, Шейна Ослендера и Трэя Уилка, добавилось имя третьего. Это сообщение шло как самая горячая новость информационного выпуска. В течение часа сержант Франц Полхаус из управления полиции Миллхэйвена рассказывал об обнаружении трупа шестнадцатилетнего Дьюи Делла в подлеске вдоль северного берега реки Киннинник. Предполагалось, что злодей был вынужден в спешке спрятать там тело и не успел уничтожить улики, как ему удалось это сделать с телами Ослендера и Уилка.

«И Марка», — мысленно добавил Филип, лишь отчасти сознавая, что он только что оттолкнул от себя последнюю надежду.

Тело Дьюи Делла нашли в пустынном и редко посещаемом месте на берегу реки на другой день после возвращения Тима в Миллхэйвен. А в день приезда Тим нашел Филипа напряженным и натянутым, как кожа на барабане. Если б Филип курил, он высаживал бы по пять пачек в сутки. Тим пригласил брата поужинать с ним в претенциозном ресторанчике «У Виолетты», расположенном в подвале «Форцгеймера». Ради приличия Филип взял себя в руки и спокойно поглощал пищу, не подпрыгивая ежеминутно, чтобы теребить полицию звонками на предмет новых подробностей расследования. В тот вечер он все еще надеялся, что сын, скорее всего, отправился на «Грейхаунде» [16] в Чикаго или другой крупный город, спасаясь бегством от воспоминаний. Филип настоял на встрече с Томом Пасмором; он хотел, чтобы колдовской талант детектива помог отыскать сына. Первые полчаса в ресторане Тим изо всех сил старался убедить Филипа, что, если они сейчас окажутся на пороге дома Тома и позвонят в дверь, Пасмор, хоть он ему и друг, откажет как во встрече, так и в розыске Марка Филипа убедить не удалось, тогда Тим достал мобильный телефон и решил доказать брату свою правоту. На удивление, Том Пасмор дал согласие встретиться с Тимом сегодня вечером

После того как Филип с неохотой ушел, Тим отправился на взятой им напрокат машине к дому Тома Пасмора на Истен-Шор-драйв. Том искренне обрадовался встрече, немного поколдовал над своими компьютерами и доложил, что, по имеющейся у него информации за последний месяц, Марк не садился в автобус до Чикаго или куда еще. Он обещал помочь в розыске всеми доступными ему средствами, но, как Тим и предсказывал, отказался встречаться с Филипом, если не возникнет острая нужда в такой встрече.

На следующий день Тим присоединился к Филипу за завтраком, проводил его на работу и приступил к трудоемкому процессу — обходу соседей. Когда это утомило его, он отправился в парк Шермана и пообщался с двумя полисменами, Нельсоном Роутом и Тироном Силвиджем, направленными сюда с заданием опросить людей об исчезнувших мальчиках. У Роута и Силвиджа были три фотографии, а у Тима два снимка Марка. Когда они показали свои, он показал свои. Никто не смог припомнить, что видел ребят выходящими из парка Шермана в компании с кем-либо, хотя две женщины, гулявшие с колясками, сказали, что лицо Марка кажется им знакомым. Имени мальчика они не знали, но видели его в этом районе.

— Он такой красивый, — сказала одна из молодых мамаш. — Нет, правда. У меня есть подружка, она бы... Ох, простите.

Вскоре после трех пополудни мобильник Тима издал тоненькую трель, и он выхватил телефон из кармана, напугав Джимбо Монэгена, до чьего дома он добрался только после возвращения на Сьюпериор-стрит. Нет, звонил не Марк, как это казалось возможным в течение, может, пары секунд. Звонил Филип: только что радиостанция WMTG поведала о судьбе Дьюи Делла.

— Марк любил бывать там, — сообщил ему Филип. — И именно там нашли тело, на том берегу. А мыто думали, на речке абсолютно безопасно! Там есть дорожки и для пеших прогулок, и для велосипедистов. А ты как считаешь — там было безопасно?

Тим думал, что было.

— А теперь всюду опасно, — сказал Филип.

В голосе Филипа Тим отчетливо слышал: Филип уже не верит в то, что Марк жив. Видно, боль от мысли о смерти переносилась легче, чем боль от неизвестности.

— Ему уже и прозвище придумали, — сказал Филип. — «Убийца из парка Шермана».

Услышав, что найдено тело мальчика, Джимбо широко раскрытыми глазами посмотрел на Тима.

Тим махнул ладонью с растопыренными пальцами, жестом прося мальчика подождать еще несколько секунд.

— Пресса всегда выдумывает сексуальные прозвища психопатам, которых еще не поймали, — сказал он Филипу. — Выслушай меня. Я еще не сдался и продолжаю поиски Марка. Этот третий паренек ведь найден не около парка Шермана, правильно? И пока что никто на самом деле не знает, что случилось с Ослендером и, как там его, Уилком.

— Сходи к Пасмору еще раз.

— Он тоже делает все, что в его силах.

Тим прервал разговор и опустил маленький телефон в карман пиджака.

— Извини, Джимбо. Мы с тобой как раз подошли к главному. Итак, ты стоишь с биноклем, Марк включает фонарик и... что дальше — темнота?

— Следующее, что помню, — я лежу на траве, а сверху на меня смотрит Марк и говорит со мной.

— А что конкретно он говорит?

— Ты, говорит, отскочил почти на фут и вырубился. Что-то вроде этого.

— Так и было?

Джимбо поерзал на стуле, на мгновение напомнив мышь под внимательным взглядом кошки. Перед ним стояла банка с холодной колой, перед Тимом — стакан со льдом. Со стороны лестницы в подвал донесся звук — Марго Монэген открыла дверь сушилки.

— Вроде того.

— И это произошло потому, что ты что-то увидел?

Джимбо посмотрел в сторону и пожал плечами.

Тим подался вперед и положил локти на стол.

— Марк говорил тебе, что он как будто видел в той комнате девушку?

— Ну да. — Джимбо сглотнул и снова посмотрел в сторону. — Поэтому я хотел попробовать бинокль и все такое... Думал, мы застанем ее врасплох.

— По-твоему, что это за девушка?

Джимбо скосил на него глаза и тут же отвел взгляд.

— Может, из дома сбежала...

— И как бы вы поступили, окажись ты прав?

— Постарались бы ей помочь. Поесть принесли... И полиции бы не выдали.

Честное выражение лица Джимбо навело Тима на мысль о том, что он пытался представить себя и Марка в наиболее благородном свете. Он что-то скрывал и делал это, решил Тим, ради Марка.

— Так ты видел девушку?

Джимбо скрестил на груди руки.

— Похоже, нет, — предположил Тим

— Никакой девушки я не видел. — Выразительное лицо Джимбо сморщилось, он поджал губы и уставился на яркую банку колы.

— Джимбо, как ты считаешь, дом на Мичиган-стрит имеет какое-то отношение к исчезновению Марка?

Мальчик повернул голову, на мгновение встретившись глазами с Тимом Кадык его резко дернулся.

— Мне бы очень не хотелось считать, что похищение каким-то маньяком — единственное объяснение исчезновения Марка. Хуже может быть только полное отсутствие объяснения. — Тим улыбнулся пареньку.

Тот заговорил, очень стараясь говорить медленно.

— Понимаете, мистер Андерхилл, я вообще-то не очень много знаю об этом Я даже не в курсе, может, Марк все просто сочинял...

— Если он сочинял, значит, у него была на то причина.

В открытом взгляде Джимбо Тим видел, что он мучительно решал, выдать часть своего секрета или нет.

— Только не говорите никому, хорошо?

Тим вновь подался к нему, сложив ладони вместе.

— Когда свет упал на окно, мне показалось, что я увидел там человека. Он прятался в глубине комнаты.

Руки Джимбо дрожали. Он облизал губы и посмотрел на дверь в подвал.

— Он смотрел прямо на меня. — Дрожь, как электрический разряд, пронизала все тело мальчика. — Я так испугался...

— Немудрено.

— Он был такой здоровый, как футболист. Огромная голова. Широченные плечи.

— Он просто стоял в комнате?

— Знаете, он как бы шагнул вперед, будто специально вышел на свет, — и я увидел его глаза. Они смотрели на меня. Они были... как стальные шары, серебристые такие. Больше не помню ничего до тех пор, пока не увидел Марка, склонившегося надо мной.

— Марку ты рассказывал об этом?

— Мне жутко захотелось домой. А Марк зашел ко мне на следующий день, и тогда я ему рассказал

— И слушал он тебя, думаю, с большим интересом.

Джимбо изобразил целую серию жестов, означавших «вы не имеете ни малейшего представления»: поднимал глаза к потолку, всплескивал руками, мотал головой. Когда он наконец взглянул на Тима, глаза его были широко распахнуты. Он был прирожденный комик, и при других обстоятельствах эта маленькая пантомима заставила бы Тима от души рассмеяться. Однако то, что он ответил, Тима поразило.

— С интересом? Марк рассказал мне, как посреди ночи выглянул из окна своей комнаты и увидел того же типа Он стоял у них на заднем дворе и, задрав голову, таращился на него! А когда Марк наутро проснулся, опять его увидел — мужик стоял на вершине холма на Мичиган-стрит, спиной к Марку.

— А почему Марк решил, что это тот же человек?

Джимбо подался телом вперед и прошептал:

— Потому что это не обыкновенный человек. Честное слово. — Лицо мальчика исказил страх, и голос его стал еще тише. — Поминки миссис Андерхилл помните?

Тим кивнул.

— Марк видел его там.

— В их доме?

— На кухне, стоял спиной к Марку. Лицом к двери. Кроме Марка, никто его не видел

С трудом подобрав вопрос, Тим наконец спросил:

— А что, по словам Марка, тот человек делал там?

Из подвала донеслись шаги Марго Монэген. Джимбо еще больше вытянулся к Тиму:

— Марк решил, что это предупреждение.

В кармане Тима зашелся трелью мобильник. Они с Джимбо одновременно резко выпрямились. На этот раз сердце Тима не сжалось от страшного предчувствия — кто это звонит, он понял прежде, чем услышал голос брата Не в состоянии выдержать остаток дня в своем кабинете, Филип умолял брата приехать к нему домой.

На кухне появилась мать Джимбо в обнимку с желтой плетеной корзиной, доверху загруженной только что выстиранным, пахнущим свежестью и еще теплым после сушилки бельем. Этот запах контрастировал с печальным выражением лица Марго. Она остановилась рядом с сыном и сказала

— Надеюсь, ты ничего не скрываешь от мистера Андерхилла, Джимбо? Понимаю, есть вещи, которые, по-твоему, маме рассказывать нельзя, но сейчас у тебя хороший шанс поделиться всем наболевшим.. Ты меня слушаешь?

Джимбо пробормотал, что да, слушает.

— Дело ведь нешуточное, сын. Твой лучший друг исчез. Еще одного мальчика нашли мертвым. Ты понимаешь, о чем я?

— Угу... — Он не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.

Марго пошлепала сыну ладонью по макушке и повернулась, чтобы уйти. Вскоре ее шаги донеслись с лестницы, ведущей на второй этаж. Тим посмотрел на съежившегося на своем стуле по ту сторону стола мальчишку.

— Джимбо, даже твоя мама знает, что ты по-прежнему что-то скрываешь от меня.

Парень, казалось, еще крепче вжался в спинку стула

— Но о доме она не знает ничего, так?

Джимбо вздохнул Боясь не выдержать, он не поднимал на Тима глаз.

— Зря мы туда поперлись...

Тиму вспомнилось, как он видел двух ребят идущими через Соборную площадь и сворачивающими на Джефферсон-стрит.

— Лично ты не хотел ввязываться в это дело, правильно?

— Да он не слушал меня, — воскликнул Джимбо. — Марк прямо сбрендил. Хотя, если честно, причина сбрендить у него была

— Расскажи, — попросил Том

И Джимбо рассказал ему — и конечно же рассказал больше, чем сам того хотел

По его словам, Марк стал каким-то странным после того случая с фонариком — рассерженным и смущенным одновременно. Он будто чувствовал, что дома на Мичиган-стрит надо остерегаться, и вынашивал какие-то планы относительно его. В то же время источником огромного беспокойства Марка стала мать.

Через два дня после испуга Джимбо и последовавшего за ним обморока Марк заявился домой через полчаса после наступления «комендантского часа» и вместо того, чтобы, как он ожидал, подвергнуться допросу, застал свою мать сидящей на краю ванны и оцепеневшей, как ему показалось, от страха. Именно после того вечера ее депрессия стала усугубляться с каждым днем

— И мы думали, что там, в доме, прячутся двое, — рассказывал Тиму Джимбо. — Здоровенный парень в черном пальто и девушка Мы часами торчали на другой стороне улицы, надеялись засечь, как этот парень выходит из дома Ему же надо покупать еду, правильно? Особенно если он девушку держит как заложницу, так мы с Марком думали. А может, это была не девушка, как считал Марк, а Шейн Ослендер, кто знает? Он же такой тощий. Как-то днем мы позвонили в полицию и сказали, что «убийца из парка Шермана» прячется в том доме, однако ничего не произошло. Не знаю, они, по-моему, даже не приехали посмотреть на дом

— Они не осматривали его?

— Мы, во всяком случае, этого не видели. — Джимбо приподнял и опустил плечи. — И нам в ответ не позвонили тоже. Чтоб я еще раз делал доброе дело для копов... Получается, вот дом, вот мама Марка. И его мама знает что-то об этом доме, знает наверняка. Состояние ее ухудшается с каждым днем Марк говорил мне: «Она будто думает, что там обитает Черная смерть[17]. Она делается похожей на одну из тех крестьянок Восточной Европы, откуда родом ее предки. Как старухи из "Дракулы", одетые в черное». Вот как он говорил А что ее гложет? То, что она знает об этом доме! И от этого Марк окончательно на доме зациклился.

Джимбо глянул на Тима, прикусив щеку изнутри:

— Он думал, ему удастся найти там объяснение, отчего его мама такая в последнее время. Может, какие-то фотографии, или старые документы, или что еще — может, даже пятна крови... — Джимбо был явно встревожен, в глазах его сверкнул гнев. — Он хотел осмотреть дом. С этого все и началось. С того самого дня мы ни разу не видели там никого и ничего, никто не входил в дом и не выходил оттуда Если «убийца из парка Шермана» когда и прятался там, то, похоже, он оттуда сорвался. И вот еще что...

В глазах его вновь полыхнул гнев.

— Он не доверял мне. Придурок. Он собирался нарушить свое хваленое «слово» и не хотел меня вмешивать.

— Джимбо, ради бога, что Марк сделал? — спросил Тим, почувствовав, что они наконец приближаются к важному моменту.

— Влез в дом. Разбил стекло на заднем дворе и забрался внутрь. Он рассказал мне об этом уже потом, а тогда якобы не хотел меня вмешивать. Конечно же, все врал, гад.

В тот вечер Марк позвонил Джимбо по мобильному и удивил его, предложив сходить к фонтану — посмотреть что там происходит. Если они отправятся туда вместе, никакой маньяк им не страшен. Самой большой опасностью была возможность того, что прогулка по парку Шермана окажется более скучной, чем фланирование по Мичиган-стрит.

Предложение Марка обрадовало Джимбо, желавшего держаться как можно дальше от человека, чьи глаза нашли его через окуляры отцовского бинокля. И хотя походом в парк Шермана они, несомненно, нарушали свои клятвы — нужно было честно признаться в этом, — но сама суть клятв и заверений оставалась нетронутой, поскольку присутствие полудюжины копов, вроде офицеров Роута и Силвиджа, гарантировало безопасность для любого молодого человека в радиусе ста футов от фонтана. Если уж на то пошло, родители должны были бы умолять своих детей проводить вечера в парке Шермана

Выйдя из дома, они пошли по переулку, и Джимбо чувствовал радостное облегчение от этого знакомого действия. Слишком часто в последние дни, как во сне, ощущался привкус ограничения свободы по воле чьих-то абсурдных желаний. Сейчас же в душе чувствовалась легкость, будто их освободили от пут и вернули в восстановленный привычный мир.

На Западной Ауэр-авеню мужчина в серой футболке команды Мичиганского университета, в серых хлопчатобумажных шортах и шлепанцах мыл темно-синюю «тойоту-камри» на широкой, в две полосы, подъездной дорожке. Он натирал капот машины, и тяжелые мускулы рельефно выделялись на руках и ногах. Когда ребята поравнялись с ним, здоровяк посмотрел на них и улыбнулся.

— Привет, молодежь, как дела?

— Нормально дела, — ответил Джимбо.

Мужчина лег грудью на капот, продолжая улыбаться:

— Ну и отлично. Только будьте осторожны, ладно?

Дневная жара еще не спала, и магазины были открыты. Продавцы скучали, облокотившись на прилавки, поглядывали украдкой на часы. Машин было не много. По их стороне улицы брели лишь старенькая женщина, согнувшаяся едва ли не параллельно тротуару, и мужчина, которого недавно прогнали из винной лавки, — он нацеливался кулаками на счетчик платной стоянки. У старушки в руке была плетеная сумочка, где лежала головка кочанного салата.

— Как бы я хотел слинять из этого долбаного города, — вздохнул Марк. — Надо написать дяде Тиму и напроситься пожить у него в Нью-Йорке.

— Думаешь, разрешит?

— Конечно разрешит. Почему нет-то?

Джимбо пожал плечами. Секундой позже он сказал:

— Может, и я с тобой поеду.

— А что, давай, — согласился Марк. — Или я поеду, а тебе пришлю открыточку.

— Скотина.

— Сам скотина, — отпарировал Марк, и несколько секунд оба хихикали, как маленькие.

— В Нью-Йорке столько шикарных женщин. Они там всюду, куда ни глянь. У каждого «Старбакса» они выстраиваются в очереди.

— Слышь, и что с ними, шикарными, делать?

— Уж я-то знаю что, — ответил Джимбо.

— Ага, знаешь — чем занять свою правую руку.

— Во всяком случае, Джинни Капецио не жаловалась, — сказал Джимбо.

— Джинни Капецио? Да ладно! Такая безнадега готова переспать даже вон с этим, — он махнул рукой в сторону пьянчужки, переставшего толкаться со счетчиком парковки и озиравшегося в поисках сухого местечка, чтобы прилечь.

Джинни — Вирджиния Капецио — ловко и охотно предоставляла услуги в области орального секса нескольким девятиклассникам Куинси, включая Джимбо, но исключая Марка. Сама она считала, что секс оральный можно не считать настоящим сексом

— Да ты просто завидуешь, вот и все, — сказал Джимбо.

Да, завидую, подумал Марк, но только Джеки Монэгену, а не его сыну. И попутно всем, кто когда-либо имел секс с привлекательной или отчасти привлекательной женщиной. У Джинни Капецио были толстые ноги и вызывавшие у Марка замешательство еле заметные усики, избавляться от которых отец ей запрещал Марк и не думал, что Джимбо верит его россказням о покинувшей его в прошлом году эффектной и красивой девушке по имени Молли Уитт, по которой все в школе сходили с ума. Марк самому себе не вполне отдавал отчет, зачем он врал про Молли Уитт. Так уж получилось в момент слабости, а потом отступать было некуда. К счастью, они с Джимбо дошли до перекрестка, что лежал по диагонали напротив входа в парк, и пока они смотрели по сторонам, готовясь перебежать улицу, необходимость отвечать отпала.

Как только они оказались на другой стороне дороги, одна и та же мысль пришла в головы обоим: надо было захватить с собой доски. Тропки, дорожки, аллеи со скамейками, сами по себе не менее полезные для скейтбордов, чем приспособления на специальных площадках, сходились у широкой чаши фонтана, тоже представлявшей определенный интерес для катания.

Ничего не подозревая о тучах, сгущающихся над ними, ребята неторопливо зашагали по широкой длинной аллее к фонтану, воображая, как их доски летят через волнистые каменные плиты. Это порадует не только их двоих в этот вечер в парке Шермана: небольшая стайка мальчишек в мешковатых джинсах, как птицы на насесте, уселись на кромке чаши фонтана, игнорируемые двумя полицейскими. Могло показаться, что копы болтали со своими подружками по мобильным телефонам, но, скорее всего, в настоящий момент они были при исполнении обязанностей.

Наблюдать за этой сценой было тоскливо, пытаться принять участие было неблагоразумно. Не сговариваясь, Джимбо и Марк одновременно развернулись и направились к ближайшей скамье. Один из полицейских бегло и оценивающе взглянул на них.

Джимбо вскочил на ноги и спросил:

— Ну, что делать будем?

— Я, наверное, домой пойду, — сказал Марк. — Что-то меня мутит.

Они отправились назад тем же путем, каким пришли, мимо почти опустевших магазинчиков и верениц домов, мимо лужаек и подъездных дорожек, убегавших в никуда. Похожий на атлета мужчина, все еще намывавший свою «камри», помахал мальчикам рукой, когда они проходили мимо, и они махнули ему в ответ. Свернув в переулок, они прошли оставшиеся пятьдесят футов до заднего двора Монэгенов.

— Зайдешь? — спросил Джимбо.

— Не сейчас, — ответил Марк. — А завтра покатаемся на досках, да?

— Да. — Джимбо сделал вид, что пытается ткнуть Марка кулаком в живот, ухмыльнулся и потрусил через задний дворик к кухонной двери.

Марк подождал, пока Джимбо скроется в доме, прежде чем отправился дальше по переулку. В его южной оконечности он повернул направо на Таусенд, затем еще раз направо на Мичиган-стрит и, сбавив шаг, поднялся на один квартал по западной стороне улицы, поглядывая на веранды ближайших домов, не наблюдает ли кто-нибудь за тем, что он собирается сделать.

Если бы сейчас Марка спросили, что он собирается делать, он ответил бы: «Хочу разведать обстановку».

Удовлетворенный тем, что никто за ним не наблюдает, Марк вдвое быстрее зашагал к границе участка дома 3323, бросил взгляд на другую сторону улицы, резко развернулся и припустил бегом через лужайку. Обогнул дом сбоку и приготовился пересечь задний двор, как вдруг резко остановился, опешив от того, что предстало его глазам.

Только сейчас до Марка дошло, что другие жители Мичиган-стрит постригали только ту часть лужайки брошенного дома, что была видна с улицы. За домом же лужайка исчезала под буйством высокого бурьяна и полевых трав. Кружево королевы Анны и тигровые лилии доходили до пояса. Слои мертвых листьев и серой мульчи[18] укрывали изножья могучих дубов. Марк почувствовал, будто он внезапно перенесся в другой мир. Жужжали насекомые. Как только он ступил в заросли, какое-то мелкое животное выскочило из-под его правой ноги и стремительно бросилось в густую траву. Но Марк, пораженный тем, что он увидел за домом, едва ли обращал внимание на эти мелочи. Задняя часть дома была переделана неузнаваемо. Марк понял он смотрит на то, что должна была скрывать восьмифутовая бетонная стена.

Рядом с кухней и вверх до самой крыши кто-то пристроил поразительное, странное сооружение. Как показалось Марку, по виду пристройки очень трудно было представить, что там может быть комната. Однако комната, подумал он, все же там была — вроде чердака под крутым скатом крыши. Сам скат упирался в нелепо короткую внешнюю стену всего лишь в трех футах от земли, и все это напоминало купол шатра огромной черепичной палатки. Марк не мог представить себе, для чего кому-то понадобилось строить подобное: длинная, без окна комната, зажатая почти отвесной крышей.

Вскоре после того, как Марк зашел за угол дома, заметно потемнело. Торопись, торопись, ночь близится... Марк продирался через высокую траву, и тигровые лилии качали головками. Еще одно маленькое живое существо в панике метнулось от него. Сухой и густой запах гниения поднимался от зарослей вьюна

Подойдя ближе, Марк убедился, что прилепленная к дому комната построена кое-как и давно нуждается в ремонте. Все было сляпано вкривь и вкось. Краска длинными струпьями отслаивалась от досок кухонной двери. Марк поднялся по трем расколотым ступеням и всмотрелся в стекло узкой дверной филенки. Слой серой пыли да смутные контуры разделочного столика, кухонного стола и арочного входа, в точности как у них дома, в гостиную... Он нажал кнопку звонка

А между тем день перешагнул еще одну ступеньку навстречу ночи, хотя небо оставалось все еще светлым Марк стянул с себя верхнюю футболку и намотал ее на правый кулак. С момента расставания с Джимбо он все время мысленно представлял себе, как это проделает, теперь же чувствовал, что все происходит автоматически и помимо его юли. Торопись, торопись, мальчик, кличь беду на свою голову, черная-черная ночь уже на пороге. Укутанный футболкой кулак пробил узкое окошко кухонной двери. Куски пыльного стекла полетели внутрь и, со звоном ударившись о пол, разлетелись на мелкие осколки. Так тихо, что Марк едва ощутил это, что-то странное и не более материальное, чем запах, потекло из разбитого оконца и осело на нем. Несколькими легкими тычками он удалил торчавшие из рамы остатки стекла Сорвав с кулака футболку и стряхнув с нее стеклянные брызги, Марк обмотал ее вокруг шеи и просунул руку в оконце. Пальцы отыскали защелку дверной ручки, неприятно скользкую, едва ли не сальную. Марк повернул ее, отпирая дверь, и вытянул руку назад. Затем приотворил дверь настолько, чтобы она пропустила худенькое тело подростка, и, действуя по плану, придуманному несколько часов назад, скользнул в темную кухню.

Секунду-другую Марк был способен чувствовать лишь ощущение запустения, нежилой пустоты, которое предполагало полную заброшенность жилья. В стене слева от себя он разглядел закрытую дверь, которая, должно быть, вела в «комнату-палатку». Вдруг то, что осело на него, когда он разбил окошко, сжало тисками горло. Глаза ослепли, и ни вдохнуть, ни выдохнуть Марк был не в силах. Безысходность и страдание сгустились вокруг мальчика зловонным облаком Желудок и кишечник свело судорогой. Вне себя от омерзения, Марк закричал. И едва услышал свой голос Одной рукой он задел кухонную дверь и — вот оно, спасение — рванулся к ней, но дверь, словно ее пробудили к жизни, ударила его в грудь и по локтю. Слой за слоем зловонный туман, как паутина, оседал на него. И тут наконец правая рука нащупала дверную ручку. Марк вылетел наружу и с силой захлопнул за собой дверь. Невидимая паутина и волокна тумана, казалось, продолжали тянуться за ним. Только после того, как он протер глаза и увидел перед собой собственные ладони — дрожащие и такие бледные! — Марк понял, что вновь обрел зрение.