Сергей Ермаков Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи)

Глава 1

Киллер шел по узкому полутемному коридору подсобного помещения ночного клуба, заставленному пустыми ящиками и коробками. Он ступал по грязному полу и не встретил на своем пути ни одного человека, потому что хорошо рассчитал время своего проникновения в клуб – на сцене в это время выступала популярная певица Татьяна и даже обслуживающий персонал клуба побросал свои дела, чтобы посмотреть на нее хотя бы из-за кулис. Убийца пересек коридор, вышел в небольшое фойе – накопитель перед выходом на сцену, быстро юркнул в служебный туалет и закрылся изнутри. Оказавшись в узком дезодорированном помещении с подтекающим бачком, убийца вытащил из кармана своего длинного черного пальто пистолет, достал из другого кармана глушитель к нему и стал неторопливо накручивать металлическую трубку глушителя на ствол пистолета.

В программе у Татьяны до завершения ее выступления было еще две песни, так что торопиться киллеру пока было некуда. Грядущие Новогодние праздники давали возможность артистам и персоналу клубов неплохо подзаработать, но и работать приходилось круглые сутки, оттого внимательность охраны притуплялась – сказывалась усталость и попасть даже в закрытый клуб кому угодно становилось легче. Киллер приладил глушитель на ствол, взвел затвор и еще раз мысленно прошел задуманный им план от начала до конца. Промашки не должно было случиться, ведь он заранее уже не раз побывал в этом клубе, знал в какую сторону будет уходить и каким образом избавится от преследователей. План был выверен с точностью до шага, с правильностью до секунды.

Убийца прислушался к доносящейся снаружи музыке – Татьяна начала петь свою последнюю песню в программе. Киллер хорошо знал ее репертуар, знал с какой песни она начинает свои концерты и какой заканчивает – пришлось не раз прослушать все кассеты и просмотреть все видеоклипы. Обычно последней своей песней в концерте певица исполняла шлягер из своего нового альбома "Поцелуй змеи" – песню, которая тоже называлась "Поцелуй змеи".

Киллеру эта песня нравилась, он ее знал наизусть и поэтому когда зазвучало вступление он стал негромко подпевать вместе с Татьяной, отстукивая ритм большого барабана глушителем пистолет по своей ладони: "Ты целуешь меня, но это губы не твои, ты целуешь меня поцелуем змеи…". Припев врезался в память, как бензопила. После припева шло длинное гитарное соло, потом еще припев и песня заканчивалась. Киллер уже приготовился к своему "выходу", прислонился к двери и внутренне собрался. Вот сейчас Татьяна допоет последнюю песню, получит цветы и отправится в свою гримерку. Тогда киллер выйдет из засады, пройдет всего девять шагов до двери гримерки и дальше будет действовать, как им и было задумано и сто раз просчитано.

Но внезапно в безупречный план киллера непредвиденными обстоятельствами были внесены серьезные коррективы. Татьяна почему-то не закончила выступление на песне "Поцелуй змеи", а продолжила петь и стала исполнять на "бис" одну из своих старых песен – из первого альбома. Киллеру, который уже настроился на выход и внутренне сосредоточился, пришлось отступить от двери, снова расслабиться и выматериться шепотом. Этот неожиданный фальстарт расстроил его – выбил из колеи, как спортсмена на стометровке, но ничего не поделаешь – с творческими людьми всегда так – бардак и никакого порядка. То ли дело какой-нибудь банкир, у которого расписание выверено по минутам – его, наверное, валить одно удовольствие – он на "бис" петь не станет. Убийца понял, что ему придется ждать еще минуты три. Он заставил себя успокоиться и не психовать, чтобы начать действовать холодно, с математическим расчетом, и выполнить свою задачу безупречно. Он быстро пришел в себя, но в этот момент еще одна неудача постигла его. В туалет, где спрятался киллер кто-то стал ломиться и стучать так, что щеколда едва не вылетела.

– Что такое? – стал возмущаться снаружи женский голос. – Есть там кто-нибудь? Что такое?

– Занято, – грубым голосом ответил киллер, обнаружив себя раньше времени.

Он никак не мог освободить туалет для женщины. Ему бы тогда пришлось ждать Татьяну в коридоре, а это означало – лишний раз светиться и подставлять задуманное под крах. Киллер опять начал нервничать, потому что снаружи тетка постанывала, кряхтела и все спрашивала: "Вы скоро там?". "Что ж тебя так приперло не вовремя?", – сердито думал киллер, а тетка выражала свое нетерпение тем, что время от времени подергивала за ручку двери.

Когда из зала донеслись овации, означающие, что Татьяна закончила свое выступление, то киллер уже был готов проломить голову этой тетке, которой так невовремя захотелось в туалет. Он приник ухом к двери и услышал, как мимо него по коридору прошла Татьяна и ее телохранитель. Ему удалось понять, что прошли именно они по тому, что тетка, которая ломилась в сортир, на минуту утихла и сделала певице комплимент. Но потом снова стала ломиться. Киллер понял, что еще несколько секунд и пора приступать к "работе".

Отсчитав их, киллер вытащил из кармана латексную маску Санта Клауса, натянул ее на голову, открыл защелку, толкнул дверь и наткнулся на дородную женщину с перекошенным от нетерпения лицом. Она хотела возмутиться, но увидев Санта Клауса с оружием в руках, не смогла вымолвить ни слова и отступила, пропуская его. Киллеру не нужны были лишние свидетели и ненужные крики, поэтому выйдя в коридор, он ударом рукоятки пистолета отправил женщину туда, куда она так хотела попасть. Тетка взмахнула коротенькими толстенькими ручками и без сознания завалилась прямо на унитаз. Убийца ногой прикрыл дверь и стал отсчитывать те самые девять шагов до гримерки.

На сцене опять загрохотала музыка, сотрясая басами все здание клуба здание и киллера это порадовало – теперь не будет слышно даже хлопков от выстрела – работу свою он сделает чисто. А поскольку сразу же после Татьяны на сцене выступала прима русской эстрады – поп-дива Милена Дольская, то в коридоре осталось так же пусто как и было до того. Поп-диву публика любила почти также как и Татьяну и все остались посмотреть ее выступление. Все складывалось теперь очень даже удачно.

Киллер сделал последний шаг, рванул левой рукой дверь в гримерку, перешагнул порог и перехватил пистолет двумя руками. Он увидел, что Татьяна стоит у зеркала, повернувшись ко входу спиной – очень удачно для него, чтобы выстрелить ей прямо в затылок и одним выстрелом покончить уже с этой грязной "работой". Девушка услышала что открылась дверь, посмотрела в зеркало и увидела позади себя отражение "Санта Клауса" с пистолетом в руках. Глаза ее расширились от испуга, но сдвинуться с места она не могла – ноги словно онемели. Убийце достаточно было двух секунд, чтобы поймать в прицел ее рыжие завитки на затылке и нажать на курок.

Но все же попасть в цель ему не удалось – за долю секунды до выстрела телохранитель Татьяны в прыжке оттолкнул девушку и вместе с ней упал на пол, закрыв ее своим телом. Разбитое пулей зеркало со звоном осыпалось на туалетный столик, сбрасывая с него предметы грима и макияжа. Раздосадованный киллер перевел ствол на упавших и нажал на курок еще раз. Пиджак телохранителя на спине взорвался кровавым фонтанчиком, но парень, как будто попали и вовсе не в него, быстро перекатился по полу и прицельно метнул в доброе лицо Санта Клауса какой-то предмет, разлетевшийся белой пылью. Это была коробочка с пудрой, упавшая с туалетного столика. Киллер, в глаза и нос которому попал порошок, а маска от удара съехала набок, дезориентировался в пространстве и стал палить наугад, отступая к двери, пытаясь проморгаться и прочистить нос.

А ведь киллера "заказчик" накануне предупреждал, что телохранитель Татьяны парень резвый и что нужно быть поаккуратнее и повнимательнее, но убийца не придал этому значения – он знал, что телохранитель не вооружен ничем кроме собственных кулаков и поэтому, как он посчитал, не опасен. Но не настолько же, чтобы с дыркой в боку кидаться пудрой, словно он заговорен от смерти. Шальным выстрелом киллер разбил оконное стекло в гримерке, толстое стекло с громким звоном посыпалось наружу, завыл пронзительно сиреной припаркованный под окнами автомобиль, на который упали стекла и убийца решил, что ему пора сматываться.

Он выскочил в фойе и увидел, что со стороны сцены бегут уже его направлении встревоженные разбитым окном крепкие парни в одинаковых черных костюмах – охрана клуба. Киллер несколько раз пальнул по ним и охрана, вооруженная только газовыми пистолетами залегла. Убийца помчался к выходу по полутемному коридору, сваливая позади себя стоящие по бокам коробки и ящики, чтобы загородить дорогу тем, кто кинется его преследовать. Но, похоже, желающих попасть под пулю не было – охрана залегла и не вставала. Киллер за короткое время успел выскочить на задний двор клуба – место заставленное мусорными бачками и машинами персонала, быстро пробежал сквозь арку и скрылся где-то в переулках центра Москвы. Тем временем Татьяна в гримерке поднялась с пола и, еще не отойдя от шока, огляделась. Ее телохранитель Саша сидел на полу возле стены. Лицо его было очень бледным, а губы почти белыми.

– С тобой все в порядке? – тихим голосом спросил он у Татьяны. – Ты не ранена?

– Я – нет, – ответила девушка, – а ты? Ты бледный очень!

– Так, царапина, – усмехнулся он, – заживет… на войне было хуже…

Он уперся рукой в пол и попытался встать, но вдруг сморщился от боли и чуть не упал на бок. Татьяна подскочила к нему, упала на колени и удержала его. Рука ее почувствовала что-то липкое и теплое. Она посмотрела на свои пальцы, окрасившиеся кровью своего телохранителя.

– Надо скорую вызвать, – засуетилась Татьяна, вскочив с места, – где мой мобильный?

– Уже вызвали всех, кого нужно, – сказал, заходя в гримерку, начальник охраны клуба – седой мужчина с внешностью Джеймса Бонда, – и милицию, и скорую помощь, всех вызвали.

– Вы его поймали? – с надеждой спросила Татьяна начальника охраны. – Задержали его?

– Нет, ему удалось уйти, – неохотно ответил тот и чтобы переменить тему обратился к Саше. – Как ты, парень?

– Нормально, – ответил Александр, улыбнувшись, – вы пока побудьте за дверью, пусть сюда никто не заходит, кроме врачей. Мне Тане кое-что сказать нужно…

Начальник охраны, ни слова не говоря, вышел в коридор, где удерживали любопытных его подчиненные. Александр сильно сжал Татьяне руку и посмотрел ей в глаза.

– Звони отцу, пусть срочно приезжает, – сказал он, – я больше не смогу тебя защищать, а кроме отца твоего некому…

– Ты не говори ерунды, ничего, ты поправишься, – глотая слезы, сказала Татьяна, – потерпи, сейчас скорая приедет…

Она заметила капельку крови у Александра в уголке рта, густую капельку, которая медленно поползла вниз по подбородку.

– Отцу скажешь, что киллер был профессионал, – продолжил Саша, тяжело дыша, – бывший военный или сотрудник спецслужб. Это видно было по тому как он оружие держал… пистолет поддерживал снизу левой рукой, хотя и стрелял из Макарова… привычка…

– Ты лучше помолчи пока, Саша, – попросила Татьяна, – тебе силы беречь надо, я в кино видала, что в таких случаях раненным лучше молчать! А папа приедет, сам ему все и расскажешь.

Александр сквозь боль улыбнулся. Татьяна поняла, что сморозила глупость – Саша воевал в Чечне в составе бригады морской пехоты под руководством ее отца, не раз уже в жизни был ранен и на войне и потом, когда спасал ее от бандитов, а она ему про какое-то дурацкое кино тут рассказывает. Татьяна взяла кисть его руки в свои ладони и стала греть у себя на коленях, стараясь удержать его тут, рядом с собой, не отпустить в небытие до приезда "Скорой помощи".

Александр дышал тяжело, с хрипом, а Татьяна прислушивалась к этому дыханию – знала, пока дышит, значит, жив. Время до приезда "Скорой" показалось вечностью. Наконец, дверь гримерки скрипнула и вошли люди в белых халатах. Татьяна обрадовано слегка тряхнула руку Саши, чтобы он очнулся, но ее телохранитель даже не шелохнулся. И только тогда Татьяна заметила как вдруг стала тяжела его рука. Она схватила его за плечи и заглянула в лицо. Глаза, еще минуту назад живые и подвижные смотрели прямо на нее, но их стеклянное безмолвие ничего не выражало.

– Саша! – закричала Татьяна. – Саша, очнись!

– Девушка, отойдите, дайте возможность поработать профессионалам, – попросил начальник охраны клуба.

Медсестра обняла ее за плечи, Татьяна встала и отошла к разбитому окну, чтобы глотнуть воздуха. Окно выходило на задний двор, а на улице уже сгустилась непроглядная ночь. Внезапно Татьяне стало страшно, ей показалось, что убийца прячется там – в темноте двора в глубине арки. Что он целится из своего пистолета ей прямо в грудь. Она отпрянула в сторону и спряталась, прижавшись в углу. Врачи встали и отошли в сторону, оставив Сашу лежать на полу. Татьяна бросилась к нему.

Она трясла его за плечи, пытаясь привести в чувство, она звала его до тех пор, пока седой, усталый доктор не подошел к ней и не произнес, положив руку ей на плечо:

– Это бесполезно, девушка, он уже умер, вы его не воскресите…

– Нет, нет, – замотала головой Татьяна, – этого не может быть… он не может умереть вот так… не может… он на войне выжил… он не может здесь умереть…

Но Саша больше не шевелился, прикрытые веки даже не дернулись, а голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Александр был мертв и с этим ничего нельзя было сделать. Татьяна встала, отошла от недвижно лежащего на полу тела своего телохранителя и лучшего друга, медленно подошла к своей шубке, достала из кармана мобильный телефон и набрала номер. Когда на том конце ей ответили, она сказала туда коротко:

– Папа, это я, Татьяна. Приезжай, пожалуйста, поскорее, Сашу убили. Я тебе потом, попозже перезвоню из дома и все расскажу подробно.

Поезд "Мурманск-Москва" прибыл по расписанию и остановился на платформе Ленинградского вокзала. Из вагона номер шесть вышел мужчина лет сорока, среднего роста, худощавый, но крепкий. Он поставил сумку на перрон и огляделся. К нему из толчеи народа немедленно приблизился мужчина – примерно ровесник приехавшего, но с круглым пивным животиком, который выдавал в нем человека состоятельного, хорошо питающегося. Он был лысоват, черняв, на волосатой груди его висела толстая золотая цепь без креста. Толстяк подошел к приехавшему мужчине и сразу спросил как его зовут. Удостоверившись, что он не ошибся, мужчина протянул ему руку и представился:

– Александр Бальган, продюсер вашей дочери.

– Алексей Никитович, – ответил отец Татьяны, пожимая руку продюсеру, – можно просто Алексей, а вообще я привык, что все меня называют Краб.

– Да-да, я знаю, – закивал головой Бальган, – Татьяна мне много рассказывала о вас. Она, к сожалению, не смогла приехать, вас встретить. Она сейчас вообще никуда из дому не выходит, у нее жуткая депрессия в связи с покушением на нее и со смертью Александра, ее телохранителя. Вы, кажется, служили с ним вместе в Чечне? Были его командиром?

Краб молча кивнул, подтверждая вопрос Бальгана, поднял с перрона свою сумку и они двинулись в сторону вокзала. На площади Бальган усадил отца Татьяны в свой "Мерседес", вырулил на дорогу и поехал к дому. Разговаривать с продюсером Крабу не хотелось, да Бальган и не привязывался с разговорами, ехал молча, а в машине играла ритмичная музыка, построенная на жестком гитарном рифе и сильный девичий голос пел что-то о роковом поцелуе змеи: "Ты целуешь меня, но это губы не твои, ты целуешь меня поцелуем змеи…"

– Песня из последнего альбома вашей дочери, – нарушил молчание Бальган, увидев, что песня заинтересовала его пассажира, – это прорыв не только на российском, но и на мировом рынке. Песня с ходу попала в горячую ротацию почти всех Московских станции и заняла первые места в хит-парадах. Вообще, этот последний альбом Татьяны…

– Почему "последний"? – спросил Краб. – Что, больше альбомов не будет?

Бальган не сразу понял о чем именно спросил его отец Татьяны, а когда понял, пояснил, что так вообще говорится – "последний" – не говорить же крайний или как-то еще. И выразил надежду, что Татьяна напишет еще не один, а двадцать один альбом и станет самой известной певицей в мире. Краб молча кивал, внимая соловьиным трелям продюсера, а перед глазами у него постоянно стояло лицо Александра – его солдата, которого он когда-то спас от смерти – вытащил из лап чеченских бандитов и который теперь погиб, защищая его дочь в центре Москвы в ночном клубе. Бальган пытался порасспрашивать Краба о погоде в Мурманске, о том какая рыбы нынче ловится в Белом море, но отец Тани отвечал неохотно, разговор никак не ладился и продюсер решил больше к суровому морпеху с расспросами не приставать.

Хотя у Бальгана были большие надежды на приезд отца Татьяны. Из-за покушения на певицу в клубе, Таня просто панически стала бояться оставаться одна, отказалась выступать на концертах, участвовать в телепередачах. А время было предновогоднее – самая "жатва", сенокос, как называют это время сами музыканты – время "рубить капусту". Тем более, если у тебя есть хитовая песня "Поцелуй змеи", которая две недели занимает верхние строчки в хит-парадах и есть раскрученное имя, можно рубить эту самую "капусту" почем зря. Но Татьяна после покушения на нее в клубе наотрез отказывалась выходить из дому и Бальган нес колоссальные убытки, платя неустойки за сорванные концерты. Продюсер полагал, что приезд отца все изменит и он сможет все-таки убедить Татьяну начать работу и какое-то время побудет рядом с ней. Бальгану Татьяна обрисовывала своего отца этаким суперменом, который может человек шесть здоровых бугаев в пучок связать, продюсер представлял себе чудо-богатыря, а приехал обычный мужичонка в затрапезной одежде.

Приехали к дому Бальгана и продюсер пояснил, что со дня покушения Татьяна не захотела возвращаться в свою квартиру, которую снимала недалеко от их дома и жена Бальгана Марина уговорила ее пожить пока у них. Поднялись на последний этаж новостройки, зашли в хоромы, какие Краб только по телевизору и видел – коридор – можно в футбол играть, потолки высотой в три человеческих роста, евроремонт, полы с подогревом. Когда входная дверь хлопнула, Татьяна выскочила из кухни, завизжала от радости, бросилась на отца и крепко его обняла. Вслед за дочерью Краба из кухни выглянула приятная, улыбчивая женщина лет тридцати и остановилась, прислонившись к дверному косяку. Таня схватила ее за руку, подтащила к отцу и представила их друг другу. Женщина, как и предположил Краб, оказалась женой Бальгана и звали ее Марина.

– Мы с Мариной лучшие подруги, – сказала Татьяна и добавила, – она мне как старшая сестра. Правда, Мариш?

Жена Бальгана улыбнулась и приобняла его дочь, словно и правда была ее старшей сестрой.

– Ой, папа, а что ж это я тебя в коридоре-то держу, – опомнилась Татьяна, – проходи на кухню, хочешь кофе с бутербродом?

Краб от кофе не отказался, присел за деревянный стол на шикарной кухне, площадью с однокомнатную квартиру в "хрущевке". Бальган тем временем, засуетился и, сославшись на срочные дела, покинул их компанию. В квартире они остались втроем – Татьяна, Марина и Краб. Марина вероятна понимала, что отцу и дочери нужно побыть вдвоем, поэтому "вспомнила", что ей нужно еще сегодня посетить солярий, помыть машину на автомойке и не пропустить занятия шейпингом. В общем масса дел скопилась на сегодня. Она быстро собралась, попрощалась до вечера и ушла. Взрослая дочь и ее отец остались в огромной квартире одни, и тогда только, оказавшись наедине с родным человеком, Татьяна смогла дать волю слезам. Она подробно рассказала отцу о том, что случилось в гримерке, о том как Саша закрыл ее своим телом, как потом, смертельно раненый, не признавался в этом и делал вид, что пуля убийцы просто царапнула его. Закончила она свой рассказ тем как он умер у нее на руках и добавила:

– Саша просил тебе передать перед тем как умер, что киллер этот профессионал, что он служил где-то в войсках или же в спецслужбах… он пистолет держал как-то по особому…

Повисла пауза. За окном чернела ночь, где-то в комнате бурчал телевизор, Татьяна помешивала в чашке выпитый кофе.

– Кто мог хотеть убить тебя? – спросил отец, нарушив тишину.

– Я не знаю, папа, – ответила Татьяна, – я даже предположить не могу. Я никому ничего плохого не сделала. Я просто занималась тем, что я умею делать – я писала песни и пела их. Я вообще не знаю кому и зачем понадобилось в меня стрелять.

– А у милиции какие-то версии есть? – спросил Краб.

– Да, есть у них одна версия, – ответила Татьяна, – и подозреваемый есть…

И она рассказала отцу о том, что главный подозреваемый в этом деле – некий композитор Коваленко – провинциальный "талант" из города Няндомы Архангельской области, который приехал в Москву для того, чтобы пробивать себе дорогу в шоу-бизнесе. Сначала этот Няндомский композитор просто носил для Татьяны в студию Бальгана компакт-диски со своими песнями, потом ждал ответа, не дождался, стал звонить ей по телефону и требовать, чтобы Татьяна пела его песни, а когда она отказалась, пригрозил, что убьет ее.

Краб спросил – видела ли она когда-нибудь этого Коваленко живьем и похож ли он на того убийцу, который зашел к ней в гримерку? Татьяна ответила, что Коваленко никогда не видала, да и убийцу толком тоже разглядеть не сумела – гримерке все произошло как в каком-то страшном сне, как в тумане. А у маньяка Коваленко только слышала голос по телефону, когда он ей звонил. И рассказала, что как бы она не меняла номер своего телефона, Коваленко все равно находил его и опять звонил ей с угрозами.

– Но достать номер моего телефона как раз не проблема, – добавила Таня, – в переходе на Пушкинской площади можно купить номер телефона любой звезды, хоть самой Милены Дольской. И потом, папа, киллер был в маске Санта Клауса, лица я не видела, как бы я могла его узнать?

– Так этого Коваленко задержали? – спросил Краб.

Татьяна ответила, что его в данный момент ищут и обязательно найдут, потому что дело ведет по просьбе Бальгана и по рекомендации самой Милены Дольской один из самых опытных сыскарей Москвы, человек, который специализируется на уголовных делах в шоу-бизнесе майор Прохоров. Краб, который второй раз уже услышавший в восторженных тонах о некоей Милене Дольской, решил поинтересоваться что это за персона.

– Ты что, папа, ты телевизор не смотришь? – удивленно спросила Татьяна. – Это же поп-дива, известная всей стране?

Крабу нисколько не было стыдно за то, что он не знает поп-диву. Популярная музыка никогда не была его увлечением – он сам не мог спеть правильно и трех нот, из всего обилия музыки предпочитал Высоцкого и бардов, типа Митяева и Визбора, оттого в познаниях относительно поп-див и поп-мужиков был полный профан. Краб поинтересовался у дочери – сообщила ли она своей матери и отчиму, которые жили в Киеве, об истории с покушением на нее? Татьяна ответила, что позвонила им сразу же после того, как позвонила ему и обо всем, что с ней случилось, сразу же сообщила. Не стала дожидаться когда мама и отчим узнают о том, что произошло из телепередач или из газет.

– Потому что журналисты так все перевирают, – пояснила Татьяна, – что белое становится черным, а черное белым.

Краб с этим согласился.

– Мама сразу же захотела приехать ко мне вместе с отчимом, – добавила Татьяна, – но я ей сказала, что ты уже едешь ко мне в Москву, поэтому им приезжать совсем нет смысла. Да и много ли от них толку в нашей ситуации – от учительницы музыки и скрипача-виртуоза?

Краб согласился, что в данной ситуации, конечно, немного, но вообще они воспитали Татьяну и сделали для нее все, что могли и что помогло в результате ей стать известной певицей. Татьяна не спорила.

Домой вернулся расстроенный Бальган. Он отозвал Краба на кухню и, нервно куря сигареты одну за другой, сообщил ему о том, что уже несколько концертных площадок выкатили ему, как продюсеру неустойку за сорванные концерты Татьяны. Он пожаловался отцу, что таким вот образом, игнорируя приглашения на выступления они с Татьяной теряют не только деньги – фиг с ними с деньгами, их еще можно будет заработать – они теряют очень важную вещь – свою репутацию, что в мире шоу-бизнеса делать недопустимо. В мире шоу-бизнеса существуют такие негласные правила – если ты пару раз прокололся, то за тобой уже тянется длинный, неприятно пахнущий шлейф слухов и дурной славы.

– Москва хоть и большой город, но в некоторых понятиях маленький, – пояснил Бальган, – ошибок столица не прощает.

Краб возразил, что, мол, разве народу непонятно – на Татьяну недавно покушались, ее могли убить – она в таком состоянии сейчас, она просто боится выходить на сцену – не до песен ей сейчас! Но Бальган покачал головой – наоборот, люди хотят видеть, что Таня жива здорова, хотят, чтобы она их веселила и пела для них любимые песни, не смотря ни на что. Народу наплевать на покушение, это произошло не с ними – толпа жестока, а Татьяна, как это не грустно признавать, всего лишь кукла в руках этой толпы. Она сама себе перестала принадлежать уже после того, как стала заметной фигурой массовой поп-культуры. И Бальган тоже сам себе не принадлежит, он всего лишь винтик в большом механизме. Это и есть шоу-бизнес – никого не волнуют твои проблемы – тебе заплачено, так будь добр, оставь свои неурядицы за кулисами, выходи на сцену и делай всем весело. Бальган схватил Краба за руку и буквально чуть не пал перед ним на колени.

– Я прошу вас, поговорите с ней, – прошептал он громко, – вы для Татьяны непререкаемый авторитет, я это знаю, она мне сто раз это говорила! Она вас послушается, она вас очень уважает. Бояться ей теперь уже больше нечего, ведь маньяка Коваленко, который стрелял в гримерке, вот-вот задержат. Это дело ведет майор Прохоров, он очень опытный сыщик, он уже вышел на след Коваленко, так что опасаться, я вам клянусь, больше совершенно нечего. Скоро Новый год – у нас с Татьяной на каждый день было запланировано по два-три, а то и по четыре концерта и все срывается. У нас сейчас как раз идет промоушн нового альбома "Поцелуй змеи", нужно именно сейчас работать на износ, иначе кто-то другой займет нашу нишу, альбом не будет продаваться, а песня за ротацию которой я столько взяток заплатил, вылетит на хрен из всех хит-парадов! Поговорите с Таней, пора начинать работу! Я вас прошу, поговорите!

– Я постараюсь, – ответил Краб, освободившись от липких рук Бальгана, – но ничего не обещаю.

– Да и Татьяна, выступая сама отвлечется от дурных мыслей, – продолжил Бальган, – нет лучшего лекарства от депрессии, чем с головой окунуться в работу, это я по себе знаю, поверьте мне.

– Я же сказал, что делаю все, что смогу, – повторил Краб.

Он никак не мог отделаться от мысли, что Бальган ему неприятен. Продюсер, услышав обещание Краба помочь ему, успокоился, сел на табуретку и заметил, что сигарета в его руке давно уже погасла. Тогда он закурил еще одну и налил себе чашечку кофе. Краб тоже присел за стол и спросил у продюсера о маньяке Коваленко – полагает ли он тоже, что это именно этот провинциальный композитор стрелял в гримерке и убил телохранителя Татьяны Александра? Продюсер закивал головой и сказал, что он стопроцентно уверен, что это был Коваленко, потому что больше некому и незачем пытаться убить Татьяну – смерти девушки, которую так любят в народе, может желать только маньяк у которого крыша поехала.

– Помните Джона Леннона? – спросил Бальган.

– Ну? – неопределенно ответил Краб.

– Его тоже убил человек, который был его поклонником, – ответил Бальган, – и очень горячим поклонником. Но сумасшедшим.

– Почему "тоже"? – возразил Краб. – Татьяна, слава богу, жива и я надеюсь, что больше ей ничего не угрожает?

– Я оговорился, – махнул рукой Бальган.

"Слишком много оговорок за один день", – подумал Краб, повернулся и пошел в комнату в квартире продюсера, которую Бальган на время предоставил его дочери.

Но в этот же вечер Краб вместе с Татьяной, поблагодарив продюсера за гостеприимство и помощь, перебрались в ее съемную квартиру, которая находилась недалеко от жилища Бальгана, в таком же доме, но по габаритам и по роскоши, конечно, сильно уступала "логову" продюсера. Краб отметил это вслух.

– Но он же "монстр" шоу-бизнеса, – пояснила Татьяна, – а я всего-навсего молодая певица. Ничего, папа, все у меня будет. Не все сразу. Надо только больше работать и у меня будут такие же хоромы, как у Бальгана, а-то и больше.

Краб с этим молча согласился. Самому ему не нужны были такие же хоромы как у продюсера. Ему хватало двенадцатиметровой комнаты в общежитии с жесткой солдатской кроватью, тумбочкой, столом и древним шкафом. Туалет находился в конце коридора, общая кухня, но к себе Краб приходил только спать, оттого не замечал неудобств. Ему нравилось жить в заполярном поселке, где располагалась его 61-я отдельная Краснознаменная бригада морской пехоты "Спутник". Но это ему – вечному солдату, а дочери он желал другого и готов был помочь ей добиться того, чего она желала. Татьяна сняла свою гитару со стены и заперлась у себя в комнате, сочиняя песню. В связи с приездом отца липкий страх покинул ее сердце, отпустил и нахлынуло неожиданное вдохновение. Отец побродил по квартире, слушая как дочка в соседней комнате напевает под гитару новую песню, на кухне увидел оторванную с корнем дверцу у шкафа и занялся ремонтом, чтобы как-то занять себя.

Назавтра им предстояло прямо с утра ехать в тот самый клуб, где произошло покушение, потому что следователь Прохоров хотел лично допросить Татьяну об обстоятельствах дела на месте преступления, а она никак не соглашалась никуда выходить из дома до приезда своего отца. Теперь, когда Краб появился, Татьяна обрела хоть какую-то уверенность в себе и она собралась таки съездить в то самое место, даже само упоминание о котором вызывало в ее душе жуткий страх.

Часов в десять утра они с отцом вышли из дому и дошли до платной стоянки автомобилей. Татьяна села за руль маленькой красной "Тойоты" и махнула рукой отцу, чтобы он тоже садился.

– Твоя машина? – спросил Краб, усаживаясь на удобное сидение.

– Нет, это Марины автомобиль, жены Бальгана, – пояснила Татьяна, – мы с ней заранее договариваемся. Когда ей никуда не нужно ехать, я беру ее машину, она разрешает. У нас пара ключей – у нее одни и у меня другие. Я на свою машину еще не заработала. Вернее заработала, но не на такую, какую хочу.

Они подъехали к клубу, возле которого их ждал покуривая возле зеленого цвета "Жигулей" – шестерки майор Прохоров и еще один высокий молодой человек в милицейской форме в очках в тонкой оправе. Прохоров был лысеющим с выправкой мужчиной лет тридцати пяти с черными цепкими глазами и острым, как клюв вороны, носом. Увидев "Тойоту", он бросил сигарету и затушил ее носком форменного милицейского ботинка. Только ботинки выдавали в нем человека служивого, а в остальном Прохоров был весь в гражданке. Татьяна, выйдя из машины, представила майору своего отца, но Прохоров отреагировал безразлично, даже невежливо – едва заметно кивнув, сразу повернулся к ним спиной и пошел в клуб. Молодой опер, который был с Прохоровым поспешил представиться сам:

– Старший лейтенант Молчанов. Помощник майора Прохорова.

И протянул руку для приветствия. Краб пожал ему руку, Татьяна сказала: "Очень приятно" и они последовали вслед за бывалым сыщиком внутрь клуба. Краб отметил про себя, что от майора Прохорова за версту несет противным одеколоном, которого сыщик вылил на себя, наверное, целый флакон.

В клубе Прохоров стал вести себя нагло и вызывающе, словно был хозяином этого заведения, пренебрежительно разговаривал с персоналом и угрожал всех уволить на хрен, намекая на свою дружбу с владельцем клуба, за то, что никто из администраторов не мог найти ключ от гримерки, где произошло покушение. Наконец, вопрос был разрешен, Татьяна, Краб, Молчанов и Прохоров подошли к дверям гримерки, открыли дверь и зашли внутрь.

– Вы не могли бы подождать снаружи? – не глядя на отца, спросил майор. – Разговор у нас с Татьяной будет конфиденциальный, вам не обязательно присутствовать.

– Нет, – замотала головой Таня, – пусть мой отец остается здесь. Без него я ничего вам говорить не буду и не скажу вообще.

Прохоров недовольно прищелкнул языком, в знак согласия с тем чтобы Краб остался, кивнул, снова закурил, прошелся вдоль стен, пощупал пальцем вставленное стекло в том самом окне, которое выбил своим выстрелом киллер, потом подошел к зеркалу, которое пока не вставили и сказал:

– Ну, хорошо, раз ваш отец остается, он и будет у нас исполнять роль киллера. Давайте с вашей помощью изобразим как все было в тот роковой вечер.

Начали следственный эксперимент, в ходе которого Краб узнал, что убийца пробрался в клуб через дверь пожарного выхода, которая обычно, по словам администратора, всегда была заперта на металлический засов изнутри. То есть получалось следующее – либо кто-то открыл убийце этот засов, либо сам киллер сначала зашел в клуб через центральный вход без оружия (на входе все проходили через детектор металла), затем сам себе открыл дверь, вышел, взял припрятанный где-то недалеко пистолет и вернулся уже вооруженным. Потом Прохоров поведал Татьяне и Крабу, что со слов единственной свидетельницы покушения, которая находится сейчас в больнице с сотрясением мозга после удара рукояткой пистолета по голове, убийца долгое время прятался в туалете, а после выступления Татьяны быстро вышел, прошел по коридору, открыл дверь и начал стрелять. Последних деталей свидетельница не помнила, потому что от удара потеряла сознание, их добавил от себя майор Прохоров.

Краб по заданию Прохорова изображал киллера и чем больше он проходил по следам преступника, тем меньше ему верилось, что все это придумал и сделал маньяк-композитор. План преступления был задуман и выверен с холодным сердцем и трезвым умом, сверстан человеком, который был уверен в том, что в нужный момент он не спасует и у него не дрогнет рука выстрелить в человека. И не просто в человека, а в молодую, красивую девушку, что было немаловажно.

Крабу приходилось участвовать в войне и он знал, что хладнокровно убить женщину, пусть даже врага не всегда поднимется рука даже у бывалого бойца. И если это сделал "композитор" из Няндомы, то значит он не только композитор, но еще и, допустим, служил где-нибудь на войне или же был милиционером. По крайней мере, с оружием он обращаться умел неплохо и был достаточно циничен в своих действиях.

– А что известно об этом Коваленко? – спросил Краб у Прохорова.

– Что известно, то известно, – нелюбезно ответил сыщик, – тайна следствия!

– И все-таки? – не отставал Краб.

Прохоров, раздражаясь, ответил ему все-таки, что запрос относительно личности Коваленко уже сделан по месту его прежнего жительства в город Няндому и на днях ответ должен прибыть в Москву. И еще добавил, что лично у него нет сомнений, что стрелял в Татьяну и убил ее телохранителя именно Коваленко, потому что других версий у следствия просто нет. Певице больше никто не угрожал, она никому дорогу не перешла, а Коваленко неоднократно по телефону грозился убить Татьяну.

– Вам не кажется, что это слишком простой ответ на сложный вопрос? – напрямую спросил Краб.

Прохоров надулся, как брачующийся индюк, покраснел от гнева, неожиданно перешел на "ты" и прошипел сквозь зубы:

– Я в органах пятнадцать лет! Я лучший сыщик Москвы, а ты кто такой есть, что суешь свой нос, куда не надо совать? Я здесь задаю вопросы, а не ты! Понятно? Вот и все тогда! И нечего мне тут! Поймаем Коваленко и он во всем сознается – дело выеденного яйца не стоит! Все, до свидания!

Прохоров со скрипом повернулся на каблуках и деловито вышел прочь, сильно толкнув входную дверь. Старший лейтенант Молчанов, который оправдывал свою фамилию тем, что все время молчал, поспешил за своим начальником, попрощавшись перед уходом, но не так как рассерженный Прохоров, а достаточно сдержанно и вежливо. Уходя сказал, что является поклонником Татьяны и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Странный какой-то этот Прохоров, – сказала Татьяна, – не нравится он мне. А второй милиционер, который Молчанов, вроде ничего, нормальный мужик.

Краб, слушая дочь вполуха, в это время внимательно осматривал гримерку и обратил внимание на бурое пятно на стене возле пола. Он подошел к нему, присел рядом.

– Это Сашина кровь, – пояснила Таня, увидев, что отец рассматривает пятно, – он возле этой стены присел, после того как его ранил киллер. Улыбался, шутил еще, а ведь чувствовал, наверное, что умирает…

Краб утвердительно кивнул головой – Саша, сержант морской пехоты, его лучший ученик никогда не сдавался, даже прошитый насквозь чеченскими пулями он сохранял мужество и чувство юмора. Краб прикоснулся пальцами к бурому пятну. Если бы не поступок Александра, этим пятном могла была бы быть кровь его дочери. Телохранитель ценой своей жизни спас его дочь от неминуемой смерти, а убийца ушел безнаказанным. Кто бы это ни был – Коваленко или же кто другой, Краб решил, что сам должен его разыскать и наказать по-свойски.

Пока убийца на свободе нет никаких гарантий, что он не захочет повторить свою попытку и не появиться перед ними снова где-нибудь в подъезде или просто на улице с пистолетом в руках. Похоже, Прохоров зациклился на своей единственной версии с Коваленко и на сознании собственной значимости – "я лучший сыщик Москвы". Тоже мне – Шерлок Холмс и доктор Ватсон в одном флаконе – уперся и не хочет даже пораскинуть мозгами, подумать, может быть есть еще какое-то решение в этом непростом деле.

– Поехали отсюда, – предложила Татьяна, – мне тут совсем не по себе. Мне это место во сне снится, я от него избавится не могу. Все время перед глазами этот Санта Клаус с пистолетом, я смотрю на дверь и боюсь, что он снова сюда войдет.

– Натащили сюда всяких Санта Клаусов, – попытался пошутить Краб, чтобы отвлечь дочь от страшных мыслей, – то ли дело наш Дед Мороз – ни в кого не стреляет, разве только из хлопушки.

Шутка отца отчего-то Татьяну не слишком развеселила, она подошла к нему, дернула за руку и первой пошла к выходу.